Текст книги "Формула власти (СИ)"

Автор книги: Анастасия Поклад

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 24 страниц)

– Хорошо, что я тебя застал здесь, – Липка сел рядом, держа собственную доску – скоростную, серебристого маскировочного цвета. Новая, секретная разработка, ни у кого таких пока нет. Костэну всегда доверяли испытывать экспериментальные модели, ведь он непревзойденный летун. И, конечно, лукавил тогда, в кабинете, говоря, что Дарьянэ управляется с доской лучше него.

– Липка, я запутался, – признался Юра. – И растерялся. И жену свою видеть не хочу, какой бы умницей она ни была.

– Это потому, что свои личные дела все переживают очень глубоко, – сказал друг. – Случись такая каша в жизни с кем-либо другим, ты мигом бы понял, что к чему, и откуда следует начать. Взгляни на свои неурядицы отвлеченно, без лишних эмоций.

– Не могу.

– Учись. В будущем пригодится. Думаешь, это твоя последняя встряска? Вот прямо сейчас, не сходя с этого крыльца, и начинай.

– А может, в другой раз? Голова болит.

– Так и не прошла?

– Ну... если сравнивать с тем, что было...

– Юрка, а полетели ко мне, – Костя красноречиво хлопнул рукой по своей доске. – На тебя глядеть – сердце сжимается. Хочется наконец-то дать тебе спокойно выспаться и нормально подумать. Этим и займемся. Вставай.

– Липка, что бы я без тебя делал, – даже радость у Юры вышла какой-то вялой. Но искренней.

– Да куда ты на свою доску садишься! Сначала с моей скрепи, в связке полетим. Так я, по крайней мере, буду уверен, что ты не завихляешь, не отклонишься в сторону и не угодишь в случайный штопор. Не возражай, я знаю, что ты замечательно летаешь, но так мне будет спокойней.

– А ты от личного отстранись, – со слабым ехидством посоветовал Юра. – И успокоишься.

– Я не за тебя волнуюсь, – Липка состроил свою фирменную наивную рожу, – а за твои незаконченные проекты. Все рационально, ничего личного.

При упоминании проектов Юргену резко полегчало. Сразу вспомнилось, что кроме свадьбы и прочих семейных дел существует еще и любимая работа, свет в окошке. И значит, жизнь продолжается. Хотя бы до тех пор, пока упомянутые проекты не закончены. А там начальство новые подкинет. Красота!

Костэн Лэй жил в большом четырехэтажном особняке, недалеко от принамкской границы. На работу Липке приходилось летать почти через все Холмы. Он жил не один – вместе с прадедом по отцовской линии, заслуженным агентом тайной канцелярии. Юра раньше никогда не бывал у друга в гостях, а потому высокий чуть сгорбленный сильф с залысинами на лбу, вышедший навстречу, произвел на юношу изрядное впечатление.

– Ты сегодня рано, Костя, – сиплым, но твердым голосом заметил старик.

– Мы по делу, – серьезно сказал Липка. – Дед, у меня для тебя имеется крайне любопытная загадка. Жил-был молодой красивый сильф. Хорошо жил, в свое удовольствие, ни от кого сильно не зависел. Но однажды родители ни с того ни с сего женили его, совершенно не считаясь с мнением самого сильфа и не объясняя причин. После свадьбы выясняется, что жена тоже противилась заключению брака, и ее заставили. Вопрос: какими причинами руководствовались родители обеих сторон, если никакой финансовой и политической выгоды брак не принес?

– Действительно любопытно, – согласился старик. – Но не ново. На моей памяти подобные курьезы уже имели место. Заходите в дом, мальчики, и подождите с полчаса. Полагаю, к тому времени ваша "неразрешимая загадка" станет ясной, как голубое небо.

– Пошли, – Липка потянул Юру за рукав. Они пересекли полукруглый холл, исполняющий роль прихожей, поднялись по широкой винтовой лестнице на третий этаж и оказались в большой светлой комнате с балконом, обставленной просто, но функционально.

