Текст книги "Формула власти (СИ)"
Автор книги: Анастасия Поклад
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 24 страниц)
– Они ж развеиваются, какая с них кровь? – заинтересовалась Ристинка.
– Сперва выпускали по капле, а потом добивали, – пояснил Тенька. – Ну, вы даете. Таких вещей не знаете! Потом высшие силы ниспослали Принамкскому краю обду с ее даром. И обда этот культ истребила. То ли конкуренции не хотела – все же культ крокозябры враждебен и противен культу высших сил, то ли они ей чем-то лично досадили.
– И то, и другое, – пробормотала Клима. – А кто спросит, откуда я это знаю – убью! Тенька, уничтожь камень!
– Да ты что! Он, наверное, последний на весь Принамкский край остался! Это же реликвия! Память предков. Его нельзя трогать. Лучше обнести заборчиком и изучать.
– Ты уничтожишь этот камень, – сквозь зубы приказала обда. – Принамкскому краю не нужна такая реликвия. Я желаю, чтобы от культа крокозябры не осталось даже памяти людской. Прахом, прахом все! Слышишь, Тенька? Прахом!
– Ладно, – нехотя сдался колдун. – Отойдите все. Сейчас определю набор веществ, степень ветхости разложу на модуль устойчивости, распределю вектора переменных...
Бормотание из опечаленного стало деловитым: вед полностью ушел в себя и любимое дело.
– А где сильфида? – вдруг вспомнил Гера. – Она ушла за грибами еще раньше меня. Темно совсем, не заблудилась ли?
Клима, все еще полыхая взглядом, плюхнулась на землю у костра и протянула руки к пламени, согревая пальцы.
– Вот иди и поищи.
– Понял, инициатива наказуема, – фыркнул Гера и уже собрался отправляться на поиски, как из чащи донесся истошный девичий крик.
А вскоре на полянку вылетела сама Дарьянэ с круглыми от ужаса глазами, не прекращающая верещать благим матом. Правда, увидев костер и невозмутимых вроде спутников, умолкла и остановилась, тихо всхлипывая.
– Что случилось? – тут же спросил Гера, уже заводя руку за спину, где на ремнях в специальном чехле висела ортона.
– Там, – выдала Дарьянэ. И замолчала.
– Что – там? За тобой кто-то гонится?
– Н-не знаю. Я собирала грибы... А т-там – оно. Меня коряга покусала! И обругала премерзко! У вас в Принамкском крае все коряги такие злобные?
– Чего она говорит? – спросил Тенька, отвлекаясь от работы. Гера перевел. – Ничего себе интересненько получается! Пусть ваша сильфида гордится, ее покусало древнее реликтовое животное, очень редкое, полумифическое и, по мнению некоторых, заслуживающее поклонения и воздвижения капищ, таких, как это. Короче говоря, крокозябра. Спроси, где она ее нашла, мне тоже посмотреть охота!
– Я не искать крокозябра на этот лес! – почти обиженно воскликнула Дарьянэ по-принамкски, поняв слова веда. – И не иметь памяти на то место. Меня поимел страх, и я убежать! Положите глаз на мой укус и сделайте оказание помощь.
Она продемонстрировала свою правую руку. На тыльной стороне ладони виднелись четкие кровавые ранки от десяти зубов.
– Тенька, а крокозябры ядовитые? – встревоженно спросил Гера.
– А кто их знает. Но точно не стерильные, так что ранку лучше обработать. Кстати, только что практически на наших глазах подтвердилась легенда: крокозябры глупые, но умеют повторять все ругательства, которые услышат, и складывать их в поистине обидные комбинации. Эх, ну почему я за грибами не пошел!
– Вы грибы-то принесли? – вспомнила Клима.
– Да! – гордо кивнула Дарьянэ, кладя на землю и разворачивая небольшой узелок. Там и правда лежало несколько десятков приземистых желтовато-белых грибов.
– Это поганки, – бесстрастно констатировала обда.
– Неужели? – расстроилась Дарьянэ. – Но как же так, поганки вот ведь, синеватые, на тоненьких ножках!
– Это разные виды поганок.
– Удивительно. У нас на Холмах и одного вида почти нет, а тут целых два.
