Текст книги "Вторая мировая война"
Автор книги: Анатолий Уткин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 72 (всего у книги 113 страниц)
Гот прекращает операцию
В Васильевке, находящейся менее чем в семидесяти километрах на пути от Манштейна к Сталинграду, немцы укрепили свой плацдарм на северном берегу последней реки на их пути к Паулюсу. Но продвижения вперед у них уже не получилось. У них заканчивались запасы двух важнейших составляющих – горючего и питьевой воды. Немецкие танкисты жадно глотали русский снег, но это им мало помогало в возвращении мобильности их остановившихся танков. Русские снайперы не позволяли немцам высовываться из танков, число раненых постоянно увеличивалось. А температура опускалась ниже нуля.
В Вольфшанце нервы у всех были напряжены. Назревал разлад между Гитлером и начальником штаба сухопутных сил генералом Цайцлером, который предложил даже в местной столовой сократить офицерский рацион в знак солидарности с 6-й армией. Тот факт, что у этой армии было всего 140 тонн горючего (Шмидт от 21 декабря), решал многое – теперь у Паулюса не было шансов мощно выйти навстречу войскам освобождения. Его максимум – двадцать километров – означал, что основную работу должны были проделать силы спасения, собственно Гот. А у того на дороге в Сталинград осталось лишь несколько десятков боеспособных танков.
Отношения Гитлера с Цайцлером начали напоминать отношения Гитлера с Гальдером, а это означало, что разрыв близок. Когда Цайцлер (в отличие от Геринга, которому бы это не повредило) начал питаться «сталинградским пайком» и похудел на 12 килограммов, Гитлер приказал прекратить балаган. Цайцлер во время обсуждений начал выходить из конференц-зала, чтобы успокоиться. Его давление прыгало вверх и вниз, он был на грани депрессии. Цайцлера частично успокаивало то обстоятельство, что его мнение полностью разделял Манштейн. Для обоих отсутствие горючего у Паулюса было главным аргументом неспособности удерживания им сталинградского «фестунга». Но у Гитлера была своя логика, и он открыл ее вполне невинно вечером 21 декабря, когда раздраженно спросил Цайцлера: «Что вы хотите от меня, что бы я сделал? Паулюс не может вырваться, и вы знаете это». Против этого Цайцлер и не собирался возражать, тут их мнения совпадали. Но, спрашивается, кто довел Паулюса до состояния анемии? Тридцатью днями ранее Паулюс мог хотя бы попытаться это сделать.
И тем не менее Гитлер продолжал игнорировать предупреждения Манштейна об опасности оставлять Паулюса одного. У Манштейна были сложные отношения не только с Растенбургом, но и с южным соседом – командующим группой армий «А» фельдмаршалом Клейстом. Тот был практически автономен со времени назначения – то есть с октября 1942 года – и по иерархической лестнице стоял наравне с Манштейном, возглавившим группу армий «Дон». Клейст получал распоряжения непосредственно от ОКХ и Гитлера, нередко вмешивавшегося напрямую в дела своего фаворита – «завоевателя Кавказа». А Гитлер вовсе не разделял ту точку зрения, что Кавказ стратегически второстепенен и может быть при необходимости покинут. Более того, Гитлер полагал, что если даже придется покинуть некоторые южнорусские позиции, то Германия соорудит на Северном Кавказе своего рода «балкон», с которого можно будет вторгаться при желании в нефтедобычу русских. Ростов не был для Гитлера важнейшей стратегической точкой, он полагал, что на «балкон» можно будет взбираться через Керчь и Таманский полуостров. Фюрер думал также о том, чтобы лишить советский Черноморский флот новороссийской базы, сконцентрировав его тем самым в единственном доступном ему порту – Батуми. А там разбомбить.
Гитлер постоянно подчеркивал, что, в отличие от своих военачальников, он смотрит на проблемы войны стратегически, а не только в плане решения оперативных вопросов. Русских следует запереть в Азовском море. И главное: «Если мы не захватим нефтяные источники Кавказа, я должен буду предстать перед тем фактом, что мы не можем победить в данной войне». У рейха останется лишь один источник нефти – румынский Плоешти. А.Шпеер в своем долгом одиночестве (20 лет) в Шпандау вспоминает, что в 1942 году германские фирмы за фантастические восемь месяцев создали три завода по производству эффективного штурмовика «Юнкерс-88» (каждый из которых был больше автомобильного гиганта «Фольксваген») и единственным препятствием столь стремительного строительства было отсутствие горючего, потребление которого сократилось до одной шестой прежнего.
