Текст книги "За свободную любовь! (СИ)"

Автор книги: Анатолий Уленов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц)

  Гарик все еще помнил обжигающий холод хрустящего искристого снега, он едва не по колено утонул в нем у подъезда.

  – Твоя мать – ненормальная! – коверкая слова говорил Ольгерд, растирая его ступни и покрывая их поцелуями на заднем сидении автомобиля.

  В том, что мать его ненормальна, Гарик не сомневался ни на мгновение. Каждый раз со скандалом уходя из дома, он клялся себе, что никогда не переступит его порог и обещал себе, что непременно обзаведется собственной квартирой в самое ближайшее время. Однако этого так и не произошло, затянутый водоворотом жизни, он забывал об этом и вспоминал только в такие вот минуты, когда дом его матери становился единственным местом, куда он мог пойти. Как она встретит его на этот раз? Впрочем, об этом не стоило даже думать – так же встретит, как и всегда.

  Минут пять Гарик жал на кнопку звонка, пока за дверью не прошлепали шаги босых ног и сонный голос – нарочито сонный голос – сорвавшийся от волнения, не спросил:

  – Кто там?

  Она стояла у кровати все эти пять минут, желая показать, что не ждет, что крепко спит, что ей на все плевать. Для кого она играет комедию?

  – Слесаря вызывали? – отозвался Гарик.

  Секундное замешательство и щелкнул замок.

  Вере Ивановне едва минуло сорок лет, она все еще могла бы быть очень красивой, если бы абсолютно не пренебрегала этим, будто нарочно уродуя себя: закручивая роскошные пепельные волосы в некрасивый пучок, сутулясь, одеваясь в серое и коричневое. Кто поверил бы, увидев ее такую, насколько восхитительно прекрасна была она в молодости.

  Гарик был похож на нее... на ту ее, прежнюю. Казалось, он все забрал от своей матери – фиалковые глаза, нежный цвет лица, тонкие черты, изящество и эти дивные волосы тоже. Вера Ивановна всегда смотрела на сына с каким-то мистическим страхом и с... жалостью. Мальчику не полагается быть таким красивым.

  Вера Ивановна смерила сына усталым взглядом и посторонилась, позволяя ему пройти.

  – Что тебе нужно?

  – Я здесь прописан.

  – Неужели?

  Она окинула сына критическим взглядом, пока он шел по коридору.

  – Шляешься по ночам один, нося на себе целое состояние. Ты сумасшедший! Кто купил тебе все это?

  Чувствуя, что начинает заводиться и ничего не в силах поделать с собой, Вера Ивановна судорожно терзала ворот ночной сорочки.

  – Отстань, мать, – отмахнулся Гарик, – Я спать хочу.

  – Очаровательно! Тебя не было полгода, после чего ты заявляешься и говоришь: "Я хочу спать"! Да как ты смеешь?

  Когда она начинала кричать, ее голос делался отвратительно визгливым, Гарик готов был убить ее в такие моменты.

  – Игорь, нам нужно поговорить!

  – Да пошла ты! – злобно процедил Гарик сквозь зубы и скрылся в своей комнате, заперев дверь на замок.

  Он слышал, как мать где-то там закатила истерику, ее глухие рыдания невыносимо действовали на нервы.

  Не зажигая света, Гарик подошел к окну и уселся на письменный стол. Все в его комнате было так, как он оставил полгода назад. Мать, похоже, только вытирала пыль. Кассеты, пластинки, шмотки – все валялось там, где он это оставил.

  Гарик сунул первую попавшуюся кассету в старенький облезлый магнитофон "Электроника", с тоской вспомнив о музыкальном центре, который мамочка – и как только подняла – вышвырнула в окно с седьмого этажа. Ах, как он летел, и на какие мелкие осколки разбился об асфальт!

  С тех пор Гарик ничего из подарков своих любовников домой не приносил, впрочем, особенно громоздкими предметами он и не обзаводился. С его-то походным образом жизни...

  Закрутился старенький альбом "Иглз", навеяв ностальгические воспоминания о детстве.

  Сделав музыку погромче, чтобы заглушить завывания матери в соседней комнате, Гарик открыл окно и уселся на подоконник, свесив ноги на улицу.

