Текст книги "Огненный меч Империи (СИ)"

Автор книги: Алла Касперович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)

Глава 9

Два дня Михаил не вставал с постели, но попал он туда далеко не сразу.

А в тот день, когда в показательном бою сошлись три стихии, и после на Белокаменную обрушился ливень, сменившийся непрекращающимся дождём, Арсений увёз хозяина в дом купца Агафонова. Иван Филиппович, добрейший человек, не стал выгонять гостей в такую погоду и позволил им задержаться до утра, ни Михаил, ни Арсений в ту ночь так и не сомкнули глаз, но и не разговаривали – было о чём подумать.

Как бы Иван Филиппович ни сочувствовал Михаилу, а оставить его гостить у себя более не мог. Купец долго извинялся за то, что приходится вот так лишать и его, и его слугу приюта. Но ничего не поделаешь – Агафоновым ещё тут жить, а стать недругом Вяземских уж точно не хотелось. На площади было много знакомых и даже кое-кто из родни, и наверняка кто-нибудь да запомнил, как выглядел человек, которого при всех сам князь Вяземский назвал самозванцем. Не так он, конечно, выразился, но народ отчего-то повторял именно это слово. Спасибо хоть, что не придумали чего похуже.

Сердобольный Иван Филиппович даже денег предлагал Михаилу дать, но тот отказался. Хватит уже и того, что он у Родиона занял, и теперь вообще не представлял, как будет отдавать. Не знал, и как будет в глаза ему глядеть. Это же надо было так подставиться! Стал бы где-нибудь в конце, так нет же! Поближе надо! И на что надеялся? На то, что никто в толпу смотреть не будет? Так, так оно и было. Если бы только не соврал он тогда цесаревичу, если бы только вообще его не видел и не слышал, если бы только…

Вот именно, если бы только. Но всё уже свершилось, и дороги назад не сыскать. Но и что делать дальше, Михаил пока не то что не знал, но даже не понимал, в каком направлении думать. Проведя бессонную ночь в тёплом и гостеприимном доме Агафоновых, он так ни к чему и не пришёл.

– Вы уж не серчайте, Михаил Фёдорович… – Купец смотрел на него с сочувствием.

– Иван Филиппович! – Он заставил себя улыбнуться. – Ну что Вы! Это я не знаю, как Вас отблагодарить за доброту.

– Ох, Господь с Вами, Михаил Фёдорович! Разве ж мне тяжко было? Вы адресок-то запомнили?

– И запомнил, и записал, Иван Филиппович, – заверил его Михаил, – не беспокойтесь.

– Ну, что ж, прощайте тогда, Михаил Фёдорович!

Купец с сожалением вздохнул – будь этот молодой удалец колдуном посильнее, хорошее знакомство вышло бы. Понятное дело, что породниться не получилось бы, но иметь такого знакомого было бы просто прекрасно, так и в гильдии купцов удалось бы возвыситься. Некоторые аж носы задирали, раз с колдунами, хоть и не родовитыми, знались. А тут Вяземский! Жаль, что не срослось.

– Прощайте, Иван Филиппович!

Евдокия Павловна и Прасковья, дочь её и Ивана Филипповича, собрали нехитрую снедь гостю в дорогу и под моросящий дождь распрощались с ним. Прасковья опечалилась немного, но быстро успокоилась – батюшка сказал, что к ней через три дня свататься придут.

Михаил же об этом уже ничего не слышал – Арсений вёз его к доходному дому, адрес которого и дал Иван Филиппович. Вёз в бричке, принадлежавшей Вяземским. Вернуть бы, да как на глаза показаться? Впрочем, вряд ли Пётр Алексеевич опустился бы до того, чтобы потребовать назад такую для него мелочь. Михаилу же, не имевшему ни кола, ни двора, лошадь с бричкой уж точно не помешают. Да и Арсений ни за что не согласился бы их отдавать.

