Текст книги "Учебник по химии (СИ)"

Автор книги: Анатолий Ключников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)

Одним словом, Вудривера превратилась в одну большую «малину», где стоял и свой кабак, в котором имелись и азартные игры, и продажные девки, жившие тут постоянно. А наш обоз, значит, предназначался ей для кормления… Нет, ну живут же люди, а?! – как у Пресветлого за пазухой. Готов поспорить, что и последнюю перепись населения там прошли без проблем. Ну, ничего, благодать для них закончилась. А со старостой я постараюсь рассчитаться лично сам.

Пока мы с разбойниками болтали по душам, мои мужички азартно добили оставшихся раненых бандитов, с которыми разговаривать было невозможно из-за их тяжёлых ран. Ведь могут же, когда захотят, а в селе такими скромными чистоплюями прикидывались, что как будто бы и обыкновенную петлю им сделать не по силам. Эх, люди!

«Песенника», что просветил меня на счёт Вудриверы, я пощадил: убил сам лично, быстро и безболезненно. А второго, упёртого, заставил добить парнишку из охраны: пусть вкус крови ощутит и настоящим бойцом станет, безжалостным. Так у него будет больше шансов дожить до тихой старости.

На наше счастье, пока мы стояли и зализывали полученные раны, появился конный военный патруль. Я, как человек бывалый, не стал выделывать всяческие позы типа «да где ж вы раньше шлялись?», «да куда ж вы смотрите?», а просто вкратце изложил десятнику ситуацию. Он кивнул и принял решение сопровождать нас до следующего населённого пункта, где нам могли дать другую охрану.

Переночевать нам пришлось тут же. Мужики по моей команде составили телеги вкруговую, разожгли костры и принялись варить похлёбку.

Унылые будни военного времени

Пока мы добрались до указанной нам цели, я проклял всё на свете. Не по нутру мне медленно тащиться. К тому же, у крестьянского транспорта, тем более гружёного, в дальней дороге постоянно что-то ломается: то ось соскочит, то колесо разойдётся, то сама телега развалится. Ей-богу, армия должна иметь свои собственные телеги, – надёжные, как графские кареты. А так мы были вынуждены то и дело останавливаться; мужики неспешно принимались за работу, используя те же самые топоры, какие взяли для охраны. Гвоздь и Гном садились дуться в кости, а мне впору было на дерево лезть от удручающего безделья.

Чтобы не одуреть, я принялся обучать обозников ратному делу. Уцелевшего паренька из охраны я назвал Пчёлкой, вручил ему меч, взятый трофеем от убитого разбойника, и начал показывать простейшие приёмы обороны и нападения. Пчёлка, действительно, размахивал мечом очень-очень быстро, панически, как будто пытался создать около себя сплошную стену свистящей стали. Хотя современные мечи и легки, в отличие от старинных, «двуручных», но ведь не настолько же, как дамский веер: паренёк неизбежно раскрывался, не успевая сделать обратную отмашку, и замирал, видя перед своим длинным носом кончик моего меча.

Ставил я в пару и свободных от работы возниц помоложе, но они оказались безнадёжными: ни азарта, ни желания, ни способностей. Но, пока у нас не имелось никаких других защитников, требовалось натаскивать и этих, чтобы хотя бы погибли не в первую же минуту боя.

Становилось всё холоднее; каждый день брызгал дождик, и совсем не грибной, а осенний. Я перестал считать шлем-тарелку Гвоздя дурацкой штукой: вода стекала с неё ему за спину, а не за шиворот. Моя же плащ-палатка голову от сырости не спасала: промокала насквозь.

Ночевали мы все, разумеется, под телегами. Такую надёжную крышу на ночь «в полях» мне приходилось до этого иметь не часто, а теперь я вполне её оценил. Изредка нам удавалось проводить ночь и в сараях, – если удавалось добраться до деревни засветло.

День ото дня наш обоз становился длиннее. К нам присоединялись караваны из других сёл, со своими проблемами и горе-вояками. По счастью, в их состав входили и такие стражники, как Гвоздь или Гном, – со штатной экипировкой, конные. Отряду разбойников такой обоз стал уже не по зубам.

