Текст книги "Вторая мировая война"
Автор книги: Анатолий Уткин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 43 (всего у книги 113 страниц)
Геббельс впервые видит Гитлера отбросившим сомнения во время подготовки выступления фюрера к речи в рейхстаге в конце апреля 1942 года. 25 апреля фюрер был «полон уверенности относительно хода событий на Восточном фронте». Уроки прошедшей зимней компании учтены. Подготовка к удару на Восточном фронте идет полным ходом. В распоряжении фюрера данные о каннибализме и голоде в Советском Союзе, о чрезвычайно низком уровне вооруженности солдат Красной Армии, о шатком положении политической системы в СССР. Геббельс признается дневнику, что он далеко не так твердо уверен в близости германской победы.
Депутаты сервильного рейхстага с послушным энтузиазмом аплодировали в нужных местах, что заметно воодушевляло Гитлера. Но потрясающим образом запомнился всего лишь один речевой оборот фюрера: следует максимально хорошо подготовиться к зимней кампании 1942–1943 годов. В зале на секунду воцарилась тишина. Как? Еще одна зимняя кампания? Разве 1942 год не будет решающим и последним? Толпы берлинцев стояли на улицах, подняв в арийском приветствии руки. Но новая мысль отныне стала частью немецкого национального самосознания. Впервые Гитлер лично и публично выразил мысль, сделавшую ноги немцев холодными.
А ведь более внимательное отношение к столь любимой немцами статистике должно было заставить более реалистически взглянуть на складывающееся положение и шансы рейха. Войну 1941 года Германия начала с армией в 3,2 миллиона солдат и офицеров. За прошедший неполный год вермахт потерял более миллиона из них. К концу марта 1941 года только 5 процентов германских дивизий находились в состоянии полной оперативной готовности – именно эти цифры Гальдер предоставил Гитлеру 21 апреля 1942 года. Далее: из потерянных после осени 1941 года 900 тысяч человек только 50 процентов оказались замененными. На момент начала немецкого наступления по «Синему» плану германская армия на советско-германском фронте нуждалась (по официальным запросам) в 625 тысячах солдат. В армию были мобилизованы все двадцатилетние, и был сделан серьезный мобилизационный задел в среде квалифицированных рабочих. Замененными оказались лишь 10 процентов потерянного за год войны транспорта. Массовыми оказались потери вооружений.
Поскольку упор был сделан на южном участке фронта, то размещенные здесь шестьдесят восемь дивизий стали основной ударной силой Германии в 1942 году. 48 из них были перестроены вследствие прежних потерь. Возможно, Гитлер ошибся в том, что условием всех наступательных действий 1942 года сделал очищение Крымского полуострова – Керченской и Севастопольской частей – от советских плацдармов. Так, мол, Красная Армия не сможет нанести удар во фланг бросившемуся вперед вермахту. Издалека глядя трудно представить себе превращение Крыма в советский «авианосец», в плацдарм флангового удара – для такого удара сюда следовало высадить несколько армий. Это было едва ли возможно, а оборонительный характер севастопольских укреплений всемирно известен. Но Гитлер настоял на своем, а фельдмаршал Манштейн исполнил его приказ – но это принесло потерю половины лета. Герои Севастополя гибли за свой город, спасая при этом всю страну, собравшуюся на смертный бой с отчаянной решимостью и на фронте и в тылу. Они отняли у вермахта несколько критически важных недель – роль Балкан 1941 года. Как минимум, одиннадцать дней отобрала у немцев Керчь и тридцать дней Севастополь. Помимо драгоценного в наших широтах времени, немцы потеряли в Крыму не менее ста тысяч своих солдат. Их-то и не хватило Паулюсу и Готу близ Волги.
