Текст книги "Попытка говорить 3. Нити понимания"

Автор книги: Анатолий Нейтак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 27 страниц)

Не дожидаясь ответа, Схетта переместилась прочь, оставив собеседницу в растрёпанных чувствах… и – в одиночестве.

Попытка уединиться в знакомой беседке не удалась: этот тихий уголок заняли (и, кажется, ссорились друг с другом) Колючка со Схеттой. В другое время и в другом настроении Сейвел, скорее всего, попытался бы задержаться и хоть краем уха послушать, о чём они говорят…

В другое время. В другом настроении.

Сейчас он просто развернулся и пошёл к комнате для медитаций. И если бы размышления сами по себе порождали звук, его сопровождал бы густой вибрирующий гул. …всё началось с очередной невозможности. Пёстрая компания, окружившая Рина и Схетту, двинулась вместе с ними в сторону столовой, а он не успел сделать и шага, как сзади на плечо опустилась чужая рука. Что само по себе показалось едва реальным: ведь ни сторожевые чары, ни собственные чувства не предупредили о приближении постороннего!

– Не торопись, – сказал знакомый голос.

Обернувшись, Сейвел моргнул. Рука на его плече принадлежала Рину Бродяге. Второму. Потому что Рин номер один – Сейвел оглянулся, проверил; да, всё так и есть… – продолжал удаляться в направлении столовой.

– Да, я немножко раздвоился. То есть вообще-то растроился: ещё одно тело-отражение осталось в Энгасти – так, на всякий случай. Не обращай внимания. У нас будет отдельный разговор. И да: пока этот разговор не закончится, нас никто не увидит.

– А что случилось?

– Ничего страшного, не бойся. Я просто хотел уточнить твои планы на будущее.

– Не понимаю…

– Припомни: ты ведь в своё время просил меня о личном обучении?

– Да.

– А зачем?

– Странный вопрос.

– Не такой уж странный. В уже помянутый момент я поделикатничал. То есть не стал интересоваться, почему ты явился в домен Теффор в одиночестве, без охраны, и попросил меня о протекции. Причины выглядели довольно очевидно. И, признаться, твоя просьба мне польстила. Но с того момента много времени утекло.

– Ты хочешь изменить решение? Отказаться от… меня?

– Не совсем. Дослушай, пожалуйста.

Сейвел кивнул. Рин продолжил:

– Тогда, в начале, я проанализировал факты. И, думаю, не сильно ошибся с предысторией. Ответь, кстати: тебя выдавила из Черноречья милашка Талез?

"Выдавила!" Бывший те-арр вновь ощутил, как каменеет, превращаясь в невозмутимую маску, лицо. Но умения точно выражаться у Рина не отнять: он использовал едва ли не самое подходящее слово… пусть нелестное, зато точное.

– Не только она.

– Что Талез не потянула бы такую интригу в одиночку, это само собой… изменить порядок наследования, а затем довести бывшего наследника так, что… ладно, Бездна с ней. Речь о тебе – и обо мне. Понимаешь, в чём штука… когда ты просил меня об обучении, меня занимали другие вопросы. Ну и я повёл себя, как голем. Решил, что причины у твоего поступка такие же, какие могли бы быть у меня на твоём месте…

И тут – с изрядным опозданием – до Сейвела дошло: Рин пытается извиниться! И очень расстроен тем фактом, что в прошлом далеко не всегда принимал полностью осознанные решения.

Смешно? Да как сказать…

– У меня не оказалось времени на дополнительные раздумья. Сначала команда хилла, потом Квитаг, потом перетряски в "верхах" и новое бегство… ну, сам понимаешь. А сегодня я глянул на тебя свежим взглядом – и чуть сам себе подзатыльник не отвесил. Ты же все эти годы старательно лепил из себя бойца! Добрался до "родильного бассейна", потом нарабатывал рефлексы, попутно наращивая энергетику, разработал собственную, довольно оригинальную систему сторожевых и защитных заклятий. Но зачем? Скажи, Сейвел: тебя влечёт магия сама по себе – или магия как одно из надёжнейших средств мщения?

– А если верно второе, что тогда? Ты не станешь меня учить?

– Ну почему же? Раз я дал согласие, на попятный не пойду. Вот только тебе придётся делать выбор, ученик…

Рин немного помедлил. Слегка прищурил правый глаз, словно всматриваясь во что-то.

