Текст книги "Вторая мировая война"
Автор книги: Анатолий Уткин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 30 (всего у книги 113 страниц)
Промежуточные итоги
Германские войска подошли на расстояние менее ста километров от столицы Советского Союза. Под их владычеством уже была территория, на которой проживали 65 миллионов жителей СССР. В немецких лагерях уже были три миллиона советских пленных. Полковник Лахаузен говорит о нескончаемой «полубезумной толпе животных». По его воспоминаниям, «генерал фон Рейхенау отдал приказ расстреливать всех ослабевших пленных. К сожалению это делается на обочинах дорог, даже в деревнях, так что местное население видит эти инциденты».
Гитлер 21 октября живописал будущую столицу Рейха. «Ничто не может быть в этом случае слишком хорошим, когда речь заходит об украшении Берлина. Всякий входящий в рейхсканцелярию должен чувствовать, что он находится у хозяина мира. В Берлин будут вести широкие проспекты, ведущие через Триумфальную Арку, Пантеон Армии, Площадь народа – все это заставит всякого затаить дыхание». Монументы будут из гранита, «потому что они будут стоять вечно».
Личный архитектор Гитлера Альберт Шпеер попросил у фюрера тридцать тысяч советских военнопленных для использовании в строительстве новых монументальных зданий в германской столице. Строить следует еще до победы в войне. Гитлеру понравился проект нового здания канцелярии, офис Геринга. Гитлер тут же своей ручкой нарисовал монумент, который он хотел бы видеть в городе своего рождения – Линце.
Адмирал Канарис интересовался более актуальными вопросами: какова погода на фронте? «Плохая», – ответил Гитлер. Шесть недель оставалось до наступления настоящей зимы. Генерал-лейтенант Байерляйн вспоминает: «Уже ставшие плоскими, лучи солнца, низко стоящего над горизонтом и равнинами, обманывали нас. Каждый вечер многозначительное черное облако поднималось на большом отдалении, возвышаясь над степью. Эта темная масса приносила через атмосферу дождь, лед и снег наступающей зимы. Утром облако уходило и, казалось, возвращалось еще более огромным в сумерках вечера».
Но Гитлер жил в ослеплении. «Если Россия падет, Европа будет простираться до восточных границ германской колонизации. На восточных территориях я заменю славянские географические названия немецкими. Крым, например, будет именоваться Готенландом». Германские саперы в эти дни взорвали кафедральный собор Киева. Над Ленинградом немцы разбрасывали листовки следующего содержания: «Идите в ванные комнаты. Оденьте белые одежды. Съешьте все, приготовленное для похорон. Ложитесь в свои гробы и приготовьтесь к смерти. 7 ноября небо будет синим – синим от взрывов германских бомб».
12 октября Хепнер пересек реку Угру, давшую когда-то независимость князю Ивану Третьему. Москва должна была решить задачу, куда дальше пойдут немцы – направо – к Калуге, замыкая еще один котел, или пойдут прямо на Москву через Малоярославец. Надежда возлагалась на идущие со стороны Гжатска танки Лелюшенко. Угрозу столице представляли два страшных клина – со стороны Калинина и Волги шла северная группа; со стороны Орла рвался Гудериан. Западный фронт советских войск владел 824 танками, лишь половина из них шла своим ходом, лишь несколько Т-34 и КВ, способных успешно вступать в бой с немецкими танками. Выходящие из Москвы батальоны (675 человек) имели 295 ружей, 120 гранат, 9 автоматов, 145 пистолетов и 2000 бутылок с «коктейлем Молотова».
15 октября власти Москвы посоветовали дипломатическим представительствам подготовиться к эвакуации в Куйбышев. Молотов посоветовал британскому и американскому послам покинуть столицу. Грузовики развозили 584 тонны взрывчатки для минирования 56 мостов. Противотанковые взводы залегли у ворот столицы. Приказ гласил: взрывать мосты при виде противника. Внутри самой Москвы мины были подложены под шестнадцать городских мостов. Двести поездов и 80 тысяч грузовиков вывезли посольское и государственное имущество из Москвы. 500 московских заводов были перемещены на восток.