  Как в детстве.

  Все-таки мать действительно не прикасалась к его вещам: в футляре из-под кассеты, что валялась в верхнем ящике стола, сохранилась аккуратно свернутая сигарета с марихуаной. Сколько ей? Года два, должно быть. Но запах еще сохранился.

  Гарик осторожно поджег бумажный кончик и глубоко затянулся. Дым, сладкий, почти невесомый, наполнил легкие и белым облаком растаял в ночном небе. Ах, семидесятые, где ваш романтический дух? Гарик отдал бы все, чтобы вернуть время на двадцать лет назад, но он мог только сидеть на окне и смотреть в небо. Звезды слишком далеки от мира людей, в отличие от них, они не меняются со временем. Леннон и Моррисон, и Пресли видели те же звезды. Где-то там в вечности и бесконечности витают ваши души, там, где не существует времени... Звезды... звезды несутся навстречу или это он летит к ним?

  Пусть эта ночь длится вечно...

  Вера Ивановна, исчерпав свою истерику, несчастная и обессиленная до рассвета пролежала в кровати без сна. Ей было за что жаловаться на жизнь – одной растить ребенка было для нее очень проблематично, не было у нее таланта к воспитанию детей, не было терпения, тем более, что мальчик ее расчудесный ангелом не был никогда.

  Муж Верочки – военный летчик – погиб, когда сыну было четыре года, нельзя сказать, чтобы она особенно переживала по этому поводу, тем более, что государство какое-то время осыпало ее невиданными благами – приличной пенсией, разнообразными льготами, двухкомнатной квартирой приличных габаритов в новостройке недалеко от метро, а муж... какие особенные чувства можно испытывать к человеку, которого видишь по две недели в год на протяжении всех шести лет супружества, причем в приезды свои он еще и изводит ее ревностью. Сережа буквально по дням рассчитал время зачатия Игоря и успокоился только когда убедился, что это действительно его сын.

  Верочка вышла за него замуж со зла, чтобы отомстить тому, кого любила, тому, кто так подло предал ее, кто женился на дочке своего начальника, посчитав, что карьера важнее любви. Скорее всего, он был прав. И Верочка тут же вышла замуж за своего давнего ухажера, красавца летчика, и даже родила от него ребенка.

  – Боже мой, он похож на тебя, что же из него вырастет! – воскликнул Сергей однажды... в один из своих последних приездов.

  Глупо вспоминать об этом. Что он знал о ней и о ее жизни приезжая в короткие отпуска и тратя время на уговоры поехать вместе с ним в Казахстан, в занюханый военный городок, где даже с водой были проблемы. Какое счастье, что был ребенок, которым можно было отговориться.

  – Мальчик только повод! Я знаю женщин, которые растят детей и там, и вполне справляются со всеми проблемами! – говорил муж, – Тебе просто слишком хорошо здесь живется. Не думаю, что кто-нибудь из твоего окружения знает, что у тебя есть муж! Смотри, как бы тебе в самом деле не получить то, что ты хочешь!

  И он погиб – у самолета внезапно отказал двигатель.

  Вряд ли Сережа имел в виду что-то подобное, однако Верочка действительно получила то, что хотела, вполне оправдав пословицу: "Будьте осторожны с тем, о чем молитесь, ибо вы можете это получить".

  Она осталась одна... Вряд ли она хотела именно этого.

  В половине десятого утра Вера Ивановна настойчиво постучала в дверь комнаты Гарика.

  – Завтракать иди! А то мне на работу скоро!

  Голос ее был тверд и звучал вполне спокойно, словно не было вчера ничего из ряда вон выходящего.

  Гарик спал всего-то часов пять, он запросто проспал бы еще столько же, но надо знать мамочку – если она решила его поднять, она его поднимет, пусть ради этого ей придется высадить дверь. Вера Ивановна становилась невероятно упрямой, когда решалась на очередную попытку заняться воспитанием ребенка. Гарик привык к этому с раннего детства и смирился.

  Он оставил свой ресторанный наряд на спинке стула, выудив из шкафа старенькие джинсы – когда-то голубые, теперь почти белые – первые в его жизни джинсы хорошей фирмы. Было время он любил их безумно, буквально не вылезал из них, и ткань стала мягкой, как бархат, однако налезли они с большим трудом, обтянув фигуру, как вторая кожа.

