Текст книги "Формула власти (СИ)"

Автор книги: Анастасия Поклад

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 24 страниц)

Пятисотлетнее противостояние, когда земли и населенные пункты уже более-менее четко поделены, а силы истощились у обеих сторон, не предусматривает крупных военных операций. И у ведов, и у Ордена давным-давно появились свои столицы, даже сформировалось некое подобие границ, дальше которых ни те, ни другие продвинуться не могли. Временами на границах царило относительное спокойствие (две-три стычки в день), примерно раз в пару лет случались затяжные ожесточенные бои, заканчивавшиеся ничьей. Иногда войска захватывали приграничные деревеньки, где все уже привыкли к такому ходу событий и приспособились жить при двух властях одновременно.

Многострадальный Гарлей стоял точнехонько на незримой границе и являлся единственным крупным городом, который могли себе позволить захватить и те, и другие. Редко когда одна и та же власть со всеми ее законами и порядками держалась в Гарлее дольше месяца. Обычно неделю-другую. Во времена особенно жестоких противостояний ведские и Орденские войска занимали город по нескольку раз на день. Мирных жителей в Гарлее почти не осталось, многие уехали еще в первые десятилетия войны. Полуразрушенные здания стали приютом для авантюристов и преступников всех мастей. Когда в городе квартировались солдаты, туда заезжали торговцы и бродячие ремесленники, разумеется, самые отчаянные. Город, который некогда славился как блистательная столица Принамкского края, оплот и символ власти величайших обд, жил, агонизируя, все эти долгие пятьсот лет.

Гарлей был среди институтских дежурной новостью, когда все другие уже исчерпаны. Ведь в бедовом городе вечно что-то происходило.

– Больше никаких известий? – удивилась Клима.

– Семигодки своему наставнику доску под стул подложили, а она как полетит! Крику, говорят, было! Правда, потом тех семигодок выпороли... Но это не интересно все! Сейчас Институт гудит лишь о нашем воздушном госте из тайной канцелярии.

– Можно войти? – вежливо поинтересовались от дверей.

Гулька вздрогнула и выронила надкушенную черешню Климе на постель. Сочная ягода, оставив после себя ярко-алый круг и узкую дорожку, скатилась на пол.

– Ой, вы ко мне пришли, да? – спросила Гулька по-сильфийски.

– Нет, – разочаровал ее Юрген. – Я искал девушку, спасенную мной сегодня, и мне сказали, что она здесь.

Клима удостоилась пары завистливых взглядов.

– Мы тогда пойдем, – смекнула Выля, встала и, утягивая за собой еще упирающихся, но смирившихся с правильностью выбора подружек, прошествовала вон.

Сильф плотно прикрыл за собой дверь, подошел к Климиной кровати и присел, брезгливо отодвинув заляпанный черешневым соком край одеяла.

Клима посмотрела на гостя в упор, с укором и торжеством.

– Приношу свои извинения, прекрасная госпожа, – проговорил Юрген. – Я не предполагал, что моя невинная шутка будет иметь столь плачевные последствия.

– Ты не при чем тут, – пожала плечами Клима. – Доска старая, она должна была когда-нибудь сломаться.

– Это да, насчет доски, – кивнул сильф. – На таких мой дед еще летал... Полагаю, наш конфликт исчерпан.

– Еще нет, – зло сверкнула глазами Клима. – Не смей подшучивать над моим носом, Юрген Эв! Иначе я буду мстить, ясно?

– Ты угрожаешь мне, Климэн Ченара? Так стесняешься своего носа? Я улетаю с минуты на минуту, вряд ли ты найдешь способ совершить месть за такой короткий срок.

– Я, – веско сказала Клима, – найду.

– Поправляйся, дурашка. И злись поменьше. Ха, было бы крайне интересно встретиться с тобой через пару лет!

– Значит, до встречи, – вполголоса прошипела Клима спине удаляющегося сильфа. И откуда он узнал ее имя с фамилией? Должно быть, действительно агент тайной канцелярии.

Она еще вырастет и покажет. Всем покажет, сильфам в том числе. И настанет такой день, когда никто в Принамкском крае даже не помыслит смеяться над длинным носом своей обды. А пока – спать, набираться сил.

