Текст книги "Трудная позиция"
Автор книги: Анатолий Рыбин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 20 страниц)
Во дворе училища, недалеко от проходной, Забелина неожиданно догнал Осадчий. Полковник был где-то в дивизионах и теперь, как видно, торопился домой.
– Здравия желаю, Андрей Николаевич, – приветственно вскинул руку Осадчий. – С приездом вас.
– Спасибо, спасибо, – ответил Забелин и почему-то вспомнил, как после многих лет разлуки впервые встретился с полковником здесь, в училище, и как шел с ним к себе домой, все еще не веря неожиданной встрече... Была зима, вечер, только погода стояла тогда на редкость мягкая и падал теплый снежок, будто не в Зауралье, а на Полтавщине или под Черниговом, где служил Забелин когда-то солдатом.
– Ну, как самочувствие, Артемий Сергеевич? – дружески спросил Забелин.
– Ничего, – ответил тот. – Обычное.
– А как Александра Терентьевна?
– Бушует все в женсовете, – улыбнулся Осадчий. – И меня по вечерам прорабатывает за то, что редко в театр офицеры с женами ходят.
– Что верно, то верно, – согласился Забелин. – Я самый главный виновник, пожалуй.
– Вам скидку сделают на частые командировки. Кстати, что там в округе? Поучили, конечно, с достижениями познакомили?
– Да кое-что показали, – неторопливо ответил Забелин и стал рассказывать о поездке на полигон, о новых ракетах, которые произвели на всех внушительное впечатление.
– А что говорили о нашем училище? – спросил Осадчий. – Упреки серьезные были?
Начинать разговор об этом сейчас, на ходу, Забелину не очень-то хотелось. Он решил еще хорошенько поразмыслить над предложением командующего.
– К военному совету готовиться велено, – сдержанно ответил он, – мне и вам. Так что поясок подтягивайте.
– По какому же вопросу, интересно? – спросил Осадчий.
– Послушать хотят, как мы с молодыми курсантами работаем.
– Правильно. Очень даже!
Забелин посмотрел на своего спутника с подозрением:
– Не знаю, Артемий Сергеевич, хорошо или плохо, судить пока рано.
– Почему же рано? – возразил Осадчий. – Проблем-то, сами видите, сколько с первым курсом назрело. Одни крупенинские предложения внимания военного совета заслуживают. Только в учебном отделе у нас никак не поймут этого. Вы бы хоть поторопили их, Андрей Николаевич. Да и на педсовет вынести этот вопрос не мешало бы.
Забелин хотел сказать, что крупенинские предложения он решил отправить в штаб округа, но промолчал, подумав: «Сейчас об этом, пожалуй, не стоит, будет другое время». Сославшись на то, что спешит и к тому же устал с дороги, он прервал разговор и распрощался с Осадчим.
22
Винокуров и Красиков с капитаном Корзуном колдовали над макетом пусковой установки, который несколько дней назад доставили в лабораторию из мастерских училища. Вид установки был довольно внушительный. На ее направляющем устройстве лежал миниатюрный корпус ракеты с крыльями, рулями и другими необходимыми деталями. Корпус этот инженеры покрыли никелем, а капитан Корзун установил в нем электрический, моторчик, чтобы имитировать взлет настоящей зенитной ракеты.
В лабораторию торопливым шагом вошел лейтенант Беленький, вскинув руку к головному убору, спросил:
– Разрешите узнать, товарищ капитан, когда освободятся наши курсанты?
– Минут через пятнадцать – двадцать, – привычно поправив очки, ответил Корзун. – Мы уже заканчиваем.
– Двадцать минут – это терпимо, – сказал Беленький. – Только, пожалуйста, не больше. И если можно, товарищ, капитан, дайте мне последние оценки по электротехнике. Итоги подводим.
– Можно, конечно. – Корзун вытер руки, подсказал своим помощникам, что нужно еще сделать в ракете, и пригласил Беленького пройти в преподавательскую. Перед уходом лейтенант строго предупредил курсантов:
– Только нигде чтобы не прохлаждаться. Как все сделаете, в казарму – пулей. И не в одиночку, а вместе. Ясно?
– Так точно, товарищ лейтенант, все ясно, – ответил Винокуров. А когда Корзун и Беленький исчезли за дверью, он повернулся к Красикову и озадаченно спросил:
– Видел, что получается?
