Текст книги "Когда пробьет восемь склянок"

Автор книги: Алистер Маклин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)

– Хэлло, хэлло, хэлло! – приветствовал меня человек с реденькой бородкой. – Добрый день! Добрый день! Мы чрезвычайно рады видеть вас.

Я взглянул на него и пожал протянутую руку. Потом внимательно присмотрелся к лежащему на одном борт судну и мягко сказал:

– Не исключено, что вы потерпели бедствие, но находитесь здесь в довольно благоприятных условиях, на материке. Помощь скоро прибудет.

– О, мы хорошо знаем, где находимся. – Он неопределенно повел рукой. – Мы встали здесь на якорь три дня назад; к сожалению, ночью во время бури наше судно получило пробоину. Очень некстати.

– Судно получило пробоину, уже когда стояло здесь? Лежало на якоре, как и сейчас?

– Да.

– Действительно не повезло. Из Оксфорда или Кембриджа?

– Конечно из Оксфорда. – Он, казалось, был немного расстроен моим сухим тоном. – Мы члены смешанной геологической и ихтиологической комиссии.

– Что ж, во всяком случае, камней и воды тут достаточно, – сказал я. – А повреждения велики?

– Одна доска пробита и выскочила из паза. Боюсь, что собственными силами нам это не починить.

– Продуктов у вас достаточно?

– Разумеется.

– Передатчик есть?

– Нет, только приемник.

– Пилот вертолета немедленно сообщит об аварии и попросит, чтобы сюда прислали специалиста и инженера, как только погода немного улучшится. Всего хорошего.

У него отвисла челюсть.

– Уже улетаете?

– Мы в служебном полете. Вчера ночью была получена радиограмма с терпящего бедствие корабля.

– Ах да, да, мы тоже это слышали.

– Сперва я подумал, что это вы, но, как видно, ошибся. Мы должны прочесать большую территорию.

И опять на восток, к оконечности Лох-Хоурон. Когда мы пролетели приблизительно полпути, я сказал:

– Путь далекий. Давайте-ка посмотрим те четыре острова, которые лежат в Лох-Хоурон. Начнем с самого дальнего, того, что на востоке. Как он называется? Ойлен Оран. А потом медленно полетим назад, пока не вернемся к причалу Лох-Хоурона.

– Вы же говорили, что хотите облететь все море.

– Я изменил решение.

– Что ж, мне придется танцевать под вашу дудку, – сказал пилот. Он был невозмутим, этот старший лейтенант Уильямс. – Итак, на север, к Ойлен Оран.

Через три минуты мы уже висели над островом. По сравнению с Ойлен Оран каторжная тюрьма в Алокатразе показалась бы местом отдыха, где приятно провести отпуск. Весь остров представлял собой цельную скалу приблизительно с половину квадратной мили. Нигде ни травинки. Тем не менее на острове стоял дом, из трубы которого шел дым. А рядом был ангар. Правда, судна не было видно. Дым из трубы означал, что в доме должен находиться человек. По крайней мере, один человек, и каким бы образом он ни добывал себе средства для жизни, ясно было, что делал он это не обработкой плодородной почвы. В свою очередь это означало, что в ангаре все-таки должно быть какое-то судно: для рыбной ловли, чтобы прокормиться, для связи с внешним миром. Ибо если о чем-либо и можно было сказать с уверенностью, так это о том, что с тех пор, как Роберт Фултон изобрел пароход, сюда никогда не заходило судно, совершающее регулярные рейсы. Минут через двадцать Уильямс ссадил меня на остров неподалеку от домика.

Я обошел вокруг сарая и внезапно остановился. Я всегда так делаю, когда мне в желудок неожиданно тычут ружьем. Через какое-то время я уже мог дышать и выпрямился.

Передо мной стоял худой, обросший мужчина лет шестидесяти. Он не брился по меньшей мере неделю, а рубашку без воротничка не снимал больше месяца. При ближайшем рассмотрении оказалось, что тыкал он меня самодельным ружьем – оружием, которое на близком расстоянии действует так же, как кольт. И теперь он целился из этого кошмара мне в правый глаз. Чувство такое, будто смотришь в длинный и узкий туннель.

