Текст книги "Формула власти (СИ)"

Автор книги: Анастасия Поклад

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 24 страниц)

Неизвестно, кто первым высказал идею попробовать пристроить излишне умную дочь дядьки Ченара в орденский Институт. Идея пошла гулять в народе, сначала в шутку, но все более всерьез. И вот настал день, когда об учебе с Климой заговорила мачеха.

– Нечего тебе в глуши гнить, Климка. Матушка твоя покойная тоже в Институт ездила, да не взяли, поздновато. Ей уж пятнадцать тогда сровнялось. А тебя, видать, возьмут, ты у нас и грамоте, и счету обучена, возраст подходящий. Хочешь, отцу скажу, отвезет?

– Институт – это вроде как в солдаты? – уточнила Клима.

– Нет, глупенькая. Там тебя множеству наук выучат, какие и вообразить нельзя. А потом выбор дадут: не хочешь воевать, силой не заставят. И госпожой сделают, а там, глядишь, до благородных недалеко, – мачеха искренне верила, что такую умницу непременно заметят и оценят по заслугам. Чай, умные девки на дороге не валяются.

– Хочу в Институт, – решила Клима.

Были грустные проводы, мачеха даже всплакнула, обняла падчерицу крепко и сказала, что если не понравится учеба, пусть возвращается не боясь. Клима хорошо распознавала ложь и видела, что мачеха говорит искренне. Она куда больше любила девочку, чем родной отец. Может, потому что не верила россказням про вспоротое коровье брюхо. Клима не спешила ее разубеждать. Все-таки разные слухи ходили с тех пор. Благо, у Климы хватило ума провоцировать в людях жалость, а не страх.

Зарин подарил на память венок из ландышей, который потерялся в дороге. Прощаясь, мальчик смотрел на названую сестру круглыми от восхищения глазами, а ей это сильно льстило.

Клима уехала в Институт, с блеском выдержала вступительные экзамены и с тех пор бывала дома только один раз, на каникулах после седьмого года. У нее подрастали два брата и сестра.

Село покинула не по годам взрослая девочка с болью на сердце, а вернулась уверенная в себе девушка, умная и хитрая, уже искушенная в интригах, имеющая цель в жизни и предвидящая многое наперед. Зарин таскался за Климой по пятам, и она воспринимала это как должное. Мачеха была рада ее видеть, отец сторонился сильнее прежнего. Он слишком хорошо чувствовал перемены, произошедшие с пятнадцатилетней дочерью. Клима тогда была обдой уже два года, а ее тайная организация насчитывала почти три сотни человек.

На четвертом году она нашла в библиотеке кипу документов, сумела их прочитать. И вот, ночью, одна среди пыльных книг, она сидела пораженная и смотрела, как светится зеленым кончик указательного пальца и без боли затягиваются порезы, кое-как процарапанные булавкой.

Внезапно пришло понимание: от нее теперь зависит судьба Принамкского края. И вспомнились далекие мамины слова: "Ты родилась для того, чтобы принести счастье. Всем людям на свете..."

Клима улеглась ничком на пол и горько, беззвучно заплакала. Первый раз искренне после маминой смерти. Вместе со слезами выходило старое горе, а его место занимала сила. Сила на то, чтобы прекратить войну. Чтобы люди жили счастливо.

***

– Мама, мама... – Клима поняла, что говорит вслух, и проснулась.

Она лежала на чердаке, бок неудобно подпирали мешки. Было светло – утро или середина дня. Немного кружилась голова, но сонливость отступила, и когда Клима попыталась сесть, ей это удалось без усилий. Рядом тут же оказалась Ристинка.

– Очнулась! И двух дней не прошло.

– Я спала двое суток?

– Нет, меньше. Прошлый день, ночь и половину сегодняшнего утра.

– Где Тенька? – Клима быстро огляделась по сторонам.

– Там, – Ристя неопределенно махнула рукой. – По Институту рыскает.

– Выля и Гера на занятиях?

– Вряд ли. Сейчас много уроков поотменяли. Тут такое бы-ыло...

– Кто-то из моих попался?