– Вот это мое гнездо, – Липка плавным широким движением устроился в кресле и приглашающе указал на кровать. – Располагайся, Юрка. До сумерек отдыхай сколько влезет, а ночевать все-таки лети к жене. Не век же теперь прятаться. Но думаю, после дедовых объяснений тебе уже не будет настолько худо.

Юрген присел на кровать и огляделся. Сразу видно, что Липка любит читать. Три стены из четырех заняты книжными полками. И на столе стопки, одна выше другой. Четвертая стена была увешана портретами. В самом центре находилось изображение очень красивой человеческой женщины, стройной, полной скрытого достоинства. Прямые светло-пшеничные волосы ниспадали до складок старомодного лилового платья, руки были чинно сложены на коленях. Женщина сидела в белой сильфийской беседке, исключительно по прихоти неизвестного живописца увитой ветвями красной сирени. В реальности, насколько знал Юра, сирень не вьется и на Холмах не растет: климат и почвы не те. Пару раз ему доводилось видеть на окраинах приграничных лесов белую сирень, но не более того.

– Кто это, в центре стены?

– Моя прабабка по материнской линии, – с некоторой гордостью ответил Липка. – Необычайная красавица была по сильфийским меркам. Люди-то ее дурнушкой считали, а мой прадед разглядел и полюбил. Жили они счастливо, но недолго – прабабка умерла в девяносто лет, что для человека, впрочем, немалый срок. Это из-за ее наследства, думается, у меня воздушная магия не выходит и волосы не вьются.

– А на других портретах кто?

– Вон там, слева, у самого потолка, прабабка по отцовской линии. Она тоже рано развеялась, разбилась на доске. Дед до сих пор втихомолку горюет, хотя и женился после несколько раз. Но все не складывалось. Ниже прадед по материнской линии, его только десять лет назад не стало. Вот этот групповой портрет, слева направо: дед и бабка по отцу, бабка и дед по матери. Они вместе работали в тайной канцелярии и были очень дружны. И развеялись в один день, на задании. Грустная история вышла, до сих пор помню. Мне тогда всего шесть исполнилось. Справа наверху дядька по матери. И не смотри так хмуро, он живой-здоровый, доски проектирует – думаешь, откуда у меня все эти новинки? А ниже отец. В четырнадцатом корпусе работал, как я. С его смертью какая-то темная история связана, я до сих пор ничего не знаю. Только орден за него отдали и настоятельно просили ничего не спрашивать. А под отцом – мама. Она развеялась три года спустя, от горя. И взяла с меня, шестнадцатилетнего, клятву, что я стану агентом. Я, впрочем, так и собирался. И, как видишь, стал. Ну вот, Юрка, я хотел тебя развлечь, а вышло наоборот.

– Тебе не грустно каждый раз смотреть на эти портреты? – удивился Юрген. Он, конечно, знал, что Липка сирота, но никогда всерьез не задумывался, отчего так вышло.

– Нет, что ты. Наоборот, когда мне приходится туго, я смотрю на них и как бы советуюсь. Становится легче. Может, развеявшиеся не уносятся к Небесам, а незримо присутствуют рядом с нами... Юрка, ты уже спишь. Притом сидя, с открытыми глазами и в полной уверенности, что слушаешь мою болтовню. Ложись, я тебя разбужу, когда дед отыщет разгадку. Его опыта на всю нашу канцелярию с лихвой хватит!..

Липка еще что-то долго рассказывал, про секретные задания и красную сирень, но, скорее всего, Юре это просто приснилось.

***

Доев эклеры, Даша с Рафушей, успевшие за время распития горячего укропника стать закадычными подружками, разобрали в прихожей оставшиеся горшки и попутно перемыли косточки всем общим и частным знакомым. Раферия, например, узнала о деталях и тонкостях быта тайноканцелярских секретарш, а еще получила пару-тройку теоретических уроков высшего пилотажа – Дарьянэ в свое время настолько увлекалась досками, что даже подумывала поступить в ученый дом.

