Текст книги "Попытка говорить 3. Нити понимания"

Автор книги: Анатолий Нейтак

В общем, ни заглушить Эхо, ни забить Сито, ни даже сгореть в своём собственном пламени у Ваты не получилось. Не меньше двух минут по часам внешнего мира потребовалось, чтобы хилла окончательно осознали безнадёжность борьбы. Смирились. Замерли.

И тогда Схетта шагнула вперёд. Чёрный рисунок, заточённый в Пределе Образа на её груди, стёк на руки, превратясь в вязкие, как нефть, даже с виду бесконечно жуткие перчатки с длинными, антрацитово блестящими когтями. Краем глаза я заметил, как отшатнулась Лада, как напряглась монада Сьолвэн, а Манар поспешно уплотнил защиту, дарованную ему Тихими Крыльями.

И правильно сделали. Хорошие инстинкты у них. Умные.

– Кажется, вас манит небытиё? – поинтересовалась моя любовь.

На сей раз она поистине превзошла себя. Её голос Силы, обычно более-менее цельный и гармоничный, сейчас диссонансно шипел, надрывно хохотал, рыдал, выл и скрежетал, как стократ замедленный звук сминающегося в автокатастрофе металла. Всё – одновременно.

Красавица, посрамляющая собой чудовище. Воплощённый ужас.

Схетта Аношерез.

Роль и сущность для неё не отличались ничем. И уж если она бралась напугать, – то пугала до ледяного пота, до разрыва сердца. Так, чтобы каждая клеточка трепетала в тотальной панике.

– В моих руках, – голос бездушный и страстный, пронзительный и плоский, – в моей власти – ваша погибель. Эти перчатки несут в себе часть великой Реки Голода. Их прикосновение, их мимолётная ласка есть окончательная смерть без надежды на воскрешение. Даже для истинно бессмертных. Ничем не хуже Меча Тени. Это пустота. Совершенное… абсолютное… ничто.

– Милая, х… хватит. К-кажется, до них уже дошло.

Ещё бы не дошло. Будь у хилла хотя бы намёк на волосы – эти волосы сейчас стояли бы дыбом. Мои, например, явно стремились это сделать. Да и заикался я не совсем уж напоказ.

Приласкай меня эти перчатки, я бы умер. С вероятностью процентов этак девяносто. Да и те десять процентов, которые я выделил себе от щедрот неумеренного оптимизма, обеспечивали не мои личные достоинства – как познания в магии Мрака и постоянное слияние с Предвечной Ночью – а скорее присутствие монады Сьолвэн с её целительным могуществом.

Может, Капитану и удалось бы что-нибудь для меня сделать. Считая по оптимистическому варианту – один шанс из десяти. Когда речь идёт о прямом контакте с Рекой Голода, да ещё к тому же преображённой высшей магией Хоровода Грёз, это отличные шансы.

– Итак? – я поймал блуждающий, точнее, хаотично мечущийся взгляд Эха… и уже не отпустил его. Роль магнита сыграли магия, ламуо, искреннее сочувствие – всё сразу.

Эхо не устоял. С еле слышным воображаемым хрустом давно надломленная гордость хилла сдала окончательно, и вскоре мы узнали всё, что нас интересовало.

А также многое сверх того.

"Меня от этого места в дрожь бросает", – сообщила Схетта мысленным шёпотом.

"Аналогично, милая".

Манар с Ладой остались снаружи. Так что спускались мы втроём. И даже с использованием магии спуск оказался… м-да. …Что находится внизу, под землёй, когда стоишь на поверхности планеты? Материковые плиты, потом магма, потом ядро. Ниже центра ядра нет уже ничего – как нет ничего южнее южного полюса или холоднее абсолютного нуля (хотя в соответствии с иными физическими теориями некоторые вырожденные состояния вакуума всё же могут восприниматься как аналоги отрицательных температур по шкале Кельвина… ну да я сейчас не об этом).

Что находится внизу, под землёй, когда стоишь на поверхности домена? Правильный ответ такой: литосферная плита. Не очень мощная, в среднем от двенадцати до пятнадцати километров толщины. Теоретически ничто не мешает просверлить в ней сквозную дыру до самого низа – в точности так же, как гномы в одном недурном фанфике, зарываясь всё глубже и глубже, в один прекрасный момент пробили киркой Последний Слой и докопались таким образом до Унголианта.