Я мечтал, наконец, избавиться от тяжести ответственности, но не тут-то было. Из тех людей, что присоединялись к нам по пути, никто не имел сколь-нибудь значимого звания и был рад-радёхонек сам отпихнуть от себя проблемы управления. Всё же я заставил двоих стать моими заместителями «по авангарду» и «по арьегарду», как я их высокопарно назвал, и кое-чему они меня всё же научили. Например, если произошла поломка, нужно непременно всех мужиков с этой телеги отлупцевать по мордасам, и тогда в будущем количество остановок станет сокращаться. Странная математика, но работала вполне исправно.

Когда же я повстречал достойного обозного командира, то оказалось, что я ему подчиняться никак не смогу: у него самого караван оказался свыше ста телег, а доводить общее количество до двухсот никак нельзя: не положено. К тому же, он вёз в армию не продовольствие, а амуницию. Мы с ним в тот вечер напились некисло, «за скорую победу», и весь следующий день я «проболел», лёжа на возу.

А при подходе к цели назначения начались вполне ожидаемые чудеса. В одной деревне мне говорят: завтра быть там-то и поступить в полное распоряжение. Прибываем, поступаем. Получаем приказ: а вот завтра быть там-то и разгрузиться. Хорошо, идём туда. Там нас встречают с круглыми глазами: да откуда ж вы такие свалились-то, тут уже три дня как никого нет! – ушли. Куда? – да вон туда! Следуем туда, куда нам указали пальцем. Натыкаемся на воинское начальство. Молодцы, говорят, спасибо, да только у нас тут разгружаться негде. Давайте топайте в графский замок: там места много и защита в виде крепостных стен. А где ж этот замок треклятый? – да недалече, завтра к вечеру как раз там и будете… Тамошний граф заодно командует тыловым обеспечением.

Так как я знал про организацию и снабжение в нихельской армии не понаслышке, то такие лишние мытарства ввели меня в глухую тоску: пожалуй, Нихелия и впрямь может получить быструю победу до наступления зимы, пока мы таскаемся туда-сюда.

А вот теперь, уважаемый читатель, догадайтесь: в какой такой замок меня забросила капризная судьба под самый конец военной карьеры? Правильно: в тот самый, из которого я спасал «принцесс» из лап ужасного дракона в виде нихельского гарнизона. За неделю пути я отрастил щетину, пропах горьким дымом костров и озлобился, как чёрт. Сидел верхом на казённой кляче, вооружённый казённым оружием. Только доспехи новые, за свои деньги купленные. Мда, на прекрасного принца я не походил даже в темноте.

Впрочем, какой я нынче принц? Сколько лет прошло с тех пор… Те «принцессы» уже замужем давно, конечно, и детишек имеют. И живут не здесь, а с мужьями. Старый хозяин ведь дружил с детства с ДЕДУШКОЙ нынешнего нашего молодого короля – он или умер, или стал совсем дряхлым стариком. Значит, никто в этом замке меня не узнает и не вспомнит, – даже если назовусь.

Мой обоз потихоньку втянулся в гостеприимно распахнутые ворота. Я спешился, озираясь.

– Это, стало быть, Вы командир данного отряда? – послышался уверенный, но с оттенком слащавости голос (я сразу же вспомнил Лебедя).

Навстречу мне вышагивал стройный мужчина с франтоватыми усиками, в широкополой шляпе с тремя перьями: два красных и белое. Ладонью левой руки он придерживал меч.

«Ого! А этот господин тоже, того… не последний человек в нашей стране.»

Ну, и пошутил: «отряда»! Сборище сиволапых мужиков и полусотни стражников, для поддержания порядка в городах нафиг не нужных, как мои Гвоздь с Гномом, – это ещё не отряд. Но я, конечно, вслух ничего не сказал.

Господин подошёл, отвесил короткий поклон, не снимая шляпы. Понятно: перед мужичьём обнажать голову – не лучшее занятие. Я, в свою очередь, тоже кивнул и прижал правый кулак к левому плечу:

– Приказано разгрузиться у вас и ждать дальнейших указаний.

