Текст книги "Уроки гнева"

Автор книги: Анатолий Нейтак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 26 страниц)

Глава двадцать первая

Наконец-то на месте.

Владыка решительно зашагал ко входу в пещеры. Эхагес двинулся было за ним, но встал, ощутив на плече пальцы Лаэ.

– Что, маленькая? – обернулся он.

– Нет, ничего, – смутилась девушка-орлэ. – Показалось.

– Показалось что?

– Плохое. Неважно. Пошли.

– Ну, пошли…

В пещере, облюбованной Вороном, ничего не изменилось. Та же тьма, тот же холод, то же близкое – волосы шевелятся – дыхание тишины. Коридор, зал, второй коридор…

Иллюзорных ворот при входе не было.

Владыка и Эхагес одновременно, не сговариваясь, замедлили шаги, ставшие ещё более плавными и совершенно беззвучными. Нет, угрозы поблизости не ощущалось, и всё же… Страж, сам не заметив, как это произошло, охватил Мантией Скитальца себя и Лаэ, словно они снова оказались во враждебных мирах. Пламенный, не полагаясь на дарёное умение, приготовился мгновенно уйти в Тень при любом намёке на неладное. Хотя иллюзии растаяли, старые заклятья по-прежнему мешали магическому зрению. Чтобы осмотреться, Владыка сотворил и отпустил с ладони к потолку шар бесплотного сияния…

И в этом сиянии все трое почти одновременно увидели.

– О боги! Лаэ, отвернись.

Но она не послушалась. Опередив Эхагеса и Владыку, настороженно слушающего тишину, она первой добралась до тела и склонилась над ним. Протянула было руку – но тут же отдёрнула. Страж мысленно одобрил её осторожность. Мантия Скитальца могла многое, но она не очень-то годилась для сопротивления магии. А между тем от тела на полу, густо обсыпанного мелкими кристаллами льда, за десятки шагов доносилось дыхание какого-то замораживающего заклятия. Коснувшись того, что сковано таким заклятием, можно было запросто лишиться кожи на пальцах. Или даже самих пальцев… вместе с рукой.

Подойдя ближе, захваченный смесью любопытства и отвращения Эхагес прикипел глазами к лицу мертвеца. Лишь теперь, когда вечно надвинутый капюшон свалился на пол, обнажая голову и шею, страж увидел Ворона таким, каким его сделало проклятие. Острые белые кристаллики скрывали многое, но далеко не всё. Навечно распахнутый безъязыкий рот, покрытые изморозью глаза – сплошь мутные, слепые… Похоже, подумал страж, Ворон не только не мог передвигаться, не левитируя, он и видеть, не используя магию, не мог…

– Ты заметил центральную деталь? – спросил Владыка.

– Разумеется.

Но в голосе Пламенного был слышен намёк, и Эхагес склонился ниже, внимательнее вглядываясь в эту самую "деталь": всаженный Ворону в середину груди и сломанный у рукояти меч. Вглядываясь… вглядываясь…

– Мне знаком этот клинок, – мрачно заключил страж, распрямляясь. – Проклятье! Хотел бы я знать, что здесь произошло!

– У нас нет времени выяснять, – напомнил Владыка.

– Да. Нас ждут Равнины… Лаэ!

Девушка осторожно обошла мертвеца и встала рядом.

– Пробуем шаг за Поворот? – полуутвердительно спросил Эхагес. В ответ Пламенный по-человечески пожал плечами.

Прочувствовать весь вал. Разобраться в ощущениях. Понять. Понятное – управляемо. Если, конечно, хватает энергии, а её теперь предостаточно.

Для первой пробы Эхагес выбрал перемещение на минимальную дистанцию: из пещер – в ту точку мира Ворона, где ведомые Владыкой странники появились в первый раз. Гес запомнил "укороченный" шаг за Поворот", которым пользовалась Наследница, и надеялся повторить его без помощи машин.

Не вышло.

Миг перехода ошеломлял. Не буйством ощущений, нет – скорее, небывалой глубиной. Сам сотворив заклятье, страж попал уже не на край потока, как прежде, когда Поворот творил Владыка, а в самую стремнину, и был без жалости протянут через бездны, лишённые намёка на сознание. Пространство гнулось без конца, понимание рвалось на части…

Выход.

