Текст книги "Уроки гнева"

Автор книги: Анатолий Нейтак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 26 страниц)

– Это, кажется, бог какого-то агрессивного культа?

– Именно агрессивного. А также влиятельного и, увы, набирающего в Кунгри день ото дня всё больше влияния, в том числе среди знати. Принцесса Окхоль – одна из верных поклонниц Ве-атти, знаете? И посвящённые этого культа, как я заметил, с особым рвением стремятся вовлечь в свои ряды имеющих магический дар.

– Вот как? Но тогда тем более нельзя терять время! Если сторонники Ве-атти множатся в числе, организовать школу будет день ото дня всё трудней…

Спустя несколько минут Зи Хиссан с Белхусом покинули комнатку, где беседовали, и разошлись в разные стороны.

– Располагайтесь поудобнее, почтенный Кергоз. Угощайтесь.

– Право, вы слишком любезны с таким ничтожным созданием, как я, почтенный… как вас, говорите, зовут?

– Айкем, – поклон. – Рыцарь Айкем, если угодно.

– Аик-хэм? У вас такие трудные имена!

Главный шпион Равнин поклонился, не ответив ничего, и опустился напротив гостя. Стол был сервирован по южному обычаю: на полу, вернее, на ковре, прикрытом плотным, но почти прозрачным прямоугольником шёлка. Поверх него были расставлены многочисленные блюда и напитки, как южные, так и местные, а по сторонам этого стола были в изобилии разложены малые и большие подушки, чтобы сиделось помягче.

Некоторое время гость и хозяин отдавали должное угощению, обмениваясь краткими и вполне нейтральными фразами. Тот и другой украдкой наблюдали за сидящим напротив, по мере сил стараясь подметить больше, чем выдать. Наконец Кергоз ритуальным жестом провёл вдоль лица, на доли мгновения задерживая ладонь против глаз и рта, выпрямился и спросил.

– Чем же я, ничтожный, привлёк внимание столь важного и почтенного человека, как вы, господин Аик-хэм?

Ответом была легчайшая улыбка.

– Позвольте мне не согласиться с вами в отношении вашего ничтожества, Кергоз. Зачем унижать себя и меня? Я не занимаюсь ничтожным, и вы, посвящённый Ве-атти, отнюдь не такой незначительный человек в посольстве Кунгри, как может показаться.

– Я лишь прах под пятой Ве-атти благого и единого.

– Однако ваши слова, как я заметил, не оставляет без внимания принцесса Окхоль. Или та, кого берёт в жёны мой король – лишь недостойный прах?

На это замечание у посвящённого Кергоза благочестивой фразы не нашлось.

– Позволено ли мне будет спросить у господина: зачем вы позвали меня в свой дом?

– Полагаю, с той же целью, с какой вы приняли моё приглашение.

– О!

– Именно. Говоря прямо, без увёрток – мне интересно узнать вас поближе. Если прекрасная Окхоль станет королевой Равнин и матерью наследника престола, вы будете среди тех, для кого, как говорится, широко раскрыта дверь слуха и разума. А может случиться и так, что нас с вами, почтенный, ещё до всех этих радостных событий свяжут взаимные интересы.

– Вы готовы уверовать? – изумился Кергоз. "Очень естественно", – отметил Айкем.

– Как я могу? – спросил он. – Ведь я знаю о том, что вы предлагаете, так мало…

"Ценный союзник и опасный противник… очень опасный. Если и есть человек, способный расстроить наши планы, то он сидит напротив меня.

Осторожность, осторожность и осторожность – прежде всего!"

– Что же вам известно?

– Пять из восемнадцати князей-наместников Кунгри Ош. Третий наследник Дархо Девятого и его иузах-князь Вессаурк. Немногим менее семидесяти тысяч сийми в золоте и драгоценных камнях. По одним подсчётам, сто пятьдесят тысяч верующих. По другим – значительно больше двухсот тысяч…

"Ве-атти единый! Что за человек!"