– Да какие уж у нас указания? Открывайте ставни и выгружайте прямо в окна первого этажа!

Я невольно поджал губы, чтобы не присвистнуть: замок оказался не готов к приёму больших партий грузов, поэтому заботливый хозяин, ничтоже сомневаясь, приспособил первый этаж под склад для мешков.

Граф представился мне и спросил:

– А с кем я имею честь?…

– Просто Клёст. Зовите меня Клёст.

– О-о-о-о-о! – он округлил свои и без того большие глаза. – Сам Клёст?!! Тот самый? Из «ночных сов»?

– Да, – нехотя буркнул я, уже заранее проклиная всё на свете.

– Очень, очень хорошо! – воскликнул граф. – Мне дозарезу нужен человек с опытом армейского снабжения!

– Тогда Вы ошиблись, – буркнул я. – Мой опыт как раз противоположный. Я, знаете ли, наоборот, – очень часто мешал заниматься армейским снабжением.

– Поверьте, это как раз то, что нужно. Если Вы знаете, как вредить, то, безусловно, сможете придумать и защиту от вредительства.

Я вяло попытался отбрыкаться, но хозяин настойчиво напирал:

– И не спорьте: я-то знаю, что говорю, – и он решительно взял меня за рукав.

«Родственник Лебедю, не иначе. Или у них в высшем свете у всех принято так обращаться?»– я невольно покосился на ладонь графа.

Загорелая, сильная: не похож…

– Подумайте сами, – хозяин повлёк меня за собой в неспешную прогулку. – Доставка до склада – это только полдела. Нужно довезти продовольствие до армии, до конкретных частей. А по пути могут повстречаться те же «совы», например. И потом, кроме Вас, тут вообще нет ни одного толкового командира. В лучшем случае – люди, и на страже порядка не проявившие, скажем так, особых талантов. А нужен именно военный человек, и не последний. Я давно сделал запрос командующему, и он обещал выслать своего офицера.

Последнюю фразу граф добавил торопливо, заглянув мне в глаза, как бы пытаясь меня убедить, что я тут долго всё равно не задержусь: вот через день-два приедет «тот самый» офицер, и я могу отправляться на все четыре стороны, – куда угодно.

Собственно, а куда мне спешить??? На постылую службу? Чего ради? Я всё-таки имел душу боевого коня, которого возбуждают звуки недальнего боя, чахнувшего на гражданской службе от глухой тоски. Нельзя, никак нельзя такому коню скучать в городской тиши! Мой новый начальник не походил на безмозглого дуролома: сработаемся…

И я, стукнув себя кулаком в грудь в знак подчинения, побежал командовать разгрузкой. Убедившись, что работа закипела, пошёл на встречу с местным дворецким.

Тот оказался грузным дядькой, хорошо смотревшимся бы в роли сельского старосты. Я и кличку его заранее узнал у дворового мальчишки – Кабан. Да, похож. И глазки такие маленькие, оценивающие: нельзя ли пырнуть тебя клыками половчее?

Вопросов у меня насчитывалось пока только три: где буду ночевать, где кухня и кто из охраны склада самый негодный человечишко? С каждым караваном приходила своя охрана, кого-то оставляли сторожить накопленное продовольствие, а кого-то оправляли домой. Я решил, что нужно держать под рукой «своих» людей, испытанных дорогой, но, так как войска много не бывает, то нужно усилить свой отряд за счёт местных. Тем более, что среди «своих» выявилось несколько таких лоботрясов, что упаси Боже воевать с ними плечом к плечу.

Кабан, настороженно поведя глазами, исчерпывающе кратко выложил мне «список лиц», для дальнейшего пребывания в сих стенах нежелательных.

В этот вечер он потом нашёл меня в комнате, которую сам же мне и показал, и передал церемонное приглашение на ужин. Я, кое-как побрившись и умывшись из шайки с тёплой водой, вздохнул и поплёлся в обеденную залу.

