Текст книги "За свободную любовь! (СИ)"

Автор книги: Анатолий Уленов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

  – Малыш, где ты? – простонал он с порога.

  Не получив ответа, он заглянул из полутемной прихожей в кухню и увидел его, стоящим у плиты с книжкой в руках, с обложки которой скалились окровавленные морды.

  – А Нестор, привет! – мимолетный взгляд и Гарик снова уткнулся в книжку.

  На плите что-то шипело и чадило, Гарик – в шортиках, в трогательной майке с Микки Маусом, волосы смешно повязаны платком – Гарик увлечённо читал.

  – Окно хоть открой, дышать же нечем, – слабым голосом произнёс Нестор, желая обратить внимание на своё горе.

  – Сам открой, не видишь – я занят, – вполне беззлобно огрызнулся Гарик.

  – Чем ты занят?

  – Ужин готовлю. Ты где-то шляешься, а я должен с голоду помирать?

  – "Ужин готовлю"!.. Посмотри, ты всю плиту заляпал, а чистить кто будет? – Нестор устало ткнул пальцем в закопчённую и забрызганную жиром эмалированную поверхность.

  Они заглянули друг другу в глаза.

  – Ты, ты будешь всё чистить, – насмешливо сообщил Гарик, – потому что я создан не для чёрных работ.

  – А я создан для чёрных работ... – с горечью констатировал Нестор.

  – Тебе виднее для чего ты создан, но раз уж ты пришёл, займись делом.

  Гарик стянул с Нестора пиджак, развязал ему галстук, напялил на него фартук и ушёл продолжать увлекательное чтение.

  Нестор остался наедине с холодными кастрюлями, уныло текущей из крана водой и медовыми лучами вечернего солнца.

  Потом пришла душная, тёмная ночь, и Нестор, путаясь в липнущих к телу, мокрых от пота простынях, всё думал и думал о Диме, негодовал на то, что всё у них так по-дурацки получается с самого начала.

  Нестор обещал себе, что будет предельно чуток с Димой, что проникнет до самой сердцевины его существа, что пройдёт извилистыми путями его помыслов и на этом пути без сожаления потеряет очертания своей несуразной личности, растворится в Диме, станет его частью, кровью, которая циркулирует по его сосудам...

  Нестор тонул в тёмных водах кошмара. Среди пылких клятв и мучительно прекрасных образов вдруг неизвестно откуда пришло воспоминание о вкусе губ Магаданского, пронзившее тело Нестора насквозь, заставив его вздрогнуть и с суеверным трепетом вглядеться в ночную тьму.

  Ощущение присутствия Магаданского, близости его тела, преследовавшее Нестора потом и во сне, было настолько реальным и осязаемым, что, проснувшись, он ещё некоторое время был уверен, что слышит дыхание Магаданского и, повернувшись, увидит на подушке его чёткий профиль и чёрные, глянцевые волосы.

  Безумие какое-то...

   5

  Они приехали в аэропорт вечером, измученные долгими сборами, заполнением документов и выслушиванием инструкций, оба мрачные и недовольные собой и друг другом. Дима только сейчас впервые по настоящему почувствовал свою ответственность и мучался неуверенностью, сможет ли справиться с действительно важным делом. В данный момент он очень в этом сомневался – как не крути у него не было никакого опыта, а надеяться только на компаньона... унылая физиономия компаньона отнюдь не внушала оптимизма.

  А Нестор просто устал, и потому чувствовал себя особенно несчастным. Когда они сели в самолёт, он откинулся в кресле, закрыл глаза и, едва его затылок коснулся мягкого валика кресла, как всё закружилось у него перед глазами, подёрнулось пеленой нереальности, и Нестор провалился в зияющую тёмным отверстием воронку и на некоторое время отключился.

  У спящего Нестора был на редкость скорбный, измождённый вид. Лицо его сделалось бледным, резкой тенью обозначились провалы щёк и глазниц, словом, выглядел он так, будто лежал в гробу.

  В гробу аккуратно причёсанный Нестор с тщательно уложенными волосами, со старательно повязанным галстуком был строг и неприступен как на официальном приёме.

