Текст книги "Вторая мировая война"
Автор книги: Анатолий Уткин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 112 (всего у книги 113 страниц)
Дальний Восток
Будущее японские лидеры видели уже в весьма мрачном свете. Январский анализ 1945 года: после интенсивной бомбардировки союзники начнут десант в Японию в середине 1945 года. Японцы намеревались упорно держаться за Сингапур, они предоставили независимость голландской Ост-Индии, но не уходили из нее. В начале апреля был образован штаб обороны собственно Японских островов. 1-я армия фельдмаршала Сугияма Хаджиме отвечала за Хоккайдо и Северный Хонсю. Фельдмаршал Хата Шюнроку брал под защиту Южное Хонсю, Сикоку и Кюсю. Его штаб был в Хиросиме.
Как и ожидалось, японцы отвергли Потсдамскую декларацию, грозящую Японии судьбой Германии. Премьер-министр адмирал Кантаро Судзуки: «Что касается (японского) правительства, то оно не видит в этой декларации никакой ценности и оно не видит иного выхода, кроме как игнорировать эту декларацию полностью и сражаться решительно ради успешного завершения войны». Японцы торпедировали крейсер «Индианаполис». 883 моряка этого крейсера погибли. Капитан подлодки Хасимото приказал отметить свой успех «рисом с бобами, вареным угрем и тушеной говядиной». Если бы японцы потопили «Индианаполис» несколькими днями раньше, когда на крейсере был секретный атомный груз, пути истории были бы, возможно, несколько иными.
Читая шифр «Мэджик», американцы видели, какие упования Токио возлагает на сепаратный подход к Москве, насколько ожесточены японцы и полны решимости сражаться, пока у них есть надежный континентальный плацдарм, уничтожить который может только советская армия. Знакомясь с перехваченными телеграммами, военно-морской министр Форрестол пришел к неутешительному заключению: японский кабинет министров решил, «что война может продолжаться со всей энергией и яростью, на которую способна их нация до тех пор, пока альтернативой будет безоговорочная капитуляция».
4 августа оперативный отдел Квантунской армии – лучшей сухопутной армии Японии, расквартированной в Маньчжурии, – пришел к утешительному выводу, что наступление со стороны советской армии невозможно ранее сентября. И в сентябре такое выступление против 700-тысячной элитарной Квантунской армии маловероятно. Если СССР все же решит присоединиться к США и Британии, то он сделает это скорее всего весной 1946 года.
Готовясь отбивать высадку американцев на Кюсю, японцы к августу 1945 года подготовили 1200 камикадзе, 2800 пребывали в процессе подготовки.
Между тем перемещение советских войск на Дальний Восток началось в мае и заняло значительный период – до июля включительно. Три штаба будущих фронтов и четыре армейских штаба уже разрабатывали планы наступления. Планировалось увеличить контингент советских войск с сорока до восьмидесяти дивизий. Опытные командиры занимали свои места, армия готовилась к суровым боям. Два огромных удара должны были окружить Маньчжурию с востока и запада где-то после 25 июля. Несчетное число эшелонов шло с запада на восток. Западные союзники читали японские кодированные сообщения об этих перемещениях, о панике, которую они вызывали у японцев.
Ночью 5-го августа семь групп американских бомбардировщиков направились в сторону Японских островов. Задача первой группы – разбросать мины во внутреннем Японском море; вторая группа шла бомбить город Сага; 102 самолета летели с зажигательными бомбами на Мебаси; 261 самолет – на Нишимония-Микаге; 111 самолетов – на Убе; 66 – на Имабари; один бомбардировщик направился в сторону Хиросимы. Седьмой самолет – бомбардировщик Б-29 «Энола Гей», поднялся в воздух рано утром 6 августа 1945 года с острова Тиниан, что среди Каролинских островов. Через пять с половиной часов под крылом оказалась Хиросима. В бомбе прикрепили несколько записок. На одной из них значилось: «Приветствие Императору от экипажа «Индианаполиса». Капитан Роберт Льюис видел ослепительную вспышку. Его товарищи по экипажу услышали такой комментарий: «Смотрите-ка, что делает этот сукин сын!» В результате этого взрыва погибли 78 тысяч человек, а 35 тысяч были ранены. Через 13 дней число погибших достигло 92 233 человек. Из 90 тысяч домов Хиросимы 62 тысячи были уничтожены. Через три дня подобная же судьба постигла и Нагасаки.
