Текст книги "За свободную любовь! (СИ)"

Автор книги: Анатолий Уленов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц)

  Такой милый легкий акцент.

  Вовка и Гарик по очереди протянули руки для пожатия – у них обоих все еще были такие лица, будто к ним в гости заглянул президент.

  Иностранец же смотрел на них сияющими неиссякаемым счастьем глазами и, самое странное, Жорка в этот момент был удивительно похож на него – он тоже улыбался и тоже светился, как новогодняя елка. Вот и говори после этого, что хорошо знаешь человека! Он вел себя в точности, как американец!

  Поулыбавшись, они вошли в гостиную (в гостиную была превращена комната Жорки как наиболее приличная), где стол ломился от кушаний. Мистер Дадсен громко повосхищался, убивая своей шаблонной американской улыбкой, и все уселись на предназначенные им места.

  Они говорили о компьютерах и только о компьютерах битых два часа и почти не пили. Гарик едва не скончался от тоски. Забыв о данном самому себе обещании, он глушил водку едва ли не больше всех. Мистер Дадсен все косился на него и, наконец, не выдержал:

  – Такой юный молодой человек не должен столько пить.

  Гарик улыбнулся ему так очаровательно, как только мог, откинув развязным движением прядь волос, упавшую на глаза.

  – Был бы я трезвым, давно умер бы от ваших терминов! Вас самих еще не тошнит?

  Мистер Дадсен воззрился на Жорку едва ли не с ужасом.

  Вовка кусал губы, чтобы не засмеяться.

  – Он шутит, – сказал Жорка.

  Мистер Дадсен улыбнулся, но уже как-то натянуто.

  – Ах, шутит!

  – Yes! – воскликнул Гарик, имитируя иностранный акцент, – Это есть шутка! На самом деле я обожаю поговорить о точных науках, особенно когда завтракаю, обедаю или ужинаю! Мужики, кончайте вы эту херню! – взмолился он, – давайте лучше выпьем, я тост скажу – нормальный, общечеловеческий!

  Воспользовавшись воцарившимся недоуменным молчанием, он налил всем водки – больше пролил на стол – Вовка поймал себя на мысли, что рассматривает мальчишку почти с вожделением. "Что со мной?! – мысленно вопил он, – Пьян я что ли, или я действительно становлюсь каким-то другим?!"

  В своих до безобразия обтягивающих джинсах и рубашке, завязанной узлом на животе, Гарик смотрелся вызывающе сексуально. Для кого он старается? Или он всегда такой?

  – Тост, который я всегда произношу первым! – мальчик высоко поднял рюмку, так, что луч света ослепительно сверкнул в хрустале, и провозгласил:

  – За свободную любовь!

  Вовка громко хмыкнул и первым стукнулся краем рюмки о рюмку Гарика. Жорик и мистер Дадсен тост поддержали, хотя на лицах их совершенно ясно читалось полнейшее непонимание того, что происходит.

  После гариковой выходки оживленный разговор как-то заглох, о компьютерах больше не говорили, а другой темы для разговора для этих людей, видимо, не существовало. Потому мистер Дадсен не стал засиживаться. Сославшись на неотложные дела, он удалился, когда не было еще и девяти. Все так же широко улыбаясь, попрощался с Вовкой и Гариком, причем глаза его теперь смотрели на мальчика с тихим ужасом.

  Жорка пошел его провожать.

  Как только за ними захлопнулась дверь, Вовка с Гариком расхохотались. Безудержно, до слез.

  – Ты его клеил? – сквозь смех выговорил Вовка.

  – Кого? Американца?! – Гарик рухнул на пол, закрыв лицо руками, – Ты с ума сошел! Я – такого?! А ты уж не ревнуешь ли?

  – М-м, а пожалуй, он ничего!

  Вовка попытался изобразить улыбку в тридцать два зуба.

  Это было ужасное зрелище, оно вызвало приступ нового дикого хохота, который не остановило даже возвращение Жорки.

  – Два идиота, – пробормотал Жорка, отправившись убирать со стола, – Только бы нажраться.

  – Где ты откопал этого придурка? – спросил его Вовка.

  – Ты сам придурок!

  – О, гляди, обиделся! Жорик, что у тебя с этим иностранцем?

