Текст книги "Огненный меч Империи (СИ)"

Автор книги: Алла Касперович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)

Глава 13

Сразу дать ответ Михаил не сумел, да Ирина Григорьевна и не настаивала, хотя даже самый последний тугодум увидел бы, как ей не терпелось. Но разве вот так запросто можно определить, готов ты рисковать своей жизнью или нет? Никто не обещал, что удастся выжить, скорее, наоборот. И всё же… и всё же, чем дольше Михаил размышлял, тем сильнее склонялся к тому, чтобы хотя бы попытаться изменить свою судьбу.

Кто он? Ныне безродный сын крестьянки? Что он умел, что мог, к чему стремился? За что он держался?

Но в то же время он вовсе не желал покидать этот грешный мир. В конце концов, Арсений всегда был рядом, да и руки у Михаила росли вполне откуда надо. Не он ли втайне от князя помогал баню при охотничьем домике строить? Не он ли порой Марфе помогал, когда помощники её заняты были, а он слонялся без дела? Нет, что ни говори, а он не пропадёт. Особенно, когда с ним Арсений. Вот уж в ком сомневаться не приходилось! Только что готовить ничего, кроме яичницы, не умел. Зато какой яичницы! Самой вкусной во всей Империи!

И всё же… И всё же…

– Михаил Фёдорович, утречка доброго! А я уж думал, только вечером Вас и увижу!

Арсений как раз собирался на службу, когда хозяин вернулся.

– Доброе, Арсений.

Тот нахмурился:

– Что-то Вы замученным выглядите, Михаил Фёдорович, что ж такое с Вами Ирина Григорьевна делала?

– Ничего. – Михаил уселся на стул и вытянул ноги. – Мы разговаривали.

– Да?.. – Было видно, что слуга ему совсем не верит.

– Да, Арсений, да.

На то, чтобы вытянуть из хозяина хоть что-нибудь, у Арсения было не больше пятнадцати минут, иначе на службу опоздает. А судя по его виду, времени требовалось намного больше. Однако хозяин заговорил сам.

– Арсений, я фамилию менять буду. И имя. – Он поджал губы и посмотрел на руки. – И отчество.

– А имя-то за что? – вырвалось у слуги.

– Мм? – Михаил поднял на него глаза.

– Понимаете… – Щёки Арсения пылали, но стоял он спиной к окну, и хозяин сумел бы разглядеть его румянец, только если бы очень захотел. – Знавал я Вашу матушку. Хорошая она была, добрая. Вас очень ждала. Это она Вам имя и выбрала.

– Вот оно как… – Михаил с любопытством на него посмотрел. – Ты мне никогда не рассказывал.

– Да вот, не доводилось как-то…

– А…

– Ой, Михаил Фёдорович, мне ж на службу пора! – спохватился Арсений и выскочил за дверь. И только в коридоре чуть сбавил шаг.

Арсений догадался, что хозяин собрался расспросить его о матери, но он пока не был готов отвечать. Все эти годы он нарочно не упоминал Акулину, и у маленького Миши создалось впечатление, что Арсения приставили к нему, когда малюткой привезли в имение князя Вяземского. И так бы и оставалось, если бы он вдруг не вздумал полностью сменить имя.

Конечно же, Арсений понимал, почему он так решил. К роду Вяземских он больше не принадлежал, хоть, наверное – в этом у него, простого слуги, не было уверенности, – и имел право оставить себе фамилию. Но зачем, если она будет приносить только боль? Чем отчество хозяину не угодило, ясно не было. Фёдора Вяземского тот никогда не встречал, да и вообще мало что о нём знал. Вряд ли он питал к нему хоть какие-то чувства, включая ненависть. Хорошо ещё, что Михаил Фёдорович не знал, кто его настоящий отец. И Арсений втайне гордился собой, раз сумел сохранить такую большую тайну.

