Текст книги "Огненный меч Империи (СИ)"

Автор книги: Алла Касперович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

Глава 14

Ирина Григорьевна осмелилась выглянуть из земляного убежища только тогда, когда перестала чувствовать жар, и то не сразу. Сперва выждала какое-то время, прислушиваясь, не позовёт ли её Михаил Арсеньевич. А когда ничего не услышала, тогда только и осмелилась убрать своё колдовство. Земля осыпалась и тут же впиталась в пол и стены. Уж что земляная колдунья умела делать, так это прибираться за собой, чем искренне гордилась. Это воздушным колдунам легко: взял и отпустил ветер на свободу, водным было чуть сложнее, но всё равно не настолько, как земляным. Не то чтобы Ирина Григорьевна жаловалась, как раз наоборот. С раннего детства она обожала трудные задачки и во многом превосходила колдунов своего же рода.

Однако был у Ирины Григорьевны один недостаток, и весьма существенный: она родилась девочкой. Из-за того, что она не мальчик, что у неё есть не только магическая сила, но и живой интерес к колдовству, к его природе, Ирочка очень многих Кропоткиных раздражала, ей пророчили незавидную судьбу старой девы, ибо не всякий потерпит, чтобы его жена хоть в чём-нибудь его превосходила.

Конечно же, Григорий и Мария Кропоткины, родители Ирочки, радовались тому, что дочь их обладает силой. Однако радость их заключалась в том, что Ирочка, когда выйдет замуж, обязательно родит им внука, равного по силе которому ещё не было. Мальчика, разумеется.

А Ирочка, наплевав на то, кто и что от неё хотел, вышла замуж за того, кого выбрала сама, да ещё не то что внука-колдуна не родила, а и вообще потомством не обзавелась. И в довершение ко всему самостоятельно занялась изучением колдовства, о чём раньше могла лишь мечтать. То, что ей удалось выяснить и испробовать, пока она находилась под крылышком маменьки и папеньки, и сравнить было нельзя с тем, что она уже успела выяснить в доходном доме Зайцевой, ставя опыты вот в этих самых комнатах. И собиралась узнать ещё больше с помощью дражайшего Михаила Арсеньевича Морозова.

Лишь бы он остался в своём уме. Или хотя бы живым. Убивать она его не собиралась, хоть и пообещала. Если исход окажется худшим, она навсегда возьмёт над бедолагой опеку.

– Михаил Арсеньевич! – тихонько позвала колдунья, но никто не отозвался.

Не отозвался в кромешной тьме – огонь оплавил свечи, не осталось ни одной из тех, что стояли в нишах. Нащупав рядом с собой стену, Ирина Григорьевна её обшаривала, пока не нашла небольшой выступ, нажала на него, и прямо над ним выдвинулся небольшой ящичек, полный свечей и спичек.

Колдунья чиркнула спичкой о коробок, и та без затруднений загорелась. Значит, крошечные, незаметные для глаза отверстия для воздуха не пострадали. Ирина Григорьевна только волновалась, что запах гари через них мог разнестись по дому. Впрочем, благодаря чудо-зельям Полины, на чердаке, куда и выходили отверстия, все запахи маскировались, превращаясь в травяные. Правда, испытать столь прекрасную задумку с зельями до сих пор не удавалось, поэтому в её успехе Ирина Григорьевна уверена не была.

Огонь добрался до пальцев колдуньи, и она поспешно выпустила спичку, и та, последний раз мигнув, погасла, как только достигла пола. Следующую спичку Ирина Григорьевна использовала для того, чтобы зажечь свечу. С ней и направилась туда, где беззвучно лежал Михаил Арсеньевич.

К столу она приближалась опасливо. И не зря, потому что на нём неподвижно лежал совершенно голый молодой мужчина. От ремней не осталось и следа, а металлический стол изрядно почернел. Ирину Григорьевну привела в ужас мысль о том, как же наверняка тот раскалился, когда привязанный к нему Михаил Арсеньевич испускал огонь.

«Ох, только бы жив остался! Только бы остался жив!» – повторяла про себя колдунья, делая крошечный шажок за шажком и подходя всё ближе.