Большая комната, оформленная в «рыцарском» стиле, со свечами на подвесных бронзовых люстрах, с длинным столом в форме буквы «Т» и тяжёлыми стульями с чрезмерно высокими прямыми спинками – я бы сказал, что обстановка была «как у всех приличных людей». Хозяин восседал, разумеется, во главе стола, его супруга – по левую руку. Два мальчика и девочка скромно притулились на первых местах поближе к родителям, а на противоположной от них стороне сидели также трое, явно офицеры. Я, не колеблясь, сел к командирам четвёртым.

Граф оделся по-простому, в серый камзол. Никаких пышных тебе воротников и манжетов. Офицеры, и тем более я, тоже не сверкали официальным золотом и наградами. Что ж, тем лучше: все на равных.

– Господа! – хозяин помпезно поднял свой бокал. – Разрешите вам представить вашего нового товарища. Я назову его просто Клёст, так как под этим именем он известен гораздо больше…

По сумрачным лицам офицеров оказалось невозможным понять, знакомо им моё имя или нет. Я представлялся им, конечно, опасным конкурентом на их тёплых, насиженных местах, и они пока не знали, чего от меня можно ждать. Поэтому они подняли свои медные кубки без особого энтузиазма, формально, без азарта стоя чокаясь со мной.

Я заметил, что хозяйка, до этого пристально смотревшая лишь в свою фарфоровую тарелку с порцией, которой не накормишь и сытого цыплёнка, подняла на меня взгляд, но тут же поспешно снова опустила длинные ресницы, как будто обжегшись. Я невольно смутился и замешкался, чокаясь с новыми товарищами, но всё-таки выдавил из себя широкую улыбку до ушей, стараясь, тем не менее, не выпячивать нехватку зубов.

Мы с ней, стало быть, знакомы? Но где и, главное, каким образом? Вот уж чего-чего, а мне не хотелось бы, чтобы она оказалась из числа моих былых «военных» подружек, которой посчастливилось выскочить замуж за графа. Эдак ещё окажется, что я – папаша одного из этих отпрысков… Я невольно посмотрел на самого старшего паренька: нет, вроде бы на меня не похож.

– Господин Клёст будет лично руководить охраной обозов, – начал пояснять хозяин. – Наш замок загружен под завязку – нужно как можно быстрее развозить грузы по армейским частям, а у нас пока что это плохо получается: не хватает людей и командиров для охраны караванов.

Мало-помалу, мы разговорились, расслабленные отличным вином. Выяснилось, что тут создана система кругооборота: караваны доставляют грузы, и некоторые стражники и возницы остаются в замке: потом они сопровождают телеги уже до армейских частей. После этого кого-то тоже отпускают назад, домой, а другие идут во второй обоз. Или даже в третий. Похоже, в замке осели постоянные жильцы, предпочитавшие стабильное пропитание за казённый счёт, нежели прозябание по родимым деревням; по крайней мере, некоторые лица офицерам уже примелькались. Никакого «бумажного» учёта типа «прибыл – убыл» нет: всё решается либо желанием мужиков, либо окриком командиров – поэтому неизвестно, кто и сколько раз успел «сходить в армию».

– Завтра же, Клёст, Вы отправитесь с очередным обозом в пехотную часть на самую границу, – сообщил мне слегка захмелевший граф. – И я еду с Вами: мне обязательно нужно встретиться с командующим и уточнить реальное положение дел со снабжением…

Ну, надо – так надо.

Поутру мы проводили всех «лишних сторожей», уезжавших весело, под завистливыми взглядами оставшихся. Начиналась рутинная служба, где нет места геройству, а, случись какой подвиг – никто и не узнает: все поэты воспевают только прославленных генералов и былинных богатырей, к снабжению никакого отношения не имеющих.

Сумрачные мужики деловито погрузили телеги, подготовив очередной караван. Я расставил охрану, и мы тронулись в недальний путь: я ещё смолоду знал, что тут до границы – рукой подать.

Конь графа оказался под стать своему хозяину: тоже какой-то франтоватый, и на клячу мою фривольно поглядывал, норовя положить свою морду ей на гриву, скотина эдакая. Меня так и подмывало врезать ему кулаком в ухо, но я стеснялся своего начальника. Моя лошадка брезгливо фыркала на такие ухаживания.