– Вообще, их больше сотни, – просветила Ристинка, доставая из сумки снадобье для промывания ран.
– Ложись! – заорал Тенька от валуна.
Что-то полыхнуло, загрохотало, полянка ненадолго окуталась плотным облаком каменной пыли. В глубине чащи раздался страшный утробный вой.
– Так-то лучше, – злорадно и мстительно ухмыльнулась Клима, дыша в рукав.
***
Они добирались до сильфийской границы целых две с половиной недели, а все потому, что обде зачем-то понадобилось делать здоровенный крюк и идти в обход. Все протесты Клима игнорировала или же так властно сверкала глазами, что возражения захлебывались. Для Теньки она в конце концов все же снизошла до объяснений, которые вед потом потихоньку передал остальным. Клима чуяла, что на коротком пути их ждут неприятности. Возможно, засада, или просто на разбойничью шайку могут напороться. Словом, лучше дороги непроходимые подольше потоптать, но живыми остаться.
Сильфийская граница представляла собой зрелище довольно символичное: золотое в лучах полуденного солнца пшеничное поле, распаханная земляная межа, а дальше – реденький сосновый лес, уже не принадлежащий людям.
– Пройдешь по кромке поля до конца леса, – объясняла Клима Дарьянэ, сверяясь с картой. Они давно уже все перешли на "ты". – Повернешь на север и пересечешь границу. Дальше будет пустырь, а за ним другой лес, погуще, если верить вот этой пометке сбоку. А там уже начнутся первые ваши усадьбы.
– Спасибо, – проговорила Даша, стараясь не расплакаться от избытка чувств, – спасибо вам всем! Гере за помощь и поддержку, Теньке за уроки Принамкского языка и лекции о звездах, которые он мне мужественно читал, хотя я не понимала и трети. Ристинке – за ночные разговоры у костра, и, конечно, тебе, Клима, за спасение от ужасной участи и мудрые советы. Вы самые замечательные люди, каких мне доводилось встречать! Я верю, что у вас все получится, и что я когда-нибудь приеду во дворец к обде Климэн. Клима, ты... ты удивительный человек, я никогда таких не встречала. Не хмыкай, Ристя, твое мнение ошибочно! Я непременно буду говорить о тебе, Клима, со своим руководством и постараюсь убедить их в необходимости не только дружить с тобой, но и поддержать любые твои начинания!
Тут уже захмыкал Тенька. К сильфийской поддержке он, как и любой вед, относился с недоверием.
Ристинка сегодня была особенно мрачна и угрюма. Вчера она заявила Климе, что пойдет с Дашей к сильфам. Обда на это сверкнула глазами и приказала Ристе о сильфах забыть.
– Но зачем я тебе сдалась? – едва ли не со слезами вопросила бывшая благородная госпожа. Она часто задавала этот вопрос. – Я никогда не стану твоей приспешницей, меня выворачивает, когда я смотрю, какими методами ты решаешь дела. Клима, отпусти меня, прошу, дай пожить спокойно!
– На Холмах? – жестко прищурилась обда. – Ты вне закона на землях Ордена. А Холмы у нас пока всячески Орден поддерживают. Тебя сдадут и казнят в первый же год.
Вот так Ристинка, скрепя сердце, осталась на родине. Клима сама толком не знала, зачем ей может пригодиться эта раздавленная своим давним горем девица, но чувствовала, что дочь Жаврана Ара – слишком полезный козырь, чтобы вот так запросто ее упускать. Да и преданной Ристя со временем станет, это даже Тенька втихомолку по ее глазам прочел. Они умеют быть преданными, дети потомственных благородных господ.
Итак, прощания, последние напутствия, взаимные пожелания удачи – и люди с сильфидой расходятся в разные стороны вдоль кромки золотого поля. Они не оглядываются, хотя еще точно знают, что сказано далеко не все, а значит, предстоят новые встречи двух народов: тех, кто прикасаясь к радуге ходит по легким облакам, и тех, кого земля и вода щедро одаривают каждую осень тяжелым золотом зерна.
Глава 17. Клятва обды
Я трепетала каждой жилкой
Среди безмолвия ночного,
Над жизнью пламенной и пылкой
Держа задумчивый фонарь...