Однако на практике сквозному долблению скального монолита на серьёзных глубинах мешают некоторые… гм… нюансы. Повышающееся давление воздуха – чушь и мелочь, поскольку защититься от него не слишком сложно. Куда хуже повышение магического фона как такового. Избавиться от него при помощи традиционных заклятий крайне сложно, ведь задача содержит противоречие сама в себе: чары, защищающие от фона, сами по себе повышают давление сырых энергий. (Точно так же тепловые насосы во время работы увеличивают общее количество тепла).

На глубинах более шести-семи километров давление магии – термин не из лучших, но ладно уж – возрастает до пороговых величин. Это приводит к возникновению прелюбопытного явления природы: слиянию плотной реальности и первой вуали Глубины. Это – так называемый верхний подземный горизонт, или барьер Тшебла; люди редко до него докапываются, потому как им там, по большому счёту, совершенно нечего делать. Но были в долгой истории Хуммедо достаточно упёртые личности, в том числе именно из людей, спускавшиеся ещё ниже. В том числе на глубину десяти-одиннадцати километров, где происходит слияние со второй вуалью (нижний подземный горизонт, барьер Хумельвер). А дальше…

Дальше спуск в глубины царства камня превращается фактически в погружение в Глубину, физическое перемещение – в магический транс. Причём Глубина утрачивает свою нейтральность под влиянием Мрака, окрашиваясь в соответствующие "тона" спектра. Но самые-самые упёртые глубокопатели, если верить апокрифам, всё же исхитрялись просверлить плиты доменов насквозь в наиболее "тонких" местах, – там, где бурение сверхглубокого гезенка требовало погружения всего-то вуали до пятой. В итоге эти адреналиновые наркоманы имели ни с чем не сравнимую извращённую возможность посмотреть на Истинное, оно же Скрытое, небо сверху вниз.

Изрядное спортивное достижение, не спорю. А с другой стороны – зачем? Я хоть и зовусь Бродягой, но тяги к подобным экстремальным деяниям не испытываю…

Когда хилла создавали для своих опальных, но всё же слишком ценных сородичей тюрьму (да, назовём вещи своими именами!), они заодно создавали воплощённый кошмар. То, чего будут бояться лишь самую малость меньше окончательной гибели. Банальная депривация и исключение из сферы социального взаимодействия для мага – не самая страшная кара. И не самая надёжная, кстати. Когда я допытывался у Зархота, как пресловутый стазис реализован технически, он так ничего и не ответил. Отмолчался. И теперь я понимал его гораздо, гораздолучше.

Я бы тоже не захотел говорить – об этом. Да и рассказать… ламуовсё же не всесильно.

Сверхглубокие недра. Ниже не только барьера Тшебла, но и барьера Хумельвер. Область, где слабеет сила тяжести, зато сгущается Мрак, и пропитывает камень, и леденит душу… даже мою душу, закалённую контактами с гранями преисподней и созерцанием Предвечной Ночи! Какие-то не то охи, не то громы – голоса чуждой всему живому среды… чуждой, но неким извращённым образом всё же живой. Оживлённой. Голодной и предельно недружественной. В доменах нет и речи о вулканической активности, о взаимном трении литосферных плит; откуда берутся эти стоны земные? Не уверен, что даже риллу знают это. Впрочем, мрачных чудес тут хватает и без этого. Бугры, которыми вспучены неровные стены предельно странных оттенков, переползают с места на место, порой создавая полное ощущение пребывание в чужих кишках. О, верно, библейский Иона легко узнал бы эти ощущения!.. Свет – только тот, который мы принесли с собой, чисто магический, бледный, выхолощенный. Можно сделать его сильнее, причём без труда – но мне не хочется светиться. И, видно, не мне одному. Чем здесь пахнет? Неизвестно. Никто из нас троих не собирается дышать здешним воздухом. Здесь лучше не дышать… и – вообще не совершать лишних действий.

Да, намного лучше.

