Текст книги "Формула власти (СИ)"

Автор книги: Анастасия Поклад

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 24 страниц)

Глава 9. Первое задание

Любить грешно ль, кудрявая,

Когда, звеня,

Страна встает со славою

Навстречу дня.

Б. Корнилов

Стихия сильфов – воздух. По легенде, невесомые и прекрасные, они были сотканы из облаков и радужного света. Великие и благостные Небеса вдохнули в них жизнь. Но прочие стихии не приняли детей высоты. Считалось, что возможность летать среди звезд и туч надо заслужить. Тогда любящие свои создания Небеса заключили сделку с высшими силами Земли и Воды. В начале своего пути каждый сильф будет проживать жизнь внизу, да не одну, как люди, а целых две, не имея возможности воспарить. А после смерти Небеса снова заберут детей воздушного народа к себе и подарят участь, уготованную им изначально. Но если сильф, живя на земле, не угодит высшим силам, то не видать ему небесного благоденствия, и вечные скитания в пустоте станут его уделом. Разодетые ветром, сильфы спустились на землю. И с тех пор тоскуют они безмерно по родимым Небесам, но страшатся высших сил, которые в разы к ним строже, чем к людям. Поэтому среди сильфов мало преступников. Но уж если встречаются, то вызывают всеобщий ужас своими зверствами.

Говорят, если сильф по-настоящему захочет, то сможет воспарить над землей безо всякой доски. Этим существам подвластны ветра и тучи, они единственные, кто может потрогать радугу и рассказать, какая она нежная и бархатистая на ощупь, и насколько красный цвет горячее фиолетового. Но была и оборотная сторона медали. Ни один сильф, даже самый выносливый и тренированный, не мог задержать дыхание дольше, чем на десять-пятнадцать секунд. Создания Небес чаще всего умирали от удушья.

...Земля падала на лицо, сухая и сыпучая, набивалась за шиворот, запорашивала глаза. Стянутая веревками грудь еле вздымалась, конечности словно отнялись. В висках глухо пульсировал страх. На грязных щеках оставлял прощальные поцелуи ветер. Впрочем, почему прощальные? Вот-вот они станут одним целым...

"О, Небеса, как же я хочу жить! Только бы не заплакать, они не должны потешаться еще и над моими слезами..."

Откуда-то он знал, что сейчас появится Липка, и все будет хорошо. Но друга не было. Сухая земля северного леса все сыпалась в яму, на связанного восемнадцатилетнего мальчишку, у которого хватило дури вообразить себя настоящим агентом тайной канцелярии и полезть на рожон. На поверхности уже остались только нос, рот и половина задранного кверху подбородка. Еще пара взмахов лопатой – не станет и их. Закрытые запорошенные глаза уже давно сочились слезами, благо теперь их никто не мог видеть.

"Я не могу умереть! Он придет! Я ве..."

Колючие комья упали на губы, песчинки всыпались в ноздри. Что-то взорвалось в голове, огнем окатило легкие, и жизнь его оборвалась...

...Юргену показалось, что он проснулся от собственного крика. Но когда сильф обрел способность слышать, было тихо. Некоторое время он неподвижно лежал на боку. Глаза закрыты, дрожащие руки сжимают угол одеяла, сердце колотится, как безумное.

Юра приказал себе успокоиться. Это просто сон. Если не отучиться трястись из-за каждого неприятного воспоминания, то нечего делать в канцелярии, тем более в четырнадцатом корпусе. Те скверные события случились целых четыре года назад, а Липка успел, хоть и в последний момент. Пока прочие агенты вязали разбойников, Костэн раскопал нерадивого протеже (тот уже начал становиться прозрачным), вытряс из него землю, разрезал веревки, кое-как привел в чувство и дико отругал. Ни до, ни после Юрген не слышал от Липки таких слов. Он плохо запомнил дальнейшие события того дня – лишь упомянутые слова, солнце над верхушками кедров и свой великий стыд. Ну а потом был лазарет, толпа обеспокоенных родственников и сочувствующих коллег (особенно сильфид-секретарш), зеленые глаза Рафуши, расширенные от страха и восхищения. Позднее – церемония награждения и еще одна Липкина речь, уже не такая экспрессивная, но тоже не слишком хвалебная. Дескать, пусть Юрка не обольщается на свой счет – медаль ему вручили исключительно за везение, а на самом деле он поступил, как неоперившийся птенец, вздумавший полетать в отсутствие мамаши. Юра от всей души раскаялся и честно согласился, что в одиночку пытаться проследить за бандой, которая уже поймала и убила с десяток более опытных агентов, было глупо и самонадеянно. Липка смягчился и сказал еще очень много мудрых и важных вещей, которые в будущем пошли Юргену на пользу.