Когда сгорающие от любопытства "ласточки" ввалились в лазарет, Клима притворилась спящей. Она не в состоянии сейчас выдумывать достойные Гулькиных ушей небылицы касательно их с сильфом беседы. Завтра. Все дела лучше перенести на завтра. А сейчас у юной обды появилась замечательная возможность уединиться в тишине и хорошенько подумать. И, право слово, эта возможность стоила нескольких минут непереносимой боли.

***

На третий день Климе настолько опостылело валяться без дела, перебиваясь с Гулькиных сплетней на лаконичные Вылины новости, что она тихонько встала, накинула казенную вязаную шаль и вышла в коридор, отчаянно хромая и держась за стены. В этот послеполуденный час здесь было пусто и тихо, в классах шли уроки. Широкий облицованный мрамором коридор золотился в солнечном свете. Комнаты лазарета находились в самом конце, около здоровенного мелкостекольчатого окна с тонкой резной рамой. Лучи лились сквозь стекла, ласкали светлые Климины волосы, пускали искорки в ее черные глаза. В золотых воздушных ручейках беззвучно плясали мелкие пылинки. Ощущение тишины и покоя было таким ярким, что казалось почти осязаемым. Клима смотрела в окно, на кусочек голубого неба и солнечный луч, спокойствие и терпимость наполняли ее.

Вдруг снаружи раздались крики, послышался грохот взрывов. "Держи его!" – орал кто-то. "Сбоку заходи!" – отзывались другие голоса. – "Теперь ему некуда деваться!.."

Идиллия и тишина затрещали по швам, рама с хрустом разлетелась, по полу ливнем зазвенели осколки. Клима, ойкнув, прижалась к стене. Вместе с обломками окна в коридор ворвались несколько стрел, метательный нож, ортона, пара здоровенных булыжников, клоки сизого тумана и растрепанный круглолицый мальчишка лет пятнадцати на вид. С улицы его догоняли крики, приказы немедленно вернуться и сдаться по-хорошему. Приземлившись на пятую точку, мальчишка живенько вскочил на ноги, оглянулся, вполголоса пожелал преследователям счастливо оставаться. Собрал в горсти сизый туман и выкинул в окно. Грянул взрыв.

"Вед", – в ужасе и предвкушении догадалась Клима.

Тут мальчишка заметил ее. Поначалу вроде струхнул, но потом разглядел перебинтованные ноги, повязку на руке, ссадину на лбу и болезненно-впалые щеки. Облегченно выдохнул, улыбнулся даже. А затем поймал Климин взгляд. Тот самый, ледяной, колючий. Властный взгляд, который она давно втихаря тренировала перед зеркалом, но все не имела возможности по-настоящему испытать.

Мальчишка впечатлился. Он ахнул, вздрогнул и посмотрел на Климу совсем по-другому. "Не может быть! – говорило выражение его лица. – Я, должно, быть ошибся. Это все игра света, видение. Но нет же, нет! Вот, она по-прежнему так смотрит. Не верю! Не верю своим глазам!"

На том конце коридора послышался быстрый топот.

– Иди за мной, – решилась Клима и отворила дверь лазарета.

...Когда тихое уединение пострадавшей нарушила взмыленная группа из наставников, орденских следопытов и даже парочки благородных господ, больная слабо приподняла от подушки голову и тихонечко охнула.

– Климэн! – рявкнула наставница дипломатических искусств, – Здесь кто-нибудь был за последние пять минут?

– Никого, госпожа, – испуганно ответила девушка, глядя на всех образцово-честными глазами. – Я спала и услышала какой-то шум в коридоре, словно разбили окно...

– Наружу выходила? Признавайся немедленно!

– Я не могу ходить, – "призналась" Клима и, приподняв краешек одеяла, продемонстрировала забинтованные ноги. – Скажи мне, госпожа, умоляю, что случилось? Сердце мое разрывается при мысли, что я ничем не могу помочь.

– Будь осторожна, Клима, – наставница по-хозяйски поправила одеяло, – В Институт проник вед.

– Ах!

– Но-но-но, без истерики!

– Если бы я только видела, если бы я только знала... О, благороднейшие из господ, за что мне такая мука?! Почему я не могу тоже преследовать эту мразь!