Но всё это только присказка, не сказка. А сама сказка начинается за очередным поворотом влево и вниз, в первом из залов стазиса.

"Меня от этого места в дрожь бросает".

"Аналогично, милая".

Громыхающие, тесные, страшные пещеры уэллсовских морлоков, должно быть, показались бы рядом с… этим… сущим раем. Извилистые тоннели и каверны Мории – уютным залом для медитаций. Потому хотя бы, что и пещеры морлоков, и морийские тоннели полнились жизнью. Не такой уж и страшной, в сущности, жизнью; что такое балрог в сравнении с любым Бурильщиком? Так, банальный сатаноид, последыш разгромленной армии Моргота, выживший там, где его более гордые, более сильные, более верные создателю сородичи сгинули – и закономерно оказавшийся слабоватым в поджилках… нет, зал стазиса больше походил на иное.

Сравнение пришло непрошеным и засело в мыслях гнутым гвоздём: Пенаты Вечных.

33

Здесь Мрак сгущался до плотности уже не воздуха, а – почти – воды. Стоячей, ленивой, чёрной, как закопчённые адской сажей по смоле стены Дита. И в объятиях Мрака спали проклятым нескончаемым сном бессмертные родичи властительных риллу. Не сотни, не тысячи, даже не сотни тысяч… я чувствовал, я знал, в одно мгновение проникнув чувствами за распавшуюся на части завесу: в этом и множестве соседних залов парили на бесплотных струях миллионы хилла.

Миллионы сломанных судеб.

Не способные умереть, не допущенные до жизни, в большинстве своём уже давным-давно не тлеющие – стынущие; обглоданные тишиной и вечно жаждущей тепла магией до костей, до самого дна души. Только здесь я понял, какие образы вдохновили Данте, заставив поместить величайших из великих грешников не в огонь, а во льды Коцита. Девятый круг, круг предателей…

Но кого предали – вот эти, спящие сном камня, льда и Мрака?! Интересы властительных риллу? Законы равновесия, нужды реальности? Правила миропорядка?

В БЕЗДНУ ТАКОЙ МИРОПОРЯДОК.

Может, я не лучший архитектор и не смогу построить что-то получше этого, но уж сделать хуже – это надо долго и целенаправленно стараться!

"Схетта. Им что-нибудь… снится?" Ответ последовал с запинкой. Долгой такой. Промороженной насквозь.

"Некоторым. Немногим. Большинству – уже ничего".

Уже ничего. И – как пьяное эхо под сводами: уже ничего… Уже… ничего… уже…

Всё. Хватит! Так и с ума недолго сойти. …поздно.

Ярко, как при наркотической галлюцинации во время "прихода" от чего-нибудь тяжёлого и синтетического, представилось: миллионы выходят из стазиса. Поднимаются, как один. Движения их медлительны и одновременно ловки, исполнены той специфической стылой точности, которая присуща исправным кибернетическим устройствам и полнофункциональным големам… а ещё – нежити. Они отнюдь не шагают строем, как какие-нибудь войска на параде. Нет, они больше похожи на стаю саранчи. Разумной, бездушной, превосходно одарённой магически…

Голодной.

Породнившиеся с Мраком, истинно бессмертные, не боящиеся уже ничего и никого – ибо чем вообще возможно испугать прошедшего все круги стазиса? даже окончательная смерть сойдёт таким за благословение судьбы! – восставшие миллионы хилла поднимаются на поверхность, и…

И всё. Конец доменам.

Некогда риллу числом одолели Владыку Изменений. Что помешает уже им, гордым своим могуществом, пасть под натиском численно превосходящих врагов? И не в этом ли состоит план древних хилла, премудрых политиков и изощрённейших интриганов, лживых в своём смирении перед властительными? Например, такой вопрос: сколько из спящих здесь, в стазисе, официально числятся принявшими окончательную смерть? И каковы желательные размеры Роя, какого порогового значения терпеливо ждут живые хилла – десяти миллионов? Ста?

Они ведь бессмертны. Вполне могут дождаться и десятизначного числа. Чтобы уж – без сбоев, наверняка… и затопить этим приливом не один Лепесток, а всю Пестроту! Всех риллу, включая полноценных, прижать к ногтю за былые обиды. Уж Князья Ада под таким напором точно падут. Или – получат подкрепления?..

