Текст книги "Темные желания (СИ)"
Автор книги: Анастасия Савицкая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 24 страниц)
Глава 15
– Ты должна пойти туда, и улыбаться. Делать вид, что ты с нами.
– Я не буду этого делать, – ответила я, смотря на Майкла. – Ни за что на свете.
– Будешь, – открыл он двери, переставая держать меня под замком. – Эстель у них, и я уверен, что ты еще хочешь увидеть ее живой. Нам больше не нужно держать тебя взаперти, ведь у них и так есть все для того, чтобы ты продала собственную душу. И ради бога, – направился он к выходу. – Поешь и умойся. Ты ужасно выглядишь.
Мой разум был заполнен мыслями о предательстве, планами мести и паутиной интриг. Жизнь с этим «чокнутым семейством» была утомительной. Каждый день был наполнен новым испытанием в попытке отличить правду от лжи в моей собственной голове. И не важно, насколько усердно я старалась преуспеть в этом, я никогда бы не смогла отличить реальность от вымысла. Майкл одержал победу. Все они. Мне пришлось выпить аспирин, затем кофе, потом пойти в ванную, приведя наконец в порядок свое тело, и поесть. Да, я потеряла, наверное, фунтов пятнадцать за эти дни, и удивляюсь как я смогла продержаться практически без еды. Но в тоже время и я получила то, чего так желала после рождения дочери. Я стала такой же холодной и беспощадной, какой была. Такой же, как Майкл. Моя кожа была льдом все эти дни, и я боролась с яростью настолько сильно, что меня не покидало чувство, что земля под моими ногами может разверзнуться и поглотить меня.
Мои зубы болели от того, насколько сильно я их стискивала, а глаза щипало от непролитых слез. Я дышала жаждой мести. Я насыщала свое тело мыслями о возмездии. Все, что я могла видеть, была чистая ненависть.
Как могла существовать во мне доброта к некоторым людям, когда все, чего я желала, было четыре могилы – по каждой для мужчин, в том числе и Майкла, и одной суки, которая однажды сказала имя моего ребенка? Как я могла верить и добро и зло, когда все, чего я хотела с неистовой страстью, чтобы их жестокие сердца валялись кровоточащими у моих ног, и все это полыхало синем пламенем?
Но нужно было начинать. Я открыла шкаф, который был заполнен одеждой. Необходимо было выбрать наряд на чертов вечер, а любой наряд может рассказать о человеке намного больше, чем он сам хотел бы сделать. Еще Ив Сен-Лоран подметил, что водолазка с высоким горлом замечательный выход из любого щекотливого положения. Она красиво обтягивает и подчеркивает грудь, при этом скрывает подробности от посторонних. В моем примере это были синяки и слишком худые руки. Так что я надела черную водолазку с небольшим вырезом и красную юбку миди, которая скрывала ноги с тем же недостатком худобы.
Когда дом начал наполняться напитками, едой и гостями, Майкл зашел за мной в идеальном костюме. Как и всегда. Он был ухожен, и казалось, я съедаю себя изнутри, в то же время, когда он наслаждался жизнью.
– Ты должна улыбаться и говорить, что понимаешь, что делаешь. Должна вести себя, как…
– Как твоя жена, – договорила я за него.
– Да. Ты – моя жена.
– Брак – это как долгий разговор. При вступлении в него нужно ставить себе простой вопрос: полагаешь ли ты, что до старости сможешь хорошо беседовать с этой женщиной.
– И ты думаешь, смогла бы беседовать со мной всю жизнь? – вытащил он руки из карманов.
– Никогда, – взяла я его под локоть, надевая улыбку. – Наши разговоры закончатся в Колумбии.
Этот вечер был поводом, чтобы посетить встречу наркоторговцев. И люди, которые были здесь, были наделены особыми правами и не имели ни одной обязанности. Я выглядела как трофей, который забрал Майкл с собой. Конечно, я убивала, но это была моя работа, а все остальное – никогда. Я не нарушала закон и четко установила дополнительные правила для себя. Мне так было проще. Но он снова забрал у меня и это. И улыбаясь натянутой улыбкой, подписывая документы, которые разрушат жизни многих людей, я понимала, что пойду на это еще сотню раз, чтобы спасти Эстель.