– Я могу помочь тебе с достижением простой и ясной цели: вернуться и показать всем, чего ты добился в изгнании. Это будет нетрудно, как ты понимаешь. Для этого даже не обязательно учить тебя чему-то новому, достаточно выдать копию моего Мрачного Скафа. Помнишь его? Ну вот. Ты вернёшься, ты всем покажешь и дашь пинка под зад тем, кто когда-то не поленился пнуть тебя… но в этом случае наше общение сведётся к минимуму. А вот если ты оставишь мысли о мести, всё станет куда интереснее. Правда, заодно и более зыбко.

– Договаривай.

– Собственно, я уже всё сказал. Я предлагаю тебе выбор. Достаточно простой, как в сказке: или перстень правителя – или ключ к библиотеке мага. А выражаясь по-иному – либо прямо сейчас бери синицу в клетке, либо иди в лес, где, по слухам, гнездятся более крупные птицы, и когда-нибудь, возможно, поймаешь одну из них. Или несколько. Но это – потом и без гарантии.

– Малый выигрыш или игра на весь банк?

– Именно так. Это развилка, ученик. Я уже однажды размышлял на эту тему вслух в твоём присутствии, но могу повторить: управление смертными почти несовместимо с управлением стихиями. Если ты выберешь власть над Черноречьем, у тебя не останется времени на серьёзную магию. Да и сил тоже. Если ты выберешь магию, то довольно быстро утратишь вкус к политике и интригам. Станет попросту жаль тратить время и силы на эту возню. В общем, подумай и прими решение. Я тебя не тороплю. Но помни: может статься, что я опять исчезну из Ирвана. Тогда даже синицу тебе придётся ловить самостоятельно.

На этом Рин исчез, не попрощавшись, а Сейвел отправился искать тихое место.

Следовало крепко подумать, прежде чем делать выбор.

22

Теперь, когда я стал высшим, Коренной Лес производил на меня ещё большее впечатление, чем раньше. Сказывалось углубление восприятия.

Правду сказать, Коренной Лес впечатлял всех. Забрёдших в него смертных – размерами деревьев, меньшие из которых могли потягаться высотой с тридцатиэтажным домом, а те, что постарше и покрупнее – и с сорокаэтажным. Сосновый бор на этаком фоне едва тянул на чахлый подлесок. Маги, особенно принадлежащие к "зелёным" школам, тоже впечатлялись деревьями, но по иной причине: каждый из тысяч этих растительных великанов аккумулировал и перекачивал сквозь себя не меньше энергии, чем мастер стихийной магии. Говоря проще, даже в сравнении с одним деревом Коренного Леса большинство адептов посещало редкое и малоприятное ощущение собственной незначительности. А уж если брать Лес как единое целое…

Но ныне я мог заметить то, что раньше ускользало от самого тщательного сканирования. Поток моего внимания, профильтрованный и очищенный глубинными энергиями Предвечной Ночи, цеплялся за узлы хорошо спрятанной сети. Если в Ирване угловатое плетение воли Теффора доминировало, а изящная вязь воли Сьолвэн дополняла и украшала его, то в пределах Коренного Леса доминировала уже сеть, сплетённая высшей. Удивительно, но я каким-то образом знал: не сразу, не за одно тысячелетие, с медлительностью и неумолимостью наползающего ледника была совершена эта подмена. И риллу по-прежнему полагал себя хозяином всего домена… но этот угол реальности давно сменил хозяина на хозяйку. Сеть воли властительного в Коренном Лесу не теряла ни размеров, ни густоты, ни насыщенности энергией – вот только контроль над этой сетью, дублируя свои основные функции, осуществляла сеть Сьолвэн.

А сердцем и средоточием истинной власти над этим местом служил Древотец.

Только магия и ничто иное могла поднять листву его верхушки на три сотни метров от поверхности почвы. Крона его накрывала своей густой тенью в центре Коренного Леса площадь, превышающую квадратный километр. Более двухсот десяти веков разрастался этот гигант – и ныне шли в медленный рост его стволы за номерами сорок два и сорок три. Никакой старший маг не мог сравниться с Древотцом по части Силы: телу крошечного смертного не под силу пропускать через себя потоки энергий такого уровня.