Но раз уж Михаил Фёдорович собрался отречься от прошлого, Арсений его во всём поддержит. Но только не имя. Что-что, но только не имя. Акулина так мечтала увидеть своего Мишеньку, подержать на руках, прижать к сердцу. Конечно, Арсений ему не указ, но как бы хотелось, чтобы имя, выбранное милой Акулиной, осталось с ним навсегда.

Михаил же, оставшись один, с недоумением посмотрел на дверь, за которой только что скрылся его слуга. Никогда ещё он не видел его в таком смятении. К тому же для Михаила стало новостью, что Арсений был знаком с его мамой. И, если чутьё его не обманывало, очень её любил. Неужели Пётр Алексеевич когда-то разлучил влюблённых, чтобы потешиться? Или любовь была односторонней? Как бы там ни было, а теперь Михаил ни за что не поменяет имя, раз оно дорого Арсению. То, что мама его выбрала, конечно же, многое переворачивало. Однако Михаил её никогда не знал, Арсений же всегда был с ним. И именно ради него Михаил и останется Михаилом.

Теперь только нужно придумать отчество и фамилию. И кое-какие мысли уже появились…

Спать Михаилу совсем не хотелось несмотря на то, что Ирина Григорьевна после полуночи не дала ему ни единой минуты покоя. И вовсе не так, как Михаил совсем не отказался бы – драгоценнейшая Ирина Григорьевна с его же позволения ставила на нём опыты. И Михаил послушно делал всё, что она говорила. Он не мог не признать, что колдунья земли, старше его лет на пятнадцать, влекла его безумно, но в то же время он не позволял себе хоть как-то выказать свою тягу к ней. В конце концов, он всегда чуял, когда можно переступить черту, а когда нет. И здесь он нисколько не сомневался: Ирина Григорьевна для него недоступна.

Тело напомнило, что не неразделённой страстью единой жив человек, и потребовало, чтобы его покормили. Так кто такой Михаил – пока ещё – Фёдорович Вяземский, чтобы пренебрегать его нуждами?

Столовая уже заполнилась жильцами, когда Михаил туда спустился. Знакомых он пока здесь не завёл, да и не собирался. Да и с ним, похоже, никто знакомство иметь не желал. Многие находились на Хитровке, когда князь Вяземский во всеуслышание заявил, что он не один из них. Единственное, о чём Михаил не подозревал, так это о том, что некоторые злобные взгляды достались ему вовсе не из-за хитровского происшествия. По доходному дому прошёл слух, что молодой жилец, прибывший сюда совсем недавно, уже успел разделить ложе с несравненной Ириной Григорьевной. А ведь за ней многие пытались ухаживать, и пока никто не преуспел. Кроме Вяземского-самозванца.

Сейчас Михаила меньше всего волновали чьи-либо взгляды – других забот хватало. И всё же спиной почувствовал волну ненависти, когда за завтраком к нему присоединилась Ирина Григорьевна.

– Доброе утро, Михаил Фёдорович. Вы не против?

– Да-да, присаживайтесь!

Он вскочил, отодвинул для неё стул и помог сесть. Расторопная Полина уже спешила к ним с подносом, полным снеди, недоступной другим жильцам. Обстановка вокруг накалялась. Ирина Григорьевна, казалось, наслаждалась суетой, причиной которой сама же и стала.

– Как себя чувствуете? – поинтересовалась она, намазывая подтаявшее масло на довольно большой ломоть ещё горячего хлеба, колдунья определённо проголодалась.

– Сносно, – улыбнулся Михаил. Другой бы на его месте и ходить бы не смог – опыты Ирина Григорьевна ставила со знанием дела, подопытного особенно не щадила. Да и зачем, если и так видно, что мужчина он крепкий, молодой и со здоровьем, о котором только и молиться.

– Вот и прекрасно, – колдунья ответила на улыбку. Хоть Ирину Григорьевну и подмывало наброситься на Михаила с одним единственным вопросом, готов он или не готов окончательно отдаться ей в руки, она всё же сдерживалась. Впрочем, её не только уничтожение родовой магии интересовало. – Михаил Фёдорович, скажите, Вы когда за новыми документами пойдёте?