Юноша пошевелился, отгоняя воспоминания. Сзади кто-то вздохнул, и Юра вспомнил, что с некоторых пор спит не один.

– Эй, Даша...

– Чего? – буркнула жена.

– Я кричал во сне?

– Нет, – задумчивая пауза. Мрачноватое: – похрапывал только...

Юргена это несколько приободрило. Дурацкий кошмар про закапывание не снился ему уже пару лет. Женитьба виновата, не иначе. Эх, не так представлял Юра свою семейную жизнь. По правде говоря, он вообще никогда ее себе не представлял.

Дарьянэ у стенки снова засопела, тихонько и бесстрашно, как могут только спящие. А у Юргена после пережитого кошмара даже глаза не закрывались. Через окна в спальню лился прозрачный голубоватый свет – солнце только начинало всходить. Сильф прикинул, что сейчас часов пять утра, не больше. Вчера ему дали отгул на три дня, и он лег пораньше, надеясь выспаться всласть. Выспался, как же! Мало того, что Даша притопала ложиться заполночь и разбудила мужа, когда перелазила через него на свое место, так еще и сны покоя не дают вкупе с тренированным телом, привыкшим отдыхать по три-четыре часа в сутки. Постель казалась бугристой и неудобной, сопение у стенки раздражало. Уже целую неделю живут вместе, а вторую кровать так и не купили. Некогда, причем обоим.

Юрген сел. Впереди было целых три дня, свободных от работы, и он знал, чем себя занять. Во-первых, надо все-таки съездить к родителям и вытрясти из них правду о проклятии. Заодно сестренку проведать.

Во-вторых, следует слетать во второй корпус Тайной канцелярии, ведающий личными делами граждан Холмов, и сменить фамилию. Когда сильфы женятся, создается новая семья. А двух семей с одинаковыми фамилиями быть не должно. Поэтому пара придумывает себе новую или, что случается чаще всего, гармонично соединяет буквы из прежних фамилий. Например, родители Юргена до брака носили фамилии Эса и Воц, из которых получилась лаконичная Эв.

В-третьих, раз уж начальство в Липкином лице расщедрилось на столько выходных, надо залететь к плотнику и заказать вторую кровать. Юрген смутно чуял, что если не озаботиться этим при первой же возможности, мебельная волокита продлится всю его семейную жизнь.

Итак, куда сначала? В столь ранний час спят все – от плотника до родителей. Впрочем, Рафуша встает как жаворонок, а неспешный завтрак, сборы и полет к отчему дому все равно займут пару часов. Приняв решение, Юрген поднялся и тихонько вышел, притворив за собой дверь спальни.

Полежав для верности пару минут и окончательно уверившись, что осталась в одиночестве, Дарьянэ отвернулась от стены и горестно вздохнула. Ну вот, опять он ушел, не сказав ни слова. Не важно, что она притворялась спящей. Хоть бы поцеловал! Не в губы даже, слишком самонадеянно о таком мечтать, хотя бы в щеку или в лоб. Да мало ли куда можно поцеловать спящую жену! Даша сухо всхлипнула, натягивая на голову одеяло. В спальню пробирался юный солнечный свет, который совершенно не соответствовал мрачным мыслям сильфиды.

Позавчера прошла неделя со свадьбы.

Сегодня неделя как они спят на одной кровати.

Неделю без одного дня Даша тихо сохнет по собственному мужу, а тот в упор ее не видит.

Он улетает на работу в одиночестве, несмотря на то, что им по пути. За весь день он может не сказать ей и пары слов. Когда она забегает в четырнадцатый корпус (официально к Костэну Лэю, готовиться к экзаменам, а на самом деле – взглянуть на объект воздыханий), он всеми силами избегает встречи с ней.