Когда он заговорил, я сразу понял, что он не прочел в своей жизни ни одной книги, рассказывающей о шотландском гостеприимстве.

– Кто вы, черт бы вас побрал? – спросил он.

– Меня зовут Джонсон. Опустите ружье, я …

– А что вам здесь понадобилось, черт бы вас побрал?

– Может быть, мы перейдем на более вежливый тон? Его часто можно встретить в этой местности. Люди обычно начинают со слов «Добро пожаловать».

– Я повторять не буду, милейший!

– Мы разыскиваем терпящее бедствие судно. Оно потерпело аварию где-то в этом районе…

– Я не видел никакого судна, а вы сейчас покинете мой остров. – Он опустил ружье, так что теперь оно было направлено мне в живот. Возможно, он думал, что, если ему придется нажать на курок, дело в этом случае не будет выглядеть таким грязным – особенно, если придется меня захоронить. – Ну, живо!

Я кивнул и посмотрел на ружье.

– За такое можно и в тюрьму угодить.

– Может быть… А может, и нет. Знаю одно: я не потерплю пришельцев на моем острове – Дональд Мак-Ихерн хорошо охраняет свою собственность.

– Должен признаться, что вы действительно делаете, это первоклассно, – сказал я. Ружье в этот момент шевельнулось, и я поспешил добавить: – Уже ухожу, и не трудитесь говорить «До свидания» – я больше здесь не появлюсь.

Когда мы поднялись в воздух, Уильямс сказал:

– Я его издали видел. У него что, было ружье?

– Во всяком случае, не рука, протянутая для дружеского приветствия, – ответил я горько. – А ведь сколько говорят о гостеприимстве людей в этом районе.

– Кто он такой?

– Представитель шотландского министерства иностранных дел, который прошел тайный курс и специальную тренировку, чтобы занять пост посла по особым поручениям. Он не из тех, кого я ищу, – это точно, и он не сумасшедший. Такой же нормальный, как я и вы. Но напуган и к тому же находится в отчаянном положении.

– Вы даже не заглянули в сарай для лодок. А хотели выяснить, не находится ли там какое-нибудь суденышко. Может быть, в домике тоже кто-нибудь был, кто держал его на мушке.

– Эти соображения и побудили меня отвалить. Ведь я мог бы вырвать из его рук ружье.

– Но это было рискованно. Он бы успел вас пристрелить.

– Оружие – моя специальность. Ружье стояло на предохранителе.

– Прошу прощения. – Выражение лица Уильямса свидетельствовало о том, что он мало во всем этом разбирается. К тому же он не привык скрывать свои чувства. – Что предпримем теперь? – спросил он.

– Полетим ко второму острову, который находится на западной стороне. – Я взглянул на карту. – На Крейгмор.

– Зря потеряете время, – заявил он категорично. – Я был там и доставил в Глазго тяжело раненного человека.

– Раненного? Как это случилось?

– Порезался китобойным ножом. Буквально пропорол себе бедро. Рана начала гноиться.

– Китобойным ножом? Никогда не слыхал, чтобы были…

– Они предназначены для акул. Эти твари греются на солнце, как макрели. Их ловят из-за печени. Если акула большая, то из печени можно добыть много, жира. – Он показал на карту, на маленький значок на северном побережье. – Вот это – деревня Крейгмор. Говорят, что во время первой мировой войны ее покинули жители. Мы сейчас как раз подлетаем. Некоторые из этих парней построили дома действительно черт знает где!

Он оказался прав. Некоторые строения стояли на самых невозможных местах. Если бы мне когда-нибудь предложили выбирать: ставить дом тут или на Северном полюсе, то мне, наверное, было бы трудно прийти к определенному решению. Четыре крошечных серых домика лепились на самой высокой точке острова, неподалеку от берега. Несколько опасных рифов образовывали естественную дамбу для маленькой гавани. Проходы между ними выглядели еще более жуткими. Две рыбачьи лодки были на якоре. У одного домика, стоявшего ближе всех к воде, одна стена полностью отсутствовала. А на оползне, футов в двадцать пять шириной, находившемся между домом и водой, я увидел трех акул. Несколько человек показались из пролома и помахали нам руками.

