Текст книги "Вторая мировая война"
Автор книги: Анатолий Уткин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 33 (всего у книги 113 страниц)
Глава десятая
После «Тайфуна»
Многие из тех, кто пережил страшный тысяча девятьсот сорок первый год, утверждают, что следующий – сорок второй – был еще более жестоким. Исчезло частично «извиняющее» обстоятельство поражений Советского Союза и его армии – фактор германской внезапности. Менее убедительным стало оправдывание, апеллирующее к отсутствию военного опыта. После битвы под Москвой неубедительным стало фаталистическое утверждение, что немцы принципиально непобедимы с 1914 года. В 1942 году стало много труднее отрицать, что немцы, действуя за тысячи километров от своих баз, преодолевая русское бездорожье, сражаются эффективнее, с большим умением, с большим искусством и волей. Сражаются лучше. Осознание этого – это проклятье способно было довести до безумия и солдата и генерала. Оно определенно выводило из себя Сталина. Предельно жестокая учеба Красной Армии продолжалась. Так продолжалось весь этот чудовищный по своим потерям, по своей становящейся привычной безнадежности – почти весь 42-й год. До Сталинграда.
Новый военный год
В горьких битвах 1941 года наша армия потеряла 3,1 миллион человек убитыми и более 3 миллионов человек, попавших в плен. То большое преимущество в танках и самолетах, которое имела Красная Армия в начале войны, растаяло. Фактически нужно было заново и на новой основе создавать техническую базу вооруженных сил. Но при этом советская экономика 1942 года была только частью большой довоенной экономики СССР. Потерян был самый плодородный клин пахотной земли. 130 миллионов человек, живших на неоккупированной территории, имели теперь вдвое меньше хлеба и мяса на душу населения, чем год назад. Треть железнодорожных путей была захвачена противником. Производство жизненно важных для военной индустрии алюминия, меди, марганца упало на две трети. Миллионы квалифицированных рабочих были либо убиты, либо мобилизованы.
Драма московского контрнаступления Красной Армии теперь уже никогда не покидала Гитлера и его генералов, но они сделали из своего опыта, демистифицировавшего германско-прусскую непобедимость, весьма своеобразные выводы. Во-первых, если Германия перенесла зимнее контрнаступление русских, то это должно их, русских, обескуражить – им уже не удастся повторить опыт 1812 года, сделать из вермахта бредущую по русским снегам армию Наполеона.
Во-вторых, если немецкие войска понесли столь значимые потери, то какими же должны быть потери Красной Армии? Не бездонен же русский резервуар? Наверняка наступит момент, когда – если подобный же уровень потерь сохранится – советская военная машина начнет останавливаться от обескровливания, от естественной анемии.
Оба вывода были надуманными, они явились результатом высокомерного германского воображения и едва касались русской реальности. Никто в политбюро, окружении Сталина, в Ставке или Генеральном штабе не проводил прямо аналогии с наполеоновским нашествием на Россию. Эта аналогия напрашивалась в общем, так сказать, философском смысле, но не как компонент стратегического провидения, как вторая попытка, как повторение Кутузова. Тоталитарная нацистская Германия не была похожа на наполеоновскую Францию, а Советский Союз после пятилеток индустриализации не походил на Россию императора Александра Первого. Никто из военачальников, видевших страшную силу вермахта и его поразительную организованность, не ожидал дезинтеграции лучшей армии Запада лишь вследствие морозов, отсутствия снабжения или отступления, пусть даже на центральном участке фронта. Никакого – даже эмоционального – ожидания повторения движения по старой Калужской дороге (с коляской Наполеона, спешащей в Париж) не ожидал даже самый большой оптимист в руководстве страны и армии.
Что же касается потерь, которые действительно были огромными (особенно если учитывать потери профессиональных военных кадров), то нижайшая точка численности Красной Армии уже была преодолена в последние месяцы 1941 года. В запасных полках, в скромных наших военных училищах худые стриженые вчерашние школьники не блистали физической силой, но они, как и их отцы, органически впитали патриотизм и никогда не противопоставляли дар жизни жертве за родину. Жизнь для этого поколения была возможна лишь в своей стране, и никакая жертва не была слишком большой для защиты Родины. В Советском Союзе 1942 года не менее, а более, чем в предшествующем году, цвет страны, надевший гимнастерки, готов был пойти на все ради достижения перелома, ради свободы своей страны. СССР испытывал много сложностей. Он потерял едва ли не треть своего населения на оккупированной территории. Он потерял практически половину индустриальной базы. Он был прижат к Ладоге и Волге, он потерял миллионы солдат и офицеров, он испытывал унижение от краха предвоенных иллюзий («бить врага на его территории»), но он не испытал морального шока, равного французскому (уже на третьей неделе кампании 1940 года), когда французы имели дивизии, но не имели воли. Потери 1941 года, напротив, были фактором за продолжение войны, а не против гибели молодежи страны. Московская победа в этом плане вызвала не призрак Наполеона, а веру в то, что учеба, хотя и страшно дорогостоящая, дает свои плоды, что немцев можно бить их же оружием – танковыми ударами с артиллерийской преамбулой и авиационным сопровождением.