Я не жила, – так было встарь.
Что было встарь, то будет снова.
М. Цветаева
Поначалу Дарьянэ неслась вдоль кромки золотистого поля с такой легкостью, словно у нее за спиной выросли крылья. Даша смотрела на невысокие пушистые сосенки и мысленно здоровалась с каждой. Сильфида истосковалась по дому, родной стороне. Среди густых лесов, особенно в последние дни путешествия, она все чаще вспоминала бестравные пустоши Холмов, резкий острый запах побережья кислых морей, не скрытый ветвями простор неба над головой. А вместо мужественного Геры, словно сошедшего с какой-то древней картины о великих воинах былого, Дарьянэ постоянно хотелось любоваться изящным профилем Юргена. И пусть муж хоть трижды дурой ее считает, все равно соскучилась неимоверно! Да и отца обнять, как бы на него ни обижалась. А еще – отчитаться бравому агенту Косте Липке...
Даша представляла, как она, подобно настоящему разведчику, вернувшемуся с непростого задания, войдет в четырнадцатый корпус, усталой походкой прошагает по коридорам, а все встречные будут сгорать от любопытства, глядя ей вслед. Осмелится подойти с вопросом только уборщица Тоня, но Даша скажет лишь два заветных слова: "Государственная тайна!". Тоня разинет рот и замолчит. А Дарьянэ войдет в Липкин кабинет, как есть, в рваном платье, измученная, но несломленная, с веточками Принамкских буреломов в курчавых волосах. В кабинете, кроме Костэна, непременно должен быть Юрген. И они оба разинут рты, в точности, как Тоня. "Откуда ты, Дарьянэ?" – ахнет бравый агент. А Юра добавит: "Не верю своим глазам, ведь я уже успел счесть себя вдовцом!"
– Рано обрадовался, – проворчала в ответ своим мыслям Даша и принялась фантазировать далее.
А потом они вообще утратят дар речи. Потому что Даша в подробностях и по всей форме доложит о произошедшем. Нет, для начала она прогонит из кабинета Юргена. Вдруг ему это знать не положено? Да, и вот пусть пристает потом с расспросами! А Липка по окончании рассказа выпишет ей медаль. Нет, целый орден! Ведь благодаря Дашиному подвигу сильфы узнали правду о людях и обрели среди них нового честного союзника – обду Климэн. А в честности Климы Дарьянэ даже не сомневалась.
По окончании рассказа Липка посмотрит на нее и скажет: "Даша, тебе ведь немедленно нужна помощь врачей! Похудела, осунулась, выглядишь такой измученной! А может быть, ты ранена?". А Даша ответит: "Нет, я не ранена". Но побледнеет и сделается прозрачной. Костэн кликнет Юру, и тот на руках понесет Дашу в лазарет. А потом будет еще целую неделю навещать, и так же на руках заберет домой. И все у них будет потом хорошо, потому что Юра поймет: Даша умная, смелая и... и красивая, в конце концов! А еще Юра запросто может ее потерять, при их-то опасной работе. Так вот, он проникнется, и не жизнь пойдет дальше, а самая настоящая сказка!
Постепенно сильфида замедлила шаг. Она начинала уставать. Земля у кромки поля была рыхлой, комковатой, приходилось прилагать немалые усилия, чтобы не спотыкаться на каждом шагу и не насыпать в обувь песка. Поле все тянулось и тянулось. Казалось, заветный конец леса не приблизился совершенно.
– У, понасеяли тут полей, – проворчала Даша, нагибаясь и срывая большой золотисто-зеленый колос. Зерно еще не выспело и имело отчетливый травянистый привкус. Но сильфида успела проголодаться, поэтому за первым колосом последовали второй и третий. – Эх, рассказать кому, что ела неспелое зерно прямо так, с земли – и не поверят ведь!
Даша специально пошла налегке, не стала брать с собой никаких пожитков. Все равно ничего своего у нее не было. Сильфида рассчитывала добраться до своих уже к вечеру, поэтому решила, что какие-либо вещи ей ни к чему. А Климе и прочим они нужнее, им еще неблизкий путь предстоит. До самой ведской границы и дальше, до родной Тенькиной деревни. Даше сделалось грустно, от былой легкости не осталось и следа. Увидятся ли они еще хоть когда-нибудь? Получится ли у Климы взять власть? Хотелось бы верить!
