Текст книги "Собрание сочинений в 8 томах. Том 5. Очерки биографического характера"

Автор книги: Анатолий Кони

Студенческие волнения осенью 1861 года в Петербургском университете близко коснулись В. Д. Спасовича. Известно, что причиной «беспорядков» послужило стремление, властей восстановить в полной мере реакционный университетский устав 1835 года. В знак протеста против действий правительства некоторые либерально настроенные профессора оставили университет. «…До некоторой степени можно было думать, – писал по этому поводу В. Д. Спасович, – что отставка наша поможет делу хотя отрицательно, с ущербом для нас лично: прошение об отставке было уже не одно рассуждение, а действие: оно могло послужить доказательством искренности нашего убеждения в невозможности идей нового министерства, а следовательно, и в необходимости иного порядка вещей» («Сочинения», т. IV, СПб., 1891, стр. 58).

В 1863 году В. Д. Спасович издал учебник уголовного права, появление которого вызвало недовольство консервативно настроенной профессуры. Мысли Спасовича о роли наказания, его критика Уложения о наказаниях 1845 года, оценки различных юридических школ, рассуждения о расцвете римского права во времена республики и упадке при императорах казались приверженцам старины вредными и даже опасными. Некоторые рецензенты не постеснялись делать намеки на политическую неблагонадежность автора. Спасович был вынужден покинуть Петербург и поехать в Казань с тем, чтобы занять там в Университете кафедру уголовного права. Однако, несмотря на состоявшееся назначение, его к преподаванию не допустили.

Не имея возможности продолжать преподавательскую деятельность, В. Д. Спасович после введения новых Судебных уставов посвятил себя адвокатуре, заняв в ней вскоре одно из самых видных мест.

Его взгляды по вопросам права оказывали влияние на развитие уголовного и уголовно-процессуального законодательства и судебную практику. Многие положения, высказанные им в научных трудах и судебных речах, впоследствии были положены в основу кассационных заключений и разъяснений Сената. В. Д. Спасовичу не раз приходилось выступать по политическим делам. Широкий отклик имели его защитительные речи на процессах революционеров-народников: нечаевцев, долгушинцев, на «процессе 50-ти» и др. Во всех случаях, исполняя трудные обязанности защитника, В. Д. Спасович подавал пример гражданского мужества.

Спасович оставил богатое литературное наследие, вошедшее большей своей частью в десятитомное собрание сочинений (СПб., 1889–1902). Наряду с судебными речами в это собрание вошли исследования в области права, истории, русской и западноевропейской литературы.

Стр. 111 После того, как в конце 1861 года правительство в ответ на студенческие волнения закрыло Петербургский университет, некоторые профессора юридического и филологического факультетов организовали общедоступные публичные лекционные курсы. Этот первый «свободный русский университет» просуществовал очень недолго. Весной 1862 года чтение лекций прекратилось в знак протеста против административной высылки профессора П. В. Павлова, допустившего в своей лекции «неуместные» суждения о правительстве.

Стр. 112 Преподавание истории философии в университетах было запрещено в 1850 году. Министр просвещения князь Ширинский-Шихматов так обосновывал эту меру во «всеподданнейшей» записке Николаю I: «Что касается до истории философии или критического разбора философских систем, то хотя преподавание их и могло бы быть допущено в видах предостережения молодых слушателей от заблуждений, с условием, однако, чтобы опровержения были сильнее доказательств, над которыми трудились великие, хотя и заблуждавшиеся мыслители; но как это условие редко может быть выполнено совершенно удовлетворительно, а всякое в столь важном деле упущение оставит по необходимости в неопытных умах семя заблуждения, способное со временем произвесть горькие плоды, то гораздо полезнее и безопаснее вовсе не касаться философских систем». По «высочайшему повелению». из философских дисциплин разрешалось преподавать только логику и психологию, но так как кафедры философии упразднялись, соответствующие курсы предписывалось читать профессорам богословия. Кафедры философии в университетах были восстановлены лишь в 1860 году. Убедившись, что запрещением преподавания философии не удается прекратить проникновение в Россию идей западноевропейских мыслителей, власти решили доставить «студентам возможность путем правильным ознакомляться с наукою в настоящем ее свете, а не по источникам отрывочным, часто неверным и даже превратным» (см. «Сборник постановлений по министерству народного просвещения», т. III, СПб., 1876, стр. 510–514).

