Текст книги "Когда пробьет восемь склянок"

Автор книги: Алистер Маклин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)

– Но у вас действительно хорошее судно с отличным ходом, – сказал полицейский Макдональд.

Я подивился, как могло случиться, что с островов на западном побережье до доков на востоке Лондона у всех полицейских один и тот же деревянный голос, застывшее лицо и холодный взгляд. Видимо, все дело в форме. Я не обратил на его слова никакого внимания.

– И что мы… так сказать, украли?

– Химикалии. Это был грузовик одного химического концерна.

– Химикалии? – Я посмотрел на Ханслета, ухмыльнулся и вновь повернулся к таможеннику. – Значит, химикалии? Боюсь, что на нашем судне их полно! Правда, на чуть меньшую сумму, чем двенадцать тысяч.

Какое-то мгновение царила полная тишина, потом Макдональд сказал:

– Вам не трудно будет объяснить нам это, сэр?

– Нисколько. – Я закурил сигарету, чтобы получить удовольствие от выступления, и улыбнулся. – Дело в том, что вы находитесь на правительственном судне, Макдональд. Я думал, что вы это уже поняли по флагу. Судно принадлежит министерству сельского хозяйства и рыбной промышленности. Мы – ихтиологи. И наша кормовая каюта – плавучая лаборатория. Взгляните хотя бы на книги. – Я указал на полки, забитые специальной литературой. – А если вы, несмотря на все это, продолжаете сомневаться, то могу дать два номера телефона – один в Глазго, другой – в Лондоне. По ним вы можете установить наши личности. Или попросту позвоните на шлюз Кринана. Мы там провели вчерашнюю ночь.

– Разумеется, сэр. – Мои объяснения не произвели на вахмистра ни малейшего впечатления. – А куда вы ездили вчера вечером на надувной лодке?

– Как вы сказали, Макдональд?

– Вас видели около пяти часов вечера. Вы покинули судно на черной надувной лодке… – Я слышал о холодных пальцах, которые в определенных ситуациях словно скользят у человека по позвоночнику – вниз-вверх, но сейчас мне казалось, что по спине бегает тысяченожка. – Вы плыли в сторону пролива. Мистер Мак-Элрой, почтовый служащий, узнал вас.

– Мне очень не хочется клеветать на честного чиновника, но, судя по всему, он просто находился в нетрезвом состоянии. – Странно, что холод может бросить человека в горячий пот. – У меня нет черной надувной лодки и никогда не было. Достаньте увеличительное стекло, Макдональд, и если вы ее найдете, то я вам подарю коричневую, деревянную, единственную, которую мы держим на «Файркресте».

Застывшее лицо немного оттаяло. Теперь Макдональд не был уверен.

– Значит, вы не уезжали?

– Уезжал. На этой деревянной. Обогнул Гарв-Айленд и взял там несколько проб. Могу показать, они находятся в каюте, в задней части судна. Да будет вам известно, мы здесь не в отпуске!

– Прошу вас, прошу! Я не хотел никого оскорбить!

Теперь я был не богатым бездельником, а рабочим, и он позволил себе смягчиться.

– У мистера Мак-Элроя уже не те глаза, что раньше. Кроме того, если смотреть против заходящего солнца, то все будет казаться черным. Я должен добавить, что вы не похожи на человека, который нарушает телефонную связь с материком…

Тысяченожка помчалась по спине галопом. Нарушена телефонная связь? Кое-кому это, должно быть, кстати. Я не стал ломать голову над тем, кто мог это сделать. Понятно одно: с потусторонним миром это не имеет ничего общего.

– Уж не хотите ли вы сказать, – начал я медленно, – что подозреваете меня в…

– Мы просто не можем позволить себе промахов, сэр. – Сказано это было самым что ни на есть извиняющимся тоном. Да и не удивительно: я был не просто рабочим, но человеком, который работал на правительство. А правительственные чиновники – респектабельные и достойные уважения граждане.

– Но вы, надеюсь, не будете против беглого осмотра? – Голос темноволосого таможенника звучал с сожалением. – Связь нарушена, а вы знаете… – Голос замер, и он улыбнулся. – Грабители вы или нет, шансы здесь один к миллиону, тем не менее, если мы не осмотрим судно, завтра будем вынуждены искать другую работу. Нужно выполнить формальности.