В один прекрасный момент Даша поняла, что конец соснового леса постепенно начал приближаться, и с каждым ее шагом – все быстрее и быстрее. Обрадованная сильфида встряхнулась, позабыв о боли в натруженных ногах, о голоде, вообще обо всем, кроме одного: дойти. И оказаться дома, на пороге только что придуманной мечты.
Солнце поднялось уже высоко, а вскоре начало постепенно клониться к закату. Даша повернула на север, оставляя золотистое поле за спиной. Впереди маячил новый лес – постарше, погуще. Вскоре сильфида углубилась в него, отмечая, что леса ее родины, даже приграничные, по сравнению с Принамкскими все равно что домашние щенята и матерые волки. Ни дикого бурелома с крокозябрами, ни мшистых вековых дубов, ни сотни видов поганок. Да и вообще растительность скудная. Чтобы найти в сильфийском лесу вдоволь грибов и ягод, надо быть невероятно везучим, обладать интуицией наподобие Климиной и вдобавок прослоняться по чащобе несколько недель. Хотя, какая там чащоба... Название одно.
Лес прозрачный, пронизанный воздухом и синеватым эхом. Где-то наверху поют птицы, мошкара кружит в солнечных лучах. Видно в таком лесу на много шагов вперед, а слышно и того дальше. Вот Даша и услышала. Голоса. А когда поняла, что один из них принадлежит Липке, едва не заорала от радости. Но, к счастью, сдержалась. И определила, что обладатель второго голоса ей тоже известен. Тот самый "коллега", якобы охранник, мучитель из Зигара. Но что они делают здесь вместе? Неужели Костэна тоже взяли в плен?
От этой мысли у Даши внутри все похолодело. Она замедлила шаг и пошла тихо-тихо, благо, успела научиться почти бесшумно передвигаться по лесу. В Принамкском крае без этого умения никак. Когда голоса стали слышны отчетливей, Даша и вовсе припала к земле, поползла, скрываясь за редким зеленым кустарником и стволами деревьев.
Ее взору открылась залитая оранжеватым уже солнцем поляна с прудом. Судя по всему, довольно глубоким. Над темной гладью, усыпанной иголками и шелухой шишек, нависали тонкие сосенки и молодые ивы с золотистыми ветвями. А у берега преспокойно вели беседу Костэн Лэй и агент орденской разведки, Дашин мучитель. Рядом стояли еще трое людей. Из сильфов Костэн был один. Чуть поодаль, прислоненные к поросшему иссушенным на солнцепеке мхом валуну, лежали доски. Гербовая, бело-голубая – Костэна; зеленые, с облупившейся краской – орденцев. Липка стоял к Дарьянэ спиной, и девушка могла судить о выражении его лица только по скучному официальному тону:
– Принамкская сторона по договору от двадцатого дня месяца ноября девять тысяч трехсот шестого года с сотворения мира обязуется обеспечивать полную безопасность послов Ветряных Холмов на землях Ордена. А вы...
– Но это случайность, единичное происшествие, – оправдывался "коллега". Он, напротив, был повернут к Даше лицом, выражение которого было самым что ни на есть заискивающим. Даже просто по голосу слышно, что человек откровенно лебезит перед сильфом. Смотреть на это было противно. А еще противнее вспоминать, как этот якобы добренький и покорный избивал ее вот этим кованым сапогом.
– У вас эти "единичные случайности" произошли уже несколько раз за последний год, – раздраженно парировал Липка. – И от лица отправляющей стороны я уполномочен заявить ноту протеста принимающей стороне, а также высказать ряд официальных предупреждений. Полный список приведен в дипломатическом письме Верховного сильфа, которое я вручил вам в начале нашей встречи. А лично от себя хочу добавить, – голос агента вдруг изменился, из безразличного превратился в жесткий, даже злой. – Разберитесь уже, наконец, со своими разбойниками, или будем разбираться мы.
– Это угроза? – подобрался "коллега".
– Нет, – Костэн почти шептал, и Даше приходилось навострить уши. – Это не угроза. Пока.