– Михаил Арсеньевич….

Голос её прозвучал настолько тихо, что она сама еле его услышала.

– Михаил Арсеньевич…

Он не шелохнулся, и ей показалось, что он не дышит. У неё внутри всё похолодело, руки задрожали, и свет единственной свечи опасно замерцал.

– Мих…

Стиснув зубы и собрав всю смелость, Ирина Григорьевна положила руку ему на грудь. И почувствовала, что она вслед за его дыханием поднялась. Он спал. Михаил Арсеньевич крепко спал.

Ирина Григорьевна расхохоталась и осела на пол, свеча упала и погасла. Двигаться колдунья не могла – тело обмякло. Постепенно её смех начал напоминать всхлипывание, плечи её затряслись, а в горле заклокотало. Воздух вдруг резко закончился, и она начала задыхаться. Стиснув платье у себя на груди, Ирина Григорьевна попыталась его оттянуть – оно давило, не давало дышать. Но сил не хватало не только, чтобы избавиться от него, но даже чтобы позвать на помощь. Она открывала рот, но, кроме хрипов, из него ничего не вылетало. Глаза почти перестали видеть, а в уши будто кто-то воды налил.

А вскоре Ирина Григорьевна завалилась вперёд, всё ещё не выпуская платья и уткнулась лбом в пол. Она почти перестала соображать, когда почувствовала, что её приподнимают, усаживают так, чтобы её спина опиралась на чью-то грудь, одной рукой обхватывают за талию, а к губам притыкают что-то холодное и влажное. Капелька за капелькой в рот колдуньи потекла горькая вода. Горькая, но хотелось ещё и ещё. И если бы вода не закончилась, Ирина Григорьевна ни за что не прекратила бы её пить по собственной воле.

Сознание постепенно прояснялось. Предметы вокруг обрели чёткость, вода из ушей испарилась, а дышать стало так легко, как если бы эту комнату без окон только что хорошенько проветрили.

– Полина?

– Всё закончилось, Ирина Григорьевна, – отпустив хозяйку, та встала и поторопилась зажечь новую свечу, – всё закончилось.

– Полина, я в порядке. Не волнуйся.

– Посидите так ещё чуть-чуть. Зелье лучше сработает.

– Хорошо, – кивнула колдунья. – А он?

– Ж-живой. – Полина отвернулась, пряча залитое багряной краской лицо.

– Это я и сама поняла, – хмыкнула Ирина Григорьевна и пошевелила руками. Больше не дрожали. – Осмотри его.

– Так он же голый! – ахнула служанка и едва не выронила свечу прямо на подол хозяйского платья. К счастью, удержала – новых пожаров им ещё только не хватало!

– Прикрой его чем-нибудь и осмотри. Полина, он для тебя сейчас не мужчина, а тот, кому нужна твоя помощь.

– Ирина Григорьевна… – взмолилась служанка.

– Ладно, – вздохнула она. – Мне вставать уже можно?

– Угу. Ой, Ирина Григорьевна! Ваши брови! Ох, Ирина Григорьевна! Ваши ресницы!

– Ерунда это, Полина, ерунда! – Колдунья оторвала большой кусок от нижней юбки, сложила его пополам, чтоб надёжнее было, и прикрыла им срамные места по-прежнему неподвижного Михаила Арсеньевича. – Всё, можешь смотреть. А хорош, шельмец…

– Ирина Григорьевна!

– Да я же только из научного интереса!

Отрицать его мужскую привлекательность мог бы только бесчувственный, а таковой Ирина Григорьевна Зайцева-Кропоткина уж точно никогда не была. И всё же одна только мысль о том, чтобы заводить амурные отношения с Михаилом Арсеньевичем, приводила её в недоумение. И дело вовсе не в возрасте, уж подобными предрассудками она вообще никогда не страдала. Но было в этом молодом мужчине что-то такое, что заставляло её поставить границу между ними.

Чувствовала себя Ирина Григорьевна если не превосходно, то достаточно хорошо, чтобы следить за тем, что делала Полина. Её проворные пальчики проходили по телу подопечного, в то время как их хозяйка отчаянно краснела.