  Гарик с улыбкой вспомнил слова Андрея Никитича – заместителя главы администрации какого-то там района – собственноручно застегнувшего пуговицу на его штанах:

  – Со временем они станут еще лучше.

  С удовольствием оглядев себя в зеркало, Гарик решил, что, пожалуй, в этих джинсах теперь даже можно выйти в люди.

  К джинсам нашлась и подходящая майка – черный с голубым смотреться будут неплохо.

  Забрав одежду с собой, Гарик покинул свое убежище, продефилировав мимо мамочки, терпеливо поджидавшей его в коридоре, в сторону ванной.

  – Вода горячая есть?

  – Есть... Не сиди там долго, остынет все!

  – Ладно.

  Всего лишь час спустя – действительно рекордный срок для Гарика – тот появился на кухне. Вера Ивановна злобно разогревала давно остывший завтрак. Она едва нашла силы взять себя в руки, чтобы не кинуть эту сковородку об стол со всего маху.

  – Откуда у тебя этот шрам на животе?

  Надо же, углядела!

  Гарик задрал майку, потер ладонью живот – след от бритвы под ребрами был едва заметен.

  – Был ранен в боях за свободу отечества, – сказал он, пряча улыбку.

  Вера Ивановна опустилась на стул, почему-то вдруг подкосились ноги. Будучи женщиной впечатлительной и не страдающий отсутствием фантазии, она легко и во всех живописных подробностях представила себе, как ее мальчика...

  – Игорь, пока еще не поздно... – начала она.

  Гарик внутренне застонал.

  – Мать, тебе на работу не пора?

  – Не смей так разговаривать со мной! Я твоя мать! Я забочусь о тебе!

  "Сейчас она заговорит о психушке" – смиренно подумал Гарик.

  – Я знаю, что во многом моя вина в том, что с тобой происходит, но, к счастью, еще не поздно все исправить! Я долго думала, и я приняла решение, которому ты вынужден будешь подчиниться!

  Острое чувство "дежа вю" повергло мальчика в тоску.

  – Не на столько же ты дурак, чтобы не думать о том, что с тобой будет дальше? Ты бросил школу, таскаешься по ресторанам! Я понимаю, что тебе все это нравится, но невозможно прожить так всю жизнь! Ты думал о том, что с тобой будет через несколько лет, когда ты перестанешь быть красивым мальчиком и уже не будешь нужен этим?..

  Гарик швырнул вилку в тарелку.

  – Ты добьешься, что я никогда больше не появлюсь в этом доме!

  – Что такое? Правда глаза колет?

  – Не лезь в мою жизнь! Я устал от твоего вечного нытья! Оставь меня в покое!

  – Я никогда не оставлю тебя в покое! Кто еще позаботится о твоей судьбе?

  – Я сам позабочусь о своей судьбе! А ты лучше позаботься о своей! Посмотри, на кого ты стала похожа! Приведи себя в порядок, найди себе любовника, что ли! Смотреть на тебя страшно!

  – Не уводи разговор в сторону!

  – Я не собираюсь разговаривать с тобой, дашь ты мне пожрать спокойно?!

  – Не ори!

  – Сама не ори!

  Аппетит пропал окончательно и бесповоротно. Гарик поднес вилку ко рту – пальцы дрожали – и кинул ее обратно.

  – Добилась, чего хотела, – пробормотал он с ненавистью, – Вывела из себя!

  Вера Ивановна смотрела на него с кривой улыбкой.

  – Ты ненормальный! Тебя надо лечить!

  – Вот! Так я и знал! Это так ты заботишься обо мне – хочешь запихать в психушку! Тоже мне мать!

  – Только там тебе и место! Проститутка малолетняя...

  Она знала, чем все кончится – она не могла не знать.

  Гарик побледнел так, что даже губы стали белыми, глаза его потемнели от ярости.

  В том, что мальчик ее не такой уж беззащитный ребенок Вера Ивановна убедилась в тот же момент – почти молниеносным движением Гарик вывернул назад ее руку и вцепился пальцами в волосы с такой силой, что женщина вскрикнула от боли.