– А не слишком ли много вы от себя говорите? – человек уже не лебезил, а выглядел даже возмущенным. Дарьянэ захотелось придушить лицемера. Она-то знала всю правду.
– А вы не слишком рано обрадовались, что дело опять ограничилось письмом Верховного? – загадочно бросил Костэн.
– Что вы имеете в виду?
– Я? Ничего.
– В таком случае, полагаю, встреча подошла к концу, – сказал человек после недолгого молчания, во время которого, как показалось Даше, они с Липкой пристально глядели друг другу в глаза.
– Верховный ждет ответа в виде принятых мер, – вместо прощания сказал Костэн, идя к своей доске. Даша сумела разглядеть начальника в профиль и заметила, что у того бледное усталое лицо и нахмуренные брови.
Тут до сильфиды дошло. Липка здесь, люди только что солгали ему, будто на Дашу напали разбойники, как и на прочих послов. А сейчас Липка улетит, и она останется совсем одна! Снова, когда спасение было так близко, когда не иначе как Небеса предоставили ей шанс разоблачить этих негодяев и палачей лично.
Больше Даша не раздумывала. Подхватилась и как была, растрепанная, в рваном платье, выбежала на полянку с громким отчаянным криком:
– Липка, я тут! Это они все подстроили!
Подлетела к дорогому начальству и повисла у него на шее, мертвой хваткой вцепившись в форменную куртку с погонами. И пусть теперь только попробуют снова взять в плен! Они на своей земле, в своем праве, а проклятые люди должны убираться восвояси! А лучше устыдиться, сдаться и позволить судить себя по законам дружбы держав. Так думала Дарьянэ, сейчас не видя, не слыша и не понимая ничего вокруг себя. А понимание ситуации состояло в том, что их двое, мужчина и девушка, против четверых хорошо вооруженных и обученных людей, а на многие версты вокруг ни души. Поэтому вопрос, чья здесь земля, несколько теряет актуальность.
Если бы сейчас Даша обратила внимание на обычно бесстрастное и открытое Липкино лицо, то очень удивилась, увидев, сколько противоречивых чувств может оно выражать. За последние недели Костэн Лэй уже трижды успел оплакать свою несчастную стажерку и мысленно казнить себя через повешение без права вознестись к Небесам. Сейчас же он настолько опешил, обрадовался и снова испугался за ее жизнь, что совершил непозволительную ошибку: застыл на несколько роковых секунд. Этого времени хватило орденцам, которые прекрасно знали, что Дарьянэ вполне может быть жива, опомниться и обнажить ортоны. Костен за свое оружие – тонкую саблю в посеребренных ножнах – взяться так и не успел. Хотя бы потому, что воскресшая стажерка неосмотрительно прижала рукоять бедром.
– Какое досадное недоразумение, – теперь "коллега" говорил совсем иначе, чуть растягивая слова. Он явно отыгрывался за свой прежний заискивающий тон. Перед всеми, включая собственных подчиненных.
– И впрямь досадное, – Липка говорил довольно спокойно, что давалось ему совсем непросто: острия ортон оказались нацелены в первую очередь на него. – Может, договоримся? – агент невинно взмахнул ресницами.
Но это был тот редкий случай, когда красивые голубые глаза ни на что не влияли, а в полюбовное разрешение конфликта одинаково не верили обе стороны.
– Думаешь, я тебе поверю? Нет уж. Лишние свидетели ни к чему, попались вор-робушки, – с особенно явным наслаждением. Последние лет эдак пятьсот крайне немногие люди могли похвастаться тем, что сумели зажать сильфов в угол и диктуют им свои условия. Впрочем, сейчас диктовать было нечего. – Связать и утопить.
– А не проще заколоть? – вполголоса уточнил кто-то, и одна из ортон чуть дернулась, касаясь Липкиного горла.
– Кровь не развеивается, – просветил "коллега", с торжеством глядя на пленников. – Нам ни к чему пачкать нашу репутацию.
– Вы действительно полагаете, что никто из моего руководства не знает, куда и зачем я полетел? – холодно уточнил Костэн Лэй. На ортоны он не смотрел, хотя выглядел бледнее обычного.
