Текст книги "Формула власти (СИ)"

Автор книги: Анастасия Поклад

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 24 страниц)

Они остановились по простой причине – закончилось горючее. Требовалась дозаправка.

– Тенька, открывай боковой люк! – велел Гера.

– Куда открывать? – не понял колдун, тщетно пытаясь прихлопнуть особо наглого и румяного крокозябрика.

– Наружу! Все тебе шуточки!

– Нет люка, – рассеянно отмахнулся колдун, стуча по стенке кулаком.

Пока они препирались, Клима распахнула верхний люк и первой вылезла наружу. Затем через все тот же верхний люк вытащили бесчувственную сильфиду. Третьей тяжеловик покинула Ристинка, а следом – Гера. Потом засунул голову обратно.

– Ты здесь что, поселился? Давай, помогу выбраться, совсем тебя в дальний угол заплющили эти девицы.

Тенька кивнул, схватился за предложенную руку и вскоре оказался на свежем воздухе, которым с непривычки едва не задохнулся. Тяжеловик стоял на опушке по-утреннему голубоватого леса. Приятно шелестели серебристые листики осин, в траве виднелись крупные белые цветы, всегда раздающие свой свежий запах на изломе лета. Звенели в туманных прогалинах прячущиеся от зноя комары, стучал о чем-то в глубине чащи дятел. Здесь, в низине, опушку огибал тоненький мелкий ручеек, берега которого поросли особенно высокой и густой травой, на бархатных темно-зеленых стрелах которой беззвучно танцевали легкие радужные стрекозы. Колеса тяжеловика были мокрыми, очевидно, ручеек пришлось "форсировать".

– Какой-то ты зеленоватый, – нахмурился Гера, мельком глянув на колдуна, и полез обратно в тяжеловик, за вещами.

Достал пару походных мешков с самым необходимым, зеленую врачевательскую сумку и объемистый угловатый узел из белой казенной простыни. Тенька обратил внимание, как ловно Гера орудует своей дюжиной щупалец, словно они всегда у того были вместо рук. Хотя, подозрительные какие-то щупальца, особенно если на них через колдовской прищур глянуть...

Подошла Клима. Она уже успела смыть холодной проточной водой кровь, грязь и копоть с лица. Жаль только, что так же нельзя было поступить со следами побоев. Били Климу не сильно, так, для острастки, но распухшая щека, синяк под глазом и расквашенный нос (который от этого казался еще более длинным и горбатым) краше от этого не выглядели.

– Что здесь у тебя? – спросила Клима у "правой руки", указывая на узел.

– Не у меня, а у тебя! – с гордостью ответил Гера. – Выля залезла в твой тайник под кроватью и все сюда выгребла. Даже книги! – потом внимательнее глянул на Теньку и уже с опасением уточнил: – С тобой все в порядке?

– Кажется, у меня галлюцинации, – печально вздохнул Тенька. – Иначе с чего бы я не чувствовал естественные свойства твоего правого третьего щупальца?

Гера сначала как-то странно на него посмотрел, а потом вдруг начал заглядывать в глаза и похлопывать по щекам, приговаривая:

– Ты сейчас дыши поглубже, легкие проветрятся... И сядь. Ага, вот сюда, прямо на траву. Ристя, подойди-ка, Теньке плохо!

– А сильфиде еще хуже, – раздраженно буркнула бывшая благородная госпожа, тщетно водя под носом дочери Небес палочкой с какой-то модной нынче вонючей настойкой, чтобы в себя пришла. Но сильфида оставалась глуха к нововведениям современной медицины.

Гера все что-то говорил и говорил, но Тенька его не слушал, сидя на траве и отрешенно разглядывая копающуюся в простынном узле обду. Вернее, не столько обду, сколько огромные ветвистые рога, растущие прямо из ее головы. И думал, что это закономерно, и нечего было Климе пить столько чужого молока...

– Тенька! Тенька! Посмотри на меня! – присоски на Гериных щупальцах сочно чпокали перед самым носом, но лицо товарища отчего-то раплывалось.

– Ай, уйди куда-нибудь, – вед мотнул головой, и в ней мелодично зазвенело.