– …И сверх всего этого – многочисленные подтверждённые чудеса, от которых для людей понимающих, вроде Зи Хиссана, пахнет силами отнюдь не божественными, а вполне, так сказать, земными. Магическими силами, если быть точным. – Сделав паузу, Айкем закончил со вздохом. – Как видите, почтенный Кергоз, я знаю о вашей вере довольно мало. И уж во всяком случае, совершенно недостаточно для серьёзного решения многих вопросов.

Посвящённый помолчал.

– О некоторых вещах вы знаете более чем достаточно, – сказал он наконец. – Я сам причастен далеко не всех тайн, как вы понимаете…

– И?

– И я не уполномочен заключать какие-либо соглашения…

– Но?

– Но посвящённым найдётся, что предложить вам, – добавил Кергоз с решительным видом. – Вы можете не верить, что наши чудеса и наши силы дарованы нам свыше; я вижу, что вы – из тех людей, кои не уверуют без зримых доказательств даже в скорый восход солнца. Но даже вы при всём неверии своём не отрицаете, что посвящённые в силах творить именем Ве-атти и во славу его нечто превыше понимания обыкновенных людей.

Айкем кивнул.

– Доказанному – верю, – сказал он. Кергоз внутренне напрягся.

"Говорить? Промолчать?..

Скажу. И – будь что будет!"

– Вы говорили о взаимных интересах, почтенный? Мне известен один такой интерес. Ведь недаром говорится, что имеющие одного врага должны быть друзьями.

– О каком враге речь?

– Демоны, именуемые тасстар. Пославшим меня ведомо, что для вашей державы угроза с этой стороны не исчезла. Примете ли вы помощь Ве-атти для избавления от этих существ?..

Глава четырнадцатая

Колония поразила Эхагеса многим, но прежде всего – двумя вещами: обширностью системы пещер и царящим в ней, несмотря на все старания подземников, духом тревожной неуверенности. Страж привык видеть в тастарах древнюю мудрость, величие и силу. Льды Славы лишь укрепили его в этом. Но видеть после Льдов колонию Рроэрт… даже для него, для стороннего в сущности наблюдателя, это было еле выносимо. Контраст резал душу.

А то, что ощущал Пламенный…

– Сколько вас здесь?

На простой вопрос Владыки Пёстрый ответил, не оборачиваясь, так же просто:

– Три тысячи.

– А тех, кто помнит Вторжение?

– Четыреста семь… нет, уже четыреста шесть.

Значит, подумал Гес, подавляющее большинство из них – молодые… незавершённые? Семь из восьми – существа, для Пламенного подобные горбатым, кривым, хромым уродцам?

Владыка бросил на ходу, не обернувшись:

– Хуже.

"Простите, сай".

"Ты здесь ни при чём", – ответил Пламенный молча, с пугающей хрупкой отрешённостью. "Поистине многому научились мы от пелэ не по своей воле. Быть может, пришла нам пора научиться и ненависти".

(Позже Эхагесу – и особенно часто на грани сна – вспоминался пещерный мрак, еле-еле раздвигаемый бледным свечением каких-то влажных нитей, свисающих с потолка; вспоминался странный сладковатый запах, испускаемый иной подземной растительностью, служившей пищей местным обитателям; но ярче всего вспоминались взгляды. Те лучи липкого, разом боязливого и тайно жестокого внимания, которыми окатывали стража встречаемые по пути незавершённые. Во взглядах старших тастаров не было страха, а тайное желание раздавить человеческое насекомое они прятали гораздо лучше. Однако Гес помнил посетившую его мысль.

"Научиться ненависти? Здесь этот урок давно усвоен…")

Ближе к угадываемому центру колонии незавершённых было мало. А в полости размером с бальный зал, куда привёл гостей Пёстрый, их не было вообще. Только пятеро таких же, как сам Пёстрый, старейшин. В одном из них Эхагес определил мастера Корней подстать Холодной (было похоже, что вся колония носила живые одежды, сотворённые именно этим тастаром); в другом старейшине был виден мастер майе, в третьей – мастер Порывов, походившая на отца Раскрытой, Беспокойного, даже аурой подавленности, печатью давней, не находящей утоления жажды. Определить область силы двоих оставшихся страж не смог.