8 августа, выполняя данное обещание, Советская Армия перешла границу с Китаем навстречу Квантунской армии японцев. Генерал Маршалл, такой энтузиаст советской помощи американской армии, теперь ищет предлога отказаться от этой помощи. Но не находит – слишком много сил положено на подготовку дальневосточного выступления советских войск.
Японская разведка, как уже говорилось, не предсказала столь раннего выступления советской армии. И теперь лучшие из ветеранов боев против германских войск обрушились тремя фронтами на оплот японцев на евразийском континенте. Это были лучшие советские механизированные части. Квантунская армия считалась лучшей в императорской армии Японии, но она, разумеется, не имела боевого опыта противостоящих частей Красной Армии. Ее 750 тысяч солдат и офицеров были полны решимости удержать давно укрепляемую ими Маньчжурию, но не все было в их силах. И когда 6-я гвардейская армия 13 августа прорвала их оборону и вышла на стратегический простор, Квантунской армии ничего не оставалось, кроме как отойти через реку Ялу в Северную Корею, где ее сопротивление продолжалось до 20 августа.
9 августа 1945 года Высший военный совет Японии собрался на совещание в Токио. Голоса разделились поровну, трое за принятие требования о безоговорочной капитуляции, трое – против. Премьер Судзуки и министр иностранных дел Того были за капитуляцию, но военный министр Анами был против: «Рано говорить, что война проиграна. Определенно то, что мы причиним противнику в случае вторжения в Японию огромные потери, и ни в коей мере не невозможно то, что мы сможем изменить ситуацию в нашу пользу, вырвав победу из рук поражения. Более того, наша армия не подчинится приказу о демобилизации. А поскольку она знает, что ей не будет позволено сдаться, что сдача влечет за собой суровое наказание, не существует альтернативы продолжению войны».
Судзуки и Того не подчинились и пошли на прямой контакт с императором Хирохито, прося того председательствовать на Высшем военном совете. Это заседание началось заполночь в бомбоубежище императора. Судзуки начал заседание чтением Потсдамской декларации. Того потребовал согласиться с ее требованиями с той оговоркой, что императорская династия окажется сохраненной. Генерал Анами выступил с уже известными контрдоводами. Все обратились к императору Хирохито. Его слова следует процитировать: «Продолжение войны может иметь своим единственным результатом уничтожение японского народа и продолжение страданий всего человечества. Кажется очевидным, что нация не в состоянии более вести войну и ее способность защитить свои берега сомнительна». Пришло время «вынести невыносимое». Япония должна принять условие безоговорочной капитуляции.
В Маньчжурии шли жестокие бои, советские военные моряки высадили десант на Южном Сахалине. Корабли советского Тихоокеанского флота бомбардировали бухты с японским флотом. Бои будут продолжаться до 19 августа. 8219 советских солдат и офицеров погибли на этой далекой войне, выполняя данное западным союзникам слово.
Рано утром 10 августа из Токио последовало формальное принятие Потсдамской декларации. «Японское правительство готово принять условия, названные в Общей Декларации, изданной в Потсдаме 26 июля 1945 года главами правительств Соединенных Штатов, Великобритании, Китая и позже подписанной Советским Правительством, с условием, что указанная Декларация не будет содержать в себе требования, покушающиеся на прерогативы Его Величества как суверенного правителя». Но мир не знал еще о решении японского правительства. Советские армии быстро продвигались по северному Китаю, окружая Квантунскую армию. Под танки бросались камикадзе, хотя общий поворот событий был уже ясен. Генерал Анами сделал себе харакири, чтобы не слышать официального признания поражения. Несколько сот солдат и офицеров Квантунской армии взорвали себя ручными гранатами. 23 августа советские войска вошли в Порт-Артур. Через два дня советские войска полностью завладели Сахалином. Унижения полувековой давности были отомщены, потерянное – возвращено.
15 августа в полдень диктор японского радио попросил слушателей занять уважительную позу. Впервые публично по радио выступил император Хирохито, оповещая своих солдат, моряков и весь народ о том, что императорское правительство решило приступить к переговорам. «Ход войны повернулся в неблагоприятную для Японии сторону.… Противник начал применять новое и самое жестокое оружие.… Вот почему мы решили обратиться к правительствам Соединенных Штатов, Великобритании и Советского Союза, оповещая их о том, что наша Империя принимает условия Совместной декларации». Семьдесят миллионов японцев прекратили сопротивление. Вторая мировая война завершилась.