– Тенька! Сколько пальцев видишь?

– Гера, ты свихнулся? Какие пальцы могут быть на щупальцах... Хо-хо, розовенькое прорастает! Интересненько это ты придумал... А где Выля? Я ей забыл сказать... Вот умора, я забыл, что именно забыл ей сказать!

"Правая рука" ненадолго куда-то исчез, а потом вернулся с целым котелком холоднющей воды, которую тут же с чего-то выплеснул Теньке в лицо. От воды колдуну сделалось дурно, на небе проросла молодая зеленая травка, а потом появился огромный малиновый крокозябрик и, гнусно ухмыляясь, погасил свет во всем мире целиком и в самом Теньке персонально.

***

Таиться здесь было не от кого, поэтому Клима развязала простыню, расстелив ее на плоской бронированной крыше тяжеловика, и принялась пересчитывать свои богатства. Самое ценное – диадема власти в квадратной коробке из плотной бумаги. Девушка осторожно достала ее, осмотрела со всех сторон: не помялась ли. Но нет, диадема хорошо перенесла это сумасшедшее путешествие. Велико было искушение надеть ее на голову прямо сейчас. Клима знала от колдуна, что обды всегда коронуют себя сами. Это на Верховного среди белоснежных колонн, убранных изумрудной повителью, возлагает высокую филигранную корону из чистейшего серебра избранная специально для этого сильфида, наиболее искушенная в магии воздуха, говорящая с Небесами. Обда же приходит за властью сама. Испокон веков так повелось. Прежняя обда оставляла кулон и диадему на подушке у трона, или их снимали с мертвого тела и клали туда же. Потом собирался народ – по такому случаю в убранный пурпуром и золотом дворец приглашали всех желающих. Народу набивалось битком, оставалась лишь узенькая дорожка до трона. Обду наряжали в белое, тем самым показывая ее чистоту перед высшими силами и людьми Принамкского края. Она выходила сперва на главную площадь многострадального ныне Гарлея, а тогда – золотой шкатулки, столицы Принамкского края, а затем пешком шла во дворец. Обду осыпали цветами красной сирени и золотистым зерном, ей под ноги бросали шелковые платочки с написанными желаниями. Верили, что если букв желания коснется нога избранницы высших сил, слова обретут суть и форму, воплотятся в жизнь. Тенька, рассказывавший Климе все это, говорил, мол, обычные суеверия, у обды сбывается лишь высказанное вслух. Но ведь пошла отчего-то традиция!

Войдя в тронный зал, обда подходит к подушке, на которой для нее оставлены символы власти. Сначала надевает кулон, затем – диадему. Обычно к тому моменту на оборотной стороне кулона уже видна вся формула власти, а колдунами проведены необходимые ритуалы. Обда поворачивается к народу и говорит речь. Иногда, по желанию, обды зачитывали свою формулу вслух, но обычно она была слишком сокровенна для широкой публики. После обда садилась на трон, и во всем Принамкском крае начинались гуляния. Первый день гуляний в честь новой обды часто совпадал с последним днем траура по предыдущей.

И вот сейчас, держа диадему в руках, Клима представляла, как надевает ее. Она бы разделась до белой нижней сорочки и пешком вышла на середину опушки. Это будет началом ее столицы. Цветы и колосья сами лягут под ноги, склоняясь перед избранницей высших сил. А платочки... Не можно ли счесть платочками те сотни алых ленточек, что вязали в честь нее на балюстраде институтской лесницы? Ведь каждый узел – желание мира и воцарения обды. Клима наденет диадему, и кулон обретет письмена, и обда непременно зачитает их вслух, в знак своей честности перед соратниками. Лес станет ее дворцом, моховая подстилка – троном, а птицы сложат тысячи хвалебных песен, разнося их по всем уголкам Принамкского края...

Вдоволь намечтавшись, Клима бережно сложила диадему власти обратно в коробку и перевязала бечевкой. Нет. Не будет у новой обды столь легкого пути и столь беспечной коронации. Через пот, кровь и слезы, через бои, предательства и интриги – в истиную столицу. В Гарлей. Только там Клима, как и многие обды до нее, покроет волосы диадемой власти. На меньшее она не согласна. О меньшем можно позволить себе лишь помечтать.