Уже несколько раз Даша отчаивалась. Она пробовала завести с мужем беседу на интересные ему темы. Юрген мало воспринимал ее речи, поспешно находя себе неотложное занятие. Она попыталась приманить его вкусной едой и впервые в жизни пожарила яичницу с укропом. Юрген опасливо изучил расплывшееся по сковороде яйцо пополам со скорлупой, поскреб ногтем горелую черную корку и сказал, что поужинал на работе. Она пробовала спотыкаться и падать у него на глазах, побуждая себя спасти. Первые три раза Юрген вообще не заметил ее попыток, что вылилось в синяк на попе и ссадину на локте. В четвертый раз, когда Даша надумала опрокинуть на себя чайник с кипятком и уже направилась к столу, муж внезапно поднял на нее глаза и предупредил, что чайник горячий, а всю холодную воду он перелил в кувшин. После этого осуществить задуманное значило выставить себя ушибленной об тучу на всю голову, а Юра и так был о жене не слишком высокого мнения.

Сейчас у Даши оставалось последнее средство, из тех, до которых она могла додуматься – сказать обо всем прямо. Но казалось, скорее небо упадет на землю, чем Даша наберется наглости такое сотворить. Подобный исход казался ей противоестественным. Ну разве можно, думала она, подойти к Юре и заявить: "Милый, я влюблена в тебя по уши, давай жить как настоящие муж и жена". Да она уже на первых словах со стыда развеется!

– Какая же каверзная эта штука – жизнь, – вдохнула Даша вслух. – Выдали замуж за такого сильфа! Умного, красивого, доброго, смелого, настоящего агента с медалью и сундуком значков. Живи да радуйся, вроде, все как мечтала. Но только мужу наплевать. И на тебя, и на твои чувства. Даже дружить не хочет. Ах, если бы я имела возможность показать ему, чего стою! Например, оказаться рядом в момент, когда ему будет грозить опасность, и героически выручить.

Дарьянэ вспомнила прошедшую ночь. Юра в этот раз спал тревожно, метался, бормотал, даже плакал. Как хотелось обнять его за плечи, расцеловать, убаюкать, уткнуться носом в лохматые пепельные кудри. Но нельзя. Даша полагала, что если хоть раз позволит себе подобное, то не сможет потом смотреть Юргену в глаза. Он ведь наверняка отвергнет ее! А еще все парни ненавидят ронять при девушках свое достоинство. Хороша была бы Даша, сюсюкающая в ночи над агентом тайной канцелярии! Сильфида догадывалась, какой сон приснился Юре, и это знание парализовывало ее.

Даша встала и подошла к окну. Светало. Прохладный ветер лениво раскачивал тонкие прутики старой изгороди. Внизу, предположительно на кухне, что-то загремело. Значит, Юра еще не ушел. Дарьянэ не хотела показываться ему на глаза, поскольку считала, что ничего хорошего все равно не выйдет. Он снова не обратит на нее внимания, и это принесет ей лишние расстройства, вплоть до рыданий в подушку. А на работу с заплаканными глазами нельзя.

Влюбленная сильфида завернулась в одеяло и устроилась на подоконнике, мечтательно и печально глядя в небеса.

***

Юргена переполнял энтузиазм. В голове вертелись хитроумные планы по вытягиванию правды из родителей, один невероятнее другого. Угнетающий страх ночных видений забылся, и теперь радужного настроения не испортила даже разбитая по неосторожности кружка с горячим укропником. Юра только фыркнул, первой попавшейся тряпкой вытер зеленоватую лужу и решил, что это знак свыше. Значит, завтракать он будет у родителей.

Погода стояла летная. Прохладно, ясно и в меру ветрено. Белая, крытая глянцем доска отражала голубое небо. Юра заставил ее подняться повыше, так, чтобы редкие деревья внизу казались не крупнее укропной поросли, а здания усадеб превратились в игрушечные домики. Потом он сел, свесив ноги в бездну под собой, и от души заключил:

– Небо – это прекрасно!