Союзники
Общую оценку сложившейся мировой ситуации британский премьер Черчилль дал на секретной сессии палаты общин 23 апреля 1942 г. Он нарисовал мрачную картину того, что случилось в мире начиная с декабря 1941 г. При этом Черчилль подчеркнул, что война с Японией была «меньшей войной», а боевые действия против Германии и Италии – «главной войной». Именно в Европе «сталкиваются главные силы и происходят главные события». Здесь предстоит новое германское наступление против России, и помощь этому союзнику приобретает критическое значение. Что может сделать Великобритания для России, которая истекает кровью на фронте шириной 2 тыс. миль на Востоке? Пока лишь осуществляя бомбардировки Германии. «Полдюжины германских городов уже в полной мере испытали судьбу Ковентри. Еще 30 городов находятся в нашем боевом списке». Но бомбардировки не решают исхода войны. «Следовательно, мы должны быть готовы к освобождению захваченных стран Западной и Южной Европы посредством высадки британских и американских армий, чтобы обеспечить восстание населения». Это был первый случай, когда Черчилль публично выразил такую идею. Он подчеркнул, что освобождение континентальной Европы равными силами англичан и американцев является главной военной задачей двух наций. Но сделал при этом оговорку, что время, масштабы и способ высадки будут зависеть от многих обстоятельств. Палата общин слушала речь затаив дыхание.
Военным авторитетам Черчилль предложил разработать операцию «Юпитер» – высадку британских войск в Северной Норвегии. Посмотрим, какого масштаба операцию предполагал осуществить Черчилль в качестве помощи России в тот решающий час. На севере Норвегии находилось примерно 70 германских бомбардировщиков и около сотни истребителей. Они базировались на двух аэродромах, их защищали 10 или 12 тыс. солдат. (Именно отсюда немцы бомбили британские конвои, направляющиеся в Мурманск). Если бы англичане сумели захватить оба аэродрома, указывал Черчилль, то можно было бы установить здесь военную базу, и северный путь в Россию был бы открыт. «Мы могли бы открыть второй фронт в малом объеме. Если в дальнейшем все пошло бы хорошо, мы постепенно начали бы двигаться на юг, меняя нацистскую карту Европы, начиная с Крайнего Севера».
При всем желании трудно представить себе высадку в Норвегии альтернативой второму фронту во Франции. Этого не нужно было аргументировать, это было ясно всем посвященным. Ход мышления Черчилля говорит о том, что на решающем этапе войны он как азартный игрок сделал «пас» тогда, когда от него требовались самые большие ставки. Ужас наступлений 1916–1917 годов явственно витал над ним. Теперь он хотел предоставить эту участь другим. Это была позиция, не лишенная цинизма, но Черчилль видел свой пафос в том, чтобы сохранить живые силы своей страны.
Рузвельт предложил Сталину послать В. М. Молотова для обсуждения «очень важного военного предложения, предполагающего использование наших вооруженных сил с целью помощи критически важному западному (советско-германскому. – А. У.) фронту». Советский ответ последовал через неделю: Молотов прибудет в Вашингтон «для обмена мнениями» по организации второго фронта в Европе в ближайшем будущем.
Керчь и Харьков
Германия между тем готовится к наступлению. Гитлер вручает Железные кресты рабочим, которые в 14-часовых сменах создают оружие вермахта. Гитлер все больше думает об обустройстве оккупированных и будущих оккупированных территорий. 9 мая 1942 года он указывает, что «Кавказ играет большую роль в наших расчетах в силу своей роли крупного источника нефти. Если мы хотим ее получить, мы должны взять Кавказ под самый строгий надзор, ибо этот чреватый кровной местью регион из-за вражды между отдельными племенами сделает невозможной его выгодную эксплуатацию. Не следует давать им невыполнимые обещания, следует воздерживаться от всякой болтовни о сотрудничестве. Насколько трудно осуществить коллаборацию, показывает пример Румынии и Венгрии, создающих запасы на случай войны между собой… Следует удовлетворять наши народно-германские интересы с беспощадной жестокостью…. О способности славян к германизации ничего обобщенного сказать нельзя, так как само понятие «славяне» является обобщающим обозначением совершенно различных в расовом отношении народностей».
