Текст книги "Учебник по химии (СИ)"

Автор книги: Анатолий Ключников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)

«Вот чёрт, это же „ночные совы“»…

Хлопки зазвучали снова и снова, а под «козлами» стали взметаться облачка густого белого дыма, да такие, что шипастые жердины вырывало и подбрасывало, ломая, высоко вверх, и они потом, кувыркаясь, рушились с небес на убегавших наших лучников. Некоторые обломки долетали аж до первых позиций нашей армии.

Взрывы смолкли, и, наконец-то, зазвучали злые команды, а бойцы начали занимать свои позиции, готовясь к сражению. Из леса вырвался ещё один отряд нихельской конницы и опять помчался через реку, но для его встречи начали выстраивать наших лучников. Казалось, армия очнулась от потрясения и сейчас начнёт драться по-настоящему, но тут из-за холма опять вылетела стая «копий»…

Я понял, что сражение проиграно. Мы готовились к неподвижной обороне, но против ТАКОГО оружия она бесполезна: пехоту в чистом поле перебьют, как куропаток, а она врага даже в лицо не увидит.

«И я даже знаю, КТО именно сделал нам такие подарки…»

Я, пригнувшись, бежал к коновязи, больше не оглядываясь, слушая новые хлопки и крики внезапной боли. Где-то рядом то и дело свистело, хотя никаких стрел, само собой, не пролетало. Такая невидимая смерть угнетала душу ужасом, а руки-ноги сковало, и они не слушались, как чужие.

Добежал.

Точно: несколько мужиков отвязывали рвавшихся запряжённых коней, а один уже успел освободить конягу и, встав в телеге во весь рост, готовился огреть его для первого рывка. Я подскочил к нему сзади и молча сбросил наземь; мужик уже в полёте беспомощно махнул плёткой в пустоту.

– А ну, стоять! Стоять, сукины дети! – я с шуршащим шелестом выхватил свой меч.

Мужики меня узнали и смутились. Но один из них начал заполошно орать:

– А чо стоять, а чо стоять-то?!! Трисподня пала с небес – точно так деды и говорили! Спасаться надо! Душу свою спасать!

Я ударил мечом плашмя по предплечью этого свято верующего. Он вскрикнул, зажал ушиб и заткнулся.

– Коней успокойте, морды сермяжные. Быстро!

Лошади, не менее людей перепуганные взрывами, нервничали, подрагивая всей кожей, дёргались, храпели. Эти трусы, вместо того, чтобы утихомирить несчастных животных, стали отвязывать своих личных и пытались удрать. Я приказал лошадей не распрягать, чтобы не терять время после обеда и сразу отправиться в обратный путь – их так и привязали вместе с пустыми телегами. И вот три подводы оказались поломаны сильными конями, которые рвались вправо-влево наиболее яростно, а выломанные оглобли, мотаясь вместе с ними, хлестали соседних лошадей, добавляя им боли и страха. На этих-то буйных животных я и указал мужикам кончиком меча – они послушно повисли на поводьях, пригибая конские морды к земле и успокаивающе хекая.

А где же охрана нашего обоза? Один, вижу, «помогал» крестьянам коней освобождать, а остальные? Попадутся – перевешаю мерзавцев! Сам лично, и не побрезгую!

Стали подходить мои обозники. Некоторых раненых тащили за руки и ноги, как носилки – это плохой способ, и в дороге их ещё трясти будет, так что едва ли довезём живыми. Но выбирать не приходилось.

– О, Пчёлка, живой! Оружие не потерял? Нет? Надо же… Ну, садись, – возничим будешь, – и я одобрительно хлопнул паренька по плечу.

Кто-то зажимал руку, кто-то хромал. Стоны, ругательства. Начали рассаживать раненых, отвязывать коней. Появились первые дезертиры, пытались примазаться – мы их гнали взашей.

– Командир, давай ехать! Чего ждать-то?

– Клеща нет.

– Да где ж его теперь искать-то?! Смотри, какая там каша начинается! Ехать нужно!

– Поучи меня давай… Зубы, что ли, есть лишние?

Слава Пресветлому – Клещ всё-таки нашёлся. Молодец. Он с товарищами гнал тычками копий несколько мужиков. Поехали!