В Москве даже квалифицированные рабочие принимались в истребительные батальоны. Более полумиллиона москвичей рыли мерзлую землю. 14 октября 1941 года танки Гота вошли в Калинин и остановились на берегу Волги, у водохранилища Московское море. Стокилометровый канал Москва-Волга вел прямо в Москву. Немцам нужно было только дождаться, когда мороз скует водную преграду. Жукову нужно было продержаться до настоящих холодов. Еще одного крупного окружения армия могла уже не выдержать. Мобилизована милиция – совместно с рабочими батальонами они держат укрепленные деревни и небольшие города. У них один приказ – держаться до последнего. Инициатива отдана небольшим отрядам, кавалерии, тревожащей немцев своими перемещениями и внезапными атаками. Спасительны леса, щедро окружившие Москву с запада и севера. Немецким танкам было нелегко прорваться сквозь лесной русский пейзаж да еще в условиях, когда светлого времени было только десять часов. Пренебрегающая снежными заносами советская кавалерия нападала на тыловые части немцев. Даже ошеломивший Жукова Гот, взявший с ходу Калинин, старинную русскую Тверь, вынужден был замедлить темп своего продвижения.
Но на юге леса редеют. И, несмотря на близость идущего по Волоколамскому шоссе врага, подлинная угроза стране зрела на юго-западе. Здесь у России не было ни лесов, ни танков. Отсюда Гудериан грозил одним смертельным ударом выйти к Кремлю. Впрочем одну танковую часть Жуков найти сумел. Организованная на основе харьковской танковой школы (инструкторы и ученики), получившая в сентябре танки Т-34, 4-я бронетанковая бригада полковника Катукова дважды в последний момент сумела выскочить из окружений. Она прошла через Орел за несколько часов до того, как группа Гудериана в очередной раз прорвала фронт. На более чем стокилометровом фронте между Окой и Мценском это была единственная боеспособная танковая часть. Правда, ее боевой опыт (в отличие от опыта отступления) был невелик, лишь раз она вплотную столкнулась с дивизией «Гроссдойчланд».
Катукову была поставлена задача любым способом остановить двинувшуюся на Тулу группу Гудериана. Своей контратакой бригада, согласно отчету 4-й танковой дивизии Гудериана, «заставила пережить несколько мучительных часов и понести суровые потери». Возможной ошибкой было то, что Катуков не развил свой успех и отошел, справедливо полагая, что сохранение драгоценных танков важнее славной смерти в сражении со всеми дивизиями Гудериана. Последний отметил: «Это был первый случай, когда огромное превосходство Т-34 над нашими танками стало совершенно очевидным… Быстрое продвижение к Туле было остановлено».
Гудериан как любимец вермахта и Гитлера мог многое себе позволить. Он призвал специалистов по созданию танков и, наступив на горло собственной гордости, потребовал создания германского издания Т-34. «Я представил доклад о сложившемся положении, новом для нас. Я описал в ясных терминах заметное превосходство Т-34 над PzKw IV и сделал необходимые выводы для дальнейшего процесса создания танков. Я потребовал присылки комиссии на мой сектор фронта – состоящую из сотрудников министерства вооружений, Отдела поставок армии, дизайнеров танков, представителей фирм, строящих танки… Они могли бы изучить подбитые на поле боя… это помогло бы в создании более совершенных новых танков. Я потребовал также быстрого создания тяжелых противотанковых ружей, способных поражать Т-34». Требуемая комиссия прибыла довольно быстро (20 ноября 1941 года). Некоторые способы улучшения новых германских танков были сделаны. Но создать аналог Т-34 немецкие инженеры, при всех их талантах, не смогли». Это оказалось невозможным по нескольким причинам. Немцы не сумели имитировать дюралюминиевый мотор (легкий и обеспечивающий скорость) и тип броненепробиваемой стали созданного конструктором Кошкиным в Харькове танка.