  – Если бы ты не была моей матерью! – прошептал он сквозь зубы, – Я убил бы тебя!

  Сделав над собой неслыханное усилие, Гарик отпустил ее и, пнув невесть откуда появившегося кота, хлопнул входной дверью с такой силой, что осыпалась штукатурка с потолка.

  Не дожидаясь лифта, мальчик спустился пешком по лестнице, молнии сверкали в его голове, и он не видел ничего кроме их ослепительных вспышек, какое-то время блуждая по городу словно во сне.

  Когда он немного пришел в себя, то остановил такси и назвал внезапно всплывший в памяти адрес...

  Вера Ивановна не пошла-таки в этот день на работу. Позвонив подруге, она сказалась больной и, напившись валерьянки, пролежала весь день в постели.

  Перепуганный насмерть кот, общавшийся с Гариком впервые, а потому еще не успевший привыкнуть к нему, провел этот день под шкафом, лишь под вечер отважившись выползти на свет Божий и робко помяукать у холодильника.

  Таксист неприязненно косился на своего странного пассажира, весьма жалея уже, что остановился перед ним – мальчишка, без сомнений, был под кайфом – безумие темное, как ночь, лежало на дне его зрачков.

  Черт побери, да он еще и босиком!

  – Надеюсь, у тебя найдется чем расплатиться, парень, – сказал таксист с деланным равнодушием.

  Гарик презрительно покривился и кинул ему на сидение между ног кольцо с пальца.

  – Вот тебе залог.

  Машина остановилась около ободранного дома типа "башня", чьи стены были густо покрыты рисунками милых деток. Именно здесь снимал квартиру случайный Гариков знакомый Вовка со своим приятелем. До сегодняшнего дня Гарик очень смутно представлял себе, что когда-нибудь воспользуется его приглашением, но случай действительно был крайний.

  – Подожди здесь, – велел Гарик таксисту, – Сейчас принесу тебе деньги.

  Его шатало из стороны в сторону, когда он шел к подъезду. Старушки на лавочке, крайне охочие до подобных зрелищ проводили его такими жадными взглядами, будто хотели проглотить – на пару дней разговоров хватит. Самое ужасное, что ко всему прочему, дом был еще и кооперативным.

  Таксист повертел в пальцах золотой перстень с анаграммой, разглядел пробу и подумал, что вряд ли мальчишка запомнил номер его машины.

  Он не долго колебался – включил зажигание и убрался восвояси.

  Покатавшись по этажам, Гарик отыскал нужную квартиру и нажал на кнопку звонка. Открыл ему упитанный юноша среднего роста в очках. Юноша жевал яблоко.

  – Здравствуйте, – сказал он, поправляя очки, сползшие на кончик носа, – Вам кого?

  – Я Вовкин друг, он сказал мне, что я смогу здесь пожить...

  Юноша только раскрыл рот.

  – Дай мне тридцатник расплатиться с таксистом.

  – Заходи, пожалуйста, – юноша окинул Гарика критическим взглядом, – Я, пожалуй, сам расплачусь с таксистом, а ты подожди меня здесь. Как тебя зовут, кстати?

  – Гарик. У него мое кольцо, я оставил ему залог... Забери.

  – Что?! Ну как же можно так опрометчиво поступать!

  Юноша кинулся к лифту. Гарик остался ждать его сидя на пороге.

  Юношу звали Жорик – Гарик вспомнил бы его имя, если бы постарался, потому что Вовка упоминал его в разговоре неоднократно, при этом у него всегда было такое странное выражение лица – вымученно-смиренное.

  Жорик относился к тем редким людям, которых даже старушки на лавочке именуют "положительными", поэтому они встретили его очень благожелательно и, разумеется, тут же сообщили номер машины ворюги таксиста.

  В который раз сетуя на людскую беспринципность, Жорки вернулся и пообещал мальчику непременно вернуть его перстень.

  Гарик только махнул рукой.

  – Да хрен с ним – все равно не признается! Дай мне аспирина, башка раскалывается.

  Напившись лекарств, Гарик уснул в постели Вовки. Во сне он брел куда-то в бесконечную даль, окруженный вечными серыми сумерками, сожравшими звуки и цвета, было ему пять лет, и он был один, совсем один в этом мертвом мире...