Они разделяли штаты между собой, и в этот вечер это произошло – они засыпят пол мира наркотиками и кровью. Да, я улыбалась. Все было именно так, как и обещал Майкл, я выглядела не как заложница, а как соучастница. После этого паршивого вечера я решила пойти в ванную и смыть с себя грязь этих взглядов.
– Эс, – вошел Майкл в ванную, пока я стояла, наслаждаясь ледяной водой.
– Тебя не учили стучать? – уронила я душевую насадку на пол, испугавшись.
– Не важно, что произошло Эс. Несмотря на все, мы погрязли в этом вместе.
– Так думаешь лишь ты.
Майкл наклонился и поднял душевую насадку с пола. Его волосы защекотали нижнюю часть моего живота, его рот находился в непосредственной близости от моей киски. Выпрямляясь, Майкл поместил душевую насадку в держатель и вместе мы продолжали стоять под потоком капель, оба промокая, но в то же время отогревая мои замерзшие мышцы. Без единого слова он потянулся к крану и закрыл воду. Тишина.
Мы не двигались, и я была полностью обнаженной, когда мощное тело Майкла придвинулось ко мне ближе. Его одежда прилипла к телу так, что это было практически недопустимо. Его член был твердым, футболка обтягивала его рельефный пресс и выпуклости. Я сглотнула, когда потребность получить освобождение нахлынула на меня с сумасшедшей силой. Мои глаза скользнули вниз по его телу, устремляясь к его твердой длине.
– Я мечтаю убить тебя, – сказала я чуть слышно.
– Ты в силах сделать все, о чем мечтаешь, Стейси. Никогда не подозревай другого.
– В тебе больше нет высоты. Высоты, которую я видела раньше в твоих глазах. Теперь они похожи на Safari, в котором открыто двадцать пять вкладок, играет фоновая музыка, и ты скачиваешь фильм через ужасный Wi-Fi, который находится через три квартала от дома. Все вкладки не отвечают, а я хочу переключить песню, но не знаю в какой именно играет музыка.
– Если ты постоянно будешь проводить время в ожидании увидеть что-то другое во мне, кроме того, что видишь сейчас, ты позволяешь мне контролировать твою судьбу. Я отбираю все твое время, а должна – месть к нам всем. Не живи на остатки моей любви, иначе всю жизнь будешь голодна. Живи на остатки своей любви, и будешь испытывать хоть какую-то стабильность. Жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на постоянную грусть, Стейси. Тебе не нужен повод, чтобы включить музыку и танцевать. Твоя мама прошла через девять месяцев ада и была готова пройти еще восемнадцать, чтобы вырастить тебя. Она не заслужила смотреть на то, как ты истязаешь себя в поисках кого-то или чего-то для кого-то другого. Даже если это спасение. Важна только ты. Твои эмоции. Пусть кто-то посчитает их неразумными, но они все равно ценнее, чем что-либо в этом мире, – провел он подушечкой большого пальца по моей щеке, вытерев слезу. – Ты не идеальна для других людей, но это не дает им повода использовать это против тебя. Перестань извиняться за то, что любишь или считаешь правильным, или за себя, в конце концов. Неси ответственность за свои поступки, чтобы заслужить уважение, а не комплименты.
Майкл направился к выходу, а я так и осталась смотреть ему вслед, не имея возможности пошевелиться. Он словно прощался со мной, давая не советы, или наставления на жизнь без него. Я не допустила бы сейчас его к себе, но, господи, я любила его. Я так сильно любила его и понимала, что, когда в конце концов все это закончится, то буду с ним. Каждый день. Каждую минуту, ведь он все равно остается Майклом. Человеком, которому я все прощаю. И чтобы он ни делал в прошлом, это не изменится. Когда ты любишь, тебе настолько все не нужно, кроме этих чувств.
– И еще, – добавил он прежде, чем уйти совсем. – Возможно ты и неидеальна, но для меня ты совершенство. Никогда не сомневайся в этом.