Юрген любил летать. (Какой же сильф не любит высокого полета?) Притом не стоя, а именно сидя, запрокинув голову и словно растворяясь в благодати Небес. Ветер обдувал прохладой его разгоряченные щеки, играл кудрями пепельных волос. Юра не стриг их коротко, позволяя отрастать почти до плеч, и они казались облаком вокруг его головы.

Небо давало покой и надежду. Оно внушало уверенность и наполняло духовной силой. Земные заботы казались мелочными и глупыми, игрушечными, как и все с такой высоты. В небе не было ни жены, ни страхов прошлого, ни интриг с тайнами и недомолвками. Юра знал, что не одинок в своих ощущениях. У всех его знакомых и друзей небо вызывало похожие чувства. Сильф вдруг подумал о людях, которые приспособили небо под войну. Он представил себя скрывающимся среди туч, выслеживающим противника, ведущим воздушный бой с таким же летучим врагом. И содрогнулся. Если, не допустите Небеса, такой день случится, он станет для Юргена крахом всей жизни. Небо в огне, багровые облака, кровь на досках – ужасно, неправильно, противоестественно. И страшно подумать, что для многих людей сейчас это – повседневность. Небо – для мира и ветра, война – для земли, а иной устрой с трудом укладывается в голове.

Юргену вспомнилась та длинноносая девчонка с черными глазами. По правде говоря, не такая уж и длинноносая – среди сильфов и похлеще бывают, но для человека явный перебор. И какие смерчи его дернули тогда ее поддразнить? Не иначе от раздражения взъелся. Летают в их, сильфийском, небе, оружием машут, убивать учатся. Да таких, как та черноглазая Климэн и на высоту травы над землей приподнимать нельзя.

Из-за горизонта показалась знакомая усадьба – сахарно-белый трехэтажный дом с лепными колоннами и плоской крышей. Как чудесно было забираться туда в ураган, когда нет возможности летать на досках, и чувствовать, как резко гудящий ветер обволакивает тело. Да и думается лучше не в комнатах или среди редких палисадников, а на просторе, где из земного лишь крыша, а над головой – бескрайняя развертка неба.

Юра увидел, как на крыльцо усадьбы вышла Рафуша, из-за пышного бело-желтого платья похожая на солнечный зайчик. Девочка залезла под крыльцо и достала легкую ярко-синюю доску. "Опять вечером поленилась на подставку вернуть" – весело отметил Юрген.

Рафуша вышла на ровное место, встала на доску, посмотрела наверх и, увидев брата, радостно замахала руками. Доска взмыла над землей стремительно, почти вертикально, летунье даже пришлось немного присесть.

Они поравнялись.

– Гы-ы! Юрка, прилетел! – завизжала сестренка и, почти не примеряясь, перепрыгнула к нему.

Юрген в последний момент одной рукой ухватил Рафушу за шиворот, не дав свалиться вниз, а другой притянул поближе ее доску, неподвижно зависшую на одном месте. Людские аппараты так не могли, без хозяина сразу теряя управление и летучесть.

– Я тоже рад тебя видеть, мелочь лохматая.

– Не лохматая, а пушистая! – запротестовала Рафуша, беспрестанно вертясь. – На себя посмотри!

Они оба сейчас были похожи на одуванчики в пору разлета семян, разве что грива Раферии подлиннее и посветлей.

Юра воспитательно щелкнул сестренку по носу и направил доску вниз.

– Без тебя дома совсем скучно стало, – делилась Раферия. – Даже позубоскалить не над кем. Непривычно очень, пусто. Хорошо, я с Дашкой подружилась! Она у тебя такая замечательная, Юрка, просто не передать! Уже несколько раз гостила. Мама с ней укропной рассадой поделилась. А еще Дашка меня доской управлять учит, видал, как я сейчас взлетела? Про такую технику взлета даже не во всех книжках пишут! Мы с Дашкой так похожи: по мыслям, по движениям. Гы, у нас глаза одинаковые, зеленые!

"Вот и женилась бы на своей Дашке, – с внезапной злостью подумал Юрген, – зачем меня заставили? Эх, сестра называется! Променяла брата на золовку! Впрочем, и я хорош. Хоть бы раз за неделю прилетел. Даже не домой, а просто с работы пораньше. Жена ведь говорила, что Рафуша часто у нас гостит, только допоздна не засиживается".

