Текст книги "Вторая мировая война"
Автор книги: Анатолий Уткин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 69 (всего у книги 113 страниц)
Стратегия Жукова
Наступило время, когда и армия Чуйкова ощутила приход иной эры. 138-я дивизия полковника Ивана Людникова воссоединилась с основным контингентом 62-й армии. Страшное время «пионеров» из 305-й германской дивизии кануло в лету. Прибыли припасы и питание – ледовое покрытие Волги позволяло. 24 декабря Чуйков выпил последнюю рюмку за тех, кто не дожил, кто склонил буйную голову на этих волжских кручах, за известных и безымянных героев обороны Сталинграда – самого видного символа несгибаемой воли и несмиримого духа нашего народа. Его обнимали Виктор Григорьевич Жолудев, чьи гвардейцы умерли без вздоха, защищая тракторный завод; Федор Никанорович Смехотворов, чьи солдаты погибли – все до единого – в цехах завода «Красный Октябрь»; Иван Петрович Сологуб, сражавшийся за город с первых дней обороны. Пришли они когда-то с двадцатью тысячами молодых парней, а уходили с двумя тысячами поседевших ветеранов. Что бы ни случилось в их дальнейшей жизни, Сталинград останется их самым большим жизненным подвигом. Грузовики из города пересекли Волгу на восток, а навстречу им двигались тяжелые грузовики с сталинградской сменой. Хотя сменить их не мог в этом мире никто.
А рядом – на Брянской улице Сталинграда немцы повесили пятнадцатилетнего Сашу Филиппова, одного из немногих оставшихся в живых сталинградских жителей, который устроился чистить немецким офицерам обувь, добывая ценные сведения своим. Мальчик молча взошел на эшафот. Этот самый юный герой битвы принес своей Родине единственное, что имел, – свою молодую жизнь. Он жил и боролся, зная о смертельной опасности, он встретил печальный конец как настоящий сталинградец. И если бы не он, не десятки и тысячи таких как он, страна не вынесла бы страшного удара умелого врага, не совладала с их наукой, организацией и дисциплиной. Всем преимуществам врага Саша – и такие как он – противопоставили единственное нержавеющее оружие – неугасимую любовь к родине. На это оружие можно было положиться. Именно этим оружием и была одержана наша победа.
Наш лучший стратег – Жуков вел наступление столь искусно, что ни у Манштейна, ни у кого бы то ни было другого, практически не было шансов перехватить инициативу. Предоставим слово всемирно признанному эксперту – Лиддел Гарту. «Контрнаступление русских велось с большим искусством. Генерал Жуков выбирал направления ударов, учитывая в равной степени как моральный фактор, так и условия местности. Он нащупывал наиболее уязвимые в моральном отношении пункты в боевых порядках противника. Если его войска, наносящие удар, не добивались немедленного частного успеха и теряли шанс вызвать общий разгром противника, Жуков умел создавать альтернативную угрозу. Поскольку сосредоточение наступательных усилий только в одном направлении облегчает ведение обороны, Жуков наносил удары в нескольких пунктах одновременно, не давая противнику передышки и вынуждая его напрягать все свои силы».
Дав своим танкистам своего рода недельный отдых, Жуков нанес удар там, где немцы были ближе всего к Паулюсу – у Нижне-Чирской. 7 декабря две его бронетанковые бригады пересекли Чир в южном направлении, повернули на запад и прошли примерно тридцать километров до наступления темноты. Именно здесь вечером 7 декабря завязался жестокий бой с, возможно, лучшим танковым командиром немцев на Восточном фронте – командиром 11-й танковой дивизии Балком. Две лучшие танковые части – авангард 5-й гвардейской армии РККА и 11-я танковая дивизия немцев столкнулись у т. н. «Государственной фермы № 79». Это был жестокий бой, и потери 5-й гвардейской армии составили 53 танка.