В мае Гитлеру доставили советскую хронику, посвященную победе под Москвой. Для привыкшего к другого типа подаче политического материала было весьма необычно слышать звон колоколов московских соборов, хождение в полном облачении православных священников, призыв русской православной церкви отразить врага. Когда показали Кремль, Гитлер, как это неоднократно бывало и ранее, восхитился гением Сталина. В ярость его привели бесконечные ряды замерзших германских танков, грузовиков и орудий, брошенных при отступлении.
При вручении звания фельдмаршала командующему группой армий «Север» фон Кюхлеру Гитлеру было интересно мнение того о русской армии. Кюхлер исключительно высоко отозвался о русском боевом духе. Новорожденный фельдмаршал сказал, что «русские солдаты дерутся как звери, до последнего дыхания, их приходится уничтожать одного за другим. Явлений, имевших место в 1916–1917 годах, когда русские при наступлении втыкали штыки в землю и прятались в окопах, теперь нигде наблюдать не приходилось». Другой офицер поразил Гитлера словами, что русские – «гладко выбриты и аккуратны».
Но даже Кюхлер не мог испортить общего состояния подъема. Бытописатели Вольфшанце сообщают, что в мае-июне «у всех здесь просто великолепное настроение». Гитлера радовало, что «русские пытаются скрыть свои поражения разного рода теориями, подобно тому как любой неудачник выдумывает всякие глупые теории, чтобы оправдать себя». Адмирал Кранке доложил Гитлеру о достижениях подводной войны против Британии. «Для обеспечения своего импорта Англии требуются корабли общим водоизмещением 11 миллионов тонн, между тем как тоннаж имеющихся в ее распоряжении кораблей составляет только 9 миллионов брутто-регистровых тонн». Гитлер в связи с этим заметил, что Америке не удастся компенсировать эти потери.
Растенбург был воодушевлен и нашим керченским несчастьем. Еще 29 декабря 1941 года Красная Армия высадила десант в районе Керчи и Феодосии, овладела всем Керченским полуостровом и заставила противника отложить осаду Севастополя. На Керченском полуострове, где плотно друг к другу стояли три советские армии (47-я, 44-я и 51-я), немцы сумели отвлечь внимание командования (Козлов и Мехлис) на северный фланг. Сработали радиообман и имитация ложного направления немецкого удара. Группировка наших войск, призванная оттянуть германские силы от Севастополя, развернулась на север, когда Манштейн утром 8 мая нанес удар с южного фланга. Сталин пишет Мехлису: «Вы требуете, чтобы я снял Козлова и прислал кого-то вроде Гинденбурга. Но вы же знаете, что у нас нет в запасе гинденбургов. Вам бы следовало лучше использовать штурмовики и не против второстепенных целей, а против танков и пехоты врага, тогда бы он не прорвал фронт. Не нужно быть Гинденбургом, чтобы понять это».
Уже утром 10 мая Ставка дала Крымскому фронту приказ отойти назад, на новые оборонительные позиции. Но несмотря на большую концентрацию войск здесь не оказалось резервов. Всякий порядок в войсках практически исчез, и вечером 14 мая 11-я армия Манштейна вышла к пригороду Керчи. Шесть дней продолжалась отчаянная переправа людей и техники на Таманский полуостров. Хаос и отчаяние царили над фронтом, патронировавшимся номинально с Северного Кавказа главкомом маршалом Буденным. Пользуясь исключительно плохой ориентацией Красной Армии здесь (результат плохой работы разведки) и трагическим смятением, немцы взяли в плен 176 тысяч солдат и офицеров, в качестве трофеев – три с половиной тысячи орудий, 350 танков, огромное количество боеприпасов. Это было очень плохое предзнаменование перед главными событиями летней кампании.