Доска мягко опустилась рядом с крыльцом. Но входить в дом сильф пока не спешил.

– Рафуша, а расскажи-ка мне, как поживают наши родители? Может, говорили чего про меня и свадьбу?

– У-у-у, – нахмурилась девочка, – с ними вообще все сложно. Полетели на крышу, расскажу.

Юрген снова направил доску ввысь, и в мгновение ока они очутились на белой площадке, открытой всем ветрам – по общему мнению, это было самое уютное место в усадьбе.

– Что-то у них творится нехорошее, – продолжила Рафуша, как в старые добрые времена устроившись у брата на коленях. – Они думают, я не вижу. Или сами ничего не замечают... Одним словом, как мы со свадьбы вернулись, мама словно об тучу ударилась.

– Нельзя так говорить о матери, – машинально поправил Юрген.

– Гы! – возмущенно выпалила Рафуша. – Ну а как еще?! Она всю дорогу домой обнимала меня так, что едва не задушила. А как прилетели – заперлась в спальне и три дня ревела, Небеса в свидетели, не вру!

– С чего ты взяла?

– Так слышно ж все! Гы... ладно, я специально висела под ее окном. Но какая уже разница? Юрка, ты можешь себе представить причину, по которой наша мама стала бы плакать?

– К сожалению, могу, – вздохнул Юра.

– Это когда ты в лазарете лежал? Тогда мама только пару часов поревела, а тут – три дня, почти без перерыва! Папа ей еду и укропник носил.

– А она что?

– Не ела и не пила, – замогильным шепотом сообщила Рафуша. – Но потом успокоилась, вчера даже улыбаться начала.

– А ты ничего полезного не подслушала? О клятвах и проклятиях, например.

– Гы, так ты ведешь расследование? И как успехи?

– Пока – темна вода во облацех, – признался сильф. – Так слышала?

– Нет, – Рафуша почесала в затылке. – Они вообще эту неделю мало разговаривали. И то больше намеками.

– Например?

– Не помню я! Но про клятвы и проклятия точно не было. Я последнее время дома редко бываю – скучно и атмосфера траурная. Словно ты не замуж вышел, а развеялся.

– Женился.

– Один смерч! У меня такое мнение сложилось, что родители вашей свадьбы не хотели. Их нечто вынудило, и теперь они страдают, что подрезали тебе крылья. Ты бы их разубедил, а то жить невозможно. Я сама готова жениться, лишь бы переехать.

– Выйти замуж. И ты мелкая еще.

– Гы! Думаешь, никто не возьмет?

– Дурочка, – рассмеялся Юрген. – По закону брачный возраст наступает в семнадцать лет. У людей – в четырнадцать. Тебе до любого расти и расти.

Рафуша показательно насупилась. Но долго обижаться не смогла.

– Юрка, ты поговоришь с ними?

– Непременно.

– А потом расскажешь мне?

– Зачем?

– Любопытно же!

– А знаешь, что бывает с маленькими любопытными сильфидами?

– Что? – с вызовом осведомилась Рафуша.

– А вот что! – крикнул Юрген и принялся щекотать сестренку.

Та радостно завизжала и попыталась укусить его. Кто-то пихнул ногой синюю доску, она откатилась к краю крыши, не удержалась и с грохотом приземлилась где-то во дворе. Держа извивающуюся сестру на вытянутых руках, Юра осторожно глянул вниз. Доска, за вычетом пары щепок, уцелела, упав точно в ведро с садовым инвентарем.

– Чего там? – спросила Рафуша, не прекращая показательно брыкаться.

– Ничего страшного. Продолжаем, – Юра подбросил сестру как можно выше, поймал и перевернул вверх тормашками. Рафуша схватила его за ноги и постаралась повалить. Но ей, конечно же, не удалось.

Они провозились на крыше все утро, как в детстве. А потом Рафуша, оседлав белую доску брата, полетела хвастаться ею перед соседскими детьми, а Юрген отправился на допрос подозрева... то есть, на разговор с родителями.

Отец любил проводить первую половину дня в кабинете, и его Юра не стал тревожить. Он разыскал в гостиной маму. Она сидела в кресле и читала какую-то книгу в черной обложке.