– Выля с утра забегала, говорила, что нет. Сейчас не знаю. Но твои прихлебатели такую бурю устроили, ведским отродьям и не снилось!

– Что они натворили? – обда уже стояла на ногах. Одернула одежду, пятерней пригладила волосы.

– Понаписали на стенах всякой чуши. Якобы Принамкский край един, его истинная правительница вернулась и тому подобное.

– Чья идея? – голос Климы не предвещал ничего хорошего.

– Откуда я знаю? – свысока бросила Ристинка. – Мне не докладывают.

– Надеюсь, личность "истинной правительницы" не обнародовали?

– А смерч их разберет, – бывшая благородная госпожа демонстративно отвернулась к окну.

Клима процедила сквозь зубы что-то нехорошее и быстрым деловитым шагом покинула чердак.

Первым делом она забежала в туалетную комнату и тщательно оглядела себя в зеркало. Зрелище выходило неутешительным. Под глазами круги, одежда мятая, волосы торчком, на щеке отпечаталась грубая ткань мешка. Клима умылась и поспешила в спальню за запасным комплектом формы. Она старалась избегать людных мест, благо сейчас шел очередной урок. Но, несмотря на это, в коридорах шлялся неприкаянный народ – в основном старшегодки, хотя попадалась и малышня. Несколько раз Клима прошла мимо провокационных надписей в том духе, что описывала Ристинка. Некоторые, судя по размашистым подтекам, пытались стереть, но сильно не преуспели – кое-где поверх разводов пестрели подновленные буквы. Институт давно и прочно стоял на ушах.

В спальне сидело несколько девочек, из посвященных в тайну обды – ни одной.

– Где ты была? – тут же спросила неугомонная Гулька. Она жевала пышную булку, явно свистнутую в столовой. Новостей навалилось столько, что сплетница не успевала нормально пообедать.

– С дровами упражнялась, – почти не думая солгала Клима. – Случай удобный представился: занятий-то нет. Целые сутки убила!

– И как?

– Не летают, – обда подумала, что и правда не мешало бы заняться скверной доской, ведь контрольная на носу. – Что у нас творится, ласточки?

– А ты ничего не знаешь? – вытаращила глаза Гулька. – Тут та-акое! Такое! Половина наставников пропала, включая директора и все руководство!

– Ну, это я слышала.

– А знаешь, кто виноват? Во, не знаешь! Это все обда!

– Какая еще обда? – Клима села напротив Гульки.

– Это самая-самая страшная ведская колдунья, которая правила Принамкским краем во времена черного беззакония! – выпалила сплетница. – Теперь она вернулась, и она среди нас!

– Что же теперь будет?

– Э, высшие силы его знают, а вот что бы-ыло! Знамя-то так и не сняли! Оно и понятно: если стену откроют – надпись покажется...

– Какая надпись?

– Так ты и это пропустила?

– Говорю же, с доской заработалась.

– Да в холле весь Институт собрался! Ладно, сейчас расскажу, – Гулька откусила сразу полбулки, затолкала недожеванный комок за щеку и малость шепеляво, но вкрадчиво заговорила: – Все началось с того, что в холле перед главной лестницей на стене таинственным образом появилась надпись. Мол, обда возвращается. Кто такая обда? Куда уходила? Никто пока не знал. Но наставники переполоши-ились! Тут мне Финька с политического и рассказала! Обда, говорит, герой большей части ведских сказок. Самая умная, самая хитрая и самая главная. До войны только обда всеми правила, отчего царило темное беззаконие. Правда, Финька в это не шибко верит. Говорит, Орден просто бесится, что уже пятьсот лет не может ведов до Западных гор погнать, а обда-то весь наш край в кулаке держала, включая упомянутые горы! И сильфы тогда сидели смирнехонько на Холмах, пикнуть не смели, не то что в нашем небе без спросу летать. О чем это я...

– О надписи, – напомнила Клима.

