Текст книги "Огненный меч Империи (СИ)"

Автор книги: Алла Касперович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

Глава 24

Михаилу казалось, что он находится во сне. Иначе как объяснить то, что сам цесаревич, его кумир, взял его к себе на службу, да ещё и жалование назначил такое, что не было понятно, на что вообще такие деньжищи тратить! Дом Михаил пока покупать не собирался, жениться и детей заводить – тоже, гулякой он никогда не был – вылазки в постели прекрасных женщин не считаются, то было, скорее, от скуки, – зато Арсению больше не придётся махать метлой на московских улицах, и он наконец заживёт так, как того заслуживает. Именно мысль о том, что он всё-таки отплатит доброму слуге, родному по духу человеку, грела Михаила больше всего. К тому же он сможет возместить и убытки Ирине Григорьевне и как-нибудь порадовать Полину, правда, пока не придумал как, но намерен был во что бы то ни стало отблагодарить ведунью.

Ирину Григорьевну с трудом удалось вытащить из библиотеки, где она закопалась среди книг, когда-то принадлежавших императрице Софье. Почтенная вдова, опытная колдунья, хозяйка прибыльного доходного дома, словно маленькая девочка, она просила «ну ещё минуточку, ещё одну страничку». Удалось выманить её только тем, что ей было позволено приезжать в Воробьёвский дворец вместе Михаилом и, пока он тренируется, сидеть в библиотеке. Колдунье пообещали поставить стол туда, где ей будет удобно, а заодно и снабдить письменными принадлежностями, если таковые ей потребуются.

К сожалению, с мечтой о том, чтобы опубликовать работу об огненной магии, Ирине Григорьевне пришлось распрощаться. Во всяком случае до тех пор, пока цесаревич не даст своё высочайшее разрешение. Спорить с будущим императором она, разумеется, не стала, но надеялась когда-нибудь его уговорить. А пока довольствовалась тем, что могла как следует изучить труды колдунов и прочих учёных, о которых раньше и мечтать не смела.

Дела доходного дома не позволяли Ирине Григорьевне отлучаться каждый день, да и нельзя было бросать их на плечи Полины. И если с домашними делами ведунья справлялась прекрасно, то, когда доходило до того, чтобы вести разговор с кем-нибудь из мужчин, особенно незнакомых, на неё рассчитывать никак было нельзя.

Что же до Арсения, то он безмерно обрадовался тому, что его хозяина приветил сам императорский наследник, но в то же время обеспокоился. До приезда в Москву Михаил Арсеньевич, бывший тогда Фёдоровичем, жил в относительной безопасности, вне семьи его никто не знал, а соответственно, и не воспринимал всерьёз. Кому мог помешать слабый колдун, которого стыдится свой же род? Нынче же Михаил Арсеньевич должен был стать костью поперёк горла у тех, кто шёл против цесаревича. Его враги должны превратились во врагов Михаила Арсеньевича. И Арсений, хоть и радовался за хозяина, а сердце всё равно было не на месте. Как он потом будет в глаза Акулине смотреть, если не убережёт её Мишеньку? А как он его убережёт? Простой крестьянин? Дворник?

Службу Арсений, кстати говоря, бросать не стал, объяснив тем, что ему всё равно больше нечем заняться – во дворец Воробьёвский, кроме Михаила Арсеньевича и Ирины Григорьевны, никого больше не приглашали. Да и кто его знает, сколько милость царская продлится, а так какая-никакая деньга в кармане и скопится. Арсений обещал о Михаиле заботиться? Обещал! И от слов своих отказываться не собирался.

И вот уже лето подходило к концу, и всё это время Михаил Арсеньевич Морозов ежедневно ездил в Воробьёвский дворец, не пропустив ни единого дня. Порой к нему присоединялась и Ирина Григорьевна, однако всё реже и реже. Но вовсе не потому, что её перестала интересовать библиотека императрицы Софьи. Скорее уж, колдунья старалась не слишком нагло пользоваться расположением цесаревича к её подопечному. В конце концов, нужно и меру знать, иначе совсем на дверь укажут. Никто не говорил, что Ирина Григорьевна неугодна во дворце, однако она сама иногда ловила на себе немного напряжённый взгляд Феофана Ильича.