Белый свет. Белое небо. Белая земля. На снежной равнине без края и конца – три пятнышка иных цветов, впрочем, быстро теряющиеся в стылом море равномерного холодного света.

– Ну и как? – Владыка неподдельно заинтересован.

– Странно. Буду пробовать снова.

Однако осуществлять угрозу Эхагес не спешил.

– Мне почему-то чудится сходство шага за Поворот и ухода в Тень.

– Всё верно. Шаг за Поворот – тоже смена вуалей восприятия пространства. Только полная, с утратой всех связей и опор.

– Обязательно всех?

Пламенный замер. А Эхагес, собравшись, бросил себя и спутников в новую пропасть.

Твердь вернулась под ноги, небо встало на своё место.

– Скорее, не обязательно, – сказал Владыка. – Более того: искусство мастеров Перепутья, я думаю, состоит именно в том, чтобы выстроить в уме нужные связи перед тем, как отбросить все остальные. Звучит просто – но как это надо делать?

– Есть только один способ узнать, – отозвался страж. – Пробовать раз за разом – и учиться на своих ошибках.

Земля ушла из-под ног.

Шаг за шагом, попытка за попыткой. Если бы Эхагес не стал живым генератором магии, это безумие было бы попросту невозможно: странникам не хватало бы сил раз за разом выплёскивать такие огромные порции энергии. Вот только силы, огромные для обычных магов, на взгляд Могучего «не слишком велики» – и только.

Блошиные скачки по мирам пришлось прекратить спустя неполный час по иной причине. Дело было не в истощении – страж по-прежнему чувствовал себя способным передвигать горы; однако он поймал себя на том, что путает мелкие детали очередного заклятия, теряется в нитях тонких связей. При таком положении дел желаемая точность перемещения ускользнула бы от него, даже если б он понял наконец, на что именно надо обращать внимание.

– Отдохни, – посоветовал Владыка, использовав свой дар целителя и едва ли не раньше самого Эхагеса разобравшись, что к чему. – Ты перегрузил свой разум.

– Чем?

– Впечатлениями. Внимание нельзя концентрировать до бесконечности. Это истощает.

Страж нахмурился.

– И что мне теперь делать?

– Я уже сказал: отдыхать. Попробуй сон с "качелями" или "кувырок", а я помогу пройти восстановительный цикл побыстрее.

Эхагес огляделся. Вид был не особо вдохновляющий: камни под ногами и жёлто-белёсый туман во всех направлениях. Но… что ж, за неимением шёлка оденем ситец. Едва заметное усилие – и среди камней образовалась небольшая ровная площадка, призванная заменить постель. Гес не забыл сделать с краю специальное возвышение с выемкой для головы и улёгся на слегка тёплый от ласк магии камень. "Если бы это видел наставник Зойру, он непременно сказал бы, что я лентяй и неженка, позорящий его науку. Хм-м-м… это могущество… похоже, я слишком быстро привык к своей силе. Слишком быстро, да… Надо это обдумать…"

Но спустя четверть часа, вскочив с каменного ложа бодрым и полным сил, Эхагес начисто забыл об этом.

По мнению стража, точность перемещений возрастала слишком медленно. Количество тех связей, что требовалось учесть, почти не поддавалось воображению, требуя предельной точности в приложении сил. Однако стоило Эхагесу заикнуться о том, что цель приближается слишком медленно, Владыка безмерно удивил его, улыбнувшись.

– Успех, – обронил он, – лишил тебя терпения. Неужели теперь ты недоволен, добиваясь невероятного, и лишь невозможное может удовлетворить тебя?

– Не вижу во всём этом ничего невероятного, кроме количества ошибок, – буркнул страж.

Пламенный осуждающе покачал головой.

– Преуменьшать свои достижения порой хуже, чем раздувать их. Неверная стратегия.

– Но вы-то, сай, делали бы меньше ошибок!

– Не уверен.

Эхагес неожиданно нахмурился, замер. Владыка и Лаэ с одинаковым ждущим выражением обратили на него взгляды. Ожидание было недолгим. Глаза стража сверкнули

– Можно попытаться… Сай! Настройтесь на меня. Одна голова хорошо, а две – лучше.