Обратная дорога, как нетрудно догадаться, стала для нас настоящим кошмаром. Отступающая армия стала нас обгонять – даже пехота! Это потому, что мы возвращались по принципу «никого не бросать», и остановка любой телеги означала остановку всего каравана. По пути нам стали попадаться ослабевшие раненые, сидевшие, а то и лежавшие на обочине: сгоряча протопали, сколько смогли, а потом рухнули, обессилев. По моему приказу останавливались, подбирали этих бедолаг, перевязывали, как могли – вот поэтому и тащились еле-еле.

Один раз нам помешала отступавшая конница, бесцеремонно отжавшая пехоту: получился затор, как весной на реке, на бобровой плотине. Крики, ругань, удары. Если даже мне стало казаться, что мы попали в преисподнюю, то что же мерещилось простым мужикам, крестьянам??? Войска шли безо всякого порядка, дезертиры вперемешку с отступающими частями, и сам чёрт не разобрался бы, кто из них кто!

Чтобы моё «войско» не раскисло, я всех измучил вопросами: кого не хватает, почему? Всю охрану я разбивал по пять человек, – каждая пятёрка отвечала за конкретные повозки и их возниц, а командир пятёрки отвечал за своих четверых подчинённых. Таким образом, спрос можно потребовать за любого человека, но, как оказалось, спрашивать не с кого: пропало девять человек, и невозможно определить, сбежали они, погибли или что? «Он рядом со мной сидел, а потом исчез куда-то», «он к возкам впереди меня бежал» – и всё, потерялся. Ещё троих мы бросили: «он лежал в крови, не двигался – кажись, убило».

Мой извечный кошмар всё-таки стал явью: потеряли двенадцать подданных Его Величества, а сказать-то и нечего. Ну, только разве то, что у нас было много неслуживших, а армия впервые в истории попала под действие ТАКОГО оружия. Но, если припомнить, какие кирпичные лица я видел в военных судах, то едва ли их разжалобит подобное объяснение…

Я стыдил провинившихся, хвалил тех, кто никого не потерял – не давал подчинённым погрязнуть в мрачных раздумьях о том, что мы и войну, скорее всего, проиграем, не имея таких же адских игрушек. Шедшие по дороге то и дело пугливо задирали головы, боясь увидеть в небе очередную тучу смертельных «копий»; стоит только одному глянуть вверх, как все, словно по команде, смотрят вслед за ним, осеняя себя знаком Пресветлого. А когда случился затор на дороге – люди чуть с ума не посходили; командиры глотки сорвали, пытаясь удержать подчинённых. Вам, уважаемый читатель, не случалось видеть, как стая перелётных птиц, поспешавшая в тёплые края и вырвавшаяся из-за кромки леса на чистоту неба, доводила армию до ужаса? – вот, а я такое видел!

Мне вспомнилось, как я выколачивал из старосты две телеги, и меня затрясло нервным смехом: сегодня мы подарили нихельцам целый караван за здорово живёшь, а также то, что было привезено до нас, и ещё чёрт знает сколько всяких трофеев. Ради чего тогда устроил я то представление? – чтобы врагам побольше досталось? Ехавшие рядом опасливо на меня покосились: уж не сбрендил ли их командир? Пришлось срочно брать себя в руки и успокоиться.

У нас по дороге умерло ещё несколько человек, своих и чужих. Их похоронили вечером, перед сном. Да, мы так и не успели добраться до замка до ночи и переночевали в дороге, а утром притащились, измученные и голодные. Я валился с ног, но слух, хвала Пресветлому, ко мне полностью вернулся, и грех мне было роптать.

Едва зайдя за ворота, я понял, что в замке появились новые лица, военные, – какие-то отставшие, наверняка дезертиры. Впрочем, многие из них щеголяли в свежих перевязках; судя по тому, как суетились женщины, у нас есть и лежачие.

Я заезжал, разумеется, последним. Отдав приказ освободить и накормить лошадей, я уже было собрался идти требовать завтрак для всех пришедших, как вдруг мне в спину ударил женский просительный окрик:

– Капитан!

Хм, формально капитаном я не был, и три пуговицы на воротнике не носил (мы их за белый цвет «звёздами» называем). Хотя, с другой стороны, командир отряда «ночных сов»…

– Капитан!

