Текст книги "Формула власти (СИ)"

Автор книги: Анастасия Поклад

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 24 страниц)

– Ты – маленькое длинноносое ничтожество, – с ненавистью бросила наставница дипломатических искусств, – и ты никогда не придешь к власти. Хочешь Орден захомутать? Не выйдет. Кишка тонка – порвется.

– Орден? – Клима расхохоталась. Женщина вздрогнула. – Да кому он нужен, этот ваш Орден! Совсем скоро в моих руках будет весь Принамкский край. А за свой длинный нос я вдобавок к руке отрежу твой длинный язык.

– Совсем скоро ты предстанешь перед наиблагороднейшим, маленькая хамка, и он решит твою судьбу. Я бы на твоем месте хорошенько покаялась, ибо участь тебя ждет незавидная.

– Ты никогда не будешь на моем месте. Потому что я – обда, избранница высших сил, и мне плевать на твои пощечины, угрозы и осорбления, – нельзя сказать, что совсем уж плевать, месть все равно будет сладка. Отомстить ей за заблуждения, за преданность Ордену, за поднятую на обду руку, за треклятый длинный нос, тридцать четыре смерча на него! – Нас много, за мною – весь Принамкский край. А за тобой кучка предателей, которые только и способны, что пять столетий кряду вылизывать сильфам зад. Променяли Землю и Воду на паршивые Небеса! Сладок воздух, да не накормит досыта!

– Не поняла до сих пор, да? Ты не выйдешь отсюда на свободу, обда. Ты будешь гнить в тюремных застенках всю оставшуюся жизнь. Долгую, не спорю, Ордену ни к чему лишние хлопоты, но – невыносимую. Ты не сойдешь с ума, не такой ты человек, но изведешь себя ненавистью и бездействием. Однако, если присмиреешь, наиблагороднейший может смилостивиться и разрешить тебе принести хоть какую-то пользу.

– Ты что, пытаешься меня перевербовать? – Клима нехорошо оскалилась. – До чего же идиотская затея.

– Сейчас да. Но я погляжу, как ты запоешь лет через десять...

– Не поглядишь, – обда почти сочувственно прицокнула языком. – Через десять лет у тебя уже не будет руки, языка и, думается, жизни. Ты ведь не надеешься, что я оставлю тебя в живых? Тебе не место в моей стране. И тем, кто предан Ордену – тоже.

– Откуда в тебе такая жестокость, Ченара?

– Ты же помнишь, госпожа наставница: я всегда была прилежной ученицей. Даже пошла немного дальше. Нравится, правда?

– Ты отвратительна, – наставница дипломатических искусств скривилась. И как она раньше не распознала в услужливом, вечно опущенном долу взгляде холодную властную жестокость?

– Возмездие всегда отвратительно для таких, как ты.

– И где ты всего этого набралась? Та же поговорка про воздух – она ведская. А не ты ли скрываешь того веда, пропавшего здесь в начале лета? В свете прочего он слишком подозрительно испарился неподалеку от лазарета, где в то время находилась ты.

– Ты от меня признания добиться хочешь? – почти весело уточнила Клима.

– Десять лет, – повторила наставница дипломатических искусств. – Ты будешь молить о пощаде и выложишь все, лишь бы твои страдания прекратились, лишь бы кто-нибудь выдрал, пусть и с мясом, вросшие в запястья кандалы, лишь бы твои глаза увидели хоть лучик солнечного света...

– Пять лет, – перебила Клима. – И я публично казню тебя на главной площади Мавин-Тэлэя. Отрублю руку, язык, а если сумешь меня умолить – и голову. Пари?

***

Тенька вернулся с разведки поздно вечером – мрачный и загнанный, как лошадь. На чердаке его ждала одна Ристинка: Выля и Гера были вынуждены пойти по спальням, чтобы не вызвать подозрений своим отсутствием. Только вряд ли им удастся уснуть в эту ночь...

– Что узнал? – коротко и будто нехотя бросила Ристинка.

Тенька покосился на нее.

– А ужин ты мне оставила?

– На подоконнике, под тряпицей. Кукурузная каша, не пойми чем разбавленный укропник и нога дохлой курицы.