Со своей стороны, Манштейн не хотел видеть Клейста независимой силой на Северном Кавказе. Собственно, он хотел подчинения Клейста, получения от него «нетронутых» дивизий, особенно 1-й танковой армии. Понятно, что Клейсту такой оборот не улыбался. Он не хотел быть ничьим «дополнением». В итоге, хотя ОКХ некоторое время и рассматривало вопрос подчинения Клейста Манштейну, оно так и не решилось на шаг, который несомненно усилил бы немцев в общем стратегическом уравнении. Но четкое соподчинение «Дона» с «А» так никогда и не было достигнуто. И даже когда Клейст соглашался сотрудничать – скажем, он передал Готу дивизию СС «Викинг» – то пополнять баки танков Готу пришлось из собственных небогатых запасов. Клейст требовал – в случае передислокации на Дон – 155 поездов, а когда это требование было выполнено, потребовал еще 88 поездов. Потерявший самообладание Манштейн 8 января пригрозил отставкой. 18 января 1943 года он заносит в дневник: «Никто не знает, пойдет Первая танковая армия к Ростову или на Кубань». Результатом всего этого было то, что 400 тысяч хорошо экипированных, сытых и отдохнувших солдат вермахта и его союзников практически ничего не делали тогда, когда решалась судьба 6-й армии и общих позиций немцев на юге России.
Именно в это время на пути Гота показался Малиновский. Потери его авангарда – 87-й гвардейской дивизии были огромны. Танковая дуэль на плоской равнине оказалась безжалостной. Весы истории колебались. Но не долго. Находясь в тени восходящего «Сатурна», не видя контрдвижения Паулюса (выполняющего приказ Гитлера не покидать волжской твердыни), не имея возможности укрепить группу Гота, встретившего советскую 2-ю гвардейскую армию, Манштейн вынужден был думать о судьбе всего германского Юга.
Во второй половине дня 23 декабря Манштейн пришел к выводу, что он не может полнокровно помогать Готу, когда его левый фланг крушит Баданов, когда стало известно о нацеленности русских на Ростов. Вечером 23 декабря Манштейн имел суровую беседу с Паулюсом. «Ситуация на левом фланге нашей армейской группы делает необходимым отзыв Гота… Вы можете сделать собственное умозаключение по поводу того, что это означает для вас». Паулюс обратился к фельдмаршалу Манштейну как к своему непосредственному начальнику с просьбой предоставить ему свободу действий. Теперь все зависело от Манштейна. Окажется ли субординация и гипнотическое влияние фюрера сильнее понимания того, что у Паулюса отбирают последний – пусть призрачный – шанс вырваться из смертельных объятий. Ответ прозвучал смертным приговором: «Я не могу предоставить вам полную свободу действий». Манштейн говорил о возможности испрашиваемого варианта решения завтра, но завтра у Паулюса уже могло и не быть.
Командующему группой армий «Дон» ничего не осталось, кроме как приказать ослабевшей 6-й танковой дивизии покинуть Васильевку на реке Мышковой. Немецкие танкисты были мрачны, но достаточно отчетливо понимали, что пробиться к Сталинграду нереально. Советская Вторая гвардейская армия была той силой, которую несколько десятков даже очень умелых танкистов одолеть не могли ни при каких обстоятельствах.
Не в наших силах заглянуть в души танкистов Гота. Два перехода отделяли их от Сталинграда, но на дворе был не август, и злой степной ветер дул в иные паруса. Говорят, что у танкистов Гота на глазах были слезы, что они с скрежетом зубовным поворачивали свои машины. Один из командиров танка, стоя в башне, отдал 6-й армии последний салют. К полуночи 23 декабря последний танк покинул васильевский плацдарм и двинулся на запад, где у Манштейна появились новые заботы – как уберечь остатки итальянской армии и закрыть страшную брешь, которая вела (теперь Манштейну было известно, что желанно вела) советские войска к Ростову. Потерять Ростов попросту означало обрушить весь южный этаж германской военной структуры в оккупированной части Советского Союза.
И это заставило Манштейна отвести южнее и западнее свою главную ударную силу – потрепанную в боях четвертую танковую армию Гота. Следует, конечно же, помнить, что Жуков занимался прежде всего Сталинградом – именно вокруг 6-й армии Жуков держал основную массу войск, которые могли сделать «малый Сатурн» большим только после сдачи Паулюса. Кольцо вокруг 6-й армии сжимали более половины наличных войск в данном регионе и тридцать процентов артиллерии.