– О чем ты? – не понял Красиков.
– О том, что лейтенант сказал. Это ведь из-за тебя такое недоверие.
– Ну и работал бы один. Я к тебе в напарники не напрашивался. Сам уговорил: давай, давай помозгуем.
– Не во мне дело. Ты на весь взвод тень бросил. Видел, где мы сидим на доске соревнования? Чуть ли не на самом последнем месте. И неизвестно, сколько сидеть будем. А ты еще нос задираешь: «В напарники не напрашивался». Да я же о тебе забочусь.
Красиков обиженно отвернулся и вместе, со стулом отодвинулся от Винокурова.
– Не любишь правду-то, – сказал Винокуров. – Ну ладно, готовь паяльник. Сейчас контакты закреплять будем.
Он пригладил пальцами растрепанные волосы, по-гусиному вытянул тонкую шею и долго приспосабливался, то разъединяя концы проводов, то соединяя их снова и поглаживая паяльником. Потом оторвал полоску изоляционной ленты и тщательно обмотал все места спаек.
– Ты, Коля, способный парень, – не отрываясь от дела, опять заговорил Винокуров. – Самые сложные уравнения с закрытыми глазами решаешь. Посмотришь на тебя у доски – ну прямо Чаплыгин. А вот скажи, к какому разряду тел относится ракета?
Красиков недоуменно посмотрел на товарища: всерьез он или так, подшучивает.
– Не знаешь? – Винокуров лукаво прищурился.
– Обожди, дай сообразить.
– Тогда слушай. Ракета есть тело переменной массы, потому что, когда летит, теряет вес по мере расхода горючего. Понятно? Или вот еще. Скажи, что такое активный участок полета ракеты?
– А ты где нахватал все это? – поинтересовался Красиков.
– Что значит «нахватал»?
– Ну, мы-то еще этого не изучали.
– Ладно, потом объясню. Ты давай-ка побыстрей расправь провода и отойди от прибора. Сейчас включать в сеть буду.
– Включай, включай. Боишься, что ли?
– Не то слово, Коля. Я не боюсь, а соблюдаю осторожность. Кто-то из великих говорил: «Осторожность – важнейшая черта мужества». А ну, теперь следи за контактами.
Моторчик мгновенно наполнился электрическим током, и ракета, ожив, уверенно поползла по направляющему устройству вверх. Дойдя до конца, она быстро осела на прежнее место и снова поползла вверх. Винокуров прислушался, осмотрел главные узлы и весело подмигнул Красикову:
– Ну что, нормально?
– Да вроде.
– Не искрит?
– Не видно.
Пришел Корзун, внимательно проверил все, с довольным видом сказал:
– Молодцы, товарищи. С заданием справились.
– А у меня есть идея, товарищ капитан, разрешите? – попросил Винокуров.
– Какая же, интересно?
– Хорошо бы имитировать выход пламени из сопла разноцветными лампочками.
– Это можно, – согласился Корзун. – Подумаем. А сейчас торопитесь, лейтенант ждет.
Курсанты быстро разложили инструменты по шкафам и, довольные, вышли из лаборатории. Был уже поздний вечер. Лампочка горела только у стола дежурного. Учебный корпус засыпал, как усталый воин после трудной службы.
– Так ты спрашиваешь, где я успел? – вспомнил о своем обещании Винокуров, когда они вышли на улицу. – Учитель по физике был у нас в средней школе... ох и мужик мировой! Без книг Циолковского жить не мог и нам не давал. Мы даже пороховые ракеты под его руководством делали и соревнования по спуску проводили.
– У вас здорово было, – вздохнул Красиков. – А мы только на бумаге ракеты рисовали да играли в ракетчиков, когда малышами были.
– Ничего, ты свое возьмешь быстро, если захочешь, – подбодрил его Винокуров. – У нас ведь такие возможности после училища. Можно в академию податься, потом в адъюнктуру. Захочешь – ученым станешь.
– Как бы не так, – недовольно буркнул Красиков. – Подготовят нас какими-нибудь ремонтниками. Вот и будем игрушки делать вроде сегодняшней, а к настоящим ракетам и близко не подпустят. Я уж вижу.
– Ты что это панику разводишь? – Винокуров остановился и заступил своему спутнику дорогу: – Откуда у тебя такие вредные мысли взялись?
– Из головы, откуда же.