Зато он с лёгкостью и без каких-либо сомнений понял, что местный мастер Порывов и ещё одна из старейшин в данный момент вынашивают детей.

"Эхагес".

"Сай?"

"Не отвлекайся на считывание смысла переговоров. Я не особенно доверяю этим и хочу, чтобы ты следил за ними, готовый вмешаться и унести нас прочь".

В другое время страж мог бы поспорить, но момент для этого был не самый подходящий. Поэтому он скользнул в ту прозрачность, которую взращивают в себе мастера майе, и некоторым образом выпал из мира на некий неопределённый срок ради возможности среагировать на любую угрозу прежде, чем она успеет развернуться в действие. Даже сигнал от Пламенного не нарушил чистоты этого состояния. Гес позволил себе расслабиться только тогда, когда Владыка перенёс их с Лаэ в уже знакомое место – на островок уцелевшей при Вторжении жизни, ставший для троих разведчиков чем-то вроде оазиса, приютом мира и отдыха.

– До чего вы договорились?

Утомлённый беседой вслух, Владыка ответил мысленно:

"Колонии уцелевших поддерживают что-то вроде нерегулярной связи друг с другом. Мне было обещано, что самое большее через декаду новости узнают все тастары Краалта, сколько их есть. К тому времени мы должны снова появиться в колонии Рроэрт, чтобы узнать, какой ответ они дадут на моё предложение".

– Предложение?

"Жить, таясь, нельзя. Раз появилась такая возможность, род тастаров должен покинуть родину для жизни в ином мире, а ещё лучше – мирах… чтобы не повторилось то, что произошло при Вторжении. Взять хотя бы людей: вы обжили такое количество миров разных граней, что уничтожение вам как виду разумных не грозит.

И ещё. Коль скоро дар асали не стал встречаться чаще, род наш должен освоить дар Ворона – путешествия на гребне Волны. Он достаточно прост, чтобы даже незавершённые могли свободно пользоваться им.

Наконец, последнее, что я предложил – возвращение к былой традиции".

– Никаких больше незавершённых?

"Да. Довольно и тех, которые уже живы!"

– Так. А что в эту декаду будем делать мы?

"Искать пригодные для жизни миры без разумной жизни".

Три таких мира они нашли. А четвёртый Эхагес, не без помощи своих спутников, сотворил.

Хотя "сотворил" – слово не самое подходящее. Четвёртый мир существовал и до того, как путешественники нашли его. Это был тёплый и тихий мир под солнцем медно-красным, как и солнце Краалта, почти сплошь покрытый водой. Исключением были редкие цепи скал, почти рифов, выступающих из моря в среднем локтей на сто.

После того, как Гес занялся этим миром, скалы стали больше похожи на горы. Среди ровной глади всемирного океана появилась настоящая суша. Самый крупный из поднятых со дна островов имел более ста йомов в длину и около пятидесяти – в ширину. В центре его, покрытом на глубину семи локтей свежесмолотым песком (основой будущей почвы), помещался большой кусок настоящего Краалта. Эхагесу и Владыке пришлось потрудиться, чтобы шагнуть за Поворот с огромной массой земли, растений и мелких животных: со всем, что попало в круг диаметром больше тысячи шагов. В теле Краалта после этого образовалась язва, похожая на кратер; зато для мастеров Корней, что продолжат дело благоустройства четвёртого мира, появился образец и к тому же – источник материалов для их работы.

– Неплохо, – сказал страж, оглядывая результаты их трудов.

– Да. – Владыка помедлил. – Если разумным моего рода нужно зримое доказательство, что Мощь может не только разрушать – они его получили.

После трудов сотворения Пламенный, Гес и Лаэ ненадолго вернулись в Долину. И пока Владыка рассказывал собранию сородичей о том, что происходит на их общей родине, двое его спутников были предоставлены друг другу.