И последней, но не менее веской причиной, почему Ирина Григорьевна решила сократить свои поездки в Воробьёвский дворец, стало то, что её, будто нарочно, отпаивали кофе. И никакой шоколад, которым её щедро потчевали, не возмещал все страдания земляной колдуньи. Кроме того, добавилась ещё и некоторая взвинченность, из-за которой с трудом удавалось заснуть. Если бы не снадобья Полины, ходить бы Ирине Григорьевне с дёргающимся глазом, серым лицом и недобрыми помыслами.

Михаил же нисколько не страдал от того, что его поили кофе, а всё потому, что он настолько выматывался, что дремать начинал ещё в карете по дороге к доходному дому, ставшему родным. Ночью сны не приходили, давая голове огненного колдуна так необходимую ей передышку. На тренировках приходилось не только оттачивать все движения, но и разрабатывать всё новые и новые способы, как лучше применять огонь во время боя.

Цесаревич Александр, как и предупреждал, не особенно церемонился с учеником. Арсений ежедневно охал и ахал, когда видел новые ссадины, порезы и раны на теле хозяина. Полина на них извела добрую часть своих травяных запасов и упросила Ирину Григорьевну на несколько дней свозить её в родной лес, чтобы кое-что заготовить. Остальное же она собиралась купить у других ведуний в окрестностях Москвы. Пусть ведунство и не поощрялось, но это вовсе не означало, что его не существовало. Когда припечёт, и не только к ведунье побежишь. Ни с кем из них Полина лично знакома не была, но, если знать, у кого спросить, можно отыскать кого угодно.

И забота Полины, и природная живучесть, и недюжинное желание стать как можно сильнее помогали Михаилу не сдаваться и стремительно продвигаться к своей цели. Первое время он боялся отвечать ударом на удар – как бы там ни было, а навредить будущему императору – сродни государственной измене. Однако быстро понял, что, если не будет сражаться всерьёз, то Арсению придётся его оплакивать очень и очень скоро.

Разумеется, цесаревич не дрался с ещё неопытным бойцом в полную силу, а постепенно её наращивал. Михаил был за то ему особенно благодарен, когда, спустя месяц тренировок, смог на собственной шкуре проверить мощь императорской магии. Выбрался он тогда из тренировочного зала еле живым, зато воодушевлённым – поражение не сломило его, а показало, куда ему стремиться. Он и до того старался, но после того дня будто в нём треснула какая-то преграда, и он словно обрёл второе дыхание.

Первый месяц Александр проводил с ним не меньше двух часов в день, но не в одно и то же время – государственные дела не ждали. А после он всё чаще и чаще оставлял огненного ученика одного. Михаил, окрылённый успехами, и не думал уклоняться от тренировок. Наоборот, не опасаясь причинить вреда цесаревичу, он мог как следует развернуться. Благо стены тренировочного зала, в котором вполне можно было бы провести бал на человек двести-триста, выдерживал любую стихию, включая и огонь.

В конце августа Александр уехал в Петербург. Михаил хотел было напроситься с ним, но передумал – не чувствовал, что уже достоин того, чтобы сопровождать цесаревича, а сам тот не предложил. Царевна Елизавета поехала вместе с братом, потому что именно она должна была встретить очередного посла, выступавшего сватом своего господина. От её имени вполне мог ответить и император, но он вдруг решил, что соскучился по дочери, а сына он и так видел довольно часто.

Михаил всего разок и встречался с царевной – их представили друг другу на следующий день, как он согласился стать верным слугой императора. Больше их пути с Елизаветой Ивановной не пересекались, но ему хватило и первого впечатления. Маленькая, совсем ещё девочка, она в тоже время не выглядела беззащитной. Даже на расстоянии чувствовалось, что в ней плещется и просится наружу великая сила. Вот только выйти ей так и не дадут, ведь женщины-колдуньи никогда не участвовали ни в настоящих сражениях, ни в тренировочных боях. Их главная задача – передать свою магию детям. Михаил всегда воспринимал такое положение дел как само собой разумеющееся, однако его мнение в корне поменялось, когда в его жизни появилась Ирина Григорьевна. Вот уж кто с лёгкостью заткнул бы за пояс даже самых прославленных колдунов. Возможно, с князьями ей и не справится, но лишь потому, что ей никто не дал возможность развить свои навыки. А уж о любви к наукам и говорить не приходилось! Михаил мог только позавидовать её склонности к учёбе, терпению и не угасшему с годами детскому любопытству.