– Разумеется, я никоим образом не хотел бы допустить, мистер… э… э…

– Томас. Благодарю. Могу я посмотреть корабельные документы? Э… большое спасибо. – Он передал их тому, что помоложе. – Минутку… Ах да, рулевая рубка. Не мог бы мистер Дюрран скопировать их там?

– Разумеется. Но разве здесь не удобнее?

– Мы вооружены самым современным техническим оборудованием, сэр, – миниатюрным фотокопировальным аппаратом. Для него необходимо только темное помещение. Как говорится, пять минут – и все будет готово… Не могли бы мы начать с вашей лаборатории?

Насколько я понял, он говорил о выполнении формальностей. Что ж, если речь шла об обыске, то этот был самым необычным из тех, что мне доводилось видеть. Через пять минут Дюрран вернулся из рубки, а потом они с Томасом приступили. Рыскали они так, словно искали «Кохинор». Во всяком случае, поначалу. Им нужно было объяснять каждую деталь – независимо от того, относилась ли она к машинной или электрической части, – заглянули в каждый ящик и шкаф, просмотрели канаты и веревки в большом чулане лаборатории, и я поблагодарил Бога за то, что он запретил мне прятать резиновую лодку вместе с подвесным мотором и костюмом для подводного плавания именно там. Они тщательно осмотрели туалет, словно считали, что я мог бросить туда «Кохинор»…

Большую часть времени они провели в машинном отделении, и там, разумеется, было на что посмотреть. Все выглядело новеньким и блестело. Две большие дизельные машины по сто лошадиных сил каждая, дизель-генератор, радиогенератор, насосы для холодной и горячей воды, система центрального отопления, большие резервуары для масла и воды и два длинных ряда заряженных батарей. Томас, казалось, больше всего заинтересовался батареями.

– Вы располагаете огромным резервом, мистер Петерсен, – сказал таможенник. За это время он успел узнать мое имя, хотя и не совсем то, которое мне было дано от рождения. – К чему вам дополнительные мощности?

– У нас их даже недостаточно. Неужели мы будем заводить руками восемь электромоторов, которые используем, когда находимся в гавани. К тому же мы не сможем запустить машины или генераторы: возникнет слишком много помех. Все это требует больших затрат энергии, – я принялся загибать пальцы. – Не забудьте еще центральное отопление, насосы для холодной и горячей воды, радар, радио, автоматическое управление, электрокран для лодки, навигационные огни, эхолот…

– Ну, хорошо, хорошо. – Он стал исключительно дружелюбен. – Понимаете, корабли вообще-то не по моей части, если не возражаете, давайте пройдем вперед.

Как ни странно, но инспекция вскоре закончилась. Тем временем в салоне Ханслету удалось заставить полицию Торбея принять гостеприимство хозяев «Файркреста». Макдональд-старший, разумеется, не стал после этого веселее, но во всяком случае – гораздо общительнее. Макдональд-младшкй чувствовал себя не так свободно. Вид у него был довольно хмурый. Может быть, он досадовал на отца, который выпивал в компании возможных преступников.

Если осмотр салона был поверхностным, то в обеих каютах вообще ничего не искали. Когда мы наконец снова оказались в салоне, я сказал:

– Очень жаль, господа, если я был с вами неприветлив, но вы должны понять: нарушен мой ночной покой. Еще по рюмочке?

– Что ж, – улыбнулся Томас. – Мы тоже не хотим показаться невежливыми. Большое спасибо.

Через пять минут они уехали. Томас даже не взглянул в сторону рубки. Но как бы то ни было, Дюрран успел в ней побывать. Он мимоходом заглянул в один из чуланчиков на палубе, но больше не стал себя утруждать. Подозрение нас не коснулось. Вежливое прощание – и они удалились. Их судно трудно было разглядеть в темноте, но, судя по звуку, оно было мощным.

– Странно, – сказал я.

– Что именно?

– Я о судне, на котором они прибыли. Ты имеешь представление о том, как оно выглядело?

– Откуда мне это знать? – Ханслет был раздражен. Ему, как и мне, не удалось поспать. – Было темно, хоть глаз выколи.

– В том-то и дело! Единственное, что можно было видеть, – слабый свет в рулевой рубке. Никаких фонарей на палубе или огней внутри. Даже навигационных не было.

– Вахмистр Макдональд следит за порядком в этой гавани уже восемь лет. Неужели тебе понадобится свет, чтобы после наступления темноты пройти по собственной квартире?