– Когда я бывал тут много лет назад, то у здешнего хозяина, сыновей, кажется не было… – начал я издалека. – Вы этот замок купили, граф?

– Нет, нет, не покупал. Вы правы: сыновей он не имел. Этот замок – приданое моей жены: она была младшей дочерью моего покойного тестя.

«Ах, вот оно что! Значит, я когда-то катал его жену на лошадке… Хм, надо же: она меня узнала! А вот я ни за что бы не догадался, что это та самая пигалица.»

– Она ни за что не хочет его покидать, – жаловался между тем граф. – У меня и свой замок есть – не чета этому. Но ей хочется самой заниматься сельским хозяйством и общаться с местным крестьянским быдлом. В стране таких чудачек, как она, и пяти не наберётся. Ей кажется, что, оставь она все дела на управляющего, – всё непременно развалится на мелкие куски.

– Так ведь они ж воровать норовят, – глубокомысленно изрёк я, ни хрена земляным трудом никогда не занимавшийся.

– Ну, так что теперь? – мой спутник даже поводья бросил, чтобы развести руками, на которых красовались кожаные краги. – Все воруют. Нужно только почаще их тормошить, отлупцевать разок-другой, чтобы окончательно совесть не потеряли – и всё будет нормально. И им хватит, и тебе прибыль будет.

– Тут красиво, – и я широко отмахнул рукой в сторону. – Девчонки красивое любят.

– Это да, безусловно, – он кивнул. – Но и в моём родовом гнезде неплохо: ландшафтная архитектура, скульптуры, фонтан. Однако, она совсем к этому равнодушна. Есть люди, которые никак не могут оторваться от родных мест, прямо-таки болеть начинают – вот и моя супруга, увы, из их числа…

Мы помолчали, слушая цокот копыт своих лошадей.

– Самое паршивое во всём этом то, что на эти земли издавна претендует Нихелия, – снова заговорил граф, раздосадованный. – Быть может, когда-то они и в самом деле принадлежали ей. Но, когда моя жена была ещё ребёнком, – уже в те годы никто и не помнил, чтобы тут бывали нихельские владыки. А эти нихельцы тогда захватили замок, взяли его хозяина в заложники, похозяйничали несколько месяцев – моя жена до сих пор всякие ужасы помнит и мне многое чего рассказала…

Я поперхнулся: она что, сболтнула ему о нашем побеге из нихельского плена?!

– Да, говорила, как они тут всё вино выжрали и девок местных заваливали, где ни попадя. Мебель старинную переломали. Настоящий хозяин ТАК себя никогда не ведёт!

Собственно, весь этот сыр-бор идёт как раз из-за этой, с Вашего позволения, красоты, – в его голосе зазвучал сарказм. – Тут же междуречье и заливные луга: трава вырастает чуть ли не по грудь, жирная: я такой никогда в других местах не видал. Одна река называется Рогана: её низовье проходит по границе Нихелии с Божегорией, а тут она разделяет нашу страну и Нихелию. Другая и не река вовсе, а так, речушка: её и курица вброд перейдёт. Но весной, когда тает снег, они широко по равнине разливаются и мешают сухопутному сообщению. Эта речушка несколько вёрст идёт параллельно (экое слово-то научное граф выкопал!) Рогане, а возле нашего замка делает поворот и в неё впадает.

Так вот, Нихелия как раз и мечтает отхапать этот плодородный кусок: в этом случае пограничной рекой станет уже не Рогана, а эта речушка. Наш замок в этом случае окажется на нихельской стороне, да ещё и станет пограничной крепостью!

Я глубокомысленно кивнул: да, губа у нихельцев – не дура. Этот маленький клочок земли захватить одним махом можно запросто, а тут тебе и зима.

Мы обменялись с графом парочкой забавных историй о девицах. В их числе он мне поведал, как ему супруга рассказала, давно уже, тот самый случай, когда её и старшую сестру спас от нихельского плена рыцарь на прекрасном скакуне:

– Представляете: пробрался в замок и выкрал их обеих из-под носа стражников. Сказки какие-то… Она ж ребёнком была, вот и сочинила себе романтическую историю, чтобы подружки завидовали.