Ни с кем мне не было так спокойно, ни с кем я не чувствовала себя такой защищенной, ни к кому так неистово не хотела, и ни по кому так не тосковала с такой слой. Только глядя на Майкла, в моих глазах загорался целый пожар, и рядом выстреливали салюты праздника. И все это происходило, лишь глядя на него одного.
Я вернулась обратно в комнату и вспомнила момент, когда могла спокойно сесть в машину и уехать, куда сама хотела. Завтра должен был быть мой день рождения, но его не будет. Я вспомнила, когда мне исполнилось двадцать два и я сидела с Батлером на заправке в Германии, попивая пиво. И все, о чем я думала: «Тебе 22, Эс. Ты стала снова старше». И в этом не было негатива или потерянности, ведь у меня и не было семьи до того момента. Это просто был очередной день, в который родилась девочка двадцать два года назад. Но тогда он отличался от других. Потом были мои подруги. И я не занесу его в десятки лучших, но тот день рождения определенно я занесла бы в историю собственной жизни.
Я почувствовала какие-то прикосновения. Уже и забыла, как это. Но это не был Майкл. Кто-то другой. Другой запах и другие касания. Я резко открыла глаза и ударила того человека ногой в голову. Он зарычал, и я скатилась с кровати и стала на ноги. Затем взяла кресло и начала бить его по телу. Он упал, и я села на него, собираясь задушить, как открылись двери и включился свет. Подо мной лежал какой-то сукин сын, которого я видела тут впервые, и я определенно хорошо его поколотила. В дверях стоял Джейс, который точно был зол. Он подал мне руку, сказав:
– Встань дорогая, – я устремила на него свой взгляд. – Я бы никогда не разрешил этого, и он будет наказан. Обещаю.
Оказывается, Джейс говорил на испанском, и этого мудака забрали буквально спустя минуту. Джейс ушел вместе с ними. Через несколько минут двери снова открылись, и он вернулся с чашкой в руках.
– Возьми, – отдал он ее мне. – Это хороший чай, и извини за это.
– Ты убил ребенка и просишь прощение за то, что какой-то мудак хотел меня ударить или изнасиловать? Ты серьезно, мать твою? Я агент, он знал, что у него нет шансов, и пришел сюда точно не по собственному желанию. Или вам нужно другого менеджера по набору персонала.
– Знаешь, Стейси, ты мне нравишься, – сел он на пол рядом. – Ты честна и умна. А теперь пошевели своими умными мозгами и подумай, хотел ли я убивать девчонку, которая мне ничего не сделала на глазах у семьи женщины, которую любит моя жена.
– Бывшая жена, – смотрела я на него с ненавистью. – Слава богу, она развелась с тобой. Ты ужасен. Ты не похож на человека. Люди, которые делают ужасные поступки, просто ужасные люди, и не ищи себе оправданий.
– Сосредоточься на том, что у тебя есть, а не на том, чего нет. Ты – это тот человек, которым ты являешься сейчас. Тебе нужно отыскать какой-то свет во всем этом, который будет давать тебе вдохновение и силу, и поможет двигаться дальше. Держись за этот свет как можно крепче.
– Тебе этот свет помог?
– С годами я понял, что не бывает умных женщин без внутренней трагедии. И чем умнее женщина, тем она несчастней.
– Ты думаешь, я несчастна?
– Я думаю, что порой нам больше везет именно тогда, когда мы не получаем желаемого. И на самом деле, Эс, – поднялся он и направился к выходу. – Тебе есть, за что благодарить судьбу.
Безвыходным мы называем положение, выход из которого нам не нравится, и причина, по которой я так сильно люблю не спать допоздна, заключается в том, что между первым часом ночи и пятым мир тих и никто ничего не требует от меня. Я могу пялится в свою стену четыре часа и никаких последствий не будет. Так тихо и спокойно, и я люблю это. Я могу плакать по своему ребенку, по своей семье, по своим друзьям и по любви, которой не суждено жить.
Все любят красивые истории, потому что себя находят в главных героях, и мечтают о такой же жизни. Человек ждет чуда, а не подарка. Что кто-то придет и по взмаху волшебной палочки изменит всю жизнь. В реальности такого нет. Ты борешься за каждый кусочек своего счастья и за каждого нужного человека. И я знаю, что завтра подпишу очередные бумаги и закрою всю свою жизнь. Мне придется жить в бегах и оберегать свою семью ценой собственной жизни, но все таки как много хорошего было.