– В моей квартире нет двух десятков яхт, которые под влиянием ветра, прилива и отлива постоянно меняют свое положение. Внешние причины не заставят меня плутать, когда я иду по квартире. Но ведь во всей гавани только три судна имеют якорные огни. А он должен видеть, куда плывет.

Я оказался прав. Со стороны удалявшегося судна, шум машин которого был еще слышен, темноту внезапно прорезал тонкий луч света. Пятидюймовый прожектор, как я и думал. Свет упал на маленькую яхту, стоящую на якоре ярдах в ста, и судно сразу изменило курс. Луч осветил другое судно, и опять ночные гости переложили руль на этот раз на бакборт и после продолжили путь в прежнем направлении.

– Ты употребил слово «странно», – пробормотал Ханслет. – В этих обстоятельствах, думаю, слово очень подходит. А какого мнения мы должны быть о полиции Торбея?

– Ты же беседовал с вахмистром.

– Я бы обо всем думал иначе, – сказал Ханслет непоследовательно. – Все бы встало на свои места. Но не могу. Макдональд – честный, старомодный полицейский, да вдобавок еще и хороший. Я таких много встречал, да и ты тоже.

– Правильно, – согласился я. – Хороший, честный полицейский. Но то, что происходило здесь, выходило за рамки его обязанностей, и он был сбит с панталыку. По большому счету, были введены в заблуждение и мы. Во всяком случае, так продолжалось до последнего момента.

– И ты говоришь это только теперь?

– Томас бросил неосторожное замечание, так, вскользь. Ты не слышал, мы в это время были в машинном отделении. – Я почувствовал, что меня лихорадит. Может, от холодного ночного ветра? – Я не обратил бы на него внимания, если бы не пришел к выводу, что они не хотели показывать свое судно. Томас сказал, что корабли, дескать, не по его части. Возможно, он посчитал, что задал мне слишком много вопросов и хотел, этой фразой успокоить. Понимаешь, корабли почему-то не по его части! А ведь они практически всю жизнь проводят на судах, которые осматривают и обыскивают. Вот, собственно, и все. Если хорошенько подумать, то таможенники суют нос во все корабельные уголки и тайники, так что в конечном итоге знают суда даже лучше кораблестроителей. И еще деталь: тебе не бросилось в глаза, как хорошо они одеты? Неужели министерство так хорошо о них заботится?

– Таможенники вообще-то не ходят в засаленных комбинезонах.

– Даже если предположить, что на них эта одежда всего сутки… Как они сказали? Тринадцатое судно, которое они проверяют? Скажи-ка мне, если бы ты побывал с подобным визитом на тринадцати судах, что бы осталось от «стрелочек»? Или ты хочешь сказать, что они специально отутюжили брюки перед приездом на наше судно?

– А о чем они еще спрашивали? Что делали? – Ханслет говорил так тихо, что я услышал удаляющийся рокот мотора в то время, как прожектор перепрыгнул на каменный причал набережной, находящейся приблизительно в полумиле. – Проявили к чему-нибудь повышенный интерес?

– Они ко всему проявили повышенный интерес… Но подожди-ка, подожди! Томас больше всего заинтересовался батареями. Его поразило, что у нас имеется слишком большой запас электрической энергии.

– Вот как? Действительно? А ты помнишь, с какой легкостью наши друзья таможенники попрощались и перемахнули на свое судно?

– Ну, это они проделывали тысячи раз.

– И у обоих руки были свободны. Они ничего не несли. А ведь должны были.

– Фотокопировальный аппарат.

– Фотокопировальным аппаратом сейчас снабжены все таможенники! Чепуха! Да, но если наш приятель не делал копий, значит, он занимался чем-то другим!

Мы прошли в рулевую рубку. Ханслет взял из ящика с инструментами большой гаечный ключ и в течение минуты отвинтил винты верхней плиты, которая прикрывала радиотелеграф и радиопеленгатор. Секунд пять он смотрел на них, потом перевел взгляд на меня и наконец поставил плиту на место. Да, этими приборами нам теперь долго не придется пользоваться – это было видно с первого взгляда.

Я отвернулся и уставился в темноту. Ветер крепчал, темное море тускло поблескивало, с юго-запада мчались белые «барашки». «Файркрест» сильно качало на якорной цепи. Я чувствовал себя смертельно усталым, но упорно всматривался во мглу. Ханслет предложил мне сигарету. Курить я не хотел, но тем не менее взял. Кто знает, может быть, она мне поможет. И тут же схватил Ханслета за запястье и посмотрел на его ладонь.