Я смолчал. Конечно, сказки: в реальности никакой романтики не наблюдалось – мы еле-еле ноги тогда унесли. Промокли и перепачкались, как поросята.

Вот так, перебрасываясь байками, весёлыми и не очень, мы и добрались до расположения армии.

Пока мои мужики разгружались, я оценил ситуацию: Рогана в этом месте протекала мелководной и не очень широкой; пожалуй, конница её форсирует минут за пять. На нашем берегу, в некотором отдалении от воды, выстроили заграждения, напоминавшие козлы для распилки дров, только гораздо длиннее, и на множестве опор. В брёвна всадили деревянные колышки, смотревшие в сторону Нихелии. Лихой всадник, быть может, и мог бы рискнуть перепрыгнуть такой «козел» – лишь бы конь брюхом никакой колышек не задел, но от реки до заграждений расстояние для разгона оставили маловатым. Разумеется, заставить конную лаву перескакивать этот «забор» – чистейшее безумие. «Козлы» стояли не поодиночке, а скреплёнными между собой, и я видел два полных ряда таких заграждений, а третий – достраивался.

Я уважительно хмыкнул: «забор» тянулся от одного конца горизонта до другого. Так как междуречье строительными лесами было небогато – так, ерунда: кое-где рос ивняк вдоль речек, мужикам для домашнего хозяйства еле-еле хватало, – то ровные жердины, получается, везли издалека. Пограничное заграждение, кроме всего прочего, ещё и обмазали какой-то дрянью для защиты от гниения и вредительских поджогов. К слову, эту хитроумную покраску изобрели, как я слышал, именно «огненные» химики. Таким образом, «забор» получился солидный и недешёвый. В мирное время его объезжали постоянные патрули погранстражи, а сейчас тут расположилась целая армия.

А что на нихельской стороне?

А там к Рогане прижимался чахлый лесок, восходящий почти до вершины невысокого холма. Никакого движения на том берегу не видно. И это всё, что наблюдалось с нашей стороны. Плохо: в таком лесу можно скрытно собрать несколько полков для внезапного удара. Разведка нужна постоянная… Ну, это теперь не моя забота, пусть у других душа болит. Да и не получится теперь внезапности, с таким-то заграждением.

Мы расположились на обед. Мужики, мокрые от пота в тот нежаркий день, жадно уплетали сытную, мясную кашу, приготовленную в полковых закопчённых котлах. Нас рассадили по двум центуриям, и мои обозники распались на две группы, сидящие поодаль. Граф исчез; впрочем, он предупреждал меня, что у него тут много важных дел, и обратно он вернётся только с завтрашним обозом.

– Да, житуха сейчас – ничаво, – философствовал Гном, облизывая ложку и не замечая крошки на бороде. – Вот в молодости нас в армии так не кормили. Брюхо частенько с голодухи подводило.

Я кивнул, припоминая не самые сытые годы своей воинской службы. Гвоздь уныло молчал: он сравнивать ни с чем не мог, а романтика полевой кухни его не зажигала. Я втайне злорадствовал: пусть похлебает вместе с нами, крыса тыловая. Конечно же, его не отправили назад домой чисто из-за моей вредности.

– Винца бы сейчас, – разочарованно вякнул Гвоздь. – Каша с чаем – это издевательство. Вот у старосты было самое то: и кормёжка, и выпивкой не обидел. И бабы в том селе были нормальные – только мигни. А в этом графском дворце они дикие какие-то, шарахаются.

– Это точно, – Гном кивнул, отставляя котелок, который во время еды прижимал левой рукой к своему брюху, и облизывая пальцы. – А ты в селе ночевал, значит, у этой, ну, той…

– СМОТРИТЕ!!! – заорал кто-то, тыча пальцем в небо.

Мы все трое невольно задрали подбородки по указанному направлению и увидели величественное зрелище: из-за нихельского холма в небесную серость выпорхнула стая тяжёлых копий. Они взмыли вверх, – каждая строго по своей траектории, не пересекаясь. Всё выглядело настолько красиво, насколько и глупо: такими копьями нужно бить в упор по наступающей коннице или по осаждающей замок толпе, а зачем пытаться обстреливать рассосредоточенную пехоту на большой площади навесным способом??? Ведь уклониться от такого копья сможет даже самый нерасторопный тюфяк: нужно лишь отследить направление падения и сделать шаг в сторону – и всё. Каждое древко на фоне неба виднелось очень отчётливо: ведь не ночь же, и туч нет. Так какого же чёрта?..

