Текст книги "Темные желания (СИ)"

Автор книги: Анастасия Савицкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 24 страниц)

– Ты спрашивал по поводу поцелуя, – сажусь я рядом с ним, и Майкл определенно удивлен этому. – Когда помада стоит семьсот долларов, ты не можешь позволить себе целовать мудаков. А ты докажи мне, что ты стоишь цены этой помады. И нет, я не знаю, как ты с этим справишься, но Майкл Вудс точно что-то придумает. Например, пиши мне, когда я заканчиваю, и забирай. Даже если я заканчиваю с покупкой овощей или книг. Мне нравятся неожиданные приезды, и когда ты удивляешь меня. Но не надо цветов ценой в целое состояние. Этого я не оценю. И я думаю, ты сам не знаешь, что спрашиваешь. Во мне куча недостатков, в отличии от брильянта, который, я уверена, ты уже купил.

– Я видел их всех, – берет он меня за руку, и улыбается. – И я люблю их. В день, когда ты ушла, я выпил семнадцать рюмок водки, пытаясь забыть твое имя. Но единственное имя, которое я забыл – мое. Трезвый или пьяный – ты единственная, о ком я думаю. Счастье не приходит дважды, Эс.

– Знаешь, – поднимаюсь я с кровати. – Думаю, тебе нужно одеться. И еще мы сделаем вид, что сейчас будем идти гулять с Эстель. Думаю, ты можешь пойти с нами.

– Ты правда делаешь это? – смотрит он с подозрением. – То есть ты не думаешь, что я мудак?

– Если я расскажу тебе, о чем думаю, сначала ты перестанешь со мной разговаривать и здороваться, лишишь родительских прав, а потом сожжешь на костре.

Майкл начинает смеяться, и прижимает меня к себе, целуя в щеку и лоб. Я отворачиваюсь, но совру, если скажу, что не люблю, когда это происходит. По-моему, это высшая степень любви, привязанности и уважения.

Я выхожу из спальни и направляюсь в ванную, быстренько принимая душ. Мои волосы все еще влажные, но это не играет никакой роли. У меня настолько хорошее настроение, что я почти готова взорваться дурацкими конфетти и сердечками. Так же я надеваю белые джинсы и черный топик. Подкрашиваю губы, и впервые в жизни понимаю, что мне не нужна косметика. Лучший макияж – это блеск в глазах и улыбка. Возможно, поэтому я всегда столько красилась, поскольку эти самые нужные «кисточки для макияжа» в моей косметичке отсутствовали?

– Эс, – спрашивает Майкл, когда я выхожу из ванной. – Почему у тебя на столе всегда два бокала, когда ты живешь одна?

– Ну ты же знаешь, – сажусь я на диван с желанием засмеяться. – У меня две руки и алкогольная зависимость.

– Очень смешно, – он улыбается, и меня это радует. – Идем?

– Да. Я просто жду, когда ты поможешь надеть мне сапоги. В конце концов, что может быть лучше, чем смотреть на мужчину, который обувает любимую женщину?

– Ничего, – берет он мои ботфорты, не сводя взгляд. – Кроме женщины, завязывающей галстук любимому мужчине.

Майкл также помогает надеть мне пальто, и когда он надел верхнюю одежду сам, мы выходим из дома. Да, сейчас в самом Нью-Йорке жизнь кипела, и, возможно, изобилие людей было бы просто невыносимым, но тут – нет. Этим я люблю пригороды. Недалеко от самого города, но далеко от шума. Я проверяю камеру, которая передает изображение в 360 градусов из комнаты нашего ребенка, и, убедившись, что все хорошо, прячу ее в карман.

– И правда. Неужели я мог подумать, что ты хоть на мгновение оставишь ее без присмотра?

– Это риторический вопрос? – хмурюсь я.

– Да, – Майкл берет меня за руку, и я на секунду замираю. Но затем, убеждаю себя, что ничего плохого не произойдет, и сжимаю его в ответ. – У тебя есть предпочтения?