Но это всё – мёртвая статистика. А колосс, прозванный Древотцом, был живым – таким живым, каким никакое, хоть десять раз магическое дерево быть не может.

А ещё он был разумен.

Конечно, сравнение его сознания с человеческим являлось нелепостью по любым меркам. С высоты его кроны могла показаться исчезающе малой разница меж людьми и хашшес, сигалти и харлавами. Я имел дело с разумными гигантами (довольно вспомнить дельбубов или Стеклянный Лес) – но и на их фоне Древотец оставался чем-то совершенно уникальным. Если вернуться к разнице меж разными разумными, то даже Сьолвэн стояла ближе ко мне по структуре мышления, чем самое странное из её многочисленных созданий!

Может, друид пятой степени и мог бы поговорить с ним. Но сомневаюсь. Сомневаюсь. Для меня такой разговор оставался далеко за гранью возможного. В иное время я мог бы войти в транс, чтобы сократить дистанцию между нами хотя бы в части темпа мышления… но сейчас мы со Схеттой явились сюда не ради самого заметного элемента ландшафта.

"Ждите. Мы выйдем к вам через минуту", – объявило периферийное тело высшей, похожее на шестиногую обезьяну, и, развернувшись, резво убежало обратно в Коренной Лес.

– Ты как, любимая?

– Почти нормально. Какое-то у меня… предчувствие.

– Вот как…

Я сосредоточился на тенях будущего, но ничего особенного не обнаружил. Следовало ожидать: здесь, на кольцевом поле, отмежёвывающем Древотца от Коренного Леса, фон Силы Сьолвэн имел такую интенсивность, что моё ограниченное предвидение работало плохо. Можно даже сказать, вообще не работало. Как зрение в заилённой воде… или, скорее, как слух – на складе, забитом до потолка тюками с ватой.

Тихий возглас Схетты привлёк моё внимание к реальному миру.

– Ты видишь ЭТО?

– Да.

– Уф. А я уже подумала, что…

– Да?

Резкое движение головой, всколыхнувшее чернь синеватых волос. Вспышка Силы.

– Не важно. Не обращай внимания.

Ну-ну. И почему для меня это её "не важно" прозвучало таким неприятным диссонансом? Не потому ли, что жёнушка, выражаясь мягко, соврала?

Впрочем, выяснения лучше отложить. Сейчас нам предстоят совсем иные семейные заботы.

Или – не только семейные?

ЭТО приближалось к нам со скоростью быстро идущего человека. Но по контрасту с не рядовыми размерами ЭТОГО казалось, что оно едва ползёт.

"Боги и Бездна! Сьолвэн…" Когда я увидел её впервые, в высшей – точнее, в её центральном теле – имелось три метра роста и четверть тонны живого веса. Но те времена (можно сказать, минутной давности, если вспомнить её общий возраст) миновали. Причём, похоже, безвозвратно. У ЭТОГО, напрочь негуманоидного тела, формой отдалённо похожего на гусеницу, вес плоти, пожалуй, превышал сотню тонн. А то и все полторы сотни. Две железнодорожных цистерны. Гладкие колышущиеся бока травянисто-зелёного оттенка, впереди, в венце длинных не то щупалец, не то великанских вибрисс, – четыре расположенных горизонтальным ромбом глаза. Круглых, крупных, чёрных в лёгкую прозелень… немигающих. Да и чему там мигать, когда век нет?

"Диетой ЭТО не исправишь…" На загривке у Сьолвэн ехало очередное периферийное тело. Специализированное, похожее на кентавра: голова и нагой торс человеческие, – более того, очень точно (вплоть до ауры) копирующие Схетту. А внизу, после изгиба, нечто мохнатое, с четырьмя не ногами даже, а какими-то отростками. В руках же у этой… кентавры, химеры, как бы её назвать…

– Сын!

Коротко и резко плеснул Хоровод Грёз. Кентавра моргнула обиженно, поводя опустевшими руками и шаря вокруг подслеповатыми глазами… Схетта ушла в созерцание ребёнка, спящего уже на её, а не чужих, пусть как угодно ласковых руках. Я придвинулся, приобнял жену.

Но глядел – на Сьолвэн.

"Спасибо, что позаботилась о нашем сыне".

"Это не составило большого труда".

"И… Схетту извини. За резкость".