И тут до меня дошло…

Словно огрели по темечку, да так, что все мелочи навсегда впечатались мне в память: серое осеннее небо, наш разговор втроём, крошки каши на доспехах, жучок полз по рукаву Гвоздя. И эти копья, вспорхнувшие из-за холма в осенние небеса, обогнавшие запоздалые, негромкие шумы хлопков невидимых нам баллист.

– … да вашу же мать! – вырвалось из моей груди бесполезное уже откровение. – ЛОЖИСЬ!

Я схватил за плечи Гнома и, опрокинув его наземь, вдавил его задницу сапогом поглубже.

– ЛОЖИСЬ! ЛОЖИСЬ!

Гном, ценивший своё здоровье не меньше меня, отбросив непустой котелок, проворно рухнул ничком, доверяя моему боевому опыту.

А я бегал среди своих обозников, орал им в упор, толкал их, сбивал подсечками, делая как можно более страшное лицо. Охранники обоза, служившие в армии, привыкшие к слепому повиновению, оказались более расторопными, а вот мужики-возницы явно тупили. Я с тоской смотрел на солдат, вскочивших и стоявших к нам спиной, пялясь в серое небо, прикрывая глаза ладошкой. Многие видели мою беготню, но лишь изумлённо таращились.

Между тем копья, потеряв начальную скорость, стали неумолимо клониться к земле, – на поле, занятое нашей армией. Собственно, правильнее назвать их толстыми, длинными стрелами, так как они имели жёсткое оперение, – не только заднее, но и боковое, для равновесия в дальнем полёте. Когда я увидел, что их толщина больше обычной, то пропали все сомнения: на нас летели облегчённые копья, начинённые адскими смесями. И без стальных наконечников.

Убедившись в последний момент, что никакой из этих нихельских подарков не воткнётся мне в зад, я бросился наземь, головой в сторону от реки.

Послышались резкие хлопки. Я успел услышать, как надо мной с визгом пронеслась пригоршня убийственного железа, а потом уже не слышал ничего. Вот теперь-то я до конца понял все рассказы Ведит про «воздушную волну» и «взрывы» и про то, как такая волна может убить человека. Когда погружаешься в глубину реки, то вода начинает постепенно всё сильнее давить на твое тело и закупоривает уши. А тут меня как будто мгновенно окунули в бездну: уши заткнуло воздушными пробками, и дыхание сорвалось. Я лишь грудью ощущал безжалостные удары по несчастной земле и прикидывал, когда будет самый последний, когда же закончится этот жуткий ад.

Наконец, земные содрогания прекратились. Я кое-как встал на карачки и огляделся. По траве стелился горький, белый химический дым, скрывая подробности, но картина всё равно вырисовывалась плачевная: почти все лежат, а те, кто начал подниматься, имели жалкий вид. Я поднялся во весь рост и понял, в чём дело: меня затошнило, голова закружилась, и я пошёл, как пьяный, никак не в силах удерживать равновесие. Голову словно ватой закупорили; я разевал рот, глотая рваный воздух, как воду, ковырял пальцами в ушах – бесполезно: слух оставался плохой.

Я видел убитых: в них не торчали стрелы или обломки оружия, у них не имелось рубленых ран, но, тем не менее, они лежали мертвыми, безо всякого сомнения. Если у крестьян на рубахах свежие пятна крови выделялись вполне отчётливо – как будто их беззащитные тела кто-то яростно истыкал шилом, – то у воинов «лишние» дырки на доспехах разглядеть очень сложно.

Я впервые увидел раненого, у которого шла кровь из носа и ушей – для меня это было в диковинку. Ошеломлённый воин сидел на коленях, качаясь, как часовой маятник, прижав ладони к щекам, и тихо, на одной ноте, ныл себе под нос.