Даша получила бесценные на сегодняшний день сведения о детстве и отрочестве своего молодого супруга: сколько раз в день он разбивал коленки, почему терпеть не может всяческих неразрешимых тайн и стремится раскрыть их любой ценой, что предпочитает на завтрак, какими книгами зачитывается (в этом вопросе их с Дашей вкусы почти полностью совпали) и еще добрую сотню маленьких легких секретиков, которые всегда знают друг о друге брат и сестра, особенно любящие. Ближе к вечеру Рафуше надоело дожидаться брата, который может вообще не прилететь. С него станется заночевать в своем любимом четырнадцатом корпусе, под надежным Липкиным крылышком. Сколько раз уже подобное бывало. А родители волноваться будут, они Рафушу только до сумерек отпустили. Поэтому девочка нехотя, но твердо засобиралась домой.

– Ты прилетай еще, – почти жалобно попросила Даша, стоя в дверях прихожей. Ни с кем, даже с отцом, не говоря уже о коллегах, она не общалась так легко и просто, как с этим ожившим лучиком переменчивого северного солнца. – Буду очень рада тебе.

– Хорошо, – важно кивнула Раферия, – непременно навещу вас, Юрку-то так и не повидала. И ты ко мне прилетай, я тебе наш сад покажу. И укропной рассады дам, хочешь?

– Спасибо, милая, – Даша улыбалась. – Завтра мне непременно надо показаться на работе, а послезавтра возьму отгул и прилечу. Ты будешь дома?

– Гы! – в Рафушиных устах это было утверждением.

Проводив солнечную гостью, Дарьянэ убрала на кухне – устраивать поедание эклеров в столовой обеим показалось ненужным и слишком официальным, – тщательно заперла рабочий кабинет, а ключ повесила себе на шею, чтоб мужу не достался, и вышла на крыльцо подышать вечерним воздухом.

Сумерки обволакивали небо, выпуская тени из щелей. Изменились голоса птиц, кругом запахло тайной. Поднявшийся у самой земли сквозняк разметал Дашины кудри по плечам, забил прядку в приоткрытый рот и понесся выше, обрастая свитой из таких же случайных сквознячков и постепенно становясь настоящим шальным ветром, теребящим крыши и заносящим в сторону все встречные доски. Когда-нибудь, если повезет, этот ветерок вырастет до урагана, поющего серенады под дробь дождей только в самую сильную бурю. А потом ударится о землю, сойдет почти на нет или снова рассыплется на крохотные сквознячки. И опять все пойдет по кругу.

"Как же сильфы похожи на ветер, – подумалось Даше. – Мы тоже рождаемся земными и хрупкими. Растем, поднимаемся на досках под облака, находя по пути опыт и верных друзей. Кому-то везет возвыситься, кто-то вечно скользит по низам. Но все развеиваются, рано или поздно. Сильфы ведь не люди, после смерти от них не остается тел, никогда. Потому и кладбищ у нас нет. Умерший просто растворяется в воздухе, словно клочок тумана. А куда девается душа? Одним ветрам известно..."

Даша редко думала о смерти, сиречь о развеивании, почти никогда, но сумерки и пережитая недавно свадьба настроили девушку на трагико-философский лад. В приоткрытую дверь за ее спиной с сухим отрывистым стуком просочилась стайка бледно-серебристых ночных мотыльков. Дарьянэ в общем-то любила всяческих бабочек, но не в своем доме и не среди ночи. Поэтому сильфида небрежно махнула себе за спину рукой, создавая слабый, но настойчивый ветер. Мотыльков вынесло наружу и потащило куда-то выше, на уровень крыш. Небесный свет все таял под напором сумерек, ютился до следующего дня в масляных светильниках. Масло сильфы добывали из кедровых шишек, и его, хвала Небесам, хватало даже на экспорт. Хоть что-то в Принамкском крае закупать не надо...