Со дня на день должен был вернуться цесаревич. Никто не знал, когда именно, однако Воробьёвский дворец был полностью готов его встречать. Михаил ждал своего царского наставника с нетерпением – надоело оттачивать огненные навыки в одиночестве. Других колдунов для тренировок не приглашали, чтобы раньше времени никто не прознал, что за спиной Его Императорского Высочества притаился огненный колдун.

День для Михаила начался как обычно за это лето с тех пор, как он обрёл себе покровителя. Проводив Арсения на службу – хотя тот всё время ворчал и требовал, чтобы хозяин лучше поспал лишний часок, – Михаил брился, одевался и спускался в столовую, где и завтракал с такими же ранними пташками, как и он. К счастью, о том, что он спас ребёнка из пожара, вскоре позабылось, и больше не было нужды сбегать в гостиную Ирины Григорьевны, чтобы поесть в тишине и спокойствии. Сама же земляная колдунья в последнее время предпочитала подольше понежиться в постели. Каждый вечер она засиживалась допоздна с бумагами, а утром никак не получалось встать. Обычно кроткая и послушная Полина ни в какую не соглашалась потчевать хозяйку зельем бодрости. Если дать ей волю, то она только на нём жить и станет, и совсем позабудет, что такое здоровый сон.

После завтрака Михаил оправился к Ирине Григорьевне, чтобы узнать, поедет ли она во дворец с ним сегодня.

– Спит ещё, – не поднимая глаз пробормотала Полина, – три часа как улеглась только.

– Понятно… – протянул Михаил. – Значит, один поеду.

Он собрался уже было уходить, но ведунья его остановила.

– Михаил Арсеньевич! Вы б поговорили с ней! Совсем меня не слушает! Здоровье своё гробит!

– Думаешь, меня послушает? – хмыкнул он. – Ладно, не бойся, поговорю, когда вернусь.

Полина, так и не взглянув на его, кивнула и юркнула за дверь хозяйской спальни. Михаил же, постояв с полминутки, как если бы чего-то ждал, покачал головой и ушёл. И только когда его шаги стихли, Полина осмелилась выглянуть и посмотреть ему вслед. Дух его по-прежнему ощущался, и ведунья одними губами произнесла заговор на защиту. Крошечные огонёчки, невидимые посторонним, мгновенно вспыхнули и понеслись вслед Михаилу. Полина проделывала такое каждый день – какая-никакая, а помощь.

Михаил же, покинув доходный дом, никуда не спеша зашагал по московским улочкам, наслаждаясь по-летнему тёплым утром. Осень уже витала в воздухе, но ярче напоминала о себе ближе к вечеру. Народ вокруг суетился, у каждого находились дела, и только Михаил совсем не торопился. По дороге он купил свежий, ещё не остывший до конца калач и потихоньку откусывал по кусочку – пирожные в кофейне, куда он направлялся, ему осточертели. Настолько, что он совсем перестал их заказывать и давился исключительно кофе – так и не смог привыкнуть к его вкусу.

– Доброе утро, Михаил Арсеньевич! – радушно встретил его сам хозяин кофейни.

– Доброе утро, Степан Петрович! – приветствовал он его в ответ.

– Вам как обычно?

– Будьте так любезны.

Столик прямо около чёрного входа всегда свободным дожидался своего особого гостя. Получив привычную чашку кофе, Михаил сделал несколько глотков и, убедившись, что на него никто не смотрит, вышел на задний двор, где на своём обычном месте стояла неприметная карета – в жизни не догадаешься, что она принадлежит императорской семье.

– Доброго утречка, Михаил Арсеньевич! – возница широко ему улыбнулся и поклонился.