В 8 часов утра 24 декабря десятиминутная артподготовка ознаменовала начало советского наступления на реку Мышковую. Трое суток понадобилось 3-му гвардейскому механизированному и 13-му танковому корпусам совместно с 51-й армией для крушения румынских частей в районе Садовое – Уманцево, что создало возможность флангового обхода с юга всей германской группировки, базирующейся на Котельниково. И Гот, еще совсем недавно – несколько дней тому назад – грозивший повернуть весь ход войны, обязан был ускорить свой отход. Его части уходили на юго-запад, где советское командование начало реализовывать свои наступательные планы. Может быть, именно в эти дни окончательно решилась судьба войны. Впереди еще будут отступления и поражения, но на данном этапе случилось знаменательное – самый талантливый германский стратег (Манштейн) отзывал самого «пробивного» танкового героя вермахта (Гота) с направления спасения продвинувшегося максимально далеко германского генерала (Паулюса). Новая картина войны.
«Кольцо»
Высшие немецкие чины удивлялись: чего ждут русские, почему они, осуществив успешное окружение, медлят с завершающей стадией? Уже упоминавшийся выше генерал Фибиг спрашивал своего начальника Рихтгофена, «почему русские еще не раздавили 6-ю армию как перезревший плод?» О том же во все более конкретной плоскости начали думать в Москве.
Утром 19 декабря Сталин связался по телефону с представителем Ставки генералом Вороновым и потребовал ускорить планирование осуществления плана «Кольцо». Для этого не следовало корпеть над картами генштаба, а следовало отправиться в штаб Донского фронта. Здесь, в относительно зажиточном селе Заварыкино Воронов получил просторную хату рядом со штабом Рокоссовского. Воронов, Рокоссовский и Малинин были единодушны во мнении, что главную задачу должен выполнить Донской фронт. Генералы оптимистично полагали, что для выполнения задачи им понадобятся пять-шесть дней. (Между тем немцы воспользовались старыми укреплениями Красной Армии и усердно готовились отразить советское наступление – и несколько дней были слишком оптимистическим сроком). Главная идея Воронова – одно мощное наступление с запада, разбивающее лагерь окруженных на две части. Воронов настаивал на массированной артиллерийской подготовке – ведь в строю многих дивизий имели лишь половину первоначального состава.
Проект плана «Кольцо» был готов к 27 декабря 1942 года и отправлен специальным самолетом в Москву. Воронов нервно ждал реакции. Но уже через сутки Воронов получил предписание произвести в планировании радикальные перемены. Сталин настаивал на быстром – двухдневном осмыслении идеи, и Воронов созвал совещание офицеров-планировщиков. Начальник разведки фронта по-прежнему настаивал, что в «котел» попали 86 тысяч человек – символ армейской осторожности (и причина насмешек над стратегической разведкой в будущем). Сталин настаивал на нанесении двух ударов уже на первой фазе – в секторе Карповка – Мариновка (юг) и на севере немецкой группировки. На этой фазе предполагалось отрезать от основных сил Паулюса северные пригороды Сталинграда.
Воронов болезненно переживал не только за свои стратегические идеи, но и в целом за формирование новой армии, где взаимодействие войск будет естественным, а не натужным процессом. С грустью он отмечал перелет на высоте 3 тысячи метров грузовых немецких «Юнкерсов»: зенитные орудия беспечно молчали, летчики отдыхали, а их командиры были заняты будничными делами. Пришедший в ярость Воронов «напал» на противовоздушную оборону и, кажется, был сделан еще один шаг к синхронизации действий различных родов войск.
Главное командование пришло к выводу, что в этом деле должно существовать единоначалие. Кто будет командовать операцией? На заседании ГКО Сталин осудил соперничество Еременко (Сталинградский фронт) и Рокоссовского (Донской фронт). Была выдвинута кандидатура генерал-лейтенанта Рокоссовского. Сталин спросил, почему по этому поводу молчит Жуков. Тот откликнулся: «Если Сталинградский фронт будет передан Рокоссовскому, Еременко почувствует себя ущемленным». В ответ Сталин, попыхивая неизменной трубкой, заявил, что «мы не институт благородных девиц. Сейчас не время беспокоиться о личных обидах. Позвоните Еременко и сообщите о принятом решении». Разумеется Еременко, у которого отбирали 57-ю, 64-ю и 62-ю армии, ощутил себя обиженным. Он пытался связаться со Сталиным, но его не соединили. Присутствующие рядом видели его мужские слезы.