– Умеешь ты обнадежить, – ведь усмехнулся. Хоть что-то не меняется, благородная госпожа Ристинида Ар по-прежнему язвительна и высокомерна.

– Так что узнал? – повторила "благородная госпожа".

– Тебе правда это интересно? – Тенька откинул тряпицу, хлебнул укропника (вполне сносное пойло, и чего она нос воротит?) и жадно хватанул зубами курицу. Дохлую. Ага, не хватало еще, чтобы живая была.

– Да.

– Ты как всегда поражаешь меня своим красноречием. Ладно. Значит, обду нашу я нашел. Ее держат в подвале и допрашивают. Клима, естественно, ничего по существу не говорит. Об этом даже упоминать нечего, иного от Климы ожидать нельзя. Подгадаем момент и выкрадем. Только я и Гера. Вылю брать не будем... Нет, не надо делать такое лицо! То, что я с ней целовался, не при чем. Выле нельзя попадать под подозрение, она остается за главную после ухода Климы. А Клима именно уйдет, думаю, на нашу сторону, а конкретно – ко мне домой. И ты с нами пойдешь, полагаю. И Гера. Будем среди наших обду продвигать. Веды, хоть и подзабыли, за что воюют, более благодарная публика, нежели орденцы. А чего ты вдруг положением нашей обды озаботилась?

Ристинка не ответила, хмурясь и задирая нос. Тенька обмакнул куриную ножку в кашу, откусил изрядный кусок и с набитым ртом предположил:

– А, от нее же твоя жизнь зависит. Понятно все.

– Жизнь, – Ристинка с брезгливостью глянула на безмятежно жующего колдуна и неожиданно грохнула кулаком об оконную раму. – Да пр-ропади она пр-ропадом, такая жизнь!

– О, это уже интересненько получается, – Тенька даже жевать перестал. – Ты, выходит, жить не хочешь? Так что может быть проще: спускайся с чердака и сдавайся своему любимому Ордену. Они тебя заждались.

Некоторое время бывшая благородная госпожа смотрела на свои окровавленные после удара костяшки. Казалось, она сейчас не видит и не слышит ничего, полностью уйдя в себя.

– Я боюсь смерти, – наконец прошептала она. – И не хочу жить. "Интересненько", правда? – Ристя криво улыбнулась, снова умолкая. А потом заговорила, ровно монотонно и оттого страшно: – Это утром произошло, на рассвете. Мы с женихом с вечера в лес хотели пойти, там ночевать остаться... Пошли. Остались. Мы часто так делали, отец не запрещал, все уже решено было, да и Квелька ему нравился. Он не благородный был, так. Но хороший. Красивый, сильный, воевал, работа вся в его руках спорилась, да и голова на плечах была. В общем, всех и недостатков, что не благородный. А отцу-то что. Он во мне души не чаял, вот и разрешил. Квелька еще раньше при нем на посылках был, ни одного промаха не допустил за восемь лет – ни с кем такого прежде не бывало... Он, Квелька, меня на пять лет старше, – она машинально вытерла сухие глаза и прибавила: – Был. Мне ночью холодно стало, он в усадьбу за одеялами пошел – там близко, два десятка минут бегом. Пошел – и не вернулся. Я ждала до рассвета, потом извелась вся, пошла его искать. Добралась до усадьбы, а она... – дыхание Ристинки перехватило. – ...Горит. Вся горит, черным пламенем. И в огне сестренка кричит. И кто-то еще... Я только сестренку почему-то запомнила, ей в тот день должно было шесть исполниться, хотели в Институт отдать на будущий год... Отец в кустах лежал. А голова – на заборе. А рядом – мамина. И... Квелькина... тоже... Кругом люди суетились, бегали, солому подбрасывали, хотя там хорошо горело. Я узнала многих... И поняла. Не дура... Была, – она сказала это слово с какой-то исступленной яростью. – Я там сгорела, вместе с сестренкой. И моя голова на заборе была, когда я вернулась в лес, вещи пособирала и бежать бросилась. Куда глаза глядят. Ходила долго, пряталась. Куда мне было податься? Пришла в Институт, там должник отца наставником был. Его полгода назад на войну забрали и убили уже, думается. Я без защиты осталась. А тут – обда эта. Зачем мне жить, мертвой? Не знаю. А поди ж ты, хочется... Чего молчишь, колдун?