– А! Ну, вот. Ни вывести, ни замазать – явно колдовство постаралось. И тут кто-то предложил занавесить стену большим флагом из актового зала, который над сценой раньше висел. Сказано – сделано, вместо стены – триколор. А потом наставница полетов (она у нас пока за главную) организовала в холле большое собрание, на котором призывала обду сдаться. И в самый ответственный момент флаг – хлоп! И пеплом осыпался. А вместо него во всю стену – золотое знамя с пурпурными черточками. Вот тогда главный беспредел и начался. Говорят, обда собрала огромное тайное общество прямо здесь, в Институте, и хочет с его помощью свергнуть самого наиблагороднейшего!

– Но ей же не удастся? – Клима сделала вид, что очень испугана.

– Как знать! – Гулька поцокала языком. – Я слышала, обда уже штурмует Мавин-Тэлэй. А другие люди говорили, мол, она в Фирондо удрала, чтобы помочь ведам снова взять Гарлей. Ходят слухи, что раньше Гарлей был ее столицей, и теперь она рыщет по миру в поисках городских ключей, которые первый наиблагороднейший закопал на фамильном кладбище в безымянной могиле!

Клима посмеялась бы, не будь она так рассержена и встревожена.

– А уроков все нет?

– Так кому вести-то? Наши наставники руководство замещают, только младшегодки кое-как занимаются. В Кивитэ за подмогой послали, сегодня к вечеру должна прибыть, если обда там еще ничего не захватила. Институт оцепили, теперь отсюда не выйти, хотя никто и не пытался – больно надо оно, в неизвестность...

– Может, и контрольной по полетам сегодня не будет? – почти искренне вздохнула Клима.

– Будет, на последнем уроке, – развеяла все надежды Гулька. – Когда это у нас контрольные отменяли, тем более по полетам? Да даже если эта обда прямо сейчас в спальню войдет, все равно будем фигуры пилотажа крутить. Наша наставница еще и обду сдавать заставит!

– И ведь правда заставит, – скучным голосом согласилась Клима. – А остальные наши ласточки где?

– Да по-разному. Кто в оцеплении помогает, кто на обед пошел, некоторые уроки у малышни ведут... Тебе кого-то надо?

– Нет, я просто так спросила. Пойду тоже что ли помогу. Нехорошо наставников в беде бросать.

Клима переодела штаны и рубашку на горчично-желтое платье с прямой юбкой выше щиколоток и длинными узкими рукавами. Эту часть формы летчицы надевали редко, в особо торжественных случаях или как сейчас, когда вся прочая одежда приходила в негодность. Позаимствованным у словоохотливой Гульки гребнем Клима расчесала волосы и стянула их сзади темным шнурком. Пара жидких коротеньких прядок тут же упала на глаза.

Обда выбежала в коридор и остановилась. Она совершенно не представляла, куда теперь идти. Не в самом же деле помогать наставникам! Слишком все изменилось за тот срок, пока Клима спала дурным усталым сном. Потерялись в мешанине событий привычные ниточки управления. Требовалось искать новые, но для этого обда должна была узнать куда больше, чем несуразные Гулькины сплетни.

Клима в задумчивости направилась к выходу из женского крыла. В любом случае, здесь она узнает меньше, чем в главных корпусах, где кипит общественная жизнь Института. Проходя мимо подставки с досками, Клима со спины увидела невысокого мальчишку в зеленой форме врача и с удивлением окликнула:

– Тенька!

– О, какое счастье, что ты проснулась! – улыбнулся вед, оборачиваясь. – А я как раз решил заняться твоей доской. Кругом сейчас такая неразбериха, что моя страховка больше не нужна.

– Какая страховка?

– А отчего, по-твоему, никто не поймал пишущих надписи, особенно на первых порах? Ах да, ты же ничего не знаешь...

– Историю о преображении триколора мне пересказали. Тоже твоих рук дело?

– Правда, здорово вышло? Ты так интересненько все предусмотрела...

– Пока мне трудно судить, – холодно ответила Клима. – И планы у меня были иные. Я вообще не понимаю, какого смерча вы все это затеяли. Да и не стоит обсуждать подобные вещи посреди коридора.