Стр. 117 «Лекции» были впервые изданы в 1861 году и впоследствии вошли в третий том Сочинений В. Д. Спасовича»

Стр. 117 Имеются в виду публичные лекции В. Д. Спасовича «Новые направления в науке уголовного права», прочитанные им в начале 1891 года в Петербургском педагогическом музее (расположенном в районе бывших соляных складов). Лекции вошли в восьмой том Сочинений В. Д. Спасовича.

Стр. 120 Сергей Нечаев в 1868–1869 гг. стоял во главе нескольких революционных студенческих кружков Петербурга и Москвы. С его именем связано применение шантажа и мистификаторства в отношениях между революционерами. Позже эти приемы получили обобщающее название «нечаевщины». Для скорейшего привлечения сторонников Нечаев выдавал себя за представителя несуществующего «Всемирного революционного союза». От членов создаваемой им организации «Народная расправа» он требовал беспрекословного подчинения. Нечаев не остановился перед организацией убийства студента Иванова, когда тот стал проявлять недоверие к заявлениям своего руководителя.

Зимой 1869–1870 гг. жандармам удалось арестовать многих членов нечаевской организации. Летом 1871 года в особом присутствии Петербургской судебной палаты состоялся первый большой политический процесс, проведенный в соответствии с новыми Судебными уставами – гласно и с состязанием сторон. Процесс этот оказал большое революционизирующее влияние на молодежь. Судебный приговор не удовлетворил Александра II, и в 1872 году для ведения наиболее важных дел о государственных преступлениях было – учреждено Особое присутствие Сената. Гласность ведения политических процессов существенно ограничивалась.

Нечаев, бежавший за границу, в 1872 году был выдан швейцарскими властями формально как уголовный преступник и заключен в Петропавловскую крепость, где умер в 1882 году.

Стр. 120 В 1900 (1901?) году в Берлине вышел том, содержащий семь речей В. Д. Спасовича по политическим делам. Спасович рассматривал его как дополнительный к своему десятитомному собранию сочинений. В России сборник был издан в 1908 году (В. Д. Спасович, Семь судебных речей по политическим делам, СПб., 1908),

Стр. 121 Очевидно, А. Ф. Кони имеет в виду отрывок из поэмы «Дзяды» А. Мицкевича, в котором Мицкевич изобразил себя и А. С. Пушкина:

 
«Шел дождь. Укрывшись под одним плащом,
Стояли двое в сумраке ночном.
Один, гонимый царским произволом,
Сын Запада, безвестный был пришлец,
Другой был русский, вольности певец,
Будивший Север пламенным глаголом.
Хоть встретились немного дней назад,
Но речь вели они, как с братом брат.
Их души вознеслись над всем земным.
Так две скалы, разделены стремниной,
Встречаются под небом голубым,
Клонясь к вершине дружеской вершиной,
И ропот волн вверху не слышен им…»
 

Стр. 123 «Князь А. И. Урусов и Ф. Н. Плевако»

Очерк впервые напечатан под названием «Два судебных оратора» во втором томе «На жизненном пути» (СПб., 1912). Без изменений очерк вошел во второе издание тома (СПб., 1913) и с несколькими вставками и новым названием – в книгу «Отцы и дети судебной реформы» (М., 1914). В очерке использованы отдельные места из ранее опубликованных воспоминаний о А. И. Урусове (А. Ф. Кони, Воспоминания о князе А. И. Урусове, М., 1907). В настоящем издании текст перепечатывается из. книги «Отцы и дети судебной реформы».

А. И. Урусов (1843–1900) и Ф. Н. Плевако (1843—1908) – два выдающихся русских судебных оратора, разных по своей творческой манере и характеру поведения в судебных поединках, оставили глубокий след в истории развития судебного красноречия. Дарование их проявлялось различно; ораторская манера не объединяла, а разъединяла их, по-разному проявляли они себя и на общественном поприще. Но высокое мастерство защитника, присущее обоим, участие во многих крупных уголовных и политических процессах дало А. Ф. Кони право на сравнительный анализ их деятельности.

Судьба несправедливо отнеслась и к Плевако, и к Урусову. Вскоре после их смерти об их заслугах на юридическом

поприще забыли. Публикуя свои воспоминания, Кони стремился воскресить память о двух недавно блиставших судебных деятелях.