Именно тогда, в боях за берега сравнительно небольших казацких рек, немцы поняли то, что будет их преследовать до конца войны, – цепкость советских солдат в боях на речных плацдармах. Куда как лучше других приобрел этот опыт начальник штаба 48-го танкового корпуса немцев: «Плацдармы в руках русских представляют собой подлинную опасность. Абсолютно неправильно не беспокоиться по поводу плацдармов и откладывать операции по их уничтожению. Русские плацдармы, какими бы малыми и безвредными они ни казались, имеют тенденцию вырастать в очень опасные позиции за очень короткое время и вскоре превращаться в несокрушимые опорные пункты. Русский плацдарм занимается ротой солдат обычно вечером, на следующее утро там уже расположен полк, а к следующему вечеру – это уже неприступная крепость, в которой имеется тяжелое вооружение и все необходимое для обороны. Самый плотный артиллерийский огонь не сокрушит русского плацдарма, выросшего за ночь. Ничто меньшее, чем хорошо спланированная атака, не поможет. Русский принцип создавать плацдармы повсюду представляет собой чрезвычайную опасность, которую невозможно преувеличить. Есть только одно определенно действующее средство, которое должно стать принципом: если плацдарм только формируется, следует атаковать и атаковать его. Промедление будет фатальным. Откладывать на час – получить головную боль, отложить на несколько часов – получить большую головную боль, отложить дело на день означает катастрофу. Даже если у вас всего один взвод и всего один танк – атакуйте! Атакуйте, когда русские еще не вгрызлись в землю, когда их еще можно увидеть и воздействовать на них, когда у них еще не было времени организовать свою оборону, когда у них еще нет тяжелых вооружений. Несколько часов спустя все будет потеряно».
Операция спасения
Возглавив новосозданную группу армий «Дон» со штабом в Новочеркасске, Манштейн немедленно приступил к решению задачи спасения 6-й армии. Выработанный им план состоял из двух частей, предполагавших два этапа. На первом – отвлекающем – его войска со стороны запада бросались на Калач, отвлекая основную массу русских войск. Он полагал, что русские неизбежно будут рассматривать плацдарм у Нижне-Чирской как естественный путь спасения армии Паулюса извне – и привлекут сюда свои лучшие силы. В течение нескольких часов они могут увеличить эти силы многократно.
На втором – решающем этапе танковый кулак Гота нанесет подлинный удар – с юго-запада, со стороны Котельникова, расположенного в ста двадцати километрах от котла. Этот удар должен был быть решающим. Двигаясь от Котельникова, его войска обязаны были пересечь только две водные преграды, причем меньшие, чем Дон, – его притоки Аксай и Мышковая. Далее следовали пятьдесят километров открытой степи, ведущей прямо к южной кромке «сталинградской крепости». Здесь можно было ожидать встречных шагов Паулюса. Если Гот приблизится к Паулюсу до уровня, сравнимого с плацдармом у Нижне-Чирской, 48-й танковый корпус пересечет Дон и у Паулюса будет выбор – уходить с Готом на юге или с 48-м корпусом на западной границе котла.
Подлинный удар по Красной Армии в ее родной степи требовал тщательного подбора сил. На станции Котельниково уже разгружались прибывшие из Франции авангардные части 6-й танковой дивизии – 160 танков с лучшими в рейхе экипажами. Через несколько дней прибудет 17-я танковая дивизия. Манштейн запросил также 16-ю механизированную дивизию, в текущее время заполнявшую брешь, образованную крахом 4-й румынской армии. Он затребовал 23-ю танковую дивизию. Фланги привычно поручили румынам, которые представили для этой цели два своих корпуса. К югу несли вахту оборонительные силы полковника Вальтера Венка, который лишь несколько дней назад прибыл с кавказского направления. Именно он стоял на пути к Ростову, куда указывал вдохновленный успешным окружением сталинградской группировки Сталин. 27 ноября он встретился с Манштейном в Новочеркасске, и фельдмаршал сказал ему с предельной прямотой: «Венк, вы отвечаете своей головой за то, что русские не пробьются к Ростову. Доно-Чирский фронт должен устоять. В противном случае не только Шестая армия в Сталинграде, но и вся группа армий «А» на Кавказе будут потеряны».
Назначение Манштейна на определенное время взбодрило немецких солдат в Сталинграде. Слова «Манштейн идет» звучали как заклинание. Для поколебленных немцев требовался своего рода допинг, и он пришел с рассказами о военном гении Манштейна, проявившего себя у «линии Мажино», во взятии Севастополя и участием в ленинградской блокаде. Генерал Паулюс анализировал разведданные: шестьдесят советских дивизий стояли по периметру сталинградского «котла». Еще восемьдесят советских дивизий на юго-западе готовы были отбить «силы спасения». 25 ноября до ближайших немецких войск Паулюс отстоял минимум на тридцать пять километров.