   4

  В голове крутился глупый шлягер, от него уже тошнило, но делай что хочешь, думай о чем хочешь – он никуда не денется и будет сидеть в голове, пока не свихнешься. Этот шлягер крутился в магнитофоне омерзительнейшей в мире бабенки, чьи желания Вовке пришлось исполнять сегодня. Сказать честно – бабенка была ничего себе, ухоженная, подтянутая, но она была клиентка, она пользовалась великолепным, красивым и талантливым Вовкой как вещью, как какой-то непонятной органикой, не видя в нем человека.

  Чувствуя себя так, что хуже и быть не может – как обычно после напряженной рабочей ночи – вернулся Вовка домой. Хотелось удавиться, особенно когда в памяти возникала ослепительно-белоснежная улыбка Панфилова, его последние слова, перед тем, как им расстаться утром на пороге его квартиры: "Я буду ждать, когда ты придешь ко мне. Знаю, что не придешь – и все-таки буду ждать. Должен быть смысл в моей жизни".

  Вовка сам был уверен, что не придет никогда, и это почему-то мучило его. Хотелось сделать что-нибудь странное – купить огромный торт-мороженое для Жорки, поздороваться со старушками на лавочке, сыграть с ребятней в футбол, мерзко хихикая, написать на стене матерное слово.

  Вовка едва не лишился чувств, когда увидел недавнего своего знакомого мирно спящим в его постели. Он часто вспоминал этого мальчишку со смешанным чувством восхищения и страха, который обычно вызывает все непознанное. Но уж во всяком случае, он никак не ожидал увидеть его здесь.

  – О черт... – пробормотал он, глядя на Гарика, как смотрят на невесть откуда и от кого пришедшую посылку, не решаясь взять ее из рук теряющего терпение почтальона.

  – Не шуми! – зашипел Жорка, – Ты можешь пока поспать на диване.

  – Какая щедрость.

  Они вышли в прихожую.

  – Между прочим, ты мог бы предупредить меня, – сказал Жорка укоризненно.

  – О чем?

  Вовка неожиданно почувствовал прилив какого-то безудержного энтузиазма – вот кому можно рассказать обо всем, так это Гарику, в шок он не впадет, это точно.

  – Ты должен был сказать мне, что приглашаешь кого-то жить. Все-таки я квартиросъемщик.

  – Да я не знал, что он придет... А ты, собственно, что не в универе?

  Жорка посмотрел на него, как на идиота.

  – Разве я мог оставить мальчика одного в таком состоянии?!

  – В каком состоянии? – насторожился Вовка.

  – Он был как будто не совсем в себе, расплатился с таксистом золотым перстнем и, похоже, путешествовал по городу босиком. Что с ним такое?

  – Откуда я знаю?

  А ведь действительно, что он знает о нем? Видел всего один раз и при таких обстоятельствах...

  – М-да, – Жорка помолчал какое-то время, видимо переваривая полученную информацию – трудно предполагать, каким был ход его мыслей, но он не стал больше задавать вопросов и, более того, перешел на другую тему.

  – Будь сегодня, пожалуйста, дома вечером, – сказал он, – У нас будет гость.

  – Что? Еще один?!

  – Да еще один! Но этот, по крайней мере, не собирается здесь жить.

  – Уже хорошо. Я его знаю?

  – Не знаешь. Ладно, иди отсыпайся, потом поможешь мне готовить.

  – Еще чего!

  – И, кстати, гони бабки!

  – Ого! Не слишком ли?

  – Сергеев, а жрать ты хочешь?!

  – Проси у нового постояльца – у него же денег куры не клюют, он тебе столько отвалит, что хватит на банкет для всего дома.

  И он отправился спать на диванчик – узенький и коротенький – неприязненно покосившись на развалившегося по диагонали на его широкой кровати наглого мальчишку.

  – Жлоб, – услышал он из-за двери Жоркин голос. Конечно, надо быть негодяем сверх меры, чтобы предлагать требовать деньги с ребенка, пришедшего в этот дом босиком. И ведь зарабатывает чертову уйму денег! Жлоб и больше никто.

  В комнате стояло огромное трюмо, видевшее Вовку во всех его душевных состояниях. Сейчас, когда он взглянул на себя, острая тоска поразила его, как осиновый кол, в сердце. Как же противно смотреть на себя...