– Нет, Михаил Фёдорович, не будем мы возвращать Рябинку! – горячился он. – Мы её с Вами выходили! Если бы не мы, не стучать бы ей копытами по дорогам московским!

И то правда. Пётр Алексеевич не терпел слабость. Ни у кого. И когда от его любимого жеребца родился хиленький жеребёнок, князь собирался от него избавиться. Наверное, чуть ли ни в сознательном возрасте Михаил осмелился что-то попросить. Князь только презрительно перевёл взгляд с него на жеребёнка и обратно, фыркнул и вышел из конюшни. Так Рябинка и досталась неугодному сыну-слабаку. Однако вопреки ожиданиям Рябинка выросла здоровой и сильной, под стать своему отцу. В отличие от Михаила.

Но теперь это не имело никакого значения. Сейчас нужно было просто выжить.

Доходный дом купца Зайцева не был самым заметным или знаменитым, зато Иван Филиппович водил дружбу ещё с покойным хозяином, ныне же там всем заведовала его вдова, Ирина Григорьевна Зайцева. Иван Филиппович рассказал по секрету – о котором наверняка знало пол-Москвы, – что Ирина Григорьевна происходила из рода Кропоткиных, но пошла против воли родителей и по большой любви обвенчалась с небогатым тогда купцом Зайцевым. Конечно же, семья от неё отреклась, но Ирина Григорьевна всё равно преуспела. Именно благодаря её уму и деловой хватке покойный муж и разбогател.

Три этажа, без особой вычурности – как раз то, что нужно для человека, не обременённого лишними средствами. Из того, что Михаил взял у Роди, осталось где-то около половины. Однако жизнь в Первопрестольной оказалась весьма затратной, а потому разбрасываться деньгами было бы верхом глупости. Иван Филиппович посоветовал рассказать купчихе Зайцевой то, что произошло вчера на Хитровской площади. Уж кто-кто, а Ирина Григорьевна наверняка его поймёт. Возможно, возьмёт меньше за жильё, а то и вовсе позволит какое-то время пожить бесплатно. Последнего Михаил совсем не хотел – какая-никакая гордость у него всё же имелась. Подкрепить бы её ещё деньгами, но эту проблему он обязательно решит.

Чего Михаил совсем не ожидал, так это того, что купчиха и хозяйка доходного дома окажется не грузной дамой в летах, а молодой и привлекательной женщиной с каштановыми волосами с лёгкой проседью и очаровательными веснушками на маленьком, аккуратном носике. Он застал её в гостиной, где она сидела на диване и, должно быть, читала книгу. Когда о прибытии Михаила доложили, Ирина Григорьевна как раз что-то убрала на столик сбоку.

– Ирина Григорьевна! Я от Ивана Филипповича, он говорил, что я могу рассчитывать на комнату в Вашем доме.

– Ах, Ванечка! – заулыбалась она. – Если Вас рекомендует сам Иван Филиппович, то можете не сомневаться, комнату я Вам найду.

– Позвольте представиться, – улыбнулся Михаил, заворожённый её глубокими карими глазами, казавшимися почти чёрными, если бы ни крошечные вкрапления янтаря. Колдовские глаза. – Михаил Фёдорович… – он чуть помедлил, не уверенный, стоит ли называть фамилию, но в гостиной никого постороннего больше не было, а потому он позволил себе горькую усмешку. – Бывший Вяземский.

– Слышала, – кивнула Ирина Григорьевна, посерьёзнев. – Присаживайтесь, – она указала на диванчик напротив. – Полина, принеси нам чаю, – велела она служанке, а затем обратилась к гостю: – А теперь, Михаил Фёдорович, расскажите подробнее, что произошло. Терпеть не могу слухи.

Как бы Михаил себя ни чувствовал, а при виде прелестной дамы он расцветал подобно багровому пиону, источавшему самый тягучий и волнующий аромат. Женщины будто пьянели, находясь рядом с Михаилом. Но только в том случае, если он сам того хотел. Сейчас же у него не было цели обольстить милейшую Ирину Григорьевну, но он не мог не признать, что она пришлась ему по душе, весьма и весьма. В другое время и при других обстоятельствах он наверняка соблазнил бы её, однако сейчас ему определённо было не до амурных приключений.

