Текст книги "Огненный меч Империи (СИ)"

Автор книги: Алла Касперович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)

Огненный меч Империи

Глава 1

Матрёна, старая служанка, трижды на дню собиравшаяся отдать Богу душу, в тот миг и правда чуть не померла. Барина ещё с неделю никто не ждал, а тут как копыта застучат, как колёса затрещат! Ух! Давно поменять их надо было… А какая брань пошла по двору! От испуга Матрёна подавилась грушей в меду и зашлась кашлем. Помочь было некому – грушу она ела тайком, стащив из личных запасов барыни. Так что старая служанка не знала, что хуже: попасться на воровстве или пустить барина в дом.

А барин тем временем уже и сам ворвался, спугнув прикорнувшего у двери Яшку, наступил на хвост коту Ваське, зацепился за ковёр, едва нос о первую ступеньку лестницы не расквасил, выбранился на чём свет стоит, бросил пустую вазу во всё того же Яшку, промахнулся, снова выялался, а ваза злополучная по полу осколками рассыпалась.

В общем, сообщал барин о своём прибытии так громко, как только мог. И конечно же, когда со стуком распахнул дверь в спальню барыни, никого, кроме той самой барыни, в постели-то и не обнаружил. Барыня только голая лежала, одеялом прикрывалась. И это ясным днём да перед самым обедом.

– Ах, мой дорогой супруг! – воскликнула она, и в голосе её с лёгкостью можно было расслышать приятное удивление.

«Ну, актриса!» – восхитился молодой полюбовник барыни, притаившийся на балконе за окном. Усмехнувшись, он поставил пальцы домиком, прыгнул вниз и плавно и мягко приземлился на недавно скошенную траву у дома. С третьего этажа прыгнул.

На большее магии воздуха не хватило, но не зря же он столько бегал от обманутых мужей, что и на сей раз довольно скоро добрался до спрятанной в кустах неподалёку брички.

– Михаил Фёдорович! – ахнул слуга. Сейчас, одетый безукоризненно, с военной выправкой, привлекательным, гладко выбритым лицом, смоляными волосами, лишь на висках слегка посеребрёнными сединой, он больше походил на родовитого дворянина, нежели совершенно голый, взлохмаченный мальчишка, золотистые волосы которого давно нуждались в услугах цирюльника. – Да как же так?

– Хех, – на красивом лице, соблазнившем не одну местную и неместную красотку, появилась виноватая улыбка. Но скорее, чтобы умилостивить неодобрительно качавшего головой слугу. – Так получилось… Больно уж хороша барыня оказалась.

– Михаил Фёдорович, Михаил Фёдорович…

– Ну что ты, Арсений! Всё же хорошо! Подумаешь, пробежался немного…

Арсений на самом деле считал хозяина мальчишкой, хоть тому и исполнился недавно двадцать один год. Но разве взрослый, разумный мужчина будет бегать по траве босиком, да ещё без какого-нибудь намёка на одежду? Ещё и места свои срамные не прикрывает! И ладно бы просто бегал, когда заняться нечем, так ещё и такой важный день выбрал! Нет, мальчишка и есть!

– Холодно сегодня! – пожаловался Михаил слуге, подавшему ему одежду. Прежняя, как и обувь, осталась где-то под кроватью у барыни. – Так и заболеть недолго!

– Весна, Михаил Фёдорович, яблони в цвету – что ж Вы хотели? – разглаживая жилет на хозяйской спине, вздохнул Арсений. Такое тело, а он всё на полюбовниц тратит. Нет бы силу свою колдовскую развивать! – А вообще, Михаил Фёдорович, все Ваши проблемы от женщин. Не поехали б сегодня к барыне Суздальской – не морозили б сейчас места срамные.

– От женщин, Арсений, бед быть не может – запомни это, – продолжая улыбаться говорил Михаил, больше он не пытался делать вид, что чувствует себя виноватым, да и мёрзнуть перестал – уже почти оделся в праздничные одежды. Арсений, знавший хозяина с малолетства, постарался, чтобы тот не посрамил себя хотя бы нарядом на званом обеде. На который они, судя по всему, опоздают. И что с того? Всё равно никто не заметит. – Только радости, Арсений, только радости!

– И силу всю опять на глупости потратили! – продолжил распекать его слуга, не обращая внимания на «великие жизненные мудрости» Михаила Фёдоровича. О женщинах и их неоспоримых достоинствах Арсений успел много наслушаться, с тех пор как маленький Мишенька впервые заинтересовался тем, чем мальчики отличаются от девочек. Нет бы к учёбе столько рвения проявил! Не говоря уже о совершенствовании воздушного колдовства.