Слева, справа и еле различимо – впереди проявились в ночном мраке теплые огонечки соседских усадеб. Сильфы не любят тесниться, ставят дома далеко друг от друга, иной раз до ближайших соседей только на доске и доберешься. Даша подумала, что ей тоже не помешает зажечь лампу, хотя бы над порогом. И дело вовсе не в традициях или ее персональной любви к освещению. Просто если мужу все-таки приспичит сегодня вернуться домой, он должен знать, куда ему приземляться. По сходным причинам лампы и светильники над порогами усадеб на Холмах жгли все, иногда и по ночам. А уж в туманную погоду – тем более.

Лампа над порогом висела – добротная, старинная, с коваными завитушками, но масла в ней не водилось уже минимум десяток лет. Удружили дорогие родственнички, новые и старые, нечего сказать! В домашние лампы масла налили с избытком, а про эту и не вспомнили. Рыскать впотьмах по кладовке и кухонным шкафам Даше категорически не хотелось. Поэтому она просто слила горючее из ближайшего домашнего светильника. Чего сейчас мудрить, масло можно завтра поискать, при свете.

Над порогом вспыхнул экзотический цветок, бросая витиеватые тени на дверь и крыльцо. Эх, какую же красоту раньше делали! Теперь такие светильники редкость, большинство мастеров доски да тяжеловики производят – и прибыльнее, и полезнее. Свет пришелся кстати: через пару минут Даша услыхала, как рассекает воздух быстрая доска, а потом разглядела и самого летуна. Муж, то есть Юрген, ловко приземлился на крыльцо, прямо под лампу, и Дарьянэ наконец-то сумела толком его разглядеть.

Высшие силы! Впечатлительное сердечко юной сильфиды заколотилось чаще, дыхание перехватило. Теперь она верила рассказам Рафуши, что за Юркой вечно бегали девушки. Даша бы и сама сейчас побежала. Юра был невероятно, умопомрачительно, утонченно красив. Чуть вытянутое лицо, темно-пепельные кудри, прямой нос. И глаза, миндалевидные фиолетовые глаза, которые проницательно и с любопытством разглядывают все вокруг. Высокий и гармонично сложенный, в каждом движении – сила. А голос звонкий и вкрадчивый, таким только в любви признаваться...

– Ты что, весь день меня ждала? – при виде стоящей на крыльце жены, такой с виду озябшей и одинокой, Юра ощутил мимолетное чувство вины. Да, прав был Липка, как всегда. Раньше надо было прилететь, чтобы стыдом не маяться.

– Нет, я только лампу зажечь вышла.

Голос жены звучал вполне обыденно – не слишком приветливо и с некоторым вызовом. Юргена это устраивало. Точнее, не волновало. Пусть говорит как ей нравится, лишь бы не бесилась и снотворным не опаивала.

– Ага. Ну, привет тогда. Стой если хочешь, а я в дом пойду.

Уже в прихожей Юргена нагнало равнодушное:

– К тебе сестра прилетала. Весь день ждала.

– Ясно, – мысленно сильф обругал себя безответственным балбесом. Мог бы предположить, что Рафуша вопреки всем обычаям навестит его в первый же день семейной жизни. Жену не хочешь видеть, так хоть бы ради сестры пораньше прилетел! – Ты ее покормила?

– Да, мы пили укропник с эклерами.

– Она поладила с тобой?

– Да, мы подружились. Рафуша меня к себе в гости приглашала.

– Угу.

Юрген пошел в гостиную, а Даша на миг задержалась в прихожей, усилием воли заставляя себя не реветь. Ему же никакого дела до нее нет! Только о сестре спрашивал. Что же теперь делать? Будь Юрген просто случайным знакомым или коллегой по работе, она могла бы кокетничать с ним, приглашать в гости, разговаривать на общие темы. А как быть, если объект воздыханий уже стал законным мужем, но в упор не хочет замечать? Даше казалось, что здесь надо действовать иначе, но она не знала, как именно. К тому же еще утром она заявила мужу, что терпеть его не может и ролью жены тяготится. Ой, ду-ура...

– Юрген! Ты ужинать будешь? – как можно равнодушней крикнула сильфида, не решаясь пока выйти из спасительного полумрака прихожей в освещенную гостиную.