– Это сарай для разделки акул, – сказал Уильямс. – Они приносят туда рыб прямо из моря.

– Этим тоже можно прокормиться. Можете меня высадить?

– Да каким же образом, мистер Калверт?

– Да, я тоже думаю, что нельзя. – Хотя бы по той причине, что единственной посадочной площадкой в этом месте была крыша дома, а на такие точки вертолет, как известно, сесть не может. – Значит, вам пришлось поднимать больного с помощью лестницы и двух приспособлений?

– Да. И мне не хотелось бы опускать вас на лестнице в такую погоду и без второго пилота. Разве что вы это поставите необходимым условием.

– Думаю, что не стану настаивать. Вы можете ручаться за тех людей, что внизу?

– Вполне. Я их знаю и знаю их шефа, Тима Хатчинсона. Это австралиец ростом с дом, я с ним встречался несколько раз. За его людей может поручиться кто угодно на западном побережье.

– Хорошо. Верю. Летим к следующему острову. К Баллар-Айленду.

Над ним мы пролетели всего один раз. Этого было достаточно. На Баллар-Айленде не смогла бы жить даже муха.

Теперь мы находились над проливом между Балларом и Дюб-Скейром, и у Глотки Мертвеца сейчас был такой вид, что забраться туда не рискнула бы даже самая отважная рыба. Во всяком случае, я пришел именно к такому выводу. Достаточно было бы провести в ней пять минут на лодке или в костюме для подводного плавания – и со мной было бы кончено. Ветер дул против течения, и вследствие этого в Глотке. Мертвеца был ад кромешный. Такой картины мне наблюдать не доводилось. Волн не было видно – только пена, брызги, в общем ад. Вода, казалось, кипела, а в небольших затишках она была иссиня-черной. Нет, в такое место не отправишься на воскресную прогулку с тетушкой Глэдис.

Как ни странно, но совсем близко, на восточном и западном побережьях Дюб-Скейра, имелись и другие места. При этой игре воды, которую обуславливают приливы и отливы, между островами часто возникает пространство совершенно спокойной воды – феномен, который не объяснен до сих пор. Такое же явление мы наблюдали и здесь. На протяжении целой мили, между южной и восточной оконечностями Дюб-Скейра, ярдах в трехстах от берега, вода была черной и спокойной.

На это было просто жутко смотреть.

– Вам очень хочется сюда приземлиться? – спросил Уильямс.

– А это трудно?

– Наоборот. Вертолеты неоднократно садились на Дюб-Скейр. Не мой, другие. Только боюсь, что вас здесь примут так же, как и на Ойлен Оран. На западном побережье имеются десятки маленьких островков, являющихся частной собственностью, и ни один владелец не захочет принимать у себя незваных гостей. Хозяин Дюб-Скейра их просто ненавидит.

– Должен признаться, что всемирно известное гостеприимство людей этого района меня начинает пугать. Англичане говорят: мой дом – моя крепость. То же самое, видимо, можно сказать и о шотландцах, не так ли?

– Крепость здесь есть. Дом рода Далвинни. Во всяком случае, что-то в этом духе.

– Далвинни – это город, а не род.

– Ну, значит, он называется как-то иначе, а вот как? Язык сломаешь. Человек, который здесь живет, является, так сказать, главой этого рода. Он лорд Кирксайд. Бывший руководитель округа. Важный человек, как ни странно, живет очень уединенно. Он редко покидает свой остров. Да и то только для того, чтобы принять участие в играх, устраиваемых жителями плоскогорья, или раз в месяц съездить на юг, чтобы выступить в Палате лордов против архиепископа Кентерберийского.

– В таком случае, он, видимо, сам порой не знает, где будет находиться в то или иное время. Я наслышан о нем. Кажется, он очень низкого мнения о Палате общин, читает длинные речи по этому поводу.

– Точно. Он и есть. Но в последнее время положение изменилось: он потерял своего старшего сына и будущего зятя. Авиационная катастрофа. Как говорят люди, это его здорово надломило. В этом районе все о нем хорошего мнения.