– Брось, – махнул рукой Тенька. – Здесь сейчас такое говорят, что уже никто не обращает внимания. Интересненько получается: половина Института пишет на стенах послания и мечтает оказаться в рядах армии обды, а другая половина стирает надписи и пытается хоть кого-то изобличить. При этом вторые рассуждают о столь крамольных вещах, что первым и не снились! А бедные наставники сбились с ног, пытаясь навести хоть какое-то подобие порядка. Только шиш! Потому что самые на первый взгляд лояльные воспитанники – члены твоей организации. Того же Геру возьми: ему поручили возглавить отряды, оцепляющие Институт. Гера-то возглавил, но теперь ты фактически контролируешь все входы и выходы. Скажешь, плохо?

– Никого из наших не поймали?

– Разумеется, нет! – Тенька окинул взглядом подставку. – Сейчас кого-то ловить, все равно что искать в бушующем море конкретный водоворот. Которая из досок твоя?

– Вот эта, без лака, со ржавыми креплениями.

– Я так и подумал. Интересненькая у сильфов магия, не находишь?

– Ты сможешь заставить эти дрова летать?

– Попробую, – Тенька поскреб ногтями подбородок, отчего тот покраснел, а редкие светлые щетинки встопорщились. – Хотя обещать пока рано. Тут разбираться надо.

– Где сейчас Гера и Выля?

– Первый в сторожке, командует. А Выля в библиотеке, ищет способ тебя разбудить. Хотела в спальню пробраться, поискать у тебя под кроватью, но кругом постоянно толкался народ.

– В таком случае, ей повезло. Копаться под моей кроватью можно только мне.

– Зря ты так. Выля больше всех переполошилась, закатила форменную истерику, а все потому, что дурище Ристинке показалось, будто у тебя бесцветка...

Клима скептически фыркнула.

– Ступай на чердак и ни шагу оттуда. Скоро приду, устрою совет.

– Совет или разнос? – Тенька лукаво заглянул обде в глаза.

Клима не ответила. Но веду и не требовались слова.

***

Всякий колдун – вед, но не всякий, кто живет на ведской стороне Принамкского края, умеет колдовать. Изменение естественных свойств – наука сложная. Трудность даже не в том, чтобы изменить эти свойства, а чтобы их разглядеть и просчитать. Если по-особому прищурить глаза, можно увидеть световую модель пространства. У каждого предмета там имеется лишь тонкий контур, словно нарисованный углем. Не видишь контура – не быть тебе колдуном. Ведь именно в переплетениях темных полосок таятся все естественные свойства, которые можно изменять, касаясь их, уговаривая, дрессируя, как цирковых собачек. Чем опытнее колдун, тем четче он видит контуры. А если он начитан, то может сходу подобрать нужные слова и движения, угадать по толщине линий тип и количество свойств, да к тому же добавить пару-тройку собственных.

Тенька для своих лет был очень опытным и начитанным колдуном. К ремеслу его приучил отец. Сначала, разумеется, из-под палки. Кому охота целыми днями заниматься, когда сверстники то бегают на озеро рыбачить, то лезут на крышу старой мельницы ловить диких лебедей, то изобретают разные хитроумные каверзы? До десяти лет Тенька гулял урывками, когда удавалось сбежать. Остальную часть времени мальчик вертелся перед отцом отбитым задом на жестком табурете и с напускной прилежностью косил глазами в разные стороны, отрабатывая свой угол зрения, под которым окружающий мир делался черно-белым и схематичным. Потом отца забрали на войну, и колдовство из мучения превратилось в способ подзаработать. Неожиданно оказалось, что из всей деревни только Тенька может сделать в дом прозрачные тонкие ставни из теплого сухого льда, извести огородных вредителей, замесить чудо-зелье, которое склеивало даже сталь с деревом, соорудить трещотку от воров и запаять прохудившееся корыто. Заказов хватало, иногда приходили люди из соседних деревень, и на радость матери мелкая денежка в доме не переводилась. Простое колдовство стало рутиной, а именно рутину Тенька терпеть не мог больше всего на свете. Втайне он мечтал вырасти, овладеть каким-нибудь другим ремеслом, скажем, кузнеца или землемера, и забросить проклятое колдовство навсегда.