– Ну и держи их в голове, а другим не навязывай. Стукнуть бы тебя за это по комсомольской линий, вот бы знал тогда.
Некоторое время шли молча. Над городком было тихо, покойно. Где-то на соседней с училищем улице женские голоса пели «Уральскую рябинушку».
– Эх, Коля, Коля, – заговорил Винокуров примирительным тоном, – к девушке сходить бы надо. Приглашала.
– Сходи, в чем же дело.
– А дело опять же в твоих зигзагах. Не подбрасывал бы ты взводу камешки – и увольнительные были бы каждое воскресенье. А девушка, Коля, – царица. Сплю и во сне вижу, честное слово. А у тебя есть девушка?
– Да как тебе сказать... – замялся Красиков.
– Чудной ты парень. Ну, как есть, так и говори.
– Дружил я в школе с одной. Симой зовут. А как уехал в училище, все прекратилось.
– Замуж, что ли вышла?
– Не знаю. Рано еще вроде.
– Напиши, узнай. Чего стесняешься?
– Теперь неудобно. – Красиков пожал плачами: – Молчал, молчал и – вдруг. Да и дружба-то у нас с ней была просто школьная: я помогал ей задачи решать, она меня по литературе выручала.
– Понятно. – Винокуров посмотрел, на часы и забеспокоился: – Эх, а времени-то сколько! А ну, Коля, прибавь шагу. И выбрось ты эту чепуху из головы, насчет ремонтников и лаборантов. Слышишь?
23
Никогда еще майор Шевкун не появлялся в общежитии у Крупенина утром, до начала службы. А сегодня его широкая атлетическая фигура выросла в дверях как раз в тот момент, когда Крупенин, закончив лыжный пробег вокруг городка, плескался под краном холодной водой и фыркал.
– Ближайшему другу арктических моржей – салют! – весело крикнул Шевкун и похлопал Крупенина тяжелой ладонью по раскрасневшейся спине.
Крупенин, мокрый, с полотенцем в руках, удивленно повернулся к гостю:
– Что случилось, Иван Макарович?
– Беда случилась. – Шевкун принял нарочито серьезную позу: – Продул я вчера две партии в спортивном клубе. И знаете – кому? Пятнадцатилетнему школьнику. Вот играет, стервец. Такие комбинации выкручивает. Ну, быть ему в чемпионах. Уверен!
– А вы что же, теперь на мне отыгрываться решили? – улыбаясь, спросил Крупенин.
– А как же, обязательно, – сказал Шевкун и тут же перешел на серьезный, деловой тон: – Ладно, Борис Афанасьевич, о шахматах потом. Сейчас разговор о другом. Сегодня я буду работать на станции со старшим курсом. Давайте-ка, приводите своего курсанта. Ладно?
– Вот за это спасибо, – обрадовался Крупенин. Он быстро вытерся, натянул на себя рубаху и пригласил гостя к столу, обещая немедленно вскипятить чай и организовать завтрак.
– Нет, нет, Борис Афанасьевич, завтракать не стану. Спешу на учебное поле. Должен до начала занятий осмотреть, технику.
– Ну, тогда вот это хоть прочитайте, Иван Макарович. – Крупенин взял со стола бумагу со штампом военной академии и протянул ее майору.
– Уже ответ? – удивился Шевкун, пробегая взглядом по строчкам.
– Точно. И прогнозы ваши, как видите, сбылись. Работа одобрена.
– Вижу, вижу!
Шевкун схватил Крупенина за руку и крепко, с чувством, пожал ее в своих широких ладонях. Потом на ходу, уже из коридора, крикнул:
– Значит, приводите курсанта! Жду!
Во второй половине дня, когда основные занятия в училище закончились, а до начала самоподготовки было еще часа полтора, Крупенин и Красиков отправились на учебное поле. Майор Шевкун, как и обещал, поджидал молодого курсанта в кабине, где все было подготовлено к показу.
В кабине стоял полумрак, и Красикову в первый момент показалось, что попал он в тесный и глухой бункер, в котором нет ни одного окошка. Но под таким впечатлением он находился недолго. В следующую минуту в динамике послышалась команда: «Включить аппаратуру», и все мгновенно изменилось: ожили и заработали механизмы, за стеклянными щитками на блоках вспыхнули неоновые сигнальные лампочки, ровный гул вентиляции наполнил помещение. И полутемный глухой бункер, как по взмаху волшебной палочки, вдруг преобразился, наполнился сложной, какой-то загадочной жизнью. Голос в динамике приказал включить имитатор, и на изумрудном поле экрана появилось не очень ясное, медленно плывущее изображение. Оно то становилось ярче, то бледнело и все время словно боролось с неистово бунтующими стаями каких-то мерцающих существ.