И будет еще. Я точно знаю, что один неудавшийся день или месяц – не повод думать, что теперь всегда будет так. Ожидание – не смысл жизни, но это и есть жизнь. Если мы ожидаем, то скучаем и, значит, чувствуем. А это много. Равнодушие рушит все, но, если кто-то на мгновение уходит, жизнь не рушится. Даже если уходит на совсем, она идет дальше. Я сбилась со счета, сколько событий воспринимала, как катастрофу, все из которых сейчас потеряли значение. Через год все будет по-другому, и важными будут совершенно другие вещи. Не пойди я на эту работу, которая сейчас всему причина, я не познакомилась бы с подругами, и так бы не узнала, что такое семья. Я не познакомилась бы с Майклом и не родила бы свою дочь. Не познала бы такой сильной любви.
– Собирайся, – вошел в комнату Максфилд. – Через десять минут мы уезжаем.
– Я подпишу бумаги и уеду? Я больше никогда вас не увижу. Боже, как я хочу забыть все ваши лица.
– Ты правда так думаешь или тебе сказали так думать? Неужели ты и правда думаешь, что отсюда кто-то уходит? Майкл создал это с нашей стороны. Это он все создал: поставку, переправку, контрабанду, убийства. Он знал тебя до того момента, Стейси. Ты стала важной, только когда родилась Эстель. А до того момента ты была просто очередным оружием.
Я позволила себе расклеиться. Я поняла, что не обязана всегда быть сильной и притворяться, что мне все равно. И хотя трагедии – это плохо, они дают нам возможность стать сильнее.
– У меня такое неприятное чувство, что ты прав, – прошептала я сама себе.
Я вспомнила одно из дней, когда Майкл пропал. Я сидела на улице в Starbucks, и кругом меня находились люди и магазины. Да именно находились. Казалось, магазины были живыми, а люди мертвыми. Меня окружали банки и булочные. В кафе напротив, где продавалось мороженное сидели люди, хотя мне казалось, что на улице слишком холодно для него. Да, в тот момент я подумала о том, что не разрешила бы сейчас Эстель есть его. Столько всего меняется с приходом одного человека в твою жизнь. Как и уходом. Раньше каждое воскресенье у меня было по плану. Но нет, в хорошем понимании слова «план». Я любила это слово, и оно мне было чаще всего нужно. Утром я просыпалась и завтракала, потом шла в спортзал, душ, снова еда, а затем было самое важное в этой неделе. Мы с Майклом устраивали свидание. Каждое воскресенье, пока все не пошло коту под хвост, это был наш день. Мы смеялись, ели в ресторане, смотрели фильм, все, что угодно, но мы уделяли время лишь себе. Позже с Эстель были наши друзья, мама Майкла, или же мы брали ее с собой. Она нам не мешала. Она добавляла красок в нашу жизнь, и каждому воскресенью я была благодарна за его существование. Никогда ранее я не чувствовала такого одиночества, как в то утро. Я всегда была для себе всем миром, но сидя в очередное воскресенье совсем одна, я хотела тех дней. Тех воскресений, в которых я была счастлива, и план этого дня делал мою жизнь потрясающей. Наверное, именно в какой-то такой момент ты понимаешь, что все это по-настоящему. Майкл стал настоящим, только когда он исчез, а не появился. И тогда я даже в мыслях не могла его отпустить.
Около часа спустя Майкл вошел за мной в комнату и протянул мне руку, смотря прямо в глаза. У него был цветок в руках, и он начал вплетать мне его в волосы. Его ласковый взгляд всегда был таким особенным.
– Ты очень красивая, Эс, – шепчет он тихо. – Все меняется, милая, но солнце все так же встает каждое утро.
Его голос словно из разных инструментов впивается мне в разум. Дальше он говорит, что я похожа на картину, и жизнь является моим самым неповторимым художником. Его губы говорят слова надежды, и еще он говорит, что ничего не потерянно, и все ответы я найду в себе. Он – это я, а я – это он. Он поражается моей силе и стойкости, и когда-нибудь все это мы сможем преодолеть.