Придя в себя, немцы возобновили движение к Москве и вышли к Мценску, но напряжение было столь велико, что танковые командиры потребовали передышки, пополнений и отдыха, в результате чего ударные танковые части возвратились в Орел сквозь грязь, мрак и снег со скоростью десять километров в час. Второй заход на маленький провинциальный Мценск оказался не более успешным, чем предшествующий. Растянувшаяся более чем на двадцать километров по однополосной дороге колонна немецких танков была лишена пехотного прикрытия и не могла развернуть свою мощь. Представилась превосходная возможность 300 спартанцам нашего времени – тем молодым танкистам, которые ощутили мощь своей брони. На склоне дня непролазная осенняя грязь полей стала подмораживаться и быстрые тридцатичетверки ринулись в бой на нелепо выставившую себя колонну. Их лихости добавлял каждый отскок немецких снарядов от сваренной на Украине стали. Немецкий сержант Имбоден: «Нет ничего более ужасающего, чем танковая битва против превосходящего тебя врага. Дело не в цифрах превосходства или потерь – мы привыкли к ним. Но превосходство в технике – это ужасно… Ты заводишь мотор, а он заводится слишком медленно. Русские танки настолько маневренны, что могут быстро взобраться на холм и пересечь часть болота быстрее, чем ты поворачиваешь танковую пушку. Сквозь шум и вибрацию ты слышишь удар снаряда о броню. Когда они попадают в один из наших танков, слышен долгий взрыв, рев взрывающегося горючего, рев настолько сильный, что, слава богу, мы не можем слышать криков гибнущего экипажа». Гудериан оправдал репутацию честности и прямодушия: «До сих пор мы владели танковым превосходством. Отныне ситуация изменилась на противоположную».
Судьба Москвы
Уже в конце июля Москву покинул миллион человек. Но лихорадка исхода наступила между 16 и 21 октября, когда из города вышли двести поездов с москвичами. Еще примерно два миллиона москвичей покинули столицу. 80000 грузовиков вывезли 498 заводов. Из 75 тысяч токарных станков в Москве были оставлены 21 тысяча, но из них 14 тысяч использовались для производства снарядов. Своего рода шок стал ощутим в Москве после падения Калинина. Город обезлюдел. Грабежи мародеров пришли вместе с крахом системы снабжения продуктами. Но никто еще не сумел указать на попытку Москвы договориться о сепаратном мире. 20 октября в столице было введено осадное положение, это вызвало панику. И еще. В телефонном разговоре с Жуковым Сталин сказал, что тот назначается командующим Западным фронтом.
Жуков считал, что Западный, Брянский и Резервный фронты потеряли бездарно шесть недель. «Они имели достаточно времени, чтобы подготовиться к германскому наступлению». Они не сумели определить численность немецких войск и направление их удара. Они не создали системы противотанковой обороны. Они не нанесли упреждающий удар. Они не использовали авиацию, когда враг изготовился к броску. На это Конев указывает: немцы постоянно владели стратегической инициативой по всему фронту, заставляя советские войска реагировать, не давая времени для проявления собственной инициативы. Немцы превосходили своего противника по численности танков, германская авиация царила в воздухе. Открытые германскому бомбометанию, наши части не могли сконцентрироваться. Фронты не получали подкреплений, их снабжение было беспорядочным и недостаточным. Владея Спас-Деменском, немцы постоянно угрожали выйти в тыл обороняющим Москву силам.
И все же назначение Жукова было эквивалентно решению защищать Москву всеми возможными силами. Слова Сталина Жукову: «Быстро организуйте Западный фронт и предпримите необходимые меры». Фронт находился в 120 километрах от Красной площади. 17 октября по московскому радио было объявлено, что Сталин не покидает города.
В распоряжении Жукова на тот момент было примерно 90 тысяч человек, совсем не много для обороны 250-километрового фронта. 316-я дивизия Панфилова встала на Волоколамском шоссе. Двадцать восемь самых верных сынов России еще не знали о своей судьбе. А четверть миллиона москвичей копали траншеи. Специалисты создавали противотанковые надолбы, закапывали танки, создавали доты и дзоты. Оборонительная линия делилась на две части – главную и городскую. Вторая создавала полукольцо по городским окраинам Москвы.