– Не-а, – муж плюхнулся на диван, тот, что поновее, стянул высокие ботинки, с приятным слуху металлическим жужжанием расстегнул "змейку" на куртке. – Даш, называй меня просто Юрой, по-дружески. Все-таки со вчерашнего дня мы не совсем чужие.

Сердце Дарьянэ подпрыгнуло и зашлось от мимолетного счастья. Может, еще не все потеряно? Пожалуй, в таком душевном состоянии уже можно выйти на свет...

– А... э... Юра, а что ты сейчас будешь делать?

– Думать, – муж коротко вздохнул, закинул куртку на соседний диван, оставшись в штанах и легкой светло-голубой рубашке с широкими рукавами. – А ты мне не мешай, ладно?

– Угу, – Дарьянэ незаметно бросила быстрый, но алчный взгляд на его подтянутую фигуру и поспешила убраться в столовую, чтоб не уличили.

А Юрген откинулся на мягкую спинку, вперил невидящий взгляд в картину на стене и погрузился в размышления.

По словам Липкиного деда, странных порывов в мотивах родителей быть не могло. Только долг и расчет. Если принять во внимание, что обе семьи действовали согласованно, детей принуждали одинаково, значит и долг с расчетом были общие. Но какие? Исключая дружбу, политику и тому подобное, вариантов может быть только два: клятва или проклятие...

Юра обратил внимание, что уже невесть сколько времени глядит на белую завитушку в верхнем правом углу картины, сморгнул и принялся изучать лестницу.

С людских земель на сильфийские приходили не только обозы с продовольствием, но и некоторые колдовские ритуалы. В частности, древняя ведская магия слов, про которую современные веды уже и забыли давным-давно. Разумеется, одними клятвами и проклятиями эта магия не ограничивалась, но об иных ее проявлениях сильфы тоже позабыли. Суть колдовства заключалась в особом сочетании звуков, из которых составлялись слова, принуждающие к определенным действиям. Проще говоря, магически составленный приказ невозможно было не выполнить, а любые пророчества сбывались просто потому, что были высказаны вслух. В самых древних легендах даже говорилось, что обды пользуются магией слов постоянно, просто не видя разницы между чудом и нормальной речью. Возможно, именно поэтому правители Принамкского края имели столь великую власть. Для прочих же существуют списки звуковых формул, по которым после кропотливого труда можно подобрать слова для составления фразы, имеющей колдовскую силу. До сильфов сквозь границы и века дошли лишь формулы клятв и проклятий, а некие умельцы составили по ним несколько сотен шаблонных выражений, практически на все случаи жизни. Клятва в вечной любви, проклятие "страшное" первой степени, клятва об уплате долга и тому подобные. Все эти выражения тщательно записаны, изданы в трех томах и хранятся почти в любой сильфийской библиотеке. Некоторые проклятия выделены красным, что означает уголовную ответственность за их произнесение. Итак, чем отличается клятва от проклятия? Да практически ничем. Они обратны, как стороны одной медали, как предмет и его отражение в зеркале. Классическая клятва звучит так: если я что-то сделаю (или наоборот, не сделаю чего-то), то меня постигнет кара. Проклятие же наоборот сулит кару, но может ее отменить, если свершится (или нет) некое действие. В первом случае сильф загоняет себя в тупик самостоятельно, во втором – его втягивают.

Немного поразмыслив, Юрген решил, что его родители не настолько сошли с ума, чтобы клясться женить своего единственного сына. И притязаниям возможно свихнувшегося отца Дарьянэ они бы тоже не стали потакать. Конечно, могла иметь место двойная клятва: родители поклялись нынешнему тестю Юры, что выполнят любую его просьбу, насколько дикой бы она ни была, а тот, в свою очередь, дал зарок выдать замуж свою дочку... Но это маловероятно. Юрген прекрасно знал и папу, и маму, ни один из них не стал бы клясться, даже при сильном помешательстве. Не в их это стиле. Значит, имеет место проклятие. Но кого в таком случае прокляли? И кто? Насчет себя Юрген был более-менее уверен, его проклясть могла разве что та институтская девчонка с колючими глазами, но вряд ли она знает как. К тому же в тайной канцелярии есть пара-тройка одаренных умельцев, отслеживающих подобные вещи у ценных сотрудников. На позапрошлой неделе как раз проверялся.