Чужой смех в моей голове показался больше похожим на рёв торнадо, чем на что-то более близкое и одушевлённое. Да. Меняется высшая… и уже изменилась. Очень сильно.

"Не за что извиняться. Потому что в этой резкости виновата я сама".

Щёлк – щёлк – щёлк. Безо всякой Параллели, в рамках нормальной чёткой логики, одно предположение цепляет боками другое. Кто программировал материнские инстинкты Схетты? Для чего? В смысле – Сьолвэн ведь даже не таится…

"И какую роль мы должны сыграть на этот раз?" "Какую захотите".

"Вот так просто?!" "Да. Я же знаю вас обоих, и знаю неплохо. Любая ваша импровизация будет мне на пользу".

"А ты изменилась, высшая".

"Нет. Я просто стала меньше притворяться. Кроме того, теперь вы двое доросли до уровня полноправных союзников, – а союзникам не лгут".

"Значит, раньше ты нам лгала?" "Нет. Напрямую – никогда. Это не мой стиль. Но я позволяла себе умалчивать, а вам – добровольно заблуждаться".

Жёстко. Но даже где-то лестно, прах побери!

"И о чём же ты умалчивала, позволь спросить?" Эта реплика принадлежала не мне. И (что в последнее время стало типично для всех действий Схетты, совершённых в союзе с её Силой) оказалось невозможно определить, с какого момента она вслушивается в наш приватный мысленный диалог. Может, с самого начала? А её заворожённость маленьким чудом на руках – только для отвода четырёх зеленоватых глаз?

"Я умолчала о том, сколько раз пыталась создать союзников, подобных вам. Как вы понимаете, потенциальных высших через сплетённую мной сеть ускользнуло много. Тысячи. И большинство – в смерть. Не каждый примат, даже взяв в руки палку, способен стать человеком разумным. А искренне заблуждались вы в степени собственной самостоятельности… ну, Рину нынче эта проблема знакома с обеих сторон. Есть предложения, которые делают потому, что адресат не может их отвергнуть".

"Иначе говоря, даже рождение моего ребёнка ты не предусмотрела, а спланировала. Легионэй, явившись в Квитаг, выполняла более одной миссии, не так ли?" "Так. Позволять себе зачать ребёнка там и тогда по собственной воле ты бы не стала. А чем закончилось бы это разумное решение, нетрудно понять и так".

"О да!" Я не прибегал к сарказму. Но даже холодные рассуждения, выплёскиваемые в канал связи между тремя мыслесферами, отдавали хиной. Целебной горечью.

"Схетта не беременеет – значит, уходит со мной. Мы оба попадаем в ловушку Ордена… ну а далее понятно. Я не сижу в кутузке тихо и спокойно, подспудно подготавливая прорыв к вратам Предвечной Ночи; Схетта из аналогичных соображений тоже не смиряется с происшедшим. Итог – путешествие на Дорогу Сна для обоих, только в один конец. А раз Схетта осталась, то всё замечательно. Я прошёл посвящение, она тоже в итоге его прошла, да плюс ребёнок стал якорем для нас обоих, побуждающим вернуться в Теффор…" "Не только в Теффор, Рин. В Сущее – тоже".

День откровений. Я посмотрел на Схетту, встретил прямой взгляд озёр расплавленного серебра… неприятно сознавать, но одной любви недостаточно. Эта женщина подобна мне самому, а значит, не теряет рассудок даже в своей страсти. А один только рассудок – плохая опора для того дерзкого, который (или которая) надеется хотя бы отчасти покорить Дорогу Сна. Да, любовь тоже сыграла свою роль, и разум сыграл свою роль; но там, где не хватало ни любви, ни свободной воли, вступал в игру материнский инстинкт.

Тот, который вложила в плоть и кровь Схетты высшая.

– Ты, – сказал я, снова поворачиваясь к громаде тела Сьолвэн, – Многое открыла. Но не стала упоминать ещё одного нюанса. Даже сейчас, когда мы теоретически стоим на одной ступени, ты не намерена оставлять попыток нас использовать.

"Разумеется, не намерена. Только ты выбрал не самое удачное слово. Скорее, нам придётся учитывать друг друга в своих планах. Вот это будет точнее".