А. И. Урусов в одинаковой мере известен и как талантливый защитник, и как обвинитель. Сторонник либеральных идей, он в 1861 году был исключен на год из Московского университета за участие в студенческих волнениях. После процесса «нечаевцев» в 1871 году, на котором Урусов выступал защитником, он, находясь в Швейцарии, на одном из банкетов ратовал за то, чтобы Нечаева, как лицо, обвиняемое по политическим мотивам, швейцарское правительство не выдавало русским властям. По возвращении в Россию Урусов осенью 1872 года был административно сослан в г. Венден Лифляндской губернии, а затем переведен в Ригу. К судебной деятельности его вновь допустили лишь в 1876 году, назначив на должность товарища прокурора Варшавского окружного суда. Служба в Варшаве не давала Урусову возможности проявить свой выдающийся талант: начальство поручало ему лишь мелкие дела. Только с переводом в 1878 году в Петербург Урусов вернул себе первоклассное положение в судебном мире? В должности товарища прокурора сначала Петербургского окружного суда, а затем и судебной палаты он с неизменным успехом выступал обвинителем по ряду громких уголовных дел. Однако настоящим его призванием была адвокатура, поэтому он стремился при первой возможности вновь перейти в сословие присяжных поверенных. Сделать это удалось только в 1881 году. До 1889 года Урусов жил в Петербурге, а затем окончательно переехал в Москву, причем часто выступал и в других провинциальных окружных судах. В восьмидесятых годах, в период реакции, большую известность Урусов получил как гражданский истец, выступая в защиту интересов пострадавших от преступлений во время еврейских погромов. Охотно проводил он процессы в защиту лиц, привлекаемых к уголовной ответственности за религиозные убеждения.

С. А. Андреевский называл Урусова создателем литературного языка защитительной речи. Оценивая его ораторские достоинства, он писал: «Каждая фраза, сказанная Урусовым, читалась в газетах, как новое слово. Он был не из тех адвокатов, которые делаются известными только тогда, когда попадают в громкое дело. Нет, он был из тех, которые самое заурядное дело обращали в знаменитое одним только прикосновением своего таланта. Оригинальный ум, изящное слово, дивный голос, природная ораторская сила, смелый, громкий протест за каждое нарушение прав защиты, пленительная шутливость, тонкое остроумие – все это были такие свойства, перед которыми сразу преклонялись и заурядная публика, и самые взыскательные ценители» («Судебные драмы», Петроград, 1916, стр. 622). Помимо адвокатской практики

A. И. Урусов много времени посвящал также журналистской деятельности, выступая как литературный и театральный критик. Его литературно-театральные статьи и заметки опубликованы в сборнике «Князь Александр Иванович Урусов. Статьи его, письма его, воспоминания о нем», т. I, II–III, М., 1907.

Как и А. И. Урусов, другой выдающийся дореволюционный адвокат – Ф. Н. Плевако – прославился своими яркими выступлениями на громких уголовных и политических процессах. Характеризуя Плевако как уголовного защитника,

B. В. Вересаев писал: «Главная его сила заключалась в интонациях, в неодолимой, прямо колдовской заразительности чувства, которым он умел зажечь слушателя. Поэтому речи его на бумаге и в отдаленной мере не передают их потрясающей силы» («Сочинения», т. 4, М., 1948, стр. 446).

В ряде судебных выступлений Плевако затрагивал вопросы, которые волновали передовую общественность. Такова, например, его речь в 1886 году во Владимирском окружном суде, когда он защищал руководителя знаменитой стачки на Морозовской мануфактуре Петра Моисеенко. Определенную социальную окраску имело выступление Ф. Н. Плевако в 1897 году в защиту рабочих фабрики Н. Н. Коншина (в Серпухове), обвиняемых в устройстве «беспорядков». Вот нарисованная им картина фабричного быта того времени.

«Выйдем из фабрики.

Кое-где виднеется церковь, одна-две школы, а ближе и дальше – десятки кабаков и притонов разгула.

Это ли здоровое условие нравственного роста?

Есть кое-где шкаф с книгами, а фабрика окружена десятками подвалов с хмельным, все заботы утоляющим вином.

Это ли классический путь к душевному оздоровлению рабочего, надорванного всеми внутренностями от бесконечно однообразного служения машине?» («Речи», т. I, М., 1909, стр. 335).

К концу своей жизни Ф. Н. Плевако стал участвовать в политической деятельности. В 1907 году он примкнул к октябристам и был избран от этой партии в третью Государственную дум у.