С задумчивым вздохом:

– А чего здесь ответишь...

Глава 15. Маленькие шаги в большой политике

Вот наш удел еще невидим,

В дыму еще не различим.

То ль из него живыми выйдем,

То ль навсегда сольемся с ним.

Б. Ахмадулина

«Ну и на что я рассчитывала?» – мрачно спросила саму себя Дарьянэ, зажатая на узком сиденье кареты между двумя дюжими молодцами. Коллега-агент сидел напротив, с нарочито скучающим выражением лица глядя в окно. Но Даша знала этот взгляд: ее тоже обучали следить за объектом, не подавая виду.

Три дня назад, озвучив свое решение, она, разумеется, не смела надеяться, что ей сразу же поверят. Да, ее тут же накормили, напоили настоящим сильфийским укропником (девушка явственно ощущала привкус какой-то спиртовой настойки, но махнула на это рукой). Ей согрели ванну, переодели в новое платье, ничуть не уступающее по роскошности загубленному в подвале предыдущему, но... На ночь ее опять заперли. Не в тесном чулане, а в знакомой уже уютной комнате без окон, но все равно – заперли. Не доверяли. И ни на мгновение не оставили наедине с собой. Поначалу исстрадавшаяся без общения сильфида этого не замечала, но потом поняла: с нею рядом постоянно кто-то был. Служанка, безымянный мордоворот, сам господин агент – не важно. Она по-прежнему оставалась пленницей и, пожалуй, останется ею навсегда. Глупо было думать, что во всей этой мишуре красивых обещаний может быть хоть доля незамутненной истины.

И вот уже два дня они ехали неведомо куда. Дарьянэ сказали – в Мавин-Тэлэй. А кто знает, как оно на самом деле? Девушка даже в окно толком посмотреть не могла. Вид частично заслоняли шторки, а частью – охрана. Ей был виден только кусочек неба, в котором изведка на пару мгновений мелькали пушистые зеленые верхушки деревьев. Даже облаков на небе все дни пути не было, взгляду зацепиться решительно не за что!

На все попытки агента разговорить ее Даша отвечала односложно, боясь снова сболтнуть лишнего, и постоянно старалась прервать разговор, делая вид, что раздавлена поражением. Вскоре "коллега" уже не порывался с ней беседовать. Дорога протекала в скуке и нерадужных размышлениях.

"Что делать теперь? Как исхитриться убить наиблагороднейшего, если и впрямь представится возможность? Что если наврать о каких-нибудь забытых сильфийских традициях клясться на крови? Помнится, в древнем людском культе крокозябры такое было в порядке вещей. Тогда у меня в руках окажется кинжал, который можно будет вместо своей руки вонзить во вражескую шею..."

Даша одернула себя. Люди слишком хорошо изучили сильфийские традиции, особенно если эти люди – выходцы из благородных господ. Просто не поверят. Заподозрят и вообще не дадут ей увидеть наиблагороднейшего. Но что тогда придумать? Задушить или шею свернуть – силенок не хватит. Отравить – яд в ее положении отыскать еще труднее, чем кинжал. Сообщить какую-нибудь невероятную новость, вызвав сердечный приступ? Совсем уж фантастика...

На исходе второго дня карета остановилась раньше обычного, едва только начало смеркаться.

– Приехали, – объявил агент, распахивая дверцу.

– Уже? – не удержалась от иронии Дарьянэ. – В Мавин-Тэлэй? А не быстро?

– Это Институт, – агент подал ей руку, а когда девушка вышла, и не подумал отпускать. – Мы переночуем здесь, а утром снова двинемся в путь.

– Отчего Институт, а не очередной дом благородного господина, как это было вчера?

– До ближайшего города далековато, – "коллега" всегда был безукоризненно вежлив. Даже когда бил пленницу сапогом в живот. – В Институте часто останавливаются те, кто едет от сильфийской границы в столицу. И мы не исключение.