Любовные игры, короткий сон, снова любовь… но что-то замглило прежде бывшее столь ясным, и в конце концов Лаэ не выдержала:

– Что беспокоит тебя?

Эхагес ответил не сразу. А ответив, опять умолк.

– Дети.

– Дети? – переспросила орлэ. – Какие… о.

За последнее время человеческое лицо Лаэ стало более… ну да, человеческим. И без слов, даже без единства мыслей всякому была бы понятна печаль, что легла на её сомкнувшиеся веки – синеватые, как вечерние тени.

– Ты думаешь, любимый мой, что наш союз будет бесплоден?

– Да. Я боюсь этого. И ещё…

– Ещё – что?

– Если у нас будет ребёнок…

Лаэ внезапно поняла – и задохнулась.

– Нет!

Эхагес обнял её, укачивая, как плачущее дитя. По сути, Лаэ и не была взрослой – разве что по меркам своей четвероногой половины.

Шесть с половиной лет – ну разве это возраст?

– Я боюсь, – шептал Гес, – я так боюсь! Моя Мощь, будь она неладна – след изменений на клеточном уровне, биотехнических и отчасти генетических. Кто знает, как всё это отзовётся, если соединится с теми отклонениями от нормы, которые несёшь в себе ты? Если бы наши дети всегда наследовали только лучшее, что у нас есть…

– Нет, нет, нет… – шептала Лаэ.

А потом их сплетающийся шёпот смолк, и двое замерли в одном объятии, потому что были накрыты волной такой огромной нежности, что стоит иной любви. И они молчали, вслушиваясь друг в друга, врастая друг в друга…

Долго.

Очень долго…

Вигрим – замена дверного звонка – ожил, гудя и поблёскивая.

– Кто это там? – спросил Эхагес с лёгкой неловкостью, пошевелившись и размыкая руки.

– Рейхи, – ответила орлэ, почти не задумавшись. – Способный паренёк, один из учеников Смотрящего. Он славный… только немного ревнивый.

Страж улыбнулся удивлённо.

– И у него, – закончила Лаэ, – припасён какой-то сюрприз.

– Сюрприз? От юного ревнивца? Мне уже интересно.

"Чем ещё удобны эти комбинезоны, так это тем, с какой скоростью можно одеться".

Часть каменного монолита, преграждающая вход в комнаты орлэ, скользнула в Тень. На лице паренька, стоявшего напротив, Гес прочёл смесь смущённого нахальства, любопытства и… да, самой настоящей ревности.

– Я не помешал?

– Нисколько, – ответила Лаэ. – Заходи.

– Не… я хотел наоборот… то есть позвать тебя поглядеть на кое-кого. Помнишь, когда мы встретились в первый раз, в зале родника – ты тогда расспрашивала про ильбарров?

Глаза девушки вспыхнули.

– Веди!

…Наверно, близ своих горных вершин снежные коты – короли всех живых тварей. Но на зелёной лужайке в окружении небольшой толпы любопытствующих, да ещё в том возрасте, когда у них ещё глаза не открылись…

– Пропустите! – сказала Лаэ. Прозвучало это с властностью поистине королевской… и откуда только взялась? В кольце перед девушкой-орлэ, сияющим Рейхи и Эхагесом немедленно образовался разрыв, который паренёк и страж замкнули собой, пропустив Лаэ в середину круга зрителей. Никто и ахнуть не успел, как орлэ, мгновенно оценив три пищащих комка белоснежного меха, нагнулась, взяла на руки одного из котят…

Почти все присутствующие были магами либо обладали ярко выраженным магическим талантом. Но родившуюся при этом вспышку Силы наверняка почувствовал бы любой человек, даже обделённый по этой части. Гес яростно сощурился, смаргивая слёзы и не веря своим глазам.

Вот Лаэ. На траве возле её ног – один котёнок. Второй котёнок…

Третьего не было.

Зато глаза у обернувшейся орлэ были такие… серовато-серебряные, почти белые.