Между тем декабрьские атаки против окопавшихся немцев не всегда вели к успеху. Немцы еще не потеряли своей боевой силы окончательно. Победительница Европы была способна на многое. Если Красная Армия хотела сохранить свои силы, она должна была ждать и действовать более умело. Командование постоянно требовало «языков». Немцы жалуются, что дня не проходило без «кражи» одного из военнослужащих. Понятное дело, важно было знать о моральном состоянии противника и о расположении частей. Важно было знать о наиболее деморализованных частях вермахта – именно туда следовало наносить удар, это сохраняло жизни советских солдат. Например, выяснилось, что 44-я и 376-я дивизии, отошедшие от Дона, не успели достаточно серьезно окопаться и ютились в норах, покрытых брезентом. В это время австрийского офицера спросили, воюют ли австрийцы хуже немцев? Тот ответил: «В этом есть доля правды. У австрийцев нет прусской дисциплины, но зато они хорошо уживаются с другими национальностями и лишены спесивой национальной гордости пруссаков».
Напомним, что первое значительное сокращение пайка произошло еще в начале декабря – начальство уверяло, что эта мера временная. Самыми большими реалистами были летчики. Вот уж они точно знали, что фюрер не освободит своих солдат к рождеству. Они уже знали о приказе вывозить медсестер и ценных специалистов. Они знали о невыполнении плана поставок, об ограниченных возможностях люфтваффе. Они знали, что советская авиация все лучше осваивает аэродром Питомник как цель для бомбометания. Между 10 и 12 декабря советская авиация совершила 42 налета на главный аэродром группировки Паулюса. Но и молодые соколы, смелеющие на глазах, не знали, даже глядя с воздуха, какой богатый улов им достался.
24-го декабря 1942 года началось решительное сужение ослабевшего кольца с одновременным отбрасыванием от кольца близрасположенных германских частей и баз. Русские деловито «собирали урожай» своего молниеносного удара по итальянцам, они объезжали окрестные села и брали поникших южан в темный северный плен. Выжившие помнят суровое «Давай быстрее» – эти слова запомнились ярче других. На дорогах лежали остатки легионов, которые дуче в своем исступлении послал неведомо куда с неясно обозначенной целью. Внезапно пошедший снег скрыл мерзость человеческой бойни, но он скрыл также горизонт, и понурые итальянцы плелись без руля и ветрил. Когда остатки итальянской армии попытались пробиться на запад сквозь долину у села Арбузовка, огонь «Катюш» разбросал их по степи. Когда итальянцы попытались взобраться на несколько германских грузовиков, то сидевшие в машинах немецкие пехотинцы попросту расстреляли их (свидетельствуют сами итальянцы).
Советская сторона концентрирует усилия. 1 января 62-я, 64-я и 57-я армии были подчинены Донскому фронту. Теперь в руках Воронова и Рокоссовского были 39 стрелковых дивизий, десять стрелковых бригад, 38 артиллерийских полков из резерва Главного командования, десять подразделений «катюш», пять танковых бригад, тринадцать танковых полков, семнадцать зенитных подразделений, шесть укрепленных гарнизонов, три бронепоезда, четырнадцать огнеметных рот. Общая численность войск – 218 тысяч при поддержке 5610 орудий и минометов, 169 танков и 300 самолетов. 3 января 1943 года Воронову, Рокоссовскому и Малинину были даны три дня для подготовки к наступлению. Но организация в России – далеко не самое сильное место, и Воронов попросил еще четыре дня. Сталин ответил: «Вы досидитесь там до того, что вас и Рокоссовского возьмут в плен. Думайте не о том, что можно сделать, а о том, чего сделать нельзя». Но четыре дня были даны.
Помощник Паулюса капитан Бер пишет адъютанту Гитлера фон Белову: «Мы чувствуем себя преданными и проданными… У нас нечего есть, за исключением нескольких тысяч лошадей… Наша способность сопротивляться уменьшилась. Наступает момент, когда каждый скажет: «Мне ни до чего нет дела», – и замерзнет до смерти либо будет взят в плен. Возможно, пожертвовать нами уже решено». В Германии представители всех фронтов пели «Штилле нахт» по общегерманскому радио. Тогда немцы не знали, что подключение «армии на Волге» было сфальсифицированным. Доверчивые, как всегда, поверили, но высшие офицеры 6-й армии были возмущены этой гнусной, как они считали, инсценировкой.