В штаб-квартире Буденного провели расследование. Офицер разведки, некто Копалкин, еще 5 мая предупреждал свое руководство об опасности поворота войск и резервов на север. В момент удара Манштейна передовые штабы, незамаскированные и открытые с воздуха, были практически полностью уничтожены германской авиацией. Отдавать приказы оказалось некому. Полное господство в воздухе обеспечило немцам все возможности уничтожать дивизии, готовые умереть за Родину, но не наученные ориентации, организации, принятию на себя инициативы. Большой кровью училась наша армия побеждать.
Мехлис был понижен в звании, Козлов и окружающие его офицеры потеряли звания и посты. Особенно наглядно это сражение показало слабость авиации Красной Армии – немцы полностью владели воздухом, терзая наши части вплоть до кромки моря и за ней. Теперь Севастополь стоял одинокой крепостью, нашей последней опорной базой в Крыму.
Но главные надежды Кремля были связаны с северо-восточной Украиной.
Сталин скептически относился ко всем данным, говорящим о выборе советского Юга в качестве главной цели Германии в 1942 году. Относительно упорства предубеждения Сталина английский историк Дж. Эриксон пишет: «По мнению Сталина, германское движение в направлении юга было только трюком, рассчитанным на отвлечение советских резервов от жизненно важного московского района. Даже имея в руках оперативные приказы, точно фиксирующие движение войск по «Синему» плану, Сталин не верил в серьезность этих германских намерений и обвинял своих агентов разведки в том, что они не распознали «подлинных» германских намерений».
Но постепенно бессмысленное распыление сил на трех направлениях в первые месяцы 1942 года к лету уступило место более здравому пониманию того, что противник страшится концентрации сил в отдельно взятом месте. Он боится удара кулаком, а не растопыренной пятерней. Такое место предложил старый соратник Сталина, проявивший себя в современной войне наступлением в Карелии (ставший после этого наркомом обороны) – Тимошенко. Активность и желание проявить инициативу были оценены должным образом. Верный маршал Тимошенко был назначен Сталиным не только командующим Юго-Западным фронтом, но и ответственным за все южное направление действий Красной Армии. Наиболее важная и привлекательная цель перед ним был крупнейший индустриальный центр советского Юга и первоклассный железнодорожный узел – миллионный Харьков.
План наступательных действий был таков: 6-я армия генерала Городнянского нанесет удар по Харькову с юга; синхронно армейская группа генерала Бобкина начнет боевые действия с Изюмского выступа в направлении на Красноград и тем самым обеспечит безопасность 6-й армии с юго-запада. Северное крыло наступления составит 28-я армия генерала Рябышева и части 21 и 38-й армий, задача которых – движение на Харьков с северо-востока, поворот налево и смыкание с южной атакующей группой. В это время Южный фронт Малиновского обязан был обеспечить безопасность движущихся к Харькову войск с юга.
Для удара на Харьков Тимошенко собрал 23 пехотные дивизии, две кавалерийские дивизии и два танковых корпуса. Совместные силы Юго-Западного и прочих фронтов южного направления имели в своем составе 640 тысяч человек, 1200 танков, 13 тысяч орудий и минометов, 926 самолетов. Он спешил и датой наступления назначил 12 мая. Одновременно Голиков во главе Брянского фронта начинал в те же дни движение на Орел, что отвлекало бы силы немцев. Сейчас, много лет спустя, можно, не обижая тех, кто смог быть героями в любое время, указать на фатальные слабости харьковской операции. План Тимошенко отличался примитивностью, его весьма нетрудно было разгадать. Сработала и разведка немцев. К тому же, как указывает генерал Типпельскирх, немцам способствовало то обстоятельство, что «русские имели обыкновение упрямо придерживаться однажды поставленной цели – свойство, из которого немецкое командование извлекало большую пользу». Советские войска были плохо подготовлены и некоторые не вышли даже на подготовленные позиции. Эта операция поглотила слишком большую долю советских резервов, что позволило немцам ощутить свободу действий на юге Советского Союза. Противостоящий Тимошенко фон Бок постарался заманить советский ударный кулак в западню и одновременно подготовил собственное контрнаступление.