– Пока не решил, – пожал он плечами. Его каша выглядела не столь заманчиво, как еда хозяйки. Ирина Григорьевна заметила его взгляд и передала ломоть хлеба, щедро намазанный маслом. Михаил отказываться не стал. – Благодарю Вас.

Она кивнула.

– Как пойдёте, скажите, что от меня – быстро сделают. Михаил Фёдорович, а с именем Вы уже определились?

– Почти. Фамилию осталось только выбрать. Никак придумать не могу. Всё не то.

– Хм… – протянула колдунья. Призадумавшись, она незаметно для себя разделалась с хлебом, а когда он закончился, просияла, как если бы ей только того и требовалось, чтобы натолкнуться на нужную мысль. – Михаил Фёдорович, а что, если мы пойдём от противного? Мы же с Вами, – она понизила голос, – огнём занимаемся. Так почему бы не взять что-нибудь холодное? Мне кажется, получится презабавно!

– Холодное?.. – На этот раз настал черёд Михаила хорошенько поразмыслить. Он перебирал в уме так называемые холодные фамилии, но выходила какая-то ерунда. – Снежинкин? Снегов? Лёдов? Льдинкин?

– Холодков? Холодный? – с азартом подхватила Ирина Григорьевна. – Зимин? Вьюгин?

Михаил покачал головой, отметая предложения. Ни одно не приходилось по сердцу.

– Морозов, – произнесла вдруг тихонечко стоявшая за хозяйкой Полина.

И колдун, и колдунья мгновенно на неё посмотрели. Девушка стушевалась, лицо её залилось краской, а нижняя губа задрожала. Казалось, вот-вот и польются слёзы.

– Полина… – ахнула Ирина Григорьевна, на лице её начала расплываться улыбка. – Это же…

– Превосходно! – закончил за неё Михаил. Он нисколько не покривил душой, чувствовал, что нашёл именно то, что искал. – Полина, даже не знаю, как тебя благодарить!

Теперь бедняжка совсем не знала, куда деваться – не привыкла она к такому вниманию. Она уже и не рада была, что говорить осмелилась.

– Не волнуйтесь, Михаил Фёдорович, я её вознагражу. Полина, можешь идти! – ласково улыбнувшись служанке, сказала Ирина Григорьевна, и та только этого и ждала, припустила так, будто за ней стая оголодавших волков гналась. – Михаил Фёдорович, не томите! – Она снова обратила всё внимание на него. – Как же Вас отныне будут звать?

Он чуть помедлил, сначала решив проговорить новое имя про себя. Да, лучше и быть не могло. Заглянув прямо в тёмные глаза, где чуть заметно мерцал янтарь, Михаил произнёс негромко, но отчётливо:

– Михаил Арсеньевич Морозов.

– Вот как! – Глаза колдуньи на миг округлились, а затем она, никого не стесняясь, откинула голову и громко рассмеялась. Благо к тому времени столовая почти опустела. – Великолепно! Что ж, – она чуть прищурилась, а на губах её играла соблазнительная улыбка, – Михаил Арсеньевич, приятно с Вами познакомиться.

После завтрака, ознаменовавшего новое рождение Михаила, Ирина Григорьевна, извинившись перед гостем, удалилась. Как бы ей ни было приятно его общество, а насущные дела никуда не девались. И в первую очередь следовало разобраться с нечистым на руку счетоводом.

Михаил же был предоставлен самому себе. Времени он терять не стал и, не возвращаясь в комнаты, отправился за новым документом. Благо какие-никакие деньги у него имелись, а вот паспорта у него и так никогда не было. Пётр Алексеевич этим вопросом не озаботился, а самому Михаилу ничего подобного раньше и в голову не приходило. Зачем ему паспорт, если он не покидал княжеское имение и его округу?