– Так поправляйся быстрей. Вперед, господа, он мог побежать только в восточное крыло!

Нежданные гости покинули лазарет так же быстро, как и оказались в нем. Подождав для верности минутку-другую, Клима склонила голову под кровать и сказала:

– Вылезай, они ушли.

Вед, целиком в пыли, выбрался наружу.

– Ничего себе представление ты закатила! – присвистнул он, разглядывая Климу повнимательней. – Я сам чуть не поверил, что меня здесь нет! Это ж надо! Интересненькое дело! В орденской цитадели подрастает обда. Через столько лет! Уму непостижимо!

– Ты кто такой, чудо природы? – осведомилась Клима снисходительно.

– Великий и ужасный вед, которого ты боишься и ненавидишь до потери пульса! А что, не видно разве?

– Точнее!

– Я тебе клятвы не давал, нечего командовать!

– Разве брешут, что все веды изначально преданы обде?

– Конечно, брешут! – вед сказал это так уверенно, что непоколебимость Климы слегка пошатнулась. – За обду уже сотни лет никто не воюет. Солдаты служат наместникам, крестьяне – своей земле.

– А ты?

– А я – цели, во имя которой живу! Слушай, неужели есть те, кто уже присягнул тебе на верность?

– Есть. И ты присягнешь. И весь Принамкский край.

– Мощно, – оценил мальчишка и сел на ее кровать. – Тебя, я так понимаю, Климэн зовут, верно?

– Клима. А тебя?

– Тенька. Будем знакомы. Послушай, Клима, сколько тебе лет?

– Побольше твоего. Семнадцать.

– Хо-хо! Мелюзга ты, обда, я на год старше тебя.

– А выглядишь, как мальчишка.

Тенька взъерошил свои белобрысые вихры и лукаво подмигнул золотисто-ореховым глазом с лихой хитринкой.

– Вырасту еще!

– Это и есть твоя цель?

– Нет, – вед посерьезнел, насупился.

– А откуда ты узнал, что я обда?

– По глазам увидел.

– Так заметно? – удивилась Клима.

– Не, – рассмеялся Тенька, – у меня дар такой. Посмотрю человеку в глаза и все его нутро как на ладони вижу.

– Все веды так могут?

– Это достаточно редкий дар, не бойся.

– Я не боюсь.

– Не только боишься, но и врешь. Я по глазам вижу, забыла? А сейчас ты их прятать начала, значит, по-прежнему боишься и хочешь соврать.

Клима, наплевав на предосторожности, вскинула голову и не мигая уставилась на Теньку. Тот ответил ей широкой открытой улыбкой.

– Где у вас безопасный выход?

– Сейчас – нигде, – честно ответила Клима. – Чего ты натворил, что за тобой благородные господа самолично бегают?

– Книжку спер, – Тенька сделал невинное лицо, – в вашей библиотеке.

– Зачем?

– Учиться. А зачем еще книжки крадут?

– В нашей библиотеке есть книги, обучающие вашему колдовству? – не поверила Клима.

– Раньше не было, – признался Тенька. – Это я экспериментировал с проникновением через световую модель пространства и нечаянно ее туда забросил. А назад – ну никак, больно интересненько вышло: штучный случай, случайная комбинация. Пришлось пешком тащиться, рисковать, книжка-то шибко ценная.

– А у ведов тоже есть Институт?

– Вот еще! Я сам учусь, – Тенька задиристо тряхнул непослушным вихром. – Ты знаешь про Эдамора Карея?

– Нет.

– А про теорию инопланетных миров? Про звездные пути, наконец?

– Не-а. У нас из наук только ботанику преподают.

– Темнота! И еще власти хочет.

– Историю, идеологию и политику я за науки не считаю, – пояснила Клима. – Там и без объяснений все ясно.

– Даже так? – Тенька задумался. – Выходит, каждому свое, ибо для меня политика – дремучий лес, сколько не толкуй. Но, тем не менее, мне надо отсюда выбираться. У меня за линией фронта остались дом, лаборатория и дура-сестрица, которой может стукнуть в голову навести там порядок. В лаборатории, я имею в виду, дом она и так круглосуточно драит.