– Юрочка! – увидев, кто вошел, мама вскочила, книга полетела на пол.

"Права была Рафуша, что-то нехорошее происходит в нашем доме, – отметил про себя Юрген. – Мама словно прозрачнее стала, седины прибавилось, глаза потухли".

– Я приехал навестить вас.

– Нас? – судя по испуганному тону, мама вообразила, будто сын обиделся настолько, что начал обращаться к ней на "вы". Юра поспешил исправиться:

– Тебя, папу, Рафушу. Прости, что давно не прилетал, дела.

Мама обняла его, порывисто, крепко. Прошептала:

– Это ничего, это правильно. У тебя теперь другая семья, твоя семья. Официально ты даже не считаешься моим сыном...

– Глупейший закон! У людей семьей называются все родичи по крови и даже некоторые близкие друзья. Пожалуй, это единственное, что мне действительно нравится в людях.

– Не говори так. Семья – это муж, жена и их дети, еще не связавшие себя браком. А прочие – бывшая семья. Или никто.

– Тогда вы с папой и Рафуша – моя любимая бывшая семья, – примирительно сказал Юрген.

Они разомкнули объятия и сели в кресла.

– Что ты читала? – спросил Юра.

– Чушь какую-то, – нервно усмехнулась мать, убирая книгу подальше. – Как ты живешь сейчас, Юрочка?

– Нормально.

Мама вдруг посмотрела ему в глаза. Резко, жадно, будто бы моляще.

– Прости меня.

– Тебя? Только тебя, без папы?

– Да. Только меня.

– За женитьбу или еще за что-то?

– Ты – только за женитьбу.

– Может, расскажешь, почему это произошло?

– Нет.

Юра озадаченно потер переносицу.

– Почему – нет? Мама, я уже женат, разводиться по закону можно только спустя десять лет...

– Не смей разводиться.

– ...Хорошо. Я женат и не буду ничего менять. Но имею я теперь право знать, отчего вы так со мной поступили?

– Тебя настолько не устраивает жена?

– Не уходи от ответа!

– А ты не смей играть со мной в тайную канцелярию! – прикрикнула мать.

– Прости, – понурился Юрген. – Я не люблю Дарьянэ, а она – меня. Наш союз обоим в тягость, и теперь я просто хочу знать, ради чего все это?

– Я тебе не скажу. Никогда. Если вдруг ты узнаешь правду, то не от меня.

– Почему? – в который раз повторил Юра.

– Потому что ни одна сильфийская мать не расскажет такого своему сыну. Можешь утешиться тем, что своей женитьбой ты спас одну невинную жизнь.

– То есть, во всем виновато проклятие?

Он спросил наугад и очень удивился, увидев, как вздрогнула мама, как затряслись ее руки, до белизны вжавшиеся в подлокотники кресла, как фиолетовые глаза наполнились слезами. Глаза точь в точь такие же, как у него...

– Мама, не плачь, – по-детски прошептал Юра.

– Что еще тебе известно?

– Ну... – одновременно ему хотелось и сказать правду, и с помощью недомолвок вытянуть все остальное. Юра уже склонялся ко второму варианту, когда мама звенящим голосом произнесла:

– Тайная канцелярия сделала из тебя чудовище.

– Я больше ничего не знаю! – сдался юноша. Ему было стыдно. Набросился на собственную мать, как на государственного преступника. – Пожалуйста, не надо слез. Я узнаю правду от кого-нибудь другого. Прости, но иначе я не смогу спокойно жить.

Мама задумчиво смотрела ему в глаза. Она больше не плакала, только под нижней губой пролегла морщина.

– Иди к отцу, он тоже скучал. И сохраните тебя Небеса от детей-агентов!

Юра молча поднялся и вышел. Стыд перерос в обиду. Не мама ли всегда говорила, что на всякий интересующий тебя вопрос следует находить ответ, чтобы не остаться в дураках? Не мама ли советовала найти работу по душе? Правда, она всегда с прохладцей относилась к тайной канцелярии, но никогда до сего дня не попрекала сына его выбором. Юрген подумал, что много времени улетит, прежде чем они с мамой смогут разговаривать как раньше, легко и откровенно.