– Да, да, – сказал я. – Сапожник без сапог.

– Что ты имеешь в виду?

– Поговорка, конечно, не больно подходящая, но в настоящий момент я не могу припомнить нужную. Хороший специалист пользуется только своим инструментом. Наш приятель со склонностью разбивать конденсаторы должен был об этом подумать. Не удивительно, что мышцы моей шеи судорожно сжимались всякий раз, когда Дюрран был поблизости. Где ты успел порезаться?

– Нигде.

– Я знаю, но на твоей ладони – кровавое пятно. Меня бы не удивило, если бы этот парень брал уроки у Питера Селлерса[1]1
  Peter Sellers – знаменитый английский актер.


[Закрыть]. На «Нантсвилле» он говорил на южно-английском диалекте, на «Файркресте» – на северном. Интересно, сколько диалектов он сможет вытрясти из рукава или, точнее, из глотки. Я представлял его несколько полноватым, а он, оказывается, мускулистый. Ты обратил внимание, что он ни разу не снял перчатки, даже когда брал в руки стакан?

– Я самый наблюдательный человек, которого ты встречал в жизни. Ударь меня дубинкой по затылку – я это замечу! – В голосе Ханслета послышалась горечь. – Почему же они нас не пристукнули? Хотя бы тебя? Опасного свидетеля?

– Возможно, речь действительно идет о людях, намного более крутых, чем мы. Во-первых, они не могли ничего сделать, пока тут находились полицейские. Как мы решили, настоящие полицейские. В противном случае пришлось бы убрать и полицейского тоже. Но преднамеренно убить полицейского может только сумасшедший. А уж в чем в чем, а в уме этим парням не откажешь.

– Но для чего они вообще притащили с собой полицейских?

– Для солидности и для правдоподобия. Полицейские для нас вне всякого подозрения. Если среди ночи на твой корабль внезапно поднимется полицейский в форме, то ты не станешь бить его крюком по голове. А по любой другой физиономии наверняка ударишь. Особенно если у тебя совесть нечиста.

– Не исключено, хотя и спорно. Ну а вторая причина?

– Они шли на большой риск, посылая Дюррана. Его, словно приманку, бросили волку, чтобы посмотреть на реакцию. Не узнает ли его кто-нибудь из нас.

– Почему именно Дюрран?

– Я разве не рассказал? Дело в том, что там я посветил карманным фонариком ему в глаза. Лица я разглядеть не мог – так, расплывчатое белое пятно, наполовину исчезнувшее за поднятой рукой. В действительности я смотрел на его спину, назад и вниз, подыскивая подходящее место для нанесения удара. Но они этого знать не могли и поэтому хотели выяснить, узнают его или нет. Не узнали. Ибо, если бы это произошло, мы приняли бы самые решительные меры или потребовали у полиции, чтобы их арестовали. Ведь если мы против них, то на стороне закона. Мы этого не сделали, ничем не показали, что узнали его. Такого никто не выдержит. Я уверен, что не найдется на земле человека, который не моргнет, когда дважды за одну ночь столкнется с убийцей, чуть не прикончившим его самого. Поэтому следует считать, что непосредственная опасность миновала. Настоятельная необходимость отправить нас на тот свет отпала. Сейчас они понимают, что мы – поскольку не узнали Дюррана – вообще никого не опознали на «Нантсвилле» и не будем уведомлять Интерпол.

– Значит, мы сейчас в безопасности?

– О, Боже ты мой! Мне бы очень этого хотелось. Но подозрение…

– Но ты только что сказал…

– Не знаю, откуда у меня подобная уверенность, – сказал я раздраженно, – но тем не менее это факт. Они так тщательно исследовали корму «Файркреста», что только диву надо даваться. А осмотрев машинное отделение наполовину, вдруг потеряли к нему всякий интерес. Во всяком случае, Томас. Должно быть, он что-то обнаружил. Ты ведь видел его в салоне. Когда он осматривал носовые каюты и верхнюю палубу, ему все было до лампочки.

– Батареи?

– Нет, он удовольствовался моим объяснением. Правда, я не понимаю, откуда у меня эта уверенность. Но я прав.

– Выходит, они вернутся?

– Точно.

– В таком случае, достанем оружие.