После смерти Ф. Н. Плевако Московский совет лрисяжных поверенных создал специальную комиссию, которая должна была привести в порядок его большой архив, собрать и обобщить его богатое ораторское наследие. Это намерение осуществлено не было. Его бывший помощник, известный дореволюционный адвокат Н. К. Муравьев, мог подготовить лишь двухтомник его речей, вышедший двумя изданиями. Третьим изданием в 1912 году вышел только первый том. По замыслу издателей предполагался выход третьего тома. Однако он подготовлен не был.

Стр. 130 Дело Мавры Волоховой рассматривалось в Московском окружном суде 10 и 11 февраля 1867 г. Отчет о процессе напечатан в «Московских ведомостях» № 35, 36, 38 от 12–16 февраля 1867 г.

Стр. 132 А. Ф. Кони имеет в виду дело Н. Кострубо-Карицкого и В. Дмитриевой. Процесс происходил в Рязанском окружном суде с 18 по 27 января 1871 г. Выступление Ф. Н. Плевако опубликовано во втором томе его «Речей». Процесс широко освещался в газетах. См., например, «Московские ведомости» № 24–32, 34–39 с 30 января по 21 февраля (речь А. И. Урусова помещена в № 37, 38).

Стр. 134 Дело крестьян деревни Люторичи Тульской губернии, обвиняемых в сопротивлении властям при описи имущества, рассматривалось в Московской судебной палате 17 декабря 1880 г. См. Ф. Н. Плевако, Речи, т. I, стр. 297–312.

Стр. 137 Увар Иванович – персонаж романа И. С «Тургенева «Накануне».

Стр. 138 «Константин Константинович Арсеньев»

Очерк впервые опубликован в 1908 году в февральском номере журнала «Русская старина». В переработанном и дополненном виде очерк вошел в первое и второе издания второго тома «На жизненном пути» (СПб., 1912; СПб., 1913). В настоящем Собрании сочинений текст перепечатывается из книги «Отцы и дети судебной реформы» (М., 1914). По сравнению с текстом второго тома «На жизненном пути» в последнем прижизненном издании очерка некоторые места выпущены или изменены. Часть из них приводится в примечаниях.

Известный либеральный публицист, юрист, общественный деятель, Константин Константинович Арсеньев (1837–1919) был сыном видного географа, историка и статистика Константина Ивановича Арсеньева. Окончив в 1855 году Училище правоведения, К. К. Арсеньев поступил на службу в министерство юстиции. В конце 1862 года он выходит в отставку и несколько лет не занимается практической юридической деятельностью.

В 1866 году, когда вводятся в действие новые Судебные уставы, Арсеньев вступает в сословие присяжных поверенных и вскоре становится одним из выдающихся столичных адвокатов. Его выбирают сначала членом, а затем председателем Петербургского совета присяжных поверенных. На этом посту он (с годовым перерывом) оставался до 1874 года.

В судебном мире Арсеньев-адвокат пользовался заслуженным авторитетом и уважением не только благодаря своему мастерству защитника. Не меньшую известность он получил также как автор юридических трудов. В 1870 году вышла его книга «Предание суду и дальнейший ход уголовного дела до начала судебного следствия», а в следующем году ее продолжение– «Судебное следствие». В настоящее время эти работы представляют в основном лишь исторический интерес, но некоторые рассуждения автора, например о содержании обвинительного акта, о равенстве сторон в процессе, могут привлечь внимание и современного юриста.

В определенной степени сохраняет свое значение и третья работа К. К. Арсеньева того же периода – «Заметки о русской адвокатуре», примыкающая к двум первым. Особый интерес представляет та ее часть, где автор говорит о нравственных началах, которыми должен руководствоваться в своей практике адвокат.

«Наравне с писателем, наравне со всяким другим общественным деятелем, – писал Арсеньев, – адвокат должен и может избегать противоречия между мыслью и словом, между словом и делом, должен и может быть твердым в своих убеждениях, последовательным в своих действиях. От него в огромном большинстве случаев зависит вы. бор дел, которые он на себя принимает, – зависит поэтому и отказ от всякой защиты, которую он не мог бы вести по убеждению…» Что же касается роли защитника, назначенного судом, то его задача «состоит в том, чтобы извлечь из дела, сгруппировать, выставить в надлежащем свете все обстоятельства, говорящие в пользу подсудимого, т. е. опровергающие обвинение или уменьшающие его силу. Такие обстоятельства найдутся в каждом деле, найдутся и без извращения фактов, без намеренного искажения истины… Устранить предубеждение, с которым присяжные могут относиться к подсудимому, показать им, что довело его до преступления, приготовить их к снисходительному или по крайней мере спокойному обсуждению дела – во г цель, к которой должен стремиться и которой может достигнуть защитник ex officio, даже тогда, когда он убежден в виновности подсудимого» («Заметки о русской адвокатуре», СПб., 1875, стр. 147, 149).