  Золотое пламя свечей мягко струилось по его лицу, бликами скользя по волосам и теряясь в густой тени ресниц. Сладостные ангельские голоса осторожно укачивали его, как воды широкой, спокойной реки. Пением, казалось, был пронизан воздух, тонко вибрирующий тысячью серебряных струн. Тихонько позвякивало в руке священника кадило, печально покачиваясь в такт ангельскому пению, клубы густого, сладкого дыма обволакивали Нестора, и, словно горячие слёзы, капал на его бесчувственные пальцы расплавленный воск от вставленной в их переплетение тонкой свечи.

  Под куполом храма вдруг отчётливо раздался неуместный горестный возглас, привнося в спокойную гармонию хора скандальные нотки.

  – Из-за одной неблагодарной особи мужского пола такое расстройство?!

  Попирая изящным ботинком пыльные балки потолочного прикрытия, под куполом храма стоял Гарик – в феерическом клубном прикиде, с разлетающимися при каждом повороте головы шелковистыми волосами и со вспыхивающим при каждом взмахе ресниц пламенем гнева в профессионально подведённых глазах.

  Нестор, которому до этого момента в гробу было хорошо, вздрогнул и заморгал удивлёно.

  От стены зловещей тенью отделился Магаданский и оглушительно захохотал. Мало того, что жутким своим видом Магаданский мог испугать даже покойника, которого испугать не так уж просто, так даже простой звук его леденящего душу смеха вихрем пронёсся по храму, гася золотистые свечи, и крылом летучей мыши коснулся вскользь лица Нестора.

  Нестор зажмурился и всё сжалось у него внутри. Ничего себе – умер называется!

  – Не переживай так сильно, Гарик, морщины появятся, – издевательски проговорил, подходя, Магаданский.

  – Отвали, извращенец, – буркнул Гарик, – Ужас летящий на крыльях ночи. Решил заделаться некрофилом?

  – Решил, – охотно согласился Магаданский, – Ты погляди, – кивнул он на Нестора, – Какой бесславный конец! А Димочку ты неблагодарной особью назвал напрасно. В чём его вина? Он не хочет становиться педерастом и имеет на то полное право.

  – Не хочет... А кто же этого хочет?! – с чувством воскликнул Гарик.

  Магаданский снова расхохотался.

  – Браво!

  Его взгляд сделался каким-то очень сладким, он приблизился не спеша, и рука его властно легла на гариково бедро. Несколько секунд Гарик смотрел на него насмешливо, затем по-кошачьи мягко положил ладонь ему на грудь, и эти двое на глазах потрясённого Нестора занялись любовью.

  Насколько в гробу у него затекли и онемели конечности Нестор почувствовал, когда вернулся в реальность и слух его наполнился ровным гуденьем двигателей самолёта. Он покосился на Диму, чей профиль вырисовывался на фоне стены холодно и бесстрастно, и сердце его наполнилось отчаянием: не выйдет у них ничего.

  Господи, есть же в этом мире капля Божественного вдохновения, подвигающая людей поступать порой не по рассудку, а по Любви, сделай так, чтобы Дима забыл о разуме, чтобы позволил себе забыть о разуме! Как той ночью...

  Нестор оставил себе один день на раздумья. Надо было ещё решить что и как говорить Магаданскому, надо было подготовиться. Поэтому, как Дима не горел желанием поскорее заполучить своего Степанова и побыстрее приступить к делу, Нестор в своём решении остался непреклонен.

  Он, наверное, ещё никогда в жизни своей не был так сосредоточен, молчалив и ответственен. Может это атмосфера Берлина, в которой витал дух немецкой педантичности, так влияла на него, но он сделался невероятно методичным и сверх аккуратным. Ему, как ни странно, удалось абстрагироваться от этой действительности, взглянуть на всё дело как бы сверху и нельзя сказать, что увиденное его обрадовало.

  Конечно же Нестор запретил себе об этом думать, он предпочёл повести Диму на прогулку, как только они немного отдохнули с дороги и, надо сказать, прогулка вышла чудесной: день был тихим и тёплым, а они оба, выбитые из колеи слишком быстрой переменой места, были милы и романтичны друг с другом.