Имя Ирины Григорьевны Зайцевой сработало как надо – не только новый документ Михаилу выдали вне очереди и за всего какой-то час, так ещё и чаем с калачом угостили.

Михаил Арсеньевич Морозов.

Да, всё верно, всё так, как и должно быть. Но…

И это «но» постоянно мучило Михаила с тех самых пор, как Ирина Григорьевна сделала ему судьбоносное предложение. И он решил, что не вернётся в доходный дом, пока не будет точно знать, чего хочет. Москва, словно подстраиваясь под его настроение, затянулась густым туманом. Настолько густым, что приходилось идти чуть ли не на ощупь.

– Да что ж такое-то! – проворчал кто-то рядом. – Утром же солнце было!

Ответил ли кто-нибудь ворчуну, Михаил так и не узнал, потому что пошёл дальше. Он не боялся, что заблудится, хоть и совсем не знал Первопрестольную, однако доверился ногам и погрузился в раздумья, лишь изредка опуская руку в карман, чтобы проверить, на месте ли паспорт.

Мысли Михаила не были стройны и никак не желали приходить хоть в какой-нибудь порядок. В голове всплывали то воспоминания из детства, то из недавнего прошлого, а то и вовсе – картинки из снов. Впрочем, и они, возможно, могли когда-то с ним произойти. Благодаря Арсению, Роде, Ольге Васильевне и незабвенной Марфе, со щами которой не сравнится ни одно изысканное кушанье, хороших воспоминаний набралось не меньше, чем плохих. Однако… Самое свежее из них, то, в котором Пётр Алексеевич, родной отец, окончательно отрекается от него, рвало душу.

И вдруг Михаила охватила такая злость, такая обида, что он стиснул зубы так, что заныла челюсть, а ладони – в кулаки так, что побелели костяшки пальцев. Внутри всё клокотало от невысказанной боли. Боли от предательства. Что? Что он сделал не так? Разве он виноват в том, что родился слабым колдуном⁈ Разве это его вина, что мать у него – крестьянка, а не колдунья⁈ Так почему? За что?

– Что ж, мы ещё посмотрим, Пётр Алексеевич! – сквозь сжатые зубы процедил Михаил.

Огонь бушевал в нём, рвался на волю, и ветру становилось всё сложнее и сложнее его подавлять.

Не позволяя себе остыть и передумать, Михаил решительно двинулся туда, где, как он думал, находился доходный дом Зайцевой. И очень скоро очутился у его двери – туманная Москва вывела его.

По-хорошему стоило бы переговорить с Арсением, проститься с ним. Ирина Григорьевна не делала тайны из того, что исход может быть весьма и весьма печальным. И Михаил понимал, что Арсений способен его отговорить, только он, собственно, и способен. А потому, можно сказать, повезло, что он ещё на службе.

Михаил взлетел по лестницам, не давая себе ни единой возможности передумать, и только у двери в гостиную Ирины Григорьевны он остановился. Входить без стука и позволения он не стал, только не к ней.

И только он занёс руку, чтобы постучать, как увидел рядом с собой Полину и посмотрел на неё с удивлением – не заметил, как и когда она здесь появилась. Да ещё с подносом, гружёным двумя чашками с дымящимся чаем и тремя тарелочками с разным печеньем.

Михаил улыбнулся ей, её румяные щёки стали ещё ярче, и тут же раздалось:

– Входите же! Долго мне Вас ещё ждать?

Усмехнувшись, Михаил открыл дверь и пропустил Полину вперёд, чем едва не довёл её до обморока. Руки её затряслись, а чашки с тарелочками заплясали на подносе.

– Михаил Фёдорович, не пугайте мне девочку! – пожурила его Ирина Григорьевна, она сидела на диванчике с открытой книгой в руках.

– Даже и не думал. И, Ирина Григорьевна, я теперь Арсеньевич.

– Ах, да! Прошу меня простить! – улыбнулась она и отложила книгу в сторонку. – Присаживайтесь, дорогой Михаил Арсеньевич. Чай пить будем.