– Ты не выйдешь сейчас. Нужно подождать хотя бы пару недель.

– Где ждать-то? Под кроватью?

– Нет. Мы тебя спрячем.

– "Мы" – это ты и твои малочисленные подданные?

– Других союзников у тебя здесь нет.

– И то верно, – согласился Тенька.

– Сначала побудь здесь. Закончатся уроки, и меня придет навестить подруга, Выля. Она выведет тебя в безопасное место.

– Выля – твоя подданная?

– Она моя "левая рука" в Институте.

– А кто "правая"?

– Какая тебе разница? Все равно его имя ни о чем тебе не скажет.

– Познакомлюсь.

– А ты все же надумал присягнуть мне?

– Вот еще. Я не гожусь на роль верного пса или какой-нибудь части тела, вроде правого уха или там левой ноги... Разве что головы, но она у тебя и своя есть не хуже.

Климе раньше ни с кем и никогда не было так легко общаться, как с этим полузнакомым ведом. Казалось, они дружили тысячу лет и понимали друг друга с полумысли. С Тенькой девушка сразу и навсегда была самой собой, безо всякого притворства. Ведь даже общаясь с Вылей и Герой, ближайшими ее соратниками, она могла недоговаривать, лукавить. А Теньке у нее почему-то не поворачивался язык сказать хоть слово неправды. И даже не из-за его чудесного дара. Просто этого не требовалось. Пожалуй, не имей Клима своей головы на плечах, она непременно согласилась бы на Тенькину. И когда пришла, наконец, Выля, девушка даже ощутила легкую досаду. Ладно, может, вед еще успеет ей надоесть. Но вероятность на такой исход была крайне мала. Да и не слишком-то хотелось, в общем.

***

Тенька с интересом глазел по сторонам. Он пробрался в Институт ночью, незадолго до рассвета, изрядно поплутал по коридорам, после – удирал от погони. У него не было возможности осмотреться и по достоинству оценить величественную, вычурную красоту Институтского убранства. Теперь же спешить не требовалось, провожатая по имени Выля шла неспеша, с оглядкой, и Тенька откровенно наслаждался всем, что видел вокруг себя. К тому же симпатичная спутница постоянно бросала на молодого колдуна взгляды, полные любопытства, восхищения и какого-то экстатического обожания, что не могло не льстить. Все-таки не каждый день на тебя так смотрят малознакомые девушки. Наконец Выля не выдержала и заговорила первой.

– Ты правда вед?

Тенька с достоинством кивнул.

– А почему ты все время молчишь? Ведам нельзя разговаривать?

Юноша громко фыркнул.

– Что за чушь пришла тебе в голову? Мы говорим не реже, чем вы, орденские. Просто сейчас мне нечего сказать. А тебе?

Выля запыхтела. По ее глазам Тенька прекрасно видел, что она мечтает засыпать его вопросами, но стыдится своего любопытства и пытается держать себя в руках. Выля была не так умна, как Клима (хотя сравнивать обду с простым человеком – дело неблагодарное), но значительно красивее ее. Обда без сомнения завораживала, но не внешностью, а какой-то внутренней энергией, живительной и всеподавляющей. Тенька не отказался бы пообщаться с Климой подольше и еще много раз.

– Я... не знаю. Ты не обидишься, если я спрошу?

– Валяй, – великодушно разрешил Тенька.

– Откуда ты взялся в нашем Институте? Тебя Клима позвала?

– Обда тут совершенно не причем. Мы с ней нечаянно познакомились, – Тенька припомнил обстоятельства этого "нечаянно", и ему стало смешно. Эх, видеть бы свою физиономию в тот момент, когда Клима на него посмотрела! – Я забросил в вашу библиотеку свою книгу, а достать тем же путем не смог.

– То есть – забросил?

– Через водяное зеркало. Я экспериментировал с преломлением световых лучей, которые составляют модель пространства, поскольку проникают везде. Очень интересненькая вещь, не понимаю, как раньше никто до такого не додумался! Если мои опыты завершатся удачно, я смогу видеть через водяное зеркало под определенным углом любую точку пространства, входящего в световую модель! Притом не только видеть, но и перемещать туда-обратно различные предметы, вплоть до живых существ. Правда, пока у меня вышло только с книгой, нечаянно и в одну сторону. Ясно?