– Цель, – объяснил Крупенин, слегка тронув курсанта за рукав шинели. – Вы слышите?
Красиков слышал голос командира очень хорошо, но сам не мог произнести ни одного слова. Он будто онемел перед тем, что увидел. Мигающие, как звезды, сигналы, строго и отчетливо пощелкивающие тумблеры, бегущие по экрану причудливые радиоимпульсы – все это сейчас казалось ему невероятно сложным, таинственным, почти фантастическим.
Потом среди множества рукояток и сигнальных вспышек Красиков увидел кнопку, над которой было написано «пуск». И память курсанта на какое-то мгновение выхватила из недавнего ребяческого прошлого один эпизод, ничем особенным не примечательный, но по-своему забавный.
Неподалеку от проселочной дороги, втиснутая в землю и давно ободранная проезжими шоферами, торчит кабина старого грузового ЗИСа. Но в кабине идет жизнь. Красиков и два его закадычных дружка от рассвета и до самой темноты устраивают здесь воображаемую ракетную станцию. И главная забота юных мастеров – соорудить пусковую кнопку. Уже несколько дней ребята заняты этой, самой важной в их представлении, проблемой. И каждый из них почему-то старается сделать эту кнопку какой-то особенной.
«Вот чудаки», – с усмешкой подумал сейчас Красиков, не отрывая взгляда от настоящей ракетной кнопки. Но теперь уже не форма ее занимала мысли курсанта, а все то, что было связано с ней и заполняло кабину станции. И хотя не очень полно и отчетливо, но Красиков представлял, что должно произойти, когда коснется ее рука человека. А пока механизмы в кабине слаженно и неудержимо выполняли ту невероятную работу, которую не смогли бы, наверное, выполнить сотни и даже тысячи людей, собранных вместе. И чем больше Красиков прислушивался и присматривался к тому, что происходило в кабине, тем отчетливее слышал он, как отстукивает удары собственное сердце: тук-тук, тук-тук...
Когда Красиков вышел из кабины, он долго стоял на месте и смотрел по сторонам, словно не узнавал ни городка, ни знакомых предметов. Крупенин, остановившись рядом с курсантом, спросил его:
– Что, Красиков, никак не придете в себя?
– Никак, товарищ старший лейтенант, – чистосердечно признался Красиков. – У меня сейчас такое ощущение, будто я маленький-маленький, ну просто песчинка.
– Это на первых порах у многих так бывает. Зато потом, когда научитесь управлять техникой сами, почувствуете совсем другое. Вы почувствуете, какой вы сильный, Красиков. И ощутите себя полным хозяином неба.
В казарму Красиков пришел, когда в батарее закончился послеобеденный отдых и дневальный подал команду: «Приготовиться к занятиям». Но ни голос дневального, ни быстрые движения товарищей не мешали Красикову все еще оставаться во власти овладевших им впечатлений.
– А ты где пропадал? – спросил его вдруг Винокуров. – Снег, что ли, чистил?
– Какой снег... – улыбнулся Красиков.
– Ну а где же?
– На учебном поле с ракетной техникой знакомился.
– Что болтаешь?
– Да почему ты, Саня, не веришь? Честное слово. Вместе со старшим лейтенантом в кабине сидел.
– И как работает система видел?
– Все видел, Саня. Все. – Красиков так расчувствовался, что схватил Винокурова за плечи и, не переставая улыбаться, тихо пропел:
Ах, Волга, далекая Волга,
Я вижу твой парус
На синей прозрачной волне...
– Смотри-ка, в лирику ударился, – удивился Винокуров. – Выпросил, значит? Скрипел, скрипел, и на тебе – привилегия.
– Завидуешь?
– Да нет, завидовать я не люблю. Обидно просто. А вообще ладно. Посмотрел так посмотрел. Ну как оно там, расскажи?
– Только не сейчас. Потом.
– Тогда вечером. Хорошо?
– Расскажу, конечно, какой разговор...