  Жорка либо не понял намека, либо не захотел понять – что вернее.

  – Мы говорили об этом весь вечер, – сказал он укоризненно, – Мог бы и послушать вместо того, чтобы кидаться на водку так, будто не видел ее никогда.

  – И все-таки, откуда он взялся?

  – Мы познакомились на ВВЦ, на выставке продукции IBM. Между прочим, я звал тебя с собой.

  – Ну да, ну да.

  Вовка тяжело рухнул на аккуратно застеленную Жоркину кровать.

  – И как там... IBM?

  Жорка не отвечал. В самом деле обиделся что ли? И Вовка отправился в свою (теперь уже не совсем свою) комнату – еще заставят мыть посуду. Жорка его не удерживал. Что толку от того, кто едва держится на ногах?

  Гарик сидел на кровати, обнявшись с магнитофоном, вокруг валялись кассеты, которые он включал по очереди и выкидывал обратно.

  – В общем-то, почему бы не словить кайф... когда сам плывет в руки, – размышлял Вовка, снимая пиджак, – Какого хрена я...

  – Ты, надеюсь, не положишь гостя спать на диване?

  – Что?

  Сбитый с мысли, Вовка несколько мгновений смотрел на него не понимая, пока не сообразил, о чем он.

  – Ну ты наглый мальчишка! Это моя кровать, и я тебе ее не отдам!

  – Я пожалуюсь Жорке!

  – Твой гнусный шантаж не пройдет. Жорка выставит тебя первым – ты произвел неблагоприятное впечатление на его заокеанского друга.

  – Гады вы оба.

  Гарик наконец вспомнил, что именно разыскивал, и вставил в магнитофон кассету с альбомом Фредди Меркьюри.

  Расстегнув несколько верхних пуговиц на рубашке, Вовка рухнул на кровать рядом с мальчиком.

  – Давай, дорогой, проваливай на диванчик.

  Гарик несколько мгновений смотрел на него, хитро улыбаясь.

  – Я предлагаю тебе сделку.

  – Какую еще сделку?

  – Благословение на любовь...

  Вовка приподнялся на локте.

  – Это ты о чем?

  – О том, как стричь ногти без помощи щипцов.

  – Да ладно, что ты знаешь!

  Гарик с деланным безразличием пожал плечами.

  – Как хочешь. Доходи своей головой до всех премудростей и учись на ошибках... В конце концов большинство так и делают. Наверное, самое главное доставить удовольствие клиенту, не обязательно получать его самому.

  Вовка колебался несколько мгновений, но, разумеется, сдался.

  – О `кей, малыш! – сказал он, – Половина кровати твоя.

  – Но ты должен постараться, иначе я выставлю тебя на диван.

  Гарик только улыбнулся.

 ГЛАВА 2 НЕСТОР

  1

  Пронзительный звонок в дверь разбудил Гарика поздним утром. Натянув на уши подушку, Гарик собирался продолжить сон, тем более, что там – в стране Небывалии – было совсем не плохо, однако волшебные ворота, похоже, закрылись с концами – не засыпалось... Ко всему прочему проклятущий звонок заверещал снова, с легкостью достав мальчика и под подушкой.

  С жалобным стоном Гарик сполз с кровати и пошлепал отпирать дверь, готовый увидеть за нею все, что угодно, но только не то, что увидел.

   На лестничной площадке стояли две бодрые старушки и старичок с очень измученным лицом.

  Гарик в недоумении молчал. Пенсионеры молчали тоже, сомневаясь, вероятно, стоит ли заводить серьезный разговор с взъерошенным сонным мальчишкой. Впрочем, колебались они недолго – дело было прежде всего, и одна из старушек пошла-таки в атаку. Она сунула Гарику под нос замызганную школьную тетрадку и произнесла укоризненно:

  – Ваша квартира должна десять тысяч в ремонтный фонд дома! Два месяца взнос не платили!

  Гарик от греха подальше вознамерился захлопнуть дверь и таким образом спастись, но не тут то было. Старушка ловко вставила ногу между дверью и косяком.

  – Вы поглядите какой наглец! – произнесла она с удовольствием, – И как тебе не стыдно так вести себя!

  – Взрослые дома есть? – спросил старичок печально.

  – Нет.