Я разыскал вставшего Гнома и, бессильно повиснув у него на плече, закричал прямо ему в ухо, думая, что он тоже оглохший:

– Гном, давай собирай всех наших и двигайте к обозу. Ни одного раненого не оставлять. Ты понял?

Я зыркнул взглядом на вскочившего Гвоздя:

– И чтобы никто не драпал, сломя голову! Будем уезжать на своих телегах, а не пешком. Ты понял меня, Гном?!

– Да понял, понял я, командир. Зачем орать-то? Я и так хорошо слышу. Вот только в ляжку мелочь какая-то попала, зараза, – и он почесал ногу ниже задницы.

– Гвоздь, и чтобы без паники! Если кто-то будет что-то орать или бежать – бей по морде со всей дури! Понял?

– Так точно, понял, – неохотно и боязливо кивнул тот.

Я боялся, что именно Гвоздь, на войне не бывавший, будет паниковать и бежать – вот поэтому и дал ему такое поручение: осаждать трусов.

У меня давным-давно появилось знание, что обозникам на поле боя делать решительно нечего. Вот потому я и начал поспешную эвакуацию нашего разгруженного каравана, не дожидаясь никаких генеральских приказов и не нуждаясь в них. Мне поручили обоз – что ж, я должен отчитаться за количество вернувшихся телег, лошадей и людей, а не командовать войсками. К тому же, я чувствовал себя так, что едва ли смог вдохновить хотя бы десяток солдат. Вон кто-то блеванул – и меня мутило сильно.

Я, дав указание своим спутникам, поспешал ко второй нашей группе обозников. Пока я торопливо перебирал непослушными ногами, имел возможность оценить потери армии. Как ни странно, но урон оказался невелик. Подавляющее большинство солдат выглядели вполне здоровыми и бодрыми, двигались естественно – не то, что я, – и только ошарашенно переглядывались между собой.

А нихельцы бросились в наступление: из леса вырвалась группа конных и помчалась через Рогану, взметая хрустальные водяные брызги выше головы. Между тем, с нашей стороны не наблюдалось никакого внятного ответа: не слышались лающие, направляющие окрики команд, никто не строил десятки и центурии, и только несколько лучников по личной инициативе вырвались поближе к заграждениям и открыли беспорядочную стрельбу, которой можно было отпугнуть разве что стайку бродячих дворняжек.

Эх, не родился я полководцем! Даже в самые отчаянные минуты во мне не просыпался дух, позволивший бы взять в руки управление армией. Сотня – вот мой предел, а в тот день меня ещё и оглушило. Поэтому я мог лишь наблюдать за боем со стороны, бессильный повлиять на что-либо. Но, в целом, всё казалось понятным: если я хотя бы понаслышке представлял, как будет действовать новое оружие, то все остальные люди оказались к ТАКОМУ решительно не готовы и впали в ступор, – даже бывалые вояки. Да неужели моё сообщение до армии не довели, идиоты?!! Или нарочно не доводили, по каким-то своим высоким соображениям?..

Я, спотыкаясь, кое-как добрался до расположения второй группы обозников. Сразу же заметил, что крестьян-то и не видно.

– Где мужики?! – заорал я на старшего этой группы, Клеща, и свои же слова в моей голове звучали глухо, как будто издалека.

– Там… – он неуверенно махнул рукой. – Сразу же драпанули…

– Переловить! Доставить к обозу! Головой отвечаешь! Понял?

– Ага…

– Не «агакай» – не в деревне! – и я ткнул его пальцем в бок.

– Понял, так точно! – он сморщился, прикусив губу.

– Раненые есть!

– Есть. И двое убитых.

– Раненых доставить тоже к обозу.

– Понял! Так точно, понял!

– Выполняй!

Он стукнул себя кулаком по левому плечу и бросился к своим:

– Ты, ты, вот вы, и вы трое – тащите раненых к обозу. Остальные – за мной!

Опять хлопок! Я лихорадочно заозирался и увидел, что взрыв произошёл на первой линии укреплений, а атаковавшие нас всадники мчатся назад, через реку, да так, как будто сам Нечистый гонится за их грешными душами.