Часовая артподготовка предшествовала наступлению войск маршала Тимошенко утром 12 мая 1942 года, начатого севернее и южнее Харькова. Южное и северное клинья его фронта вонзились в шестую германскую армию генерала Паулюса, который долго еще не сойдет с наших страниц. Три дня и три ночи продолжался этот штурм германских позиций, и весы удачи колебались в обе стороны. Особенность (и трагедия) ситуации заключались в том, что Тимошенко неукоснительно вводил дополнительные – и очень значительные – войска именно в Изюмский выступ, желая сделать его плацдармом удара в тыл германской группе армий «Юг». В этой географической точке столкнулись два стратегических замысла, один из них должен был окончиться неудачей. В Изюмский выступ (напомним, образованный в ходе успешного контрнаступления Красной Армии зимой) вошла 9-я армия генерала Харитонова и 6-я армия генерала Городнянского. Им была поставлена цель: действуя с выступа как с плацдарма, нанести удар непосредственно в западном направлении, войти в Донбасс и освободить Красноград. Затем повернуть на север с дальнейшей ориентацией на Харьков. Предполагалось, что после прорыва германского фронта Харитонов устремится к Полтаве, а Городнянский, повернув на север, обратится к Харькову.
(Возможно, если бы немцы ударили первыми, то их встретили бы почти 600 советских танков, что не могло бы не вызвать изумления у неготовых к встрече с такой танковой мощью немцев. Складывается абсолютное впечатление, что ОКХ не знало о советских приготовлениях и в дальнейшем должно было рассчитывать на собственную импровизацию и на инициативу своих выдвинутых вперед военачальников. Но Тимошенко опередил немцев ровно на неделю. Наверняка он хотел предвосхитить наступление противника).
В районе Белгорода советским войскам удалось добиться значительного успеха. Стартовавшая из Волчанска 28-я армия продвинулась на 65 километров. На юге армия Харитонова успешно прорвала охраняемый румынами фронт, по пятам за ней шла армия Городнянского. Войска Городнянского (6-я армия) выдвинулась на тридцать километров. Наступление с общей точкой схождения в Харькове, хотя и замедленное германским сопротивлением, продолжалось – до Харькова оставалось менее двадцати километров. Южнее Харькова советские войска продвигались по обеим берегам реки Северный Донец. Они прорвали оборону немецких войск в районе Чугуева и левым флангом продвинулись до Мерефы.
В ходе начавшегося наступления почти сразу же выявились два очень отличных друг от друга участка наступающего фронта. В результате быстрых и энергичных действий южной группировки советским войскам удалось вклиниться на значительную территорию и взять Красноград. Сложнее было положение на севере, где четырнадцать свежих дивизий генерала Паулюса без особого труда сдержали порыв советских войск. Но на юге уже существовала брешь и Тимошенко приказал освободить находящийся на севере Харьков. Начало складываться впечатление, что удача на нашей стороне и Харьков – в пределах досягаемости. На юге советские войска почувствовали волю и начали обходить Харьков с запада. Городнянский начал следовать заранее детально оговоренному плану. Он достиг Карловки, далеко отстоящей от Харькова к западу. До желанной Полтавы осталось всего пятьдесят километров. Именно 17 мая Харитонов и Городнянский разделились, решая каждый в отдельности поставленную перед ними задачу.