– Вы кого-то ожидали? – Он указал на две чашки, когда усаживался на диванчик напротив.

– Вас, Михаил Арсеньевич.

– Как Вы узнали, что я приду?

– Я не знала, – мягко покачала головой колдунья, – я надеялась. Это уже не первый поднос, который за сегодня несёт Полина. Знали бы Вы, сколько я сегодня чаю выпила!

Судя по всему, часть досталась и служанке – она стыдливо отвела глаза, но, возможно, хозяйка и правда со всем расправилась сама.

– Ирина Григорьевна, я… – начал было Михаил, сделав несколько глотков, но его перебили.

– Вы решились? Михаил Арсеньевич, ну, скажите же, что Вы решились! – Янтарь в глазах колдуньи ярко вспыхнул.

– Да.

– Полина! Уноси чай! У нас ведь всё готово?

– Да, Ирина Григорьевна! – пискнула она, стараясь не смотреть на Михаила.

– Чудесно! – хлопнула в ладони колдунья. – Михаил Арсеньевич, ступайте за мной.

Когда успел исчезнуть поднос, а с ним и служанка, Михаил не уследил. Но оно и немудрено – он глаз не мог оторвать от Ирины Григорьевны. И, похоже, последовал бы за ней куда угодно. Даже в пекло. И, быть может, сегодня дорога его туда и приведёт.

В комнате, где они наконец остановились, не было окон – за свет отвечали свечи в канделябрах, стоявших в многочисленных нишах, а потайная дверь пряталась в стене. Посторонний ни за что бы её не нашёл. Мебели здесь не было, за исключением длинного стола, с которого свисали ремни. Михаил сглотнул, когда их увидел.

– Я ведь Вас предупреждала, что то, что мы собрались делать, опасно для жизни? – тихонько спросила Ирина Григорьевна, став около стола.

– Да, – кивнул Михаил. – Я готов.

– А ещё… Это очень и очень больно, – с чуть виноватой улыбкой добавила колдунья. – Настолько, что от боли можно сойти с ума. У детей проходит проще. Чем младше ребёнок, тем вероятнее, что он не только выживет, но и останется при своём уме. Магия ещё не так сильно пустила в них корни, её не настолько сложно вырвать. – Он вздохнула. – И да, Михаил Арсеньевич, не все юные колдуны умирают, если слабы. Некоторые навсегда остаются дурачками.

Холодок прошёл по спине Михаила. Не успев смириться с тем, что он вполне вероятно не переживёт уничтожение магии, теперь он ещё и узнаёт, что может навсегда остаться… А как же Арсений? Неужто ему суждено нянчиться с ним, большим дитятей, до конца дней своих?

– Ирина Григорьевна… – глухо заговорил Михаил. – Могу я попросить Вас сделать так, что, если я выживу, но сойду с ума, сделать так, чтобы… чтобы отсюда вынесли мой труп?

Брови колдуньи взметнулись вверх, а затем она прищурилась и сказала:

– Я могу это устроить, – кивнула она. – Не беспокойтесь, уйдёте Вы тихо и во сне – уж это я могу Вам обещать. Полина! – позвала она, и та, появившись словно из ниоткуда, стала подле хозяйки. – Полина, принеси то самое сонное зелье. Ты понимаешь, о чём я. – Она отпустила служанку. – Михаил Арсеньевич, Вы не передумали?

– Нет.

– Тогда прошу. – Она пальцами постучала по столу, и Михаил, чтобы не дать себе пойти на попятную, тут же на него улёгся. – Вы уж меня простите, но придётся Вас привязать. Ремни крепкие – мой особый заказ. Правда, – тут она хмыкнула, – кожевенник решил, что они нужны мне для утех. Что ж, по-своему он был прав.

Михаилу сейчас было не до веселья, да и шутку он не понял.