  – Несчастный ублюдок! – сказал он своему отражению, – НИЧТОЖЕСТВО.

  Хотелось удариться лбом о стекло, так, чтобы разбить себя – перечеркнуть рваной трещиной того, кто ТАКИМИ глазами смотрит на него из зазеркалья.

  Он повесил пиджак на спинку стула, стал расстегивать рубашку и вдруг вышел, доставая из кармана бумажник.

  Жорка копался в холодильнике, насвистывая что-то себе под нос. Вовка протянул ему несколько купюр.

  – Этого хватит?

  Жорка взял деньги, пересчитал, забрал половину, остальное вернул.

  – Слушай, бросай ты эту чертову работу, – сказал он вдруг и таким понимающим голосом, будто действительно знал все Вовкины чувства, – Ты слишком выматываешься. Может, ты грузчик, а не охранник?

  – В нынешние времена никто за так платить не будет.

  – Жили мы без этих денег – и дальше проживем.

  Вовка рассмеялся.

  – Мы?! Что-то я не помню, когда мы с тобой были в загсе, женушка.

  – Пьяный был, вот и не помнишь, – буркнул Жорка.

  "Почему я не такой, как он?" – думал Вовка почти с завистью, устраиваясь на диванчике. Жорка в этой жизни не ориентируется абсолютно, – он серьезно считает, что такие деньги платят Вовке за охрану. Да, если бы он сказал ему, что подрабатывает в школе – он поверил бы наверняка.

  Они познакомились на зачислении – когда оба пребывали в эйфории – как же! они поступили, Москва приняла их с распростертыми объятиями, они стали студентами одного из самых престижных ВУЗов. Не это ли предел всех мечтаний?

  Жорка сразу отказался от общежития. Деловито поправив очки на носу, он говорил:

  – Знакомые моих родителей уехали в командировку, и сдают мне квартиру двухкомнатную. Очень не дорого, но все-таки мне нужен компаньон – достаточно накладно содержать квартиру по нынешним временам.

  "А почему бы и нет?"– подумал тогда Вовка.

  – А где квартира?

  – В Ясенево. Но пять минут до метро.

  Вовка не думал долго. Ему самому не хотелось селиться в общаге, ко всему прочему родители обеспечили его достаточным количеством денег на первое время, а в перспективе обязательно найдется хорошая работа – Москва, город, где исполняются все желания! Ха-ха-ха!

  И они поселились вместе. Жить с Жоркой оказалось очень легко, он был покладист, коммуникабелен и ответственен. Плюс ко всему именно он вел домашнее хозяйство, платил за квартиру и ходил по магазинам. Нет, разумеется, таковые обязанности были разделены между ними поровну, но, когда, приходя из института, Жорка видел в раковине гору так и не вымытой сожителем посуды, он громко возмущался, но мыл ее сам.

  Вовка пользовался этим беззастенчиво.

  При всем при этом, Жорик не пропускал занятия и подрабатывал написанием компьютерных программ от случая к случаю. Платили ему копейки, но он был счастлив – просиживал за компьютером все свободное время, портил глаза и желудок.

  Вовка так не мог. Справедливо полагая, что хорошая работа должна хорошо оплачиваться, он отказывался дешево продавать свои мозги. Он поступил по другому – и где теперь твоя гордость, юноша?

  Зарабатывать деньги телом Вовка не собирался – такое и в кошмарном сне не могло присниться – все получилось случайно. В какой-то газете, купленной у метро, он прочитал весьма соблазнительное объявление, суть которого сводилась к тому, что дама приятной наружности и отличной обеспеченности, около тридцати лет, будет рада познакомиться с желающими получить от нее оплаченные ею же уроки мужского взросления. Претенденты требовались от 18 до 25 лет. Гарантировалась анонимность, хороший отдых, приятная еда, посещение ночных клубов и ресторанов.

  Вовка никогда не страдал излишней скромностью, он взял и позвонил.

  Говорил с ним очень вежливый секретарь, пригласивший его на "собеседование". Вот тогда-то Вовка и узнал правду. Правду о том, что объявление – всего лишь уловка для того, чтобы заинтересовать раскрепощенных и уверенных в себе молодых людей, готовых зарабатывать сексом.