– Да, – отвечаю я, снова смотря на картинку в телефоне, где Эстель спит. – Я хочу пиццу. Съесть целую пиццу одна, а ты будешь мне подавать салфетки, чтобы я вытирала остатки кетчупа на подбородке. Возможно, со временем, двоих подбородков.

– Это рабство, Эс, – улыбается он.

– Неа, это семейная жизнь, к которой ты стремишься. Помнишь, как в детстве, оставаясь в гостях на ночь, на второй день чувствуешь себя чужим и хочешь обратно к мамочке? Так вот, с женитьбой та же херня, я уверена. За две мили где-то есть неплохая пиццерия.

– Они работают круглосуточно?

– Это единственное, что тут открыто, – смеюсь я. – Так что – да. Почему ты ушел из дома? – меняю я тему разговора.

Он какое-то время смотрит на меня, а затем опускает глаза вниз, не в состоянии встретиться со мной взглядом, что слегка раздражает.

– Ладно, – настаиваю я на своем. – Если ты расскажешь мне, я разрешу пригласить тебе себя на свидание. Настоящее свидание.

– Мне всегда снилось, что однажды я увезу тебя в Париж, – улыбается он немного. – Я не поругался с мамой, а разбил ей сердце. Нас было трое. Трое братьев Вудс. Каждый мечтал о великом будущем, а мама с отцом работали. Зак был самым младшим. Мне было семнадцать, а ему – одиннадцать. Я сел в машину, собираясь гулять или еще куда-то. Он сказал, что расскажет все матери, или я должен взять его с собой. Мы слушали музыку и в шутку дрались, и в какой-то момент машина заглохла, и мы остановились в самом центре автострады. Я не заметил, как машина стукнула нас сзади, и… – я жалела уже о том, что спросила. Это был прекрасный вечер, а я испортила его, вызывая ужасные воспоминания. – И еще одна машина врезалась в сторону Зака, и его не стало. Его не стало. Я убил брата. Убил мать и семью. Вот поэтому, Эс, – взглянул он на меня снова. – Я не хотел семьи больше. Не хотел тебя. Но когда узнал, что у меня будет ребенок, это словно был шанс все изменить. Все исправить и сделать правильно. Но мне пришлось подвергать опасности вас, чтобы спасти. Пусть ты мне и не веришь.

– Я верю, Майкл, – остановились мы посреди дороги, и я взяла его лицо в свои ладони. – Я верю, что все, что ты делаешь в своих извращенных мыслях, все ради Эстель. Просто не могу принять этого. Мне трудно смириться с тем, что ты мог подвергнуть меня такой опасности. Хоть и понимаю, – легко дотронулась я своими губами к его единожды, а затем еще и еще. – Я бы сделала то же самое с тобой, если бы пришлось выбирать. Мы – родители. И она всегда будет в приоритете.

– Почему в один момент все стало так сложно? Мы все время занимались сексом и смеялись.

– Раньше ты был больше времени во мне, чем возле меня и это устраивало. Нас обоих. Но когда появилась Эстель, все изменилось. Ты был прав. Просто все стало реальным.

– Я хотел извиниться, – поцеловал он кисть моей руки.

– За что?

– За то, что не приглашал тебя никуда кроме драки.

– Фу, гадость! – нахмурилась я.

– Что? – посмотрел Майкл по сторонам. – Кого-то увидела?

– Да, – поцеловала я его в щеку, прошептав: – Наше свидание. – Майкл рассмеялся, словно и не ожидал другого ответа от меня. – Побудешь с Эстель завтра?

– А ты куда?

– Я праздную с подругами.

– Я хочу видеть тебя трезвой.

– Тогда до послезавтра, – развожу я руками в сторону, смеясь и продолжая идти.

– А что вы празднуете? – догоняет меня Майкл, снова беря за руку, и в этот раз это более естественно.