Я оглянулся. Передо мной стояла графиня, одетая в простое серое платье и повязанная в крестьянскую косыночку. Большие глаза, длинные ресницы, решительно поджатые губки. Руки, испачканные кровью, теребят передничек. На щеке, возле лба, тоже кровь: похоже, утирала пот тыльной стороной ладошки.

– Капитан, всё так плохо?

– Война, Принцесса, – я пожал плечами. – Бывает всякое…

– Замок будет захвачен?

– Чёрта с два! Пока не сдохну – не будет здесь ни одного нихельца!

Я говорил то, что и должен был сказать боевой офицер. Кажется, она прекрасно это понимала, но эти мои слова ей очень-очень требовались для духовной поддержки. Она устала, я это видел, а ей ещё нужно вдохновлять всех жильцов замка на оборонительные работы и уход за ранеными.

Она кивнула, удовлетворённая, и собралась уже идти, но я её остановил:

– Почему у нас посторонние?

– Ну… – она смутилась. – Это не чужие. Прибыл барон ле Трюнгвуд – он друг мужа и нашей семьи. Он ранен. А с ним его отряд.

– Поговорить мне с ним надо. Пусть граф и все офицеры соберутся в гостиной: есть, что обсудить.

– А мужа в замке нет. Он должен был приехать сегодня, но пока не прибыл.

– Хорошо, пусть соберутся те, кто есть…

Я перехватил горбушку хлеба и пришёл на собрание злой и голодный:

– Господа, дело дрянь: Нихелия применила против нас новое оружие…

Я рассказал им о принципе действия «чёртовых трубок» и «котлов» и даже кое-что о производстве адских смесей: мне накидали разные вопросы, поэтому пришлось выкладывать то, что знал. Офицеры приуныли; барон тоже оказался смущён. У него левая рука держалась на перевязи, но выглядел этот статный и мускулистый мужчина вполне бодрым. Скорее всего, просто словил одну мелкую железяку из трубки и поэтому крови мало потерял. На труса не похож.

– Барон, почему Вы здесь? – задал я прямой вопрос. – Где армия?

Он смутился, но не сильно:

– В армии – бардак полнейший. Отступление началось не пойми как: в кого эти чёртовы копья не попали – ушли первыми, а мы простояли шесть залпов. ШЕСТЬ! Я думал, что тут мне и амба. Потом уже сам лично приказал трубить отход. Послал гонца найти командующего – гонец так и не вернулся. Никаких приказов нам так и не передали. Все разбегаются, как крысы.

В конце-концов, я приказал идти к этому замку, так как он имеет стратегическое значение, и командующий, если не кретин, должен это понимать и защищать его всеми силами. У меня был под рукой целый полк, а дошла едва ли сотня. Кругом паникёры и дезертиры. Я своей рукой троих зарубил, – и никакого толку.

Дошли мы ночью – а тут, кроме нас, никого и нет. Нам что теперь, с одними бабами оборону держать?!

– Ещё времени навалом – быть может, армия и подойдёт, – предположил я.

– А-а-а! – барон обречённо махнул здоровой рукой и отвернулся.

Мне, как ни удивительно, стало спокойнее. Во-первых, в замке появился начальник, выше меня по воинскому званию, и обороной командовать будет он. И он не трус, не сбежавший подлец. Во-вторых, моя потеря двенадцати человек никого интересовать не будет, так как у других эти проблемы оказались куда как хуже, чем мои. По сравнению с тем же бароном я, можно сказать, привёл почти всех своих.

Гном лежал в зале для танцев, вместе с другими бедолагами. Нога у него, конечно, распухла, но, хвала Пресветлому, не загноилась: мази у нас хорошие. Местный коновал вытащил ему из бедра железяку, которую он мне с гордостью вручил. Я внимательно её осмотрел: типичная штамповка, причём, гады, сделали так, чтобы края представляли собой неровную, шипастую кромку. Эдакий крохотный металлический ежик-пирамидка: какой стороной в тебя не попадёт – мясо обязательно порвёт.