Между тем у Манштейна нарастало раздражение против непредвиденных сложностей в организации операции по спасению 6-й армии. Своим приказом Гитлер изъял из ударной группировки Манштейна 17-ю танковую дивизию. Он расположил ее к западу от окруженных сил Паулюса, опасаясь продвижения Красной Армии в западном направлении. Армия Венка, переименованная в «боевую группу Холлидт», подвергалась между тем растущему давлению со стороны тех частей, которые Москва собирала для реализации плана «Сатурн».
Началась гонка со временем. Советское командование спешило воспользоваться благоприятной возможностью и запереть миллион немцев на Юге. Манштейн спешил (подготовленный план он назвал «Wintergewitter» – «Зимний шторм»), покуда запертые окруженные войска не потеряли боеспособности. Манштейн определенно понимал, что отсрочка даже на несколько дней может быть фатальной.
В котле
Гитлер имел свои мании и фобии. Одной из них было нежелание уходить с Кавказа. 18 декабря его в Вольфшанце посетили министр иностранных дел Италии Чиано и командующий итальянскими вооруженными силами маршал Уго Кавальеро. Никогда прежде союзническая встреча не происходила в бункерах близ Растенбурга. Гитлер сдержался – лишь раз упомянул о 8-й итальянской армии, растаявшей под советскими ударами. Он попросил итальянцев требовать больше жертв от населения и отвечать за Северную Африку. Чиано отметил «печаль сырого леса и скуку коллективной жизни в командных бараках». Чиано обладал достаточной трезвостью ума, чтобы понять: самоуверенные немцы перенапряглись. Теперь министр (и зять Муссолини) лелеял лишь одну идею – попытаться договориться с Советским Союзом, пока не поздно. Гитлер, на удивление, даже не вскипел. Его аргумент: все равно в очень короткое время ему придется, даже в случае достигнутого компромисса, воевать с тем же Советским Союзом – но уже усилившимся, если позволить войне остановиться на текущем эпизоде.
В Германии не знали о сталинградском окружении, и население в общем и целом полагало, что русское наступление севернее и южнее Сталинграда отбито. Но продолжаться до бесконечности игра в невежество не могла. Через три недели после начала советского наступления ведомство Геббельса произвело преднамеренную «утечку информации». Но и тогда сведения были столь искаженными, что никакой существенной тревоги среди германского населения это не вызвало. Так продолжалось весь декабрь 1942 года.
Офицерский корпус, взволнованный происходящим между Волгой и Доном, разделился на две фракции. Одни говорили, что русские никогда не упустят такую возможность и не упустят добычу ни при каких обстоятельствах. Другие, вопреки всему, продолжали верить обещанию Гитлера прийти на помощь. Генерал Паулюс принадлежал ко вторым. Во внутренних беседах фон Паулюс уже сказал вещие слова: «Я знаю, что военная история уже вынесла мне свой приговор». Но в практической жизни Паулюс действовал пока еще так, словно ничего экстраординарного не случилось, словно все поправимо. Более того, Паулюс придал смысл высочайшему безумию словами, обращенными к солдатам: «Держитесь! Фюрер спешит нам на помощь!» Для неподчинения приказу сверху – для неподчинения Гитлеру и самостоятельных действий – нужен был более твердый характер и сильная воля, собственное мировидение. Почивавший на чистых простынях (!) в отделанном деревом блиндаже, имевший железную печку Паулюс – штабной офицер-везунчик – не подходил на роль прусского генерала фон Вартбурга, неподчинившегося приказу Наполеона в декабре 1812 года. На эту роль скорее мог претендовать фон Манштейн, но все подходы к нему с целью направить ход событий по пути неподчинения приказу Гитлера, встречали с его стороны твердый отказ. «Прусские фельдмаршалы не бунтуют», – так он сказал во время встречи с представителями группы армий «Центр». Германская военная элита предпочла погубить армию и страну, но выполнить самый безумный бефель – приказ вышестоящего. (Манштейн спасет свою жизнь после покушения на Гитлера 20 июля 1944 года, но вскоре потеряет все остальное).