Эхо сотоварищи, между прочим, были свято уверены, что спящих на три порядка меньше. Всего лишь несколько тысяч, не более. Даже Вата не имела иной информации!

"Схетта. Ты можешь их…" Жена поняла меня сразу, с безошибочной точностью. И уточнила:

"Всех сразу?"

"Да".

Несколько мгновений: расчёты, прикидки, мысленная перетасовка активных форм…

"Либо немногих, зато полностью. По три-четыре десятка за раз, минуты по две на каждую группу. Либо всех, но далеко не в полной мере".

Вот так. А кошмар пришествия Роя куда ближе, чем мне казалось. Если Схетта может практически сходу дать прогноз насчёт масштабного вывода из стазиса, то живые хилла за тысячи-то лет не могли не рассчитать всё гора-аздо точнее…

И что теперь делать?

Особую прелесть ситуации придаёт привкус рационального безумия. Ведь до Реки Голода отсюда – ну, не рукой подать, но и не так уж далеко. Премудрые древние наверняка предусмотрели вариант, при котором "лишние" живые мертвецы отправятся прямиком в её "воду" – с концами.

"Капитан. Сьолвэн предполагала обнаружить нечто подобное?" "Нет".

Значит, решать мне. Прямо сейчас. И глубоко плевать, что от варианта "концы в воду" меня выворачивает точно так же, как от варианта "восстание Роя". Не на других же перекладывать мне ответственность! Не скулить: "Схетта, милая, посоветуй!" Что ж, быть посему. А когда выбираешь из двух зол…

Вот именно.

Но предварительно следовало выяснить ещё кое-что.

"Капитан, Сьолвэн уже знает, что именно мы обнаружили? Или это можно… придержать?" "Плотность моего обмена информацией с породительницей изначально ослаблена. И раскрытие канала обмена до нормальных значений возможно лишь при выполнении ряда дополнительных условий. А почему ты спрашиваешь?" "Потому что яйца не складывают в одну корзину. Незнание может точно так же давать преимущество в тактике и даже стратегии, как знание. Что ж… раз Сьолвэн не видит через твои глаза вот это, – пусть остаётся в неведении и дальше. До поры. Я уже вычислил шесть… нет, скорее, семь разных веток событий, для которых нужна максимальная секретность".

Это, кстати, отнюдь не было обманом. В последнее время, в том числе благодаря нашим поединкам с Манаром, я решил, что мне совершенно необходима способность мгновенной оценки будущего. Не просто планомерный подсчёт теней вероятности, а резкая – как при свете молнии или фотовспышки – оценка ситуации.

Да, такая мгновенная оценка не отличалась полнотой и глубиной. Чёткостью не отличалась тоже. Но "нечто" – это бесконечно лучше, чем "ничего".

А уж в бою…

Схетта оказалась нетерпеливее Капитана и вернула разговор в конструктивное русло:

"Ты решил, что мы предпримем с… этими?"

"Да".

Мрачно ухмыльнувшись, я сообщил жене с монадой, что нужно делать – и получил в ответ от первой столь же мрачную, кривую ухмылку, а от второй – вполне человеческий кивок.

В сравнении со всем прочим найти, извлечь из-под земли и разбудить Зархота оказалось задачей сравнительно несложной. Чтобы привести его в норму физически, у нас имелась Капитан. Чтобы оказались должным образом приглушены последствия стазиса для психики – тут поработала уже моя драгоценная. Ну а я сделал самую малость: обеспечил хилла одеждой. Не репликой его старого мееванна, разумеется, – зачем так оскорблять друга и союзника? если будет нужно, он сам сделает такую реплику! – а облегчённой версией Доспехов Бога, такой же, как у Сейвела. Замена не равноценная, конечно. Но по многим параметрам, несмотря на «облегчённость», превосходящая утраченный из-за суда и приговора мееванн.