Когда мальчику минул тринадцатый год, мать, втайне безутешно страдавшая от разлуки с отцом, на много месяцев слегла с кашлем. Постепенно простая затянувшаяся болезнь переросла в бесцветку. Только самые лучшие колдуны иногда умеют лечить болезни (если, конечно, имеют при этом дополнительное врачебное образование). А Тенька и просто хорошим-то в те времена не был. Так, колдунишка средней паршивости, самое великое чудо в арсенале – горячий лед...

После похорон матери он разбирал сундук с ее вещами и наткнулся на старые записи отца. Это оказались научные изыскания на тему многообразия естественных свойств, возможностей световой модели пространства и преломления ее лучей под выгодными углами. Не сразу, но у Теньки открылись глаза. Он понял, что колдовство – не примитивная рутина, а интереснейшее из занятий. Мальчик стал учиться всерьез. Он расчистил чердак дома и завел там лабораторию, немыслимыми путями доставал книги по теории колдовства, астрономии, естествознанию, математике, ритмике. Однажды даже съездил в столичный Фирондо поглазеть на Эдамора Карея, величайшего из мастеров современности. Знаний это, разумеется не прибавило, но восторженных воспоминаний хватило на полтора года вперед. С детства приученный к усердию и усидчивости, от природы обладающий неплохими способностями, Тенька делал завидные успехи. К восемнадцати годам ему уже почти не требовалось щуриться, чтобы разглядеть заветные контуры – он видел их постоянно. Это было сродни тому, как опытный портной на глаз определяет размер заказчика, как живописец машинально различает среди июльской зелени сотни оттенков – от красного до синего. Мало того, Тенька научился не просто работать с чужими формулами изменения, а на ходу изобретать собственные. Немногие колдуны могли этим похвастать. Особенно те, кого забрали на войну в мальчишеском возрасте, не дав толком доучиться. Теньку тоже несколько раз хотели забрать, но односельчане выручали – прятали. Да и не только односельчане, в соседних деревнях мальчишку тоже ценили, уважали даже. И полагали, что ведская армия как-нибудь обойдется без него. Дома такой рукастый и головастый больше пользы принесет. К тому же, сестрица у него юная совсем и хороша до невозможности, негоже такую без кормильца осталять.

Чем больше Тенька узнавал, тем яснее понимал, что ничегошеньки в колдовстве не смыслит. Горизонты заветной мечты становились все выше, великие цели отдалялись, а авторитет всемогущего и загадочного Эдамора Карея рос, как тесто на дрожжах. Но юношу это не смущало, а наоборот, раззадоривало и подстегивало к покорению все новых вершин теории и практики колдовства.

...Крылья были хороши. Снежно-белые, лоснящиеся, огромные. Таким любой гусак позавидовал бы. Да что гусак! Гордая и прекрасная птица лебедь! Вот только досталось сие богатство не птице, а облупленной доске.

– Интересненько это у меня получилось, – констатировал Тенька, задумчиво изучая дело рук своих.

Крылья росли прямо из доски, по длинным сторонам. Вокруг их оснований по дереву плесенью разошелся легкий желтоватый пух. Кое-где он виднелся и на креплениях. Тенька пнул доску ногой. "Дрова" возмущенно закудахтали.

– Тебе не кажется, что если обда выйдет на поле с ЭТИМ, то вызовет подозрения? – Ристинка ядовито прищурилась.

– Клима и от пернатой доски отбрехаться сумеет, – убежденно ответил Тенька, водя над крыльями ладонью. – Не понимаю, какую из линий я сдвинул, что получилось так интересненько? А может, это из-за взаимодействия с сильфийской магией? Она здесь даже видна. Если принять магию за материальный объект, пришпиленный сознанием к исследуемому предмету...

Ристинка посмотрела на веда как на помешанного, но промолчала. Говорить что-либо она считала ниже своего достоинства.

Крылья пару раз дернулись, у носа доски проклюнулось несколько маховых перьев. Тенька звонко прищелкнул пальцами над левым креплением. Перья стыдливо съежились до пуха.

– Если все веды так колдуют, я удивляюсь, почему мы до сих пор не выиграли войну! – все-таки вырвалось у Ристинки.