"Разница невелика. У тебя – опыт десятков тысяч лет, изощрённейший ум, неохватная Сила и превзошедший коллег зоркостью Видящий. Мы же в сравнении с тобой – дети, какими бы качествами ни завладели. Причём Схетта – твой ребёнок даже в буквальном смысле. Да, мы будем учитывать тебя в своих планах: ты нас, а мы тебя. Но этот учёт никто не назовёт симметричным!" "Чем ты недоволен? Заложник вашего возвращения – если тебе угодно выбирать самые жёсткие формулировки – в ваших руках. Вы смело можете отправляться обратно в Энгасти, а мой конфликт с Теффором и прочими риллу продолжится без вашего участия. Не вами начато, не вам и заканчивать. И уж новый status quo я, поверьте, сумею поддержать без вашей помощи".

"Да. С помощью Манара. С помощью Лады. Так?" "Так".

Я и Схетта переглянулись. Снова. Я улыбнулся.

– Ты знаешь, что честность твоя горчит…

– Так горек полынный мёд, – подхватила жена.

– И сердце всё чаще в груди стучит… -…предчувствуя наперёд… -…свирепую схватку за право – быть… -…остаться самим собой.

– Фигуры расставлены. Нечем крыть… -…и мы – выбираем бой!

И снова взгляд – на тушу высшей.

"Выбор без выбора. Ты жестока, Сьолвэн, как жестока жизнь. Но ты ближе к нам, чем риллу с их жестокостью, так что никуда мы не денемся. Особенно если вспомнить о моих учениках".

– Скажи мне, высшая, как мать – матери…

В "хоре" голоса моей жены вскипают смыслы, каких раньше не бывало. И я вдруг очень резко и очень чётко вспоминаю давнишний рассказ: …происхождение и исходная точка для роста сознания значат очень много. Они – как темперамент: как бы ни менялся характер, а тип возбудимости нервной системы не изменишь. В Сообществе можно изменить генетическую основу разума, можно даже включить в эту основу неорганические контуры… но сознание, раз сформировавшись, уже не полностью зависит от носителя…Когда-то человеческая женщина, капитан планпехов, бредила космосом. Но в ДемФеде, как и везде, впрочем, следовало выбирать, навсегда отрезая для себя альтернативы. Она выбрала мечту о небе, оставив мечту о доме и детях тихо тлеть где-то на задворках сознания.

Теффор, как бы он ни относился к "супруге", реализовал тлеющую мечту. Дом и дети – да, Сьолвэн получила и то, и другое…

И Квитаг познал на собственной шкуре смесь рассудочной ненависти высшего мага со слепой и страшной яростью женщины, дитя которой сожрали заживо. И Манар, незаконный, но любимый, получил свои Тихие Крылья – как наследие тихо тлеющей мечты о небе.

"Не я – но пусть хотя бы мой сын…" Как мать – Матери, да, Схетта? Ты же не могла забыть прозвище высшей! -…выбора между борьбой и смирением на заре бытия у тебя было не больше, чем сейчас у нас с Рином. Не так ли?

"Да".

Коротко и однозначно.

– Тогда ещё один вопрос. Много ли выбора ты оставила, – не столько движение, сколько намёк на него: жест, каким приподнимают младенца, чтобы показать миру, – ему?

Ответ последовал без промедления. Не составляло труда предвидеть такой вопрос…

"Сын моей дочери – не мой сын. Спроси себя, как мать, сколько свободы ты готова ему дать. Сколько – и какой именно?" Кажется, кривая ухмылка зазмеилась по нашим со Схеттой губам одновременно.

Горение. Тление. Гниение. А если первое, то лучше заранее смириться с шансом однажды узнать, что твой ребёнок – сгорел. Ушёл, пусть и со славой. Потому что ты его не уберёг. И права такого не имел – беречь… ведь забота старшего о младшем, перейдя предел, удушает. И наши дети, наши ученики, наши живые надежды и драгоценные шансы на самом деле не наши. (Так я и Схетта, двое достигших вершины из неизвестно, скольких тысяч пытавшихся и не добравшихся до неё, уже никогда не попросим Сьолвэн о защите. Детство кончилось…) Принцип свободы выбора. Принцип осознанного риска.

Ах, Экклезиаст, Экклезиаст…

– Я дам ему столько, сколько смогу, Мать. Но что делать, если окажется, что я ошиблась? Если окажется, что данного слишком мало – или слишком много?