Что-то во всём образе Ирины Григорьевны заставляло ей довериться, но не настолько, чтобы поведать ей самое сокровенное: о своём родном отце и о том, что сам цесаревич говорил с ним, Михаилом, в мыслях, он умолчал. В остальном же ему скрывать было нечего.

– Вот оно что… – протянула Ирина Григорьевна, глядя куда-то в сторону, а затем резко повернула голову к новому жильцу. – Тогда так! Я могу выделить Вам две комнаты, Михаил Фёдорович: для Вас и для Вашего слуги. Место на конюшне тоже найдётся. Возьму с Вас половину стоимости. Деньги вперёд за месяц. Без питания выйдет дешевле. Но если желаете, можете столоваться здесь. Так как? Полный пансион или только проживание?

Михаил призадумался. Предложение, скорее всего, было весьма щедрым и великодушным – цен московских, да и не только московских, он всё равно не знал. Однако вместе с питанием получалось, всё, что у него осталось. И это только на месяц.

– Благодарю Вас, – наконец кивнул Михаил. – Полный пансион.

– Замечательный выбор! – с улыбкой чуть склонила голову хозяйка. В эту же минуту в гостиную вернулась служанка, только уже с подносом в руках. – А вот и чай, Михаил Фёдорович. Испробуйте ватрушки. Вкуснее ватрушек во всей Москве не найдёте.

А позже та самая Полина, пышная девица с задорным взглядом, отвела Михаила и Арсения, до этого ожидавшего внизу, в их комнаты на третьем этаже, совсем рядом с комнатами самой хозяйки. Разумеется, Михаил по привычке оценил столь чудесное соседство, но почти сразу же отбросил мысли о прекрасной Ирине Георгиевне. В первую очередь необходимо решить, что делать дальше с собственной жизнью, а остальное – после.

Комнаты Михаилу достались простые, но чистенькие и со всеми необходимыми удобствами. Завтраки, обеды и ужины проходили на первом этаже. И как позже выяснилось, практически все жильцы предпочитали полный пансион, потому что питаться уличной едой выходило значительно дороже, не говоря уже о том, чтобы гулять по ресторациям.

Первые два дня на новом месте выпали из памяти Михаила – их он провёл в постели глядя в потолок. И вовсе не потому, что впал в отчаяние или что-нибудь в этом духе. Случилось то, чего не бывало с ним все не такие уж долгие годы его жизни: он занемог. Никогда Михаил не жаловался на здоровье, а тут вдруг не смог подняться, как если бы кто-то вытянул из него все силы. Мысли беспорядочно блуждали в его голове, воспоминания перемешивались с выдумкой, а аппетит вообще забыл к нему дорогу. Арсению чуть ли не силком приходилось кормить хозяина. Михаил нехотя открывал рот и, почти не жуя, глотал. В итоге только жидкую кашу он нормально и мог есть.

Пока хозяин безвольно лежал в постели, Арсений без дела не сидел. Он знал, что денег не осталось совсем, поэтому устроился дворником. Оплата не ахти какая, зато появилась небольшая уверенность в завтрашнем дне. Уж на кусок хлеба и даже на пирожок Арсений заработать точно сможет, а уж об остальном позаботится Михаил Фёдорович.

В отличие от хозяина, Арсений пребывал в приподнятом расположении духа. Он всегда считал – если точнее, почти всегда, с того самого раза, когда он пришёл насквозь промокший, – что Михаилу Фёдоровичу среди Вяземских не место. И, как и положено преданному слуге – о том, что он ему приходится родным дядей, Арсений давненько не вспоминал, – он всем сердцем верил, что его хозяин способен на очень и очень многое, просто нужно найти верный путь. Это в имении Вяземских все пути заканчивались охотничьим домиком на краю леса, нынче же перед Михаилом Фёдоровичем открывался чуть ли не весь мир. Ну, может, и не весь, но московский – точно. Всяко лучше, чем прозябать в глуши, где родня, что хуже любых врагов, смеётся над тобой и считает ничтожеством. О, Арсений не сомневался, что хозяин им ещё всем покажет!