После коробки с диадемой Клима выпутала из простыни инкрустированный перламутром кинжал, который она все эти годы брала на встречи с новыми сторонниками. Теперь нечего его прятать, тем более, оружие не повредит. Клима повесила ножны с кинжалом на пояс.

Бумаги, бумаги... Очень ценные, надо сказать, бумаги: исторические сводки, законы обд, старые торговые договора с Холмами (по которым выходит, что до гражданской войны в Принамкском крае сильфы у себя откровенно бедствовали), летопись времен последней обды... Непонятно, каким образом это все затесалось на полки институтской библиотеки. На самые дальние, надо сказать, если бы не Климино везение вкупе с безошибочной интуицией, она бы ничего там не нашла. Клима думала, что никогда уже не узнает, кому обязана появлением в библиотеке этой стопочки бесценных бумаг. Может, кто-то из прежних воспитанников тайно интересовался прошлым своей страны, а выпускаясь просто оставил все это тому, кто придет после. Или конфисковали у какого-нибудь веда, перепутали описи и вместо орденского архива или обычного костра отправили в библиотеку Института.

Была среди старинных свитков и новая на вид бумажка – обычный тетрадный лист, рыхлый, сероватый, с казенным штампом в уголке. Лист спошь был исписан Климиным почерком, острым и летящим: имена, фамилии, буковка в скобках – вид отделения. Список членов тайной организации. Экземпляр десятый по счету. Предыдущие устаревали, переписывались набело, а потом уничтожались. Такой список до недавних пор был только у Климы, а теперь еще и у Выли.

Носовой платок с незатейливой вышивкой крестиком – покойная мама вышивала для отца, а Клима просто стащила из дома на память. Раньше в платок был завернут медный кулон с письменами, теперь же он постоянно висит у обды на шее.

Казенный, как и простыня, чулок. Детский, но застиранный и растянутый до невозможности, а потому огромный, и Гере сейчас велик будет. Весь в заплатках – и не подумаешь, что внутри ценности. Между тем чулок играл роль кошеля – в нем Клима хранила золото, вырученное на авантюре с ложками. Но помимо золотых монет в чулок затесалась одна серебряная. Клима так и не потратила ту старинную монету, которую ей дали еще дома, провожая в Институт. Теперь Клима знала, что на монете изображен профиль предпоследней обды Принамкского края. Это было не слишком сложно выяснить, только и надо, что сопоставить даты. Монете оказалось пятьсот с половиной лет.

Клима хмыкнула, пересчитывая золото. По нынешним ценам этого хватит на покупку домика где-нибудь в глухой деревеньке и безбедную жизнь в течение пары десятков лет. Ну, или на год-другой жизни в городе наподобие Кивитэ. В столице, насколько знала Клима, ей пришлось бы потратить все это уже в первые месяцы. Если экономить – в первый год. Негусто. Власть не домик, за чулок золота не купишь. Власти нужна хорошая казна. И что-то подсказывало Климе: казну ей придется добывать самой. По крайней мере, поначалу.

Как раз в тот момент, когда обда припоминала известные ей способы хорошего заработка в больших количествах и пыталась придумать этим способам хоть немного законные аналоги, к ней подлетел взбудораженный Гера и объявил, что Теньке плохо. Вед нанюхался едкого дыма, бредил, а потом свалился в обморок.

– И что ты от меня хочешь? – нахмурилась Клима.

– Скажи Ристе, что сильфида подождет! – воскликнул Гера. – Она и так не развеивается, а у меня друг умирает! И у тебя, кстати, тоже.

– С чего ты взял, что Тенька именно умирает? – уточнила обда, поворачивая голову в сторону лежащего на травке колдуна. Выглядел тот и впрямь неважно.

– У него дыхание прерывистое, холодный пот на лбу выступил, – принялся перечислять "правая рука". – Клима, да не стой же столбом, прикажи ей, обда ты или нет? Может, тебя послушает.

– А дым этот ядовитый вообще? – Клима с сожалением завязала простыню в узел и подошла к Теньке, присаживаясь рядом на корточки. Интуиция подсказывала, что Гера в очередной раз преувеличивает.