– Доброго, Егор, доброго. Как твоя спина?

– Совсем не болит, Михаил Арсеньевич! Помогла Ваша мазюка!

– Я рад.

На прошлой неделе, когда Егор вот точно так же приезжал за ним, Михаил заметил, что он не в духе и то и дело морщится. На следующий день всё повторилось. Как оказалось, Егор спину сорвал, когда зятю дом строить помогал. Михаил на завтра принёс вознице бутылёк из тёмного стекла, в который Полина налила какую-то пахучую, что аж в носу свербело, жидкость.

– Молиться за Вас буду, Михаил Арсеньевич!

– За меня не надо, Егор, – улыбнулся он. – Ты лучше про Полину вспомни, это она лекарство сделала.

Приученный не задавать лишних вопросов, Егор кивнул:

– И за Вас молиться буду, и за Полину Вашу!

Возница сперва открыл дверь для Михаила, а затем резво вскочил на козлы, радуясь тому, что спина совсем не болит, и, петляя по улицам, как и каждое утро, повёз своего благодетеля в Воробьёвский дворец. Как и всегда, Михаил не приближался к окнам, но при этом нашёл удобное положение, чтобы любоваться видом из них. Карета всякий раз везла его другой дорогой, и Михаил успел изучить Москву вдоль и поперёк. Когда Ирина Григорьевна ездила с ним, развлекала его тем, что рассказывала о разных зданиях и о забавных случаях, свидетельницей которых стала сама, а о некоторых ей ещё покойный муж поведал. Молчала она только тогда, когда они проезжали Хитровку. Это место по-прежнему вызывало боль в груди Михаила. Но в то же время оно будто придавало ему сил – напоминало о том, как Пётр Алексеевич отрёкся от него на глазах у всей Москвы, у трёх княжеских родов, на глазах у цесаревича.

Когда карета выехала из города и направилась к Воробьёво, Михаил пересел ближе к окну и без опасений выглянул, чтобы насладиться прекрасным и немного печальным видом увядающего лета. Вспомнился охотничий домик на краю леса, маленький, но милый сердцу, всё-таки там прошли не самые плохие годы жизни Михаила. Если не считать того, что каждый его день был подобен предыдущему и ни к чему не вёл. Хоть и сейчас его дни походили друг на друга как близнецы, но разница была очевидна: у него была цель, и он к ней не просто шёл, он к ней нёсся быстрее, чем дикий конь, убегающий от тех, кто хочет его пленить.

– Феофан Ильич! – выйдя из кареты, Михаил пересёкся с правой рукой цесаревича, тот сам собирался куда-то уезжать. – Доброе утро!

– Доброе утро, Михаил Арсеньевич, – коротко кивнул он. – Я по делам ненадолго, а Вы пока тут сами. Если что, знаете…

– Не беспокойтесь, Феофан Ильич! Я со всем справлюсь! – с улыбкой заверил он его Михаил. – Обещаю, дворец не сожгу! В смысле, постараюсь.

– Ну и шуточки у Вас, Михаил Арсеньевич, – покачал головой старик, и даже его кустистые брови будто ещё больше распушились, зато в глазах появилась смешинка. Каким бы суровым он ни старался выглядеть, а Михаил сумел разглядеть в нём весельчака, пусть и глубоко запрятанного. – Но если что…

– Езжайте, дорогой Феофан Ильич! – Михаил легонько похлопал его по плечу. Любой другой бы уже руки лишился за подобную дерзость, но огненному колдуну в Воробьёвском дворце сходило и не такое. Каким-то образом он сумел подобрать ключик к сердцам его обитателей. – Я за всем пригляжу!

– Вы лучше за собой приглядите!

Михаил дождался, когда Феофан Ильич заберётся в карету, помахал ему и только тогда пошёл к крыльцу, где слуга открыл для него дверь. В провожатых огненный колдун не нуждался, он настолько привык к окружавшей его роскоши, что давно перестал глазеть по сторонам с открытым ртом. Зато всегда замечал людей, вот и сейчас поинтересовался у горничной, протиравшей пыль на золочёных рамах картин:

– Мила, как мама? Поправляется?