   – Какая разница! – в глазах старухи полыхала ненависть. Беспричинная, странная, непонятная, – Он здесь живет! И без прописки, наверняка! Я знала, что нельзя пускать студентов в квартиру!

   Старичок, уступавший даме в габаритах почти вдвое, попытался было оттеснить ее, но тщетно, пришлось говорить из-за ее плеча.

   – Трубу прорвало. Фекальную. Она чугунная, сваривать ее невозможно, нужно менять целиком, и мы собираем деньги с квартир. Это срочно.

   – Да нет у меня денег! – воскликнул Гарик, наконец поняв, что от него требуется.

   – Надо взять его и отвести в подвал, – тихо и печально произнесла та старуха, что молчала до сих пор, – Пусть посмотрит, что там делается! Нельзя так наплевательски относиться ко всему на свете!

   – Да обалдели вы?! – возмутился Гарик, – Шантажисты! Я вообще здесь не живу!

  Он снова попытался захлопнуть дверь, и снова ему это не удалось. Сумасшедшая старуха не позволила, она смотрела, злобно сузив глаза и, казалось, готова была кинуться на Гарика и загрызть его. То ли ей так уж досадили бессовестные жильцы дома, никак не желающие раскошелиться на ремонт пресловутой фекальной трубы, то ли она просто ненавидела всех окружающих, что вернее.

   – Вечером зайдем... – произнес старичок, – Валентина!

   Валентина не слышала его, огромным бюстом она надвигалась на Гарика, пытаясь заглянуть в квартиру.

   – Вон там батарея бутылок! – ткнула она пальцем куда-то в глубину коридора, – Представляю, что здесь была за оргия! Не знает Людка, что в ее квартире творится. Вот я ей расскажу, когда вернется!

  Гарик и без того был не в самом хорошем расположении духа, потому без лишних церемоний ударил бабку по лодыжке. Та с визгом вылетела в коридор.

  – Иди ты к черту, старая сука, – с чувством сказал он, захлопывая дверь. – Сумасшедший дом, мать их...

  С лестничной площадки еще долго доносились вопли и стенания.

  – Чтобы я когда-нибудь еще взялась собирать деньги! – услышал Гарик и зловеще усмехнулся.

  "Я надеюсь, что ты больше никогда, никогда! не пойдешь собирать деньги, и близко не подойдешь к дверям чужой квартиры!"

  После этого странного инцидента Гарик почувствовал себя лучше – маленькая месть старухе оказалась весьма сладостной, в ее лице он словно отомстил всем этим гнусным склочным бабам, обожающим лезть в чужие дела. Как хотелось ему – несколько лет назад – вот так же врезать по слоновьей ножище в грязном спущенном чулке соседке из квартиры напротив... Дела минувшие.

  Одевшись во всю ту же Вовкину рубашку, Гарик отправился к компьютеру, однако не обнаружил в меню ничего, что хоть смутно напоминало бы игры. Честно сказать, ему вообще не удалось запустить ни одной программы.

  Что за пакостный денек! Гарик взглянул на календарь и протяжный стон вырвался из-за плотно сжатых губ – как выяснилось, сегодня было тринадцатое число, чему уж удивляться...

   Однако за окнами светило солнце, пели птицы и радостно вопили дети, вырвавшиеся на каникулы. Жизнь бушевала с яростной силой. Гарика невыносимо потянуло куда-то... Но нет, только не сегодня!

  Послонявшись по комнате, он увалился на кровать с телефоном и принялся крутить диск.

   У Нестора был поразительно убитый голос, когда после восьмого или девятого звонка он, наконец, снял трубку.

   – Признайся, я вынул тебя из петли, – сказал Гарик после обычных приветствий, – Ты уже стоял на унитазе и скользил пальцами по намыленной веревке, готовя ее к соприкосновению с шеей, когда зазвонил телефон и ты, как честный человек, не смог не ответить. Ты осторожно слезал с унитаза, но поскользнулся и рухнул, попав головой...

   – Га-арик!

   – Как живешь, Нестор? Я просто умираю от тоски, совсем один, позабыт, позаброшен, все люди гады, никто меня не любит, и все меня ненавидят!

  – Бедный мальчик.

  – Не чувствую искреннего сожаления.

  – Где ты сейчас, с кем? Мы не виделись Бог знает сколько.