Пламенный исполнил просьбу. "Быстрая" память Эхагеса развернулась перед ним: сотни попыток перемещения в нужное место, для каждого шага за Поворот – десятки основных условий и многие тысячи дополнительных. Начало, проба, результат… один за другим, вновь и вновь. Лавина деталей, водопад подробностей! Разобраться во всём этом сразу было не под силу никому, пусть трижды магу; но терпение помогает перемолоть многое, а тастары терпеливы.

Спустя всего несколько минут Владыка растворился в памяти стража настолько, что та стала казаться неким продолжением его собственной. Сблизились чувства, мысли, а в какой-то мере и магические силы. Поэтому человеку и тастару не пришлось обсуждать вслух свои решения, не пришлось строить планы совместных действий. Двуединое существо, которым они стали, отдало приказ самому себе, и…

Странники переместились. Снова переместились. И ещё раз, ещё, ещё… Эхагес выдавал импульс энергии, отрывающий их всех от очередного места и времени, заодно передавая порции удобной для усвоения магии Пламенному; а тот корректировал условия каждого очередного шага, играя на тысячах струн-взаимосвязей одновременно.

И чем дальше, тем проще становилось сделать нужное.

Водопад застывшего льда меж двух горных вершин. Бескрайнее лиловое море. Такие же бескрайние леса, дымчато-голубые, с бледной монетой холодного солнца в небе. Колоссальная воронка с кипящей лавой на дне. Некое пространство, вообще лишённое тверди и даже вод – лишь туман, рассеянное свечение непонятно откуда и висящие в пустоте живые громады деревьев, каждое длиной в десятки йомов… Картины сменялись так часто, что Лаэ едва успевала бросить несколько взглядов по сторонам, прежде чем магия уносила их прочь.

После очередной перетасовки девушка поняла, что это мелькание ей не нравится. Не само по себе, нет; и даже не тем, что Он вместе с чёрно-красным переносит её с собой, словно какой-нибудь бессловесный груз. Лаэ не нравилось то, что она ничем не может помочь Ему. Этот его Владыка – дело другое, он не стоит в стороне. А она? Только на то и годится, чтобы вести себя потише и не мешать остальным.

Нет, решила орлэ. Мне это не нравится, и я обязательно буду учиться этой магии. И любой другой магии тоже. Ведь Он, Эхагес, – Он любит меня. Значит, я стану достойной этого. И когда Ему понадобится помощь, я буду рядом.

Новое перемещение. Знакомый мир.

"Это то, что я вижу?"

"Да. Это Триглавый пик, и я чувствую пещеры с той самой магией".

"Значит, нам, наконец, удалось!"

"Сначала проверим, насколько именно".

"Проверим".

Перемещение наугад. И следующее, практически без перерыва – обратно.

"А я начал надеяться…"

"И правильно. Надежды оправдались. Эта гора – Триглавый пик".

"Что?.. Да, точно! Просто я – мы – впервые с этой стороны".

"Но точность перемещения не абсолютна".

"С ошибкой в несколько йомов? Я бы сказал, вполне приемлемая точность".

"Согласен. В конце концов, самое главное – попасть в нужный мир, пусть даже ошибка составит сто дневных переходов".

"Мы всё же сделали это. Не могу поверить!"

"Привыкнуть".

"А, неважно. Домой, домой!"

"Вот так сразу?"

"Зачем ждать?"

"Ждать не обязательно, а подумать нужно. Сюда мы попали, это верно; но этот пик с его пещерами и магией, на который мы к тому же настроены – практически идеальный ориентир".

"Разве на Равнинах мало ориентиров? Неужели свой мир мы знаем хуже этого, чужого?"

"Нет. И всё же брать за ориентир Башню Звёзд в центре Столицы мне представляется шагом… неосторожным".

"Действительно… Агиллари наверняка успел сесть на трон! Но куда в таком случае нам идти, сай?"

"Куда? Я знаю подходящее место".

"Никогда не слышал. Но… Согласен".

Перемещение – и неудача. Ещё одно – и снова не туда. Но на пятой попытке странники всё-таки добились своего.

Терпение и упорство всегда вознаграждаются.

Проводя время на средней галерее и по обыкновению вслушиваясь в мир, Раскрытая далеко не сразу поняла, что именно изменилось. Но то, что изменилось – почувствовала сразу и без тени сомнения. По-иному свистнул налетевший ветер, по-иному зашелестел лес. Что-то нарушило такую привычную и такую утомительную замкнутость.