– Вашими молитвами, Михаил Арсеньевич! – улыбнулась она щербатым ртом.

Ирина Григорьевна как-то обмолвилась о том, что император помешался на внешней красоте и украшал не только свои дворцы, но и требовал, чтобы все слуги были как на подбор красавцы удалые, а служанками брал только самых прехорошеньких. Цесаревич же никогда не смотрел на внешность, его интересовали только личные качества, ему было всё равно, как выглядит человек, если он честный, работящий и неглупый. И главное, преданный ему, Александру Ивановичу, будущему императору.

– Вот и хорошо, – ответил ей на улыбку Михаил. – Мила, а принеси мне чайку с баранками, а?

– Будет сделано, Михаил Арсеньевич! – закивала она и понимающе с ним переглянулась. Во дворце никто не мог понять тяги цесаревича и Феофана Ильича к кофе. Вот чай да с вареньицем малиновым – совсем другое дело!

Михаилу полюбилась небольшая гостиная, где, как ему рассказал кто-то из слуг-старожилов, когда-то частенько сидела за книгой императрица-покойница. В гостиной будто до сих пор сохранилось её тепло, и Михаил чувствовал себя там как дома. Как если бы его и правда здесь всегда ждали. Выпив чаю вприкуску с баранками, Михаил потянулся и с довольной улыбкой отправился совершенствовать свои огненные навыки. Пока в одиночестве, но ведь должен же цесаревич когда-то вернуться.

Тренировочный зал Его Императорского Высочества располагался на первом этаже западного крыла, выдавали его крошечные окна. Большие, на полстены в подобных местах никогда не ставили, иначе можно было бы разориться на стёклах, ведь бились они довольно часто. На стенах висели мишени разных размеров, а за некоторыми неприметными дверями прятались чучела, на которых было удобно отрабатывать удары. И главное, не жалко.

Перед тренировкой Михаил всегда переодевался в одежду попроще и поудобнее. Жалование он уже своё получал, но тратить его направо и налево не стал, да и не сумел. Внезапно обнаружил у себя черту, о которой даже не подозревал: не мог позволить себе пускать на ветер деньги, хоть и сам их заработал. К тому же он очень хотел вернуть Роде долг, но пока не знал, когда с ним увидится.

Небольшая разминка, и вот уже Михаил начал палить по мишеням, но так, чтобы огонь совсем чуть-чуть до них не долетал. С каждым разом колдун отходил на шаг или на два, но всегда выдерживал одно и то же расстояние огня от мишени. Трудно, требовалось очень много сосредоточенности, но именно своей сложностью это упражнение Михаилу и нравилось, ведь у него получалось!

Внезапно входная дверь отворилась. Никто из слуг не посмел бы войти в зал во время тренировки – так можно и жизни лишиться. А значит, случилось нечто чрезвычайное.

Молниеносно втянув в себя огонь, чтобы ненароком никого не ранить, колдун резко развернулся лицом к двери.

– Ваше Императорское Высочество! – обрадовался Михаил. – Что ж Вы не…

Вместо приветствия Александр напал без предупреждения, направив на него одновременно и воду, и ветер, а земля прошла под ногами, подняв Михаила над полом и не дав ему ни секунды на раздумья. На мысленный зов цесаревич не отвечал, и Михаилу ничего не оставалось, как включится в бой. Да и разве мог он иначе?

Зал наполнился огнём, водой, ветром и землёй, стены тряслись, грохот стоял страшный, а два колдуна сражались не на жизнь, а на смерть. Секунды сменялись минутами, минуты – часами, а никто и не думал сдаваться. Оба колдуна бились на равных, ничем не уступая друг другу. В какой-то миг Михаил почувствовал, что атаки цесаревича стали слабее, совсем немного, но он заметил. И тогда огонь, почуяв запах победы, с удвоенной силой направился на противника, загоняя того в угол.

«Всё! Михаил! Мы закончили!»