– С телом всё в порядке, – наконец заключила Полина.

– Это я и так вижу. – И чтобы поддразнить служанку, добавила: – Правда же хорош?

– Ирина Григорьевна!

– Ладно тебе! – хмыкнула она. – Скажи лучше, что с разумом его?

– Ирина Григорьевна… – замялась Полина и затеребила свой рукав.

– Полина, просто скажи, что видишь.

– Хорошо, Ирина Григорьевна…

Голос девушки зазвучал чуть отстранённо, а белки глаз очень быстро заполнили глазницы, закрыв собою зрачки. Ирина Григорьевна не удивилась – не в первый раз Полина представала перед ней такой, какая есть: лесной ведуньей. Свеча погасла сама собой, но появился новый источник света: вокруг Полины начал распротраняться голубовато-сизый светящийся туман, рваные языки которого завивались, плясали, но дальше, чем на ладонь от ведуньи не уходили.

У Ирины Григорьевны всякий раз дух захватывало, когда она наблюдала за силами, наверное, куда более древними, чем любая из трёх магий. Нет, как выяснилось, из четырёх. И если то, что и как делали колдуны, хоть как-то можно было объяснить, то чародейство Полины имело совсем иную суть. Оно шло будто бы не из неё, словно не она являлась хозяйкой своих сил, а лишь с глубочайшим почтением пользовалась им. Конечно, знания о травах принадлежали только ей, но то, что она творила сейчас, было даровано откуда-то свыше.

В такие мгновения, а их было ничтожно мало, Ирина Григорьевна старалась не шевелиться и даже не дышать, чтобы не спугнуть неземное таинство. Полина тем временем положила оби ладони на лоб Михаила Арсеньевича, и туман начал расползаться сначала по лицу, а затем и по всему телу. Он струился по нему, перетекал, а затем враз полностью проник внутрь. В комнате мгновенно стало темнее, и только свечение, исходившее от Полины, позволяло хоть что-нибудь видеть.

Ладони ведуньи переместились на шею Михаила, рот его приоткрылся, и из него сперва вылетело небольшое облачко тумана, ненадолго зависло, а затем следом за ним стремительным потоком вышел и весь оставшийся туман, ярко осветив обгоревшую комнату. И тут же растворился, не оставив и следа. В комнате снова потемнело, глаза Полины стали такими, как прежде, а потухшая свеча зажглась сама собой.

– Ну, что там? – Ирина Григорьевна еле дождалась, чтобы задать вопрос, кусала щёку изнутри, только чтобы не помешать.

– Он борется.

– С чем? Или с кем?

– С собой, Ирина Григорьевна.

Глава 15

– Миша, Мишенька мой, хороший…

Михаил не хотел открывать глаза, чтобы не спугнуть чудесный голос, одновременно знакомый и незнакомый. Тёплый, родной, ласковый и такой любимый. Разве Михаил его когда-нибудь слышал? Почему он чувствовал к нему небывалую нежность? Неужели… Нет, не может быть! А если всё же?..

– Мама? – простое слово далось ему с трудом.

– Ш-ш, мой хороший, ш-ш… Спи… Пусть невзгоды обойдут тебя стороной. Спи, мой соколик, спи… Мишенька…

Ему отчаянно хотелось взглянуть на ту, что говорила с ним, на ту, чьи руки гладили его по волосам, и на чьих коленях, похоже, покоилась его голова.

– Мама…

– Спи, Мишенька, не нужно тебе туда. Там неспокойно… Спи, Мишенька. Со мной останься, соколик мой…

Голова становилась всё тяжелее, а веки не слушались. Сколько Михаил ни пытался их поднять, чтобы взглянуть на милое лицо матери, а не получалось. Тело стало рыхлым и сдвинуть его не было сил. А может, желания.

Внезапно где-то вдали послышался шум, он постепенно приближался, становился всё громче, и теперь не было сомнений, что надвигался огонь, пожиравший всё на своей дороге. Михаил чувствовал, нет, он знал точно.

– Мама! – Он попытался встать, но снова неудача.