Да, идеальных отношений не существует. Разве что в романах. Хочешь идеальных отношений? Научись справляться с шероховатостями и собственной глупостью. Именно это и делает их идеальными. В отношениях всегда имеет значение самое начало дня. Обнять, поцеловать и весь день ходить с нежностью в сердце. Любовь начинается с утра. Это я и сделала. Может быть, это был наш последний день.
– Со всей любовью, – прошептала я в его щеку. – Твоя Стейси.
– Я мечтаю прочитать твои мысли и узнать, кто я для тебя.
– Не делай проблему больше, чем она того заслуживает, – я не могу отойти от него. Мне нравится его запах и нежность в грубости.
– Пошли, – чуть слышно шепчет Майкл, и легко сжимает мою шею.
– Куда?
– Разве это важно?
Моя мама говорила, что самый ценный диалог, это диалог, который мы ведем сами с собой. Все остальные не ведут никакого смысла.
– Какой был твой самый большой провал, Эс?
– Однажды я влюбилась, – пожала я плечами. – И вот теперь я тут, в заложниках, моя дочь далеко от меня, так что да, думаю, это был мой самый большой провал.
– Не бойся, Стейси, – обнял Майкл меня, сильно прижимая к себе. – Я не позволю, чтобы с тобой что-то случилось.
– Это так странно, – отошла я от него. – Я всю жизнь оттачивала мастерство похуизма, а теперь мне реально страшно.
Прежде, чем выйти из комнаты, Майкл дал мне нож, и я засунула его в ботинок. Он сказал, что мне это не пригодится, но пусть будет на всякий случай. Когда мы направились к выходу, он снова отдалился от меня, а я вспомнила, что на мгновение забыла о ненависти к нему. Так странно, когда любишь человека, забываешь, как его ненавидишь. Когда за мной закрыли дверцы фургона, я обнаружила там девочку. Боже, меня словно преследовали дети. Но я больше никого к себе не подпущу. Это я знала наверняка. Все, кто сближается со мной, оказываются в опасности или умирают.
Господи, как я хочу открывать утром занавески и пить кофе. Смотреть в окна, и порой обжигаться кипятком. Наблюдать за своим смеющимся ребенком и вдыхать холодный воздух. Читать маленькие книги на ночь и прикрывать глаза, представляя себя частью большого и живого. Представляя себя частью нашей совместной жизни с Майклом. Я научилась вбирать в себя книги, цитаты писателей и картины художников в детстве. Запоминать фразы на французском и цитировать Блока на русском. Наверное, это и есть настоящая жизнь. Но у меня – лишь наслаждение абсурдностью этого мира, и, наверное, было бы гораздо больше удовольствия в жизни, чем у других. У меня была любимая работа, и на самом деле я получала наслаждение от того, что делаю. Потому что на самом деле никто не любит то, чем занимается. Это иллюзия и игра на публику, и все люди в мире научились в нее играть.
– Сколько тебе лет? – спросила я тихо.
– Мне тринадцать, – ответила она тихо. – А ты кто?
– Я друг.
– Моей мамы? – чуть ухмыльнулась она. – Она тут главная. И она не разрешает мне красить губы губной помадой.
– У тебя еще своя красота.
Я удивилась, как мать может все это показывать своему ребенку. Еще и девочке. Я бы в ад спустилась, чтобы никогда не показать Эстель ничего из своего мира. И как люди могут жить с понимаем того, что их дитя растет точной копией их, и тут нет ничего из раздела комплиментов.
– Знаешь, – натянула я улыбку, предаваясь воспоминаниям. – У меня в школе однажды учитель запретил мне красить губы красной помадой. И на следующий день каждая девочка в классе накрасила губы кроваво-красной помадой, которая у нее только была, и в туалете была очередь, чтобы нарисовать огромные острые, как нож стрелки, и все мы выглядели, как легион воительниц-богинь, которые шли отомстить за свою сестру, – показала я кавычки в воздухе, – поэтому, когда учитель вошел в класс, у него просто отпала челюсть, и он стал игнорировать тот факт, что все девочки уставились на него посреди урока, и начали поднимать руки и задавать вопросы касаемо предмета, чтобы заставить его посмотреть на нас всех. Знаешь, девчонки иногда поразительны, когда дело доходит до борьбы, и мужчины упускают нечто великолепное, не наблюдая за этим.