Сам же Михаил ни в чём подобном уверен не был, однако спустя два дня сумел подняться с постели и даже сойти на первый этаж, чтобы разделить завтрак с некоторыми жильцами. Большинство из них уже не было в доме – уехали на службу, а такие же бездельники, как Михаил, наслаждались поздним завтраком. Арсений куда-то ушёл ещё рано утром, пока хозяин спал.

Перебросившись несколькими фразами с соседями, Михаил наскоро позавтракал и перебрался к печи, где по приказу Ирины Григорьевны поставили несколько кресел, чтобы её жильцы всегда могли погреться у огня, как в это холодное утро. Однако сегодня других желающих, кроме Михаила, не нашлось.

Он уселся в ближайшее к огню кресло и уставился на потрескивающие поленья. Пламя лизало их, угольки мерцали, и зрелище это завораживало не хуже того, что совсем недавно прошло на Хитровской площади. Повинуясь внезапному порыву, Михаил чуть наклонился вперёд и медленно протянул руку, и… засунул её в печь. Никто на него не смотрел, а потому некому было и окрикнуть его. Опаляющего жара Михаил не почувствовал, лишь приятное, ласкающее тепло. Огонь постепенно переползал на кожу, но не жёг ни её, ни короткие волоски, ни даже одежду. И вдруг Михаил очнулся, с ужасом осознал, что творит, но не успел ничего сделать, как от руки его подул такой мощный и ледяной ветер, что пламя во всей печи мгновенно потухло, а поленья покрылись коркой льда.

Михаил смотрел на ничуть не пострадавшую руку, и глаза его расширялись всё больше и больше. Так, может, не всё ещё потеряно и он сумеет стать воздушным колдуном? Сумеет доказать, что он – Вяземский? Сумеет показать Петру Алексеевичу, что он тоже на что-то способен⁈

А вдруг?

Глава 10

В тот день воздушная магия Михаилу так больше и не поддалась. Сколько бы он ни силился, сколько бы ни пытался вызвать хотя бы маленькое дуновение, а ничего не выходило. Из столовой он ушёл к себе, чтобы никого не беспокоить своими попытками призвать воздух, и ему и в голову не пришло сказать хоть кому-нибудь, что огонь в печи погас. Дверь Михаил тоже не запер, но это и хорошо – Арсению не пришлось стучаться. Когда тот вернулся после трудового дня, хозяин крепко спал. Спал сидя на стуле, а на одной руке был до локтя закатан рукав.

Служанка Полина, когда вечером пришла в столовую с охапкой дров, чтобы растопить печь, чуть их не выронила – печь-то заледенела! И распалить её удалось далеко не с первого раза.

На следующий день у Михаила тоже не вышло ничего. Ничего, совсем ничего. Воздух не то что не слушался его, а даже не откликался.

– Михаил Фёдорович, да хватит Вам! – Арсений, только-только воротившийся со службы, застал его всё на том же стуле у открытого окна, в комнате заметно похолодало – Москва перестала радовать тёплой погодой. – Вы ели хоть что-нибудь или совсем со стула этого треклятого не вставали?

– Что? – Михаил только сейчас заметил, что в комнате он больше не один. – Арсений, ты когда вернулся?

– Вы мне лучше ответьте, зачем так себя изводите? Вы помереть хотите? Далась Вам эта магия! Люди и без неё живут! И неплохо живут, я Вам скажу!