Заключение
Великая коалиция Советского Союза, Соединенных Штатов Америки и Великобритании после нескольких лет отчаянной борьбы одержала верх над союзом Германии, Японии и Италии. Обе стороны мобилизовали огромные ресурсы, но антигитлеровская коалиция превзошла своих противников в материальном отношении и, главное, в решимости и готовности пойти на любые жертвы ради защиты своей национальной свободы. Обращение к статистике сразу же показывает, чей индустриально-научный потенциал оказался выше, чьи ученые и рабочие сумели быстрее и убедительнее создать предпосылки в индустриальной войне, в войне моторов и огневой мощи.
Но для окончательной демонстрации своих преимуществ коалиции требовалось время, а его-то и не хватало в мобильных операциях Второй мировой войны, на которой в течение нескольких дней в боевые операции оказывались задействованными огромные людские ресурсы. Поэтому, несмотря на общий превосходящий потенциал, союз Москвы, Вашингтона и Лондона в певой половине войны пережил несколько критических фаз, когда чаша весов могла склониться в противоположную сторону. Ради исторической истины отметим, что подобное стечение обстоятельств происходило не на западных или тихоокеанских фронтах. Как минимум, трижды мир замирал в томительной тревоге по поводу судьбы войны, и это колебание мировой фортуны неизменно происходило на советско-германском фронте.
Представим себе, что страны «оси» возобладали глубокой осенью 1942 года в своем движении к Суэцкому каналу, что они вышли к долинам Индии, овладели контролем над Индийским океаном. Северная Атлантика – от Новой до старой Англии вплоть до незамерзающей полосы океана у Мурманска продолжала бы оставаться зоной взаимообщения антигитлеровской коалиции. Представим себе полное вхождение петэновской Франции в действенный союз с Германией после июня 1940 года. Объединенная мощь флотов Британии и Америки и в этом случае оставалась бы безусловно превосходящей, равно как и в случае, если бы японский императорский флот трижды повторил то, что ему удалось сделать в Пирл-Харборе. И тогда флот двух говорящих по-английски государств превосходил бы все мыслимые и немыслимые военно-морские резервы Японии, Германии и способной примкнуть к ним вишистской Франции, сохраняя мировой океан как дорогу взаимопомощи великой коалиции. Представим почти немыслимое: «Битва за Британию» заканчивается в пользу Германии и вермахт оккупирует Альбион. Есть все основания поверить Черчиллю, что Лондон увел бы свой мировой флот в канадские гавани и Новый Свет, в союзе с Канадой и Австралией, постарались бы отомстить за униженную прародину, сохраняя при этом все шансы на финальную победу.
Но вот крушение советского фронта грозило подлинно невосполнимыми потерями и роковыми последствиями. Это было возможно трижды. 1) Если бы немцам удалось в середине октября 1941 года войти в Москву и Ленинград, перерезать Волгу как транспортную магистраль, бомбить индустриальный Урал и довести обороноспособность советской страны до степени замирания пульса, мировые судьбы могли сделать крутой поворот. 2) В августе-октябре 1942 года немцы доходят до бакинской нефти, форсируют Волгу и заходят за Москву с востока; в условиях, когда вся Европа в руках Берлина, а дорога на Ближний Восток для него становится открытой, Вашингтон и Лондон могли бы пожалеть о неоткрытии обещанного второго фронта в 1942 году. 3) Манштейну и Моделю удается пронзить Курский выступ в июле 1943 года и в советской обороне образуется зияющая брешь, сквозь которую вермахт прорывается на невиданный стратегический простор – вспомним, ведь на Орловско-Курской дуге было 60 процентов боевой мощи советской армии. Консолидация Евразии лишила бы шансов западных союзников, не утвердившихся еще и в Сицилии. Ведь германская военная промышленность продолжала свое восхождение еще вплоть до ноября 1944 года, и в ее руках были бы реактивная авиация, «крылатые ракеты» (Фау-1), ракеты средней дальности – Фау-2, головную часть которых Нобелевский лауреат Гейзенберг готовился сделать атомной.