И с вертикальным кошачьим зрачком.

– Ты с ней в ссоре?

– Нет, сай. Я ней не ссорился.

– А она с тобой?

Пауза.

– Лаэ сейчас едва замечает то, что происходит снаружи. То есть – не в ней. В основном она ест – столько, что на это даже смотреть жутко. Предпочитает сырое мясо… Ест – и худеет.

Пламенный помолчал. Потом спросил:

– Как по-твоему, что происходит? И надолго ли это?

– Не знаю! – Ещё пауза. Более ровный тон. – Я бы предположил, что декады три-четыре Лаэ будет прикована к Долине.

– Ясно. Что ж, справимся без неё.

На этот раз кроме Владыки и Эхагеса в Краалт отправились ещё девять тастаров и трое магов-людей – добровольцы, знающие заклятие Волны и умеющие творить Мантию Скитальца. После работы по переустройству мира перенос дюжины живых существ был для пары Летун – Пламенный лёгкой разминкой. Опорной точкой для выхода из Поворота стало туманное ущелье около колонии Рроэрт.

Вот только там их ждал неприятный сюрприз: несколько сотен вооружённых существ из числа стражи Слияний. И это было ещё не самым неприятным.

Самым неприятным было то, что этой карманной армией командовал Могучий.

…Едва почувствовав знакомое давление, Летун потянулся к его источнику. Гесу казалось, что он раздвигает какое-то упругое, норовящее выскользнуть из хватки месиво: нити, струны, извивающиеся трубки. Сфера власти, окружающая пелэ, не была похожа на то почти хаотичное облако, что создавал вокруг себя каэзга. Этот враг был куда искуснее.

Враг? В мысли Летуна ворвался призыв на чужом языке, в котором слились приветствие, лёгкое изумление и настороженность. Но страж продолжал рваться вперёд, не отвечая. Он бы не ответил, даже услышав призыв на родном наречии. Тиив-Ворон преподал ему хороший урок…

Одновременно с началом борьбы сил Эхагес рванулся к пелэ физически. Точнее, полетел, так как тот находился на кромке обрыва над ущельем. И полёт этот тоже был – словно борьба с комком водорослей, становившимся всё плотнее и плотнее. Враг сообразил, наконец, что сейчас его будут убивать. Сопротивление возросло до предела. Будь оно таким с самого начала… но враг начал драться насмерть не сразу – и не успел. Летун вновь оправдал своё прозвище, сумев добраться до края ущелья. В последние мгновения встречный напор стал таким, что его едва не сдуло назад, в пропасть… но всё-таки не сдуло, и это главное.

В уме пелэ хранилось знание многих хитрых приёмов, годящихся именно для схватки с равным. Летун в борьбе на таком уровне смыслил мало, поэтому даже не пытался нападать. Он только на пределе сил старался блокировать каждое действие врага – и с упрямством обречённого ломился вперёд.

В глазах расцветали слепящие огненные спирали, рушились лавиной лиловые снега. Уши забивал рёв призрачных водопадов и медлительный грохот сердца. Тело секли раскалённые бритвы. Проникая сквозь мышцы, как сквозь воздух, они, казалось, выскребают из костей костный мозг. Летуна скручивало в узлы бесконечно тянущейся агонии, размалывало и плющило. На груди у него качался валун, под весом которого трещали рёбра… но Эхагес продолжал идти вперёд. Несмотря ни на что.

И пока пелэ лихорадочно менял защиты и атаки, не в силах довести до конца ни единого Такта Власти, Летун приблизился к нему на расстояние выпада. Он ослеп и не видел, где стоит враг, он даже почти не чувствовал его – но удар его был точен и силён.

Взлетев, меч Эхагеса смахнул голову Могучего, похожую на вытянутое больше обычного куриное яйцо.

И это был конец.

Кружится голова. Лёгкость ошеломляет. Но… это ничего. Это сейчас пройдёт.

Это уже проходит.