Я бы и полноценные Доспехи Бога ему выдал (что мне, жалко?), вот только это, как и многие иные действия, находилось под негласным внутренним запретом. Домены – не Энгасти; здесь, "умея считать до ста", я "останавливался на шестидесяти", если вообще не на "двадцати". Осторожничал, не желая демонстрировать раньше времени всего, на что способен. Слишком уж внятны оказывались для меня, благодаря просмотру теней будущего, последствия неосторожности.

Вот и сразу после пробуждения Зархота мы, уже вшестером, убрались с территории домена Фналс способом более сложным, чем могли бы. От лесной поляны, где мы будили хилла, к самой границе с Левварном – одним мощным и резким реверсом. Через границу – и расстояние, которое только кажется незначительным – нас провёл всплеск Силы Схетты, благодаря которой на краткий миг исчезла разница между "казаться" и "быть". Затем через весь Левварн, сверхдальним реверсом, снова я. Через границу Левварна и Ракеоза – Схетта. Через Ракеоз – я. Граница Ракеоза и Теффора – Схетта. И на любимый, некогда ещё Айсом показанный мне обрыв над Ирваном – снова я. На весь цикл реверсов и смещений ушла почти секунда… хотя мы могли действовать быстрее.

– Спасибо за помощь, милая. – А параллельно, адресным мысленным посылом: "Хорошая синхронизация и координация, но можно лучше. Придёшь на очередную тренировку в Квитаг?" "А то как же. Это куда важнее, чем визит в Энгасти ради присмотра за Тимуром…" "Ну, любимая, не дуйся. Ты же понимаешь…" "Именно. Я – понимаю. Но моё понимание не делает меня ни довольной, ни счастливой".

Вместо слов я ответил кратким эмпатическим импульсом любви-поддержки. Глубокой и безусловной. Как карт-бланш протянул. Схетта ответила таким же… но с некоторой задержкой. Пусть небольшой, едва заметной, но всё равно ощутимой.

Такие вот в нашем бла-ародном семействе скандалы…

– Впечатляет, – заявил тем временем Манар. – Рин, а ты мог бы пробиться сюда из Фналса прямым реверсом? При необходимости?

– В принципе, мог бы. Правда, назвать итоговое заклятье прямым… м-да. Но я бы мог.

– Тогда почему… о. Умолкаю и додумываю.

– Вот именно, ученик. Додумывай. Кстати, вы сейчас к Древотцу и высшей, на доклад?

– Пожалуй.

– Ну, тогда не задерживайтесь. Мы будем в книахате.

– Учту.

Один мягкий удар Тихих Крыльев, и мы остались втроём.

– Итак, – обернулся я к Зархоту, мягко улыбаясь, – добро пожаловать в эту дерьмовую реальность обратно, друг. Как самочувствие?

– Так хорошо, что даже странно, – выдал хилла с небольшой запинкой.

Его вполне можно понять. Творящееся вокруг должно было вызвать у него просто уйму вопросов, начиная с "почему меня вывели из стазиса ВЫ?" и заканчивая "если Сьолвэн находится в Коренном Лесу, то кто сейчас исчез вместе с Манаром и Ладой?!" – Ну что ж, – сказал я. – хронологически ты пропустил не так много. Но вот если мерить прошедшее время не в сутках и годах, а по событиям, то ты отстал от жизни капитально.

– Я… заметил. Ты и Схетта теперь?..

– Высшие маги, да. Ровня Сьолвэн – до некоторой степени; хотя равнять нас в плане опыта совершенно бессмысленно, зато в качестве и особенно масштабах своего влияния на события мы сравнялись. И как только у нас выдалось достаточно свободного времени, мы тут же смотались к твоим сородичам, чтобы тебя вытащить.

– Как… – Зархот снова запнулся. Совершенно нетипичная для него манера.

Или это оттого, что он не вполне оправился от стазиса?

– Хочешь спросить, как мы стали высшими?

– Да.

– Для тебя это не останется тайной. Мы расскажем. Но сперва нас ждёт книахат… да-да, и о нём мы расскажем тоже. Больше того: покажем. Надеюсь, тебе понравится.