Меня вытащили из машины и подтолкнули к воде. Это был порт, и какое-то заброшенное здание напоминало мне избушку старого моряка, как в фильмах. Было слишком много людей, и больше всего я переживала за Майкла. Не за ребенка, как обычно, а именно за Майкла. Я переживала за Эстель, и за то, что она может его не узнать. А я так бы хотела, чтобы она узнала его сердце, и как он умеет защищать. Как он умеет любить, даже когда пытается показать, что его никогда этому не учили. И да, за себя. Это правда. Впервые в жизни я переживала за себя по той же причине. Я не хотела, чтобы моя дочь росла без матери. Без любви и чувства безопасности. Я хотела бы научить ее любви к искусству, музыке, поэзии, картинам, литературе и узнавать человеческую душу. Очень. Мне кажется этому меня не научили, и мне пришлось узнавать самой, на сколько я могла себе позволить. Я дала бы ей лучшее образование и чувство, что тебя всегда поддержат. И я дала бы ей семью. Да, это единственное по сути, за что всегда стоит бороться.
– Заводи ее, – сказала женщина Джейсу. – И без глупостей.
Мои руки были туго связаны веревкой, и Джейс повел меня к тому домику, который я заметила с самого начала.
– Джейс, – сказала я чуть слышно, когда он завел меня в подземелье. – Пожалуйста, не делай этого. Она не может остаться одна.
Он молчал все время, пока развязывал мои руки и связывал их снова, но расслабляя узлы. Я заметила это, хоть и промолчала. И только прежде, чем закрыть дверь он сказал:
– Он будет в порядке.
Забавно, что происходит, когда вы осознаете, что ваша смерть близка.
Жизнь внезапно ощущается на расстоянии миллиона миль от реальности. Я никак не могла вспомнить все имена или названия мест, где я могла с ними встречаться. Ничерта не могла вспомнить, когда страх вторгся в каждый атом моего существа, парализуя. Я ничего не могла изменить или даже увидеть, что там происходит. Вдохнув запах сырого подвала, я оглянулась. Все вокруг было черным. Было такое впечатление, что в течение долгих часов я бродила по крошечному пространству, ища выход, но находила только стены и отдаленные голоса. Боже, тишина была убийственная. И когда несколько часов назад надежда, за которую я цеплялась, что мы сможем выпутаться, канула в пустоту, я перестала пытаться. Я не проронила ни слезы, просто смирившись с тем, что вся эта трата калорий не имеет больше значения. Смотря на землю, я видела темноту, которая была везде, и я была согласна, чтобы пустота поглотила меня, если с Майклом все будет хорошо. Он был сломлен так сильно, что я бы никогда не смогла этого исправить. Мои руки онемели, во рту пересохло, и я задалась вопросом, оставили ли меня здесь умирать.
А потом я услышала звук шагов, приближающихся к двери и разрывающих тишину. Напряглась, когда дверь отомкнули и широко открыли. Я ожидала увидеть яркий слепящий свет, но вместо этого он был тусклым и неясным. Огромное тело стояло в дверном проеме, и я почувствовала страх, скрутивший желудок. Все это время казалось вечностью.
– Я не причиню тебе вреда, – сказал Максфилд своим низким и грубым голосом. Он не звучал жестоко. На самом деле, его голос звучал молодо.
Я почувствовала, как холод пробежал по моей спине, когда он схватил меня за руки, вторгаясь в мое пространство. Резко задрожав, я сдерживала вой, прежде чем почувствовала, что мои руки полностью освободили.
– Если сделаешь что-нибудь глупое, я снова свяжу их, – предупредил он.
Мои плечи и руки болели. Я потерла запястья, размяла пальцы, наблюдая за перемещением его высокой фигуры в другую сторону крошечного подвала.
– Где Майкл?