Во второй половине дня 19 декабря Паулюс инспектировал часть своего фронта. Апатия солдат, медленные движения, безучастные взгляды – все это говорило о том, что боевая сила его войск стремительно убывает. Наступившие морозы внесли чувство обреченности. Главный паталогоанатом 6-й армии доктор Гиргензон вскрывал умерших и видел, что не раны и не контузии вызывают летальный исход. Солдаты умирали от странной причины, так и не выявленной лучшими армейскими медиками – сочетание недоедания, переохлаждения и нервного стресса. В этом отношении будущее вообще не обещало «крепости Сталинград» ничего хорошего.
Увеличилась эффективность советской пропаганды, деятельное участие в которой стали принимать немцы-антифашисты Вилли Бредель, Вальтер Ульбрихт, Эрих Вайнерт. Усилители передавали тиканье часов, а скорбный голос оповещал, что каждые семь секунд гибнет один немецкий солдат. Солдаты теперь читали советские листовки, особенно действенными были те, где говорилось о покинутом доме. Германская армия порушила десятки тысяч советских домов, но теперь ее заставили вспомнить о собственном. Теперь немецкие солдаты серьезно относились к обещаниям сохранить в плену жизнь. Инстинкт самосохранения силой природы вышел все же из-под рабской покорности режиму, лояльности идеологии.
В Гумраке, по возвращении, Паулюса ожидал начальник разведки группы армий «Дон» майор Айсман (близкий друг генерала Шмидта), посланный Манштейном для координации действий затаившегося Паулюса и рвущегося к нему Гота. Айсман прибыл в Гумрак без десяти восемь утра 19 декабря. Присутствовали начальник штаба Шмидт, два командующих корпусами, помощник Паулюса по оперативным вопросам и генерал-квартирмейстер 6-й армии. То была драматическая беседа. Многое прояснилось, но многое осталось и «за скобками». Айсман обрисовал ситуацию, какой она виделась из Новочеркасска. Спасительная операция Гота, лишенная авиа– и прочей поддержки, может продлиться всего лишь еще несколько часов. Центр внимания смещается на поражение итальянских войск, Гот может понадобиться для их спасения, а это значит, что Паулюса предоставят собственной судьбе. Но даже если Готу несказанно повезет и он пробьется к Сталинграду, это будет означать не снятие блокады, а весьма краткосрочное приоткрытие двери для блокированного гарнизона. И надежда на это весьма призрачна: продвижение 4-й танковой армии остановлено между реками Мышковая и Аксай. В лучшем случае Гот сможет пробиться на 30–40 километров за реку Мышковая к Бузиновке, где Паулюс надеялся встретить его. Айсман просил Паулюса постараться продвинуться еще на двадцать пять километров южнее – навстречу Готу.
Паулюс признал, что на него произвело впечатление это экспозе. И Паулюс и Шмидт горячо поддержали идею ухода с берегов Волги. Но этот отход надо самым точным образом синхронизировать с действиями извне и операцией по воздушному вывозу. Только в этом случае можно будет сконцентрировать силы и добиться успеха общими силами. Поддерживаемый Шмидтом, Паулюс пообещал пробить кольцо в самое ближайшее время. Но 6-я армия (и Паулюс подчеркнул это «но») не будет боеспособной без получения горючего, боеприпасов, продовольствия. Танки, при всей их малочисленности, должны получить горючее. Ныне в их баках горючего ровно на двадцать километров пути, что не позволяет даже участвовать в прорыве кольца.
Спор шел по следующему моменту: Айсман просил участвовать в прорыве кольца при любом раскладе сил, а Паулюс и Шмидт абсолютно настаивали на предварительном снабжении ослабевших войск. Шмидт выразился предельно ясно: неудача помощи по воздуху делает самостоятельные боевые действия 6-й армии невозможными. «Армия будет оборонять свои позиции до Пасхи, если ее будут лучше снабжать». Присутствовавшие генералы обрисовали ужасающую картину ослабления армии, ее тающую боеспособность.
Айсман слышал артиллерийский огонь, здание сотрясалось от разрывов. Жалкий обед тоже произвел должное впечатление. Мрачный и раздраженный, Айсман тем не менее желал донести основную идею Манштейна – настаивал на необходимости активного прорыва изнутри, навстречу танкам Гота. Погоду ругать бессмысленно, малые объемы помощи по воздуху – практически неизбежная участь. В этом обсуждении Паулюс терял свою знаменитую безмятежность. В конце долгого разговора он выразил мысль, что прорыв изнутри является «очевидной невозможностью». Да и в любом случае фюрер запретил эвакуацию Сталинграда.