– Нам просто надо поддерживать искру наших отношений.

– А как насчет наших отношений?

– Ты хочешь вытащить из меня то, что лучше бы лежало глубоко еще долгое время?

– Да, – слишком он уверен в своих словах, и это немного пугает. Меня. Именно то, что я чувствую.

– Состояние, в котором я находилась, было очень странным. Не знаю, как его правильно называют, но это точно было самым паршивым чувством, которое можно испытать. Ничего не хочется, и ты просто ходишь, как труп, пытаясь вести хоть какое-то подобие жизни. Днем спасала работа, но приходя домой, ты просто ложишься на кровать до наступления ночи. А когда она настаёт, ты даже не чувствуешь этого, потому что у тебя бессонница. Про еду забываешь напрочь. Так что перед тем как начать доверять человеку, сделать его смыслом жизни и стараться ради него всю свою оставшуюся жизнь, я зарекалась сначала узнать его хорошенько. Но с тобой все было по-другому. Я забыла напрочь о своем обещании, почувствовав близость и тепло твоего сердца, наверное, со второй недели знакомства. Я знала, что нельзя этого делать, но не могла остановиться. И до сих пор не могу.

– Стейси…

– Вот и она, – качнула я головой, перебив его. – Тут можно поесть.

Мы сели за столик, и официантка всем своим видом показывала нам, что не рада нашему появлению. Хоть мы и сделали заказ лишь на пиццу и воду с лимоном. Точнее, я сделала, а Майкл лишь сказал: «Мне то же самое».

– Ты видишь, как она смотрит на нас? – спросил он, когда девушка ушла.

– Я не монета, чтобы всем нравиться.

– И ты ничего не скажешь? – находился он в замешательстве.

– Я только недавно поняла, что не имею права унижать людей, – подперла я голову рукой. – Что бы они ни делали и как бы ни жили.

– Знаешь, мне всегда казалось, что твоим единственным минусом был цинизм. Ты была очень опасна, когда тебе было больно. Могла легко уничтожить все вокруг, хоть и уничтожала себя мыслями об этом. Люди думали, что могли ранить тебя словами, но потом ты разрывала им всю душу, пусть и плача где-то в углу. Это был единственный минус твоего цинизма и самолюбия, – на несколько секунд он замолчал, а затем из-под опущенных век, снова продолжил: – Но сейчас ты кажешься более спокойной. Умиротворенной. Ты наконец-то моя Стейси.

– Я не твоя, – лишь тихо сказала я.

– Нет, моя.

– Я думала над состоянием счастья, и мне кажется, я терялась, как и все, собственно, – принесли нам еду, и я замолчала, пока официантка снова не ушла. – Я думала, что приду к счастью, как к конечной цели. Однажды, буду любить, буду любима, куплю дом, машину, рожу себе еще одну девочку, мы будем путешествовать и обеспечу им будущее без моих врагов. Вот все это будет, и тогда я приду к конечной станции счастья. Но когда ты пришел на обед, а затем мы убрали еще одного человека, я поняла, что была счастлива. Счастье – это состояние, а не конечная станция. Это как быть уставшим или голодным…оно не вечно. Оно приходит и уходит, и это нормально. И на мой взгляд, если бы я поняла это раньше, чаще бы испытывала его.

Майкл не ответил ничего. Он просто смотрел на меня и ел. Ел и смотрел. Он не мог поверить. Кажется, я и сама не верила, что начала многие вещи настолько по-другому воспринимать. Все, что на самом деле мне было нужно – моя семья. Моя дочь. Мои друзья. Мой Майкл. Спокойствие. Это фактически и сделало меня свободной от состояния вечного горя, от которого я не могла избавиться.