Мировая история пошла бы по иному пути. Во всех этих трех критических моментах определяющим фактором стала стойкость Красной Армии, зрелость советской индустрии, боевой дух нашего народа. Нам есть чем гордиться, в критическое время – между июнем 1941 и июнем 1944 года – наша страна фактически один на один вынесла страшный удар лучшей военной машины Запада, устояла, спасла себя, спасла своих союзников, освободила половину Европы. Судьба Второй мировой войны была решена предшествующим поколением – поколением наших отцов. Много событий мировой истории так или иначе потеряют свой блеск, но не это. Невиданным усилием наша страна устояла и оберегла полмира. Это является предметом немеркнущей национальной гордости, тем настоящим, которое так необходимо для нашего будущего.
Недобрым выдался двадцатый век для нашей Родины. Жертвы и потери, страшное напряжение, жестокая судьба. Но не было в этом веке часа трагичнее, чем начавшийся после полуночи в короткую летнюю ночь 22 июня 1941 года. Враг ставил не сугубо военные цели, он заведомо не удовлетворялся возможными уступками, он лелеял радикальное решение, означавшее для нас падение в бездну исторического небытия. Нечеловеческими были цели «Барбароссы», хладнокровная калькуляция этого плана ставит под вопрос саму гуманность на земле. Поколению наших отцов пришлось столкнуться не с классическим военным поединком, а со страшной в своей бескомпромиссной жестокости войной на выживание.
Немцы не сомневались в своей силе. Ведь она уже была опробована – ее в полной мере испытала вечная соперница Франция, разгромленная за месяц боев. Вожди Германии не сомневались в исходе грандиозного поединка с Советской Россией. Сомнений не испытывало и большинство осведомленных людей на Западе. Одиночки верили в русское упорство, но не в русское счастье. Они верили, что Красная Армия погребет немало дивизий вермахта, но не смели надеяться, что она дойдет до Берлина. Что касается немцев, то в июне 1941 года каждый из них помнил триумф Гинденбурга и Людендорфа на Восточном фронте в 1914–1918 годах. В сознании немцев безраздельно господствовала мысль, что если между августом 1914 и мартом 1918 года несколько германских корпусов смогли развеять в прах славу императорской русской армии, то осененная победой над Польшей, Францией, Скандинавией и Балканами германская армия 1941 года, действуя двумя руками – и имея за собой потенциал всей Центральной и Западной Европы, – быстро и определенно решит задачу сокрушения России. И когда германская военная машина повернула на восток, Россия оказалась над исторической бездной.
Наш час пробил на рассвете самого долгого дня 1941 года, самого трагического дня нашей истории. Далекий от благоденствия народ был погружен в проблемы социального переустройства, неслыханной по темпам индустриализации, перехода крестьянства в новое состояние. По отношению к утвердившейся диктатуре Сталина царила спартанская лояльность. Наша армия, отличавшаяся исконной готовностью к самопожертвованию, была в большой степени ослаблена перерывом в традиции военного воспитания профессиональных военных, пять столетий делавших ее непобедимой. Она была подорвана истреблением той командирской поросли, которую дала жестокая гражданская война, воцарившимся террором, убивавшим инициативу, предприимчивость, свободу анализа, рассудительность и ответственность.
А Германия пребывала в зените своей мощи и консолидированности. Она справедливо славилась индустриальной мощью. Сотни тысяч умелых, серьезных, удивительно трудолюбивых, сметливых, знающих, потрясающе талантливых, педантичных инженеров и рабочих день за днем ковали индустриальное могущество страны, чья армия дошла до французского Бреста и русского Сталинграда. Им противостояла страна, живущая на двенадцатом году форсированной индустриализации. Страна прекрасных автобанов состязалась со страной гиблых дорог. Страна дизельных моторов, прекрасных станков, цейссовской оптики, непревзойденного в мире химического производства вторглась в пределы державы, чье население уже во взрослом возрасте впервые увидело автомобиль и трактор. Со страной потомственных лучших в мире умельцев состязалась нация, едва оторвавшаяся от деревянной сохи, от курной избы, от скота и владельца под одной крышей.
Однако динамизм и самоуверенность Берлина уготовили ему неожиданность. Известно, что поражение учит, а победа грозит самодовольством. Веселые танкисты Гудериана, загорелые гренадеры Гота и Клейста бодро катили мимо сотен дымящихся русских танков, дивясь прямолинейности примитивной русской навальной тактики, считая падающие с неба – обреченные с первого поворота винта – советские самолеты, издеваясь над неспособностью противника хладнокровно и грамотно сочетать броневую и авиационную мощь, осуществлять маневр, рассчитать свои силы, употреблять их оптимальным образом. Этого не было – не помогало отчаяние Ворошилова и Буденного, крестьянское упорство Тимошенко, неукротимая ярость Жукова. Удивление вызывало лишь русское хладнокровие в одном – в готовности отдать жизнь.