Если смотреть с улицы, комплекс зданий, ранее называвшийся школой Ландека Проныры, почти не изменился. Единственным, что могло насторожить наблюдателя, являлась ажурная, средней высоты… ну, пусть – башня. Хотя на самом деле эта штука больше походила на блестящую металлом и стеклом трубу, изогнутую, словно атакующая змея; "голову" у этой "змеи" рассмотреть не мог даже хороший маг, потому что её скрывало кое-что более фундаментальное, чем какие-то фокусы с иллюзиями или Глубиной.

Только поднявшись через "хвост" и "туловище" до шеи, гость книахата обнаруживал, что за прозрачными стенами (вовсе не стеклянными: стекло не выдержало бы нагрузки) простирается не городской пейзаж, а некое смутное, мглисто-серое пространство. И что впереди, на фоне этого пространства, парит собственно книахат: висящая без видимой опоры длинная галерея, обросшая ответвлениями, которые также уходят неведомо куда – во всяком случае, далеко за пределы простого магического зрения. Увидеть всё это разом мог разве что очень опытный адепт магии пространства.

Или тысячелетний хилла. Такой, как Зархот.

– Это сделал ты?

– В основах. В частностях оно подстраивается под обитателей.

Нам навстречу попался крупный синечешуйный сугнади – кажется, из нового набора, один из немногих ему подобных, желающий развивать не только внутривидовые способности. Струясь мимо по направлению к Ирвану, он чирикнул простое приветствие.

– И тебе тёплого камня в ладони, – бросил я. Как всегда, ламуосработало куда лучше обычной эмпатии. Дальний родич василисков замер, глядя нам вслед всеми тремя глазами: пусть с опозданием, но сообразил, с кем только что «поговорил».

– Ты больше не скрываешь, что учился у друидов, – констатировал Зархот. Впрочем, эта констатация подразумевала вопрос: если бы тема не интересовала хилла, он бы просто промолчал. А я охотно ответил ему:

– Нет. У меня теперь появились иные, более тёмные и опасные тайны. И не у меня одного.

– Даже не стану спрашивать, что ты имеешь в виду.

– Мудро. Кстати, я буду благодарен, если ты, раскрыв любую из таких тайн, расскажешь мне, как именно тебе это удалось.

– Если такое случится, я расскажу об этом без расчёта на благодарность.

Я кивнул. Схетта промолчала.

По праву создателя я занял первое крупное ответвление по правой стороне от осевого коридора. Правда, особо возиться с обстановкой не стал, ограничившись пристанищем скорее аскетичным и экзотическим, чем "пристойным" или "богатым". Шестиугольная гостиная в своём естественном виде напоминала внутренности гайки. Потолок не показался бы низким даже кому-нибудь из трёхметровых разумных. Если считать южной ту грань, которая вела к другим помещениям книахата, то за сдвигающейся дверью в юго-западной грани располагалась ванная комната (довольно скромная, размером со средний "родильный бассейн"). За следующей, северо-западной гранью находилась комната для медитаций, она же "спальная" (в кавычках – постольку, поскольку "спал" я там исключительно в обществе Схетты).

Три оставшиеся грани, прозрачные, как слеза, служили сплошным панорамным окном с видом одновременно на Глубину, Мрак и Свет – правда, Свет представляло лишь неяркое мерцание у самого зенита, тогда как Мрак представал могучим, близким, неспокойным "морем". Покои ночи – настоящей, а не светлой ночи доменов. Вексту и прочим смертным, тяготеющим к энергиям высей, вид мог показаться неуютным… ну так не для них делалось. Меня вид из "окна" скорее успокаивал и навевал лёгкую ностальгию. Что поделаешь, вечер и ночь ещё на первой моей родине казались мне милее светлого времени суток. Как я писал в старом блокноте:

 
Безудержное солнечное утро.
Томление усталых фонарей.
Бессонница мне вновь подносит сутру
С перечисленьем мыслей, дел и дней.
Но что мне день? Лишь суетное бремя,
Чужое, словно новенький сапог.
Нет, мне милей моё ночное время,
Которое наполнил я, чем смог.
Пусть день сулит мне света океаны,
Пусть он – любви и разума союз, –
Верните мне полночные обманы,
Ноктюрновой тиши прозрачный блюз!
 