Вызрела школа современных военачальников, политические генералы и герои тачанок ушли в тень. Централизация страны в этом смысле была эффективным положительным фактором, способным мобилизовать ресурсы в очень короткое время.
Если 1812 год и был релевантным историческим намеком, то, главным образом в плане разразившейся на оккупированной территории народной войны, не всегда эффективной, очень кровопролитной, жертвенной, жестокой. Она не могла быть поднята кучкой «засланных комиссаров», она явилась проявлением здорового чувства патриотизма, который немцы вначале отрицали, а затем признали одним из решающих обстоятельств оказавшейся продолжительной войны.
А Гроссдойчланд, Германия в границах Третьего рейха 1942 года, была самым мощным европейским образованием со времен Наполеона. Германская экономика была в четыре раза более мощной, чем советская. Она опиралась на индустриальную мощь и сельскохозяйственные возможности почти всей Центральной и Западной Европы. Восемьдесят миллионов немцев, предельно организованных и дисциплинированных, опирались на людские и природные ресурсы союзной Италии, Скандинавии, Бельгии, Нидерландов, Франции, Польши, Балкан, стран Пиренейского полуострова и захваченных у Советского Союза Прибалтики, Украины, Белоруссии, части европейских областей Российской Федерации. Триста миллионов жителей Европы прямо или косвенно содействовали нацистской Германии в союзе с Италией, Финляндией, Венгрией, Румынией, Хорватией, Словакией в восточном походе против Советского Союза.
Неравным было сопоставление экономической мощи находящейся на пике индустриальной мощи Германии и отступающего Советского Союза. Цифры, характеризующие индустриальный потенциал главных мировых соперников, мобилизовавших самые могучие вооруженные силы в мире, таковы.
Советская Россия потеряла две трети областей с залежами железных и марганцевых руд. Новая мощная индустриальная база по ту сторону Урала, развитие которой началось незадолго до войны, еще не могла компенсировать потерю основных промышленных районов. Американская помощь была еще очень слабой. Важные сельскохозяйственные области перешли в руки немцев. Один лишь захваченный Донецкий бассейн давал до войны две трети общей добычи угля. Военно-промышленный потенциал страны заметно снизился. Русские потеряли из 170 миллионов населения 35 миллионов.
Весной 1942 года производство угля составляло в СССР 57 процентов от довоенного, добыча железной руды – 68 процентов, производство стали – только 58 процентов, алюминия – 60 процентов, зерна – 38 процентов. А многократно усилившаяся Германия приобрела такие первоклассные производственные мощности как чешские заводы «Шкода», теперь выпускавшие для вермахта танки. Германия обрела военных союзников, которых у нее не было еще два года назад. Третий рейх взошел в зенит своего геополитического могущества, безусловно преобладая от Нордкапа на севере до Северной Африки на юге, от французского Бреста до украинского Запорожья. Теперь железную руду в Германию везли из Швеции и Кривого Рога, уголь из Польши, уран из Норвегии, зерно с Украины, нефть из Румынии, оливки из Греции, финики из Ливии, грузовики и вино из Франции, древесину из Финляндии, овощи с Балкан. Сотни тысяч «остарбайтеров» обслуживали сельское хозяйство и индустрию рейха, миллионы военнопленных и узников лагерей холокоста работали на джаггернаут нацизма.
Мог ли устоять против этой мощи ослабленный потерями (чего стоила потеря в 1941 году лишь одного кадрового состава Красной Армии) Восток Европы, встретивший это жестокое испытание после всего лишь десятилетней эпопеи скоростной индустриализации, когда страна, где 80 процентов населения впервые увидели автомобиль, электричество, самолет? Не только в Берлине этот вопрос звучал как сугубо риторический.