– А вы действительно полагаете, что и в этом лесу не может оказаться разбойников? – в тон ему поинтересовался орденец. – Вашу саблю, господин Костэн. Слишком тонкая работа, я не хочу, чтобы мой трофей полоскался в воде. И без резких движений.
Дарьянэ страшно перетрусила. Оказывается, невероятно трудно сохранить серьезную и невозмутимую мину, когда тебе к горлу приставляют острый кусок металла. В ушах сразу начинает бешено стучать кровь, и внезапно осознаешь: одно лишь неосторожное движение, и эта кровь хлынет из твоей шеи. А если двинется держащий оружие? И как тут не трястись, подобно сухому листу на холодном ветру, как заставить глаза быть не выпученными от ужаса, а обычными, словно ничего особенного не происходит.
А у Костэна Лэя даже голос не дрожал. И руки двигались медленно, плавно, с опасливой осторожностью. Даша вжалась в него, словно Липка мог защитить. Он ведь настоящий агент, не то что она, почему же он не...
– Разметай их.
Еле слышный шепот у самого уха. Дарьянэ не поняла. Разме... разметать? Он о чем? Это как? Кого – их? Зачем? Она подняла на него недоуменный взгляд.
– Разме-тай, – выдохнул Костэн, медленно передавая саблю человеку.
– Что? – решилась переспросить она.
– Раз-метай. Быстро...
– А?
Шелест леса, плеск воды, тяжелое дыхание людей – краткое мгновение тишины...
– ДУРА! – рявкнул Липка, с неожиданной силой бросая Дарьянэ наземь, через какую-то простую подсечку, и сам уходя от ортон. Резко развел руки в стороны, а потом схлопнул. Даша еще подумала: как по учебнику.
Остановившееся время понеслось галопом. От хлопка поднялась довольно приличная волна воздуха, сбившая людей с ног. И до лежащей носом в дерн Даши наконец-то дошло.
"Небеса! Дура! Какая же я дура!"
Она никогда прежде не покидала Холмов, росла в одном доме с сильным воздушным магом. И слишком привыкла к тому, что на все создаваемые ею колебания ветров найдется управа. Дарьянэ совершенно забыла, что люди, а тем более отказавшиеся от колдовства орденцы, не владеют магией воздушных потоков, не способны говорить с Небесами. И они сами не могли рассчитывать на подобные ее умения: хорошие маги в послы не шли, занимались другими делами. Это у молодой Дарьянэ дар вышел неустроенным из-за детской лени, недостатка воспитания и мечты о тайной канцелярии.
"Ведь я еще тогда, в день пленения, могла топнуть ногой, развести вот так в стороны руки, устроить ураган и сбежать! Великие Небеса, за что вы дали мне силы и амбиции, но не дали ума? А я еще думать пыталась, рассуждать, выводы какие-то делала! Казалось, видела Костю... Крокозябра лысого я видела! Настоящий Костя Липка сразу же сообразил, что делать, и мне, дурище, пытался намекнуть, но я ничего, ничегошеньки не поняла!"
Тут до Дарьянэ дошло еще одно. Она вспомнила главную хохму четырнадцатого корпуса: Липка не умеет говорить с Небесами и ходить по облакам, как ни старается. А сейчас? Что было сейчас?
"Что же я лежу-то?! Надо встать, помочь ему!.."
Дарьянэ вскочила на ноги, призывая ветра. Сквозняки пели у ее ног, срывались с пальцев гудящими всплесками. Теперь сильфида стояла между Костэном и людьми. Они еще не успели снова приблизиться, окружить, наставить оружие. Вместо этого орденцев опять смело порывом ветра – куда более сильным. Их отбросило к краю поляны. Свистело в ушах, пригибалась к земле редкая трава, с корнем вырвало пару кустарников.
– Сдавайтесь! – крикнула Дарьянэ.
– Скажи им, чтоб убирались восвояси, – голос Липки, стоящего позади, был каким-то странно напряженным, а еще глухим и тихим. Даша начала было оборачиваться, но агент одернул: – Не выпускай их из виду. Вели забирать доски и улетать. Когда взлетят – направь поток ветра отсюда подальше.
– А разве мы не пленим их?