И внезапно всё стихло. В зале после ожесточённого боя господствовала полная разруха, мишени по полу рассыпались ошмётками, все стёкла разлетелись мелкими осколками. Цесаревич и Михаил лежали около друг друга на спинах, широко раскинув руки, и тяжело дышали. Тела обоих были перепачканы, волосы торчали дыбом, кое-где виднелись проплешины, а о синяках, порезах и вывихах и говорить не стоило. Хорошо, если обошлось без переломов. От царского одеяния остались лишь жалкие клочки, простая мужицкая одёжка, которую Михаил надевал на тренировки, пострадала немного меньше, но тоже выглядела не лучшим образом.

Говорить вслух сил не осталось.

«Всё, Миша, ты готов».

«Готов к чему?»

«Готов показать себя им».

Глава 25

Несколькими днями ранее

– Гришка, тудыть-раструдыть! Где тебя черти носят? – кипятилась Марфа, выискивая глазами племянника, но того и след простыл. – Ух, попадись ты только мне!

С недавних пор Гриша повадился из Большого дома сбегать под любым, даже самым глупым предлогом. Марфа племянника и ругала, и запугивала, и увещевала, а всё никак не могла до него достучаться. Ну, где он привидение увидел? Никто, кроме него, с покойницей, Ольгой Васильевной в коридорах дома и не встречался, а он всё заладил: ходит, стонет, руки белые, прозрачные тянет. Небось, выпил со крепенько, вот оно ему и привиделось. Зачем княгине после смерти бродить по дому, в котором ей никогда не жилось счастливо?

В конце июня Ольга Васильевна померла, отмучилась горемычная. Схоронили, всё как положено, так зачем ей из могилы выходить да людей честных пугать? Ладно бы ещё к Петру Алексеевичу или Родиону Петровичу приходила, так она Гришку непутёвого стращать вздумала? Сказки какие-то! Ленится он работать, вот и придумывает всякое. Хорошо хоть князю не до него, а не то попал бы под горячую руку – только вспоминай его потом. Был бы тут Михаил Фёдорович, вразумил бы, а так – тьфу!

Да и Родион Петрович совсем зачах, как мамки его не стало, и поддержать его некому. Эх, Михаил Фёдорович, Михаил Фёдорович… Вот совсем Большой дом без него разваливаться стал, а ведь как тут был, так и гвоздём лишним казался, а оно вон что.

– Гришка, гад ты! Гришка! – Марфа, пыхтя, бегала по саду. И мальчонку бы какого отправить, да все куда-то подевались. Знамо, опять прятались. Очень уж все «астролуха» боялись. – Гришка, тудыть-растудыть!

Вот так кричать в доме кухарка сейчас ни за что бы не решилась. Пётр Алексеевич, как гонец из Москвы прискакал, уже несколько дней сам не свой ходил. Даром что солнышко сентябрьское хорошо косточки грело – всё из кабинета своего носа не показывал.

Слыхала Марфа, что опять цесаревич колдунов в Москву созывает. Случилось у них там, что ли, опять что-то? В прошлый раз после такого Михаил Фёдорович домой не вернулся. А теперь кто? Родион Петрович? Или сам князь?

– Типун мне на язык… – пробормотала Марфа, а затем для верности ещё и перекрестилась. – Гришка! Дурень ты подзаборный! Живо сюда!

А он, притаившись в сиреневых кустах, с опаской выглядывал из-за пока ещё не поредевших листьев. Ну уж нет, ни за он в Большой дом не вернётся, пока там «этот». Страшный такой, «астролух» их этот! Чёрт он рогатый, а не… а не… Вот чёрт его и знает, кто он такой!

Настоящее время

В своей не такой уж долгой жизни Михаил ни разу так сильно не волновался. И если бы не успокоительная настойка Полины, наверняка бы что-нибудь – совершенно ненамеренно! – сжёг. Михаил всё никак не мог поверить, что цесаревич, которого он считал самым разумным человеком всей империи, втянул его в подобное безумство. Разве он, без году неделя огненный колдун, мог в одиночку тягаться с княжескими родами⁈ Пусть и не со всеми, а с представителем от каждого, но всё-таки!