В горьком 1941 году страна потеряла колоссальное число стальных машин – был потерян практически весь двадцатитысячный первоначальный парк танков. Гораздо хуже было то, что потерянными оказались заводы-производители. Два главных центра производства танков – в Харькове и Орле – были захвачены врагом. Важные компоненты танков раньше производились на заводах Донбасса. Производство тяжелых танков КВ в Ленинграде было заметно сокращено и сходящие с конвейера машины шли на свой собственный Ленинградский фронт. На всю огромную страну работали два танковых завода – в Свердловске и в Челябинске. Но весной 1942 года они только начинали развертывать свое производство, и пока Германия лидировала в танковом производстве. Придут иные времена, и танковый конвейер страны станет крупнейшим в мире, но в судьбоносные первые месяцы 42-го этот конвейер работал на малых оборотах.
И все же. Оставалось нечто, чего нельзя было просто игнорировать. Потрясающий первый удар вермахта принес территории и пленных, сырье и базу для следующего удара. Но он не стал смертельным, он не поразил центры жизнедействия жестоко обескровленной страны. Не сломил патриотического духа страны, жертвенной готовности. Даже неистребимо высокомерные немецкие генералы (в данном случае Курт Типпельскирх) признали «совершенно невероятную способность русских к сопротивлению. Они понесли тяжелые потери не только летом 1941 г., но и во время своего зимнего наступления, в котором приняли участие крупные массы войск. Но все это не могло сломить стойкость Красной Армии. У нее оставалось еще достаточно кадров, чтобы укомплектовать командным составом новые формирования и обеспечить их боевую подготовку.… Все население, способное носить оружие, удалось своевременно эвакуировать. В своей массе русские, стихийно вставшие на защиту своей родины, были надежными бойцами».
Достигнув точки почти коллапса, наша промышленность благодаря невероятной самоотверженности советских людей совершила чудо – при общем резком сокращении национального производства выросла численность и качество производимого оружия. Наши танки и самолеты обогнали немецкие и по количеству и по качеству. И, как это ни удивительно, в СССР была выше производительность труда. Английский историк Э. Бивор признает, что «даже труд заключенных на военных заводах в России был гораздо производительнее, чем труд квалифицированных рабочих на аналогичных заводах Германии. Случаев саботажа почти не было. Узники ГУЛАГа свято верили в победу над немецко-фашистскими захватчиками». Феноменальными усилиями наших инженеров и рабочих, тружеников нашего тыла страна, брошенная в пучину поражений второй половины 1941 года, восстала из пепла. Одно из чудес мировой истории – она начала производить танков и самолетов больше, чем в наполовину предвоенном 1941 году. Взгляните на эту таблицу.
Вы видите годовые итоги. А старт был исключительно тяжелым. Увы, оценка начальника штаба сухопутных войск (ОКХ) Гальдера в 700 танков на данном этапе была завышенной. А лендлиз только набирал обороты. Прибывающие в Мурманск и по Каспию модели западных танков часто, как это ни горько слышать союзникам, фактически не соответствовали стандартам современной войны. Единственная модель, которая удовлетворяла требованиям боя, – американский танк «Шерман» – начала поступать в СССР осенью 1942 года. (Как признает английский историк А. Кларк, «большинство западных танков были распределены на спокойных участках фронта, где фактически не велось боевых действий – на финском фронте и на Дальнем Востоке – и играли второстепенную роль, освобождая более эффективные части для критически важных битв»). К этому времени конвейерное производство нашей лучшей модели – Т-34, превосходящей «Шерман», осуществлялось уже восемнадцать месяцев.
Вопреки всему, вопреки тому, что тяжелая промышленность, у ополовиненной страны становилась все меньше германской, численность танков и самолетов, выходящих из неприглядных заводских дворов, становилась больше, чем у всей остальной Европы. Ни с чем не сравним подвиг тех, кто из меньшего объема производства извлек больше оружия для фронта, для победы. Советское командование доподлинно знало, сколько самолетов и танков производит рейх, и сравнивало германское производство со своими результатами. Немцы же не знали о масштабах советского производства. Когда Гальдер назвал в сентябре цифру 1200 (число производимых танков в месяц), Гитлер потерял самообладание и свирепо ударил кулаком по столу. Истина заключается в том, что ежемесячное производство танков в СССР уже тогда составило 2 200 танков).
В тылу царила поистине железная дисциплина, заводы работали круглые сутки. Прибывавшие на многие военные заводы посетители испытывали подлинное потрясение – за станками стояли женщины и дети. Они не произносили патетических речей. Но они беззаветно работали за своих мужей и отцов, за свою страну. И их продукция не была примитивной. Первое место в ее оценке по праву должно принадлежать танкам. Столицей танковой индустрии становится Челябинск, куда перевели мощности двух заводов – из многострадальных Харькова и Ленинграда. Здесь, в «Танкограде», на крупнейшем в мире (до 1990 года) танковом заводе была выпущена преобладающая часть лучших танков мировой войны – КВ, ИС, Т-34.