– Ты сейчас пойдешь к нему, и, если все пройдет гладко, тебя отпустят.
– А его?
– А он сам никогда не уйдет.
– Почему ты так думаешь?
– Потому что тогда не отпустят тебя.
Я наблюдала, как Максфилд не хотел быть тут. Ему было не комфортно рядом со мной, и он ничего не мог поделать. Он сказал мне подняться и следовать за ним. Мы вышли на улицу, и холодный воздух ударил мне в лицо. Было так много машин, и так много лиц, и я потеряла чувство безопасности. У меня больше не было его, и не знаю смогу ли вернуться в него когда-нибудь.
– Подписывай, куколка, – сказал какой-то незнакомый мужчина.
– Не трогай ее, – услышала я голос Майкла. – Она подпишет, как только сядет в машину и уедет отсюда. Тогда я заберу бумаги и принесу их сюда. Вы сядете на корабль, а там вас встретят наши люди.
– О нет, милый, – опять отозвалась эта язва. – Она никуда не уедет.
– Значит никаких бумаг не будет.
– Я могу убить ее.
– А я могу убить тебя.
Шаги раздались совсем рядом, и я на мгновение задержала дыхание. Майкл повернулся ко мне, и его сердцебиение, возможно, имело тот же темп, что и мое. Он наблюдал за мной, а я оценивала обстановку. Тот же мужлан, который обращался ко мне прежде, ударил меня в спину, и я увидела, как он достал нож. Но, кажется, Майкл увидел это раньше, и, достав пистолет, в мгновение ока пристрелил его. Он рухнул без сознания на землю, и раздался глухой звук.
– Убрал от нее свои грязные лапы.
– Майкл! – я бросилась к нему, и мне было плевать, что будет дальше.
Я прижалась к нему и расплакалась. Мне столько всего пришлось пережить за последние дни, и я держалась хорошо. До этого момента.
– Все будет хорошо, милая, – сказал он мне тихо. – Я буду защищать тебя ценой жизней всего мира, – обнял меня сильно. – Ты в безопасности, любовь моя.
А затем начались худшие минуты моей жизни. От ниоткуда началась стрельба, и Майкл перекатился на меня, закрывая своим телом. Он откатывал нас за машину, чтобы спрятаться, но вдруг я почувствовала, как его тело дернулось несколько раз.
– Ты цела? – спросил лишь он.
– Да, – ответила я почти задыхаясь. – А ты?
– Я в порядке, Стейси, – слышала я улыбку. – И ты наконец-то лежишь подо мной.
Я засмеялась, но, когда отклонилась от Майкла, увидела, что он был в крови. В него попало минимум три пули, одна из которых была в районе груди.
Я взяла в руки его лицо, оставляя на нем кровь, и встала перед ним на колени, пытаясь понять, куда попали пули.
– Стейси, – услышала я голос Джейса. – Дай пистолет!
– Еще двоих осталось, – крикнул ему Максфилд. – Не нужно.
– Мне нужен телефон! – сказала я им. – Нужна скорая.
– Телефон в машине! – ответил Джейс. – В черной.
– Майкл, – почти задыхалась я. – Живи. Пожалуйста, только живи. Я хочу заполнить сотню фотоальбомов воспоминаниями о приключениях с тобой. И ты не имеешь права меня бросить. Я возьму телефон. Я быстро.
Он провел пальцем, который так же был в красной жидкости вкуса метала по моим губам, и я замерла. Я лишь наблюдала за ним, и он кажется, был не настолько плох, как я думала. Он поцеловал меня раз. За тем еще раз. И когда прижал сильнее к себе, я взяла в ладони его красное лицо, чувствуя что мне плевать, даже если весь мир сейчас упадет нам на голову. Он толкнул меня на землю, и оказавшись сверху, продолжал целовать. Кажется, кровь уже текла из наших губ, и все остальное казалось не важным. Звуки скорой, и полиции. Голоса людей, которые приближались. Важным были лишь мы. Лишь губы, которые мы оба хотели целовать.