Что-то произошло. И близко.

Раскрытая замерла, истончаясь ещё больше, обнимая сетью покорных чувств всё большие просторы. Она искала, надеясь услышать, увидеть, понять. И у неё получилось.

Чуть выше границы земли и розовеющего неба нашлись три точки. Скорее даже чёрточки, слишком большие для птиц, да и не той формы, какую имели бы летящие птицы. Но эти чёрточки летели не хуже птиц, летели, казалось, прямо к ней… и быстро. Быть может, даже слишком. Раскрытая издалека поймала рокочущие отзвуки такой исполинской силы, что едва поверила своим собственным чувствам.

А потом на удивление не осталось времени. Мчащиеся фигуры (назвать это левитацией было сложно) замедлили полёт, достигнув своей цели, и опустились на галерею в нескольких шагах от Раскрытой.

– Приветствую, Пламенный.

Раскрытая настолько увлеклась, что не заметила родителей. Но они двое были тут: стояли позади неё, словно стремясь уравнять число хозяев и гостей.

– И я приветствую вас. Тающая, Беспокойный, Раскрытая.

Последовало молчание.

Раскрытая во все глаза смотрела на прибывших. До сего дня о целителе Пламенном, лидере линии Хранителей, она только слышала, и в другое время он приковал бы к себе большую часть её внимания. Но рядом с такой парой…

Один – как будто человек, мужчина, похожий на Серого стража. Как будто – потому что именно в нём дремала невероятная мощь, одна лишь тень которой превосходила магическую силу любого тастара, а для человека была и вовсе немыслима. Тем более немыслима, что этот самый человек, если только Раскрытая не начала путаться в очевидном, был ещё совсем молод. Наверно, немногим моложе её самой.

А ещё более молодая девушка рядом с ним… Вот уж она-то точно не была человеческого рода, хотя смотрящий лишь глазами легко мог ошибиться на этот счёт. И, раз так, её молодость тоже была под большим сомнением.

Странно, странно…

– Представь нам твоих спутников, – промолвил наконец Беспокойный. Раскрытая ощутила в отце не находящее выхода страшное напряжение и удивилась: почему?

– Эхагес, Серый страж, – тоже кратко ответил Пламенный. – И его подопечная, Лаэ из рода орлэ. Рождённая в ином мире.

– Интересно. – В тоне Тающей читалось всё, что угодно, но только не интерес. – И как она оказалась в нашем мире?

Эхагес и Пламенный не взглянули друг на друга, но у Раскрытой осталось точно такое же ощущение, как от двух быстрых взглядов глаза в глаза.

– Мы взяли её с собой, – сказал Пламенный медленно. – Вы что же, так и просидели всё это время под защитой кольца заклятий?

– У нас не было гостей больше трети круга, – так же медленно ответила Тающая. – Скажи, что происходит в мире?

Глава двадцать вторая

– Да что с тобой такое?

– Близко! Близко!

– Знаю. Успокойся. Тот, который близко, от нас не уйдёт.

– Нет!

– Успокойся, – мягко и властно сказал Агиллари, кладя ладонь на холку Зверика. – Тише, малыш. Тиш-ш-ш… Успокойся.

Но шерсть на сгорбленной фигуре каэзга всё равно стояла дыбом.

А небо за окном стремительно темнело.

На много йомов вокруг леса были сведены. А магия… магией они пренебрегли. И потому любой желающий мог видеть две слишком высокие и слишком тёмные для людей фигуры на пригорке, с которого открывался прекрасный вид на Столицу королевства Равнин. До ближайших ворот было всего ничего, неторопливый пешеход мог бы добраться до них за четверть часа самое большее. И та же четверть часа прошла с момента, когда в эти ворота въехали дроги с завёрнутым в мешковину длинным предметом – дроги, эскортируемые десятком вооружённых людей, толстым чином и ещё парой людей неясных занятий со стёртыми равнодушными лицами.

Четверть да четверть – полчаса. Слишком много.

Слишком поздно.

– Хорошо, что здесь нет Ночной, – обронил Танцующий, и Примятый промолчал согласно. Да, хорошо… Ночная могла бы плюнуть на приговор "поздно", броситься в город…

– Уходим.