  На следующий день Нестор позвонил Магаданскому. Разговор у них вышел короткий: Магаданский назначил время и место встречи и даже, явно пренебрегая правилами вежливости, не поинтересовался как они долетели. Впрочем, Нестор был малодушно рад тому, что его больше не стали терзать никакими вопросами – он был к этому не готов.

  После этого Нестор начал нервничать. Дима, окрылённый лёгкостью первого шага, говорил, что Нестор "просто золото", строил грандиозные планы и волновался за исход завтрашней встречи. Нестора это раздражало, своими восторгами Дима задевал в несторовой душе самые болезненные места, он снова пробуждал те мучительные мысли, которые Нестор запрятал от себя поглубже.

  Нестор не спал ночь, утром поссорился с Димой, точнее обидел его каким-то пустячным замечанием с намёком на его невежество, что Диму всегда особенно болезненно задевало, и такой вот – раздражённый, в растрёпанных чувствах – он отправился к Магаданскому.

  Магаданский принимал их в своём офисе, где всё было как игрушка, всё словно новенькое и сияющее первозданностью. Увидев фигуру Магаданского, увидев эти стены, где всё напоминало об их с ним романе, Нестор потерял остатки спокойствия и благоразумия. Сюда Нестор приезжал, когда Магаданский взялся руководить его движением по неизведанному океану нового русского бизнеса, здесь он потом устраивал Магаданскому истерики и сцены бессмысленной ревности, а на кожаном диване в его кабинете они однажды даже занимались любовью.

  – Чрезвычайно рад видеть тебя снова в Берлине. Приятно сознавать, что ты вернулся, – после церемонии представления и обмена любезностями поприветствовал Нестора Магаданский. И улыбнулся ему своей вампирской улыбочкой.

  Этого Нестор и боялся. Но он никакими силами не мог заставить себя кокетничать с Магаданским в присутствии Димы, хотя наедине с ним это получалось само собой. Сейчас Нестор впервые увидел себя как бы со стороны и ему почему-то сделалось так плохо, что он растёкся мыслями как кисель, отупел и сделался неспособным к действию.

  В результате он смог только молча улыбнуться в ответ – это получилось у него достаточно любезно, но в то же время так, будто он страдал от нервного тика.

  – Присаживайтесь.

  Магаданский предложил им кофе, черные кофейные чашечки отразились в полированной глади стола, воздух наполнил приятный кофейный аромат. Хотя на лице Магаданского кроме вежливого внимания не отражалось как всегда ничего, Нестору почему-то казалось, что он насмехается. Его небрежная поза, его отточенные манеры казались в данный момент насмешкой. Нестор кожей чувствовал , что он издевается.

  – Давно ли вы занимаетесь бизнесом, Дима?

  В который раз Нестор поражался, как Магаданский чувствовал людей: с Димой он сразу повёл себя как лев со щенком, сразу взял покровительственный тон.

  – Да не так уж давно – года три наверное... – неожиданно доверчиво поведал Дима, – Я когда ещё учился в институте, машинами торговал. Знаете – пригонял из-за границы иномарки... – легкомысленно начал рассказывать он.

  Нестор едва не упал в обморок – что это значит? Дима повёл себя до невозможности глупо, выдавал Магаданскому о себе всё: свою несерьёзность, некомпетентность, свой авантюризм – н чуть ли не исповедовался ему. Со своей непрошеной дурацкой откровенностью и растроганно блестящими глазами он выглядел так, будто влюбился в Магаданского.

  Дима явно находился под сильным впечатлением. Ещё бы! Это был не Макс, "среди новых русских" таких как Магаданский (точнее, для него Степанов) ему встречать не приходилось. Представительность, безупречный вкус и главное сила, исходящая от него весьма ощутимо и недвусмысленно, просто покорили его.

  Нестор был возмущён, оскорблён, убит! Нестор страдал, глядя, как Магаданский вытягивает из Димы всё что ни пожелает. Нестору Дима не рассказывал о себе и сотой доли того, что с готовностью выкладывал сейчас Магаданскому.