Нельзя не обратиться с низким поклоном к великому Т-34, впервые сошедшему с заводского конвейера в Харькове в 1939 году. Рекордная скорость – до 50 километров в час, превосходная способность передвигаться по пересеченной местности, особо удачный наклон броневых листов, фантастически мощное орудие с высокой первоначальной скоростью снаряда (пробивавшее броню любых немецких танков), дизельный двигатель объемом 38 литров и мощностью 500 лошадиных сил, повышенная стойкость к возгоранию – все это сделало Т-34 лидером мировой танковой технологии. Теперь, в 1942 году, у него окрепла лобовая броня, 76-мм пушка могла поразить любого соперника – она была мощнее любой германской танковой пушки. Сложности были связаны с отсутствием радиоустановки (они тогда были только у командиров дивизионов). Это ослабляло командную борьбу. В сравнительно небольшой башне место было только для двоих – командир танка должен был заряжать пушку и владеть пулеметом, что разумеется, напрягало его в условиях, когда так важна была координация действий. Оптические приборы не были первоклассными, «выглядывать» из танка, отложив несовершенный перископ, было опасно и неудобно. Прекрасный дизельный мотор страшно дымил, что выдавало местоположение танка. Но со временем гениальные и скромные наши конструкторы (имен которых в мире – в отличие, скажем, от немца Порше мало кто знает) изменили к великим танковым битвам многое. В кабине теперь помещались трое, видимость резко улучшилась, наконец-то повсеместно введенное радио связало экипажи.
Немцы не сразу обнаружили великий танк – первоначально Т-34 были разбросаны среди менее совершенных моделей. Но уже осенью 1941 года они стали внимательно смотреть на машины со скошенной лобовой броней башни. Можно себе представить, насколько непросто было гордецу-танковому герою вермахта Гудериану писать в штаб группы армий «Центр»: «Офицеры, имеющие боевой опыт, сходятся во мнении, что Т-34 необходимо просто скопировать, чтобы самым быстрым образом исправить крайне неблагоприятную ситуацию, в которой оказались немецкие танковые группы на Восточном фронте». Танкист-фельдмаршал Клейст определил Т-34 как лучший танк в мире. Генерал-танкист Меллентин признал, что у немцев не было ничего подобного. Генерал Блюментрит признает, что боевой дух немцев при появлении этих танков падал. 5 тысяч «тридцатьчетверок», выпущенных в 1942 году, стали фактором перелома в войне.
Заметим, что в случае окончания снарядного боекомплекта экипажу советского танка предписывалось идти на таран вражеских машин. Этот приказ отдавался в уверенности, что в великой войне советские воины и не могут повести себя иначе. Тяжелые танки КВ и обе модели ИС в полную меру покажут себя в эпоху перелома военных судеб. Позже в строй войдут мощные самоходные орудия. Да, в 1941 году Советский Союз потерял 17 тысяч танков, огромные потери. Но в следующем году он произвел почти 25 тысяч машин, и это поколебало весы военной фортуны.
Крупные изменения произошли начиная с весны 1942 года в авиации. Руководителем перемен стал молодой офицер А. Новиков, назначенный в апреле главнокомандующим всех военно-воздушных сил СССР. Произошла аналогичная танковой концентрация военно-воздушных сил. Отныне советские армии напоминали германские воздушные армии. В них входили подразделения истребительной авиации, бомбардировщиков и штурмовиков – отныне строго контролируемые, имеющие необходимые резервы, оснащенные радарами, радиосвязью и всеми элементами взаимозаменяемости. Обозначилась очередность задач: уничтожение воздушной мощи противника, поддержка с воздуха армейских частей, удары по болевым стратегическим точкам противника с воздуха. Огромным успехом было создание нашими конструкторами штурмовика «Ильюшин-2», во многом обошедшего и «Штуку» и «Юнкерс-88». В воздушных частях возникло то, что ранее было заведомо слабым местом, – большая наземная база, освобождающая воздушных соколов от земных тревог, позволяющая им наращивать летное мастерство. Наконец-то полевые аэродромы прикрылись камуфляжем, а радар занял подобающее ему место. В мастерских теперь велись подлинно качественные ремонтные работы, и боевые машины быстро возвращались в строй даже после серьезных повреждений. Теперь они не стояли готовой целью на прифронтовых аэродромах – для них создавались либо легкие ангары, либо летом их укрывали наши леса. Новые модели самолетов могли взлетать почти с любых полевых площадок.