С отцом юноша столкнулся на лестнице. Сдержанная вышла встреча.

– О, – сказал папа. – Ты прилетел проведать нас.

– Я ненадолго, – зачем-то начал оправдываться Юрген. – Мне дали три выходных, надо многое успеть. Фамилию там сменить и кровать...

– Вы еще не записались как новая семья? – озабоченно перебил отец. – Не смей с этим тянуть, слышишь? Это так же важно, как и твоя женитьба.

– Да, мама мне рассказала, – решил все-таки схитрить Юра.

– Что именно?

– Все. От начала до конца. Вы совершенно зря скрывали это так долго.

– Значит, ты не удивлен? – подозрительно уточнил папа, приподнимая брови.

– Немного, – осторожно пожал плечами Юра. – Но, как говорится, чего в жизни не бывает.

– И ты не хочешь ничего у меня спросить?

– Хочу, – он поспешил ухватиться за нужную ниточку разговора. – Несколько моментов показались мне неясными... Например, эта формулировка проклятия...

– Ну-ну, – подбодрил отец. – Продолжай.

Юрген решился на отчаянный ход.

– По правде говоря, мне бы хотелось услышать твою версию событий. Мама рассказала очень пристрастно.

– Все ясно. Ты ничего не знаешь и морочишь мне голову. Не стой посреди лестницы. Дай пройти. Тебя ждать к завтраку?

– Но я не лгу! Мама поделилась со мной очень многим!

– Постыдись, Юрген! У тебя на физиономии написаны все эти канцелярские штучки.

– Хватит попрекать меня местом работы! – взорвался юноша.

– Будь добр в таком случае не практиковать методы оттуда на своей семье! – отчеканил отец. – Юрген, я не знаю, от кого ты выведал о проклятии, но явно не от мамы. И если продолжишь в том же духе – нарвешься на затрещину.

– Папа, – Юра заставил себя говорить смиренно. – Я больше ничего не буду у вас спрашивать, приду на завтрак и слетаю поменять фамилию. Но, ради всеблагих Небес, скажи мне, как ты догадался, что я... не до конца честен?

– Профессиональный интерес? – немного смягчился отец.

– Конечно, я же агент все-таки. Вдруг я ту же оплошность допущу в разговоре с врагом?

– Вряд ли враг будет знать тебя столь же хорошо, как я. Во-первых, когда ты задавал наводящие вопросы, у тебя был слишком отрешенный вид. Я видел не сына, а агента за работой, который исполняет роль моего сына. Во-вторых, нестыковки. Запомни, Юра, только людские обды, вымершие много лет назад, могли убедить собеседника, глядящего на укроп, в том, что это яблоко. Я твердо знал, что мама никогда не расскажет тебе причину. А если б рассказала, формулировка проклятия ни в коем разе не показалась бы тебе неясной. Теперь дай мне пройти. Наверняка довел маму до слез своими бесцеремонными расспросами.

– Я не хотел, – Юрген посторонился. Кое-что ему все-таки удалось почерпнуть.

– Больше ни о чем не спрашивай. Ни ее, ни меня.

– Последний вопрос! Прошу!

– Я же сказал...

– Чью жизнь я спас, женившись на Дарьянэ Ару?

– Ее младшей сестры. Все, эта тема в нашей семье закрыта.

Юра со вздохом кивнул. Он не получил всех ответов, как собирался. Но если учесть, что ему вообще не хотели ничего рассказывать, узнал он довольно много.

***

Даша упала с доски. Она летела носом вниз через цветные кучерявые облака, а потом ударилась боком о землю и проснулась. Сначала Даше показалось, что сон продолжается, поскольку она лежала на полу, намертво запутавшись в одеяле. Но потом сильфида вспомнила, как все раннее утро просидела на подоконнике, предаваясь романтической тоске. А потом, видимо, задремала и грохнулась вниз. Хорошо хоть в комнату, а не на улицу – третий этаж все-таки.