– И вовсе не на глупости, дорогой мой Арсений, сила моя мне только что жизнь спасла. Как бы я без неё с третьего этажа спрыгнул, а? Вот ты мне скажи!

Арсений предпочёл промолчать, понимая, что так они только ещё больше времени потеряют, если продолжат разговор, в котором верный слуга уже заведомо проиграл – хозяин всё равно останется при своём мнении.

– Арсений, поехали! – Михаил, едва закончив с нарядом, запрыгнул в бричку. – Там без нас самое вкусное съедят!

Слуга не уступал хозяину в ловкости, а быть может, и вовсе его превосходил, поэтому и в бричке оказался быстрее и сразу же взял в руки вожжи:

– Но! Пошла!

Как бы Арсений ни гнал коня, как бы быстро ни проносились поля и луга, а на званый обед в честь дня рождения Ольги Васильевны, княгини Вяземской, они всё равно опоздали.

Род князей Вяземских вёл свой отсчёт ещё со времён Рюрика и давно разросся несколькими сильными ветвями, но всё равно все беспрекословно подчинялись главе воздушных колдунов, коим нынче являлся князь Пётр Алексеевич Вяземский. На именины его супруги сегодня и собрались все хоть сколько-нибудь сильные колдуны из многочисленной семьи Вяземских. Колдунов из других родов решили не звать, но лишь из-за слабого здоровья княгини Ольги Васильевны.

По-хорошему, обед, если и проводить, стоило бы без самой именинницы, но князь настоял не только на том, чтобы она присутствовала, но и чтобы встречала гостей, как и полагается хозяйке. Всё это представление Михаил благополучно пропустил, чему нисколько не огорчился.

Двери в главный обеденный зал никогда не закрывались, поэтому Михаил прошмыгнул незамеченным и уселся на положенное ему место. Михаила Фёдоровича Вяземского как самого дальнего родственника и самого неспособного колдуна – ещё и, о ужас, сына давно почившего слабого колдуна и какой-то крестьянки – всегда садили в самом конце стола, где обычно и сидели точно такие же, как и он. Его это более чем устраивало – меньше внимания и больше свободы.

В одном он ошибся: его появление всё же заметили. Пётр Алексеевич, сидевший во главе стола, недовольно поджал губы и прищурился. Длилось это не дольше секунды, но Михаил успел хорошо прочувствовать взгляд князя. Куда приятнее было встретиться глазами с Родионом Петровичем, Родей, как все его называли. Единственный сын Петра Алексеевича и Ольги Васильевны, единственный друг Михаила не только в имении, но и вообще в роду Вяземских. Родя ободряюще улыбнулся ему и глазами указал на осетра – видимо, тот сегодня особенно удался. Михаил кивком поблагодарил Родю и, не особо слушая разговоры за столом, приступил к главному: еде.

И всё же не мог не поглядывать с сочувствием на именинницу. Ольга Васильевна сидела ни жива ни мертва и ни к чему не притрагивалась, лишь вымученно улыбалась, когда за её здоровье кто-нибудь из дорогих гостей поднимал бокал. Княгине сегодня исполнялось тридцать восемь, но с лёгкостью можно было подумать, что она ровесница мужу, хотя ему ещё зимой пятьдесят один стукнул.

Вот тогда устроили празднество так празднество! Не только все Вяземские явились в столичный особняк, но и князья Юсуповы – колдуны воды – и князья Кропоткины, ведавшие магией земли. Присутствовали и дворяне помельче, но имён и титулов их Михаил не запоминал. Ему-то зачем? Зато кого он хорошо запомнил, так это цесаревича Александра. Вот уж кто точно сможет повести державу за собой! Конечно же, Михаил желал доброго здравия Его Императорскому Величеству Ивану VI, но и за будущее Российской империи тоже радовался. Сразу видно, что цесаревич Александр – сильнейший колдун. Да и как иначе? В императорской семье испокон веков только такие и рождались. Никто, кроме них, не был способен одинаково хорошо владеть тремя магиями: воздуха, воды и земли.

– А теперь! – Пётр Алексеевич поднялся, и все вмиг замолчали. – Я предлагаю выпить за наш род Вяземских! Сильнейший род… после государева, во всей Империи! Пусть так и остаётся! Мы же, – он оглядел присутствующих, и каждому казалось, что князь смотрит именно на него, – сделаем для этого всё, что в наших силах, и даже то, что невозможно!