Тем временем мы облетели южную оконечность Дюб-Скейра и внезапно увидели крепость, точнее замок. Несмотря на остроконечную крышу с бойницами, круглые башни и большие ворота, он не мог конкурировать с замками Виндзора и Балморала. Он был слишком мал для этого. Но его положение было не в пример лучше. Он стоял на вершине утеса, возвышающегося над морем ярдов на пятьдесят. Если, к примеру, выпасть из окна его спальни, то первой точкой соприкосновения будут острые скалы, расположенные у самого подножия. Так что если выбросить кого-то из окна, то можно быть уверенным: он погиб.

Под замком, несколько справа, разрушающаяся в течение сотен лет горная порода образовала берег шириной приблизительно девяносто – сто футов. Люди здесь здорово потрудились и соорудили маленькую гавань. Камни и обломки скал использовались, чтобы построить дамбу в форме подковы. Вход в эту маленькую гавань равнялся примерно двадцати пяти футам. В конце гавани находился корабельный ангар не шире, чем вход в гавань, и длиной футов тридцать пять. То есть ангар, в котором можно поместить большую весельную лодку и только.

Уильямс поднял машину выше, чтобы пролететь над замком ярдах в семидесяти. Он был построен в форме правильного четырехугольника, причем стена, обращенная в глубь острова, отсутствовала. Сторона, выходящая в море, имела две башни с бойницами. На одной из них было укреплено древко ярдов семи с флагом, на другой – высокая телевизионная антенна. С эстетической точки зрения башня с флагом была более красивой. Как ни странно, остров оказался не так уже бесплоден, как это виделось с моря. На некотором расстоянии от замка и до северной точки острова тянулась зеленая полоса длиной приблизительно двести ярдов. На такой площадке в теннис не поиграешь – зелень была настоящей: ее щипали козы. Уильямс попытался приземлиться именно здесь, но ветер оказался слишком сильным. Наконец он сел на восточной подветренной стороне, довольно близко к краю скалы.

Я вышел невнимательно поглядывая на коз, пошел по направлению к замку, как вдруг увидел девушку. Я всегда считал, что если встречу на одном из уединенных островов Гебридского архипелага девушку, то на ней обязательно будет надет килт[2]2
  Килт (шотл.) – шерстяная клетчатая юбка.


[Закрыть], ибо без данной части одежды на Гебридах просто трудно кого-нибудь представить. Кроме того, на ней должен быть шерстяной твинсет и коричневые спортивные башмачки. А сама девушка окажется черноволосой красавицей с дикими зелеными глазами. И зваться она будет Дейрдре. Девушка, которую я видел, совершенно не соответствовала моим ожиданиям, за исключением, может быть, глаз, которые, хотя и не были зелеными, выглядели довольно дикими. Во всяком случае, таковым казался ее взгляд. Светлые волосы были подстрижены соответственно моде: длинные их полукружия встречались под подбородком, а над глазами были словно обрублены. Такая стрижка при сильном ветре скрывает более девяти десятых лица. На ней были сине-белая в полоску кофточка из джерси и старые джинсы, которые, очевидно, шили прямо на ней с помощью портативной швейной машинки, – так трудно было представить, каким образом она могла в них влезть. В довершение всего на загорелых ногах я не увидел обуви. Приятно было сознавать, что терапевтическое влияние телевидения распространилось даже на самые отдаленные уголки империи. Я сказал:

– Добрый день, мисс…

– У вас испортилась машина?

– Собственно говоря, нет…

– Что-нибудь случилось? Нет? В таком случае, я хочу обратить ваше внимание на тот факт, что вы находитесь в частных владениях, и прошу вас незамедлительно продолжить свой полет.

Видимо, мне опять выпало «пусто-пусто». Вот если бы девушка протянула руку и поприветствовала меня дружеской улыбкой, тогда она наверняка очутилась бы в моем черном списке. Но меня снова встретили с обычным шотландским гостеприимством. Усталому путнику у самых ворот просто суют кулак под нос. И неважно, что в руках на этот раз не чернел страшный дробовик Мак-Ихерна, да и фигурка была поизящней, тем не менее оба они имели много общего. Я наклонился, чтобы получше разглядеть лицо девушки, невидимое из-за волос. Вид у нее был такой, словно она провела большую часть ночи и все утро в винных погребах замка. Бледная кожа, бледные губы, темные круги под голубыми, очень ясными глазами. Собственно, даже не голубыми, а скорее светло-серыми.