– Нам Эдамор Карей помогает, – огрызнулся Тенька. – Он ковыряется в носу и орденцы дохнут от эстетического шока.

– А может, от мерзкой вони?

– То есть, ты не отрицаешь, что ваши все равно дохнут?

Бывшая благородная госпожа язвительно фыркнула и отвернулась. Тенька продолжил бормотать:

– Ну-ка, посмотрим, что ты за объект такой, сильфийская магия. Какие у тебя свойства есть? Линия воздуха, часть как у свинца – забавное сочетание. А если те три связки местами поменять?..

Доска взвизгнула, затрепыхалась, как выброшенная на лед рыба, крылья местами поголубели. Ристинка напоказ заткнула уши.

– Отрицательный результат – тоже результат, – философски заключил Тенька. И снова протянул: – Интересненько это у меня получилось...

– Высшие силы, избавьте меня от этого психа! – прошипела Ристинка вполголоса.

Тенька понимал, что нарывается на очередную идеологическую полемику, но промолчать не сумел:

– Как у тебя язык поворачивается просить высшие силы, если вы их предали? Талант обды – от высших сил, а Орден сверг ее.

– Я никого не свергала и не предавала, – надменно сказала Ристинка. – Это меня предали. И мою семью.

– Заметь, это тоже сделал твой любимый Орден.

– Ненавижу Орден. Но ведов и обду я ненавижу больше.

– Ты хоть кого-нибудь любишь вообще? – вздохнул Тенька.

– Я любила, – Ристинка цедила каждое слово сквозь зубы. – Родителей, братьев, сестер, жениха – они все сгорели, вместе с домом. Теперь некого любить. А высшие силы мне безразличны. И я им тоже. Поэтому только высшим силам мне осталось молиться. Чтобы не обратили каждое слово во вред.

– Лечиться тебе надо, а не молиться, – колдун покачал головой.

– Тебе тоже. Снабдил доску крыльями и разговариваешь с ней.

– А тебя больше волнует первое или второе?

– Иди к смерчам!

– Значит, просто нервы слабые, – невозмутимо сделал вывод Тенька. Ему надоело, что бывшая благородная госпожа демонстративно презирает ведов (Эдамора Карея в частности) и постоянно строит из себя не пойми что.

Загремела снаружи узкая винтовая лесенка, и вскоре на чердаке объявились Клима, Гера и Выля, благоговейно держащая обду за рукав платья. Ругаться эти трое явно начали еще внизу, а здесь, вдали от лишних ушей, спор разгорелся куда жарче.

– Ты спала! – грохотал Гера. – Беспробудно, как неживая! Что я, по-твоему, должен был делать? Распускать организацию, созданную с таким трудом?!

– А подождать пару дней тебе ортона в заднице мешала? – Клима говорила тише, но в ее речи звучал лютый гнев. – Ладно Тенька, ему лишь бы "интересненькое" замутить, да и порядков наших он не знает, но ты-то должен был понимать! Несколько дней погоды не сделают, а если бы нечего не изменилось, можно было додуматься до более скрытных действий...

– Тебе вечно лишь бы скрываться! Хватит! Тридцать четыре смерча, я пошел за тобой, чтобы воевать! За мир и единство!

– "Воевать за мир", – едко передразнила Клима. – Хочешь драки – бейся головой об стенку, ей-ей, меньше хлопот! Сколько лет твержу: без моего слова ни шагу! Почему тебя вечно тянет на самодеятельность?!

– А что тебя не устраивает? – Гера встал перед обдой, расправив плечи. Он был выше ее на полторы головы. – Никто не попался, входы и выходы под нашим контролем, все в смятении. Лучшего времени, чтобы заявить о себе, просто не найти!

– Я не хотела пока ничего заявлять! – взорвалась Клима. – Я не готова, понимаешь или нет?! Собрание свалило меня с ног, а что дальше? Тебе следовало затаиться и не дать другим куролесить, а ты сделал все наоборот!