Этого «ёжика» я показал офицерам замка на очередном совещании: дежурившие на стенах будут для «чёртовых трубок» практически неуязвимы, но вот при обороне шляться по двору без дела нужно строго-настрого запретить: их мигом нашпигует, как праздничный пирог ягодами.

Пока что вся оборона заключалась в несении круглосуточного дежурства на крепостных стенах. Я не поленился и отыскал на стороне, обращённой к речке, проржавевший стилет, так и торчавший среди камней: когда-то он послужил нам одной из ступенек для входа в замок. Сейчас, наверное, он не выдержит и вес малого ребёнка, но я упорно тыкал в него носом всех дежурных стражников, объясняя, как неприятель может проникнуть внутрь. И себе уважения прибавил, и мужиков настропалил: не будут рот разевать по ночам.

Запасов еды у нас имелось, сами понимаете, с избытком, на половину армии, и потайной источник воды работал вполне исправно. Вот только вместо наших войск под стены подступили нихельцы, причём уже к вечеру того дня, когда вернулся мой караван. Быстро они, однако…

Сначала вокруг нас ошивалась конница, но на следующий день стала подтягиваться пехота и обложила нас по всем правилам. Своих войск мы не замечали, граф пропал без вести, а врагов становилось всё больше и больше. Нам принесли предложение почётной капитуляции, но спесивый барон ответил гордым отказом. Как мы будем обороняться против войска, имея половину гарнизона, состоящую из бывших городских стражников, припухших от хорошей жизни, я решительно не понимал, но и сдаваться в плен к нихельцам мне не улыбалось совершенно. Сами понимаете – почему.

Графиня заманила-таки меня в свои покои. Я лежал на графском ложе, задумчиво глядя на рисунки на расписном потолке, а она пальчиком крутила кудряшки из волосков на моей груди и проводила какие-то замысловатые узоры.

– Зачем тебе это нужно, Принцесса? – спросил я. – Наверняка же кто-то проболтается графу.

– Ты не понимаешь, – ответила она серьёзно. – Я ждала тебя столько лет. Понимала, что никогда тебя больше не увижу, но всё равно ждала. Я заглядывала в лица всех военных, пытаясь узнать тебя. Из года в год, из года в год. И вот ты сам пришёл ко мне. Так неужели ты думаешь, что я испугаюсь болтовни какой-то дворни?

Мда, а Принцесса-то, кажется, того, с приветом… Одержимая. Ещё, не дай Бог, совсем свихнётся от своих фантазий – вот мне этого как раз и не хватало, ко всем проблемам.

– Тут ведь не только дворня – тут и барон ходит этот…

Она засмеялась лёгким, шелестящим смехом:

– Этот замок спасёшь именно ты, Капитан, но уж никак не этот барон. Я знаю.

Ну, точно, одержимая.

– Почему – я? Что я такого смогу сделать, против целой армии?

– Я пока не знаю, – она снова что-то принялась на мне рисовать. – Но непременно сделаешь. Не сомневайся – именно так и будет.

На другой день я увидел, что противник вдалеке строит требушеты. Но у них форма казалась какой-то не такой, не привычной. Гвоздь поднес мне обзорную трубу: точно, что-то не так… Но что?

Ответ пришёл быстро: я не видел рядом с ними метательных камней. Возле станков выгружали ящики, строили для них навесы – с валунами такие предосторожности совершенно ни к чему.

«Ну, вот он и пришёл… этот, как его… конец.»

Мне вдруг стало неловко перед этим разгильдяем Гвоздём: он обречён тут погибнуть или попадёт в плен, загремит на каторгу. А у него, в отличие от меня, есть жена и дети. Я лишил их надёжного кормильца, пытаясь сделать солдата из обычного обывателя, что невозможно в принципе. Зачем??? Ради Родины? А она-то что выиграет, потеряв ещё одного мужика безо всякого великого смысла?

Значит, нихельцы собираются долбать стены «адскими котлами». Удар, разбивается колба с чем-то вроде «негасимого огня», мгновенный взрыв смеси…

Так, стоп, стоп! «Негасимый огонь». Чем он может нам помочь?