– В таких количествах дышать им еще никто не пробовал! Да чего же ты медлишь?!

– Ристя, – спокойно позвала Клима, – что тут можно сделать?

– Откуда я знаю? – с раздражением отозвалась бывшая благородная госпожа. – Мы этот раздел отравлений еще не проходили. А сильфийские газы вообще малоизучены.

– Тогда зачем ты квохчешь над Дарьянэ? Да, запомните, нашу сильфиду зовут Дарьянэ Эр, и она утверждает, что является послом Холмов.

– А на самом деле? – Гера уже научился замечать подвох там, где хотела Клима.

– Разведка, полагаю, – тихо сказала Клима, чтобы лежащая в двадцати шагах сильфида ее ненароком не услышала, если придет в себя. – Поэтому не мешай мне с ней разговаривать. И если мои слова покажутся тебе не слишком правдивыми, не ори об этом на всю округу. В политических целях. Ясно? – и громче, чтобы слышали все, даже притаишийся под пеньком ежик: – Мы обязаны доставить сильфийскую гостью к границам ее государства в целости и сохранности. Так велит мне моя честь и долг дружбы между нашими державами.

– Теньке кто-нибудь поможет, наконец? – напомнил Гера. И шепотом уточнил: – У тебя какие-то далеко идущие планы насчет сильфиды?

– С чего ты взял? – лукаво фыркнула обда.

– Всякий раз, когда ты заговариваешь о чести и дружбе, дело заканчивается осуществлением особенно бесчестного и коварного плана.

– Так, может, я не буду тебя в него посвящать? Или тоже охота влезть?

– Я просто хочу быть в курсе. Ты моя обда, я присягнул тебе на крови, делаю для тебя все, что в моих силах, я помог тебе спастись, сбежал вместе с тобой, я последую за тобой хоть на дно морское! Неужели я не заслуживаю права знать, что ты затеваешь?

– Хочу подружиться с сильфами, – невинно улыбнулась Клима.

Больше Гера от нее ничего не добился.

Несмотря на все ухищрения Ристинки, в конце концов оставившей Дарьянэ в покое и занявшейся колдуном, обе жертвы сильфийского дыма самостоятельно очнулись в течение часа и даже восстановили здравость рассудка. У Дарьянэ слегка болела голова, а Тенька, по его собственному определению, был "словно дрыном поперек башки пристукнутый". Гера достал из сумки свистнутые из столовой ломти хлеба и впопыхах сорванные в институтском саду крупные румяные яблоки, на поверку оказавшиеся совершенно зелеными и невкусными. Подкрепляясь, беглецы собрались вместе около тяжеловика и принялись строить планы на ближайшее будущее.

– Мы доставим вас к сильфийской границе, – сообщила Клима Дарьянэ. Потом глянула в непонимающие Тенькины глаза и поняла, что сейчас проще перейти на принамкский, все равно сильфида его знает, хотя не говорит. – Она отсюда примерно, – обда сверилась с картой, – в трех днях конного пути. На тяжеловике быстрее, – сильфида с колдуном не сговариваясь насторожились, – но горючего на всю дорогу не хватит, – вздох облегчения. – Поэтому мы будем добираться туда четыре-пять дней, большая часть пути – пешком.

– На тяжеловике поедем с открытыми люками, – объявил Гера. – Так что в пути никто больше крокозябриков не наловит.

– И не надо так на меня коситься, – фыркнул Тенька. – Поглядел бы я, как вел себя ты, если б сидел на моем месте!

– Я бы поменялся с тобой в любой момент, умей ты обращаться с рычагами!

– Так научил бы. Не дурак, пойму.

– Тенька, ты простую лямку от шнура зажигания отличить не можешь, куда тебе за рычаги!

– Я виноват, что эти интересненькие веревки такие одинаковые на ощупь? Шиш с тобой, сиди за своими рычагами. Лучше объясните, куда мы сейчас отправимся, а то я в начале Климиной речи ничего не понял.