После прощания с Айсманом Паулюс взялся писать письмо супруге. Как обычно, в его письме не было жалоб. Он постарался даже закончить письмо на оптимистической ноте. «У нас сейчас действительно тяжелые времена. Но мы переживем. А после зимы наступит еще один май».
После отчета Айсмана первым порывом Манштейна было снять Паулюса и Шмидта со своих постов и заменить их офицерами своего штаба. Затем его привлекла мысль возвести на эти посты старших офицеров самой 6-й армии. Но времени было в обрез, и заниматься кадровыми перестановками тогда, когда Гот стоял на реке Мышковой, было рискованной игрой в плохую бюрократию. Да к тому же ОКХ (и, конечно же, Гитлер) не одобрит подобных шагов. Манштейн предпочел сделать звонок Цайцлеру, с которым он пока еще, казалось, находил общий язык. «Я считаю, что прорыв в юго-западном направлении является последней возможностью сохранить хотя бы основу войск, хотя бы мобильные элементы 6-й армии». Ответа не поступало несколько долгих часов, и Манштейн передал по телепринту прямо Паулюсу: «Шестая армия начнет операцию «Зимняя буря» в максимально короткий срок».
В последовавшие сутки Паулюс выходил на связь с Новочеркасском многократно. Он излагал возражения. Во-первых, для подготовки прорыва понадобятся минимум шесть дней. Во-вторых, перегруппировка создаст для 6-й армии критически рискованную ситуацию на севере и на западном направлении. В-третьих, употребленные в пищу лошади предопределили нехватку тягловой силы. Особенно в условиях исключительного мороза. В-четвертых, топлива у него всего на тридцать километров. 21 декабря Манштейн, разговаривая с Вольфшанце, сделал последнее усилие уговорить Гитлера приказать 6-й армии двинуться на юг. В ответ Гитлер повторил аргумент Паулюса, что у того бензина недостаточно для того, чтобы дотянуться до Гота. «Он говорит, что в настоящее время не может прорваться».
Теперь и Манштейн ослабил напор. Он понял две вещи: 6-я армия нужна Гитлеру для того, чтобы сковать семь советских армий, вопрос о ее спасении в Вольфшанце стал уже неуместен; привязанность к Готу грозит ослаблением его собственного левого фланга – его самого начали обходить слева советские войска, его лучшие танки гибли бессмысленно на крайней восточной оконечности его фронта, ему грозил Сталинград в квадрате.
В рождественское утро, когда температура пала до минус двадцати пяти и вода в бомбовых воронках промерзла до дна, дежурный офицер 6-й армии сделал следующую запись в штабном журнале: «За последние двое суток не прибыло ни одного самолета. Горючее и боеприпасы на исходе». Паулюс посылает Цайцлеру телеграмму: «Если в ближайшие дни мы не получим сверхнормативного продовольствия, в войсках следует ожидать резкого скачка смертности в результате истощения». Главнокомандующий еще питал иллюзии, что летчиков задерживают снежные бури, он не знал о походе танковой группы генерала Баданова, лишившего немцев аэродрома в Тацинской, а вместе с ним и последней надежды на подлинную помощь «крепости».
Василий Гроссман описывает ситуацию в 6-й армии так: «Они сидят там как пещерные люди каменного века, пожирая поджаренную на костре конину, среди руин прекрасного города, который они сами разрушили». Письма – эти личные и самые доверительные документы – говорят об одном: у осажденных и осаждающих было различное восприятие жизни. Знойная тоска по дому и растущая уверенность в победе, вот два главенствующих мотива писем немецких и советских солдат. «Мы начали теснить фрицев и загнали их в окружение. Каждую неделю несколько тысяч немцев сдаются в плен, а еще больше гибнет в боях». Начальник медслужбы 6-й армии запретил эвакуацию обмороженных на том лихом основании, что они могли это сделать специально. Русских пленных перестали кормить вообще – каждый день среди них умирало в среднем двадцать человек. Отмечены были случаи людоедства.