Между независимостью и поражением России осталось то, что трудно было определить даже германским гениям калькуляции. Широко расположившись на огромном континенте, русские органически питали и питают особое, почти религиозное отношение к своей суровой земле. Это чувство абсолютной, заложенной в генах любви и преданности к просторам, почве, к родному пепелищу, к заветам предков, к теплу семьи. В наскоро построенных кирпичных городах и пустеющих деревянных селах, в клетях коммунальных квартир и скупых скарбом избах жило некалькулируемое чувство бездонной любви к своей стране, великое и святое чувство. Это чувство нейтрализовало недовольство режимом, это чувство сняло фактор человеческой усталости, это чувство обесценило саму жизнь перед святой любовью к своему краю. Это чувство невозможно убить. Оно составляет основу нашего мировосприятия.
Западному индивидуализму в этом непросто разобраться. Речь идет о неагрессивном, жертвенном чувстве. Для наших соотечественников было, есть и всегда будет легче умереть за свой мир, чем увидеть его поругание. Святость жизни уступает в такой душе святости самопожертвования – это почти национальная религия. Умирая в смутные времена, будучи вытесненными на чужбину, россияне никогда не жаловались, как не жалуются они и сейчас. Но никто и никогда не сможет поколебать их элементарной и абсолютной готовности положить свою жизнь за никогда не бывшую к ним ласковой, но беспредельно прекрасную и вечно любимую родину. Словно преодолевая жестокость существования, словно действуя вопреки всем трудностям жизни, словно забывая мороз и холод, неустроенный быт, ужас бездорожья, ярость стихий, жители нашей страны гибнут за то, что им дорого. Посмотрите, в самом жестоком для нас двадцатом веке, начиная с 1904 года, мы потеряли едва ли не половину своего населения. Но кто усомнится в решимости оставшейся половины? В том далеком 41-м главной силой России оказались это неприметное и негромкое, отчаянное и бескорыстное чувство. Беззаветные труженики в тылу ковали меч, а вышедшие на смертный бой воины не посрамили свою землю.
Именно этого не учли Германия и ее союзники в своем походе на Россию. Судьба очередных «аборигенов» волновала их мало. Но в тысячах деревень, где еле теплится вечером в окне свеча, провожали кормильца со стоической убежденностью, что он не пропустит врага, пока жив. Именно в этом – исток и причина нашей победы, обусловившей итог Второй мировой войны. Исполняя тысячелетний обет, люди военного поколения следовали своему генетическому коду. Для такого дела не было жертвы слишком большой. При хладнокровном анализе Гитлер и его окружение должны были понять, что страну таких масштабов, (сцементированную жесткой политической системой), такого народа с его неистребимым патриотизмом и мученическим стоицизмом Германия, при всей ее колоссальной мощи, завоевать не могла. Даже если бы германские танки вошли в Москву и Ленинград, даже если бы они пересекли Волгу у Сталинграда.
Противостоящий нам германский вермахт был вооружен всеми средствами технически совершенной цивилизации, приемами многовекового военного опыта, обновленного в 1939–1941 годах, и укомплектован преимущественно индустриальными рабочими – методичными, инициативными, дисциплинированными, воспитанными в духе безусловного расового превосходства. Это обстоятельство предопределило несопоставимость жертв каждой из двух сторон: пулемет опять нейтрализовал личную доблесть.
Бедой и горем страны стала ее изоляция, оторванность от внешнего мира и его опыта. Страх самого Сталина оказаться «поклонником Запада» обернулся фактически преступлением перед своей страной: армия не сумела извлечь уроки из западноевропейской и польской кампаний германской армии. Скованность догмами не позволила прямо указать на самое слабое место наших войск – отсутствие надежной связи и координации (а это подразумевает наличие радио– и телефонной связи, постоянной авиационной разведки, действенной службы тыла). Талант наших инженеров и рабочих сказался в создании танков и самолетов, заметно превосходящих по боевым характеристикам немецкие. Однако понадобился огромный кровавый опыт, прежде чем была найдена система эффективного управления войсками и в армейской среде выделились независимые, сильные характеры, самостоятельные командиры всех рангов.