  – Вы не женаты, Дима, как я понял? – Магаданский коснулся губами края кофейной чашечки, пряча улыбку – лёгкую издевательскую улыбку.

  – Не женат.

  Этот идиот покраснел! Он едва заметно смутился, едва заметно покосился на Нестора, но неужели Магаданскому этого не было достаточно?!

  А Дима – было такое впечатление – просто томился от желания, чтобы его спросили: "А что у вас было с Нестором?". Чтобы ответить: "Да мы переспали с ним один раз..." и дальше излиться потоком путаной, бессвязной речи о своих сомнениях, терзаниях и тревогах.

  Или это всего лишь плод больного несторова воображения, невроз, выражаясь медицинским языком?

  Но Диму Нестор никогда ещё таким не видел. Куда что девалось? Куда пропали его обычные насмешливость и высокомерие? Нестору хотелось встряхнуть его, как несколько дней назад этого хотелось Гарику проделать с ним самим, когда он, очертя голову, кинулся в эту авантюру, произнеся роковое "Олег, у меня к тебе дело".

  Нестор терял контроль над собой, раскалённое острие ревности вонзалось ему под рёбра. Но вот кого и к кому он ревновал?

  Нестор неизбежно должен был сойти с ума.

  – Кажется за этой приятной беседой мы забыли о деле, – зло улыбнулся он, воспользовавшись паузой.

  – Но ещё всё можно исправить – всё в ваших руках, – ответил Магаданский, сделав приглашающий жест рукой.

  Дима слегка смутился, осознав, что болтал столько времени попусту, Нестор вспыхнул, уверившись окончательно, что Магаданский просто развлекается, а Магаданский смотрел на них так, как будто понял всё.

  Нестору захотелось броситься на него, расцарапать ему физиономию, потом вытолкать Диму из этого кабинета пинками, наорать на него за дверью, а потом пойти и утопиться. Нестор готов был устроить истерику, отхлестать Магаданского по щекам, выкрикивая при этом невнятные по своему обыкновению претензии, ему хотелось зарыдать и с чувством сообщить, что ненавидит обоих.

  Всё-таки Магаданский вызывал в нём такие бурные эмоции как никто другой.

  Дима, стремясь исправить положение, приступил к изложению сути дела. На взгляд Нестора он делал это со множеством ненужных подробностей, чем раздражал Нестора дополнительно. Но чем дольше Нестор смотрел на него и чем больше его слушал, тем спокойнее становился. Дима невольно умилял его. Мягкая прядь каштановых волос, упавшая ему на лоб, его манера жестикулировать при разговоре, словно он руками помогал себе находить нужные слова – всё это было так трогательно, так мило.

  Нестор успокоился, взял себя в руки и вспомнил о том, что Дима – его любимый Дима – нуждается в его поддержке, что без его чуткого руководства он будет беспомощно барахтаться в водах большого бизнеса, что сам Нестор пришёл сюда с ним затем, чтобы мягко заставить Магаданского помогать ему.

  Да, Нестор снова приносил себя в жертву, он постоянно приносил себя в жертву. Унижение ради Димы не составляло для него никакого труда. В данном случае он жертвовал Магаданским, это тоже было ему нетрудно – этот человек никогда не будет любить тебя так, Нестор, как ты этого хочешь, не благоразумнее ли забыть о нём и никогда не слышать больше: "Ну чего ты хочешь – чтобы я женился на тебе?"

  А твоё счастье, Нестор – вот оно сидит рядом, рассказывает что-то о рынках сбыта. Кто сказал тебе, что у вас ничего не получится? Нестор был готов ждать сколь угодно долго, он был безмерно терпелив.

  Тем временем Магаданский выслушал сбивчивую Димину речь и, мило улыбаясь, сказал следующее:

  – Всё это выглядит слишком поверхностным и непродуманным. Я понимаю, что это модный стиль ведения дел сейчас в России, но я хочу, чтобы вы поняли, что здесь это не пройдёт. Здесь нужна кристальная честность и уверенность в партнёрах. Я не могу рекомендовать вас серьёзным людям, потому что не уверен в вас сам. А с мошенниками я сам не имею никаких дел...