– Арсений, ты не понимаешь… – Михаил запустил пальцы в волосы и ошалевшим взглядом уставился на слугу. Он вроде и видел его, а будто бы не узнавал. – Арсений…

– Да, не понимаю, Михаил Фёдорович! – воскликнул тот, но сразу же понизил голос. Арсения так напугало поведение хозяина, его потерянный вид, что он чуть не позабыл своё место. – Михаил Фёдорович… – Он подошёл к нему, но остановился в шаге. – Михаил Фёдорович, что хорошего Вы от этой магии видели? Что она Вам дала? Неужто без неё совсем не прожить?

Михаил медленно поднял на слугу воспалённые от постоянного напряжения глаза. Возможно, за весь день он почти и не моргал, силясь взглядом вызвать ветер в руке, как когда-то начинал учить его Пётр Алексеевич, а после – читал сам. Родя и рад был бы его обучать, но, если бы отец прознал, ему бы совсем не поздоровилось. Вызывать взглядом воздух у Михаила никогда не получалось, он мог лишь мысленно заставить его небольшим потоком выйти из пальцев, но Вяземские подобное баловство и за магию не считали. Такой ерундой лишь дети малые баловались, колдовству не обученные.

А ведь Михаилу никогда и в голову не приходило, что он может жить как-то по-другому. Без магии? Вяземский? Немыслимо! Но ведь и он теперь не то чтобы и Вяземский… И, видимо, зря он тешил себя надеждой, что Пётр Алексеевич примет его обратно. Разве что всё-таки удастся развить в себе магию воздуха… Но как, если он не сумел продвинуться за последние пятнадцать лет? Так и остался на уровне шестилетнего Миши.

Но ведь получилось же как-то задуть огонь в печи! И даже не обжечься! Хотя на миг, всего лишь на краткий миг Михаилу показалось, что пламя к нему ласкалось. Видимо, тогда он был совсем не в себе, раз почудилось такое.

– Михаил Фёдорович, – продолжал меж тем Арсений, – Вы только вспомните, сколько магия эта дрянная Вам зла принесла! Вы думаете, я не видел, как Вы страдали, когда над Вами смеялись? Когда Пётр Алексеевич… – Тут он замолк. – В общем, Михаил Фёдорович, Вы б оглянулись, что ль. Столько всего кругом! Вы ж все книжки в Большом доме перечитали! Грамотный Вы, знаете много. Может, учиться пойдёте или учить кого…

Тут Арсений призадумался, он не особо смыслил в этих учёных делах, но пока ничего лучше для хозяина придумать не смог. Главное, отвлечь его от тяжёлых мыслей. Обычно в этом деле хорошо помогали женщины, но раз уж он не польстился даже на Ирину Григорьевну, то этот путь пока был закрыт. Но что-то же нужно делать!

Михаил медленно покачал головой и несколько раз зажмурился, чтобы сбросить напряжение – глаза зудели нещадно, в них будто кто-то муку насыпал.

– Не знаю, Арсений. Подумать надо. Какой из меня учитель?

– Хороший, Михаил Фёдорович! – Арсений воодушевился тем, что сумел завладеть вниманием хозяина. – У Вас точно получится! Вы же детишек деревенских грамоте обучали! Санька, вон, вообще в город подался благодаря Вам!

Не стал Арсений напоминать только о том, что Пётр Алексеевич и тут не дал Михаилу проявить себя вне магии. Учил детей Михаил Фёдорович тайно – знал, что князь уж точно не придёт в восторг от его затеи. Зачем ему грамотные крестьяне? Чтобы в город в поисках лучшей жизни уходили? Разве он сам себе враг? Первое время всё шло довольно гладко, но потом Петру Алексеевичу кто-то нашептал о том, что Михаил Вяземский надумал крестьян грамоте обучать. Михаил не особенно тогда боялся наказания, и князь, судя по всему, об этом догадывался. Нет, Пётр Алексеевич наказал не неугодного родственника, он наказал крестьян, посмевших в обход княжеской воли учиться. Тот урок тогда ещё юный Михаил запомнил навсегда. Более он к учительству не притрагивался.

– Нет, не могу я, – покачал головой он.