Два обстоятельства спасли нашу страну. Первое – военная промышленность дала меч. Второе и главное – в час выбора между жизнью и спасением Родины наш солдат, и не только надевший шинель – солдатами стали все, – бестрепетно пожертвовал жизнью. Судьба мира, судьба самой жестокой из войн больше всего зависела от того солдата, который определил свой последний рубеж, свою деревню Крюково. Он обрекал себя на смерть, но его не нужно было ни в чем убеждать. Отступив на тысячу верст от своих западных границ до ворот столицы, советский воин встал насмерть. Шестьдесят лет назад, в самый страшный час России, когда ее судьба повисла над исторической бездной, ее сыновья выполнили свой долг. Так был отбит первый натиск стран «оси», который мог иначе решить судьбу Второй мировой войны.
Второй натиск помертвевшая страна отразила через год. Бывали в русской истории горькие времена, бывали дни смятения и отчаяния, но не было еще такой страшной осени, когда после тяжелых поражений 1942 года, символами которых для антигитлеровской коалиции были Харьков, Батаан, отступление в Северной Африке, немцы дошли до Волги и Нила, а японцы до Австралии и Индии. Только пустынные берега Волги видели приносимую без стенаний и гордыни массовую жертву наших отцов, верных своему долгу перед Отечеством. От них, выросших в лишениях и трудностях, мечтавших о многом и немногое имевших, потом и кровью выстроивших страну после гражданской разрухи, не знавших легких дней и безбедного существования, зависела наша жизнь, свобода и надежда на лучшее. Они принесли эту жертву молча, без речей и аффекта, без обиды и без сомнения. На высоком волжском берегу погибли тысячи солдат, перед которыми мы, не сумевшие сберечь того, что своей кровью защитили они, в неоплатном долгу.
Заря надежды взошла над Россией тогда, когда вчерашние лапотные крестьяне и их шмыгающие носом дети в мрачных, далеко не gemutlich цехах, едва доставая до станины, впервые в жизни постигая тайны индустриального производства, живя впроголодь, бросаясь в морозной мгле по гудку своего завода к обшарпанной проходной, согреваясь собственным дыханием за недавно установленными станками, едва взбираясь на танковый конвейер, стали производить больше и лучше современного оружия. Гений наших инженеров и самозабвенный труд того поколения рабочих выковал сталинградский меч. В битве на Волге было выпущено больше снарядов, чем в любой другой битве Второй мировой войны. Сплошным потоком шли к волжским обрывам наши лучшие в мире танки, на приволжские аэродромы садились новые прекрасные самолеты, в огромной тайне – только ночью – пробирались ошеломившие немцев реактивные минометы.
Сталинград стал самой кровавой битвой в мировой истории. Полтора миллиона человек пали в ней. Сталинградское кольцо было петлей, в которую Германия полезла сама, движимая ненавистью, предрассудками, алчностью, бесчеловечной идеологией, слепым расчетом. Но не стоит обижать кротких людей, тех, кого сами немцы, давно знающие нашу страну, назвали символом простой человеческой искренности. Из простых деревенских парней лютая, ошеломившая всех жестокостью война сделала лучших в мире танкистов, из городских мечтателей – ястребов неба, из поселковых задир – бесстрашных разведчиков. Из временами безалаберной массы – смертельной силы организованную машину, способную на стратегический взлет и на тактическую хитрость. Если бы Бог внушил Германии мудрость, она должна была бы сложить оружие уже в конце ноября 1942 года. Тогда Ганс увидел бы Гретхен. Гитлер предстал тем, кем он был, – преступником, а миллионы людей, молящихся и ликующих, страдающих и добивающихся своего, сильных и смелых, добрых и самоотверженных, пекущихся о семье и никогда ее не построящих, не оказались бы в могилах на всем пути жестокого фронта, созданного в степях вокруг Сталинграда. Его уже невозможно было остановить до Берлина.
На немцев, почитавших себя расой господ, Сталинград произвел, словами американского историка У. Крейга, «парализующее сознание действие…. Наиболее устойчивым и важным результатом стала постепенная моральная и физическая деградация германских солдат, пришедших к осознанию того, что они обречены. В их борьбе, в их попытках справиться с уже немыслимым лежит конечная драма данного исторического события».[64]64
Craig W. Enemy at the Gates. The Battle for Stalingrad. London, Penguin Books, 2000, p. XVI.