  Нестор не впал в панику подобно Диме, которого слова Магаданского повергли в шок. Нестор вежливо улыбался своему "бывшему" любовнику, заставляя Диму смотреть на себя с надеждой. К радости Нестора Дима больше не распахивался наружу перед Магаданским и, похоже, начинал мучаться раскаянием из-за припадка своей глупой откровенности.

  – Ты конечно совершенно прав, – мягко улыбнулся Нестор в ответ, – Но неужели в этом деле нет абсолютно ничего такого, что бы могло тебя заинтересовать? Подумай, ведь сейчас условия диктуешь ты...

  Магаданский ласково провёл пальцами по нежному фарфору, поставил чашечку на блюдце:

  – Ты хочешь что-то предложить мне?

  – Смотря по тому, что ты у меня попросишь, – кокетливо стрельнул глазами Нестор, он, кажется снова обрёл свободу в общении с Магаданским, – Я сделаю абсолютно всё, даже невозможное, – засмеялся он, хотя оба они знали, что он не шутит.

  – А знаешь, это предприятие действительно начинает интересовать меня, – в глазах Магаданского загорелся опасный огонёк, – Но только ты же знаешь как я занят, почему бы тебе не заняться им самому? Я буду помогать тебе...

  – Как скажешь.

  – Прекрасно. Тогда позвони мне... сегодня вечером. Ты приедешь ко мне и мы всё с тобой обсудим.

  Магаданский встал, ясно давая понять, что аудиенция окончена. Они распрощались и расстались... до вечера...

  Поскольку, как говаривал Магаданский, две черты несторова характера были неизменны – истеричность и пунктуальность – Нестор стоял перед дверью Магаданского минута в минуту в назначенное время.

  Когда-то от этой двери у него был ключ, который в своё время он конечно же швырнул Магаданскому в лицо, разумеется, с различными патетическими возгласами.

  Магаданский встретил его более чем любезно.

  – Здравствуй, мой ясноглазый! – он взял его двумя пальцами за подбородок и чмокнул в губы, – Наконец-то я удостоился чести принимать тебя в своём доме. Чьё могучее перо способно описать мой восторг и благодарность за эту несказанную милость?!

  – Я думаю могучее перо Зигмунда Фрейда вполне справилось бы с этим, – старательно хмурясь, пробормотал Нестор.

   – Какая дерзость! – засмеялся Магаданский. Его рука легла Нестору на талию и он легонько потянул его за собой, – Пойдём, мой хороший...

  Нестор проклял себя: он настроился на то, что идёт приносить себя в жертву и никакого удовольствия получать не должен, чтобы не предавать самого себя и свою любовь к Диме, но стоило Магаданскому обнять его, как весь этот вечер превратился в милое любовное свидание и весь тщательно нагнетённый трагизм ситуации бесследно улетучился.

   Нестор снова запутался в своих чувствах, как всегда когда пытался в них разобраться. Может тут и разбираться нечего? Просто приятно чувствовать сквозь ткань эту руку и всё? Такое объяснение Нестора устроило и он махнул рукой на свои безнадёжно запутанные чувства.

  – Я надеюсь мы сначала поговорим о деле? – Нестор освободился из объятий Магаданского и сел в кресло, указывая ему на кресло напротив. Всё-таки не хотелось так сразу и навсегда терять уважение к себе. Стоило хотя бы немного посопротивляться своим желаниям.

  Магаданского поведение Нестора развеселило несказанно. Он сел на подлокотник кресла, обнял Нестора за плечи и насмешливо проворковал ему на ушко:

  – Об этом деле я могу сказать тебе коротко следующее: я не собираюсь им заниматься. Для этого мне не обязательно пересаживаться в другое кресло.

  – То есть как? – Нестор растерянно поднял на него свои серые глаза.

  – А вот так, – Магаданский взял его лицо обеими руками и поцеловал сначала один глаз, потом другой, – Разве я не говорил тебе об этом ещё в Москве, не говорил сегодня утром? Повторяю: не буду, не хочу и не буду. У меня полно других дел.

  – Олег, но ведь ты обещал! – Нестор схватился за его рубашку.

  – Оставь это дело, – внушал Магаданский, целуя его пальцы, – Я могу предложить тебе десяток других, гораздо более выгодных...