Быстрым, но всё же каким-то неуловимо усталым шагом тастары двинулись прочь.

Небо над Столицей, нахмурившееся неестественно низкими бурлящими облаками, словно подумало немного – и снова прояснилось.

Винару никто ничего не объяснил, а сам он не попытался расспросить кого-либо. Хотя хотелось просто до зуда. Хотелось, когда его только-только извлекли из камеры, хотелось, когда им по очереди занимались болтавший ни о чём банщик, и хмурый, с губами-ниточками портной.

А потом Винар остался в полном одиночестве в одной из гостевых комнат цитадели, и расспрашивать стало некого.

За время заключения он привык быть один, но происшедшее не могло не взволновать его. Пытаясь совладать с собой, он принялся кружить по комнате. Бездумно погладил гобелен со сложным абстрактным узором, полюбовался на другой, изображающий море и диковинный многомачтовый корабль – не иначе, один из тех, что привезли тастаров. Остановился у зеркала. За плоскостью стекла отразился худощавый и бледный мужчина с угрюмо-испуганными глазами. Да, зеркала – неважные льстецы, в отличие от парадных портретов… Посмеиваясь над собой, Винар подошёл к окну. Высокое и широкое, не забранное решётками, с настежь распахнутыми ставнями, оно вполне годилось для побега… умей он превращаться в птицу. Да и куда бежать? Зачем? Бросив последний взгляд на замковый двор с людьми, превращёнными высотой в карикатурно искажённых кукол, Винар отошёл к постели и лёг, не раздеваясь, одним резким движением смяв пахнущее свежестью и травами отглаженное бельё.

Закрыть глаза.

Скоро ему предстоит испытание, и самое малое, что нужно сделать – изменить выражение лица. Стереть затравленную бледность, спрятать страх, изгнать напряжение. Скоро, скоро…

Однако за окном стемнело, а никаких перемен в судьбе узника не было. Невозмутимый слуга принёс ужин и позже забрал пустую посуду. Винар разделся и снова лёг, не без труда забывшись беспокойным сном. Утром тот же слуга вернулся с новым подносом; и только когда Винар пропихнул внутрь почти половину не по-тюремному обильного завтрака, кое-что из ожидаемого стало сбываться.

– Крепкого тебе здоровья.

Винар повернулся к дверям резче, чем хотелось. Человека, бесшумно вошедшего и теперь спокойно стоящего у порога, он узнал сразу.

– Дядя Айкем!

– Ты неплохо выглядишь, парень. Остался только завершающий штрих.

На щелчок пальцами из-за спины рыцаря-шпиона чёртиком выскочил юркий и нервный цирюльник при всех атрибутах своего ремесла. Айкем одной рукой ухватил стоящее в углу массивное кресло и с неожиданной лёгкостью передвинул его в середину комнаты.

– Садись, – властно сказал он и добавил, усмехнувшись. – Иногда бывает нужно подставить горло под острое лезвие в чужой руке. Как раз твой случай.

Винар послушался.

– Пока тобой занимаются, я буду говорить, а ты слушай и мотай на усы… пока они у тебя ещё есть. Прежде всего: Огис не угодил королю и с треском вылетел с места советника трона. И, если ты об этом ещё не знаешь, крайне неудачно упал с лестницы. А мертвецы никак не могут быть восстановлены в прежней должности. Как только я узнал об этом – сразу же стал думать о последствиях. Вокруг Агиллари сейчас понемногу собирается всяческая накипь и шваль, чтобы не сказать, эхло. При Пламенном советник трона был фигурой в основном номинальной, но при Агиллари всё может стать иначе. Конечно, я и Моэр не дадим ему наделать глупостей, да и среди чинов не так много бестолковых, которые влияли бы на короля во вред стране. Но старики есть старики. Нам новый король доверяет постольку поскольку. А кроме того, он вполне способен нас пережить – и поэтому рядом с ним должен быть хотя бы один человек, годами близкий к нему, умный (Агиллари отнюдь не глуп и умеет ценить это в других), способный удержать его от того, от чего нужно удерживать королей и поддержать его правильные поступки. Иными словами, Агиллари нужен не просто новый советник трона, сведущий в законах и прочем. Ему нужен друг. Ты, парень, вряд ли в большом восторге от него, но более близкое знакомство это может изменить. И потом, я просто не знаю, на кого ещё можно было бы взвалить такую каторгу. Да-да, не обольщайся: я посылаю тебя именно на каторгу. Затыкаю тобой пролом в стене штурмуемого замка. Может, будет даже лучше, если не ты станешь Агиллари другом. Тогда тебе будет легче. Главное – чтобы король считался с твоим мнением больше, чем с мнениями всех остальных. И больше, чем с тем, что ему будут нашёптывать жена и любовницы, а также их родственники. Благосклонность королей – вещь непостоянная, так что лучше обопрись на уважение. И на взаимное доверие. Я на тебя рассчитываю, парень. И… хотя бы в память об учителе Огисе…