Про орденский Институт Дарьянэ довольно много читала. Это было единственное заведение в своем роде. Чтобы в огромном здании систематически готовили из детей представителей каких-то востребованых профессий... Даже у сильфов такого не было, все предпочитали домашнее обучение. А у ведов вообще с образованием было скверно, особенно в деревнях и маленьких крепостях. От силы пара образованных на деревню была, они же и учили ребятню, если имелось обоюдное желание.

Итак, об Институте Дарьянэ была осведомлена. Знала, что за дисциплины здесь преподают, как зовут директора. И даже видела на картинке рисунок белокаменной громады. Но никогда бы не подумала, что в живую это выглядит настолько внушительно.

Цитадель знаний покоряла и подавляла. Колонны, распускаясь наверху каменными садами, прочно держали анфилады арочных сводов. Корпуса соединялись затейливыми балконами, на шпилях башен и башенок реяли флаги Ордена. Институт был прекрасен, как оживший сон, голубоватый в сухих летних сумерках.

Даша вдруг подумала, что ее мучитель тоже учился здесь. Политическое отделение готовит не только ораторов, руководителей и послов, но и шпионов. И как могли эти прекрасные стены воспитать такую жестокость? Или снаружи все выглядит иначе? Вот взять, например, сильфийско-орденский союз. На бумагах так красиво сказано: сильфы людям технику дают, люди сильфам – золото. Все взаимно клянутся в вечной дружбе. Не счесть случаев, когда сильфийские девицы выходили замуж за людей и переезжали в Принамкский край. Да и наоборот. Тот же Костя Липка – живое подтверждение.

А на самом деле идет война. Люди не хотят платить за доски. Им все нужно даром. А сильфы уже подзабыли, как тяжело жилось на Холмах во времена последних обд. Верховный хочет для подданных лучшей жизни и не без оснований полагает, что они того заслуживают. И доводит этим Орден до отчаяния. А чем иначе можно объяснить творящееся теперь? Люди сидят на богатствах, но не могут расстаться с ними и приходят в отчаяние. Они еще больше сильфов привыкли жить роскошно, каждый день есть хлеб из настоящего зерна, а не лепешки из укропной трухи. Даша, как истинная сильфида, полагала, что люди просто зажрались, и богатствами надо делиться. Тем более, когда при этом еще предлагают взамен что-то полезное. Но девушка могла дать на отсечение голову (все равно дурная, настоящему агенту такая ни к чему): люди думают иначе. И делиться не хотят. Что досталось Принамкскому краю, то лишь его обитателям по праву принадлежит. Жадины...

Ее не повели через главный вход, а сразу направили к неприметной дверке у боковой стены. Там начинался длинный коридор, в котором слабо горели светильники с дешевым вонючим маслом. Это лишний раз напомнило Даше, что люди жадны, а Институт, как и геополитическая ситуация в мире, хорош исключительно снаружи. Вот что мешало нормальное масло закупить?

Конвоиры украдкой ухмылялись, глядя как "госпожа посол" изволит морщить остренький носик. Им запах дешевого масла был знаком и привычен с детских лет. Сильфийское лишь благородные господа могли себе позволить переводить круглыми сутками. Да и то не все, а самые обеспеченные.

Потом Дарьянэ вывели в пустующий коридор с высокими нишами в стенах, где стояли искусной работы скульптуры. Все как одна белы и прекрасны. Ниши чередовались с закрытыми дверями классных комнат. Лишь одна из дверей была нараспашку, и сильфида успела увидеть два длинных ряда деревянных парт с лакированными, точно доски, крышками и массивный мраморный стол в центре у дальней стены. Интересно, подумалось девушке, кто здесь учится?

На одной из стен была размашисто намалевана алым странная по содержанию надпись:

"ВСЕМОГУЩАЯ ОБДА ВЕДЕТ НАС В МИРНОЕ БУДУЩЕЕ!"

– Это у вас принято так? – не удержалась Дарьянэ от вопроса. – Мне казалось, в Ордене предпочли обду забыть.

"Коллега" неверяще вгляделся в надпись, пару раз моргнул, зачем-то ущипнул себя за руку. А потом сорвался куда-то и велел его ждать. Прямо здесь. Конвоиры кивнули, а у пленницы выбора, понятное дело не было.