  – Олег! – Нестор послушно подставил своё лицо под его поцелуи, замирая от его горячего дыхания, – Пойми, мне не надо других, – прошептал он, закрывая глаза и позволяя его руке скользнуть между своих бедер, – мне надо всего лишь это...

  – Если это предприятие чем-то тебя держит, скажи чем, – настойчиво произнёс Магаданский.

  Нестор испуганно открыл глаза и встретил его пристальный, холодный взгляд. Своим смятением он выдал себя с головой, если до сих пор Магаданский ещё в чём-нибудь сомневался, теперь он мог сказать, что знает наверняка.

  – Почему ты молчишь? – Магаданский зарылся лицом в его волосы, целуя их и прижимаясь к ним щекой.

  Разумеется он обо всём догадался и стоило ли сомневаться, что Димино дело теперь дохлый номер. Нестор слишком хорошо помнил злосчастного Генриха, из-за которого лишился семьи и работы.

  Ну что всё-таки этот человек с ним делает, чего он от него хочет вообще? Любит он его в конце концов или нет?! Какие же у него необыкновенные руки...

  – А может мы пойдём в постель? – еле слышно проговорил Нестор, находя губами его губы. Непослушными пальцами он стал расстёгивать рубашку...

  Наутро Нестор был так обессилен, что даже мысли не шевелились в его голове. Под глазами синяки, в голове шум – но зато никаких желаний, никаких страстей! Впервые за много дней.

  – Олег, ты меня любишь? – меланхолично спросил Нестор.

  Голова его покоилась у Магаданского на плече, а пальцы чертили на его груди какие-то знаки.

  – Люблю, лапочка, конечно люблю, – усмехнулся Магаданский, – Если тебе так хочется непременно услышать это слово!..

  – Опять ты смеёшься! – поморщился Нестор, – Да, я хочу услышать это слово! Я хочу слышать его каждый день, но, во-первых, не от тебя, как ты легко можешь догадаться, а во-вторых...я всё равно тебе нужен только для того, чтобы потрахаться!..

  – Ты забыл сказать "н-ненавижу", – рассмеялся Магаданский.

  – Да! Не-на-ви-жу! – гордо продекламировал Нестор и впился зубами Магаданскому в плечо.

  Когда-то Нестор был существом невинным и целомудренным и любовь представлял чем-то чистым, возвышенным и бесплотным, как тающий в воздухе звук скрипки, как трель соловья, Магаданский показал ему нечто принципиально отличное от этого идеала, нечто чувственное и страстное, но Нестор был неисправим. После каждой бурно проведённой с Магаданским ночи он, вяло натягивая одежду, чувствовал себя обиженным, обманутым и несчастным. Он по-прежнему желал любви светлой и прекрасной, а Магаданский – проклятый Магаданский! – не носил его на руках, не вздыхал ночью под балконом и не говорил ему слов трогательных и нежных.

  Все эти унылые мысли снова мелькали в его голове, когда он смотрел из машины Магаданского как мимо проносятся автомобили, как останавливаются перед гостиницей такси, как по тротуарам, ослепительно белым от жаркого солнца, идут люди. Нестор смотрел и не видел, в уши его в это время вливался голос Магаданского – властный, глубокий, от которого дрожь пробегает по спине...

  – Я серьёзно предлагаю тебе остаться. Сколько можно жить так как живёшь ты? Я понимаю, что тебе на это наплевать, и мораль читать я тебе не собираюсь, но тем не менее сделай небольшое усилие и решись наконец. Пойми, что именно сейчас я могу предложить тебе хорошую работу, а это значит, что у тебя будет нормальная жизнь. А о том, зачем ты приехал сюда забудь...

  – Стоит мне заикнуться об этом, ты всё время говоришь нет. Ответь мне на один вопрос – почему?

  – Потому что ты чего-то не договариваешь, – сухо ответил Магаданский.

   Нестор, конечно, и сам прекрасно знал, что чего-то не договаривает, поэтому от слов Магаданского у него вспотели ладони – он был не готов к откровенному разговору.