Представление об Арсеньеве-ораторе дают две его речи, помещенные в сборнике «Судебные речи известных русских юристов» (изд. 3-е, М., 1958).

В 1874 году Арсеньев вновь поступает на государственную службу, последовательно занимая должности товарища обер-прокурора гражданского кассационного департамента Сената, члена консультации министерства юстиции, старшего чиновника при сенаторе И. И. Шамшине. В 1882 году он окончательно уходит в отставку, полностью посвятив себя общественной, научной и литературной деятельности.

Первые статьи Арсеньева появились еще в конце пятидесятых годов в «Русском вестнике». В 1862 году он переходит в «Отечественные записки», где становится постоянным сотрудником и выступает преимущественно по текущим вопросам западноевропейской жизни. Одновременно он помещает статьи и заметки в «Энциклопедическом словаре» (под редакцией П. Л. Лаврова), «Санкт-Петербургских ведомостях» и «Судебном вестнике». В 1866 году начинается его систематическое сотрудничество в «Вестнике Европы», основанном М. М. Стасюлевичем. С 1880 по 1905 год К. К. Арсеньев ведет в нем отделы «Внутреннее обозрение» и «Общественная хроника», а с 1909 года делается ответственным редактором. Вокруг «Вестника Европы», журнала сугубо либерального толка, объединялась буржуазная интеллигенция, желавшая установления в России некоего «правового порядка» взамен неограниченного самодержавия. Статьи и заметки Арсеньева не выходили за рамки типичной для либералов программы, но в период реакции восьмидесятых-девяностых годов его публицистическая деятельность, направленная на введение в стране буржуазно-демократических политических свобод, сыграла положительную роль. Хотя критика правительства и велась Арсеньевым очень осторожно и с умеренных позиций, журнал за некоторые из его статей был подвергнут репрессиям (например, за статью «Политический процесс 1869—1871 гг.»).

Из общественно-политических работ К. К. Арсеньева должны быть отмечены «Законодательство о печати» (СПб., 1903), «Свобода совести и веротерпимость» (СПб., 1905) и сборник статей из «Вестника Европы» – «За четверть века» (Петроград, 1915), В девяностых – начале 1900-х гг. Арсеньев был одним из ответственных редакторов «Энциклопедического словаря» и редактора «Нового энциклопедического словаря» Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона. С 1889 по 1891 год Арсеньев был председателем Литературного фонда, а в 1900 году его избрали почетным академиком по разряду изящной словесности. После манифеста 17 октября 1905 г. он – один из основателей так называемой «партии демократических реформ», занявшей позицию на правом фланге русского либерализма.

Деятельность Арсеньева как литературного критика довольно многообразна. Ему принадлежит большое число статей о русской и западной литературе. Часть из них собрана о двухтомнике «Критические этюды» (СПб., 1888). Он автор работ о Ф. М. Достоевском, Н. А. Некрасове, Г. И. Успенском, В. Г. Короленко, К. К. Случевском и ряде других русских и европейских писателей, отмеченных в статье А. Ф. Кони.

В предисловии к «Критическим этюдам» Арсеньев пишет, что отрицательно относится «как к теории искусства для искусства… так и к узкоутилитарным взглядам на искусство». Нередко Арсеньев останавливался на тех литературных явлениях, которые до него не привлекали большого внимания критики. Так, он одним из первых привлек сочувственное внимание читателей к творчеству молодого Чехова (1887), написал первые подробные разборы творчества таких интересных, но мало отмеченных критикой писателей, как В. Крестовский (Н. Д. Хвощинская), М. Н. Альбов, Валериан Майков, Иван Аксаков. Отдельно вышла его монография о М. Е. Салтыкове-Щедрине (СПб.,1906), сохраняющая известное значение и по сей день. Интересно отметить, что Салтыков-Щедрин вывел Арсеньева в «Дневнике провинциала в Петербурге» в образе Семена Петровича Нескладина – автора брошюры «Новые суды и легкомысленное отношение к ним публики». Достоинство критики Арсеньева состояло в ее позитивном характере, стремлении выделить лучшее в творчестве писателя, особенно начинающего, общей корректности тона.