Я сунул трубу в руки оторопевшего Гвоздя и опрометью кинулся в лазарет. Еле-еле различив Принцессу среди таких же серых женщин, занятых уходом за ранеными, я склонился над её бархатным ушком, наполовину скрытым белой косынкой, и прошептал:

– Графиня, срочное дело. У вас в замке есть «негасимый огонь»?

Хорошенький вопрос для молоденькой женщины, нечего сказать: если защитники крепости используют такое оружие, то, в случае успешного штурма, они рискуют тем, что разозлённые победители перебьют их всех поголовно. Страшная это штука: когда разбивается горшок, то хранящаяся в нём смесь возгорается сама, да так, что никакая вода её не погасит. Единственное спасение – срезать и сорвать горящие доспехи, иначе воин рискует получить ожоги с обгоранием до костей. Так что чувства нападавших понять вполне можно.

Кроме того, наш замок уже успели обложить таким войском, что никаких горшков не хватит, чтобы его закидать…

Однако, графиня не стала ни о чём меня спрашивать, а решительно повлекла за собой. По пути прихватила закрытый фонарь, выпросила здоровенный медный ключ у мажордома и повела в подвальную темноту по осклизлым ступенькам.

Остановились мы перед дубовой дверью, обитой толстыми медными, позеленевшими от сырости полосами: такую не стыдно ставить и на городские ворота! Я взял протянутый мне ключ, провернул во внутреннем замке и распахнул тяжёлую створку: пахнуло спёртым запахом плесени.

Принцесса подсветила мне, и я ахнул: на полках, сделанных из чугунных прутьев, стояли сотни, если не тысячи, горшков! Мать честна´я, если всё это полыхнёт – нас же поджарит всех, как в печке!

Мои сдавленные звуки заставили графиню давать объяснения:

– После захвата замка нихельцами мой отец поклялся, что никогда больше не допустит, чтобы тут хозяйничали чужаки. Мы же с сестрой подросли, и он ужасался, что мы в следующий раз окажемся их… м-м-м… вожделенной добычей. «Пусть тут всё сгорит дотла, пусть лучше все погибнут!»– вот так он говорил. Этот запас делался многие годы, до самой его смерти…

– Да, Принцесса, – я отёр со лба крупные капли пота, вызванные, очевидно, подвальным холодом, – с твоим отцом явно не было скучно. Ведь если бы работники уронили хотя бы один горшок…

– Капитан, я тебе верю. Теперь ведь ты спасёшь нас, правда? – и чертовка коснулась своей ладонью моей.

– М-м-м-м-м, да, с таким запасом можно идти даже в пекло к Нечистому – и ему тоже мало не покажется…

Я срочно кинулся собирать добровольцев: требовалось десятка полтора. Я прямо и честно сказал, что дело – чрезвычайно рискованное, и живыми вернутся не все. Но без этой вылазки мы обречены на неминуемое поражение, безо всяких сомнений: нас расстреляют разрывными горшками, а стены старого замка будут разрушены, да так, что обстрел из «копий– чёртовых молний» покажется всем безобидным дождиком.

Конечно, желающих поквитаться с неприятелем нашлось с избытком: людям не хотелось больше оставаться живыми мишенями, бессильными что-либо сделать в ответ.

Я принялся за подготовку отобранных. Каждый из нас получил заплечный мешок для переноски горшка с «негасимым огнём». Я лично сам проверил, чтобы доспехи у всех были плотно затянуты, и никакие железяки не гремели при ходьбе. Каждого добровольца я испытал в бое на мечах и отсеял самых неловких. В моём отряде после всех проверок оказался лишь один стражник – тот самый Пчёлка, который, как я надеялся, из-за своего невысокого роста и быстрого бега имел много шансов остаться в живых. Мои уроки оказались не напрасны: он уже неплохо владел мечом, удивив даже бывалых солдат. Все остальные подобрались из воинов барона.

Этой же ночью мы знакомым мне потайным ходом выбрались из крепости и пошли по колено в реке, прикрытые прибрежными ивами. Я опасался, что в узком лазе кто-то нечаянно грохнет свой горшок, но воины, мною запуганные, прошли очень аккуратно. От ледяной осенней воды стало сводить икры ног, и невольно закрадывался страх, что мы на берегу станем неуклюжими черепахами.