М-да. Как вспомнил, так снова взгрустнулось. Что это, симптом накопившегося утомления? Или тут нечто более глубокое? Но ладно. Как говаривала небезызвестная Скарлетт, «я подумаю об этом завтра». Успею ещё порефлексировать… при гостях это совершенно некстати.

– Давай, Зархот. Устраивайся поудобнее, задавай вопросы.

Прозрачная колонна в центре комнаты-гайки во время моего радушного спича как бы оплыла, превращаясь в круглый "стеклянный" стол и три таких же кресла. Только опирались эти кресла не на пол, покрытый пятисантиметровым слоем мха-трансмутанта – ещё не хватало ставить на живой подарок Схетты мебель, хоть бы и самую лёгкую! Нет, кресла являлись такой же частью колонны-метаморфа, как стол. Собственно, с последним они и соединялись парой тонких, почти невидимых опор, заменяющих классические ножки.

– Надо же, – заметил хилла, опускаясь на выбранное место. – Не иллюзия! Вот только не пойму, из чего это сделано…

– Если обойтись без сложных объяснений, то из напряжённого карбосиликата. Поскольку я – далеко не Фартож Резак и даже не один из его учеников, не так-то просто оказалось наделить плотную материю, помимо памяти формы, ещё и способностью выстраивать ориентированные молекулярные цепи. Но некоторыми успехами похвастать я уже могу.

– Заметно. А кто такой этот… Резак?

– Высший маг. Старый и могущественный, вроде нашей знакомой Сьолвэн, спец по кристаллам. Впрочем, давай я расскажу, что со мной было, по порядку. Начиная с момента, когда тебя сцапали… а вопросы ты задашь уже по ходу рассказа или чуть позже.

Возражать Зархот не стал.

Надо заметить, Схетта тоже слушала меня внимательнейшим образом. Так уж вышло, что мы с ней, говоря о былом, не торопились вдаваться в детали. Как-то сама собой сложилась ситуация тихого соревнования, кто о ком поймёт больше по "случайным" оговоркам, невзначай подброшенным фрагментам мозаики, мимолётным комментариям и прочим подобным мелочам. Так что сейчас я грубо нарушал неписаные правила этой игры, одновременно извиняясь тем самым за все вольные и невольные обиды, сколько бы их ни оказалось.

Когда я дошёл до момента, когда со спящей Схеттой на руках я сошёл с Дороги Сна в новом, ещё не знакомом мире, обжитом тианцами, жена оживилась.

– Пора браться за рассказ мне, – объявила она. – Поведать, что сделал со мной Поток… и что я сделала с ним. А то Рин уже больше часа старается, язык натрудил, бедняга.

Я улыбнулся. Похоже, мне тоже предстоит услышать немало интересного. …лился рассказ моей жены, голос которой временами срывался на "хоровое" звучание, чем-то напоминающее органную музыку. Плавали над "стеклянным" столом иллюзии: пейзажи, лица и фигуры, отображения магических структур, карты и интерьеры. В некий момент я мельком подумал, что Схетта имела бы большой успех как кинорежиссёр и клипмейкер – на стыке авангарда, фантастики и документальной хроники. Феерическое сочетание, да… как и она сама. Но чуть позже наступил момент, когда в моей душе загорелся огонёк тревоги.

Нет, я не перестал прислушиваться и присматриваться к её повести. Просто вынужденно отвлёк часть сознания на анализ причин своего беспокойства.

И результаты мне не понравились.

– У меня плохие новости, – сообщил я нарочито ровно, когда Схетта закруглила рассказ ожидаемым "проснувшись, я увидела рядом мужа и обрадовалась". – Придётся отложить наши несомненно приятные посиделки.

– В чём дело?

– Война на носу.

34

– Интервал? – спросила Схетта «хоровым» голосом. Теневое серебро затопило её глаза – Осталось менее двух суток.

– Противник?

– Риллу. "Безземельные" представители партии Теффора во главе с Хордакком, всего около семнадцати-девятнадцати Тихих Крыльев на стороне противника. Плюс свита, разумеется.

– Ожидаемые последствия?

– Разнообразные. Я сейчас просматриваю варианты… самое неприятное, что во всех, как костыль в шпале, торчит разрушение Ирвана и книахата.

– И почему ты говоришь об этом только сейчас?