С А. Ф. Кони Арсеньев был тесно связан, помимо профессиональных отношений, как один из руководителей «Вестника Европы», в котором часто печатались статьи Кони, Связывали их также и личные отношения. Сохранилась многолетняя переписка А. Ф. Кони и К. К. Арсеньева за 1873—1919 гг. (письма К. К. Арсеньева – в Центральном Государственном архиве Октябрьской революции, ф. 564, оп. 1, д. 1074, письма А. Ф. Кони – в Рукописном отделе Пушкинского дома, ф. 359, д. 303). К. К. Арсеньев неоднократно устраивал литературные чтения А. Ф. Кони у себя в доме. В качестве редактора «Энциклопедического словаря» Арсеньев заказал Кони ряд статей, в том числе о Ф. П. Гаазе, Д. А. Ровинском и др.

Стр. 139 В 1821 году попечитель Петербургского учебного округа Д. Л. Рунич обвинил ряд профессоров Петербургского университета во «вредном направлении» их преподавания. Из университета были изгнаны профессор А. П. Куницын, лицейский учитель А. С. Пушкина, профессора К. Ф. Герман, Э. Раупах, А. И. Галич, К. И. Арсеньев, ректор университета М. А. Балугьянский и др.

Стр. 143 А. Ф. Кони ошибочно приписал Вергилию стихи Горация из «Науки поэзии»;

«Многие падшие вновь возродятся; другие же, ныне Пользуясь честью, падут…» (Гораций, Полное собр. соч., М.—Л., 1936, стр. 343. Перевод М. Дмитриева).

Стр. 152 «Особое совещание для составления нового устава о печати» под председательством Д. Ф. Кобеко было учреждено в силу указа от 12 декабря 1904 г. Начав работу 10 февраля 1905 г., Совещание к концу года выработало проект устава, который, однако, так и остался проектом. Протоколы Совещания опубликованы в 1913 году.

Стр. 153 См. комментарий к стр. 256 очерка «Сергей Юльевич Витте».

Стр. 154 В книге «На жизненном пути» (т. II, СПб., 1913, стр. 252–253) это место изложено в иной редакции: «Несмотря на объективный характер и вполне спокойный тон статей Арсеньева и тщательное направление им неизбежной в некоторых случаях полемики на взгляды, а не на личности – и, быть может, именно вследствие этого, – статьи эти вызывали нередко ожесточенные нападения представителей ретроактивной политики. Известно, что одно время, ссылаясь на «Внутреннее обозрение», одна московская газета даже требовала приведения редактора «Вестника Европы» к вторичной присяге на верноподданство… Но это не смущало составителя «Внутренней хроники».

Стр. 155 В книге «На жизненном пути» (т. II, СПб., 1913, стр. 253–255) далее следовало: «К нему, в значительной степени, применимо то, что он сказал о Салтыкове: «И ему приходилось констатировать всеобщий упадок, указать надвигающиеся тучи, осветить неприглядность настоящего, чтобы спастись от еще более неприглядного будущего – и, однажды заняв сторожевой пост, уже не сходить с него в самый разгар бури, сигнализируя не только близкую опасность, но и отдаленные подводные камни, к которым неслось господствующее течение».