Однажды, одним солнечным утром или поздним, дождливым вечером в твою голову забредет мысль о том, что весь этот мир, все происходящее в нем, не стоит и капли твоих нервов. Ты неожиданно поймёшь, что все случается тогда, когда должно случится. Что люди, которые рядом, не вечны, что ты не вечен. Ты поймешь, что все бессмысленно, ты тратишь свое время неправильно. Ты мечтаешь о том, что не случится. Печалишься о том, чего не исправить. Ты забиваешь голову ненужным мусором, пустым. Ты поймешь, как много слов ты бросил на ветер и как много слов принял слишком близко к сердцу. Поймешь, как много чужих людей пропустил через свою жизнь, как через коридор, а сколько родных душ отправил восвояси по своей глупости. Поймешь, что нужно меняться. Нужно не принимать все близко к сердцу, ничего не ждать и ни о чем не жалеть. Должное придет, случившееся – неизменно.

– Ты чертовски сильная. Ты чертовски фантастическая. Ты чертовски умная. Ты чертовски вдохновляющая для меня.

– Секс наших душ сейчас слишком хорош, – улыбаюсь я, говоря ему прямо, что знаю, чего он добивается. – Не стоит это прерывать, ведь телам не известны такие позы.

И как бы я не говорила, что мое сердце занято самым важным – качанием крови, это все чушь. Я хотела быть сегодня всецело с Майклом и сделала то, чего боялась больше всего. Наверное, только когда перестаешь бояться, начинаешь получать наслаждение. Это была эпическая поездка домой на машине, которую мы словили попутно, выйдя из пиццерии. Старый седан завез нас буквально за пять минут. Майкл взял меня за руку, и мы побежали домой. Да, приятно оставаться воспитанным человеком, несмотря на желание стоять под деревом и стонать. Не те года уже, сказала бы я раньше.

– Мисс Фостер, – целует он мою шею, пока я открываю входную дверь. – Вы должны мне секс.

И как только дверь щелкает, он берет меня на руки и несет на второй этаж. Я держу его шею и не перестаю улыбаться. Майкл ставит меня на ноги возле кровати, пока его руки расстегивают пуговицы пальто, и он снимает мой топик через голову. Затем толкает меня на кровать, снимая сапоги и джинсы. Его рот ни на секунду не покидает мой, и когда он накрывает меня своим телом, мои костяшки пальцев прижимаются к его животу, пока я пытаюсь расстегнуть его джинсы, спешно стягивая их вниз. Пояс его боксеров оттопыривается из-за размера его члена, и Майкл отрывается от меня буквально на секунду, чтобы освободить себя самостоятельно, снова возвращаясь ко мне. Все смешивается воедино. Мир улетучивается в одну секунду, когда я чувствую тепло его голого тела, и горячая кожа скользит по моей. Его твердые мускулы такие сексуальные. Его все время хочется касаться, и я с ума схожу от желания. Везде, где он прикасается ко мне, я горю. Мы не перестаем целоваться. Кажется, я никогда не смогу остановится. Я так изголодалась по нему. По ощущениям, что он дарил мне все время. Его руки движутся между моих ног, и я раздвигаю бедра, предоставляя ему лучший доступ. Сейчас. Я хочу его прямо сейчас. Жестко. Быстро. Но вдруг он замедляется, посасывая мою нижнюю губу, затем приподнимает голову так, чтоб его предплечья упираются по обе стороны от моей головы, пока Майкл смотрит мне прямо в глаза.

Его веки опускаются, и он шепчет:

– Каждую ночь. Я думаю о тебе. О тебе рядом со мной. Снова. Как сейчас.

Я дрожу. Каждую ночь я боялась, что это произойдет, и буду сходить с ума от желания и ярой необходимости находится с ним рядом после. Все время.

– Я здесь, Майкл, – отвечаю я, не отводя взгляд. – Что ты хочешь сделать?

– Удержать тебя, Стейси. Это единственное, чего я хочу со дня, когда мы встретились.