А немцы все чаще жаловались на тридцатисантиметровый снег, на смену сурового мороза и кратких оттепелей. На главной дороге, ведущей в Москву, 18 октября была взорвана бомба, оставившая десятиметровый кратер. Генерал Блюментрит свидетельствует о перемене в моральном состоянии наступающих германских войск. «Большинство командиров спрашивает: когда мы остановимся? Они помнят, что случилось с армией Наполеона. Большинство из них перечитывает мрачные мемуары Коленкура о 1812 годе. Эта книга оказала сильное влияние на критическое время 1941 года. Перед моими глазами стоит фон Клюге, пробирающийся через грязь от своей квартиры к штабу и рассматривающий карту с книгой Коленкура в руке. Так продолжалось день за днем».
Во второй половине октября спасительное бездорожье, снег и холод проявили себя в полную силу. На северном участке, в районе Калинина и Можайска, температура ниже нуля держалась чаще всего и днем. В условиях лесистой местности, наличия болот и отсутствия дорог с покрытием достаточно было заминировать одну полосу, выставить в нужном месте батарею, чтобы на день остановить идущую фронтально к Москве армию Клюге. И даже быстроходные танковые колонны на флангах. Послушаем генерала Байерляйна, имевшего в своем распоряжении двадцать пять танков модели III и IV, мотоциклистов, противотанковую роту, артиллерийскую батарею и две роты на грузовиках. «К началу ноября мы вошли в большую лесистую местность к востоку от Рузы и к северу от главной автомагистрали Смоленск-Москва… После непрекращающегося дождя почва стала влажной, а затем она подмерзла. Согласно карте на местности должны были быть хорошие дороги. Это оказалось иллюзией. Дорога Руза – Воронцово зашла в густой лес, и ею можно было пользоваться только в самом ее начале… Танки едва двигались по болоту. Движение колесного транспорта стало невозможным. Наступление, однако, должно было продолжаться при любых обстоятельствах. После пройденных первых десяти километров у Панов даже танки остановились. Разведчики стали строить дорогу от Воронцова до Панова, но по ней передвигаться можно было лишь на полупустом грузовике… Мы потратили несколько дней, чтобы доставить пехоту и создать заграждения вокруг Моденова».
Прибывшего в Москву генерала Власова Сталин спросил, что необходимо для сохранения столицы. Тот ответил: резервы. Главнокомандующий обернулся: «Любой идиот может защитить город, имея резервы». Резервы истощились. Власов получил для своей армии пятнадцать танков, и это было все. Маленков проверил еще раз. Да, осталось пятнадцать танков.
А далеко на западе в германском плену уже находились три миллиона в русских гимнастерках, их доля была печальна. Немцы вели дело к истреблению, но и свои не видели в них братьев по несчастью. Из 3,2 млн. русских пленных конца 1941 года 2,9 млн. погибло.
Самые лучшие твои сыновья
Снег, глубокий снег пал на Москву. Она уже слышала канонаду – 28 октября немцы вошли в Волоколамск. Из Можайска немцы могли видеть огонь зенитных орудий над Москвой. А список германских приобретений увеличивался стремительно: Ржев, Белгород, Донецк, Таганрог. Манштейн ворвался в Крым. Пал Харьков. Немцы уже вошли в Малоярославец и Тарусу, горел Можайск. Жуков надеялся, что, пока Калинин и Мценск держались, слабый центр мог держаться. Но Калинин пал. 20 октября полмиллиона москвичей были мобилизованы для рытья траншей и окопов по всему периметру столицы. 250 километров колючей проволоки опоясали город.
И все же после сражения на историческом поле Бородина, где сибирские полки Лелюшенко беззаветно сражались с элитой войск СС (Лелюшенко был ранен и его сменил Говоров), немцы прорвались до Можайска, превращенного люфтваффе в руины. Их танки прорвались в Малоярославец – еще одно напоминание об Отечественной войне 1812 года. Все имевшиеся резервы были брошены в бой. В конце октября немецкая авиация многократно вторгалось в небо над Москвой.