– Увы, Михаил Арсеньевич, – добавила она, привязывая подопытного, – ничего, что могло бы облегчить боль, я Вам дать не могу. Не знаю, как себя в таком случае поведёт магия. И возьмите вот это, зажмите между зубами. – Ирина Григорьевна вложила в его рот палочку, прочную и довольно удобную, она почти не мешала. – Можете не волноваться, никто не услышит Ваши крики. Эта комната создана так, чтобы за её стены не выходило ни звука.

Запоздало Михаил подумал, что удивительно, как это Ирина Григорьевна оказалась ко всему готовой. Неужели она уже проводила подобные опыты? Или что-то в этом роде?

Заметив его замешательство и правильно его расценив, колдунья погладила Михаила по голове и, заглянув в глаза, едва ли не промурлыкала:

– Не беспокойтесь, Михаил Арсеньевич, я Вам не врала. Вы и вправду будете у меня… – Улыбка её из нежной превратилась в лукавую. – … первым.

Вскоре пришла Полина и передала хозяйке стеклянный пузырёк с настоем из двадцати восьми трав.

– Спасибо, Полина. Можешь идти. – Когда за служанкой плотно закрылась дверь, Ирина Григорьевна, поставив зелье в одну из пустых ниш, сказала: – Что ж, Михаил Арсеньевич, давайте начинать.

Он сильнее стиснул палочку зубами. И как раз вовремя, потому что боль пришла мгновенно, как только Ирина Григорьевна положила холодные пальцы ему на виски. Пламя в свечах колыхнулось, и некоторые из них погасли. Михаилу казалось, будто из его головы вытаскивают раскалённые металлические верёвки. Медленно и мучительно. Он пытался сдерживаться, пытался не кричать, но ничего не мог с собой поделать – боль была невыносимой. И достигала такого предела, что дальше уже невозможно. И всё равно она нарастала и нарастала. Михаил перестал понимать, что происходит, где он и даже кто.

А пытка всё не заканчивалась. Тянулись минуты, часы, но сколько прошло времени, понять не было возможности. Вероятно, стало бы легче, если бы Михаил лишился сознания, но боль постоянно возвращала его из забытья. Некоторые ремни разошлись, не выдержав напора бывшего Вяземского, а другие уцелели лишь потому, что он совсем выбился из сил, пытаясь вырваться.

Пот стекал с лица Ирины Григорьевны и капал на Михаила, но ни он, ни она не замечали подобной мелочи. От напряжения у колдуньи дёргались оба глаза, а пальцы онемели, но она не могла позволить себе отойти, иначе произошло бы непоправимое. Конечно, она надеялась, что в Михаиле дремлет могучая сила, но не представляла, что настолько. Когда Ирина Григорьевна предложила уничтожить в нём магию воздуха, она предполагала, что воздушная сила не так уж и велика, раз её не сумел разглядеть сам Пётр Алексеевич Вяземский. А на деле вышло так, что она, весьма и весьма одарённая земляная колдунья, могла не довести дело до конца – сама едва ли не падала от усталости.

Но вот она нащупала конец «воздушной верёвки» и, собрав остатки сил, потянула за него и вырвала. Не удержавшись на ногах, она упала, и в тот же миг комната заполыхала. Огонь был повсюду, добрался он и до Ирины Григорьевны и поджёг ей платье. Жар опалил ей ресницы и брови, но волосы не успел испортить, потому что колдунья быстро опомнилась и скрылась под кучей земли. Та же участь постигла и всю остальную комнату. И только стол остался нетронутым и всё так же пылал, освещая земляные груды.

Что могло бы порадовать Ирину Григорьевну, если бы она не была занята тем, что спасала собственную жизнь, так это то, что комната не только звуки не пропускала, но и запахи – в коридорах не было и намёка на гарь.

Вернувшемуся со службы Арсению Полина сообщила, что хозяин его вновь решил заночевать у Ирины Григорьевны. Только на сей раз сердце верного слуги, нет, сердце дяди было не на месте.