  Вовке предложили работу. Сначала он был в недоумении, потом в ярости, потом в ужасе, потом испытал жуткое разочарование – он-то уже надеялся на хорошие денежки, и потом, после всей этой сложной гаммы чувств, он... согласился попробовать. Так и пошло.

  Но все! Так больше жить нельзя! Нужно срочно бросать эту "работу", иначе он действительно свихнется. "Секретарь" ошибся – он, Вовка, вовсе не раскрепощенный, не современный, и с кучей комплексов.

  Приняв душ и выпив снотворного – что стало почти обычным делом – Вовка уснул и проснулся уже под вечер, если и не с хорошим настроением, то, по крайней мере, вполне умиротворенный.

  Жорка носился по кухне, что-то резал, что-то крошил, колдовал над кастрюлями, дымившимися на плите. Гарик, в Вовкиной рубашке, сидел на угловом диванчике за столом и, когда Жорка не видел, таскал помидоры с огурцами из тарелки. Аккуратно нарезанные, они ожидали подсолнечного масла. Напрасно, должно быть.

  Вовка стоял, прислонясь к косяку и с иронией наблюдал эту трогательную домашнюю сцену, к которой само собой напрашивалось название: "Счастливое семейство готовится к приему гостей".

  – Наконец-то ты проснулся! – обрадовался Жорка, отрываясь от плиты, – Сгоняй за водкой!.. Гарик! – это он накрыл-таки мальчишку за преступлением – он как раз выуживал из тарелки очередную помидорную дольку.

  Гарик медленно поднялся, потянувшись с вальяжностью сытого домашнего кота.

   – Шмотки бы мои перевезти не мешало, а то мне ходить не в чем.

  Он, как Пьеро, помахал слишком длинными рукавами рубашки.

  – Где же твои шмотки?

  – У приятеля одного... в основном.

  – Завтра. Сегодня некогда. Переживешь как-нибудь.

  – Переживу, – покладисто согласился Гарик, пытаясь как-то приспособить Вовкину рубашку, чтобы не сидела мешком. Ему не пришлось особенно стараться – преимущество хорошего сложения в том, что одень что угодно и будет смотреться мило.

  – Ну и когда заявится твой новый друг? – спросил Вовка Жорика.

  – Через час.

  Вовка отправился одеваться, но Гарик, обогнав его, первым шмыгнул в ванную. Вовка хотел разозлиться, но почему-то не получилось. На самом деле он был рад Гарику – Гарик отвлекал его от грустных мыслей.

  Гарик внимательно рассмотрел набор косметических средств, коими была уставлена полочка под зеркалом, пока в ванную набиралась горячая вода. Здесь не было того, что он любил, но обойтись можно и этим.

  Собственное отражение в зеркале сегодня не доставляло Гарику удовольствия. Какие-то тени под глазами, и цвет лица оставляет желать лучшего.

  Все! Неделю не выползать из дома! Только есть, спать и слушать музыку.

  Вовка явился в ванную уже одетым в джинсы, принес на вешалке рубашку с крахмальным воротничком. Он намеревался побриться, а если Гарику вдруг не понравится его общество – это уже его проблемы.

  Гарику его общество нравилось. Оценивающим взглядом он рассматривал его со спины, любуясь уверенными, исполненными скрытой силы движениями восхитительно мужественного парня.

  – Жалко, что ты не голубой...

  Вовка от изумления застыл с помазком в руке, потом повернулся к нему.

  – Чего-чего?

  – Ты странный, – Гарик погрузился в пену по самый подбородок и смотрел из белого облака глазами чистыми, как у ангелочка.

  – Почему?

  – Придумываешь себе проблемы и мучаешься потом.

  Вовка опустился на край ванной.

  – Я себя не понимаю. Пытаюсь, но не могу. Это честно, Гарик. Я уже и не уверен, что я не... голубой.

  Гарик от восторга едва не утонул.

  – Этой ночью ты наконец получил удовольствие! – воскликнул он, пытаясь заглянуть Вовке в глаза.

  – Придурок! – Вовка окунул его в пену с головой, за что оказался весь забрызган оной. – Я не нимфоман, чтобы получать удовольствие от проституции! Я с тобой серьезно говорю, а ты издеваешься!