При этом вопросе лицо Рина Бродяги впервые отразило глубокое, но сильное чувство. И чувство это было таково, что Зархот почёл за благо поскорее отвести взгляд.

– Я, – ответил высший, – тоже очень хотел бы знать, куда смотрели наши Видящие.

– Тогда что мешает спросить их?

– Тоже верно. Зархот, ты с нами?

– Да.

Рин поднялся. Хилла вновь поневоле сравнил его движения с пластикой Манара – и вновь подтвердил сложившееся мнение, что сравнивать их бессмысленно. Молодой риллу, подстать Ладе, походил на танцора, на ловкача, способного без подготовки и размышлений выдать любой акробатический трюк, не растрепав причёски. Боец, и притом опаснейший – да… но в небрежной грации Манара имелся существенный изъян, не позволяющий назвать его воином.

В движениях Рина эта безотчётная грация почти отсутствовала. А вот привычка к риску, в том числе смертельному – читалась чётко. То, что высший не раз и не два убивал, тоже наложило на него свой несмываемый отпечаток. Бродяга двигался не столько легко, сколько аккуратно и сдержанно. Сознающий свою силу и неплохо знающий её пределы, он походил не на блестящий вихрь, как его ученик, а, скорее, на разумную грозовую тучу. Тёмную, мощную и страшную.

Особенно сейчас.

Прикрыв на секунду глаза, Рин перенёс сложным многоступенчатым реверсом себя и хилла в джунгли. Схетта, переместившаяся своими силами, не отстала ни на мгновение.

– Здравствуй ещё десять тысяч лет, – сказал высший, находя взглядом престранное создание – Зархот и не подозревал, что такие химеры вообще возможны. Продолговатая туша не то червя, не то моллюска, парящего в воздухе благодаря личному полю тяготения и покрытого естественной бронёй. С червями его роднила гибкость десятиметрового тела, а с моллюсками – три пары глаз на выдвижных стебельках, шевелящихся довольно характерным образом… и заканчивающихся "гранёными шариками", как фасеты пчелы или стрекозы. В "загривок" червя-моллюска врастало тело, подобное телам пресмыкающихся. Непропорционально крупная голова, атрофированные трёхпалые ручки, тощеватая грудная клетка. Ярко-алый по контрасту с чёрной чешуёй гребень. Выпуклые золотые глаза со зрачками пилообразной формы…

Несомненно, при всём своём искусстве харлавы не смогли бы создать такое существо. Тут поработал некто на порядок искуснее. То есть поработала.

Сьолвэн. Больше некому.

Надутый, как кожа на барабане, горловой мешок "всадника" издал смесь треска, шипения и свиста, сопровождаемого внятными – и адски "глубокими", многогранными, прихотливыми притом – ментальными сигналами.

– Пусть твои замыслы воплощаются в точном соответствии с твоими желаниями, Бродяга.

– Скажи-ка мне, Летучий Ящер, почему…

– Я могу присоединиться к беседе?

Зархот почувствовал себя откровенно неуютно. События, похоже, закручивались гибельной воронкой, норовящей поглотить его без остатка (да если б только его!) – а он, похоже, до сих пор не вполне отошёл от последствий стазиса, раз пропустил появление нового действующего лица.

Рин ничем не выдал недовольства, если оно и имело место.

– Присоединяйся, Капитан.

"Кто она такая?" – попробовал уточнить Зархот, направив мысль Схетте. Та не стала затягивать с ответом и отделываться кратким комментарием не стала тоже.

"Некогда та, кого мы ныне знаем под именем Сьолвэн, отпочковала своё эго от древнего единства, которое именует Сообществом…" Череда сжатых образов: схемы копирования структур мышления и памяти, нужда в общении и понимании, движение по неизученной, потенциально враждебной территории… и всё это – на стойком эмоциональном фоне напряжённости и риска.

"…недавно Сьолвэн, превзойдя границы безопасности, начала новый этап тихой войны со своим властительным супругом и с риллу как таковыми…" Взгляд со стороны на уже известные события, включающий фрагменты информации, которых Зархот ранее не имел. Одним из таких событий предстало его пленение, закончившееся в итоге стазисом.