«Что ж делать-то?» – Арсений никак не находил подходящих слов, да и что он вообще мог сказать? Сказать ничего, значит, будет делать. Во всяком случае, он хотя бы может накормить хозяина. Пусть даже и силком.

– Михаил Фёдорович, Вы хоть в столовую спуститесь?

– Я не голоден.

– Тогда я схожу. Я мигом!

И он умчался, собираясь воротиться как можно скорее – не хотел оставлять хозяина одного. Больно уж взгляд у него… мёртвый.

Однако Арсению всё же пришлось задержаться, потому что на первом этаже он встретил знакомого, того, кто смог бы вернуть жизнь в Михаила. По крайней мере, на это хотя бы можно было надеяться.

Хозяин по-прежнему сидел на стуле и в том же положении. Похоже, он даже не шелохнулся, с тех пор как Арсений отправился за едой.

– Михаил Фёдорович, смотрите, кого я к Вам привёл!

– Родя! – ахнул Михаил и хотел было подняться, но ноги не удержали его, и он, покачнувшись, рухнул на стул. Арсений хотел рвануться было к нему, но передумал и тактично вышел.

– Миша, Господи! Да что ж это! – Родион подскочил к нему, присел на корточки и заглянул в глаза. Никогда он не видел единственного друга в таком состоянии. Для него Миша всегда был образцом здоровья и хорошего настроения. Но тот человек, которого он видел перед собой сейчас, был ему незнаком. – Миша… Еле тебя нашёл. Ты почему, почему не пришёл ко мне?

– Да как я мог?.. – На лице Михаила появилась слабая, но всё-таки улыбка. – Пётр Алексеевич тогда б и тебя не пожалел…

Родион до боли прикусил губу – понимал, что Миша прав. И всё равно не желал мириться с тем, что друг хотя бы весточку ему не послал. Неужели Миша думал, что он оставит его в беде? А сам разве так бы сделал? Уж в чём Родион никогда не сомневался, так это в том, что Миша никогда его не бросит. Так мог ли он поступить по-другому?

– Как ты хоть? – спросил Родион. Он и сам всё видел, но не знал, как перейти к главному.

– Жив, – ухмыльнулся Михаил. И, опомнившись, предложил: – Ты на стул садись. Вон туда, за стол.

Родион поднялся:

– Давай помогу тебе дойти.

– Ещё чего не хватало! Я сам.

Сил и вправду почти не осталось – все ушли на колдовство, однако на чистом упрямстве Михаил не только дошёл до стола, но и принёс с собой стул, на котором до этого сидел у окна. Родион спрятал руки за спиной и сцепил пальцы, чтобы не дёрнуться и не вмешаться – сделал бы так только хуже. Он всегда поражался тому, что Миша частенько помогал кому-то, однако сам помощь принимать не умел. Разве что от Арсения, но то не считается – тот был всего лишь его слугой.

На столе, кроме ужина для Михаила, стояли две чашки с быстро остывающим чаем, а рядом лежали три баранка – всё, чем сумел разжиться в столовой Арсений и расставил на столе перед тем, как уйти.

– Угощайся, – Михаил кивком указал на чай.

– Благодарю. – Родион сделал глоток, но вкуса не почувствовал.

Они какое-то время молчали, хотя каждому было что сказать. Михаил осмелился первым, однако начал всё равно не с главного:

– Родя, зачем колдунов созвали? Явно же не для того, чтобы народ потешить боями.

Родион поставил чашку и отвёл глаза:

– Извини, Миша, не могу. Государственная тайна, сам понимаешь.

– Да я и не надеялся, – хмыкнул он. – Спросил на «а вдруг».

– Прости.

– Ты-то здесь при чём?

Родион сглотнул и повторил:

– Прости.