  – Я с тобой вообще говорить не буду, – ответил Гарик обиженно, отряхивая пену с волос.

  – Слушай, Гарик, вот ты маленький еще вообще-то. Тебе шестнадцать есть?

  – В ноябре будет семнадцать.

  – Ну вот, маленький же еще. Скажи, как ты выносишь все это?

  Гарик смотрел на него непонимающе. Вовке сейчас было страшно смотреть на него – мокрый, в пене, он казался совсем маленьким и таким хрупким.

  – Больно ведь и... неприятно ужасно!

  Гарик расхохотался.

  – Дурачок, какой ты дурачок! Да лучше этого и быть ничего не может...

  Он посмотрел на Вовку и увидел неверие в его глазах.

  – Вас там учат хоть чему-нибудь в вашем... заведении? И ногти стричь больно, если рвать их щипцами.

  – Ну и что ты хочешь этим сказать?

  – Уметь надо. Парню двадцать лет, а рассуждает, как младенец, – сказал Гарик высокомерно.

  – Профессор, мать твою, – пробормотал Вовка, тут вспомнив, о чем он, собственно, собирался говорить, – Ладно, замнем для ясности... Все дело в том, друг Гарик, что я, кажется, хочу заняться любовью с одним мужиком...

  Вовка рассказал все с самого начала, о том, как пришел по вызову к своему преподавателю, о том, как они говорили всю ночь, о том, как теперь он специально ходит на сопромат, потому что встречи с этим человеком странно волнуют его.

  Гарик слушал его с явным интересом.

  – Какая романтическая история. Чего только в жизни не бывает!

  – Я и сейчас не испытываю влечения ни к кому из мужиков, а к нему... к нему испытываю что-то... Чего молчишь?

  – А что тебе сказать?

  – Ну скажи что-нибудь.

  – Нравится он тебе – действуй. Чего ты хочешь от меня?

  – Скажи, я педик или нет?

  – Педик, – сказал Гарик с удовольствием.

  Вовка глубоко задумался.

  – А если честно, то нет, – добавил Гарик. – Ты меня умиляешь, князь Владимир Ясное Солнышко, ты та-акой романтичный!

  Последние слова мальчик кокетливо протянул и брызнул на Вовку пеной.

  – Мне пойти к нему?

  – Да иди конечно, не будь дураком! У вас все может здорово получиться! Он красивый?

  Вовка пожал плечами.

  – Мне кажется, да...

  – Черт возьми, познакомь меня с ним!

  Вовка посмотрел на него мрачно.

  – Ну-ну, я пошутил. Он, наверняка, нищ как Иов, на фиг он мне? Романтические и нежные чувства в гробу я видел, если они не подкреплены солидным капиталом.

  – Ты знаешь, что ты маленькое чудовище?

  – Знаю.

  В дверь заглянул Жорка – как видно, в этом доме не принято было церемониться – спросил, злобно сверкая глазами из-под очков:

  – У вас совесть есть? До прихода гостя двадцать минут!

  Ему ничего не ответили, и он обиженно хлопнул дверью.

  – И, вместе с тем, – проговорил Вовка задумчиво, – Мужское тело не вызывает во мне никаких эмоций... кроме негативных...

  – Отстань! – Гарик полез за душем, – Я тебе что, психотерапевт? Слезай с ванны и задерни шторку!

  Звонок в дверь раздался в точно положенное время. Жорка чинно пошел отпирать. Вовка и Гарик отправились вслед за ним – гостя встречать, улыбаться, здороваться, жать руку.

  Гость оказался мужчиной лет сорока с худым вытянутым лицом и почти полностью лишенной растительности головой. Плюс ко всему, он улыбался во весь рот, демонстрируя все тридцать два великолепных белых зуба. Зрелище было потрясающее, на какое-то время полностью парализовавшее никак не ожидавших ничего подобного Вовку и Гарика.

  – Мистер Дадсен! – воскликнул Жорка с неподдельной радостью, – Добро пожаловать!

  Иностранец! Вот чего не ожидал никто!

  – Yes! – радостно воскликнул мужчина, не переставая улыбаться, – Здравствуйте!