  – Говорю же, ни с кем. А ты?

  – Я?! О Боже мой, о чем ты говоришь! – воскликнул Нестор с такой отчаянной тоской, что Гарик моментально потерял охоту издеваться. Он и не ожидал, что так обрадуется просто услышав голос давнего приятеля, которого действительно не видел месяца два, если не больше. Именно у Нестора хранился основной Гариков гардероб, то не особенно насущное из дорогих подарков любовников, что не будешь хранить где попало и в особенности дома у мамочки.

   – Нестор, у тебя какие-то проблемы?

   – Да нет, ну что ты, – похоже он улыбнулся. Своей милой печальной улыбкой обреченного и покорного несчастным обстоятельствам человека.

  – Знаешь, я тут обосновался у одного приятеля, возможно, поживу здесь какое-то время, хотел забрать кое-что из вещей.

  – Твой новый любовник?

  – Я же сказал – приятель. Сволочной парень, но сейчас другой альтернативы нет.

  – Гарик! Приезжай ко мне! – воскликнул Нестор с чувством.

  – К тебе? А как же...

  – Нет! – голос Нестора обрубил его фразу как острым клинком, – Он не живет здесь больше, давно не живет. Мы расстались навсегда, и... он, кажется, снова в Германии.

  – Это ДЕЙСТВИТЕЛЬНО так, Нестор? Что-то мне не верится, если честно.

  – Гарик, я живу сейчас один, и я приглашаю тебя к себе, – в голосе Нестора послышались нотки истерики, – Одиночество повергает меня в тоску! Я вспоминал о тебе только вчера... вчера ночью я не мог уснуть. Боже, я, кажется, начинаю сходить с ума! То, что я вытворил сегодня утром, Гарик!..

   – Ладно, если ты хочешь... давай заезжай за мной. Записывай адрес.

   Он уходил из этого дома таким же, каким вошел в него вчера – в джинсах, майке и босиком. Его изящные ступни с розовыми ровными ноготочками, величественно ступающие по прохладному шероховатому асфальту, не могли принадлежать просто босому мальчишке. Эти ступни, совершенством линий подобные творению японского миниатюриста, выдавали в нем мальчика-бога. Несколько пар глаз, недоброжелательно следящих за их победным шествием, и искаженные мистическим ужасом лица свидетельствовали об этом.

  Пройденный мальчиком-богом путь, обозначался дивной красоты цветами, которые, разламывая серый асфальт, раскрывали солнцу свои лепестки и разливали вокруг пьянящий аромат, от которого мутился рассудок, и душу охватывал безумный экстаз, смотрящий на мир невидящим, жутким взглядом вакхантов с пустыми, черными провалами глазниц.

   Пакостные старухи с крючковатыми носами и дряблыми щеками, сидящие на лавочке у подъезда, разметали по ветру свои седые космы и обратились в фурий, злобно скалящих вслед мальчику-богу желтые, пугающе длинные клыки. Но он был для них недосягаем – табу. В конце своего пути он обернулся и, метнув в беснующихся фурий лукавый взгляд своих фиалковых распутных глаз, тряхнул шелковистыми волосами и весело крикнул:

   – Имел я вас всех!

   Мальчик-бог запрокинул голову к небесам, рассыпая вокруг жемчужины своего смеха, затем – хлопнула дверца, и он исчез, оставив на этой грешной земле лишь легкий аромат своего очарования. Потом налетел ветер, сорвал, раскидал дивные цветы, проросшие сквозь унылый асфальт, и благоговейно слизал следы шаловливого мальчика-бога, напоследок швырнув горсть пыли и песка в красные от ненависти глаза фурий...

   Недоуменный взгляд прохожего почтительно проводил бежевую "вольво", увозящую языческого кумира и зафиксировал нескольких старух на лавочке, неприязненно провожающих глазами машину – и больше ничего. Стихии, демоны и ангелы вновь притворились домами, деревьями, шныряющими по двору кошками, детьми, возящимися в песочнице и невозмутимо продолжили: шуметь листвой, шнырять, воровато оглядываясь, и хныкать, растянувшись на тротуаре в ожидании поднятия, легкого шлепка и пребольно жгущей зеленки на ободранную до крови коленку.