– Нет, – честно мотнула головой Выля. – Но расскажи еще!

И Тенька рассказал. При наличии благодарного слушателя он мог говорить о своих идеях и опытах часами, не прерываясь на сон и еду. Но развернуться вдоволь ему не дали.

Когда вед с провожатой подошли к лестнице, сверху послышался частый перестук чьих-то кованых каблуков. Надо заметить, обувь с подобными излишествами в Институте дозволялось носить лишь наставникам...

– Прячемся! Срочно! – заметалась Выля.

Они притаились в стенной нише, за внушительным комплексом из четырех статуй, изображавших какую-то батальную сцену. Почти в этот же момент из дверного проема, ведущего на лестницу, вышла госпожа наставница дипломатических искусств, то и дело вытиравшая платком красные слезящиеся глаза и распухший нос. Проходя мимо статуй, за которыми прятались Тенька с Вылей, она уже не в первый раз оглушительно чихнула, споткнулась и выронила свой платок. В нише перестали даже дышать. Если сейчас наставница наклонится и чуть-чуть повернет голову...

– Это еще что такое? А ну-ка, быстро вылезли, оба! Эй, мне дважды повторять надо, покажитесь!

– Сделай что-нибудь, – одними губами прошептала Выля Теньке.

– То есть?

– Отвлеки ее, поколдуй как-то, ты же вед! Нам не жить иначе...

– Я сделаю нас очень быстрыми. Держи меня крепко за руку и задавай направление. Приготовься... бежим!

Наставница дипломатических искусств была весьма обескуражена и немного испугана, когда в ответ на ее приказ из-за статуй со странным "вж-жих" вылетело нечто смазанное и стремительно унеслось вверх по лестнице.

– Чур меня, – на всякий случай тихо пробормотала она и подумала, что ей в который раз повезло остаться в живых. Интересно, это был вед или что-то потустороннее? И как об этом сообщить, чтобы ее не приняли за сумасшедшую? Она никогда не слышала (хотя провела несколько лет на передовой), чтобы принамкские колдуны могли так быстро перемещаться.

Несколько мгновений спустя Тенька и Выля выбежали на чердак, замедлились и перевели дух.

– Это было... невероятно! – поделилась девушка. – Если все веды так могут, я удивлена, что вы до сих пор нас не победили!

– Кроме меня так никто не умеет, разве что Эдамор Карей, – улыбнулся Тенька. – Данное колдовство – полностью мое изобретение. Я вообще много интересненьких штук придумал, правда, не все до ума доведены. А почему та злобная тетка, от которой мы удрали, все время вытирала нос платком? Она больная?

– Никто не знает, но поговаривают, что ее недуг связан с порой цветения красной сирени. А с чего ты взял, что наставница дипломатических искусств – злобная тетка? Она вполне приятная и доброжелательная женщина.

– Я такое просто вижу, – объяснил Тенька, сильно не вдаваясь в подробности. Выля может очень смутиться, если узнает, что он читал в ее глазах все потаенные желания.

– И все веды...

– Нет, у меня дар такой. Есть и другие. Например, Эдамор Карей может видеть потерянные вещи.

– О, наша Клима тоже так умеет, – обрадовалась Выля. – Она видит вещи во сне, а потом находит их наяву.

– То есть? – заинтересовался Тенька.

– Ну, она таким образом уже нашла красивую-прекрасивую диадему и здоровенный медный кулон с письменами. Но я считаю, что это не предел!

– Постой-постой, – Тенька ощутил потребность немедленно присесть, чтоб не свалиться от потрясения. – Какую она нашла диадему?!

– Золотую, с бриллиантами, очень тонкой работы. А спереди – символ обды, ты, может, знаешь: три палочки, их пересекает четвертая...

Тенька схватился за голову.

– Высшие силы! Она и впрямь обда!

– Ты что, сомневался? – уязвленно уточнила Выля.

– До последнего, – признался Тенька. – По глазам я мог и ошибиться, но диадема власти, которую невозможно подделать, украсть, дать взаймы и так далее – это неоспоримо! Интересненький расклад получается...

– А еще у Климы порезы светятся!