И снова наступила тишина. Чтобы хоть чем-то её заполнить, они оба потянулись к чашкам. Родион захрустел несвежими баранками – Арсений и так с трудом добыл последние, – а Михаил опустил ложку в холодную кашу с мясом. В том, что она остыла, вины Арсения не было, это хозяин слишком выстудил комнату. Какое-то время оба Вяземских, бывший и действующий, были заняты тем, что жевали. Вскоре Михаил почувствовал себя значительно лучше – долго он хандрить не умел, особенно когда сыт.

Тарелка и чашки опустели, и пора было приступать к серьёзному разговору.

– Ну, рассказывай, – отодвинув от себя пустую тарелку, с улыбкой велел Михаил. – И не надо щадить мои чувства. Я тебе не нежная барышня!

– Узнаю старого доброго Мишу, – усмехнулся Родион. Не сказать, что у него от сердца отлегло, но стало чуточку легче. – То, что я сейчас скажу, тебе совсем не понравится.

– А могло быть по-другому? – Отчего-то вместо того, чтобы с нарастающим ужасом ждать того, что навсегда отрежет ему путь назад, Михаил, наоборот, всё больше успокаивался. И вряд ли дело было в еде.

– И то верно, – кивнул Родион и снова замолк, но его никто и не торопил. Наконец он заговорил: – Он сделал это Миша. Он вычеркнул твоё имя из родовой книги.

Внешне Михаил никак не изменился, он остался сидеть как сидел, и даже уголок губ его не дёрнулся. Однако внутри его начала закручиваться настоящая буря. Да, он ожидал, что нечто подобное может произойти. Но всё же в самой глубине своей души надеялся, что Пётр Алексеевич, его родной отец, пожалеет его. А князь остался самим собой – он не прощал слабость, не желал, чтобы его имя связывали с таким, как он, Михаил. Что ж, Михаил тоже не желает больше носить его имя!

– Спасибо, что рассказал, – сказал он бесцветным голосом, совсем не отражавшим то, что творилось у него внутри. – Но мы же останемся друзьями?

– Конечно! – Родион вскочил, но тут же снова сел – голова закружилась. Всё-таки ему до Миши ещё далеко. – Конечно. Между нами ничего не меняется! Ты мой друг! Самый близкий друг! Ближе тебя у меня никого нет!

И он нисколько не кривил душой. Как бы он ни любил мать, но она всю его жизнь болела и почти не уделяла ему внимания, хоть они и жили в одном доме, но виделись очень редко. А Миша всегда был рядом, насколько позволяло его положение. Да и когда не позволяло, тоже был рядом. И Родион теперь совсем не представлял, как сможет жить без него.

– Ты не волнуйся за меня, Родя, я не пропаду! – сказал Михаил, заметив в глазах друга и брата, – пусть тот об этом и не ведал, – отчаяние. – Я не пропаду, ты же меня знаешь. И Арсений со мной. Вон, даже дворником устроился, чтоб меня прокормить.

– Миша, давай я тебе денег дам! – воодушевился Родион.

– Э, нет! – хохотнул он. – Я и так тебе должен. И не сомневайся – отдам. И не надо на меня так смотреть! Отдам. Это важно для меня. Ты мне скажи лучше, когда вы, – тут Михаил запнулся, – домой возвращаетесь?

– Завтра поутру.

– Так что ж ты тут сидишь? Знаю я тебя! Опять в дороге плохо станет, если не выспишься. Всё, Родя, иди, иди. Да не беспокойся ты, всё будет хорошо!

Михаил еле вытолкал его, и только когда он ушёл, позволил себе показать истинные чувства.

– Агрх! – прорычал он и стиснул кулаки. В душе у него всё клокотало, обида рвалась наружу, а вместе с ней и… огонь?

Михаил поднял руки и поражённо уставился на них. За окном успело немного стемнеть, и в комнате стали отчётливо видны тоненькие языки пламени, охватившие ладони Михаила. Огонь не пришёл извне, он шёл из него самого и совсем не причинял ему боли. Михаил смотрел во все глаза, мысли его путались. Но не успел он ничего сделать, как из его же ладоней подул морозный ветер и задул пламя.

На коже не осталось никаких следов.