– Не спеши. Наши друзья знают, что мы ни с кем не можем связаться. Судно с материка, которое совершает регулярные рейсы, бросает здесь якорь два раза в неделю. Оно приходило сегодня, так что теперь появится через четыре дня. Основная связь с материком прервана, а если я буду считать иначе, значит, я не вышел из дошкольного возраста. Наш передатчик выведен из строя. Если в Торбее нет почтовых голубей, скажи, какая еще существует возможность связаться с материком?

– «Шангри-Ла». – «Шангри-Ла» – судно, которое стояло на якоре рядом с нами. Эта белая, сверкающая яхта сорока ярдов в длину, похоже, сама испускала золотое сияние. – На ней наверняка имеется дорогой передатчик. Кроме того, в бухте стоят еще две или три достаточно крупные яхты, которые могут иметь на борту рацию. Остальные, видимо, снабжены только приемниками.

– Как ты думаешь, сколькими передатчиками в гавани Торбея будут пользоваться утром?

– Одним.

– Вот именно! Об остальных позаботятся наши друзья. Они будут вынуждены это сделать. Мы же не можем никого предупредить, чтобы себя не выдать.

– Страховые компании выдержат. – Ханслет посмотрел на часы. – Было бы не кисло разбудить сейчас Дядюшку Артура.

А вот эта перспектива мне не улыбалась. Ханслет взял свое пальто, натянул его и, подойдя к двери, обернулся.

– Думаю, пока ты беседуешь, мне лучше прогуляться по палубе. А если поразмыслить хорошенько, то надо бы взять с собой пистолет. Томас говорил, что они уж проверили три судна. Поскольку Макдональд ничего не возразил, не исключено, что так оно и есть. Так что может статься, наши друзья, высадив полицейских на берег, сразу же вернутся к нам, поскольку ни одного работающего передатчика в гавани не осталось.

– Может быть. Все остальные яхты в бухте меньшее «Файркреста». Кроме нашей имеется еще одна с собственной рубкой. Все остальные держат передатчики прямо в кают-компаниях. Многие там же и спят. Поэтому, прежде чем вывести из строя передатчики, нашим друзьям пришлось бы сначала вывести из строя хозяев яхт, а на это они не решатся, пока на борту находится Макдональд.

– А вот это спорно. Возможно, Макдональд поднимался на борт не каждый раз. Ты можешь проспорить свою пенсию.

– Я никогда не доживу до пенсионного возраста, но пистолет с собой все-таки захвати.

«Файркрест» был построен три года тому назад. Верфь в Саутгемптоне и военно-морская радиофирма изваяли его совместными усилиями в глубочайшей тайне и строго в соответствии с планом, который получили от Дядюшки Артура. Чертеж был не его личный, хотя он этого никогда не сообщил тем немногим людям, которые знали о существовании яхты. Поводом для постройки явилось японское рыболовное судно, курсировавшее под индонезийским флагом и задержанное у малайского побережья. Одна машина не работала. Хотя на судне оказались две машины, оно было неспособно к маневрированию – довольно странный факт, который заставил разбуженного инженер-лейтенанта осмотреть корабль более внимательно. Не говоря о том, что он рассказал об этом Дядюшке Артуру, конечным результатом его исследований оказалось то обстоятельство, что команда судна и по сей день томится в Сингапуре в лагере для военнопленных.

Карьера «Файркреста» была переменчивой и бесславной. Какое-то время он безрезультатно бороздил волны Балтийского моря, пока не намозолил глаза властям Таллинна и Ленинграда. Они объявили «Файркрест» «персоной нон грата» и услали судно обратно в Англию. Дядюшка Артур был взбешен, потому что ему пришлось спорить по поводу значительных издержек с одним из несговорчивых государственных секретарей. Потом водная полиция пыталась с помощью этого судна ловить контрабандистов, но вскоре вернула яхту без всякой благодарности, так никого и не поймав. И лишь сейчас, впервые, она могла себя оправдать, и при другом раскладе Дядюшка Артур был бы только рад такой перспективе. Но когда я расскажу ему то, что должен рассказать, боюсь, он повременит радоваться и возьмется за палку…