Два главных столпа России – население и территория – начинали иссякать. Для Жукова обмен людей на пространство закончился. Отступать было уже некуда. Смесь обреченности, отчаяния и растущего дерзкого вызова стала новым выражением лица России. Отрешенная апатия стала уступать место отчаянной решимости. Словами А.Кларка, «лишения и жертвы были в течение столетий обычным образом жизни; и теперь в германских захватчиках они видели воплощение своих несчастий и своего жалкого положения».[58]58
Clark A. Barbarossa. The Russian-German Conflict 1941–1945. London: Phoenix Giant, 1998, p.162.
[Закрыть] Английский историк приводит слова из присланного ему из России письма. «Даже те из нас, кто знал о пороках нашего правительства… кто презирал лицемерие политики – мы чувствовали, что мы должны сражаться. Потому что каждый русский, переживший революцию и тридцатые годы, почувствовал легкий бриз надежды, впервые в истории нашего народа. Мы чувствовали себя как росток, пробивающийся сквозь столетия каменистой почвы. Нам казалось, что до открытого неба осталось совсем немного. Мы знали, что мы, конечно же, погибнем. Но наши дети получат два дара: страну, свободную от завоевателя, и время, в котором возникнут идеалы».[59]59
Clark A. Barbarossa. The Russian-German Conflict 1941–1945. London: Phoenix Giant, 1998, p.162.
[Закрыть] И если Гитлер утверждал, что главной ценностью является волевое начало, то немцы уже проиграли войну. Что они могли противопоставить решимости русских? Стремление захватить территории и рабов, доктрину расового превосходства, ненависть к коммунизму? «Эти ценности ничто в сравнении с глубоким патриотизмом, с заставляющей себе подчиняться верой русских. Вермахт держался своим мечом. Но однажды меч ослабнет».
После падения Волоколамска в штаб 16-й армии (Рокоссовский) прибыла комиссия штаба Западного фронта. Ставка больше не потерпит «сдачу одного города за другим» у ворот самой Москвы. Рокоссовский чувствовал несправедливость упреков по адресу своих дивизий, потерявших половину состава, но как он мог возразить? Он тоже знал, что «велика Россия, а отступать некуда».
К началу ноября потеря трехсот военных заводов лишила Красную Армию ежемесячных поставок восьми с половиной миллионов снарядов, трех миллионов мин, двух миллионов авиационных бомб. Потеря химических заводов резко сократила поступление взрывчатых веществ, прежние запасы быстро иссякали. Производство боеприпасов резко сократилось в августе и это падение продолжалось до конца года. Производство самолетов сократилось с 2339 в сентябре до 627 в ноябре (за весь 1941 год СССР произвел 15 874 самолета). Новых, современных машин было еще очень мало – 1542 штурмовика Ил-2 и 207 истребителей Як-7. За вторую половину 1941 года была создана лишь половина запланированного количества танков, а общее число произведенных в 1941 году танков составило 6 542 машины (2 996 – Т-34). Большая часть военных заводов еще перемещалась на восток. Но Уралмаш уже сократил время производства одного танка со 110 часов до 30; Челябинский тракторный завод уже принимал Харьковский дизельный и цеха Кировского завода.
6 ноября, выступая по поводу 24-й годовщины Октябрьской революции на платформе станции метро «Маяковская», Сталин назвал германскую армию «людьми с моралью зверей… Если они хотят получить войну на уничтожение, они получат ее».
Будет ли Москва отмечать свой главный праздник? В начале ноября Сталин в Ставке задал Жукову вопрос, каковы ближайшие планы немцев. Жуков ответил, что противник не в состоянии начать наступление в ближайшие дни – в их рядах идет перегруппировка. Возможен, однако, воздушный налет, поэтому следует укрепить противовоздушную оборону. В годовщину Октябрьской революции Сталин принял парад, стоя на Мавзолее, на Красной площади. Немцы были в восьмидесяти километрах. По брусчатке главной площади страны шли старые танки Т-26, но за ними прогрохотали новые «тридцатичетверки». Снег слепил глаза, но водителям не было сложно определять маршрут – все дороги в тот день вели к фронту. Сталин призвал покончить с мифом «о непобедимости немцев». В восемнадцатом году Красная Армия была в худшем положении, но страна восстала – так будет и на этот раз. В горький час, когда все висело на волоске, Сталин призвал помнить имена тех, кто создал и защитил Россию – ее исторических героев, Александра Невского, Дмитрия Донского, Александра Суворова, Михаила Кутузова. Английский историк Дж. Эриксон: «Его фразы были одновременно и бросающими вызов, и мрачными – он взывал к памяти осознание русских свершений и исторического самоуважения. Он давал знать, что Untermensch, недочеловеки будут сражаться и отразят врага».[60]60
Erickson J. The Road to Stalingrad. Stalin's War with Germany: volume one. London: Phoenix Giant, 1998, p. 250.