Черт. Прямо в этот момент, когда я боюсь, что эмоции могут меня искалечить, Майкл начинает двигаться. Его бедра изгибаются, пока округлый кончик его члена прижимается к моему входу. Мое внимание сосредоточено на невыносимой потребности, чтобы он не останавливался, и Майкл скользит в меня своим членом. Но спустя два толчка этот ублюдок останавливается.

– Майкл, – стону я, умоляя.

Но он лишь улыбается и остается неподвижным.

– Ты хочешь меня?

– Ты знаешь, чего я хочу, – отвечаю я.

– Ты хочешь меня, Фостер? – настаивает он на своем, и мы оба знаем к чему он ведет.

Его голос серьезный и звучит словно призрак. Блять. Он толкается в меня еще буквально на дюйм, убивай мой рассудок.

– Стейси!

Я ощущаю, как бьется его сердце. Быстро и стабильно. Я могла бы сказать ему нет. Спрятаться в безопасном месте. И это положило бы конец всему, в том числе и самому потрясающему событию в моей жизни. Но я не хочу этого. Я скольжу трясущими пальцами к его влажным волосам на виске.

– Да. Я хочу тебя. А теперь трахни меня, пока я не передумала.

Он громко сглатывает, и его тело содрогается, будто от облегчения. Он рад, что мы прояснили это, как и я. Только вот черт. Как только я собираюсь заставить его двигаться снова, Майкл опережает меня:

– Презерватив!

– Я не понимаю твоего юмора сейчас.

– Я мог бы оставить их у тебя, но это было бы слишком самонадеянно, – я вижу его улыбку, и он входит до конца, и снова покидает, дразня.

– Боже, – выгибаюсь я всем телом. – Забудь о презервативе! Просто трахни уже меня.

По его телу пробегает мелкая дрожь, и голубые глаза смотрят прямо на меня.

– Ты уверена? Прошлый раз ты оказалась беременна после этого.

Мы оба смеемся, но кажется, оба доверяем друг другу. Нервничаю ли я? Да. Доверяю ли я ему? Да. Рада ли я, что это произошло прошлый раз и родилась Эстель? Больше всего на свете. Его член резким движением погружается глубоко внутрь моего лона, а язык трахает мой рот. Это резкое движение заполняет меня до предела, от чего я начинаю задыхаться.

– Святой ад, – рычит Майкл. – Ты ахренительно ощущаешься, Эс.

Он раскачивается с каждым своим движением. Его толчки, моя пульсирующая киска, и те беспомощные звуки, которые каждый из нас издает после каждого его движения. Его пальцы находят мой сосок, и Майкл скручивает его до боли, от чего я еще больше завожусь. В сочетании с тем, как он облизывает и покусывает мою шею, это простое действие ощущается греховным и грязным. Мы проделывали такие вещи, что этот секс в сравнении можно было бы детям показывать, но почему-то каждая клеточка моего тела дрожит.

– Ох, бля, – ахаю я ему в рот.

Оргазм накатывает на меня с медленной омывающей волной жара, от чего я дрожу, и задыхаясь не могу сдержать крики, пока Майкл продолжает брать меня.

– Вот так, милая, – шепчет он напротив моих губ. – Пусти все на самотек.

Его руки накрывают мои щеки, а глаза наблюдаю за тем, как я кончаю, и от этого зрелища в них как будто вспыхивает пламя. Я беспомощно хватаюсь за его волосы, когда еще одна волна оргазма ударяет меня.

– Майкл! Майкл, ты…

– Я знаю, – отвечает он, словно знает все, что я хочу сказать.