[Закрыть]
Исторические события не всегда отчетливо видны современникам. Отирая пот, заряжающие, наводящие и подающие снаряды ребята всех национальностей Советского Союза, выходцы из всех республик, солдаты великой и единой армии не ведали, что их красными от мороза руками творится мировая история. Окончился этап отступления, жестокого уменьшения веса и роли нашей родины на мировых весах. С первыми сталинградскими залпами страна начала вставать во весь рост. Отсюда, из безжизненной степи – и до космических далей. От приволжских просторов – до берлинского рейхстага. От чувства едва ли не неполноценности – к победам во всех проявлениях человеческого гения и упорства. От старой трехлинейки – до ядерного оружия. От скромных волжских буксиров – до океанского флота. От впервые нажавшего на педаль танка паренька до выхода в открытый космос. Сталинград связал народы нашей страны и породил великую гордость. Мы выстояли. Мы можем все, что доступно другим. И иногда даже чуть больше – в реактивной авиации, реакторе мирной атомной энергии, судне на воздушной подушке, синхрофазотроне, первенстве во всех олимпиадах, в мировом хоккее, в шахматах, в наших прекрасных фильмах, в исчезнувших нищих и покоренных эпидемиях.
Все это будет потом. Но началом всего этого была Сталинградская битва. 1942 год войдет в нашу историю, как год, когда мы выжили. Гитлер объявил в начале летней кампании год решающим и пригласил своих союзников участвовать в триумфе. В результате его собственная ударная армия, столь отличившаяся в Польше, Нидерландах, Франции, на юге Советского Союза, оказалась разгромленной. Лучшие силы румын, итальянцев и венгров исчезли в русских снегах, чтобы никогда уже не возродиться в значительном объеме. Германский колосс еще стоял на обеих ногах, но объем его операций и лихость захвата территорий оказались в прошлом. Особое слово о люфтваффе. Его господство в воздухе подходит к концу и одновременно рождается великая авиация Красной Армии, отныне становящаяся все сильнее. После Сталинградской битвы мы поверили в себя. И никто уже не заставит нас усомниться. Отныне добрые новости поступали не только с юга, но и с севера. 18 января соединившиеся Ленинградский и Волховский фронты прорвали блокаду великого города.
Красная Армия, выйдя из страшных подвалов Сталинграда, обрела не только новое дыхание, но и новый внешний вид. Гвардия получила особый знак. Офицеры надели новые кителя с золотыми погонами, те самые погоны, которые революционные солдаты 1917 года срывали с офицеров русской армии. Единоначалие в войсках уже было введено 9 октября. Осененные знаменами своей истории, полки и дивизии связали воедино историю и современность, дали солдату и офицеру чувство гордости за тех, кто создавал нашу державу, кто творил нашу культуру, кто породил гениев во всех проявлениях человеческого духа.
Иностранные наблюдатели – доброжелатели и недруги – начинают писать о стране и армии по-новому, иначе оценивая то, что части из них казалось «колоссом на глиняных ногах». Несимпатизирующий Курцио Малапарте: «Посмотрите на этих мертвых, на этих погибших татар, на убитых русских. Это новые тела,… только что доставленные с великих строек пятилетки. Посмотрите, как сияют их глаза. Обратите внимание на их низкие лбы, на их толстые губы. Они что, крестьяне? Рабочие? Да, они рабочие – специалисты, ударники. …Они символизируют собой новую расу, эти тела убитых рабочих в индустриальной войне». Армия 1914–1917 годов была, несомненно, армией крестьян. К эпохе изобретения индустриальных способов борьбы – танки, самолеты – Россия породила поколение своих граждан, способных справиться с современной техникой. Их судьба была тяжелой, но они сохранили доблести отцов и прадедов: упорство, мужество, беспредельную жертвенность, фаталистическую небоязнь смерти. И добавили новые черты – владение техникой, самостоятельный расчет, ориентацию в большом и малом мире. Без этого Сталинград вошел бы в германскую, а не в нашу историю. Английский историк А. Кларк отмечает, что «начиная с этого времени Красная Армия владела инициативой, и хотя немцы еще старались во многих случаях (и преуспевая в ряде этих операций) изменить баланс сил, их усилия могли иметь лишь тактический успех. Начиная с ноября 1942 года позиция вермахта на Востоке была в фундаментальном смысле оборонительной».[65]65
Clark A. Barbarossa. The Russian-Germam Conflict 1941–1945. London, Weidenfeld and Nicolson, 1995, p. 249.
[Закрыть]