И опять – ни малейшего промежутка меж вопросом и ответом:

"Ты знаешь ответ. Приходится смириться, жить дальше… и растить новую смену".

Девяносто тысяч лет лежали в основании сказанного, как тяжкая базальтовая плита. Как тёмное, древнее, великое и страшное надгробие. Сколько раз Мать "смирялась и жила дальше"? Скольких пережила, скольких похоронила – чтобы пытаться снова? Медленно, ощупью, шаг за шагом, оплачивая каждый выдох, каждый сантиметр на пути вверх… нет. Не только своей кровью. Свою не так жалко. А вот кровь чужая…

Говорят, на полях былых сражений трава растёт особенно густо. А если на них вырастают маки, то особенно крупные и алые.

Мы идём вперёд, потому что не идти не можем. Мы выбираем и платим. Бросаем в топку свершений всё, что подвернётся под руку: себя, своих ближних и дальних, друзей и врагов. Ради чего это всё? Ради призрачного шанса однажды остановиться и сказать: всё, пришли! Во имя мечты, во имя памяти павших, во имя тех, кто придёт нам на смену?

"Идущий за мною сильнее меня". Но минует ли его необходимость жертвовать?

Тяжко быть тобою, Сьолвэн Мать…

– Что ж, – я тряхнул головой в заранее обречённой попытке избавиться от лишних мыслей. – Будем считать, что с тобой мы поговорили. И выразили свою благодарность за всё, что ты для нас сделала. Мы не забудем о своём долге. Но как насчёт разговора с Манаром и Ладой?

"Говорите. Я удаляюсь".

Центральное тело Сьолвэн, не разворачиваясь, попятилось в сторону Древотца. А я, глядя на это, подумал, что недалёк уже момент, когда продолжающийся рост лишит её естественной подвижности уже не частично, а полностью. И ждать осталось недолго.

Теффор, это олицетворение жестокого порядка, держал супругу в форме. Не давал ей "растолстеть". Смешная, глупая, вредная даже аналогия, но никуда от неё не деться. Хоть тысячу раз повтори себе, что новые размеры её центрального тела вполне отвечают выросшей Силе и нуждам совершившего очередной рывок сознания. Если бы Сьолвэн не была так тесно привязана к магии Жизни, она не превратилась бы в… супергусеницу. А сейчас она неким парадоксальным, изнаночным образом напоминает мне Фартожа Лахсотила, перешедшего предел своей Силы – до того как я убил его, даруя шанс на новую жизнь…

Полыхнуло. Качнул реальность тихий гром. Возникли в воздухе и без спешки опустились на траву кольцевого поля две фигуры – знакомые и одновременно чужие.

Первое, что приковывало внимание – изломанный, сложно выгнутый и одновременно гармоничный ореол. Частичное воплощение Тихих Крыльев в реальности преломляло свет и само местами излучало его. Никакого буквального сравнения этогос какими бы то ни было крыльями не существовало и существовать не могло. Продолжение ауры? Нет, тоже не то. Видовой признак риллу, окружающий Манара и Ладу, ускользал от любых определений. Да, похож на колебания нагретого воздуха, на целлофановые листы, на призму жидкого хрусталя, на оптический обман, непробиваемый магический щит и ещё много на что.

А говорит ли это сходство что-либо о сути Тихих Крыльев? Нет, не говорит.

– Рин, бродяга! Схетта! Вы вернулись!

Когда-то, проснувшись в "родильном бассейне" и услышав голос Сьолвэн, я был поражён тем, сколько в его шлейфе магии. Так вот: голос Манара в этом плане побивал высшую с огромным отрывом. Пожалуй, простой смертный на моём месте оказался бы счастливчиком, если б отделался кровавой испариной по всему телу и трещинами в костях. Мог бы и умереть на месте.

А ведь Манар просто слегка повысил тон от радости…

Могущество впечатляет. Куда там Мифрилу, "мальчику-мажору"! В энергетике риллу Хуммедо и полноценным собратьям мало уступят… могущество – да.

А вот контроль над ним – увы, не особо впечатляет.

