Текст книги "Учебник по химии (СИ)"

Автор книги: Анатолий Ключников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 18 страниц)

ЭПИЛОГ

Вот заканчивается очередное лето. Я стою на причале и вглядываюсь вдаль. Несколько дней я прожил в портовой гостинице, каждый раз выскакивая на берег, когда служитель на первом этаже бил в медный колокол и возвещал: «Парус на горизонте!»

Да, действительно, парус. Который медленно, мучительно медленно подходит к пристани. Корабль уже рядом; я слышу крики боцмана, и как бьётся волна о корабельный борт. Я чувствую запах морской тины. Я не вижу на палубе пассажиров, только матросов, которые носятся, как угорелые, увязывая спущенные паруса.

Швартовый конец уже подан; на пристани служители изо всех сил тянут брошенный фал, подводя судно к причалу. И вот он, лёгкий стук: портовики торопливо наматывают конец на береговой пал, намертво швартуя судно.

Когда закрепили носовой и кормовой, на пристань с корабля со стуком опустили сходни. Появляются пассажиры, с нервным, торопливым облегчением ступая на твёрдую землю. Я судорожно шарю взглядом по палубе: наконец появляется и Ведит. Юнга услужливо тащит за ней два дорожных баула.

Только это совсем не та бойкая аспирантка, острая на язычок. По сходням осторожно ступает степенная леди, держащая на руках драгоценный кулёчек с ребёнком. Я замешкался: в своих мечтах я планировал сходу подхватить её на руки, прижать к себе, закрутить, но, оказывается, это сейчас невозможно: у неё же ребёнок на руках. И она вся такая солидная… Ведит округлилась, похорошела; теперь я чувствовал себя студентом-недоучкой рядом со строгой преподавательницей. Ноги словно вросли в доски настила, и язык словно парализовало.

– Эй, солдат! У вас тут принято помогать дамам или как?

Горло перехватило; я с трудом проглотил комок и кое-как смог вздохнуть:

– Я очень скучал без тебя… аспирант.

……………………….

Мы поселились с Ведит в «научном городке» – эдаком «селе на свежем воздухе», созданном «для развития наук» указом Его Величества и огороженном высокой бревенчатой стеной – новенькой, с ещё невыветрившимся запахом сосновой смолы. Меня назначили там начальником стражи, т. е. мне вменялось надзирать, чтобы «случайные путники» не заходили в наши ворота и чтобы «местные жители» не выносили за пределы всё, что сами считали нужным.

Ведит рассказала мне некоторые подробности. Получив моё письмо, она, как и я предположил, долго и громко потешалась: «давай приезжай, дом есть». Но приятно удивилась, что я её не забыл и звал замуж через страны и границы. Однако, имелся и такой момент: все ближайшие потенциальные учёные женихи, узрев растущий живот новенькой химички, враз к ней охладели и поддерживали исключительно ровные, деловые отношения. Жизнь на этом, конечно, не кончалась, но у Ведит не было в Божегории ни друзей, ни даже знакомых, чтобы, вращаясь среди них, найти себе мужа. Божегория также страдала от нехватки мужчин, и чужестранке, не знающей обычаев и не освоившей местного менталитета, ничего в ближайшие годы не светило. Это Ведит как-то не вдохновляло, и она решила, что лучше уж иметь мужа-засранца в провинции, чем ходить незамужней в столице.

Конечно, она снова пошла к Лебедю. Этот прожжённый пройдоха как раз к тому времени вышел из тюрьмы, где сидел заложником начавшейся войны с нашей страной, и в каковую его препроводил лично тот самый «служитель безопасности», из цепких лап которого он когда-то вырвал меня. Небось, и в камеру упёк ту же самую, где я переночевал.

«Отсидка» никак не повлияла на изысканные манеры Лебедя. Он жеманно выразил удивление, что его скромную обитель посетило такое дивное создание, хотя, клянусь, цель визита отчаянной химички понял ещё с порога, едва она его переступила. Когда же Ведит показала моё письмо и попросила предоставить ей подданство моей страны, он начал деланно восхищаться её решительностью и мужеством.

Он принял прошение, и потянулись недели ожидания.

Родилась маленькая Меленит. Ведит пришлось очень туго: её не выгоняли из университета, но без преподавания и жалования не платили. В этот период Светлица очень сильно ей помогла: сама урывками помогала нянчится с крошкой и посылала в помощь свободных служительниц.

В Божегории так никто и не узнал, что она изучала «химию огня»: Ведит изо всех сил поддерживала в окружающих уверенность, что до ужаса боится даже искры от кресала. Вот и отпустили её, связанную грудным ребёнком, легко и без особого сожаления…

Я продал свой дом и позаботился, чтобы нам с Ведит срубили в этом поселении другую избу, побольше. Лес вокруг посёлка тоже передали в собственность Академии наук, и ответственность за его сохранность также повесили на меня, так что с брёвнами для жилья проблем у нас не имелось. Но должность смотрителя леса, вообще-то, предполагает не только рубку того, что тебе нравится или не нравится, а сохранение угодий от браконьеров и дураков. Я взвыл под грузом разных неприятных нюансов и бросился писать прошение о предоставлении подданства Кроману Браге с согласием взять его на полное своё содержание. Пусть поможет и научит, пока совсем не постарел. Заодно пускай внучку нянчит.

Венчали нас в храме Пресветлого, выстроенного в этом же поселении. Пришли только наши сослуживцы, – больше некому, но нам это не казалось таким важным.