   – Приветствую тебя, сын солнца! – Гарик сияющий и возбужденный ткнулся носом Нестору в теплую шею, вдохнув привычный горьковатый запах одеколона от жесткого крахмального воротничка светло-голубой и, несмотря на жару, застегнутой на все пуговицы, рубашки.

   – Что?

   – Ничего! Я рад тебя видеть!

   – Я тоже очень рад тебя видеть, малыш.

   В голосе Нестора не было особой радости и его миловидное лицо казалось застывшей маской скорби.

   Гарик смиренно приготовился к очередной грустной истории несчастной жертвы враждебных обстоятельств. Последний нежно-голубенький лепесток дивного цветка трепетал, прибитый ветром к лобовому стеклу, Гарик уничтожил это слишком сказочное искажение пространства, вызванное внезапным приступом вдохновения, с легкостью и безжалостностью истинного творца, заставив его притвориться унылым осиновым листочком, гораздо больше соответствующим данной реальности.

   – Что, наш любимый престарелый извращенец не желал выметаться без скандала? – попытался угадать Гарик и, не получив ответа, продолжил, – Ничуть этому не удивляюсь. И почему, летописец, он жить без тебя не может? Тайна, покрытая мраком! Ты, кстати, уверен, что он действительно отвалил к немцам?

  – Гарик, если ты будешь говорить со мной о нем!..

  Нестор бессильно ударил ладонями по рулю.

  Гарик наблюдал за ним с интересом, жалея, несчастного потомка дипломатов, не умеющего просто так выплескивать накопившееся отчаяние наружу, что было бы ему полезно, ибо чувствовалось, что он на грани.

  – Ты угробишь нас троих, – покачал он головой, глядя, как Нестор проехал на красный свет.

  – Троих? – не понял Нестор.

  – Меня, себя и машину.

  Нестор не поддержал разговора. После минутной паузы, заполненной его хмурым молчанием, он со вздохом спросил:

  – Что случилось на этот раз? В какую историю ты вляпался? И почему... ты босиком? – он осторожно покосился на его босые ноги.

  Гарик закинул ногу на ногу и игриво пошевелил розовыми пальцами.

  – Не комильфо, да? А вот нравится мне босиком!

  – Так что случилось?

  – У меня ничего не случилось! У тебя что случилось?

  – Гарик-Гарик, пусть никогда не настанет день, когда удача изменит тебе!

  – Чей-то ты?

  Нестор напряженно следил за дорогой, по профилю его понять было невозможно, что он имеет в виду. Гарик смотрел на него удивленно и ждал продолжения.

  – Ты слишком рискуешь, малыш, ты ничего не боишься и это ужасно – у тебя, по всей видимости, отсутствует инстинкт самосохранения. Я понимаю, что острые ощущения доставляют наслаждение ни с чем не сравнимое, но...

   – Раз доставляют, то не о чем и говорить! – отрезал Гарик.

   – Ты напоминаешь мне героя одного анекдота. Сидит мужик на дороге и бьет себя кувалдой по голове. Прохожий спрашивает: "Что ты делаешь?" "Кайф ловлю." "Какой же в этом кайф?" "Когда мимо, тогда кайф." Понимаешь, о чем я говорю?

  – Когда мимо, тогда кайф? – усмехнулся Гарик, – Это точно я! Надо запомнить. Да что наша жизнь без острых ощущений, Нестор? Знаешь, в детстве, когда мы с матерью ездили к бабке в деревню, я ночью прокрадывался в тамбур поезда... Как же здорово высунуться из окна поезда, ночью, когда он несется на полном ходу! Сквозь обрывки туч сияет луна, среди бесконечных темных лесов иногда проносятся деревни, где дома – только тени и лишь качающиеся на ветру фонари указывают, что здесь живут люди. И такой ветер в лицо, что трудно дышать...

   Нестор смотрел на дорогу, а перед глазами его проносились рисуемые Гариком картины: и подмигивающая среди рваных туч луна, и застывшие загадочно корявые черные ветви деревьев, и со скрипом раскачивающиеся на ветру фонари... Изредка он поглядывал на озаренное вдохновением лицо Гарика и взгляд его делался жалобным: от чего-то щемило сердце и он не знал смеяться ему или плакать, так беззащитен и безумно бесстрашен был этот мальчик.