Как и в прошлый раз, мои подопечные сделали большой полукруг. Только в этот день требовалось выйти не в любое место, а именно к позициям требушетов. По обе стороны речки рыскали вражеские конные дозоры, поэтому, волей-неволей, нам пришлось идти по речушке, скрытыми ивняком, и молить Пресветлого, чтобы никого не принесло попить водички в перерыве между снами. Пару раз я молча, знаком, останавливал свой отряд и выползал на поле поглядеть, куда нас занесло.

И вот, наконец, мы дошли. Я тихо, метательными ножами, снял ближних часовых, и мы бросились в молчаливую атаку. Послышались крики ужаса тех, кто сидел возле тлеющих костров, начали вскакивать спящие и получать от нас внезапные удары по голове. Вперёд, вперёд! Все требушеты мы заранее поделили между собой, так что неразберихи в той вылазке было мало.

Одним движением сорвать мешок с плеч, ухватить за лямку и со всего размаха хрястнуть им по штабелю с ящиками. Бешеный огонь сам вырвется из мешковины и прилипнет к сухой упаковочной древесине. Кто-то заорал, попав под раскалённые брызги, покатился по земле. Красно-чёрные огненные пятна «негасимого огня» стали слепить нас в предрассветном мраке, словно кипящий расплавленный металл.

Тут, вблизи, я поневоле изумился размерам боезапаса для требушетов: штабели ящиков возвышались в два моих роста. Если я правильно оценил дорожные рассказы Ведит, то таким объёмом можно, пожалуй, срыть всю стену вокруг нашей столицы, да ещё и этот замок до самого фундамента. Куда им столько? Или они всё-таки не такие эффективные, и рушат не шибко страшнее обычных каменных глыб?

Я, конечно же, выбрал для себя самую дальнюю от реки цель, чтобы иметь возможность проверить «работу» всех моих подчинённых. И оказался в первых рядах среди тех, кто схватился с подбегающей подмогой. Мой меч оказался очень кстати, поумерив пыл нихельцев, увидевших, как трое из их рядов оказались на земле, не успев нанести ни одного удара. Они отступили, готовя строй поплотнее.

Я подхватил с земли мешок, который наш убитый воин так и не смог донести до ящиков, швырнул его на штабель и ещё сверху рубанул мечом:

– Уходим! Все назад!

Собственно, дело было сделано: все штабели полыхали, но бойцам оказалось трудно оторваться от проснувшихся нихельцев, наседавших со всех сторон. Я, как мог, помогал своим, нанося удары врагам сзади, а ноги уже несли меня к реке – прочь, прочь отсюда! Теперь каждый из нас оставался сам за себя: дело – сделано, а путь к отступлению лежал единственный, и ошибиться никак не возможно. Всё это я сказал перед выходом: сбор после «дела» – в замке, и никого не ждём: мы не сможем сделать «правильный» отход с прикрытием арьегарда, так как у нас просто нет людей для этого.

Я видел, что из моего отряда несколько человек бегут к речке, и видел также, что среди нихельцев нашлось тоже много сообразительных, улепётывающих прочь от сотворённых нами пожаров не менее поспешно. Я с разбега вломился в заросли ивняка, расталкивая «плакучие» ветви, не разбирая дороги.

Жахнуло так, что земля покачнулась! Я с размаху хлопнулся в ледяную речку, ощутив, как надо мной прошёл огненный ураган, а вода стала вязкой, как сметана. Взрывы гремели один за другим так, что я едва-едва успевал их осознавать по отдельности. Дно речушки вздыбилось: я увидел, как родилась и пошла поперечная пенистая волна против течения, от берега до берега, слегка приподняв моё тело, и постепенно сойдя на нет чуть дальше. В речку посыпался мусор сорванных листьев и сбитых сухих веточек, упали несколько птиц, сметённых воздушной волной вместе с их сорванными гнёздами – они забились в конвульсиях, шлёпая крыльями по воде и ещё не понимая, что уже мертвы. Ивняк заслонил меня от взрыва, а вот им не повезло…

Столбы ревущего пламени взметнулись ввысь, в небеса, и как! Я отчётливо их видел, так как опалённые ивы не смогли их скрыть: яростный огонь вырос во много крат выше любого дерева. Где-то там, на невообразимой высоте, шапки чёрного дыма стали закручиваться по краям, вовнутрь, становясь плоскими и похожими на шляпки тонконогих великанских грибов, и эти шляпки выдавливало выше, выше, выше, – как будто кто-то стремился упереть их в небесную твердь и пробить её насквозь. Леденящий ужас пробил меня насквозь, до самых пяток, как зелёного новобранца перед первым боем: эти огненные столбы нужно немедленно остановить, разорвать, не дать им проткнуть небо, но как?! Я бы и руками готов был их ухватить, если б не понимал, что это бесполезно.