Я побежала к машине Майкла, чтобы взять телефон. Сев в нее, открыла бардачок, и когда заглянула под сидение, нашла. Его телефон работал бы еще максимум несколько минут, учитывая 2 % заряда. Я позвонила Адаму, и он поднял трубку, говоря обеспокоенным голосом:
– Майкл?
– Это Стейси.
– Эс? Все в порядке?
– Едьте домой. Только будьте осторожны. Слишком много всего произошло.
– Ты не думала, что возможно только там она будет в безопасности? – услышала я голос той суки, которая угрожала моему ребенку.
– А ты не думала, что пора бы уже тебе сдохнуть? – огрызнулась я, благодаря Майкла за нож.
Я всадила нож ей в горло, а затем еще и еще раз, понимая, что снова убила человека. Она не ожидала этого, и по факту, я также убила ребенка. У нее была девочка, которая лишилась матери сейчас, а может быть, она решилась ее гораздо раньше. Может быть, я не была бы так зла на нее, но она угрожала моему ребенку, и я никогда не смогла бы смириться с ее жизнью. Я хочу отправится в дорожное путешествие с тем, кого я люблю. Хочу бежать, исследовать места, спать в машине, останавливаться, просто чтобы полюбоваться видом, пить кофе, посещать музеи, слушать любимые песни по телефону, делать фотографии восхода и заката солнца, гнаться за туманом и солнцем, чувствовать ветер в волосах, целоваться и обниматься, встречать других людей и создавать воспоминания с теми, кого люблю.
Кажется, я всю жизнь ждала лишь его одного, и не понимала этого, пока его не отобрали. Я всю жизнь безоговорочно отговаривала себя от близости, а когда узнала, что это, не понимала, как столько времени жила без нее. Огромное количество мужчин были мне безразличны, и Майкл запал в душу лишь один. Я сходила с ума от тоски по нему. Меня ломало. И если я обычно лечилась сексом от всех проблем, то теперь это бы не помогло. В близости к себе во всех смыслах этого слова я видела лишь его. Все поблекло на его фоне. И я снова готова была бросить всю свою жизнь, чтобы разделить с ним ее. Я бы отказалась от всей своей работы и званий, и стала бы на противоположную сторону. В этой жизни мне нужен был лишь он. Он и наша дочь. Наша семья, которая появилась, когда мы не думали, что сможем создать даже взаимопонимание, не то, что любовь в обличии Эстель.
Меня не пускали к Майклу в палату, и я в прямом смысле этого слова истерила. Никто мне ничего не говорил. Не говорили, он умер или жив. Стабильно ли его состояние. Я села на пол, и, кажется, просидела в коридоре целую вечность, пока не почувствовала прикосновения к своему телу.
– Не трогайте меня, – сорвалась я с места.
– Тут нельзя ночевать, Стейси, – появился Джейс перед моими глазами.
– В тумбочке буду спать. Не трогай меня!
– Иди к нему, – вздохнул он. – Все будет хорошо, и ты в безопасности. В палате есть душ и одежда, переоденься. Поешь и выспись. Мне жаль, что все так случилось.
– Почему ты делаешь это, Джейс?
– Я давно его знаю, – лишь развел он руками. – А он единственный, кто знает меня.
– А как же Долорес?
– Ты была права, – заметила я слезы в его глазах. – Она заслуживает лучшей жизни.
Я больше ничего не сказала, а лишь открыла дверь в палату и окунулась в мир Майкла. В мир, который на самом деле любила больше всего на свете. Взяв его руки в свои ладони, прошептала:
– Скажи, что я должна сделать, чтобы ты открыл глаза? Я больше всего на свете хочу этого. Я люблю тебя, Майкл. Я безгранично люблю тебя.
И только теперь я поняла состояние Брайана. Как он мучился и как хотел оказаться на месте Эмили, только чтобы быть уверенным, что с ней все будет в порядке. Я была благодарна Джейсу, но мне нужна была его могила. Я не доверяла ему и понимала, что успокоюсь лишь в тот момент, когда осуществлю это. За Кетрин, которую больше никогда не верну, и за безопасность Эстель, которую хочу ей гарантировать. Да, Долорес меня никогда не простит, и все развалится, но, если придется выбирать, я всегда выберу свою дочь.