Он хватает мою руку, заставляя оставаться неподвижной, пока сжимает мой сосок, и толкается в меня своими бедрами. Я снова на грани, когда он теряет контроль. Дрожь проходит по моему телу, а затем он поднимается на руках и начинает в меня вколачиваться с дикой силой. От силы ударов мой позвоночник выгибается. Я такая влажная. Такая возбужденная. И я люблю это. Майкл что-то говорит мне, но я не могу разобрать ни слова, когда он продолжает двигать своими бедрами в необузданном, жадном ритме, и в этот момент мой мир словно погружается в темноту, и я снова кончаю. Ощущения взрываются во мне, и я выгибаюсь еще сильнее, толкаясь ему навстречу, а руки царапают твердый рельеф его плеч. Майкл кончает, испуская продолжительный тихий стон, наполняя меня своим теплом. Его щека прижимается к моей, и мы несколько секунд лежим, не двигаясь, пытаясь перевести дыхание.

Но тут случилось это впервые. У нас был секс, а после о себе напомнила Эстель. Она начала плакать, и я – быстро выбираться из простыней, когда Майкл остановил меня.

– Я сам, Эс, – поцеловал он меня в лоб. – Отдыхай.

Я чувствую себя странно. Меня приводит в замешательство то, что я нуждаюсь в ком-то так сильно. Но когда Майкл уходит, я еще несколько минут лежу в постели, не двигаясь, и осознавая, что, кажется, уже все изменилось. Конечно, я буду копаться в себе и в нем, но это будет завтра. Сегодня все хорошо, и я просто встану с постели, поцелую его и нашу дочь, а затем приготовлю самый вкусный кофе. Надев на себя длинный шелковый халат, я направляюсь в комнату Эстель. Майкл качает ее на руках, а я наблюдаю, как она смотрит на него и слушает, словно все время ее жизни, только ее отец и был рядом с ней. Я немного завидую этим отношения. Хоть и говорят, что до трех лет у ребенка существует лишь мать, понимаю, что мне придется побороться за это внимание.

– Было время, когда я часто вот так, как ты мне сейчас, смотрел отцу в глаза. В доме, наполненном счастьем. Я был словно король на троне, – Майкл отклоняет голову, и увеличивает глаза, на что Эстель смеется. – И он всегда говорил мне: «Не волнуйся, мой мальчик. На небесах твоя жизнь расписана, и пусть пустые вещи тебя сейчас не волнуют».

– Ты скучаешь по нему? – спрашиваю я, войдя в комнату, и Эстель все-таки тянет ко мне ручки, крича «Мама».

Я улыбаюсь и с радостью укрываю ее своими руками.

– Да. Я скучаю по всей семье, но она больше не будет такой, как прежде.

– Ты просил у них прощения?

– За что? – нахмурился Майкл. – Мы все кого-то потеряли.

– Да, – смотря я ему в глаза, пытаясь достучаться. – Но ты потерял брата, которого уважал, а они сына. Своего ребенка. И сейчас я буду звучать отвратительно, но, если бы тебе пришлось выбирать между Заком и Эстель, кого бы ты выбрал? – когда Майкл ничего не отвечал, я продолжила: – Это неправильно, что умирают дети. Так не должно быть никогда. Но потерять брату брата легче, чем родителям ребенка. Это не сравнимо ни с чем. Кажется, что ты готов похоронить себя заживо, чтобы только быть ближе к нему. И твоя мать не наказывала тебя своим отношением. Она наказывала себя. Она думала, что не имела права испытывать счастья рядом с сыновьями, которые еще живы, поскольку одного из них потеряла. Она ни одного дня не испытывала покоя, даже во сне. Я не говорю, что твоя боль не важна. Она важна, особенно для меня. Но эта женщина – твоя мать, и то, как она любит Эстель, значит, что она любит тебя. Ведь в этом ребенке трудно увидеть кого-то, кроме ее отца.

– Кажется, это все сложно, – сглатывает он и садится на диван. Я вижу, как ему больно и некомфортно говорить о чувствах, но он делает это. Майкл наконец-то выходит из своей зоны комфортна, чтобы быть честным со мной.