[Закрыть] Несмотря ни на какие потери, несмотря на растущие трудности, наш народ выразил свою решимость выстоять.
Здесь не место оценивать роль Сталина в русской истории, роль трагическую и огромную. Но позволим высказаться Уинстону Черчиллю, оценившему этого жестокого, подозрительного и масштабного человека восемнадцать лет спустя так: «Сталин был человеком необычайной энергии и несгибаемой силы воли, резким, жестоким, беспощадным… Он обладал способностью точно воспринимать мысли. Эта сила была настолько велика в Сталине, что он казался неповторимым среди руководителей государств всех времен и народов… Он был непобедимым мастером находить в трудные моменты пути выхода из самого безвыходного положения. В самые критические моменты, как и в моменты торжества, Сталин был одинаково сдержан и никогда не поддавался иллюзиям. Он был необычайно сложной личностью. Он создал и подчинил себе огромную империю. Это был человек, который своего врага уничтожал своим же врагом. Сталин был величайшим, не имевшим себе равных в мире диктатором, который принял Россию с сохой, а оставил ее с атомным оружием».
А Гитлер говорил через два дня на юбилее пивного путча так: «Сколько бы ни длилась эта война, последним батальоном в поле будет германский батальон. Мы решаем судьбу Европы на следующие тысячу лет». Союзники немцев по войне обозначили себя, прибыв на годовщину подписания антикоминтерновского пакта: Германия, Италия, Венгрия, Испания, Болгария, Хорватия, Дания, Финляндия, Румыния, Словакия.
В Ленинграде вечером 9 ноября Симфонический оркестр ленинградского радио исполнил Девятую симфонию Бетховена. Шла прямая трансляция на Лондон. В самом начале третьей части мир услышал вой сирен и разрывы германских бомб. Ведущий пожелал слушателям доброй ночи. А Гитлер в этот же день в Вольфшанце рисовал картины послевоенного рая: «Мы дадим местным жителям еду. Но если они не будут работать, мы пошлем их в концентрационные лагеря и мы лишим их алкоголя… В этой стране растет все, от апельсинов до хлопка».
9 и 12 ноября Жуков получил 12 тысяч новых войск и немедленно передал их все в шестнадцатую армию Рокоссовского.
В германской армии между тем происходило нечто новое. Возвратившийся из Заксенхаузена на фронт – в дивизию «Мертвая голова» – генерал СС Айке пожаловался впервые на солдат, наносящих себе раны, чтобы избежать невыносимых ужасов войны. Его дивизия потеряла за четыре месяца боев половину личного состава. Знаменитый германский ас – Эрнст Удет, ответственный за снабжение люфтваффе, совершил самоубийство. Немцы ближе и ближе знакомились с боевыми качествами танка Т-34. За ними шли сибирские боевые части в новом белом камуфляже. Германский доклад впервые говорит о панике: «Во время русской кампании это случилось впервые, это свидетельствует о том, что боевые способности нашей пехоты подошли к концу, она более не может выполнять сложные задачи».
К Москве вели три основные дороги. Клюге двигался по смоленской дороге. Гот – по дороге Клин – Москва; Гепнер пошел по калужской дороге. Гудериан нашел свою дорогу севернее Тулы. Три недели отчаянного продвижения сквозь грязь и минные поля, сквозь потери и постоянные бои измотали элиту германской ударной силы. Бок не мог не прийти к заключению, что его войска нуждаются в перегруппировке. 12 ноября он созвал в штаб-квартире армейской группы «Центр» в Орше совещание своих командиров. На кону стояла судьба великого конфликта.