– Ну, это уже естественно...

– Послушай, а кто такой Эдамор Карей? – спросила Выля. – Ты несколько раз его имя упомянул.

– Надо же, а говорят, что вы, орденцы, все поголовно трепещете перед ним! А ты даже не знаешь, кто это. Эдамор Карей – мой кумир и пример во всем, величайший из колдунов нынешнего столетия. Когда Эдамор Карей появляется на поле боя – орденцы обречены на поражение. У меня есть цель в жизни – стать таким могучим, как он.

– Удачи тебе, – от души пожелала Выля, сильно впечатлившись неожиданной серьезностью в голосе вроде бы смешливого юноши. – Мне пора идти, а то скоро ужин и отбой, меня хватиться могут. Я к тебе еще зайду, принесу чего-нибудь поесть. Ты располагайся с удобством, в том углу есть мешки со старым тряпьем, на них можно полежать. Не пугайся, если на чердак зайдет Гера, он тут часто сидит, доски чинит.

– Это кто еще кого испугается, – задумчиво пробормотал Тенька себе под нос.

Оставшись один, он поудобнее устроился на упомянутых мешках и широко зевнул. Тенька чувствовал себя невероятно измотанным. Тринадцать дней он провел в пути, притом пять из них – на вражеской территории. Но опасное путешествие того стоило.

Колдун сунул руку за пазуху, успокоено похлопал кончиками пальцев по обложке добытой в библиотеке книги. Угораздило же его тогда задеть ее локтем в самый ответственный момент! И вместо специально подготовленного предмета в водяное зеркало грохнулось ценнейшее пособие по изменению веществ. А опыт, который не удавался до этого ни разу, возьми, да и получись, как надо!

...Сквозь сон Тенька почувствовал, что его сильно трясут за плечо. Юноша со вкусом протер глаза. На чердаке потемнело, значит, уже поздний вечер. Над Тенькой склонился высокий, гармонично сложенный парень. По виду – его ровесник.

– Ты кто такой и что здесь делаешь? – парень был сердит и удивлен.

– Я Тенька, и я здесь сплю, – сообщил вед, широко ухмыляясь.

– Не выводи меня! Почему ты спишь именно на моем чердаке? Кто тебя привел сюда? И во что, высшие силы, ты одет?

Тенька взъерошил свои без того растрепанные волосы и критически оглядел себя с головы до ног. Ботинки старые, обшарпанные, но еще крепкие, с добротными шнурками. Темно-коричневые свободные штаны со множеством карманов запылились. Кожаный жилет и легкая рубашка, подпоясанная тесьмой, – тоже.

– А чем тебе не нравится моя одежда?

– Она же не форменная! Погоди, ты вообще с какого отделения? Что-то я тебя не припомню.

Теньке стало необычайно весело.

– А по мне скажешь, что я могу у вас учиться?

– Почему нет? Так, если ты не из институтских, то как вообще попал на территорию?

– Ночью пролез, – охотно поделился Тенька. – У вас в заборе с восточной стороны есть такая большая дырка...

– Нет там никакой дырки! Я восточную сторону как свои пять пальцев знаю.

– Теперь – есть. Ты, наверное, Гера?

– Да. А откуда...

– Меня Выля предупредила о тебе. Говорит, придет Гера, будет громко орать, топать ногами и всячески буянить, но ты, Тенька, не пугайся, это его чердак, каждый отдыхает по-своему...

– Что за чушь?! – вспылил Гера. – Не могла Выля такого сказать!

– Ладно, – согласился Тенька. – Я немного приукрасил. Итак, будем знакомы?

– Будем, – Гера наконец улыбнулся. – Но кто ты все-таки такой?

– Вед. А по мне не видно?

– Брось ты заливать уже!

– Я серьезно. Меня ваша доморощенная обда спрятала от погони под собственной кроватью, а потом наказала Выле укрыть до поры до времени в надежном месте.

Гера недоверчиво прищурился.

– Знаешь, вранье про Вылины слова убедительней звучало.

– И так всегда, – доверительно покаялся Тенька. – Когда я начинаю выдумывать, мне верят больше, чем когда я действительно говорю правду. И, то ли первое настолько интересненько выходит, то ли второе вечно чересчур нелепо... Смотри в общем, и трепещи, "презренный орденец".