Слушая объяснение, колдун задумчиво изучал сильфиду. Потом спросил:

– А она сама уйти не может? Или пусть с нами пойдет, а ее потом сородичи заберут. Это ж нам придется во-от такенный крюк делать, до моей деревни только в следующем месяце доберемся.

– Хоть в следующем году, – с нажимом произнесла Клима. – Мы проводим Дарьянэ Эр до границы, а если потребуется – до дворца Верховного на руках донесем. Ясно?

Тенька внимательно посмотрел обде в глаза, хмыкнул и понимающе кивнул. Чего ж тут неясного. Клима задумала очередную аферу, и лучше не мешать, а наоборот, всячески поддерживать. Потому что аферы обды всегда идут на пользу ее народу. А если не идут – обда теряет силу. Клима же ничего терять явно не собиралась.

И только Дарьянэ не замечала подвоха, громко хрустя зеленым яблоком. Это для уроженцев благодатного Принамкского края они кислые. А неприхотливой сильфиде, пробовавшей дома и что покислее – в самый раз.

Клима между тем потихоньку продолжила дело, которое не завершила в подвале из-за невовремя вломившихся на тяжеловике соратников.

– Так что, Дарьянэ, согласились бы Холмы со мной дружить? – на этот раз она говорила по-сильфийски.

– А вы хотите просить у нас политического убежища? – Даше очень хотелось выглядеть проницательной. Но рядом с обдой это удавалось разве что Теньке благодаря его дару, и то не всегда.

– Я хочу лишь того, что предложила. Когда я возьму власть, мне хотелось бы иметь много хороших друзей за рубежом. Я ищу мира и не настроена воевать. Тем более, с такой державой, как Ветряные Холмы.

Услышав комплимент в адрес своей родины, Дарьянэ невольно улыбнулась.

– Я не вижу причин, по которым сильфы не могли бы дружить с вами. Тем более, вы хотите торговать и не намерены идти на нас войной.

– А я надеюсь, что и Холмы не развяжут войну со мной.

– С вами? Но с чего бы? – изумилась Дарьянэ. Она уже давно и сильно попала под влияние магнетического Климиного обаяния.

– Не забывайте, что официально сильфы – союзники Ордена, а не обды, – Клима придала своему лицу чрезвычайно печальное выражение. – А я ведь собираюсь разрушить власть Ордена. Вашим соотечественникам это может не понравиться. Они-то не догадываются, что я вернулась и не хочу войны, желаю торговать и могу предложить куда больше товаров, чем Орден. И, разумеется, не стану воровать чужих послов, а напротив, сейчас способствую вашему возвращению на родину.

– Так надо сказать всем на Холмах об этом! – воскликнула Дарьянэ. – Когда я доберусь до своих, то непременно замолвлю за вас словечко. Особенно в том, что касается "честности" Ордена. И про торговлю скажу, это моему руководству тоже должно понравиться.

– О, а вы можете, да? Какая замечательная идея! – ловить сильфиду на слове, Клима, понятное дело, не стала. Все знают, что торговлей между Холмами и Орденом тайно руководят четырнадцатый корпус тайной канцелярии и личный кабинет разведки наиблагороднейшего соответственно.

Ристинка чуть слышно фыркнула. Клима незаметно для сильфиды бросила на нее ледяной взгляд. Больше бывшая благородная госпожа лишних звуков себе не позволяла.

Для Теньки весь этот стратегически важный разговор сливался в бесконечное иностранное "фля-фа-фа". Поэтому вед лежал на спине, жуя ломоть хлеба, и смотрел в полуденное небо. Погода в этот день задалась совершенно чудесная, ни облачка. Тенька любил вглядываться в сияющую чистоту голубого купола. Юноша представлял, что это такой огромный лист бумаги, на который можно нанести прямо из головы все витающие в сознании расчеты, чертежи и вычисления, притом вертеть их так и эдак одной лишь силой мысли, менять местами, конструировать из мысленных линий целые города, населенные цифровыми обитателями. Иногда, глядя на небо, колдун придумывал такое, что, перенося все это на обыкновенную бумагу, только диву давался.