   Глупый неразумный ребенок – он обречен!

   Так думал Нестор, нажимая на педаль акселератора.

   2

  Закат окрасил небо в восхитительно яркие краски. Багровое море разливалось у горизонта, мертвенно-бледный свет над ним постепенно густел до темно-синего.

   Нестор стоял у окна, судорожно сжимая пальцами подоконник, серые глаза его отражали пламя заката.

   Нестор не отрываясь смотрел на дорогу перед домом.

   – Почему небо не бывает некрасивым? – говорил Гарик, подперев щеку ладонью.

   Он сидел за кухонным столом, глядя мимо Нестора на захватывающее буйство красок за окном.

   – Даже когда оно серое, и идет дождь. Противное, неприятное, но все равно красивое! Странно, правда?

   Нестор молчал.

   – Мне редко снятся цветные сны, но когда снится небо... Ты думаешь о нем?

   – Что? – Нестор резко обернулся, – О ком?

   – О ком... о Магаданском.

   – Тьфу, Гарик, я же сказал, что с ним покончено!

   – Тогда о ком?

   Нестор какое-то время смотрел на него, потом приблизился и сел рядом.

   – Я схожу с ума, малыш, просто схожу с ума... Ты что-то рассказывал? Может быть, хочешь есть?

   Гарик не нашелся что ответить, но ему и не пришлось. В это самое время у подъезда затормозила машина. Губы Нестора дрогнули в какой-то нервной улыбке, он поднялся с табуретки так резко, что едва не уронил ее и рванулся к плите. Схватившись за ручку чайника, он застыл, устремив взгляд в окно. Гарик мгновенно сорвался с места и припал лбом к стеклу – у подъезда стоял новенький жемчужно-белый "БМВ" с тонированными стеклами, из которого только что вышли двое молодых мужчин, один из которых еще возился с ключом. Но вот он выпрямился, откинув упавшую на лоб челку блестящих каштановых волос и улыбнулся поджидавшему его приятелю, рослому, широкоплечему, громадному, как шкаф. Казалось, одно неловкое движение, и пиджак на его спине лопнет посередине... а тот, кто ему улыбался, был очень даже ничего...

   – Кто это? – спросил Гарик.

   – Это? – Нестор с деланным равнодушием отправился наливать в чайник воду, – Сосед, кажется.

   Его голос дрожал от обиды, он бухнул чайник на плиту и принялся зажигать газ, ломая спички одну за другой. Гарик отобрал у него коробок и закрыл конфорку, уже распространившую запах газа на всю кухню.

   – Может быть, ты все-таки расскажешь мне, что происходит?

   – Ничего не происходит! Успокойся, Гарик.

   – Да я-то спокоен, как танк... а вот один присутствующий здесь летописец...

   – Не лезь не в свое дело, Гарик, и... зажги, наконец, газ!

   И Нестор решительно покинул кухню. Гарик услышал, как где-то там в спальне заработал телевизор, он выглянул в окно, но у машины уже никого не было.

   Все еще пребывая в состоянии легкого недоумения, Гарик подул на конфорку, полагая, что таким образом сгонит на безопасное расстояние скопившийся газ, и зажег плиту.

   Он поставил чайник на огонь и еще несколько секунд смотрел на острые трепетные лепестки пламени. Глаза его наполнились слезами.

   "Этот день отвратительно начался и не может кончиться хорошо" – подумал он смиренно и решительно отправился в комнату, где Нестор сидел в кресле перед телевизором и смотрел в него пустым безразличным взглядом.

   – Я пойду, пожалуй, – сказал ему Гарик бесцветным голосом.

  Нестор прижал ладони к лицу, а когда отнял их, глаза его уже обрели прежнюю мягкость.

   – Нет, малыш, не уходи! Прости меня. Ты очень нужен мне. Правда...

   Нестор протянул к нему руки и Гарик, хлюпнув носом, кинулся ему на грудь.

   – Не смей так обращаться со мной! – слезы ручьями текли из глаз и не было ни сил, ни желания справляться с ними.

   Гарик слишком любил себя, чтобы пытаться усмирять свои эмоции. Впрочем, может он просто не мог этого сделать.

   – После того, что мы вытворяли с Магаданским! – Гарик засмеялся сквозь слезы, – Ты...ты просто сволочь!