Прошло довольно много времени, прежде чем агент соизволил вернуться. У Даши разболелись уставшие стоять ноги, и она уселась прямо на пол, напротив загадочного послания.

"Наверное, это написали какие-то хулиганы. Однако, странно. Если Орден не может уследить за моральным обликом своих воспитанников, и те оставляют на белых стенах этого чудного здания всякие странные каракули, о каких нормальных международных отношениях может идти речь? И чем это написано? Не краска, не кровь, не мел, не смола... Пресловутое людское колдовство? Но ведь Орден и от него отказался!"

Возвратившийся "коллега" не мог похвастать цветущим видом и прекрасным настроением. Даже наоборот, как-то побледнел, спал с лица. Наверное, в первозданном виде эта испачканая стена была чем-то дорога ему.

– Какие-то неприятности? – проявила участие Даша. Было отрадно видеть, как этот подонок испытывает волнение.

На нее посмотрели с бессильным желанием прибить на месте. Это тоже доставляло удовольствие.

– На вас они не отразятся, – проговорил агент. – Желаете поужинать, или мне следует сразу сопроводить вас в ваши... покои?

– Для начала я желаю искупаться, – обнаглела Дарьянэ. – Целый день в пути, где это видано! Дайте мне горячую ванну, укропные капли для нервного тонуса и свежее платье. Хотя, нет, капли не нужны. У вас все равно не будет хороших сильфийских капель, а травиться принамкской бурдой я не желаю. Ею только крокозябр поить.

– Я повторяю, – спокойный голос стал зловеще-ледяным. – Ужин или сразу спать?

Даша знала этот тон. Уже знала. Поэтому спорить не рискнула. Только-только ребра перестали ныть.

– Не хочу я вашего убогого ужина! Желаю спать и немедленно!

Давиться едой под этим мерзким взглядом... Фу, лучше с голоду развеяться!

Ее силой подняли на ноги и молча толнули в спину, чтобы шла. Спорить и возмущаться было бесполезно.

Из коридора они вышли на узкую пыльную лестницу, ведущую куда-то вниз. За все время путешествия Дарьянэ ни разу не позволили ночевать наверху. Вечно сажали в какие-то подвалы, один другого глубже и темней. Но подвал Института превзошел все ожидания сильфиды. Как и сам Институт, только в иную сторону.

Это было самое натуральное подземелье. Темное, страшное и паутинное. И не важно, что полукруглые своды высоки, а стены даже украшены неким подобием прямоугольных колонн. Даше все равно было крепко не по себе. А уж когда на непонятно откуда взявшемся сквозняке затрепетал единственный факел (и почему было не воспользоваться светильником, пусть и на их прогорклом масле?!), у будущего агента тайной канцелярии позорно зашлось от ужаса сердечко.

А потом Дарьянэ увидела в пяти шагах от себя чей-то беловатый смазанный силуэт. Невысокий, какой-то переливающийся, но однозначно реальный и до жути противоестественный.

– А-а-а! – завизжала сильфида благим матом, птичкой взлетая на руки одного из конвоиров. – Ду-ух! Там страшный ду-у-ух! Спасите!

– Где? – агент Ордена замахал факелом.

– Там! Нет, левее! Теперь правее! Клянусь Небесами, там кто-то был!

– Вам померещилось. Отпустите сопровождающего.

Второй конвоир немного погремел связкой ключей и распахнул одну из подвальных дверей. За порогом не было видно ничего, кроме тьмы, поэтому Дарьянэ вцепилась в человека еще сильней.

– Нет! Я там одна не останусь! Мне страшно, я развеюсь за ночь со страху!

– Если это ваш дурацкий предлог, чтобы не ночевать в подвале...

– В каком угодно подвале, только не здесь! А-а-а! – от визга дрогнули стены. – Оно снова там! Да нет, у входа! А-а-а!

– Молчать! – рявкнул "коллега", пытаясь охватить светом единственного факела все пространство подвала. – Если у вас будет компания, обещаете вести себя нормально?

– Да! – так сильно Дарьянэ не пугалась еще никогда. Словно в одночасье ожили все зловещие персонажи страшилок, в каких отчаянно стараешься не верить в детстве.