– Подумаешь, не готова она! Зато готовы мы, твой народ! Все твои сторонники поддержали эту авантюру, все до единого писали на стенах "Обда вернулась". Мы развернули наши знамена и требуем, чтобы ты их несла! Не обда решает, когда ей править, а народ! Мы уже решили, мы хотим, чтобы ты прекратила войну. И ради этого готовы повоевать еще немного. Поэтому, пробуждайся окончательно, Клима, и возглавляй восстание, раз уж созвала его!

Обда смотрела на "правую руку" так, словно хотела испепелить на месте. У Геры горячо пылали щеки. Выля притихла, как мышь под веником, не отпуская Климин рукав. И в этот момент измененная доска заливисто крякнула. Тенька, смутившись, поспешил схватить результат неудачного опыта и спрятать за спину. Делу это сильно не помогло – пушистые бело-голубые крылья торчали в разные стороны. Теперь казалось, они растут не из доски, а из самого Теньки.

– Это что такое? – почти нормальным голосом спросила Клима.

– А... э... учу доску летать! – нашелся горе-колдун. – Так нагляднее получается.

– Дай-ка попробую, – Гера выхватил пернатую из Тенькиных рук, положил на пол и собрался привычно вставить ноги в крепления.

Но не тут-то было. Едва стопа вместе с тяжестью тела опустилась на облупленную поверхность, доска дико заверещала и забила крыльями, словно гусь, которому едва не переломили хребет. Гера отшатнулся, присутствующие разинули рты.

– Побочное действие, – поспешил объяснить Тенька. – Не те линии не туда изменил... Бывает. Интересненький эффект, но я еще не закончил...

– А в итоге она должна запеть соловьем? – сыронизировал Гера. – Или обругать летчика человеческим голосом?

– Полететь, – вздохнул Тенька.

– В теплые края?

– Интересно, – подала голос Выля, – а если отрезать крылья, потечет кровь или посыпется стружка?

– Одно знаю – визгу бу-удет, – фыркнул Гера.

– Тенька, – с иронией уточнила Клима. – Ты же не рассчитываешь всерьез, будто сегодня вечером я на этом полечу?

– Полетишь. На улучшенном варианте. И вообще, чего вы сюда пришли, ругаться между собой или мои полработы критиковать?

– Никто не ругается, – сухо сказала Клима. – Мы с Герой поговорили и друг друга поняли. Надеюсь, этого понимания хватит дольше, чем на обычные месяц-полтора. Выля, отцепись от меня, наконец. Передай по цепочкам, что повальная порча стен прекращается, иначе на нас ополчатся все чистюли и аккуратисты – когда опомнятся. Пусть теперь люди вяжут на перилах и балюстрах золотые ленточки. И пустишь слух, что ленты – символ моего знамени. Гера, иди на свой пост в сторожке и с него ни шагу. Передавай мне сведения через надежных ребят. Я хочу знать все о перемещениях наставников, их планах, количестве и общих настроениях.

– Как обычно, – буркнул Гера, скрываясь в дверях. Клима послала ему вслед уничижительный взгляд.

– Давно бы так, – Тенька хлопнул обду по плечу. – А то устроила: "Я не готова, как вы посмели..." Не обда, а госпожа-истеричка.

Клима устало плюхнулась на мешки и снизошла до пояснений:

– Пока я спала, все пошло слишком не по плану.

– Эка невидаль! У меня постоянно все не по плану идет, так что теперь, орать на всех?

Клима со смешком покосилась на "окрыленную" доску, мол, заметно.

– Мои задумки обычно воплощаются в жизнь.

– Если это твой первый план, всецело пошедший наперекосяк, за тебя можно только порадоваться.

– Будем надеяться, последний, – вздохнула Клима.

– И не надейся! – с широкой улыбкой сообщил Тенька. – Большее, на что можно рассчитывать в нашем несовершенном мире – это если твои планы будут срываться так же нечасто.

Доска позади дернула крылом. Вед закатал рукава и присел перед ней на корточки, широко раскрыв глаза и что-то бормоча. Клима повернулась к "левой руке":

– Выля, на досуге уничтожь все тетрадки, в которых я писала указания. Теперь надо либо сочинять новые, либо решать все на ходу. И отпусти мой рукав, наконец, он уже мятый!