Александр Иванович определённо слишком высокого о нём мнения! Да, Михаилу удалось одержать верх над цесаревичем в честном бою. Да, на следующий день тоже. Но ведь это ещё ничего не значило! Может, устал с дороги Александр Иванович или ещё что…

А что он? Да ещё если против князя выступить… Только от одной мысли об этом Михаилу делалось дурно. Нет, он, конечно, хотел показать Перу Алексеевичу, как сильно изменился, и чтобы тот пожалел, что изгнал его из рода, и чтобы… Но не так же скоро! Михаил чувствовал, что ещё не готов. Цесаревич же считал по-другому. Хотел бы и Михаил вот так же в стобы хорошенько всё рассмотреть. Слишком близко простой люд подходить опасался – кто их знает, этих колдунов, что им в голову взбредёт. О том, что бои будут не совсем обычными, никто пока не догадывался.

Чем ближе к Хитровке, тем сложнее было пробираться карете. Если бы перед ней ехала охрана, то и проволочек бы не случилось. Но следовало соблюдать тайну, чтобы никто прежде времени не прознал, кто в карете и зачем он явился на Хитровку, поэтому и приходилось ползти сквозь толпу зевак, то и дело на кого-то прикрикивая, чтобы не попали под копыта или под колёса.

Наконец возница остановился неподалёку от огороженной части, где и должны были состояться бои. Как и условились, Михаил вышел одетый в длинный плащ, капюшон скрывал лицо. От любопытных взглядов всё равно не скрыться, но до поры до времени никто не прознает, что же за таинственный человек прибыл на Хитровку. Явился он уже после того, как Вяземские, Юсуповы и Кропоткины заняли свои места в ожидании того, когда их почтит своим присутствием цесаревич Александр. Его пока никто не видел, зато по толпе уже прошли шепотки, что сегодня на Хитровке будет и царевна Елизавета.

– С Богом, Михаил Арсеньевич, – шепнул ему возница.

– С Богом, Егор, – кивнул ему он.

Михаил прошёл дальше, куда ему указывали, стараясь при этом не смотреть в ту сторону, где сидела его бывшая родня. Он знал их всех, и они его знали. Но никто в тот раз и не подумал за него вступиться или хоть словом, взглядом поддержать. Один лишь Родион не отрёкся от него. Как он? Не хворает ли? Здесь ли он? Наверняка здесь – Пётр Алексеевич ни за что бы не потерпел, если бы его единственный сын – единственный, ха! – не смог бы присутствовать на столь важном для рода мероприятии.

– Михаил Арсеньевич, сюда, – позвал его Феофан Ильич и провёл к палатке, вокруг которой с грозными лицами стояли охранники.

Внутри палатки, кроме зашедших Михаила и Феофана Ильича, никого больше не было.

– Подождите здесь, Михаил Арсеньевич. Я Вас позову.

– Хорошо, – кивнул он.

Феофан Ильич вышел, и Михаил остался один. Он сел на единственный стул и взял с небольшого столика кружку воды, явно предназначавшуюся для него. Сделав несколько глотков, он поставил её на место и приготовился ждать. Сердце предательски колотилось.

А меж тем народ прибывал и прибывал. Кто-то пустил слух, что сегодняшние бои сумеют удивить. Что отыскался такой колдун-силач. Что готов бросить вызов любому колдуну. Хоть Вяземскому, хоть Кропоткину, хоть Юсупову. Разумеется, здесь не обошлось без Феофана Ильича. И вскоре разговоры дошли и до княжеских семей. Большинство восприняло слухи как шутку, а кое-кто и вправду обеспокоился. Призыв цесаревича хоть и не стал такой уж неожиданностью для князей, но вся таинственность, что за ним последовала, настораживала. Неудивительно, что каждый из них пригласил к себе Якова, чтобы посоветоваться. И ответ для все был приблизительно один: звёзды молчат.

«Ты справишься!» – раздалось в голове.

«Ваше Императорское Высочество!» – обрадовался Михаил.

«Скоро начнём. Я в тебя верю».