Винокуров тяжело вздохнул и всю дорогу до учебного корпуса раздумывал: «Надо же так. Мутил, мутил человек воду и – пожалуйста... Ну теперь пусть он у меня попробует поскрипеть еще...»
Не прошло и часа после возвращения Красикова с учебного поля, как Вашенцев уже вызвал командира батареи для объяснения.
– Вы что же, решили действовать непосредственно через майора Шевкуна? – спросил он, едва Крупенин появился на пороге кабинета. – В обход, так сказать, командира дивизиона?
– А я полагаю, что ничего плохого не произошло, – ответил Крупенин.
– Ну конечно, все, что вы делаете, вы считаете правильным и вполне нормальным. Это давно, известно. А я считаю, что вы занимаетесь не тем, чем бы следовало. Вы себя и курсантов от учебной программы отвлекаете. Да-а. Тянет вас все время к технике. Любовь, наверное. И никакой разговор тут, видно, не поможет. Знаете, что я хочу вам посоветовать? Проситесь на другую должность, поближе к технике. Знания у вас есть, опыт тоже. А я помогу, дам аттестацию.
– Не стоит беспокоиться, товарищ майор. Уйти из батареи мне теперь невозможно никак. Да и не привык я отступать, не дойдя до цели.
– Так вы же не идете, а барахтаетесь. И о какой цели вы речь ведете? Если о своих предложениях в отношении учебной программы, то вы сможете заниматься этим и на новой должности. Вы поймите, для командира батареи у вас нет даже характера. Нельзя же быть добрым дядюшкой вместо волевого и решительного воспитателя. А там, возле техники, вы смогли бы проявить себя. Я уверен в этом.
– Нет, товарищ майор, из батареи я не уйду, – твердо сказал Крупенин.
– Напрасно, – с сожалением вздохнул Вашенцев. – Но все же подумайте. И для вас ведь, и для батареи было бы лучше. Что же касается сегодняшнего эксперимента с Красиковым... Смешно, понимаете?
Но Крупенин не мог «огласиться с майором. Он уже видел по настроению Красикова, что затея с показом ему ракетной системы в работе была не напрасной.
24
Желание Винокурова встретиться с Люсей наедине, без Яхонтова, вскоре осуществилось. И вышло это не в выходной, когда выдают увольнительные курсантам во всех дивизионах, а в середине учебной недели.
Батарея в тот день стреляла из личного оружия. Было холодно, дул порывистый северный ветер, и мишени, расставленные на огневых позициях, порой исчезали в налетавших белесых вихрях. Стрельбы шли с переменным успехом: было немало хороших и отличных оценок, но были и такие, о которых майор Вашенцев, не скрывая возмущения, говорил:
– Знал бы, не давал патронов.
Курсанты, потирая озябшие руки, жаловались Крупенину:
– Трудновато дать хорошие результаты в таких условиях, товарищ старший лейтенант.
– Постараться нужно, – отвечал Крупенин. – На войне труднее бывает.
– Но мы же ракетчики.
– Вы что же, думаете, в боевых условиях автоматы нам не нужны будут? – сурово спросил Крупенин. – Ошибаетесь. При современной военной технике даже в самом глубоком тылу может появиться десант. Вот и представьте, что мы сейчас боремся с десантом противника, который пытается захватить нашу ракетную систему.
В середине дня на стрельбище приехал генерал Забелин. В этот самый момент на огневой рубеж вышли Богданов и Винокуров. Оба курсанта прицеливались и стреляли довольно уверенно, несмотря на усилившиеся снежные вихри. Только в последнюю минуту Богданов немного замешкался. Может, потому что в глаза ему сыпануло снегом, а может, по другой какой причине, но получилось так, что очередь по движущимся мишеням он выпустил с явным опозданием. Зато Винокуров выполнил все приемы безукоризненно и показал результаты, как никто до него. Генерал подозвал курсанта и тут же на позиции объявил ему благодарность. Винокуров пружинисто вытянулся и, стараясь не выдать дрожи от пронизывающего ветра, ответил:
– Служу Советскому Союзу!
Забелин повернулся к Крупенину и распорядился:
– А вы, товарищ старший лейтенант, выдайте курсанту внеочередную увольнительную в город.
Услышав это, Винокуров сразу подумал о Люсе: наконец-то ему повезло. И так неожиданно!