Довольно поздно в своей литературной деятельности стал Арсеньев критиком. Быть может, вследствие этого он свободен в своих критических работах от тех крайностей, в которые, за небольшими исключениями, впадало большинство наших критиков последней четверти прошлого столетия. Его работы по русской литературе, появлявшиеся в «Вестнике Европы» 1883 года и вошедшие, в значительной своей части, в изданные в 1888 году два тома «Критических этюдов», не представляют ни односторонних и намеренно тенденциозных упражнений по поводу разбираемых произведений, ни подробного изложения их «своими словами», с коротенькими «приговорами», более богатыми восклицаниями и вопросительными знаками, чем мотивами, – ни высокомерного «обрывания» автора и глумления над выхваченными без связи со всем его произведением местами, приводимыми в освещении, не отличающемся добросовестностью. Привычка автора к судебной деятельности сказалась и в его критической оценке писателей, в ее полноте, обдуманной определенности и доказательности, з ее внимательном изучении мотивов творчества писателей и стремлении точно выяснить идею и тенденцию их произведений, существующие рядом и отнюдь не исключающие одна другую. Наибольшие по размерам и по богатству содержания очерки посвящены им – Салтыкову («Русская общественная жизнь в сатире Салтыкова») и Некрасову. Первый из них отличается множеством интересных исследований по общим вопросам словесности: о задачах и приемах сатиры, об отличии ее от фельетона и карикатуры, о психологическом в ней элементе, смешении утрировки с прозорливостью, дающею возможность истинному таланту подметить «тень, отбрасываемую грядущим»; второй – теплотою чувства, с которым автор становится на защиту «печальника горя народного» против близоруких обвинений в неискренности и фальши, горячо доказывая, что «специальный чуланчик», в котором, по уверению противников поэта, будто бы была замкнута его мысль – был «безграничной областью веры в русский народ и любви к нему». Стремление ободрить начинающих писателей, столь у нас редкое, – желание подвязать им крылья – идет у автора наряду со строгим отношением к тому употреблению, которое писатели с упроченными именами сделали из своих дарований, разменяв их на мелкую монету, соответствующую «злобе дня», или отдав их на служение византизму и движению вспять. Находя, что проповедь истинного снисхождения и любви не имеет ничего общего с прекраснодушием и безразличием, он признает, что формула всепрощения, т. е. заглушения в себе чувства негодования, которому, однако, столь многим обязана, между прочим, и поэзия, – непригодна для действительной жизни, и с этой точки зрения относится к разбираемым произведениям (например, в статьях: «Поэт и тенденциозный писатель», «Роман как орудие регресса»), как бы применяя к ним средневековую поговорку: «Quid proficit in litteris, sed deficit in moribus, plus deficit quam prof icit» (Кто преуспевает в науках, но лишен нравственности, тот больше теряет, чем приобретает (лат.). ). Иностранным писателям он посвятил тоже многие свои работы (Давид Штраус, Ренан, Фрейтаг, Шпильгаген, Ауэрбах, Флобер, Гонкур, Доде, Золя, Мишле, Сорель и др.), сопровождая их исследованиями о психологии творчества, об опытах построения научной критики и о теории экспериментального романа. Эти литературные труды были оценены Академией наук, избравшей Арсеньева в 1901 году в почетные академики. Как опытный литературный деятель, он принял на себя в 1893 году огромный ответственный труд главного редактирования Энциклопедического словаря Брокгауза – Ефрона, ныне законченного. Как член семьи писателей, он состоял неоднократно членом комитета и председателем Литературного фонда»,

Стр. 155 1 января 1864 г. Александр II утвердил выработанный комиссией под председательством министра внутренних дел П. А. Валуева проект «Положения о губернских и уездных земских учреждениях». Земство было определенной уступкой самодержавия растущему демократизму в период революционной ситуации начала шестидесятых годов, уступкой, которую оно сразу же стало сводить на нет, систематически стесняя и ограничивая права земских учреждений.

Стр. 156 См. комментарий к стр. 241 очерка «Сергей Юльевич Витте»,

Стр. 158 «Александр Львович Боровиковский»

Очерк впервые опубликован в качестве предисловия к первому тому книги Боровиковского «Отчет судьи» (СПб., 1909). В 1911 году он был напечатан также в «Русской старине» (№ 12).

В переработанном и дополненном виде воспоминания составили статью «А. Л. Боровиковский и Н. Н. Мясоедов», вошедшую в состав первого тома «На жизненном пути» и неоднократно переиздаваемую. В данном издании очерк публикуется по книге «Отцы и дети судебной реформы», М., 1914.

А. Л. Боровиковский, юрист и литератор, родился в семье известного украинского поэта, фольклориста, этнографа, переводчика Льва Ивановича Боровиковского. После окончания юридического факультета Петербургского университета в течение ряда лет служил в адвокатуре; в восьмидесятых годах был членом Одесской судебной палаты, преподавал в Новороссийском университете, в девяностых годах занимал ряд видных постов в Государственном совете, гражданском кассационном департаменте Сената, сенатором которого был последние шесть лег жизни. Заметного положения среди столичной адвокатуры и правоведческих чиновно-бюрократических верхов достиг благодаря совершенно исключительным личным способностям и знаниям. Он выдвинулся как юрист-практик и ученый-цивилист, автор целого ряда известных и признанных исследований по гражданскому, чиншевому и семейному праву.