Айкем оборвал сам себя, но в продолжении не было нужды.

…Винар помнил дядюшку Айкема лет с пяти. Это он, а не Огис, научил мальчишку считать до ста и свистеть, подражая сизушке – да что там, именно он пристроил смышлёного сироту в дом советника. Направил на путь, сделавший Винара тем, кто он есть. Когда-то Айкем сам учился у Огиса, но потом их отношения переросли в крепкую, проверенную годами дружбу.

Винар любил дядю Айкема и всегда внимательно прислушивался к его советам.

Он бы и теперь послушался его, если бы…

"Стоп, стоп, стоп! Думай своей головой! Побоку эмоции. Огис мёртв, это несомненно. Раз так сказал Айкем – значит, так и есть. Но действительно ли он убит? Не солгала ли та тварюшка, что приходила в мою камеру? Тастары предпочитали видеть рядом умных людей, и планы дяди на мой счёт могли разгадать. Загодя вбить такой клин между новым королём и мной – что может быть лучше? Грязно, но по-настоящему умно…"

Винар взглянул на Айкема из-под полуопущенных век. Прежде на лице рыцаря-шпиона не было таких глубоких морщин… Он очень быстро и очень заметно постарел. Или это – всего лишь бледный утренний морок?

"Спросить в лоб, как именно умер Огис? Но если это было действительно убийство, дядя солжёт, не моргнув глазом. Старая дружба и память о мертвеце – этого мало, чтобы заставить его забыть о благе Равнин. Огис не был настолько бесстрастен… И рассорился с королём. А вот Айкем – он служит ему, и служит на совесть.

Нет, дело не в утреннем свете…"

– Я закончил, господа, – поклонился цирюльник. В голосе его было нечто странное; Винар понял, что именно, когда Айкем, бросив тому монету, сопроводил это жестом из "языка ладоней".

Цирюльник был глухим. Осторожность – первая добродетель шпиона.

Ожидать от Айкема иного было бы глупостью.

– Ну вот, совсем другое дело, – одобрительно кивнул рыцарь, оглядывая Винара с головы до ног и обратно. – Мне надо идти, даже бежать, так что счастливо оставаться.

– До свидания, дядя.

– Угу… Да! – Айкем обернулся. – Агиллари собирается устроить тебе какое-то испытание, уж не знаю, какое именно. Надеюсь, ты не забыл содержимое всех этих скучных томов, которыми тебя пичкал Огис?

– В камере я повторял их перед сном, как молитву, – почти совершенно серьёзно ответил Винар.

– Это хорошо. Скоро за тобой придут, жди.

Айкем вышел. А Винар стал ждать.

– Ваше величество, груз доставлен.

– Вносите.

Завёрнутый в холстину длинный предмет двое людей с мечами внесли, как ковёр – на плечах. Положили на стол, перекатили, разворачивая. Под внешним слоем груботканого полотна обнаружилось полотно потоньше, а под ним – пропитанные каким-то жирным составом широкие ленты. Тело было замотано в них с ног до головы, исключение составляли только рот, нос и глаза.

Брезгливо морщась, Агиллари подошёл поближе. Видимо, обожжённый почувствовал что-то, потому что открыл бессмысленные слепые глаза. Король вздрогнул: казалось, что два мутных шарика в розовых ямах глазниц смотрят прямо в душу… Вздрогнул, но не отвернулся.

– Зачем эти тряпки? – не обращаясь ни к кому конкретно, спросил он.