Ведит вся сияла. Свадебное платье изумрудно-зелёного цвета очень ей шло: даже я это признал, от женской моды человек далёкий. «Подружки», одетые, как и полагается, в небесно-голубое, весело щебетали рядом с ней.

Я невольно оглядел всех пришедших, благо времени хватало. Надо же: вроде бы серьёзные люди, всякие там лаборантки-аспирантки, а хихикают так же, как деревенские девчонки. Парни тоже хороши: несколько лиц уже светятся малиновым цветом от выпитого спиртного, хохочут, а некоторые хулигански тычут друзей втихаря – те свирепо и недоумённо крутят головой, пытаясь угадать виновника. Химики – что ж с них взять-то? – невоенные люди, сразу видно. Солдаты и наёмники, даже вдрызг пьяные, по-детски так не дурачатся: не тычут, а сразу в морду приносят – открыто и от души.

На пороге храма появился служитель Пресветлого, облачённый в позолоченную мантию, и возвестил, воздев руки:

– Ступайте в храм божий, дети Его. Он ждёт вас.

Мы послушно пошли нестройной толпой в распахнутые двери. Впереди шли мы с Ведит, взявшись за руки: я – в чёрном камзоле, изображая «землю, родителя», Ведит в зелёном – «трава и деревья, рождение», «подружки» – «небеса». У порога остановились, подняли глаза на символ Пресветлого на крыше и, как и полагается, сотворили знак: я поднял свободную левую руку, Ведит – правую, а служитель, глядя на нас, тоже правую. Затем опустил руку, кивнул, приглашая, повернулся и вошёл вовнутрь, – мы зашагали следом.

Двери за нами закрылись, и возбуждённые гости остались топтаться за порогом.

Мы под ручку прошли к алтарю. Я посмотрел на свою спутницу: на её лице застыла лёгкая полуулыбка, а в глубине глаз отражалось пламя восковых свечей.

– Дети Пресветлого, – начал служитель, обращаясь к нам, и я перевёл взгляд на него. – По своей ли воле вы пришли в этот дом божий?

– Да, – отвечали мы.

– Согласны ли вы жить вместе, пока Пресветлый не призовёт вас?

Он всё задавал и задавал обязательные вопросы, на которые мы давали ответы то хором, то по одному. Спросил он и о том, от кого рождена Меленит, и буду ли я любить этого ребёнка, как родного, и вести по жизни, наставляя на путь истинный? Наконец, священник набросил нам на шею голубую ленточку, концы которой мы взяли в руки, осенил нас знаком Пресветлого и сказал:

– Ступайте отсюда в мир вместе вдвоём, как и пришли сюда вместе…

Мы вышли во двор. Бывали единичные случаи, когда служитель Пресветлого по какой-либо причине принимал решение не скреплять узы брака, так что стоявшие за дверями могли только гадать о том, что творится внутри: не возникает ли сомнений у священника и не нужны ли нам подсказки. Хотя, если ты сам не знаешь, что отвечать, то никакие подсказки тебе не помогут.

Наш выход с ленточкой на шее вызвал бурю восторга. На нас сразу посыпались зёрна белого гороха, – символа богатства, изображающего жемчуг. Жениха, то есть меня, утянули изображать перст судьбы: окружили ухмыляющимися холостыми парнями, а женатый раскрутил меня внутри этого круга, завязав предварительно глаза. Я, как и полагалось, сделал потом несколько шагов вправо и влево, чтобы уклониться от курса, на который направил меня ведущий, и самому выбрать себе «жертву», прошёл вперёд, слепо шаря руками и слушая притворные крики ужаса, пока не наткнулся на «несчастного», не имевшего права уворачиваться. Что ж, ближайший кандидат на обручальную церемонию – это он. От перста судьбы не убежишь.

В это же самое время незамужние девушки и женщины подходили к Ведит и целовали оставшуюся у неё на шее голубую ленточку, если, конечно, желали выйти замуж.

«Проигравший» неудачник, попавший под «перст судьбы», как и полагалось, «с горя» выхлестал полкувшина вина, и ближе к концу веселья перестал держаться на ногах. Варварский обычай, что и говорить: мужик и так судьбой обижен, а в него ещё спиртное вливают, чтобы вообще рухнул под праздничный стол.

Через год после венчания мы съездили в гости к моей младшей сестре. Это была наша первая с Ведит совместная семейная поездка. После обеда мы все высыпали во двор: стояла жара, и сидеть в душных комнатах стало невыносимо. Женщины ушли болтать в другую сторонку; я искоса наблюдал, как они там щебетали и пересмеивались; Ведит изредка поглаживала свой маленький ещё животик, показывая сестре на него глазами и улыбаясь. Свояк курил, слегка поддатый, как и я.

– Во, посмотри, – он показал мне флакончик, полностью скрывавшийся в его широкой руке.

Стянул плотную крышку (она скрывала хлопковый фитилёк, торчащий изнутри), зажал её другой рукой, и чиркнул донышком по стенке флакона снизу вверх, к фитилю. Брызнуло несколько весёлых искорок: на стенке и сверху на крышечке оказались вделаны кусочки кремния. Фитилёк вдруг полыхнул – его окружил ровный огонёк пламени, как у восковой свечки. Свояк держал флакон – огонёк не дёргался, так и горел себе, пуская в небо тоненькую чёрную струйку дыма.

– Видал? – похвастался он. – С одного раза зажигается. Ну, редко когда с двух-трёх раз. Уже почти месяц прикуриваю, а оно всё загорается и загорается…

Я улыбался, кивал, наслаждаясь летним теплом. Мы стояли без рубах.

«Я дома. Я вернулся.»

Конец