– А ты больше не заснешь? – шепотом спросила Выля.

Клима встала, выпрямляясь. День еще не закончился, и дел было невпроворот. Да и поесть что-нибудь не мешало, последний раз обда перекусывала позавчера утром, если не считать чаепития у сторожа.

– Нет, я не засну. Мало того, пожалуй, только сейчас я пробудилась по-настоящему.

***

Поруганный и растоптанный восстанием быт Института постепенно налаживался. Вернулся из леса заместитель сторожа, который испуганно косил глазами во все стороны и утверждал, что самолично был свидетелем свадьбы крокозябр и духов. От господина заместителя несло перегаром, но сомнительно было предполагать, что он выпивал посреди праздника потусторонних существ за здоровье молодых. Поэтому заместителя сторожа заключили под стражу, вместе с заместителем секретаря, до выяснения обстоятельств. Или пока не протрезвеет.

Выползли из своих комнат помощники директора в летном и политическом отделениях. Заместитель директора остался у себя – показаться на людях ему мешал компресс на носу.

Прибыла стража из Кивитэ, который, как выяснилось, все это время стоял невредимый и обду с войсками в глаза не видел. Вместе с подкреплением вернулся сторож и дал признательные показания. По его словам выходило, что некая Клима Ченара с летного отделения уверила его, будто в городе эпидемия. Тут же и другие жертвы (включая мающегося похмельем заместителя сторожа) вспомнили, как за день до разрухи встречались и беседовали с девицей-летчицей, имеющей длинный безобразный нос.

В середине дня прилетела вызванная из отпуска наставница дипломатических искусств и устроила большой совет. Наставники и наскребенное по сусекам руководство обменивались сведениями, делились мнениями и опрашивали свидетелей. Вызвали и Климу – слишком часто упоминалось ее имя. Обда виртуозно строила из себя дурочку, пересказала господам ворох сплетен, кое-что приукрасив и добавив парочку от себя, валила любые совпадения на волю высших сил и постоянно держала долу опасные черные глаза.

...В тот день Климе иногда казалось, что она умеет раздваиваться. От одних ребят к другим, потом – в сарай на поле, принимать присягу у новых сторонников, одновременно выслушивать гонцов от Геры и отсылать их к Выле, по пути на совет наставников страховать шестигодок, привязывающих на лестничные балюстры золотистые ленточки; стоя на совете, через окно незаметно делать Гере знаки, что все в порядке. И врать, врать, врать настолько виртуозно, что сама порой начинала верить в свои слова, держать в памяти сотни имен и несколько реальностей: одна настоящая, прочие – вымысел для вранья. Наскоро перекусить вместе с Гулькой, при этом выбалтывая ей сведения для огласки, между делом забежать на чердак и наорать на Теньку, у которого доска полиняла, но вместе с этим обросла колючей чешуей и заржала по-лошадиному. Сделать дубликаты "врачихиных" ключей, а оригиналы подбросить под лестницу, проникнуть в пустую лабораторию, просто так, из дурацкого любопытства: врала Гулька про голову веда или нет? Хозяйка лаборатории до сих пор не очнулась, а когда еще случай представится?

Созерцая зеленоватую заспиртованную голову с закрытыми глазами и зашитым носом, которая могла принадлежать кому угодно, включая сильфа, Клима вдруг поняла, что опаздывает на контрольную по полетам. Чтобы этот глупый визит совсем уж не пропал зря, распихала по карманам первые попавшиеся реактивы – Теньке все сгодится. Затем аккуратно закрыла кабинет и стремглав помчалась на поле через главную лестницу, вся балюстрада которой казалась мохнатой от золотистых ленточек. В ту минуту Клима особенно остро ощущала, что Институт принадлежит ей.

Уже на поле обду настигло осознание: доска осталась на чердаке, а команда строиться уже дана. Клима мысленно обругала себя тщеславной разгильдяйкой, прибавив несколько более крепких словечек. После бега из лаборатории сердце билось у самого горла, а заветный чердак был на другом конце огромного Института.