Снова загремели ключи, открылась соведняя дверь.

– Там еще темнее, не пойду!

– Не темнее. Там сидит арестованная. Она не говорит по-сильфийски, но вместе вам страшно не будет. Разжимайте руки, ну!

Каким-то чудом Дарьянэ отцепили от конвоира и практически в шесть рук затолкали внутрь. Лязгнул замок, девушка, ни жива, ни мертва, прижалась спиной ко внутренней стороне двери.

– Эй, – осторожно позвала она во тьму. И добавила по-принамкски: – Кто есть тут?

– Я есть, – раздался совершенно спокойный высокий голос. – И совершенно незачем так орать. Тут омерзительное эхо.

– А ты кто?

– Для начала представься ты. Я желаю знать, кого мне подсадили.

– Да...Дарьянэ Ару... То есть, Дарьянэ Эр. Я есть посол Холмов, меня поимели в плен!

– Зачем? – фыркнула пустота.

– Доски. Орден иметь хотение делать много доски за мой счет.

– Из-за денег что ли?

– Нет, из-за головы. Моя голова иметь секрет на доски!

– Да не мучайтесь вы, – сжалился голос на неплохом сильфийском, пусть и с акцентом. – Говорите нормально, не надо ломать свой язык и мои уши. Я все и так пойму.

– Но мне сказали, что вы не говорите по-сильфийски!

– А вам сказали, что очень уважают вас. А потом взяли в плен. Вы им по-прежнему верите?

– Нет... Вы так и не представились.

В темноте зашуршало, а потом каменная келья озарилась слабым светом огарка свечи. Дарьянэ увидела грубую, но основательную каменную кладку, явно составлявшую основу институтского фундамента; с трудом подавив крик – голый скелет в кандалах у стенки, охапку перегнившей соломы на полу (вот что так мерзко воняет!) и свою собеседницу – угловатую девушку среднего роста, в грязноватой горчично-желтой форме.

"Летчица", – машинально отметила Даша.

Девушка стояла, гордо выпрямившись, причем ее осанка имела мало общего с обычной военной выправкой. Так же стоял во время своих речей Верховный сильф. И совершенно не важно было, что девушка не старше самой Дарьянэ, что лицо ее распухло от пощечин, а из носа до подбородка протянулась дорожка запекшейся крови. Черные глаза смотрели спокойно и властно, голос не дрожал, казалось, ни при каких обстоятельствах.

– Я Климэн Ченара. Новая обда Принамкского края.

***

– Ее заперли в подвале, – рассказывал Тенька, – седьмая дверь от входа.

– Справа или слева? – уточнил Гера.

– Они там все по правой стороне. Насколько я понял, Клима жива-здорова, но поговорить с ней у меня не вышло. Там слишком много народу толклось. По-моему, к нашей обде подсадили какую-то девицу, сильфиду.

– Сильфиду? – вытаращила глаза Выля, украдкой нервно раздирая жесткую материю мешка на курчавые волокна. – С чего ты взял?

– Они говорили с ней по-сильфийски.

– О чем? – быстро спросил Гера.

– Откуда я знаю? Я по-сильфийски ни в зуб ногой!

– Да? А выглядишь довольно образованным.

– На ведской стороне никто сильфийский не учит. Из принципа. Разве что совсем высшие чины, но и про них я точно не знаю. Мы, в отличие от вас, орденских, с сильфами никаких дел не имеем, иметь не станем и ужасно этим гордимся. Зато я по-горски немного говорю.

– У горцев есть свой язык? – удивилась Выля. – У жителей Западных гор?

– Конечно, – охотно принялся объяснять колдун. – Они его очень трепетно берегут. Горский чем-то похож на принамкский, только письменность различа...

– А давайте вы обсудите вопросы лингвистики потом! – одернул их Гера. – Нам сейчас надо думать, как и когда спасать Климу.

– Когда? – переспросила Выля. – Да прямо сейчас!

– Все не так просто, – это уже вед покачал головой. Они с Герой успели помириться. Вернее, Тенька толком и не ссорился. – Надо придумать и проработать план, учесть естественную погрешность и переменные, потом...