К этому моменту дециметровое реле, так долго и надежно служившее инструментом связи между Паулюсом и Манштейном, оказалось захваченным Красной Армией. Единственным средством сообщения остался тысячеватовый передатчик, настроенный на штаб группы армий «Дон». А столбик термометра опустился еще ниже – до 35 градусов ниже ноля. Утром 26 декабря Паулюс сообщает Манштейну: «Большие потери личного состава, холод, нехватка провизии и боеприпасов катастрофически снизили боеспособность дивизий». Так, 6-я армия долго не продержится. Генерал Хюбе вылетел в Новочеркасск и далее в Вольфшанце, чтобы получить мечи к Рыцарскому кресту с дубовыми листьями. Манштейну Гитлер пообещал триста танков и штурмовые орудия, но тот уже не верил обещаниям.
Именно в это время еще раз блеснул наш самый лихой танкист. На короткое время 24-й гвардейский танковый корпус генерала Баданова захватил две немецкие авиаполосы в самом Сталинграде. Отчаянным штурмом немцы вернули себе жизненно важные для их снабжения объекты, но последовавшая туманная погода обесценила их жертвы при возврате аэродрома. В сталинградский котел поступали от восьмидесяти до ста тысяч тонн грузов в день. Но в дело все активнее стала вмешиваться советская зенитная артиллерия, которая стала работать четко по германскому радиомаяку. В результате на протяжении пяти недель было сбито почти триста самолетов. Самым надежным немецким аэродромом внутри кольца был Питомник, расположенный в самом центре окружения. Специальное подразделение майора Линдена поддерживало дороги внутри кольца в истинно немецком порядке. Это подразделение работало в самые глухие вьюги, когда его членам приходилось надевать противогазы, чтобы сберечь лицо. Но постепенно оканчивалось горючее, и приволжские дороги начали принимать естественный вид. Ограничителями на снежных дорогах служили конские ноги, вставленные в снег.
Самые правдивые отчеты писал в Восточную Пруссию связной офицер Гитлера – майор Колестин фон Зитцевиц. Его реализм раздражил местных офицеров, начиная с генерала Шмидта, который начал даже осуществлять цензуру посланий майора. Но Зитцевиц нашел выход, он начал отправлять свои сообщения после того, как был уверен, что Шмидт отошел ко сну. От глаз Зитцевица не могло укрыться ничего, он обходил боевые позиции, он пробирался в обстреливаемые зоны. Он видел, как живут на дне балок солдаты, как ослабевает моральнйы дух, сила, боеспособность армии. Он стал своего рода летописцем блокады с германской стороны. Крысы и блохи наносили такой же ущерб, как и непрестанная канонада. По-видимому, Зитцевиц жил иллюзией, что его правдивые (и часто натуралистические) рассказы подвигнут Гитлера и его окружение предпринять крайние меры по спасению 6-й армии. Он ошибался. Геринг с величайшим недоверием читал оценки Зитцевица. «Невозможно себе представить, чтобы германский офицер посылал подобные пораженческие послания. Самое вероятное объяснение – это то, что враг захватил его передатчик и снабжает нас дезинформацией». Обитателю шикарной виллы «Каринахалле», обворовавшему все европейские музеи, переходившему уже от охоты (как главного хобби) к наркотикам, невозможно было себе представить, что обитатели сталинградских балок живут в нечеловеческих условиях. Принять реалистические описания за советскую пропаганду – это было уже признаком деградации, решительного отрыва от реальности.
Одним из проявлений тиранической натуры Гитлера было то, что по его приказу «Сталинградская крепость» жила по берлинскому времени и немцы встретили новый, 1943 год на два часа раньше советских частей. Обращение Паулюса к войскам было на удивление бодрым. «Наша воля к победе непоколебима, а Новый год наверняка принесет нам избавленье! Я пока не могу сказать, как это случится, но наш фюрер никогда не нарушал своего слова, не нарушит его и сейчас». Гитлер был на высоте заданного стиля: «От имени всего немецкого народа я шлю вам и вашей доблестной армии самые сердечные пожелания успеха в новом году. Я хорошо понимаю все сложности вашего положения, а героизм ваших войск вызывает у меня глубокое уважение. Вы и ваши солдаты должны вступить в новый год с твердой уверенностью в том, что вермахт сделает все возможное, чтобы вызволить вас из беды. Ваша стойкость послужит примером для германских вооруженных сил. Адольф Гитлер». Одного определенно не было в этом обращении – конкретных шагов. Гитлер и командование вермахта были уже не в состоянии спасти вырвавшуюся к Волге армию. В войне наступает великий перелом.