– Ура! – крикнул кто-то, и все дружно присоединились. Зазвенели бокалы, и снова начались разговоры.

Соседи Михаила по столу, такие же отщепенцы, как и он, болтать друг с другом не любили и предпочитали отдавать дань уважения отменной еде, князь Вяземский никогда не скупился на щедрый стол. Михаил насытился быстро и с удовольствием бы сбежал куда-нибудь подальше ото всех этих напыщенных родственников, но до начала танцев стоило всё же задержаться. А уж там можно будет и потихонечку выбраться из танцевальной залы. Тем более что ни одна барышня всё равно не пожелает танцевать с сыном неизвестной крестьянки.

Впрочем, благородные дамы никогда не чурались его общества, когда они оставались наедине. Как например, Анна Павловна, супруга одного из очень дальних родственников Михаила. Уж какая затейница в постели! Пожалуй, если ночевать останется, можно будет к ней и заглянуть. К тому же и супруг её охотно налегал на рябиновую настойку, даже незаметно пододвинул её к себе. Незаметно для других, Михаил же от нечего делать наблюдал за гостями. Его же в упор не замечали. Что ж, это даже удобно.

Оставалось ещё немного посидеть за столом, и начнутся танцы. А ведь Михаил танцевал весьма и весьма неплохо, Арсений хорошо его обучил. Только пока не было возможности показать своё мастерство. Ну и ладно, зато жизнь спокойная. Разве плохо каждый день пить, есть да по девкам бегать? Красота!

Внезапно в приоткрытое окно влетел лепесток яблоневого цвета. Никто не обратил на него внимания, кроме Михаила. Он опустил руку под стол и сложил вместе три пальца. Сперва ничего не происходило, но вдруг слабая, но точная струя воздуха подхватила лепесток у пола и закружила.

Танец лепестка длился недолго – порыв ветра унёс его прочь.

Глава 2

С праздника сбежать хотел не только самый слабый Вяземский, но и надежда всего рода, Родион Петрович. Как и Михаил, его дальний родственник и по совместительству лучший друг, он терпеть не мог семейные сборища. От отца ему достались недюжинные способности к магии воздуха, а от матери – слабое здоровье. Родя не раз слышал, как шептались за его спиной, мол, Родиону Петровичу да силушку Михаила Фёдоровича! Вот тогда бы и не было бы нужды переживать за судьбу рода князей Вяземских. Но то были пустые разговоры, ибо Родион даже бегать толком не мог, чтобы при этом не упасть и не повредить себе что-нибудь.

И всё же Родион, в отличие от Михаила, был вынужден остаться на танцы. Если бы он только посмел заикнуться о том, что ему нездоровится, Пётр Алексеевич потом спустил бы с него три шкуры, да ещё и матушке досталось бы за то, что плохо воспитала единственного сына. Но к удивлению Родиона, Михаил тоже не скрылся, как это обычно делал, когда доходило до танцев.

Родион с огромным удовольствием провёл бы вечер за разговором с другом, но отец терпеть не мог, когда его наследник на людях общался с тем, кто считался самым слабым за всю историю рода Вяземских. Родион искренне не понимал причину его злости – сам ведь привёз сюда Мишу, когда тому и года не исполнилось. Конечно же, Родион не помнил, как это произошло – всё-таки он младше Миши на полгода, но слышал много позже, что тогда Пётр Алексеевич велел всем обращаться с ним хорошо, потому что отец Михаила, Фёдор Васильевич Вяземский, спас ему когда-то жизнь, но умер до того, как сын родился. Хоть и от крестьянки безродной, а всё ж сын.

Однако с каждым годом Пётр Алексеевич относился к Мише всё хуже и хуже – магия воздуха тому почти не давалась. Листик с земли поднять, свечку задуть, помочь себе плавно с дерева высокого спрыгнуть – это он ещё мог, но не более. И, когда Мише исполнилось десять, плюнул на его обучение и отселил подальше, в старый, почти развалившийся охотничий домик. Спасибо, что хоть не одного – слугу с ним отправил, что ещё с собой привёз вместе с мальчонкой от отца его, Фёдора Васильевича. Наверное, если бы не Арсений, сгинул бы Миша ещё в младенчестве.

– Родя… – Мать затравленно посмотрела на него, не в силах самостоятельно подняться. Служанка её куда-то запропастилась, а князь и не подумал помочь ей подняться даже в её собственные именины.