Когда генерал уехал, Винокуров подошел к командиру батареи и попросил:
– Разрешите мне сегодня сходить в город, товарищ старший лейтенант.
– Сегодня? – удивился Крупенин. – Что так срочно?
– Есть дело одно личного характера.
– А может, отдохнете после стрельб? Весь день ведь на холоде.
– Ничего, товарищ старший лейтенант. Разрешите?
– Ну ладно, раз нужно, так нужно, – согласился Крупенин. – Заслужили.
* * *
Пройдя несколько кварталов по широкой городской улице, Винокуров свернул в небольшой переулок-тупичок, где стояло зеленое четырехэтажное здание медицинского института. Было уже поздно, и свет горел только в нескольких аудиториях, где занимались студенты вечернего факультета.
Справившись в учебной части, как разыскать Люсю, Винокуров поднялся на второй этаж и стал неторопливо прохаживаться по коридору, ожидая перерыва. Внутри здание было очень схоже с учебным корпусом училища: такие же длинные узкие коридоры, широкие окна с белыми переплетами рам, массивные плафоны под потолком, напоминающие гигантские одуванчики. Но была здесь и своя особенность: сквозь двери лабораторий просачивались в коридор смешанные запахи хлорамина, эфира и спирта. На стенах висели портреты знаменитых ученых – Павлова, Сеченова, Мечникова, Пастера, Пирогова.
Люся встретила Винокурова приветливо, как старого знакомого.
– Здравствуйте, Саша. – Она протянула ему руку: – Как это вы к нам? Каким ветром?
– Самым попутным, – ответил Винокуров, улыбаясь. – Шел мимо и завернул на огонек.
– А где же приятеля оставили?
– Приятеля нет. Один я сегодня. А у вас лекция? И долго продлится?
– Еще час, – ответила Люся. – Потом – лабораторная работа. Так что домой не скоро.
Она была в коротком светло-сером платье с высоким воротом, на ногах – аккуратные черные сапожки на молнии, которые великолепно подходили к ее тонкой и очень ладной фигуре.
– Я подожду вас, хорошо? – взяв девушку за руку, спросил Винокуров.
– Зачем такое беспокойство, Саша? – Люся смутилась и торопливо высвободила руку.
– Гм, беспокойство...
– А как же! Почти два часа ожидать нужно. А день-то не выходной.
– Это ничего. У меня времени хватит.
Винокуров не стал объясняться, что ради встречи с Люсей он и постарался взять сегодня увольнительную: рядом были студенты.
Раздался звонок, и Люся заторопилась на занятия.
– Так вы идите, Саша, – сказала она, обернувшись. – Не заставляйте меня волноваться за вас. Слышите?
«Ну это она так, для виду, – мысленно успокаивал себя Винокуров, направляясь вниз, к выходу, чтобы где-то скоротать время до конца Люсиных занятий. – Девчата, они любят покрутить голову нашему брату, я знаю».
Довольный тем, что все шло, как было задумано, Винокуров вышел на улицу и неторопливо побрел по городу. Яхонтов, конечно, сказал бы ему теперь: «Да зачем это? Да это неудобно». Винокуров улыбнулся: «Какой Серега робкий с девчатами, а ведь был на знаменитой сибирской стройке, в большом коллективе. Был, а не понял, что девчата молчунов да тихонь не любят, им подавай ребят веселых и отчаянных». Ветер утих, редкие хлопья снега падали на тротуары, на одежду прохожих, и город, казалось, преображался, делался светлее и моложе. Одно лишь тяготило Винокурова: уж очень медленно двигалось время. Казалось, будто взял кто и приклеил на часах стрелки.
Когда Винокуров возвращался к институту, улицы города постепенно затихали. Попадалось все меньше встречных прохожих. И Винокуров был очень доволен, что момент для свидания с Люсей сейчас самый подходящий, что можно, пожалуй, как и в прошлый раз, идти до Люсиного дома пешком и спокойно разговаривать.
В вестибюле института Винокурова неожиданно остановила женщина-вахтер, которая раньше как будто не заметила его.
– Вы к кому, товарищ военный? Занятия уже закончились, студенты ушли.
– Как ушли? – Винокуров недоверчиво поглядел на вахтершу. – А в лабораториях?
– Ив лабораториях уже никого нет.