– Знаешь, нам кажутся сложными самые простые вещи, – все еще качаю я дочь. – На самом деле не сложно пить кофе из самой красивой чашки в доме. Не сложно пожелать хорошего дня соседу, кассиру и садовнику. Маленькие приятности делают нашу жизнь светлее, а мы думаем, что это стыдно и неловко.

– Кем бы ты стала, если бы пришлось превращаться в животное?

Он задает этот вопрос настолько неожиданно, что я буквально мгновение нахожусь в ступоре. Мы говорили о грустных вещах и о теме, над которой даже шутки звучат, как кощунство, но это было мило. Он не хотел больше говорить об этом, а я сделала вид, что не против.

– Эммм, – положила я Эстель в кроватку, когда она снова уснула, направляясь к выходу. – Я бы стала змеей.

– Почему? – закрыл Майкл дверь в ее комнату.

– Ну во-первых у нее нет чувств, и она ни к кому не привязывается.

– А во-вторых? – смеялся он, когда мы снова легли в постель, повернувшись на бок, смотря друг на друга.

– А во-вторых ее многие боятся и самое важное – есть можно раз в месяц.

Я не помню, как мы уснули, но этот день все изменил. Единственный день моей жизни помог мне понять мало, от чего зависело так много. Целая вселенная, которую я построила для себя и под себя оказалась ненужной благодаря единственному человеку. Майкл еще спал, когда в семь утра мне пришлось вставать, потому, что Эстель вот-вот проснется. Я собиралась подниматься с кровати, когда солнце пробилось сквозь занавески. Майкл все еще лежал в позе, в которой уснул, и выглядел умиротворенно. Словно мальчишка, который вчера выиграл матч, а сегодня ему покупают новый скейтборд. Наверное, люди становятся счастливыми, когда начинают любить утро. Завтраки, кофе и тихую музыку. Свет солнца, который будит тебя, и будильник не имеет к этому никакого отношения. Наверное, наша жизнь, это такие мелочи, которые совсем не мелочи.

– Доброе утро, милая, – шепчет он, улыбаясь и все еще не открывая глаза.

– Какое милое слово, – отвечаю я. – Это странно.

– Солнышко. Радость моя. Моя любовь.

Со мной что-то происходит. Я почти утопаю в чувстве, которое поглощает меня без остатка. Я словно луна, которую представляет ребенок. Имею ввиду, когда мы еще дети, и едем в машине, думаем, что луна следует за нами. И я так. Следую за ним, пусть на самом деле ни ребенок, ни Майкл не знает правды. Пусть он не знает, что я люблю его. Я люблю этого человека, благодаря его усилиям и даже иногда проявленной жестокости, цинизму, эгоизму, ненависти заставил меня открыть глаза на такое количество важных вещей. На себя. На него. На семью. На жизнь и утро. Самое важное – доверие. И я нашла человека, которому готова довериться.

– Я рад, что ты открыла в себе ту, которая всегда жила в тебе, – проводит он пальцами по моей щеке. – Пусть на это и понадобилось много времени.

– Прошлый раз, когда я открыла в себе женщину, ищу как закрыть ее обратно до сих пор, – по лицу Майкла расплывается улыбка, и, кажется, он ожидал ответа, который не будет связан с сентиментальностью. – А то мне зарплаты не хватало.

– У тебя будет моя, – перекатывается он на меня. – Всегда. Если зарплата – это цена твоей женственности, то я готов платить за нее. Эс?

– Что?

– Пообещай, что это навсегда.

– До завтра точно, – смеюсь я. – Я все еще жду какого-то подвига, чтобы простить тебя.

– Я люблю тебя, – шепчет он. – И я совершу какой-то подвиг, чтобы услышать эти слова в ответ. Я точно уверен, что ты их скажешь однажды. Это чувство поглощает меня. Поглощает нас. И каким-то образом я всегда нахожу путь к тебе, даже если он закрыт. А теперь идем, – поднимается Майкл на ноги, протягивая мне руку. – Я готовлю отличный завтрак голышом.