Другое дело, звездное небо. На нем не порисуешь. Это бесконечный лист, который уже заполнил кто-то прежде. Кто-то бесконечно великий, надо полагать. Звездное небо подлежало кропотливому изучению через третий глаз, а результаты заносились в таблицы и графики. За несколько лет наблюдений Тенька пришел к совершенно ошеломительному для себя выводу, что все в звездных просторах подвержено какой-то определенной закономерности, и если эту закономерность вычислить и сопоставить с земной, то откроются поистине безграничные, как то небо, возможности. В частности, станут реальны путешествия в иные миры через водяное зеркало. Тенька верил, что однажды в зеркале отразится не его собственное лицо, и даже не иноземный пейзаж, а нечто абсолютно нездешнее, захватывающее. И на такое не жалко было положить целую жизнь!

Словом, нет ничего удивительного в том, что мечтательно изучающий небо колдун первым разглядел в голубых высотах несколько крошечных букашек, в которых наметанный глаз без труда различил досколетчиков. А если учесть, что летели они со стороны Института...

– Похоже, нас разыскивают с воздуха, – сообщил вед, запихивая за щеку остатки хлебной корочки.

Все тут же подняли головы.

– Быстро в тяжеловик, – скомандовал Гера.

– Не успеем, нас уже должны были заметить, – возразила Клима. – Хватаем пожитки, и в лес. Тяжеловик бросим здесь. Нас по его следам вмиг отыщут, а пешком есть шанс оторваться, лес густой, с воздуха не обыскать. Ну, чего застыли? Бегом!

Гера и Тенька взвалили на плечи мешки с вещами, Ристинке доверили врачевательскую сумку, свой узел Клима потащила сама. Дарьянэ осталась без пожитков.

– Дайте что-нибудь и мне! Я тоже могу таскать тяжести!

– Ага, а пока мы будем перетряхивать и заново распределять вещи, нас поймают и отвезут обратно в Институт, – съязвила Ристинка. Потом всучила сильфиде лекарскую сумку: – Держите, раз так хочется.

...Когда на опушку рядом с брошенным тяжеловиком опустились скверные казенные доски преследователей, кругом уже не было ни души.

– Надо вызывать подкрепление и прочесывать лес, – сквозь зубы сказала наставница дипломатических искусств, с сожалением убирая ортону: стрелять оказалось не в кого.

– Гиблая затея, – поморщилась наставница полетов. – Пока мы известим, и пока это подкрепление соберется, они куда угодно уйти успеют.

– Вот и будем перехватывать их ближе к концу пути, – решил "коллега" Дарьянэ из орденской разведки. – Одно из двух: либо эти беглецы пойдут в Сильфийские Холмы, либо к ведам. Второе кажется мне более вероятным, хотя им могло взбрести в голову проводить нашу сильфиду. На землях Ордена обда в любом случае не останется, отныне она здесь вне закона.

– А ты считаешь, они не могут разделиться? – уточнила наставница дипломатических искусств.

– Считаю, нет. Сильфида трусовата, она ни за что не согласится путешествовать в одиночку.

Наставнице полетов очень хотелось спросить, зачем вообще понадобилось брать в плен посла дружественной державы, но она благоразумно молчала. Секретность. Притом такая, что даже не знает никто. Хотя, что-то подсказывало ей: скоро узнают. Этой ночью Клима произвела огромное впечатление. Пожалуй, народ Принамкского края скоро и впрямь вспомнит, что такое настоящая обда.

***

Если на опушке припекало, то в чаще царила приятная прохлада. Шумели седые от времени осины. В постоянной тени вековечных дубов рос мох, пахло прелой листвой и грибами. Величавое спокойствие чащи совершенно не вязалось с той спешкой, которую позволяли себе ее невольные гости.

Вела Клима, на одной интуиции. Она шла почти с закрытыми глазами, ухитряясь при этом не спотыкаться о кочки и сучья бурелома, не проваливаться в канавки со стылой водой и сохранять настолько невозмутимый вид, что можно было подумать, будто этот лес тоже присягнул ей на крови и никаких опасностей для своей повелительницы не таит. Тенька доверял Климиному чутью, но в отличие от слепо идущего след в след с обдой Геры, предпочитал все же не расслабляться и запоминать дорогу. Мало ли.