Колдун потер ладони друг о друга, будто хотел их согреть. А когда развел в стороны, посередине колыхалась изменчивая водяная капля. Тенька дунул на нее, и капля мигом застыла, превратившись в ледяной шарик.

– Дотронься до него, – предложил Тенька и, читая в глазах Геры колебание, лукаво спросил: – Или боишься?

Гера тут же прикоснулся к шарику и от изумления едва не отдернул палец. Лед был горячим. Но не таял.

Довольный произведенным эффектом, колдун снова сомкнул ладони, и шарик бесследно исчез.

– Как ты это делаешь?

– Долго толковать. Но просто так и нам ничего не дается. Даже особенно нам.

Гера разглядывал нового знакомого гораздо пристальней, чем минуту назад. Вед, надо же! По этому растрепанному мальчишке и не скажешь.

– Тебе сколько лет-то?

– Восемнадцать, – фыркнул Тенька.

***

Клима с наслаждением потянулась, шевельнула пальцами и остервенело почесала зудящие ноги. Ничего, сегодня повязки уже обещали снять.

Солнечное теплое утро предвещало удачный день. Лазарет располагался на втором этаже, а его окна выходили в сад, предоставляя хворым и увечным замечательную возможность любоваться пышными гроздьями красной сирени и нюхать ее живительно-свежий, сладкий аромат. В эти безмятежные летние деньки кроме Климы больше никто не болел, но одиночество не тяготило юную обду, а наоборот, успокаивало. Клима любила побыть одна, как в детстве, но воспитанники Института, имеющие общие спальни, столовую и ванные комнаты, о такой роскоши могли только мечтать. Сейчас девушка предвкушала несколько часов упоительного одиночества. Все были на занятиях: и ласточки-одногодницы, и заведующая лазаретом, которая по совместительству являлась наставницей какой-то из многочисленных врачевательских дисциплин. Клима не ждала гостей. А зря.

Взмыленный, расхристанный Гера ворвался в лазарет с таким лицом, словно стряслось нечто чудовищное. Например, Институт атаковали веды, или все узнали, что Клима – обда, или начались одновременно пожар, потоп и землетрясение. В первое мгновение Клима обеспокоилась, но потом взяла себя в руки. Гера – натура порывистая, впечатлительная, склонная паниковать по пустякам.

– Что произошло? – ровным голосом осведомилась обда, садясь поудобнее на постели и кладя руки перед собой на одеяло.

– Сей...час, – выдохнул Гера, грузно плюхаясь на стоящий рядом табурет, – отдышусь...

Клима окончательно расслабилась. Случись действительно какая-то беда, ее правая рука ни за что не стал бы тратить драгоценные секунды на постыдное "отдышусь". Вначале сказал бы, а потом рухнул замертво, от упадка сил.

Гернес Таизон, Гера. Он высок и очень красив: золотисто-русые волосы, решительные брови, глубоко посаженные темно-карие глаза, в которых мужественная твердость гармонично уживается с душевной теплотой, чуть вытянутый, утолщенный к кончику нос, высокие скулы, квадратный подбородок. По Гере тоскует половина девиц Института, а он пока не любит никого. Гера упорный и башковитый, у него золотые руки – и крепления на доске отладит, и бегунок на "змейке" поменяет, и ортону наточит до остроты скальпеля. Гера сильный и надежный, он всегда прикроет спину, а если потребуется – заслонит собой. Когда Гера вырастет, он непременно станет величайшим, героическим полководцем, который приведет войска к победе. Чьи? Клима еще четыре года назад позаботилась о том, чтобы это были именно ее войска. Она чуяла Герин потенциал благодаря своему таланту, и большей частью именно поэтому объясняла правой руке, насколько было возможно, мотивы своих решений, выслушивала его советы, спорила с ним о правильности тех или иных поступков. Ведь их мировоззрения кардинально различались. Во благо своего народа Клима была способна на любую подлость, могла пожертвовать меньшинством, пойти на опасный риск, использовать людей вслепую. Гера такого не допускал. Даже свою часть интриг, в которые его втягивала Клима, он старался провернуть с наибольшей честностью. На этой почве у обды и ее правой руки постоянно возникали разногласия. Впрочем, Климе это пока не мешало.