– Работа сельского целителя, ваше величество, – быстро отозвался толстый чиновник, изо всех сил старающийся одновременно приблизиться к королю и не приближаться к телу на столе.

– Тот, что составлял заключение? Этот… – король на миг замялся, вспоминая, – Гвиарлин?

– Да, ваше величество.

Быстрый взгляд в дальний угол.

– А ты что скажешь?

Каэзга напрягся.

– Маг! Убить!

– Не сейчас. Этого мага до тебя неплохо обработали. Насколько я понимаю, сейчас он не опасен. Особенно рядом с тобой, мой Зверик.

Агиллари прошёл туда-сюда, не отрывая взгляда от стола и того, кто на нём лежал.

– Так. Доставьте сюда кандидата в советники трона, по возможности быстрее. – Понизив голос, король пробормотал, – Итак, вот он, первый живой тастар, которого я вижу своими глазами. Не слишком впечатляет, если забыть… – Слегка повысив голос, он спросил, – Кто-нибудь мерил эту оглоблю? Сколько в нём роста?

– Почти пять локтей, ваше величество, – немедленно откликнулся толстый чин. – Даже для красноглазых это много.

– Да уж, – хмыкнул Агиллари, – немало.

Король прошёл к единственному стулу и сел. В аскетично обставленном полуподвальном зале воцарилась звонкая, вздрагивающая от каждого звука тишина. Переминался ли с ноги на ногу один из охранников, вздыхал ли под грузом собственной плоти чин – любой звук отражался от каменных сводов, усиливая сам себя. Только каэзга в своём углу был так неподвижен, что его не было слышно и почти не было видно. Бледные утренние лучи, проникающие в зал сквозь узкие окна в верхней части одной из длинных стен, мешались с беспокойным светом пяти факелов, что горели у другой длинной стены, но смесь была не самой удачной, и зал казался мрачным, словно пещера. Немало воображения требовалось, чтобы представить это место полным огней и жизни. Слишком много камня, слишком мало людей, слишком отчётливо тянет холодком от толстых стен и шершавых плит пола.

Наконец у входа засуетились, и не то та же пара стражников, что внесла тело тастара, не то их близнецы ввели в зал Винара. Агиллари с непроницаемым видом уставился на него. Ответом был такой же прямой взгляд. И, отметил король, никаких полушёпотов из разряда "чего изволите, ваше величество?" Видно, в моей тюрьме слишком мягко стелют и слишком сытно кормят.

– Так ты – Винар?

– А ты – Агиллари?

Один из стражников замахнулся.

– Стоять, – рубанул король. – А ты, голубь, подойди сюда и взгляни на этого, на столе. И скажи, что думаешь.

Винар подошёл не спеша, подозревая подвох. Склонился над обожжённым, провёл пальцем по ленте, растёр в щепоти, поднеся к носу. Хмурясь, провёл ладонью вдоль лица лежащего, не прикасаясь к нему. Поглядел на короля.

– Это – тастар?

– Молодец. Догадливый ты. Именно тастар. – Агиллари помолчал, улыбаясь не слишком любезно. – Если не секрет, зачем ты нюхал пальцы?

Винар пожал плечами.

– Хотел узнать, чем пропитаны бинты.

– И чем же?

– Обычным постным маслом, но с добавкой экстракта черечёрки. Это лучшее средство от сильных ожогов. И довольно дешёвое.

Король приподнял бровь.

– Ты что же, ещё и травы знаешь?

– Немного.

– Хм… Что ж, господин кандидат в советники, дайте мне совет.

– Какой именно?

– Что делать с этим полумёртвым созданием. Например, стоит ли отправить остальным тастарам предложение обменять этого на узурпатора, на так называемого Владыку? Или сыграть крупнее и велеть явиться всем, если они хотят сохранить этому жизнь? А может, плюнуть на переговоры и просто прикончить эту оглоблю, чтобы не мучилась? Что скажете, господин Винар?

Несмотря на неважное освещение, Агиллари заметил на лице Винара брезгливость. И ещё что-то менее определённое.

– Тастары – существа разумные. На милость вашего величества они рассчитывать не станут и в ваши руки не отдадутся.

"А щенок умеет дерзить так, что не придерёшься".

– Выходит, господин Винар, вы советуете просто без долгих разговоров прикончить этого?