«И падёт огонь, и потекут реки вспять, и станет ночь светлее дня, и птицы небесные падут, и придёт конец всему живому на земле, на небе и в воде.» – припомнились мне слова пророчества конца света. И это сделал я??!

Я уверился, что взрывы прогремели слишком уж сильные и разорвали ткань между двумя мирами: нашим миром и миром потусторонним, и в этот разрыв устремляются все демоны Нечистого, а то и он сам лично. Слышалось дьявольское гудение – огонь не мог так гудеть, даже лесной пожар, и от этого гула дрожало всё тело изнутри, – как колокол, по которому саданули кувалдой. Сначала не хватало воздуха, как будто меня занесло высоко в горы, но потом всё же ветер, устремившийся к месту взрывов, принёс облегчение.

У Вас, уважаемый читатель, никогда не возникало чувства, что Вы сделали то, что нельзя было делать ни в коем случае? Нет, лучше так: представьте, что Вы нечаянно сделали что-то такое, из-за чего погибнет весь ваш мир, и Вы уже не в силах повернуть всё вспять, и никто не в силах. Представили? А теперь скажите, какое у Вас будет чувство от сознания того, что из-за Вас, именно из-за Вас погибнут все, вообще все, да так, что и представить страшно, – потеряв свою ДУШУ, которую с хохотом проглотят отвратительные создания? А я это пережил…

Гул взрывов смолк, и быстро потемнело. У «грибов» ножки истончились и рассыпались дымом; их «шляпки» остались неподвижно висеть на высоте, яростно скручивая свои края, но всё медленнее, теряя силу и не получая снизу новой. Стали слышны крики и стоны; сквозь листву ивняка с шорохом посыпались одиночные обломки ящиков, навесов, крошки земли, шлёпаясь в речку.

Я, шатаясь, поплёлся в замок, шумно плюхая, безразличный ко всему. Никто меня не остановил; я постучал в потайную дверь, которую распахнули и втянули меня вовнутрь. Кто-то что-то кричал мне в ухо, но я их слова не разбирал. Мне поднесли чашу вина – я выпил его тупо, до дна, не различая вкуса, как воду. Меня раздели и уложили в лазарете, и я впал в забытьё.

Проспал два дня, и поднялся, ощущая себя разбитым. Оказывается, мои виски стали седыми.

На совещании выяснилось, что из моего отряда никто назад так и не вернулся:

– Да, никто, – смущённо кашлянул в кулак барон. – Так ведь там бабахнуло, что мы вообще не думали, что хотя бы один кто вернётся. Ветер аж до стен дошёл.

Барон выражался, как заправский земледелец, не имея ни капли дворянского лоска. Видать, на светских раутах бывал не часто, занимаясь то войной, то скотиной:

– Там убитых и раненых потом полдня вывозили, а все требушеты разломало к чертям собачьим. Эти сволочи два дня ходят, как в воду опущенные, и не ржут больше, как кони. Заткнулись.

– Они могут котёл ночью втихаря к стене поднести и взорвать.

– Понимаем, не дети. Всю ночь стража дежурит, вниз смотрит, а лучники наготове. Факелы иногда бросаем. Но пока спокойно, тьфу-тьфу, – чтоб не сглазить, – ответил барон самодовольно.

– Я, кажется, впустил к нам нечистую силу… – пробормотал я, не в силах держать всё в себе.

Барон и офицеры удивлённо на меня уставились, но, видимо, сделали скидку на моё очередное оглушение и, не задав уточняющих вопросов, как будто забыли мои слова.