   – Гарик!

   Воспоминания о минувших событиях, безумных до идиотизма, вызвали у Нестора массу противоречивых чувств. Он до сих пор не понимал до конца, где была его голова, когда он пошел на поводу у мальчишки, устроив такое глупое шоу. Правда тогда он был в отчаянии и готов был на все... А Магаданский исчез из его жизни так недавно (если быть честным, то случилось это всего-то три дня назад) и воспоминания были еще так свежи...

   Гарик действительно был необходим ему сейчас, хотя бы потому, что только он знал все (ну хорошо, почти все) об их взаимоотношениях с Магаданским. О тонкостях их взаимоотношений.

   – Но ведь сейчас дело совсем не в Магаданском, так ведь?

   Нестор бессильно откинулся на спинку кресла. Ему хотелось рассказать в чем (в ком!) сейчас дело, чтобы услышать трезвую оценку себя и своих действий – Гарик способен был сделать трезвую оценку, этот мальчик, как ни странно, обладал поразительным трезвомыслием – и в то же время он боялся снова посвящать Гарика в столь интимную сферу своей жизни, потому что... потому что, черт побери, все может обратиться в нечто дикое, как тогда с Магаданским. Но на Магаданского наплевать, Нестор не любил его ни одного мгновения, а теперь... Теперь все иначе!

   Боже, как же больно!

   – Надеюсь ты никогда никого не полюбишь, малыш, – изрек Нестор загробным голосом, – Хуже ничего быть не может! Эта болезнь хуже любой другой. Не все врут в книжках, Гарик. Любовь убивает, сжигает человека изнутри, как... кислота! Сладкий яд... Ничего нет в этом яде сладкого, отвратительное чувство... врагу не пожелаешь.

   Гарик удобно устроился у него на коленях, в глазах его, еще блестящих от слез, вспыхнули искры любопытства.

   – Очаровательный владелец "БМВ", – проговорил он задумчиво, – С такой ослепительной улыбкой, подаренной кому-то там... Сосед?

   Нестор молчал. Как же глупо чувствовал он себя в этот момент – Гарик смотрел на него вопросительно, а он не в силах был даже поднять глаза. Глупее и быть не может! Как мальчишка.

   – Давно?

   Милый Гарик понимает все без слов, цены ему нет!

   – Давно. А впрочем какой там давно! Пару недель назад... Боже, всего пару недель, а кажется!.. – и тут Нестор словно в бурную реку попал – говорил, говорил и уже не мог остановиться.

   – У нас тогда вырубили свет во всем доме и жильцы как тараканы повыползали из своих нор со свечками, словно впервые увидев друг друга и глядя друг на друга как на призраков, будто и не подозревали, что дом населен так густо...

   Дом был равномерно населен нищими и бродягами, которые выползали в засаленных халатах, обвисших тренировочных штанах, какие-то грязные, оборванные, обрюзгшие. В свете трепетных огоньков свечей они казались тараканами, крысами, пещерными гномами, но только не людьми. Шаркая стоптанными тапочками по ступенькам, они тихо перемещались с этажа на этаж, переговариваясь почему-то таинственным шепотом. Все они вступили сейчас в молчаливый сговор – не считать друг друга людьми, не замечать своего вопиющего уродства.

  – Что случилось? – интеллигентно спросил Нестор у какой-то женщины с бигуди, торчащими из-под неаккуратно повязанного платка.

  Женщина посмотрела на него неприязненно и поспешила отойти, только небрежно пожав плечами. Ей было неприятно, что элегантный молодой мужчина видит ее такой неприглядной. Нестор терпеть не мог неопрятности. Может быть его чувства отражались у него на лице, потому что эти люди (крысы, гномы и тараканы) все шарахались от него, опускали глаза и старались как можно незаметнее юркнуть во тьму. Крысы, гномы и тараканы не терпят присутствия человека, они всегда убегают...чтобы не становилось заметно их собственное безобразие.

  Нестору стало противно и он предпочел одинокое сидение в темной квартире этому странному шуршащему обществу. Он уже поднял руку, чтобы толкнуть дверь, когда из квартиры напротив вышел он...