– Да-аш!

В столовой, судя по звукам, упала табуретка. Мгновение спустя в дверной проем высунулась курчавая головка жены.

– Ты меня звал?

Ну не сам же с собой Юра тут разговаривает!

– Тебя в последнее время не проклинали?

– Нет, – она вроде бы удивилась.

– А твоего отца?

– Э-э-э, не думаю. А что?

– Ничего. Спасибо. Иди... Хотя, подожди. Садись рядом и расскажи мне про себя.

– Про меня? – жена почему-то улыбнулась, но потом с видимым усилием посерьезнела. Подошла, присела слева, на краешек дивана. – А чего рассказывать?

Всеблагие Небеса и высшие силы! Ну почему она такая дура?! Что бы там Липка не говорил о сообразительности Дарьянэ Ару, сейчас она демонстрировала себя не в лучшем свете.

– Все! Полное имя, дата рождения, информация о родственниках, где находилась на момент совершения преступле... э... последнего не надо, – тут сильф вспомнил, что ему советовали на работе: – О чувствах своих расскажи.

Жена густо покраснела, хотя Юрген вроде бы ничего такого не сказал. И принялась подробно, иногда даже слишком скрупулезно излагать, что требовалось. К концу ее рассказа юноше стало понятно: жизнь семьи Ару до злополучной свадьбы была еще более спокойной и обыденной, чем у семьи Эв. В заключение Даша объявила, что уже давно не считает своего мужа чудовищем (ага, значит, и такое было!), и выразила желание дружить, которое Юра с легким сердцем поддержал. Семейная жизнь понемногу налаживалась, а круг подозреваемых сузился до его собственных родителей. Кто-то их явно проклял, если они были вынуждены пожертвовать личной жизнью собственного сына. А вот Дашин отец мог поклясться им в оказании услуги, или просто был на редкость безотказным сильфом. А может, его чем-то подкупили. Решено, на днях надо слетать в родную усадьбу и устроить отцу-матери допрос с пристрастием. Притом неожиданно и обоим сразу, чтоб не сговорились. Лелея коварные планы, Юра сонно потянулся. У Липки он выспался ровно настолько, чтобы не ощущать себя разбитым. А сейчас уже все-таки ночь.

– В спальне одна кровать, – сообщила Даша. И добавила неуверенно: – На ней буду спать я.

– Широкая кровать-то?

– На четверть комнаты. Здоровенная.

– Тогда ты спи с одной стороны, а я с другой. Извини, если разочаровал, и ты снова считаешь меня тираном, но вторую ночь кряду ютиться на коврике я не хочу. Приставать к тебе с "супружеским долгом" я, естественно, не буду. Договорились?

– Угу, – с некоторым разочарованием кивнула Даша. Но тут же оживилась: – Чур, я у стенки!

– И Небеса с тобой, – махнул рукой Юра. Ему было абсолютно все равно, с какой стороны кровати спать. Лишь бы это действительно была кровать, а не плетеный коврик или старый диван. – В этом доме есть рабочий кабинет?

– Нет! То есть, да, – почему-то замялась жена, – вроде как есть, но нету...

– В смысле?

– Ай, неважно. Вот ключ. Только ты на него не запирайся. Ну... то есть, если хочешь, запирайся, но... словом, я тоже хочу там работать.

– Ладно, давай пока пользоваться кабинетом по очереди, а со временем обустроим еще один. И кровать вторую купим.

Даша молча кивнула, отдала Юргену ключ и ушла наверх, заявив, что завтра ей рано вставать на работу. Но сильф совершенно не понял, почему она говорила об этих обыденных вроде вещах с таким несчастным и загадочным видом.