Винокуров начал было убеждать женщину, что она, вероятно, не в курсе всех дел института, что группа студентов должна была непременно задержаться где-то на лабораторных занятиях.
– Это правда, должна, – согласилась женщина. – А вот не вышло. Каких-то экспонатов не доставили. Ждали, ждали и понапрасну.
– Значит, ушли?
– Ушли, сынок. Все ушли. А ты барышню, что ли, увидеть хотел?
– Угадали, мамаша.
– Ах, жалость-то какая! Ну ты беги вдогонку, авось поспеешь. Они ведь все только-только высыпали. И пятнадцати минут не прошло.
– Спасибо за совет, мамаша, – сказал Винокуров и подумал: «А что, если и в самом деле попытаться? Только придет Люся домой, не успеет раздеться, а я уже тут, под окнами, как на ковре-самолете. Это даже очень интересно».
Недалеко от переулка-тупичка Винокуров поймал свободное такси. Обрадованный удачей, он подскочил к машине и ухватился за ручку дверцы. Но шофер, узнав, куда ехать, сказал:
– Не могу так далеко. Тороплюсь в гараж. По пути – пожалуйста.
– Да будьте человеком, уважьте, – взмолился Винокуров, – очень нужно. Понимаете? Хотя бы за двойную плату.
– Ну это вы бросьте... «за двойную», – обиделся шофер. – Не все рвачи из нашего брата. Если повезу, только из-за уважения к погонам.
– Извините. Ляпнул не подумав.
– Это другое дело. Давайте садитесь. – Шофер хлопнул дверцей кабины и с места дал полную скорость.
К Люсиному дому Винокуров подкатил как раз в тот момент, когда девушка, ничего не подозревая, поднималась на крыльцо по крутым, припорошенным снегом ступеням.
– Ой, как вы меня напугали! – растерянно всплеснув руками, сказала Люся. – И зачем такая суматоха, не понимаю?
Винокуров принялся объяснять:
– Никакая не суматоха, а просто хочу побыть сегодня с вами, Люся.
Смущенная девушка не знала, что ответить.
– Вы очень торопливый человек, Саша. У вас все как по команде: «Ать-два».
– А разве плохо?
– Смотря при каких обстоятельствах. – Люся улыбнулась. – В тот раз вы так быстро подскочили к моим обидчикам, что я даже не заметила, откуда вы появились.
– А я по-суворовски, – сказал со смешком Винокуров. – Быстрота и натиск – залог победы.
Он хотел, как всегда, произнести это с присущим ему юмором, но юмора почему-то не получилось. Винокуров даже немного стушевался, что бывало с ним очень редко. Но тут же поборол смущение и как ни в чем не бывало предложил:
– Давайте погуляем немного. Смотрите, какой вечер. Чудо!
Не дождавшись ответа, он взял у Люси портфель и под руку свел ее с крыльца на широкую асфальтированную дорожку. По бокам дорожки стояли фонари и вязы, и тени от вязов узорчато лежали на свежем, не успевшем еще потускнеть снегу.
– А я ведь решила, что вы послушались меня и ушли, – сказала Люся, немного обескураженная происшедшим. – Вот, думаю, молодец.
– Не мог я уйти никак, – придерживая девушку за руку, признался Винокуров. – А вы рады, что я приехал?
Люся удивленно вздернула брови:
– Какой вы все же невозможный, Саша!
– Ну хорошо, хорошо, – сказал Винокуров уступчиво. – Буду молчать. Правда, молчание – вещь относительная. Я где-то читал недавно, что если не слышно голоса, то говорит сердце. Вы умеете отгадывать, что говорит сердце другого?
– Нет, Саша, не умею.
– Жаль. Ну отгадайте, откуда вот эти слова: «Давно я хожу под окнами, но видел ее лишь раз...»
– Это Блок.
– А вот эти?..
– Знаете что, Саша. – Люся остановилась и взяла у него портфель. – С вами очень весело, но у меня мало времени.
– Заниматься будете?
– Обязательно.
– Тогда давайте встретимся в другой раз, – предложил Винокуров. – Я зайду за вами. Не возражаете?
– Только непременно с Сережей.
– Почему с Сережей?
– Но вы же друзья.
– Да, конечно. Пригласить можно.
Люся попрощалась, ушла, а Винокуров еще долго стоял у крыльца и думал. Нет, не такой он ожидал встречи, совсем не такой.