  Он был прекрасен, небрежно элегантен в расстегнутой на несколько верхних пуговиц рубашке. Должно быть авария со светом застала его именно таким– когда он стоял перед зеркалом, устало развязывая галстук, расстегивая тесный воротничок накрахмаленной рубашки. Едва уловимый запах дорогого одеколона, сопровождавший его появление, ударил Нестора прямо в сердце. В этот момент он умер и родился снова – другим. И мир преобразился, крысы, гномы и тараканы превратились в людей, нет, в светлых эльфов.

  Он прошел мимо Нестора, даже не взглянув на него, перегнулся через перила, посмотрел вниз, спросил что-то у кого-то, потом недовольно поморщился и махнул рукой.

  Нестор жадно ловил каждый его жест, пытаясь запомнить, впитать в себя его целиком. Ведь он уйдет, уйдет безвозвратно, скроется за дверью своей квартиры (Боже мой, ведь он живет за стенкой!), и никогда больше Нестор не увидит его, а если и увидит, то только мельком, и они даже не поздороваются. Безнадежно... все безнадежно, как смерть.

  Нестор почувствовал безмерное отчаяние, когда понял, как именно все кончится, в душе его бушевал огонь, но когда сосед, собиравшийся исчезнуть в своей квартире, приблизился, Нестор спросил очень спокойно:

  – Что там случилось, вам не удалось ничего выяснить?

  Он был, наконец, удостоен взглядом. Взглядом, который не выражал ничего...

  – Да, вроде как, весь квартал обесточили. Авария, наверное, на подстанции.

  Должно быть, Нестор выглядел достаточно странно, в глазах металась паника от того, что ему больше нечего спросить, что он ничем не сможет удержать этого парня.

  – Не волнуйся, починят.

  Обнадеживающе хлопнув его по плечу, сосед скрылся в своих апартаментах, и захлопнулась дверь, разрубив мир на части.

  Нестор вздрогнул, словно его ударили, и подумал впервые:

  "Что со мной произошло?"

  Он был растерян, ошеломлен, уничтожен, и он рухнул в отверстое чрево дверного проема, как в могилу, и умер в тот день во второй раз...

  Нестор оборвал фразу посередине, он словно выдохся до предела, за которым уже не было слов. Гарик несколько мгновений смотрел на него, потом спросил:

  – Это все?

  – Нет, это не все, – проговорил Нестор с таким трудом, будто в его горле был кол, – Я должен был оставить все как есть, но я сходил с ума, следил за ним из окна, когда он приезжал с работы, прислушивался к его шагам на лестнице... я был ужасен, Гарик, я сам себя ненавидел, даже... Магаданский не выдержал меня.

  – Представляю...

  – Не представляешь! Так вот, сегодня утром, хватанув рюмку водки для храбрости, я отправился к дверям квартиры напротив, не имея ни малейшего понятия, что я буду говорить.

  – Ну?

  – Гарик, я не могу об этом говорить, это слишком ужасно.

  – Ты пытался его изнасиловать? – спросил Гарик, и сам невольно улыбнулся своему предположению.

  Нестору совсем не было весело.

  – Я лепетал какую-то чушь, сам не помню что... Наверное, он решил, что я пьян с утра пораньше... Он торопился на работу и, чтобы выставить меня, обещал, что мы поговорим вечером...

  – А сам, сволочь, приехал с каким-то мужиком.

  – Это к лучшему, Гарик, поверь мне, к лучшему. Ну о чем, скажи, мы можем с ним говорить? Что я ему скажу?!

  – Господи, ну что ты маленький, что ли? Не в силах завязать знакомство с понравившимся мужиком?

  – Всё! – Нестор решительно снял Гарика с колен и отправился на кухню, так же решительно, как когда-то покинул ее. – Забудь обо всем, что я тебе рассказал, – крикнул он уже оттуда, – Забудь!

  Гарик некоторое время задумчиво кусал ноготь, потом спросил:

  – А звать-то его как?

  – Да откуда же я знаю! – вскричал Нестор в отчаянии, – Иди сюда, сейчас ужинать будем!

  – Нестор! – Гарик остановился на пороге кухни, – Схожу-ка я к нему в гости!

  Нестор почему-то сразу потерял весь свой воинственный дух. Он упал на табурет и посмотрел на мальчика одновременно с ужасом и надеждой.