Винар промолчал.

– Я задал тебе вопрос, – напомнил король ну очень мягко.

Винар выпрямился.

– Если бы от моего ответа что-то зависело, я ответил бы вам. А когда любые слова бессмысленны, подобает молчать.

Агиллари невольно вздрогнул. И Винар это заметил.

– Моим учителем был Огис. Я очень многим ему обязан. Скажите, ваше величество, что мастер Огис сказал вам незадолго до своей смерти?

"Проклятье!" Король медленно вдохнул и выдохнул, беря себя в руки.

– Как ты сам только что изволил заметить, иногда лучше промолчать.

Винар опустил голову, скрывая выражение глаз. И почти прошептал:

– Иногда молчание – тоже ответ.

– Вот как? Зверик, – протянул Агиллари почти напевно, – убить.

Каэзга заурчал. Нечеловечески длинное тело на столе вздрогнуло, делая стойку на голове и пятках, и обмякло. Выпрыгнув из своего угла, Зверик как-то слишком быстро оказался рядом с телом. Громко хрустнули рёбра. Сжавшаяся в когтистый кулак лапа каэзга переправила то, что сжимала, в его широкую пасть.

"А кровь у тастаров вполне обычная", – отрешённо подумал король. – "Красная".

Толстый чин, оттолкнув стражников, выбежал прочь. Почти тут же через открытую дверь донеслись звуки бурно выворачивающегося желудка. Винар, стремительно бледнея, попятился от стола, но взгляда от пирующего Зверика не отвёл.

– Не туда смотришь, – сказал Агиллари. – На меня смотри!

Король встал. Винар поглядел на него, скрестив на груди руки.

– Так. Хорошо. А теперь ответь-ка мне, голубь, о чём с тобой этим утром говорил Айкем? И не виляй! Я прекрасно знаю, что он к тебе заходил. У меня есть свои собственные шпионы. Ну?

– О, дядя Айкем говорил много чего. Но теперь ясно, что его советы мне не пригодятся.

– Какие советы?

"Помирать, так с музыкой!" Винар ухмыльнулся скорее дерзко, чем бесстрашно.

– Я должен был стать советником короны, чтобы вашему величеству в трудную минуту было на кого опереться. Дядя даже надеялся на дружбу. На доверие и уважение. Вокруг короля, сказал он, собирается всякое эхло, а ты – ровесник короля и честный парень, ты закроешь собой дорогу всякой мрази лучше, чем это можем мы, старики…

Каэзга снова запустил лапу в потроха, зачавкал. Винар отодвинулся, неотрывно глядя в глаза Агиллари.

– Дядя Айкем, как я уже сказал, потратил время впустую. Думаю, вашему величеству не нужен никто, кроме вот этой твари. Вы с ней – удачная пара.

Каэзга перестал чавкать и замер.

– Очень хорошо, – сказал король, сверля взглядом Винара. – Люблю откровенных людей. В том, что касается слов "дяди Айкема", ты попал в точку, голубь. Его советы тебе не пригодятся, потому что моим другом тебе не бывать. Советником трона, впрочем, тоже. Советником я сделаю Ито. А для тебя пригодится другая должность, которой при любезных красноглазых не было. Они для этого были слишком разумны. Догадываешься, кем ты станешь?

– Нет. – Винар фыркнул, сдерживая дрожь. Он сам не смог бы сказать, отчего именно его колотит, от страха или от ярости. – По части воображения мне за вашим величеством не угнаться!

– Да ты уже входишь в роль. Отлично! Быть тебе, голубь, королевским шутом! Если мне не изменяет память, именно придворным дуракам полагается откровенно говорить то, о чём умники предпочитают шептать, а хитрецы – молчать. Ты будешь отличным шутом!

Винар рассмеялся.

– Смейся, смейся, – Агиллари заговорил очень ровно. – Хотя хорошие шуты чаще веселят других, чем смеются сами. Это занятие требует наличия головы и языка; ноги, думаю, тоже не будут лишними – надо же на чём-то убегать после особо удачных шуток. Но вот насчёт остальных частей тела… Многие из них необходимыми не назовёшь. Например, уши. Зачем они шуту? Только мешают носить колпак. Или, например, нос – его можно заменить симпатичным золотым шариком на ниточке, если, конечно, сперва…