Безусловно слабое место вооруженных сил – коммуникации посредством прежде всего радио – стали обретать новую силу в безумно тяжелом 1942 году. Инстинктивное прежнее желание замолчать в эфире (поскольку немцы немедленно пеленговали командную точку и наводили на нее самый страшный возможный огонь) было преодолено, и новая поросль командиров уже не мыслила себе боя без переговорной связи, без коллективной ориентации в нем. Это момент непреходящей важности: нужно сказать доброе слово союзникам – по лендлизу Красная Армия получила 35 тысяч радиостанций, 380 тысяч полевых телефонов, более полутора миллиона километров телефонного кабеля. И в том же 1942 году Красная армия организовала службу перехвата вражеского радиообмена (пять радиобатальонов), что поставило воздушную и наземную борьбу на качественно новую ступень. Теперь командиры Красной Армии лучше ориентировались в ведущемся бое, они значительно больше знали о противнике и осмысленнее вели бой.
Танковые соединения, созданные впервые в ноябре 1941 года, были воссозданы весной 1942 года. Теперь «бронетанковые бригады» состояли обычно из двух батальонов танков КВ и Т-34, моторизованного батальона автоматчиков, роты минометчиков и роты противотанковых орудий калибра 75 мм. К концу 1942 года произошел переход на калибр 76,2 мм. Эти бригады должны были стать основным ударным элементом наступательных операций. К началу мая 1942 года Ставка создала двадцать таких бригад. Они – и тридцать воссозданных дивизий – представляли собой главный резерв советского командования.
Но весной 1942 года были начаты и более глубокие преобразования структуры вооруженных сил. Немцы воочию продемонстрировали мощь собранных в кулак (а не разбросанных по пехотным частям, как тачанки) танковых армий. То, что демонстрировали Гудериан, Клейст, Гопнер и Гот, не могло не произвести впечатления на советское командование – на полевых генералов и штабистов, на Генеральный штаб. В результате новая структура Красной Армии стала базироваться вокруг новых танковых образований – танковых корпусов. В них стали входить 168 танков, противотанковые батальоны, подразделения «катюш» и зенитные батареи, плюс несколько стрелковых подразделений («оседлавших» – по восемь человек – танки) и вспомогательные части. Два танковых корпуса стали составлять танковую армию – самодостаточную мобильную единицу, обладающую огромной ударной силой. В сентябре 1942 года были созданы моторизованные дивизии – опять же германский военный опыт оказался убедительным. В них было больше стрелковых частей и меньше танков, названы они были механизированными корпусами и отличались (значительно) от просто стрелковых пехотных частей многократно большей мобильностью и огневой силой.
С декабря 1942 года в состав механизированных корпусов были введены самоходные артиллерийские установки, что значительно увеличило мобильность армии, которой предстояло отстоять страну и возвратить потерянное. Теперь эта задача падала во многом на созданные в ходе (и после) 1942 года 43 танковых и 22 механизированных корпуса. Эта армия очень отличалась от встретившей врага в июне 1941 года. Стали уменьшаться невероятные прежде потери. Если в 1941 году на каждый подбитый германский танк приходилось шесть-семь наших танков, то в 1944 году соотношение дошло до одного к одному.
Между тем стратегическая ситуация оставалась тяжелой. К весне 1942 года практически до конца был исчерпан резерв сибирских войск, которые так отличились под Москвой. (Теперь уже определенно было ясно, что Япония бросилась на юг и советские границы они едва ли нарушат – если не желают получить еще одного мощного соперника, готового предоставить свои аэродромы американской бомбардировочной авиации). Если немцы предпочитали создавать новые боевые части, то советское командование укрепляло свои силы за счет обновления прежних военных структур с сохранением костяка ветеранов. Велики были потери в безрезультатных наступлениях января, февраля и марта 1942 года. Армия теряла практически последний кадровый довоенный состав. В войска приходили зеленые юноши и немолодые бойцы, только что призванные. В строй вошли полмиллиона резервистов, которых еще предстояло знакомить с военной подготовкой. И все же за первое полугодие 1942 года низшая точка численного состава была пройдена, и состав армии начал медленно расти, достигнув цифры в пять миллионов человек. Большинство из них располагались на передовой и на прилегающих к передовой участках огромного – самого протяженного в мире фронта.
И стоял огромный – от моря до моря фронт, защищаемый 160 дивизиями. Убежденность в качестве и силе советских танков и артиллерии давали основания верить в лучшие времена. В то, что в грядущих суровых испытаниях Красная Армия проявит себя достойным образом. В Москве и в тысячах мест дислокации верили, что германская армия понесла крупные потери и теперь ей будет тяжелее справиться с опаленной огнем армией страны, получившей в течение месяцев возможность познакомиться с современным способом ведения операций.