– Ветром нельзя связать. А другой силы у нас нет. Мы лишь можем держать их... – голос Костэна сорвался в хрип, но тут же снова выправился: – ...на расстоянии. Делай, что говорю, ну! Пусть берут доски и улетают...
– Возьмите доски и улетайте! – послушно повторила она. А от себя запальчиво добавила: – Прочь с нашей земли!
Очередным порывом ветра доски смело в сторону их владельцев.
На лице агента орденской разведки застыло выражение обиды и какого-то вселенского непонимания. Если эта девчонка могла такое и прежде, то почему не вырвалась сразу? Слишком глупа? Или наоборот, это была секретная операция тайной канцелярии? Орденцу еще предстояло долго ломать голову над этим вопросом и подобными ему, а пока он вынужден был приказать:
– Улетаем.
– А как же?.. – заикнулся было кто-то.
– Улетаем, я сказал! – рыкнул агент, вне себя от злобы и унижения. Люди крайне редко сталкивались с таким видом сильфийской магии, когда ветер рвется прямо из рук, вибрирует пространство, отступают под напором Небес Вода и Земля, а сквозняки заплетаются в косы ураганов и смерчей. И хорошо, что редко. А то жуть берет, и в голове начинает вертеться идеологически ошибочный вопрос: а правильно ли сделал Орден, отказавшись от таинств колдовства? С другой стороны: был ли выбор? А дальше думать не только ошибочно, но и преступно. Потому что если колдовство полезно, то полезны практикующие его веды, которые, как известно, до сих пор преданы обде. Выходит, обда тоже не такое уж беззаконие?..
Дарьянэ стояла в напряжении, готовая дать отпор, пока четыре доски с летчиками не превратились в точки и, гонимые ветрами, не исчезли в просторе небес. И только потом обернулась к Костэну. Да так и ахнула.
Сильф был бледен, нос заострился, огромные голубые глаза запали и выглядели пугающе. Непонятно, как он еще ухитрялся держаться на ногах, притом без посторонней помощи: голубую форменную куртку заливала липкая алая кровь, без остановки хлещущая из глубокой колотой раны на груди. Все-таки его успели зацепить острием ортоны...
– Липка! – сдавленно вскрикнула Даша, сама бледнея. От ужаса даже закружилась голова. – Как же ты так...
– Прекрати истерику, – Костэн пару раз моргнул: стажерка расплывалась перед взором. – Помоги мне лечь и замотать рану. Все в порядке, через час должен прилететь Юрка. У нас уговор.
– Целый час?! – Даша всплеснула дрожащими руками, а потом все-таки попыталась выполнить Липкину просьбу. – А если ты не доживешь?
Понадобилось не столько помогать лечь, сколько замедлять падение: ноги агента самостоятельно подкосились, едва тот осознал, что самая главная опасность в виде орденцев улетела восвояси и больше не вернется.
– Доживу, куда я денусь. Не смей паниковать, ты агент или канцелярская курица? Если уж я как-то выдал ту волну ветра, умереть после этого просто не имею права...
Костэн и сам не понимал, какие скрытые резервы всколыхнулись в нем, когда он увидел Дарьянэ целой и невредимой, пусть и творящей глупости. Позволить ей погибнуть здесь, на его глазах, казалось самым страшным на свете преступлением. Против собственной совести, природы. Против Небес. Может быть, именно поэтому они впервые заговорили с ним? Может, прежде людские корни не позволяли ему быть по-сильфийски искренним и преданным, взывая к Небесам? Он родился слишком человеком, он мог бы запросто уйти делать карьеру в Принамкский край, но предпочел остаться здесь, на Ветряных Холмах, и всю жизнь положить на то, чтобы докричаться до Небес. А сегодня – они ответили. Разве можно после такого умереть? Лишь отъявленный фаталист способен на это, а Костэн Лэй фаталистом не был. Какая смерть, когда столько дел на носу? Грядет политическая интрига, подобных которой не бывало, если верить истории, уже многие столетия. А еще мучает вопрос: если Небеса откликнулись теперь, снизойдут ли они до него впоследствии? Костэн непременно попробовал бы и сейчас, не будь ему так больно, не кружись голова...
– Никакой я не агент, – всхлипнула Дарьянэ, дрожащими непослушными пальцами расстегивая на куртке начальника "змейку". – Почему я не додумалась до этого раньше? А теперь из-за моей дурости вы умираете.