  Магаданский на ответе не настаивал. Выдержав паузу, он поинтересовался:

  – Ну что ты решил?

  – Ничего, – честно ответил Нестор.

  – Могу я узнать о чём ты думаешь?

  Нестор повозил пальцем по сиденью, как это делают маленькие дети, когда смущаются или хотят что-то скрыть.

  – Скажи...тот последний раз, когда мы виделись в Москве – зачем ты тогда вернулся?

  – На этот вопрос ты можешь ответить и сам. Не за Гариком же!

  – Но ведь перед тем мы распрощались, кажется, навсегда? И я ясно сказал, что не люблю тебя...

  – У тебя это получилось неубедительно.

  Нестор вздохнул.

  – Это всё что ты можешь мне сказать?

  – Прекрати, – скривился Магаданский, – К чему эти дурацкие романтические разговоры? Ну что ты сразу надулся? – он повернулся к нему на сидении, – Ну-ка поцелуй меня!

  Нестор хотел сначала обидеться, но не смог устоять: прильнул к его губам, вдохнул глубоко его запах, крепко обнял его, спрятав лицо у него на груди.

  – Если бы ты любил меня, мне бы больше никто не был нужен, – сорвалось у него с языка.

  – Выходит, я тебя не люблю? – Магаданский попытался заглянуть ему в лицо, но Нестор, покраснев, уткнулся в его рубашку так, что оторвать его не было никакой возможности.

  – Действительно дурацкий разговор, – с неудовольствием буркнул Нестор, – Сидят два здоровых, нормальных на вид мужика: "Дорогой, ты меня любишь?". Пошло, да? Со стороны, наверное, смешно до невозможности... Мой отец говорил, что все извращения от безделья. Видимо, у меня слишком хорошая жизнь. Может, если мне к станку пойти работать, я сразу девушек начну любить? Или мне, по крайней мере, станет "не до сексу"? Какое облегчение для общества! Надо попробовать. "Здоровый образ жизни – здоровая сексуальная ориентация!" – звучит красиво, – всхлипнул Нестор.

  – Мальчик мой!.. – Магаданский ласково провёл рукой по его волосам.

  – Олег, я хочу быть нормальным!

  – Ты и так нормальный. Если ты захочешь завести жену и детей, ты всегда сможешь это сделать.

  – Ты не понял! Я хочу быть нормальным, а не выглядеть как нормальный! Зачем мне к чёрту жена, в которой я не нуждаюсь в принципе?! А я хочу нуждаться в этом, хочу иметь те же дурацкие желания, что и остальные. Не хочу быть в меньшинстве. Или убейте меня. Или оставьте, наконец, в покое!..

  – Прекрати истерику, Нестор. Или ты получаешь удовольствие от самоистязания? Я никак не пойму чего ты хочешь.

  – Ты и не поймёшь никогда! Потому что ты меня не любишь!.. – Нестор оттолкнул его и отодвинулся на противоположный край сиденья.

  Магаданский молчал, только чёрные глаза его опасно заблестели.

  – Ты меня не любишь, – снова оскорблено выдохнул Нестор, – Но мне всё равно... Мне всё равно! Я люблю другого человека...

  На большее несторова вдохновения не хватило, он оборвал фразу на самом патетическом моменте, с ужасом чувствуя, что совершил что-то непоправимое. Взгляд Магаданского ставил его в тупик, за холодным вниманием угадывалось нечто пугающее.

  – Продолжай, – подбодрил его Магаданский.

  – Я сказал достаточно, – гордо отрезал Нестор, судорожно пытаясь в этот момент нащупать ускользающую из под ног почву.

  – Достаточно для чего?

  Магаданский никогда не терял спокойствия, у Нестора иногда возникало нездоровое желание вонзиться ему зубами в горло или каким-нибудь иным способом причинить ему боль, чтобы вывести из себя, чтобы убедиться, что он действительно человеческое существо, а не вампир, как с мистическим восторгом пугал его Гарик.

  – Ну, лапочка, смелее, договаривай всё до конца...

  Этот человек продолжает над ним издеваться!

  – Что ты хочешь знать? – Нестор призвал на помощь всю свою ненависть к нему, – Тебе назвать его имя, возраст, паспортные данные?