Ристинка шла без восторга, просто потому, что больше ей некуда было идти. Дарьянэ, разинув рот, вертела головой по сторонам и чаще людей запиналась о кочки и проваливалась в ямки. Лес – воплощение высших сил Земли и Воды, а они к сильфам суровы.

Когда редкие нити солнечных лучей, пробивающиеся сквозь зеленый потолок чащобы, поблекли и порыжели, беглецы выбрели на крохотную полянку, заваленную неприятным на вид буреломом и заросшую мелкими синеватыми поганками.

– Все, надо делать привал, – объявил Гера.

Общественность согласно завздыхала. Но не Клима.

– Мне не нравится эта поляна, пройдем еще.

– Почему не нравится? Удобно, тихо, хвороста полно, какой-то водоем неподалеку, судя по признакам.

– Не нравится, и все, – отрезала Клима хмуро. Она тоже устала, хотя не подавала виду. – Чувствую.

– Это смертельная опасность или так себе? – уточнил Тенька.

Обда задумалась. Таких вопросов, притом совершенно всерьез, ей еще не задавали.

– Просто мерзко здесь. Мне не нравится.

– В таком случае, остаемся, – подытожил колдун. – Я согласен на любое нехорошее место, если только это не грозит нам смертью поутру.

– Как хотите, – буркнула Клима, присаживаясь как можно дальше от бурелома, на единственное свободное от поганок место. – Я вас предупредила, не ропщите потом.

– Мы стали бы роптать, заставь ты нас двигаться дальше, – высказал Гера общую мысль.

Обда только пожала плечами. Она чуяла, что очередная ссора может обернуться куда более скверными последствиями, нежели привал на нехорошем месте, и лишь поэтому сейчас согласилась на уступку.

Ристинка, орудуя ногами и палкой, очищала место будущего ночлега от поганок, Тенька отправился за водой, Гера – за хворостом, Дарьянэ послали по грибы и ягоды: что найдет. И только Клима сидела на месте и никакой общественно-полезной работой не занималась. Проще говоря, бездельничала.

– Хоть бы помогла мне, – укорила Ристинка сухо.

– Ты и так справляешься, – снисходительно бросила обда.

– Но с тобой у меня получится в два раза быстрее! Кто говорил, что наша сила в единстве?

– Хорошо, что ты помнишь мои речи. Но сейчас я устала и не хочу тебе помогать.

– Это хамство, между прочим! Ведешь себя, как коронованная! Бери палку и помогай.

– Придержи язык и убирай молча, – негромко, но властно ответила Клима, а ее черные глаза нехорошо полыхнули.

– Кто там опять ссорится? – жизнерадостно донеслось из-за кустов.

Вслед за голосом на поляне объявился и сам Тенька с полным котелком воды.

– Никто, – проворчала бывшая благородная госпожа и заработала палкой с особенным ожесточением, мрачно представляя на месте каждой поганочной шляпки Климину голову.

– Давай помогу, – колдун легко выдернул из бурелома еще одну палку и тоже занялся уничтожением поганок, при этом успевая рассказывать: – Там неподалеку река. Широкая довольно, как бы не Сильфука. Или просто какой-то из основных притоков Принамки. Красивая, розовая такая в тон небу, но берега сильно заросли. Насилу к воде подобрался!

Вернулся Гера с охапкой хвороста, принялся складывать костер. Ристинка, справившаяся с поганками, в изнеможении присела на расчищенное место, а неугомонный Тенька полез исследовать бурелом. Там и тут раздавался резкий в густой лесной тишине хруст ломаемых ненароком веток-гнилушек.

– Вот же охота пачкаться, – брезгливо передернула плечами Ристинка.

– Не так уж тут и грязно! – отозвался Тенька откуда-то из недр бурелома. – Только поганок много и все какой-то зеленью склизкой поросло. Ого-го! Да здесь целый валун! Интересненькая находка!

Колдун возник над особо густым нагромождением веток. С первого взгляда могло показаться, что Тенька чудесным образом парит в воздухе или балансирует на паре тоненьких прутиков. Но если присмотреться, было видно: юноша стоит на чем-то твердом и плотном, крепко завязшем в буреломе.

– Слезь, это плохой камень, – буркнула Клима, не глядя.