– Я не умираю, – упрямо прохрипел Липка.
– Нет, – Даша уже рыдала, – вы умираете, вон, пальцы уже прозрачные.
– Ничего они не прозрачные. Кажется тебе.
– Ага, к-кажется! Как же... Вон, я каждую косточку через кожу вижу... А на мизинцах уже и кости просве-е-ечивают...
– Не реви. Сердце вроде не задето, легкое тоже. Разорви мою рубашку, тряпками закрой рану... – на свои пальцы Липка, в отличие от стажерки, старался не смотреть.
Хлюпая носом, Дарьянэ принялась возиться с рубашкой. Разорвать добротную, хоть и тонкую ткань силенок хватило далеко не сразу, но дело все-таки пошло. Периодически девушка испуганно заглядывала в зеленоватое лицо начальника и принималась причитать:
– Ох, вы же умираете, Юра не успеет, вон, и нос прозрачный, это все я виновата...
– Сказано тебе: выживу, – губы немножко онемели, язык заплетался, в голове стоял туман, но терять сознание Липка себе запрещал. – И перестань себя винить. Видела бы ты Юрку на первом задании. Да и я тоже хорош был. Главное, ты вернулась живой, на большее я и не рассчитывал.
– Вы? – изумилась Даша. Едва бинтовать не прекратила, но вовремя опомнилась. – Как же это... Расскажите! Ой, что это я... Молчите лучше, не надо вам говорить! Вы же умираете... – конец фразы утонул в очередной порции рыданий.
– Можно и рассказать, – перед глазами стояло небо. Голубое и огромное. Кажется, оно звало к себе. Ну, нет! Еще и на земле дел хватает! – Только прекрати голосить, словно я развеиваюсь тут.
– Так вы же и развеиваетесь... Вон, уже веки просвечивают...
– Пустяки. Умей владеть собой, как подобает настоящему агенту.
Это немного помогло. Дарьянэ стала всхлипывать тише, а шмыгать носом – реже. Потом Липка что-то рассказывал ей. Кажется, байки о своем первом визите в Принамкский край. Первом в качестве агента, разумеется. В детстве они с семьей иногда ездили на родину прабабушки. Честно говоря, самый грандиозный в жизни Костэна провал случился именно с пресловутыми аукционными досками, а в агентурной работе он всегда был аккуратен и предусмотрителен. Но не станешь же сейчас добивать этим перепуганную девчонку с неплохими задатками? Вот и приходилось байки травить.
– А я обду в Принамкском крае встретила.
– Кого? – Липке показалось, что он ослышался. Даже дурнота на время отступила.
– Обду. Настоящую, как раньше.
– Тебе не примерещилось? Обда убита пятьсот лет назад.
– Нет, это новая обда. Живая. Ее зовут Климэн Ченара. Она хочет снова забрать себе власть и тоже ненавидит Орден.
– Тоже?
– Разве после всего, что было, Холмы продолжат союзнические отношения?
– Даша, ты уверена, что тебя не надули?
– Уверена! Вы бы видели, какой у нее взгляд! Какие повадки, осанка! А какие речи она говорит! – вспоминая о Климе, Дарьянэ даже позабыла реветь. – Без сомнений, настоящая обда. У нее кровь светится, есть кулон с формулой власти и золотая диадема, которой она коронует себя сама, когда одолеет Орден. Она хочет впоследствии дружить с Холмами и развивать торговлю.
– Так, давай ты мне потом об этом доложишь. А лучше составь письменный отчет о своих похождениях и о встрече с обдой. Я сейчас немного не в том состоянии, чтобы мыслить конструктивно...
Зря он это сказал. Стажерка опять ударилась в рев.
Время тянулось ужасающе медленно, а Костэн Лэй таял буквально на глазах. Даше казалось, что прошел не час, а много больше, по крайней мере часа четыре, прежде чем на северо-востоке в небе показалась крохотная светлая точка. Юргена девушка была способна узнать даже по силуэту. Она вскочила, замахала руками. Хотела закричать, чтобы летел быстрей, но вовремя опомнилась: все равно не услышит с такого расстояния.