Самого цесаревича в палатке не было – Михаил бы его увидел, но даже просто услышать ободряющие слова уже дорогого стоило. И всё же сейчас Михаил не отказался бы от ещё одной капельки чудодейственной настойки Полины. Интересно, а сама ведунья придёт посмотреть на него? Вряд ли. Зато её драгоценная хозяйка обязательно явится, да и Арсений ни за что не пропустит такое зрелище.

Как же мучительно ждать! Знать бы ещё, что там происходит, пока он отсиживается в палатке…

А там происходило ровно то, что и должно было: княжеские семьи расселись по стульям, выставленным на ступеньки, которые всегда привозили сюда, когда цесаревич устаивал бои. Согласно давним традициям женщины тоже присутствовали, но никогда не участвовали. Князь Юсупов и князь Кропоткин всегда приезжали с супругами, как и сегодня, и только князь Вяземский неизменно появлялся в одиночестве. Все были прекрасно осведомлены, что княгиня не могла похвастаться хорошим здоровьем. Нынче же Пётр Алексеевич и вовсе был вдовцом, зато рядом с ним сидел красавец сын, гордость Вяземских. Правда, поговаривали, что ему от матери досталось слабое здоровье, но доподлинно никто не знал. Разве что Вяземские, а они своих никогда не выдавали. Впрочем, как и Юсуповы, и Кропоткины.

Наконец на мраморный пьедестал взошёл Его Императорское Высочество Александр, рядом с ним встала и Её Императорское Высочество Елизавета. При их появлении народ возликовал и понеслись приветственные и восхваляющие выкрики – москвичи знали, кого следует благодарить за процветающий город. Но как только цесаревич поднял руку, всё стихло.

– Приветствую вас, – заговорил он, оглядывая толпу, голос его свободно разносился над Хитровкой. И казалось, что взгляд цесаревича пронзал каждого, но вместо боли он вызывал благоговение. – Мы все знаем, что Родина наша сильна. И сила её во многом зиждется на вас, – он на несколько мгновений замолчал, – и на трёх магиях. Наши роды сильны. Воздух, вода, земля – всё при нас. Но… – Александр встретился глазами с каждым из князей, дольше всего задержавшись на Вяземском, а затем снова обратился к толпе: – Но сегодня я хочу показать вам, что есть ещё одна сила, ещё одна магия. И он сделает нас ещё могущественней!

По толпе пробежались шепотки, никто не понимал, о чём он. И только среди колдунов появились догадки, но вслух их произнести никто не решался.

– Представляю вам Михаила Арсеньевича Морозова, первого и единственного огненного колдуна!

Вяземские, Юсуповы и Кропоткины застыли на своих местах, в толпе же заволновались. Огненный колдун? А разве такое бывает? Разве с огнём можно совладать?

И тут рядом с цесаревичем и царевной Елизаветой появился человек в длинном плаще, лицо его скрывал капюшон.

– Михаил Арсеньевич Морозов, – повторил Александр. Говорил он спокойно, и только люди из его близкого круга смогли бы уловить в его голосе нотки торжества.

Михаил снял плащ и передал его Феофану Ильичу, стоявшему рядом с пьедесталом.

– Не может быть! – ахнул кто-то из женщин со стороны Вяземских, Михаил когда-то побывал в её постели.

Больше никто так явно не высказался, но поражены были все. Михаил Фёдорович Вяземский, слабый воздушный колдун, изгнанник из рода? Тот самый Михаил? Что за Морозов? Почему Арсеньевич? Огненный колдун? Уму непостижимо! Юсуповы и Кропоткины нисколько не удивились его личности – мало кто запомнил «самозванца» Вяземского с прошлых показательных боёв. Но огненный колдун? Что за чушь⁈ Но разве стал бы цесаревич так шутить с теми, кто служил ему щитом от врагов, кто верой и правдой его защищал? Немыслимо! Значит, магия огня действительно существует? Но как?

Родион повернулся к отцу и застыл – лицо Петра Алексеевича превратилось в восковую маску, но по коже поползли алые пятна, а глаза нездорово блестели.

– Отец? – шепнул Родион, но ответа не получил.

– Михаил Арсеньевич, – снова обратился к огненному колдуну Александр, – будьте любезны, покажите нам, что Вы и вправду владеете огнём.