– Всё в порядке, мой хороший. Он не доберётся до нас, если ты не захочешь. Зачем тебе огонь, мой хороший? Там боль, страдания. Выберешь этот путь – легче не станет. Не выбрал путь отца, ну и пусть. Но не иди с огнём, сложно будет. Опасно… Жаль, отец не узнал…

Михаила так и подмывало расспросить о нём, выяснить, почему именно он. Принудил ли он её. Но не решился, не хотел делать ей больно. К тому же огонь уже был рядом, жар его ощущался на коже, но при этом не жёг её, а ласкал. Нет, он точно не нёс никакого вреда. Только не ему, только не Михаилу Арсеньевичу Морозову. Точно! У него ведь теперь новое имя! Его собственное, с Вяземскими он больше никак не связан!

Но мама…

Он не понимал, где находится, не был уверен, не придумал ли себе в бреду её образ. Но вдруг осознал, что не хочет здесь оставаться, не хочет прятаться от мира. И больше всего на свете он мечтает показать Петру Алексеевичу, как тот ошибался на его счёт. У Михаила теперь свой путь. Огненный.

– Мама, прости меня. Я пойду…

Она не заплакала, не запричитала и даже не пожурила, а лишь в последний раз ласково провела рукой по волосам и проговорила, голос её тонул в громком шёпоте огня:

– Хорошо, Мишенька. Мы ещё увидимся когда-нибудь. Будь счастлив, мой соколик. Только помни: хоть меня и нет рядом, ты не один. Не нужно всё нести на себе. Прощай, Мишенька, хороший мой…

– Мама!

Михаил распахнул глаза, мамы рядом не было. Лица её он так и не увидел и теперь безумно жалел, что поторопился уйти из горько-сладкого сна. Михаил не плакал уже много лет, но сейчас глаза его защипало. Сквозь пелену слёз он рассмотрел лишь полумрак и тени, пляшущие сбоку.

– Очнулся! – ахнул кто-то рядом. – Полина, смотри! Он очнулся!

– Д-да, Ирина Григорьевна.

– Какое счастье! Михаил Арсеньевич, Вы слышите меня?

Он попытался ответить, но во рту пересохло, а телу внезапно стало холодно. Только в этот миг он осознал, что нагой лежит на чём-то твёрдом. Михаил пошевелился, и что-то соскользнуло с его паха.

– Ирина Григорьевна! – взвизгнула служанка.

Михаил опознал и её, и её хозяйку. Память только пока не до конца вернулась, но всё больше и больше воспоминаний потихоньку становилось на свои места, складываясь в общую картинку. Жаль, тело восстанавливалось не так быстро.

– Ох, горе ты моё луковое! – проворчала колдунья. Голос её переместился вниз, а затем сразу же вверх, и на срамные места Михаила вернулась соскользнувшая тряпица. – Довольна?

В ответ Полина что-то пискнула, но, должно быть, она и сама не разобрала, что именно.

– Ир… – Михаил напряг все свои силы, чтобы позвать колдунью, но всё равно вышло не очень. – … вна.

– Да, Михаил Арсеньевич! – Она склонилась прямо над его лицом, и он наконец смог её хоть смутно, но рассмотреть. – С возвращением, мой дорогой! Ну и напугали же Вы нас с Полиной! Да, Полина?

– Мм… А… Да.

– Вот! Михаил Арсеньевич, Вы не переживайте! Мы Вас мигом на ноги поставим! Полина!

На несколько мгновений, а может, и на несколько часов, Михаил потерял сознание, а пришёл в себя только после того, как ему в рот залили сладковатую жидкость, где среди трав ярче всех выделялась полынь.

– Пейте, пейте, Михаил Арсеньевич! – приговаривала Ирина Григорьевна, продолжая поить подопечного. – Зелья у Полины мощные, вмиг на ноги встанете.

– Ох! – Полина едва сама не лишилась чувств, когда представила, как Михаил и вправду поднимется, а кусок хозяйской нижней юбки снова окажется на полу.

– Горе луковое… – усмехнулась колдунья. – Принеси пока мой халат. Увы, Михаил Арсеньевич, одежду Вы свою сожгли.