– Тенька пропал, – выпалил Гера, когда смог говорить без риска задохнуться. Он был прекрасно тренирован, но быстрый бег с чердака в лазарет, почти через все корпуса, кого угодно вымотает.

– Когда?

– Не знаю. Вечером он собирался лечь спать. А утром я заглянул на чердак, проверить, все ли в порядке, – а там пусто! Я и звал, и поблизости все обшарил – никого. Клима, что бы это могло значить?

– Вариантов много, – обда пожала плечами. – У вас какой сейчас урок? Я имею в виду, тебе не влетит за пропуск?

– Да какие уроки, когда тут такое...

– Гера! Ничего не произошло. Вед в состоянии о себе позаботиться, он ведь добрался сюда как-то без твоей помощи. Может, Тенька просто нашел способ колдовским образом вернуться домой, а ты паникуешь, прогулы зарабатываешь. А если спросят, где ты был? Как ты объяснишь свое неожиданное желание проведать меня с утра пораньше?

– Совру что-нибудь, – махнул рукой Гера. – Все равно сейчас дипломатические искусства, предмет непрофилирующий...

– С ума сошел, да? – почти ласково осведомилась Клима. – Наставница дипломатических искусств – самый опасный человек в Институте. Она обду выслеживает, Гера, и ее сторонников! Бегом на занятия!

– А как же Тенька?!

– Ничего с ним не случится.

– Да как ты можешь это утверждать?..

– Чую, – рыкнула Клима. – Если из-за тебя раскроют нашу организацию...

– Я помню твои наставления, – отмахнулся Гера, – главное – не попадаться.

– Не при-зна-вать-ся! – раздельно прошипела Клима. – Вечно ты путаешь, а потом удивляешься, отчего все мои планы идут у тебя наперекосяк. Зайдешь после уроков, тогда поговорим о пропаже. И не смей узнавать у кого-нибудь, видели ли они Теньку.

– Что я, дурак? – оскорбился Гера. – Клима, ты обещаешь подумать, куда он мог уйти?

– Обещаю! Беги на урок.

– Слово обды?

– По мелочам не клянусь!

Это был их обычный ритуал. Гера знал, что ответит Клима, но все равно спрашивал, даст ли она слово. Так ему было спокойней.

Когда "правая рука" ушел, Клима откинулась на подушку и в ответ своим мыслям покачала головой. Видимо, вчера Тенька с Герой успели хорошо подружиться, иначе с чего бы такое беспокойство? На заведомые безрассудства Гера был способен только ради близких ему людей.

В окно вежливо постучали.

– Чего и следовало ожидать, – хмыкнула Клима. – Заходи, пропажа!

– А, меня уже хватились? – без намека на угрызения совести переспросил Тенька, спрыгивая с подоконника на пол и подходя к Климиной кровати. – Я решил тебя навестить.

– Надеюсь, у тебя достало ума не попадаться никому на глаза? – Клима была раздражена. Небрежность Теньки, безрассудство Геры... Вот так и погибают тайные организации.

Вместо ответа колдун задорно ухмыльнулся и пропал. Точнее стал одного цвета с окружающими предметами, как поняла Клима, приглядевшись. Потом Тенька вернул себе нормальный облик и устроился на табурете, еще не успевшем остыть от Гериного тепла.

– Я смотрю, ты любишь приходить и уходить по-сильфийски.

– Это как? – уточнил гость.

– Через окно, – усмехнулась Клима. – Ну и фокусы у тебя...

– Говорят, ты тоже умеешь разные интересненькие фокусы показывать, – хитро прищурился Тенька. – Режешь определенным образом руку, порезы светятся и заживают. А еще по снам находишь потерянные предметы. Диадемы, кулоны там всякие.

– Гера проболтался?

– Ты так не уверена в своей "правой руке"?

– Значит, Выля, – заключила Клима. – Ну и что теперь?

– Обда позволит дать ей несколько советов? Я уверен, что знаю о твоем таланте немного больше, чем написано на пыльных бумажках. Есть вещи, которые у потомственных колдунов передаются из уст в уста.