Лада выскользнула из объятий Тихих Крыльев. И я замер, заворожённый её пластикой – снова, как когда-то в недрах туши Квитага, во время и сразу после обряда Обретения. Лада двигалась, как танцевала, танцевала, как жила и дышала, а жила и дышала – как колдовала. Ей не досталось большого могущества, как Манару. Зато гармония пребывала с ней всечасно.

И совершенная нагота её не оскорбляла взор. Более того: далеко не сразу доходила до сознания. Хилла, сроднившаяся с Тихими Ладонями, нуждалась в дополнительных покровах не больше, чем дикий зверь… или, лучше сказать, не больше, чем божество природных сил.

Объятия Лады предназначались в равной мере всем троим: мне, Схетте и младенцу. Как она сумела поделить дружеское тепло с такой безупречной точностью, не имея дополнительных рук и не обладая способностью растягиваться, как резина? Но сумела ведь. Хотя меня и Схетту разделяли полтора шага. Очередное мимолётное чудо, сотворённое с небрежностью истинного мастера…

– И вам всех благ, трансцендентные вы мои, – хмыкнул я. – Несказанно рад снова видеть вас… и потому не стану об этом говорить.

– Ты приблизился к цельности, – объявила Лада. – А ты, – взгляд, предназначенный Схетте, – приблизилась к множественности. Вы с Рином – хорошая пара.

– Как и вы с Манаром, не так ли?

– О, у нас всё иначе.

Отвечая, риллу понизил голос и многократно убавил давление своей мощи.

Я высоко оценил то, что он не решился подойти ближе. А ещё запоздало испугался за сына… зря. На руках у мамы-высшей ему даже осколки власти риллу, вплавленные в звуки манарова голоса, не стали угрозой.

Да что там – младенец даже не проснулся!

– У нас… иначе, – хрустальным эхом откликнулась Лада, отодвигаясь.

Моё сердце пропустило удар.

– Ты что, до сих пор?..

– Да, Рин. Я бесплодна.

– Но ведь Сьолвэн…

– Даже высшие маги не всесильны, – а вот эти слова Манара прозвучали глухо. – К тому же этот… изъян имеет не чисто физическую природу. У истинно бессмертных всегда так. А потом, после обретения Тихих Ладоней…

– Но хотя бы надежда у тебя есть? – тихо спросила Схетта.

Лада повела плечами – как волну по речной глади покатила, только изящней:

– Да. Если я смогу исцелить себя, бесплодие останется в прошлом. Вот только, кроме меня самой, никто не сумеет помочь. Здесь требуется такой уровень териваи, что… но оставим это. Скажи лучше, Схетта, ты уже открыла егоимя?

Я хмыкнул – мысленно. Совсем мы зашились, однако, если вопрос об имени для моего сына всплыл только теперь…

23

К вопросу о вопросе. Лада воспользовалась наиболее точным, по её мнению, глаголом. И значение его находилось существенно ближе не к слову «назвала», а именно к слову «открыла». С таким же оттенком, как, например, в выражении «Джеймс Кук открыл Гавайские острова».

Схетта, не ответив, посмотрела на меня. А я понял её безо всякого ламуо.

И ушёл в транс. …магия имён. Nomen est omen. "Как вы яхту назовёте…" Суеверия – или всё же реальность? Перед моим взором поплыли тысячи теней будущего, отдалённого и не очень, отличающиеся в основном тем, какие имена в этих версиях реальности носил наш сын. Имён было много, очень много – и спустя время, потребовавшееся для сбора статистики, я уже мог утверждать, что имена действительно влияют на судьбу отмеченного ими. Вывести чёткие и ясные законы этого влияния не представлялось возможным, но сам факт воздействия, что называется, налицо.

Ради любопытства я более подробно проследил за тенями, в которых назвал ребёнка Александром, и обнаружил повышенную склонность Саш к яркой, но насильственно прерываемой жизни. В сравнении с ними Валерии оказались более мягкими, склонными к созерцательности и целительству, а Петры – жёсткими, практичными, но опасно прямолинейными. Значение имени даже не всегда оказывалось известно ребёнку. Для возникновения отличий в судьбах, кажется, вполне хватало моего понимания, что означает то или иное имя.