  – Да нет, зачем же. Это я и так знаю.

  Похоже Магаданский развлекался.

  – Я не желаю с тобой разговаривать, – Нестор чувствовал, что выглядит маленьким, жалким и несчастным. Он предчувствовал исход разговора и от этого ему хотелось малодушно сбежать, забиться куда-нибудь подальше в угол и не видеть, не слышать, не знать этой тягостной неизбежности.

  – Не желаешь? А об этом загадочном "деле", которое ты так упорно навязываешь мне при каждой нашей встрече? Ты не желаешь знать что я об этом думаю?

  – Что?

  Магаданский прекрасно знал инструмент, на котором собирался играть, все струны несторовой души были ему доступны и подвластны. Нестор всеми силами не желал, но позволил втянуть себя в эту подлую беседу.

  – Твой Дима хочет использовать тебя, – серьёзно произнёс Магаданский, – Я не знаю тонкостей ваших отношений, но мне становиться обидно, когда я вижу на что ты готов пойти ради это парня.

  – Я люблю его.

  – Несчастье моё, неужели обязательно терять при этом рассудок?!

  – Ты не знаешь ничего, и я не позволю тебе лезть ко мне в душу. А к тебе я обратился исключительно потому, что полагал, тебе будет нетрудно это сделать...

  – Правильно. Мне действительно нетрудно. Но я не сделаю этого. Ради тебя. Чтобы помочь твоей наивной романтической душе избежать ещё одного разочарования.

  – Твоя забота как всегда выражается весьма своеобразно!..

  – Как и твоя любовь. Как ты собираешься объяснить своему Диме что мы делали с тобой сегодня ночью? Или ты скажешь ему, что я тебя изнасиловал?

  – Я тебя ненавижу... Я тебя ненавижу!..

  – Очень мило. Я полагаю, на этом наш разговор окончен?

  Магаданский включил зажигание.

  – Ты всегда только развлекался со мной, использовал, а потом вышвыривал из своей постели до следующего раза, когда тебе захочется потрахаться. Я никогда тебя ни о чём не просил, я прошу тебя в первый раз, а ты... не можешь сделать для меня такой малости! Кто ты после этого?

  – Лапочка, это ты хотел использовать меня, это я должен обижаться, что ты лёг со мной в постель ради этого парня...

  – Всё. Убирайся.

  – Малыш, мне искренне жаль тебя...

  Нестор вышел из машины и с силой захлопнул дверцу. И Магаданский уехал. Мгновение назад была здесь его машина и вот ее уже нет, как будто всё это был сон. Лучше бы это был сон...

  Дима не мог равнодушно смотреть на вошедшего Нестора. Он видел всё, он заметил и круги под глазами, и припухшие губы, и утомлённость в его вялых движениях. Он не мог видеть только его глаза – Нестор старательно прятал их под подрагивающими пушистыми ресницами.

  – Что-то ты задержался, – Дима сделал вид, что продолжает рассматривать журнал. Не отрывая взгляда от пёстрых, глянцевых страниц и не меняя позы, он напряжённо ждал ответа.

  – Ты хочешь сказать, что соскучился? – криво усмехнулся Нестор.

  Дима выразительно посмотрел на него, давая понять насколько нелепо это его предположение.

  – Я позвонил сегодня Максу, сказал, что всё идёт хорошо... Что мы делаем сегодня?

  – Дима, это предприятие действительно так много для тебя значит?

  Дима вскинул на него изумлённо округлённые глаза.

  – Что ты хочешь этим сказать?

  Нестору опять захотелось убежать, но – некуда, от себя не убежишь...

  – Ты... в самом деле так погружён в работу или я просто совсем не интересую тебя?

  Дима медленно отложил журнал, сел нога на ногу, воззрился на Нестора вежливо и внимательно.

  – Я думал, мы приехали сюда работать, мне казалось, что у тебя такое же мнение...

  – Какая ерунда! – засмеялся Нестор, – Ну с какой стати ваши с Максом дела должны интересовать меня в какой бы то ни было мере?..

  – Я не понимаю к чему весь этот разговор...