Пока Полина бегала по поручению, Ирина Григорьевна пересказала Михаилу всё, что ей удалось разглядеть и что додумать – кое-что она всё же не видела, прячась в земляном укрытии. Михаил ничему не удивлялся – устал. К тому же его пока не покидала печаль о том, что могло бы быть, реши он остаться с матерью. Да и она ли была в его видении? Быть может, он всё себе придумал. Но тоска всё равно разъедала душу. Верно ли он поступил? Как бы там ни было, а выбор сделан. Назад пути нет.

Вскоре вернулась Полина.

Бордовый бархатный халат Ирины Григорьевны презабавно смотрелся на высоком и статном Михаиле. Если колдунье он доходил до пят, то ему едва прикрывал колени. Впрочем, Полину радовало и это – вряд ли она сегодня сможет без собственного зелья так просто уснуть, и дело вовсе не в пожаре и сожжённых бровях и ресницах её хозяйки-красавицы.

– Вот так, Михаил Арсеньевич, ещё шажок. Опирайтесь на меня смелее, поверьте, я крепче, чем кажусь. Так. Вот так. Ещё шаг. Вы умница, Михаил Арсеньевич, мы почти у цели.

Полина шла за ними, чтобы подсобить, если потребуется. И вскоре они добрались до покоев самой хозяйки доходного дома.

– Будете отдыхать здесь, – сообщила и так не сопротивляющемуся гостью Ирина Григорьевна.

– А Вы? – Чувствовал себя Михаил значительно лучше.

– Нет, мой дорогой, – усмехнулась она. – Спать я с Вами не буду. Ни в каком смысле. Но обо мне не волнуйтесь, мне есть где преклонить голову.

Всё в том же халате – для успокоения не перестающей краснеть Полины – Михаила уложили в хозяйскую постель. Дрёма одолевала его, но ведь не зря же говорят, что сон – лучшее лекарство.

– Михаил Арсеньевич! – позвала его Ирина Григорьевна, когда он почти уснул.

– Да? – Он с трудом разлепил веки.

– Не сожгите мне кровать, пожалуйста. Она мне дорога как память.

В ответ Михаил успел лишь коротко кивнуть. На сей раз он провалился не в забытье, а в глубокий сон без сновидений. Поистине, зелья Полины не знали себе равных по силе.

Хоть и таким образом, но Михаилу довелось полежать на простынях Ирины Григорьевны, а вовсе не то, о чём думали жильцы доходного дома Зайцевой.

– Ну что, Полина, идём.

– Ирина Григорьевна, Вам бы тоже поспать.

– Спать? – расхохоталась колдунья. – Ну уж нет! Меня ещё записи ждут.

– Ирина Григорьевна…

– Ой, не занудствуй. Дашь мне своё зелья бодрствования…

– Ох…

Когда этим же вечером Полина, краснея и заикаясь, просила у вернувшегося со службы Арсения новую одежду для его хозяина, по доходному дому Зайцевой прошёл слух, что Вяземский-самозванец сумел так порадовать Ирину Григорьевну в постели, что она, совершенно не скрываясь, целые сутки с ним провела. Кто-то возмутился её распущенности, кто-то обвинял его в нечестивых умыслах, а кто-то откровенно завидовал здоровью обоих. Это ж надо! Целые сутки кувыркаться!

В ту ночь Михаила Арсению на руки так и не выдали. Верный слуга попытался выяснить у Полины, когда же его хозяин наконец вернётся, но лишь довёл бедную девушку до того, что она от него сбежала, держась ладонями за пылающие щёки. Именно благодаря её смущению Арсений и успокоился. Значит, правду говорят о том, что хозяин нашёл путь к сердечку неприступной Ирины Григорьевны Зайцевой.

А она, как и заявляла, ложе с Михаилом не делила. Она вообще ни в какую кровать не ложилась. Под неодобрительные вздохи Полины Ирина Григорьевна гнула спину над бумагами, выводя непонятные для служанки закорючки, хоть грамоте хозяйка её обучила.