А потом мне попалась линия судьбы, на которой ребёнок словно попадал со своим именем в резонанс. В иных вариантах будущего он регулярно заводил (или ему давали) прозвища. В этом, найденном едва ли не случайно, такая тенденция почти исчезла. Более того: имя словно вобрало в себя некий потенциал, сделавшись нарицательным. Точнее, сын сделал его таковым. Когда из потенциального будущего в очередной раз донеслась вариация на тему: "В честь кого назвали? Ну как же, в честь старшего сына Рина Бродяги!" – я понял, что определился.

– Нарекаю тебя – Тимур!

И тени будущего, в которых звучали иные имена, растаяли с тихим шелестом, похожим на звук сгорающей бумаги.

"А неплохо. Даже в паспорте было бы не стыдно записать: Тимур Евгеньевич Искрин".

Манар наблюдал, заворожённый. Похоже, что учитель отнёсся к решению задачи со всей серьёзностью. При помощи Тихих Крыльев можно было ощутить могучий неравномерный ток. Это Рин Бродяга работал с тонкими компонентами времени, делая что-то запредельно сложное. Даже если бы после обретения Крыльев Манару пришло на ум взглянуть на учителя сверху вниз (как же: я – риллу, а он?) – после наблюдения за выбирающим имя подобные мысли исчезли бы без следа.

Тихие Крылья, конечно, есть Тихие Крылья, но повторить действия Рина младший сын Сьолвэн и Теффора не сумел бы. Да какое там "повторить", если он не мог в полной мере даже ощутить, чем занят учитель! Слова "высшая магия" ничего не объясняли, скорее дразня любопытство, чем даруя ясность.

– Схетта, Лада, – шепнул молодой риллу. – Вы понимаете, что он делает?

– Открывает имя своего сына, – сообщила хилла без раздумий.

– Я – не понимаю. Я знаю.

– И?

– Мой муж называет это просмотром теней вероятности. Он глядит в будущее. Вот только странно, что он ушёл так глубоко и надолго…

– Не самое простое дело – открытие имени, – заметила Лада. – Особенно если оно так велико и тяжело, как у вашего ребёнка.

Тут ток Силы, используемой Рином, резко изменился. Он открыл глаза, посмотрел на младенца, спящего у Схетты на руках, и произнёс:

– Нарекаю тебя – Тимур!

А Манар в очередной раз восхитился чутьём Лады. Действительно, сильное имя открыл Рин: и великое, и тяжёлое. Впрочем, у таких-то родителей сын обычным смертным не будет, это с самого начала яснее ясного. А его имя… по самой грани чувств, по краю рваных образов… Отблески пламени на стали. Дрожь земли, сотрясаемой великанскими шагами. Движение смутных, но явно мощных Сил. Едкий грозовой аромат…Тимур, сын Рина и Схетты?

Звучит гордо!

Ситуация в домене Теффор к моменту нашего возвращения едва-едва приняла черты стабильности. В своё время триумфальное возвращение из Квитага оказалось внезапным, как удар грома, и позволило партии Сьолвэн явочным порядком добиться ряда уступок.

Во-первых, властительный признал Манара своим законным сыном. (Ха! Ещё бы он не сделал этого – учитывая, что к тому времени его младший отпрыск уже обзавёлся видовым отличием всех риллу, Тихими Крыльями то есть. Более того: воспользовавшись ресурсами своего разума и потайными "базами данных" Древотца, Сьолвэн ухитрилась дать сыну кое-какие навыки "рефлекторного" владения Крыльями… что Теффору также пришлось проглотить. У самой высшей Тихие Крылья отсутствовали, но вот об их практическом применении Сьолвэн, как оказалось, знала куда больше, чем риллу считали возможным. Десятки тысяч лет сбора информации и грамотного анализа воистину не прошли впустую!) Во-вторых, "младшая жена" властительного хлопнула дверью. Но потребовала не развода с дележом имущества, а пересмотра устаревших и не адекватных положению дел статей брачного договора. Никакого сек… то есть никакого ублажения супруга – чисто деловые отношения по поддержанию порядка в домене, и не более. "Лишняя" Сила и "лишние" познания – остаются у Сьолвэн, дабы она распоряжалась ими по собственному усмотрению. Под шумок высшая начала восстанавливать и то, что потеряла из-за сеансов "интима". Вот только нарушать правило строгой централизации мышления не стала, чтобы совсем уж из рамок не выходить… и оставить резерв для давления. "Явитесь убивать – реализую соборность!" или как-то так.