Германский ответ под Харьковом
Увы, ориентация на местности, хладнокровие и инициативность в это время войны еще не обжили нашу сторону. В последовавшем пятидневном ожесточенном сражении (приходится признать) противник сориентировался быстрее. Немцы в ответ на харьковскую операцию приняли весьма рискованное решение – не контратаковать на центральном участке харьковского наступления, а нанести удар южнее и севернее Изюмского выступа во фланг наступающим советским войскам. Немецкая стратегическая идея заключалась в том, чтобы двумя синхронными ударами «подточить» основание Изюмского выступа, выправить линию фронта, обезопасить Донецкий бассейн и создать предпосылки для последующего решающего удара. Теперь германскому командованию было важно, чтобы в Изюмский выступ вошло как можно больше советских войск – после он намеревался завязать мешок прежде всего силами двух танковых армий на левом фланге немецких войск. 1-я танковая армия немцев наносила удар из района Харькова, 4-я танковая армия – из-под Курска. Лишь за ними шли пехотные дивизии.
Еще в начале мая немцы заменили свои противостоящие Изюмскому выступу части румынской 6-й армией, усиливая за счет этого маневра находящуюся севернее, в районе Белгорода, армию Паулюса и находящуюся южнее, в районе Павлограда, армию Клейста. Паулюс отбил натиск наступающих советских войск и приготовился к наступлению на юго-востоке от Харькова. Тимошенко обязан был следить за всей панорамой и получить первый сигнал о неблагополучии в складывающейся ситуации.
17 мая фельдмаршал Бок, старый знакомый советских генералов по Московской битве, а теперь командующий группой армий «Юг», в районе Славянска сосредоточивает сильную ударную группу – ударный рубеж, с которого и началось наступление немецких колонн 17 мая. Бок направляет удар в район северного и южного фланга Изюмского выступа. В три часа пятнадцать минут ночи штурмовые отряды немцев бросаются во фланг устремленным на запад советским войскам – немецкие танки ударили во фланг бесшабашно двинувшихся вперед колонн Харитонова и Городнянского. К полудню они уже углубились на 15 километров в позиции 9-й советской армии. Советские же танки были в ста километрах впереди, ликуя при виде освобождаемых украинских городов и сел. Чем-то этот победный танковый марш был похож на продвижение немцев по громадным просторам Советского Союза прошлым летом. Тот же разлет, чувство всепобедимости, минимум внимания к тылу.
Однако ситуация только внешне напоминала успешное танковое наступление. Сзади, на флангах хладнокровный и осмотрительный враг уже оценил предоставившиеся возможности. У рвущихся вперед танков не было защиты с воздуха, их запасы горючего и питания подходили к концу, а помочь им в этом становилось все труднее. Опасность рваться на запад в момент, когда за тобой сзади захлопываются двери, стала проникать в сознание наших военачальников. Вечером 17 мая немецкие пленные, взятые в южном секторе, были идентифицированы как принадлежащие к танковой армии фон Клейста. Сталин беседует с Тимошенко в первую же ночь немецкого контрнаступления, но их оптимистические планы разбиваются об информацию, пришедшую 18 мая: танки Клейста с юга пробили шестидесятикилометровую брешь в позициях 9-й армии и в эту брешь входят значительные германские силы.
Левый фланг Харитонова почуял беду. Для укрепления начавшей терпеть бедствие советской обороны генерал Малиновский выделяет 5-й кавалерийский корпус, пехотную дивизию и танковую бригаду из своего резерва. Военный совет во главе с Тимошенко вечером этого же дня шлет в Ставку просьбу о помощи в удержании Изюмского выступа и о разрешении остановить движение на Харьков. Ставка соглашается прислать подкрепления, но для принятия, санкционирования этого решения потребуются критические три дня. В течение этого времени германская авиация создает своего рода бомбовый заслон на пути подкреплений, идущих к Тимошенко с юго-востока.