С немалым трудом распутав одеяльный кокон (эх, и почему она за это время не превратилась в прекрасную бабочку?), Даша встала с пола, заправила постель и спустилась на кухню. Воздушные часы показывали девять. Этот тип часов, давнее изобретение сильфов, считался самым удобным в мире. Принцип действия был прост: воздушная магия в нужный час переворачивала ряд плотных табличек, на которых заранее обозначали даты и время, порой вплоть до секунд. Правда, секундные таблички много шумели и быстро изнашивались, поэтому обычно обходились без них. В Ордене тоже уважали воздушные часы, как и все сильфийское. Прочие люди обходились пружинными механизмами, постоянно сбоящими и заедающими, или же солнечными часами, которые показывали точно, но, увы, слишком зависели от погоды.

Дарьянэ огляделась по сторонам. Где-то здесь, на кухне, она оставила вчера свою "рабочую" блузку. На самом деле, форму в Тайной канцелярии полагалось носить сотрудникам только нескольких корпусов (включая четырнадцатый). Но Даша, предпочитающая неуместные для приличной секретарши свободные штаны с завязками и летную куртку на "змейке", называла обычную блузу с кружевами и шелковую юбку до щиколоток "рабочей" одеждой.

Под стулом валялась зеленая от укропника и серая от пыли половая тряпка с подозрительно знакомым узором – вышитые снегири в окружении серебристых завитков, призванных изображать северный ветер. Дарьянэ подняла "тряпку" с пола и, держа ее на вытянутых руках, внимательно изучила.

Как известно, укроп от одежды почти не отстирывается, особенно если сразу этим не озаботиться, а потому белая прежде блузка была безнадежно испорчена. Уже подсохшие зеленоватые разводы с акварельной грацией перетекали один в другой, кое-где налипли крошки, волоски и даже клочья пыли – не до уборки было хозяевам этого дома в последнюю неделю.

– Развею паразита, тридцать четыре смерча ему в зад, – прорычала Даша, мигом определив виноватого. Кто, как не ее безответно любимый муж шарился на кухне нынешним утром? Непонятно только, зачем он это сделал? Отомстить? Но за что?

Сильфида навскидку перебрала в голове с десяток вариантов. Ни один не подходил. Для первых подобная месть была несоразмерно велика, для вторых – слишком мелочна. Часы тем временем перевернулись на половину десятого. Даша опомнилась и решила покарать Юргена вечером. Ух, и грандиозный скандал предвидится! Но потом. А сейчас лучше подобрать другую одежду и поспешить на работу.

Легко сказано: "подобрать"! Даша еще не успела перевезти из дома все свои вещи, и покойная блузка со снегирями единственная подходила к изысканной юбке нежно-рябинового цвета. А другой "рабочей" одежды просто не было.

Просторные сорочки холодных тонов, кожаные и парусиновые куртки на "змейке", пронзительно-синяя гимнастерка с белым шитьем и узорным поясом – все это в сочетании с юбкой смотрелось так, будто Дарьянэ решила вместо работы денек постоять на огороде, пугая ворон.

К десяти часам сильфида окончательно рассвирепела, напялила пятнистые коричневые штаны со множеством карманов, кроваво-красную рубашку, плотную черную куртку с кольчужными вставками, на тяжелой, нарочито крупной "змейке", и в таком виде полетела на работу.

***

За завтраком к семейству Эв присоединилась Рафуша, что сильно разрядило обстановку. Юре даже на миг показалось, что время повернулось вспять, он холост и свободен, как ветер в поле. Мама не плакала, даже изредка пыталась шутить, отец что-то рассказывал, сестренка заливалась колокольчиком. Унылое настроение развеялось без следа. Уделив еще немного внимания родным, юноша, как и обещал, полетел во второй корпус тайной канцелярии, чтобы официально зарегистрировать свою новую семью.

Порой Юрген начинал думать, что чем бесполезнее дело, которым занимаются работники корпуса, тем меньше его номер и сильнее их гордыня. Например, о пятнадцатом и шестнадцатом корпусах знали мало, но когда лет пятнадцать назад сгинул в принамкских лесах заместитель главы пятнадцатого – вся канцелярия пошатнулась. А в пятом корпусе, где работала Дарьянэ, постоянно менялись начальники, но никто этого не замечал. Сильфы там занимались непонятно чем и свято верили, что без них этот мир провалится в бездну.