– Тенька, но ведь это не очередной твой эксперимент! – воскликнула Выля.

– Планировать и рассчитывать надо все, не только ход эксперимента.

– Если мы хотим обойтись без жертв, – начал Гера, – не лучше ли будет открыто потребовать выдать нам обду? А если откажутся – пригрозить восстанием.

– А они откажутся, – фыркнул Тенька. – И придется устраивать не пойми что.

– Почему ты так уверен в этом?

– Да потому что лучше они допустят в Институте бойню, чем позволят обде выйти на свободу и затопить в крови весь Принамкский край!

– Но Клима не собирается топить его в крови!

Тенька промолчал. То ли Гера так наивен или слишком благороден, чтобы понять, каким образом в стране, раздираемой гражданской войной, приходит к власти третья сила, то ли Клима кое-что предпочитала не рассказывать "правой руке".

Выля осталась в меньшинстве, мнения сошлись на том, что план, несомненно, должен быть. Обдуманный и проработанный. И тянуть не стоит, лучше провернуть все в эту же ночь. А вот дальше начинались сплошные разногласия.

– Чем плох ультиматум? – рассуждал Гера. – Прямо сейчас напишем, я отнесу...

– А потом нам с Вылей вытаскивать вас обоих! Ну, уж нет.

– Не знаю, как ваши веды, но наш Орден парламентеров не преследует!

– Еще скажи, что Орден чист, светел, а также является оплотом веры и единства, – съехидничал Тенька. – Там подонки почище наших сидят. И Институтское руководство – не исключение. Скрутят как миленького, если вообще сразу не казнят и не изувечат.

– Почему ты такого плохого мнения обо всех, включая правительство собственной стороны? Как бы ни был плох Орден и его господа, но даже им не чуждо благородство. Всякий человек, обремененный властью, сознает свою ответственность за жизни, доверенные ему, за дело, которому служит. И я не взял это из своей головы, нас так учили, всех! Орден заблуждается, отвергая обду, но это не делает его последователей злыми и жестокими. Все мы – народ Принамкского края, наша природа заключается в единстве, хоть многие этого не осознают. А Клима, кстати говоря, помогает нам всем понять нашу силу и истинное предназначение. Нужно только помочь ей, нужно объяснить каждому широту ее замыслов, чистоту и правильность идей. Лишь кучку несогласных требуется усмирять силой, но ведь для их же блага!

Тенька от таких речей ощутил дикое желание ни то удариться об стенку собственной головой, ни то хорошенько приложить Геру.

– В такие моменты мне начинает казаться, в тебя вселилась моя оглашенная сестрица! Гера, если вас этому и учили, то уверен, что усвоил урок исключительно ты. В каком мире ты вообще живешь? Те, в чьих руках находится власть, только и знают, что отдавать невыполнимые приказы и поигрывать чужими жизнями, сохраняя при этом собственные. Им плевать на ответственность до тех пор, пока их не прижмет кто-нибудь более главный. А ты говоришь так, словно все спрошь добры и великодушны. Будь так, обда и по сей день правила бы нами. Потому что свергли ее отнюдь не благородные люди. И как я могу любить-уважать правительство моей стороны, если оно силой погнало моего отца на смерть во имя непонятно чего?!

– Во имя обды! Во имя верности той, которую избрали высшие силы, неколебимой верности, не меркнущей в веках, разжигающей огонь в сердцах людей, во имя надежды, что все возвратится на круги своя, и настанет благословенный день, когда обда снова возьмет нашу прекрасную землю в свои ладони!

– Ее помнят лишь горцы, а они не воюют, потому что не верят в победу без нее. Орден истощился, раздал золото из казны сильфам. Но и веды, хоть сохранили казну, измотаны. Боевого духа, считай, нет. Лишь ненависть к сильфам и Оредену не дает солдатам окончательно сложить оружие. Ты вообще знаешь, сидя за белыми стенами, что творится в стране? Клима вот знает откуда-то. Границы требуют у столиц новых солдат. Столицы рассылают повеления крепостям и городам. А тамошние власти хватают рекрутов по деревням и селам. И это происходит по обе стороны границы! Когда, у кого первого закончатся рекруты – одним высшим силам ведомо! Мне почему-то кажется, что уже скоро, не зря ведь новая обда родилась. Первая обда, если судить по легендам, тоже появилась в гибельный для народа час. Вывод, Гера: всем плевать на наши жизни. А единственный человек, которому не совсем плевать, сидит сейчас в подвале, пока я пытаюсь растолковать тебе неписаные и совершенно неинтересненькие истины, в деревнях известные каждому босяку.