– Да, матушка, – улыбнулся он ей и подал руку, вместе они и направились в бальную залу, где музыканты уже готовились к первому танцу.

Вяземские, как один, хоть и переговаривались между собой, а то и дело бросали подобострастные взгляды на Петра Алексеевича, он же не менял выражения своего привычно хмурого лица. Да и зачем для семьи стараться? Это же не с государем разговоры вести, только императору князь Вяземский и улыбался, да, пожалуй, ещё цесаревичу Александру и великой княжне Елизавете. Домочадцы же улыбок Петра Алексеевича не удостаивались. Справедливости ради, бранился он так же редко, как и улыбался. Хватало одного его взгляда, чтобы мурашки по спине побежали. Поэтому и приказания его исполнялись тотчас же и никогда не обсуждались.

– Ольга Васильевна, голубушка! Позвольте Вашу ручку! – Изрядно перебравший родственник, шатаясь, попытался склониться и уже тянул к её сухой и шелушившейся ладошке свои сальные, измазанные жирной едой губы. – Могу я…

Договорить он не успел, потому что ему на плечо положил руку Михаил и, стараясь чётко, но негромко выговаривать слова, произнёс почти у самого его уха:

– Николай Афанасьевич, я там видел, на столе ещё рябиновая настойка осталась, там, где я сидел. Последняя!

– Да-а? – округлились глаза родственника. – Ну, тогда… Это… – Олька…. Ольга Васильевна, не обессудьте! Дело у меня появилось…

– Конечно-конечно, – кивнула она и чуть не зашлась кашлем, но сумела сдержаться. – Идите, дорогой Николай Афанасьевич! Мы с Вами станцуем в другой раз.

Удостоверившись, что Пётр Алексеевич не смотрит – а мнение других его не волновало совсем, – он, цепляясь ногой за ногу, двинулся к двери. Всё время подозрительно шатавшейся.

– Нет ведь там никакой рябиновой настойки, – прищурившись, хмыкнул Родион.

– Да-а? – точно так же, как и благополучно скрывшийся в дверном проёме Николай Афанасьевич, округлил глаза Михаил. – Ну, надо же! Что ж теперь делать-то?..

Родион прижал указательный и средний палец к губам, чтобы не рассмеяться в голос. А Ольга Васильевна, тяжело опустившаяся в кресло, принесённое как раз для неё, выдохнула.

– Спасибо, Миша, – слабо улыбнулась ему она.

– А мне-то за что? – Он в притворном изумлении прижал руку к груди, но в глазах его плясали озорные чёртики. – Всего-то и помог дорогому гостю пойти туда, куда ему больше всего хотелось.

Загремела музыка, и начались танцы. На их открытии почти всегда присутствовал Пётр Алексеевич, однако тот вдруг куда-то запропастился. Но мало ли какие дела могут быть у князя? Он человек непраздный, плясать не любил, но при этом всячески поддерживал увлечение дворян танцами, за что те были ему благодарны.

К Ольге Васильевне больше никто не подходил, и Родион немного расслабился. Он встал у кресла матери и вместе с ней следил за парами. Вяземские не были бы Вяземскими, если бы всячески не показывали свою принадлежность к древнему роду. Как, например, сейчас, отплясывая мазурку, парили над полом. Никого ничего не удивляло. Да и как? Вяземские, как-никак, главные воздушные колдуны Российской империи. Зато на балах в столице было кого впечатлить – ни Юсуповы, ни Кропоткины не могли так блистать, хотя некоторые «умельцы» пытались, из-за чего потом пришлось восстанавливать пол, пробитый землёй и приводить в чувства дам, чьи платья промокли. То произошло ещё столетия назад, но до сих пор действовал указ о том, что в бальных залах можно применять лишь магию воздуха. Что немало возвысило Вяземских.

Михаил, никак не выдавая себя лицом, попытался хотя бы приподняться в воздухе, но тщетно – все силы ушли. Сперва – на прыжок с третьего этажа, а после – на крошечный лепесток яблоневого цвета. Теперь придётся несколько дней восстанавливаться. И тут Михаил хмыкнул, вспоминая сегодняшние приключения: прелести барыни Суздальской однозначно того стоили.

– Ты почему ещё здесь? – Родион, изрядно уставший стоять на ногах, спросил замечтавшегося друга.

– Да не могу тебя одного тут оставить, – сразу же отозвался он и подмигнул ему.