Ситуация в Изюмском выступе выходит из-под контроля. Член военного совета Юго-Западного фронта Хрущев просит связать его со Сталиным, но тот делегирует к телефонному аппарату Маленкова с твердым наказом взять Харьков. Всего за один день Клейст переходит Донец и Оскол в том месте, где они сливаются, сужая брешь советского прорыва до тридцати километров. Василевский в Ставке снова выступает с предложением остановить движение на Харьков, но получает отказ. К вечеру этого ужасного дня Харитонов теряет контроль над своей начинающей на глазах слабеть, терять управление и разбегаться армией, в то время как Городнянский с упорством, достойным лучшего применения, продолжал осуществлять давление в направлении Харькова. На нем затягивалась петля, а он не обращал внимания на исчезающий тыл, прежде прикрытый Харитоновым. Начальник штаба фронта Баграмян просит Москву остановить подступ к Харькову, а та предлагает держаться мужественно, словно в этом было дело.
В Ставке надеются на помощь попавшему в сложное положение Тимошенко со стороны соседних фронтов, прежде всего Брянского. Но Паулюс 19 мая бросает на перекрытие наступательной бреши свои танки (два танковых корпуса), и даже несведущие в стратегии люди видят опасность для убежавших далеко на запад наших войск. Только вечером 19 мая Сталин соглашается отдать приказ Тимошенко остановить приступ Харькова – становится ясным, что наступающие на Харьков колонны советских войск оказались под угрозой ужасающего окружения. С севера Паулюс все сильнее закручивает серповидное движение, охватывая советские армии своим движением навстречу танкам Клейста. Две немецкие армии соединились 23 мая в Балаклее. Английский историк Эриксон пишет, что «наступающие на Харьков советские войска стали похожи на ос, запертых в бутылке».
Тимошенко посылает к окруженным генерала Костенко с задачей спасти то, что можно, а остальным организовать грамотную оборону. То были тяжелые бои. Удручала легкость германских и тяжеловесность неуклюжих советских военных усилий. Попытки основной массы войск Городнянского и Харитонова пробиться к своим встретили завесу хладнокровно организованного немцами артиллерийского и пулеметного огня. Генерал Городнянский, один из героев обороны Смоленска в 1941 году, о котором солдаты говорили, что «его и пуля не берет», в отчаянии, видя страшное побоище своих солдат, застрелился. Отдельные части пробились все же к своим – в конечном счете из окружения вырвались четверть 6-й и 9-й армий. Но основная масса направленных на освобождение Харькова войск оказались в германском плену. Успехи немцев были триумфальными: 240 тысяч военнопленных, 1249 захваченных танков, 2026 орудий.
Печально смотреть кадры военной немецкой кинохроники, обозревающей десятки, сотни километров брошенной и захваченной немцами советской военной техники. Неуклюжесть маневра, незрелая организация операции, безумный порыв в никуда на фоне спокойно выжидающих немцев – все это производит грустное впечатление. Пытающийся рационализировать произошедшее, Тимошенко пишет в отчете, что «следовало остановить наступательные операции 6-й армии 18 мая и отвести на восток не только танковый корпус, но и целиком 6 и 57 армии». Поздно. Крушение главных атакующих сил советской летней кампании 1942 года состоялось. До конца мая германские войска методично уничтожали эту собранную после Московского сражения мощь, лишая нашу страну возможности перехвата стратегической инициативы. Остановили ли погибшие известные и безымянные воины начавшееся германское наступление на южном направлении? После войны германские генералы будут утверждать, что остановка по времени была минимальной.
Советское командование с нехарактерной откровенностью признало жестокое поражение в Северной Украине, указывая, конечно, на огромное превосходство германской армии в живой силе, артиллерии и авиации. Но утверждалось, что в принесенных жертвах есть и позитивное – предупреждено и сорвано немецкое наступление на Кавказ. Между тем, как оценивает ситуацию немецкий военный историк генерал Типпельскирх, «для запланированного немецкого наступления попытка русских помешать ему была только желанным началом. Ослабление оборонительной мощи русских, которого было не так-то легко добиться, должно было теперь облегчить первые наступательные операции вермахта. Но требовались еще дополнительные приготовления, которые заняли почти целый месяц, прежде чем немецкие армии, произведя перегруппировку и пополнив все необходимое, смогли начать наступление».