– Вот именно, в деревнях! Тридцать четыре смерча, что ты знаешь об истинном высокородном благородстве? Да ничего! А нас воспитывали в этой среде. И не только нас – почти все нынешние господа вышли из стен Института. Они могут быть жестоки, могут ошибаться, слепо верны Ордену, но благородство их не отнять. И я верю, что если я приду с ультиматумом, меня выслушают и не допустят гибели детей. Которые, между прочим, как они считают, еще могут принести славу Ордену!

– Какому, к крокозябрам, Ордену? Гера, эти, как ты выразился, дети, все присягнули обде, это кандидаты на уничтожение! Ваши наставники прекрасно понимают, что если зараза распространится по фронтам, эту войну проиграют все. Посуди сам: у Климы есть идея, веды пойдут за ней, ибо они сейчас идеи лишены. А у ведов есть золото, которого лишен Орден. И орденские потянутся за миром и богатством. Вы ведь даже не знаете, в какой нищете живете! Я был поражен, когда пересек границу. Если рассказать солдатам Ордена, что веды сейчас живут чуть хуже, чем при обде, и показать, как, обещая минимум такую же жизнь, орденские переметнутся в тот же миг, – Тенька утер взмокший лоб. – Я слышал, у вас говорят, что в Институте хорошо кормят, не все могут себе такое позволить. Так вот, у нас так едят последние бедняки. Я голодал впервые в жизни именно на землях Ордена! Но, впрочем, – оборвал он себя, – сейчас не о том речь. Идти с ультиматумом – бессмысленное, безрассудное самоубийство. Выля, ну хоть ты ему скажи!

Девушка молча кивнула. Для нее Тенькины речи тоже стали откровением. Здесь, в Институте, никто и помыслить не мог, насколько скверно обстоят дела.

– Хорошо, – было видно, что Гера мнения не переменил, но готов внести в него поправки. – Что ты предлагаешь в таком случае?

– Пролезть в подвал тайком, выкрасть Климу и удрать отсюда, наконец.

– Как ты проделаешь это тайком? Может быть, у тебя ключ есть? Или ты надеешься захватить кого-нибудь из наставников? Гиблое дело. Те, кто носит при себе ключи, сейчас не ходят поодиночке. А вдвоем мы никого не сумеем отбить.

– Втроем, – эхом напомнила Выля.

– Если уж так, то вчетвером, – подала голос Ристинка, до этого старательно делавшая вид, что спит. – Я тоже хочу убраться отсюда.

– Вдвоем, – с нажимом повторил Гера. – А уж если заложника брать, то и вовсе мне одному. Вылю никто не должен видеть, Ристя – слабосильная девица, Тенька – вообще...

– Я, по-твоему, хуже, чем "слабосильная девица"?! – оскорбился вед.

– Нет, – замялся Гера, – но и атлетом тебя не назвать. Мы же устраивали спарринг, много раз. Я тебя одной левой укладываю. В бою ты продержишься в лучшем случае минуту, и то лишь благодаря ловкости. Ей-ей, глядя на тебя, можно подумать, что это ты на своей благодатной ведской стороне все детство голодал.

– Я знаю таинство колдовства, – напомнил Тенька, которого задевали напоминания, что он от природы не вышел силой и ростом. Особенно по сравнению с Герой. – И многое могу.

– Например, сделать доску пернатой!

– Ты мне до конца жизни это припоминать будешь? И, если на то пошло, Выля тоже может участвовать.

– Но ведь тогда заложник расскажет о ней, когда мы его освободим!

– А разве вы собираетесь его освобождать? – холодно уточнила Ристинка.

Гера всплеснул руками, удерживаясь от порыва схватиться за голову.

– Высшие силы, кто меня окружает? Вы только что говорили, будто не хотите жертв, а сами...