Пока Ирина Григорьевна жила на зелье бодрости и на чистейшем воодушевлении, Михаил как следует отсыпался. И проснулся оттого, что его снова потчевали какой-то жидкостью, только на этот раз полыни в ней не чувствовалось, скорее уж кислил щавель.

– Доброе утро, Михаил Арсеньевич! – чуть ли не мурлыкала Ирина Григорьевна, стоявшая рядом Полина тяжко вздыхала. С неугомонной хозяйкой не так-то просто справляться. Знает ведь, что столько зелья бодрости нельзя, а всё равно за своё. Вон и тараторить уже начала, того и глядишь, по комнате кругами бегать примется. – Как спалось? Что снилось? Благодарю Вас, что оставили мою кровать в целости и сохранности! Вы голодны? А мы Вам одежду раздобыли! Арсений Ваш уже на службу ушёл. Знаете, он о Вас справлялся, Полина с ним говорила. А ещё…

– Ирина Григорьевна, – перебил её Михаил и сел, опёршись на подушки. Полы халата давно разошлись, и крепкую грудь мог лицезреть любой желающий. И нежелающий тоже, если говорить о Полине. В последнее время красный цвет стал чуть ли не постоянным на её щеках и даже шее. – Что с Вашим лицом? Это я сделал?

– Ох, не берите в голову, дорогой Михаил Арсеньевич! Это такая ерунда! Отрастёт. Да и Полина мне мазь сделала, чтобы волосы лучше росли. Вы мне лучше скажите, как Вы сами.

Он прислушался к себе:

– Выспался, голоден. На этом, пожалуй, всё.

– Нет чувства потери?

Михаил вспомнил о почти полностью ускользнувшем образе матери. Вряд ли Ирина Григорьевна спрашивала о нём, а делиться тайной сердца он ни с кем не собирался.

– Вы о магии воздуха? Нет, совсем.

– Попробуйте что-нибудь сейчас….

– Ирина Григорьевна! – тихонько, но настойчиво прервала её Полина. Знала, если хозяйку не остановить, то она обязательно сейчас же возьмётся за «подопытного». И его угробит, и себя. – Михаилу Арсеньевичу поесть бы. Да и Вам тоже.

– Твоя правда, – хмыкнула колдунья и заботливо запахнула полы халата. По телу Михаила прошла дрожь, но он постарался ничем не выдать своего волнения. – Вы представляете, Михаил Арсеньевич, она всегда права! И что бы я без неё делала? Ну, ладно-ладно, Полина, неси еду.

Вскоре та вернулась с подносом и, втайне от хозяйки, добавила ей в чай несколько капель успокоительного. Действовало оно быстро, но существовала опасность, что Ирина Григорьевна его учует, слишком уж ярким у этого зелья был вкус, а другое, послабее, увы, не поможет. К счастью, колдунья была настолько увлечена и едой, и мыслями об опытах над огненным магом, что ничего не заметила.

К концу завтрака Ирина Григорьевна снова стала самой собой.

– Михаил Арсеньевич, Вы пока одевайтесь, а мы с Полиной Вас за дверью подождём.

– Благодарю Вас, – сказал он.

Дождавшись, когда останется в комнате один, Михаил вскочил, сбросил халат на кровать и быстро облачился в одежды, которые заботливый Арсений сложил так, чтобы ничего не помялось.

Кое-какие изменения в себе Михаил всё же почувствовал, хоть и не рассказал об этом Ирине Григорьевне. Он обрёл цель, и именно осознание того, что именно он хочет, и дало ему силы на то, чтобы продолжить жить.

– Вы только дождитесь, Пётр Алексеевич, я ещё покажу Вам, кто такой Михаил Арсеньевич Морозов!

И Михаил, заручившись помощью Ирины Григорьевны, приступил к тому, что задумал.

Однако… Подождать князю Вяземскому действительно придётся, потому что магия огня не так уж проста в обращении, к тому же её до сих пор никто не сумел приручить. Так что путь, судя по всему, предстоял долгий.

– Да уж… – протянула Ирина Григорьевна, выглядывая из-за земляного укрытия. – Сперва Вам нужно научиться не сжигать на себе одежду, Михаил Арсеньевич. Полина моя и так еле держится.