– Вы что, с цепи сорвались? – поинтересовался я.

– Нет… – Просто это конец мечты… Дейрдре никогда бы так не сказала.

– А где же ваш старик отец?

– Старик… что? – Единственный глаз блеснул с такой силой, словно его подключили к электросети. – Вы имеете в виду моего отца?

– Простите, я имел в виду лорда Кирксайда. – Совсем не трудно было сообразить, что она дочь лорда Кирксайда: простолюдины не в состоянии подражать высокомерному аристократическому тону.

– Лорд Кирксайд – я, и что дальше? – раздался голос за моей спиной. Я обернулся. Это оказался высокий человек лет пятидесяти, с обветренным лицом, орлиным носом, густыми серыми бровями и усами. На нем был серый твидовый костюм, серая охотничья шапка, в руке он держал трость. – В чем дело, Сью?

Сью! Мог бы и догадаться! Улетучилась моя последняя надежда на гебридское гостеприимство. Я сказал:

– Меня зовут Джонсон. Я работаю в спасательной команде. Судно под названием «Морей Роуз» терпит бедствие где-то южнее Ская. Если оно к этому моменту потеряло управление, но не затонуло, то не исключено, что его несет как раз в этот район.

– И Сью хотела сбросить вас со скалы до того, как вы успели раскрыть рот? – Он с любовью посмотрел на дочь и улыбнулся. – Да, такова уж моя Сью. Боюсь, что она испытывает слишком сильную неприязнь к репортерам.

– Некоторые не переваривают их, а кто-то наоборот. Но почему ваша дочь начала вымещать злобу именно на мне?

– Когда вам было двадцать один, вы, наверное, могли отличить нормального человека от репортера. А я – нет. Сейчас-то научился. Даже с расстояния в сто ярдов. И я могу отличить настоящий спасательный вертолет от фальшивого. Да и ты могла бы это сделать, моя дорогая… Я очень сожалею, мистер Джонсон, но мы не можем ничем вам помочь. Я со своими людьми провел прошедшую ночь на скалах, стараясь хоть что-нибудь увидеть: огни, сигналы бедствия… Мне очень жаль – это все, что я могу сказать.

– Я очень благодарен вам, сэр. И мне остается пожелать, чтобы у нас было побольше таких добровольных помощников. – С моего места отлично просматривалась раскачивающаяся мачта судна экспедиции из Оксфорда; само же судно и палатки были скрыты восточным берегом бухты. Я спросил лорда Кирксайда:

– А почему речь зашла о репортерах, сэр? Ведь Дюб Скейр не рекламируется, как Вестминстер.

– Это действительно так, мистер Джонсон. – Он улыбнулся, но глаза остались холодными. – Вы, вероятно, слышали о… в общем, о нашей семейной трагедии. Мой старший сын Джонатан и Джон Роллинсон – жених Сью.

Я понял. Все эти месяцы у нее постоянно были круги под глазами. Должно быть, она сильно его любила. В такое трудно было поверить.

– Я не репортер, сэр. Все это меня не касается…

И тем не менее это тоже было моим заданием, моей сущностью, если угодно. Но в данный момент говорить об этом было нельзя.

– Погибли в авиационной катастрофе. У Джонатана был свой собственный самолет. – Он сделал движение рукой в сторону газона, ведущего к северным скалам. – Отсюда он поднялся в воздух… Репортеры хотели сообщить о месте взлета и примчались, как говорится, по горячим следам. Прилетели на вертолетах, приплыли на яхтах. Там, на западном берегу, есть довольно удобная стоянка. – Снова безрадостная улыбка. – Их приняли не слишком приветливо. Может быть, по глоточку виски, вам и вашему пилоту? – Лорд Кирксайд, похоже, был сделан из другой породы дерева, чем его дочь и Мак-Ихерн. Но, с другой стороны, и об этом знал даже архиепископ Кентерберийский, лордовская порода оказалась потверже их обоих.

– Благодарю вас, сэр. Очень любезно с вашей стороны, но у нас мало времени. Начинает смеркаться.