– Так и скажи, что приглянулся кто-то.

– А ты меня хорошо знаешь, – расплылся в улыбке Михаил.

Впрочем, он слукавил. Да, некоторые дамы бросали на него весьма и весьма недвусмысленные взгляды, но он, сам не веря себе, понял, что никто его не взволновал и спать он отправится к себе в охотничий домик. Один.

– Ты не меняешься, – закатил глаза Родион.

– А надо? – Михаил усмехнулся и снова прошёлся взглядом по танцующим и стоявшим у стен дамам. Нет, так никто и не взволновал.

– Даже знать не хочу, чью постель ты сегодня будешь греть!

– Хочешь присоединиться?

– Господи упаси!

Они не боялись говорить на столь фривольные темы: Ольга Васильевна дремала в кресле, гости были заняты собой, слуги стояли довольно далеко, чтобы что-нибудь расслышать за музыкой, а Пётр Алексеевич пока так и не объявился.

После танцев гостям предлагалось немного отдохнуть, погулять по чудеснейшему саду, чем многие и воспользовались. Ольга Васильевна при первой же возможности удалилась в свои комнаты, Родион с радостью последовал бы примеру матери, но не мог себе пока позволить уйти – знал, что отец разозлится, если не найдёт его среди гостей.

Михаилу же незачем было оставаться, мало кто заметил бы, если бы он совсем ушёл. Однако отчего-то он всё же задержался, хотя и сам не мог объяснить себе причину. В конце концов, он отбыл на обеде, а праздничный ужин для самых стойких – Николай Афанасьевич уже выбыл из их рядов – вполне можно было и пропустить. Даже Ольга Васильевна не собиралась на нём присутствовать. И всё же Михаил бесцельно прогуливался по саду вместо того, чтобы вернуться в свой охотничий домик, где Арсений уже наверняка подготовил для него постель – знал, что хозяин этой ночью не сомкнул глаз.

Можно было бы продолжить беседовать с Родионом, однако Пётр Алексеевич уж точно бы не обрадовался, если бы застал его рядом с наследником на виду у всей родни. Отчего-то он считал их дружбу зазорной. Ему совсем не нравилось, что у Михаила было то, чего так не доставало Родиону: отменного здоровья.

В какой-то миг Михаилу надоело бродить, и он присел на скамейку за кустами сирени и принялся наслаждаться цветением яблонь, как всегда, прекрасных и чарующих своей простой и трогательной прелестью.

– И что мы делать будем? – негромкий голос раздался откуда-то из-за спины. Михаил и забыл, что за кустами располагалась ещё одна скамейка, даже более уединённая, чем та, на которой он сидел.

– Это уж как Пётр Алексеевич решит… Мы с тобой, Гриша, люди маленькие. Что князь скажет, то и будем делать.

– Да знаю я… Тошно только от этого! Мы с тобой тоже Вяземские, и не самые последние. А он никого не слушает, даже нас!

– Ты, Гриша, не кричи! – взволнованный голос стал тише и немного прерывался, как если бы его обладатель озирался по сторонам. – Коль имений своих лишиться не хочешь, прикуси язык.

Что ответил тот самый Гриша, в котором Михаил узнал Григория Павловича, главу одной из ветвей Вяземский, осталось неизвестным. Второй голос скорее всего принадлежал Андрею Дмитриевичу, ставшему Вяземским только после женитьбы на Софье Вяземской. Михаил запомнил его человеком крайне осторожным. Впрочем, не сказать, что он его особо занимал. Он предпочёл бы вообще скрыться отсюда. Меньше всего он хотел слушать о том, кто и что думает о Петре Алексеевиче.

Поэтому Михаил тихонько встал и осторожно двинулся прочь от скамейки, жалея только о том, что не удалось как следует насладиться видом цветущего сада. С другой стороны, несколько дней ещё оставалось до того, как лепестки опадут на землю.

И вдруг он увидел, что навстречу ему идёт никто иной как сам князь Вяземский, о котором, как старые сплетницы за кустами сирени, только что шептались Григорий Павлович и Андрей Дмитриевич. Бежать было некуда, и Михаил почтительно склонил голову:

– Ваше Сиятельство.

Князь прошёл мимо, как если бы не заметил его. Но Михаил, ловивший его взгляд, увидел, что глаза Петра Алексеевича чуть сузились.

И Михаил почувствовал во рту солоноватый привкус крови – от напряжения прокусил себе губу.