– Тут, значит, такое дело… – начал барон издалека. – Я приказал горшки с «негасимым огнём» на стены вынести, чтобы в любой момент в ход пустить, если полезут. Раз они такою дрянь против нас применяют, то и мы, извините, не можем сидеть, рот разинув. Письмо соответствующе стрелой им послали – пускай осознают, стало быть, поглубже весь ракурс разреза.

Офицеры одобрительно оживились; я молчал, равнодушный. Эх, Пчёлка! Вся твоя короткая жизнь оказалась лишь для того, чтобы получить у меня за неделю некоторые уроки владения мечом, а эта неделя учёбы – ради одного удара горшком по ящикам. Успел ты там ударить или нет?..

Мы все вышли на парапет стены, и я сам лично убедился, что в лагере нихельцев царит уныние. По крайней мере, не ощущалось деловитого возбуждения и азартной подготовки к штурму.

Дальнейшие события описывать подробно нет смысла. Наша армия атаковала нихельскую, вынудив её снова отойти за Рогану. Нихельцы в суматохе потеряли батарею баллист для запуска «чёртовых трубок», вместе с боеприпасами. Причиной такого провала оказалась, в том числе, и неудача со штурмом замка, приведшая к потери стратегических требушетов. Вместо того, чтобы выстраивать оборону вдоль новой границы, наш противник остановился, имея перед собой неприятный факт: наш замок не собирается стать опорой их рубежа. Из-за этого батарея баллист, переправленная через Рогану, оказалась не под защитой крепостных стен, а в чистом поле, да и другие войска смешались из-за рухнувших планов.

В наши руки попали не только баллисты, но и несколько человек обслуги, которые под страхом смерти сделали несколько залпов по нихельским войскам. Как жаль, что такое веселье прошло мимо меня! Да и остальные вояки замка сильно досадовали, разве что рубашки на себе не рвали от переизбытка чувств, что им не удалось увидеть ТАКОЕ хотя бы одним глазком, хоть бы одно попадание!

Я постепенно возвращался в былую форму и оттаивал израненной душой. Да, так и получилось, что именно я оказался спасителем замка, и, заодно, всего междуречья. Графиня горячо меня поблагодарила… ну, как умела: страстно.

– А если твой муж вернётся и узнает – что тогда? – спросил я, когда мы вместе с ней отдыхали на широкой кровати после бурных утех.

– Где же он, муж этот? Когда нихельцы захватили замок, мой отец оставался с нами до самого окончания всех ужасов.

– Может, он убит? Или не смог вовремя пробиться в замок.

– Если погиб, то уже ничто не имеет значения. Если жив и вернётся – что ж, он должен понять, что я вручила настоящему герою достойную награду. На мне держалось всё хозяйство во время осады.

– Ну, может, и поймёт… Тебе виднее.

– Ты знаешь, что я самая счастливая девочка на свете? – спросила она, показывая загадочную улыбку своих губок-бантиков.

– М-м-м-м?

– Сколько у нас в королевстве принцесс, которых бы спасали из замка, а потом спасли ещё раз, уже в замке? А?

– Ну… мало, надо полагать.

Она захихикала, словно и не была мамой троих дворянских детей, а всего лишь озорной служанкой, затащившей в кровать простодушного конюха, и снова начала рисовать пальчиком на моей голой груди непонятные узоры.

– Когда я расскажу всё своей сестре – она умрёт от зависти.

– И про ЭТО… тоже расскажешь?

– Конечно! Вот именно про ЭТО – в первую очередь! Прекрасная принцесса благодарит своего принца-спасителя.

Странно: вообще-то мне казалось, что такими вещами должны хвалиться мужчины, а не женщины, тем более – дамы из высшего света. Оказывается, я не всё знал об этой жизни…

– Я не принц, Принцесса. Я – просто Клёст.

Она стала серьёзной, приподнялась повыше и медленно, значительно провела кончиком пальца сначала по ребру моего носа, потом по жёсткой щетине на верхней губе:

– Запомни, Капитан: для меня ты навсегда останешься ПРИНЦЕМ, самым лучшим в мире принцем. И этого уже ничто не изменит, даже если вся земля перевернётся вверх дном. Тебе понятно это, глупый? – и графиня слегка постучала пальчиком мне по лбу, по небольшому старому шраму от давней царапины.