После войны немецкие военачальники будут валить все шишки на бесноватого фюрера, но историческая правда не во всем позволяет с ними согласиться. В Орше в середине ноября 1941 года Гитлера не было. Совещание происходило в специальном поезде начальника штаба германской армии Гальдера (чей дневник является первостепенным источником для историка данного периода). Генералы, прибывшие из всех трех групп армий, чувствовали себя в привычной среде и имели возможность говорить откровенно. Сохранилось два описания происходившего на этом совещании. Первое – записи самого Гальдера. Они лаконичны и не отражают всего спектра мнений. Главное, они служат апологией априорной idee fix самого Гальдера: операцию по взятию Москвы проводить, фронт не фиксировать, весны не дожидаться. Гальдер придает данному совещанию вид обсуждения привезенного им (преднамеренно расставившего все необходимые акценты) документа под названием «Приказы для осеннего наступления, 1941».
Второй источник – более подробное описание совещания в Орше, данное начальником штаба Клюге, Блюментритом, во время допросов западными союзниками в 1946 году. Блюментрит дает более пространное и яркое описание этого совещания. Главное – он указывает на отсутствие единства в германских кругах. «Начальник штаба группы армий «Юг» фон Содерштерн выразил в самой эмоциональной форме свое отрицательное отношение к предполагаемому наступлению. С таких же позиций выступил начальник штаба группы армий «Север». Представлявший группу армий «Центр» фон Грайфенберг занял менее четкую позицию, указывая на существующий риск, но не выражая оппозицию наступлению. Он был в сложном положении. Фельдмаршал фон Бок, под чьим командованием он находился, был очень способным солдатом, но очень амбициозным – его глаза были устремлены на Москву». Никто иной, как он сам в октябре вместе со своим старым другом Браухичем уговаривал Гитлера сконцентрироваться на Москве. После окружения частей Красной армии под Вязьмой им казалось, что у Кремля уже нет сил. Согласно всем оценкам, Красная Армия была уже уничтожена. А может ли германская армия закрепиться на надежных оборонительных рубежах? Как сдавать города, только что взятые такой кровью? Все это не укладывалось в сознании тех, кто надеялся решить судьбу войны еще в 1941 году.
На совещании звучали весьма резкие мнения. Когда генералу Либенштайну поручили овладеть железнодорожной станцией в Горках, тот вскричал: «Сейчас не месяц май и мы сражаемся не во Франции!» Но Гальдер завершил дискуссию словами, что наступление на Москву – воля Гитлера, а станцией Горки следует овладеть, так как «у ОКХ имеются сведения, что на ней разгружаются сибирские дивизии». Высшие офицеры вермахта без видимого ропота приступили к битве, которая погубит их.
Многие из них хорошо знали о трудностях германской стороны, но они рассчитывали, что трудности советской стороны не меньше. Германским генералам почти невозможно было отделаться от мысли, что Россия стоит на грани полного коллапса.
Итак, пехотные армии Штрауса и Вайхса перемещались на фланги. Рейнгард, возглавивший танковую группу Гота, как и Гепнер, были по левую руку от Клюге, а Гудериан – по левую. Клинья должны были обогнуть основные силы Красной Армии и сомкнуться за Москвой. Гудериан наступал на северо-восток к Коломне. Он пытался обойти Тулу с юга, чтобы выйти к Серпухову и перерезать железнодорожную магистраль. Третья танковая группа выходила к каналу Москва-Волга и поворачивала к Москве. Северная группа начнет движение 15 ноября, южная – 17-го. Четвертая армия будет ожидать результаты ударов по флангам и, ощутив эти результаты, начнет свое движение. Гитлер как всегда ругал профессионалов, по его мнению танковым клиньям следовало заходить за Москву. Он объяснял Муссолини: «Мы возьмем город, не потеряв ни одного человека». В бетонном бункере на лощеных картах битва казалась управляемой.