– Плохой? – удивился Тенька. – А почему? Вполне себе прочный, ровный даже.

Для верности даже подпрыгнул пару раз.

– Не знаю. Просто плохой. Мерзкий. Его надо разрушить.

– Интересненько получается! Ну-ка, а что ты еще чувствуешь?

– Ничего. Мне не нравится это место, а валун – в особенности. Слезь с этой пакости, она вся в крови.

– Почему в крови? – это уже заинтересовался Гера.

– Да не знаю я, – отмахнулась обда. – Захотелось так сказать. Так правильно говорить.

– Интересненько это ты говоришь! Гера, помоги-ка мне расчистить камень, уверен, оно того стоит.

Но "правая рука" сначала закончил разводить костер, а уж потом присоединился к товарищу. Пока они очищали огромный, почти с тяжеловик размером, валун от веток, склизкого мха и поганок, успело окончательно стемнеть. Поэтому для дальнейшего исследования "интересненькой" находки пришлось запалить сделанный тут же факел.

По форме камень напоминал прибрежную гальку: чуть сплюснутый сверху, округлый по бокам, довольно гладкий, хотя местами порыхлевший от времени. Было видно, что валун когда-то тщательно полировали, но теперь от этой полировки остались одни воспоминания. От центра верхушки к краям расходился десяток выбитых в камне желобков, каждый примерно с два пальца толщиной. Вдоль желобков тянулись ни то надписи на непонятном языке, ни то какие-то заковыристые рисунки: схематичные человечки в разных позах, вполне узнаваемые контуры кленовых листьев и, наиболее часто повторяющиеся – длинные волнистые линии с отростками, напоминающие рогатых многоножек.

– Интересненько это они придумали... – задумчиво пробормотал Тенька, утыкаясь в надписи почти носом. – Вот бы перерисовать...

– Не смей! – рявкнула Клима.

Все это время она сидела неподалеку от костра, а теперь встала и тоже подошла к валуну. Лицо обды искажала такая лютая ненависть, что оба юноши попятились. Но гнев был направлен не на них: Клима вперилась в камень так, словно он был ее злейшим кровным врагом. Девушку трясло от ярости.

– Да что с тобой? – не на шутку разволновался Гера.

– Тенька, немедленно уничтожь эту дрянь, – прошипела Клима. – Ты говорил, что умеешь крошить камень, раскроши его, а прах развей по ветру! Чтобы даже тени этой сволочи не было в моей стране!

– Обда стукнулась об тучу, – вполголоса прокомментировала Ристинка, но встревать не стала.

– При чем тут страна? – недоумевал Гера. – Ты можешь объяснить?

– Нет! – Клима едва ли не бесновалась. – Уничтожь, разбей, ненавижу, ненавижу!

Она изо всех сил саданула по камню кулаком, разбила костяшки в кровь, но даже не заметила этого. Черные глаза обды метали молнии. Тенька еще раз обошел с факелом вокруг валуна, задумчиво поскреб ногтем по желобку. Прищурился.

– Тут какие-то интересненькие примеси, не могу понять... – взгляд колдуна упал на капельку Климиной крови, оставшейся на камне. – ...И они идентичны... Ребята, интересненькая новость: по этим желобкам когда-то текла человеческая кровь!

– Жертвенник? – переспросил Гера. – Кому? Для чего?

– Эти интересненькие мохнатые загогулины и реакция Климы наталкивают меня на вывод, что здесь когда-то было капище приверженцев культа крокозябры. Кровавого и беззаконного.

– Чего-чего? – разинул рот Гера. – Крокозябрам поклонялись?

– Еще как! – заверил Тенька. – Многие тысячи лет назад, до обд. Вы что, никогда не слышали об этом? Даже Клима?

– Я знала, что когда-то крокозябр в лесах водилось много, и их почитали, – Клима с большим трудом держала себя в руках.

– Не то слово! – кивнул Тенька. – Культ крокозябры был одним из самых распространенных в Принамкском крае, да и на Холмах немного. Им приносили множество жертв, в основном человеческих. Но и сильфам тоже, говорят, пускали кровь в угоду крокозябрам.