Гес, покачнувшись в последний раз, посмотрел вокруг вполне осмысленным взглядом.

При убитом имелась ближняя свита: три пелэ помельче (как позже выяснилось – самки; сам Могучий был самцом) и полдюжины других существ, включая одного человека. Вздумай они напасть, и Летун испепелил бы их, не моргнув глазом – но никто из них не был вооружён и не проявлял агрессивных намерений.

А потом для хладнокровного убийства стало поздно: вся свита в полном составе, будто по сигналу, приняла горизонтальное положение лицом вниз и ногами к стражу.

Эхагес вошёл в контакт с Владыкой, бросил в его разум открывшуюся картину и спросил:

"Что мне делать, сай?"

"Приказывать".

И Летун стал приказывать. Положение обязывало.

Тастары об этом, конечно, не знали, но ещё до Вторжения на Краалт дела у Круга пелэ шли не блестяще. Экспансия продолжалась – больше по инерции, но в Старом Мире назрели проблемы характера, говоря условно, политического. А корни этих проблем росли из кризиса идеологии. Порядок и разум, безопасность, обмен знаниями – это всё звучало хорошо; но Последовавшим, как назывались присоединённые расы, чем дальше, тем меньше нравилось верховенство пелэ, Первых в Круге. И всё бы ничего (бурчание снизу вечно, однако далеко не всегда кончается бунтом), если бы не разброд в рядах самих пелэ. Одни из них желали быть Первыми и дальше, другие – верили в задачи Круга превыше всего иного. Эти последние добивались равенства для всех видов разумных не на словах, а на деле.

Вторжение, как это случается с войнами против внешнего врага, снизило остроту споров. На время. Ибо открытие Великого превращения взорвало хрупкое равновесие Круга окончательно.

В результате не очень продолжительной трансформы на уровне тонкого строения тела любое разумное существо могло стать Могучим. Действительно любое (хотя поначалу этот факт пытались скрыть). Для Великого превращения годились и напрочь лишённые магического дара. Да что там! В ходе первых опытов Мощью наделяли даже животных. Правда, не имеющие разума не могли обучиться управлять доставшейся силой. Но в Круге были миллиарды разумных существ – то есть миллиарды существ, способных овладеть почти божественной властью.

Открытие сделали пелэ, и вполне естественно, что первыми Могучими стали тоже пелэ. Точнее, самые искусные маги из числа их лидеров. Но когда встал вопрос о Великом превращении для представителей других рас Круга, начался хаос.

Многим полученная власть ударила в голову. К тому же едва ли не первым деянием новой элиты стала победоносная бойня в Краалте. Это отразилось на характере элиты – не могло не отразиться. И привычка решать сложные вопросы грубой силой с самого начала тяготела над Могучими из числа пелэ, как проклятие свыше. Благие намерения были окончательно вытеснены насилием, одни Могучие стали врагами другим, а там и всем, кроме себя. Круг Славы распался, но не только из-за разрыва многих Слияний. Магических проходов из мира в мир сохранилось много, и секрет их создания, как и секрет Великого превращения, не был утрачен. Главная беда была в другом: непомерных притязаниях большинства Могучих. В ходе взаимоистребительных стычек выживали только самые решительные, самые хитрые, самые подлые. Склонных к компромиссам – основе согласия – убивали первыми.

А потом стало поздно.

…Спустя сотню кругов хаос, правивший бал во времена после Вторжения, упорядочился. Теперь Могучие уже не сражались за каждый чих. Выработалась система ценностей и разделение в сферах влияния, был создан механизм разрешения споров и заключения временных союзов, а также что-то вроде кодекса, в рамках которого должны были происходить схватки. Именно поэтому атака Летуна оказалась действительно неожиданной. А ещё потому, что никто, кроме пелэ, так и не получил ключей к Великому превращению. Человек – Могучий? О таком на землях, контролируемых стражей Слияний, и не слышали.

Впрочем, что они слышали? Малый осколок былой славы, отравленный чередой побед, усохший, как всё и вся на земле Краалта…