– Я понимаю, понимаю. Глупо с моей стороны. Но мне кажется, что надежды мало…

– Откровенно говоря, почти никакой. Но вы же понимаете, как все это бывает, сэр…

– Мы чтим людей, которые не сдаются до последнего. Всего хорошего, мистер Джонсон. – Он пожал мне руку и отвернулся. Его дочь колебалась какое-то мгновение, потом протянула ладонь и тоже улыбнулась. Порыв ветра разметал волосы, и, увидев ее улыбающейся, я подумал, что мечта о девушке по имени Дейрдре в конце концов не так уж призрачна.

– У нас осталось мало времени и бензина – такими словами встретил меня Уильямс. – Приблизительно через час станет совсем темно. Куда мы теперь, мистер Калверт?

– На север. Летите вдоль этого участка. У меня такое чувство будто там есть места, где могут причалить легкие суда. Потом дальше, поверх скал. Только медленно.

Он выполнил все, о чем я его попросил, и летел на север минут десять. После того как наблюдать с воздуха за тем, что творится на островах, стало невозможно, мы описали большую дугу и полетели на запад; через какое-то время свернули на юг, потом на восток и наконец полетели к «базе».

Солнце зашло, и когда мы достигли песчаной бухты на западном побережье острова Торбей, на землю опустилась ночь. В темноте я с трудом различал контуры деревьев, слабую серебристую полоску песка и белый полукруг, где скалы открывали с моря проход в бухту. Спуск мне показался довольно опасным, но Уильямс уверенно вел машину. Что ж, если он уверен в себе, то и мне незачем волноваться. Я ничего не понимал в вертолетах, зато разбирался в людях и знал, что сижу сейчас рядом с опытным пилотом. Меня приводил в отчаяние лишь обратный путь к «Файркресту» через темный лес. Правда, даже это имело свои преимущества: мне не нужно было спешить к определенному часу.

Уильямс протянул руку, чтобы включить прожектора, но свет появился на долю секунды раньше. До того, как его пальцы коснулись выключателя. И не от вертолетных прожекторов. Какое-то мгновение царила гробовая тишина. Узкий луч ослеплял. Он исходил от источника, находящегося между линией воды и деревьями. Мгновение луч шарил по небу, а потом вдруг уперся точно в кабину вертолета. Все вспыхнуло так, словно на небе засияло солнце. Я отвернулся, заметив, как Уильямс взмахнул руками и тяжело подался вперед. Так он и остался сидеть на своем месте, мертвый. Я видел, как окрасилась в красное его белая рубашка – кровь хлестала из большой раны на груди. В тот же момент я бросился вперед и вниз, ища защиты от пулеметной очереди, которая прошила стекло. Вертолет, выйдя из-под контроля, резко снижался, вращаясь вокруг оси. Я поднял руку, пытаясь вырвать штурвал у мертвого Уильямса, но в то же мгновение пули прошили вертолет под другим углом. Внезапно заглох мотор, причем так резко, словно кто-то выключил зажигание, и вертолет повис в одной точке. В любом случае ему не провисеть долго, но я ничего не мог сделать. Я приготовился к удару, но он оказался таким сильным, что я едва не отдал концы, потому что вертолет упал не в воду, а на скалы.

Я попытался добраться до двери, но это оказалось невозможным. Вертолет упал носом вниз, а меня при ударе отбросило к ящику с инструментами. Дверца находилась надо мной, вне пределов досягаемости. Я сильно ударился и был слишком слаб, чтобы делать серьезные усилия. Холодная как лед вода текла сквозь разбитые стекла, заливая искореженный остов машины. Какое-то мгновение стояла мертвая тишина. Лишь вода с шумом вливалась в пробоины, подчеркивая еще больше немоту. И снова застрекотал автомат, а может пулемет. Пули пробили на сей раз верхнюю часть обшивки. Два раза я почувствовал, как они чиркнули совсем рядом, и еще глубже втянул голову в холодную воду. Потом, вероятно, вследствие смещения центра тяжести от вливающейся в пробоины воды, а также от разрывов вертолет внезапно повернулся, медленно двинулся по скале, замер на мгновение и соскользнул в море носом вперед.