Своеобразие «Файркреста» заключалось в том, что он, закамуфлированный под две машины, на самом деле имел только одну, но зато какую! Снабженную специальным подводным выхлопом. Достаточно было высвободить бензопровод и отвинтить четыре гайки, и можно было поднять цилиндр штирбортной машины со всеми соединительными проводами и иньекторами. С помощью телескопической радиомачты, длиной более двадцати ярдов, которая находилась внутри передней, алюминиевой, великолепный передатчик, расположенный в машине, мог послать сигналы хоть на Луну. Как Томас правильно подметил, у нас было много резервной энергии. Ввиду сложившейся ситуации я не собирался посылать сигналы на Луну, а только в Найтсбридж, Дядюшке Артуру, в его комбинированную квартиро-контору. Оставшееся от передатчика место в машине было заполнено коллекцией самых разнообразных вещей, на которые заместитель начальника Скотланд-Ярда посмотрел бы с весьма озабоченным видом. Среди всего прочего здесь лежали маленькие пакетики со взрывчаткой, которые имели химические запальники и механизм, действовавший от пяти секунд до пяти минут. Это устройство было усовершенствовано всасывающими клапанами. Далее там находился роскошный набор инструментов для проникновения в запертые помещения; целые связки отмычек; различные, очень сложные микрофоны, включая и такой, которым можно стрелять, как пулей, из специального пистолета. Были и различные стеклянные трубочки с безобидно выглядевшими таблетками, способными лишать человека сознания на несколько часов, если подмешать их в питье. Также четыре пистолета и целый ящичек патронов. Если бы кому-нибудь пришла в голову мысль использовать все, что тут имелось, то данный индивид развлекался бы довольно долго. Два «люгера» и два «лилипута» калибром 4,5 мм – самые маленькие из профессиональных автоматических пистолетов. «Лилипут» имел большое преимущество – его можно было спрятать где угодно, хоть в рукаве, закрепив с помощью зажима. Это выгодно.

Ханслет взял «люгер», проверил магазин и вышел. И не потому, что услышал шаги на палубе, просто не хотел присутствовать во время моего разговора с Дядюшкой Артуром. Я не мог его за это порицать – откровенно говоря, я тоже не хотел присутствовать.

Натянув оба изолированных резиновых провода, я прикрепил к концам батарей тяжелые «крокодилы» с пилообразными зубьями. Потом взял наушники, включил передатчик, повернул рычаг, посылавший позывной сигнал, и стал ждать. Я не должен был ничего переключать, так как передатчик был настроен на постоянную частоту УХФ, использование которой могло лишить лицензии любого радиолюбителя.

Появился красный предупредительный свет: сработало. Я наклонился вперед и настроил магический глазок таким образом, чтобы зеленые лучи пересекались в середине.

– Говорит станция СПФХ, – раздался голос в наушниках. – Станция СПФХ.

– Доброе утро! Говорит Каролина. Можно поговорить с управляющим?

– Подождите минутку. – Это означало, что Дядюшка Артур еще в постели. Дядюшка не любил вставать очень рано. Прошло минуты три, а потом в наушниках снова загудело.

– Доброе утро, Каролина. Говорит Анабелла…

– Доброе утро. Моя позиция – 481, 281. – Ни на одной нормальной карте этих координат нет. Существовало не более десятка карт, на которых они имелись. Одну из них имел Дядюшка Артур, другую – я. Возникла небольшая пауза, а потом снова послышался голос:

– Понял вас, Каролина. Докладывайте.

– Пропавший корабль я нашел сегодня во второй половине дня. В четырех или пяти милях к северо-западу отсюда. Сегодня вечером я поднялся на его борт.

– Что вы сделали, Каролина?

– Поднялся на борт этого корабля. Старый экипаж поехал домой. На борту находился новый. Гораздо более малочисленный.

– Вы видели Бетти и Дороти? – Несмотря на существование в наших передатчиках устройства, полностью исключавшего подслушивание, Дядюшка Артур настаивал на том, чтобы в разговорах использовались кодовые имена – женские, начинающиеся с той же буквы, что и настоящие. Это была довольно запутанная процедура. Сам он звался Анабеллой, я – Каролиной, Бейкер – Бетти, Дельмонт – Дороти, Ханслет – Харриет. Разговор принимал такой вид, будто речь шла об ураганах в Карибском бассейне.

– Да, – я глубоко вздохнул. – Они не вернутся домой, Анабелла.

– Не вернутся? – механически повторил он и замолчал так надолго, что я подумал, что прервалась связь. Потом в эфире снова появился его далекий, безучастный голос: – Я вас предупреждал, Каролина!

– Да, Анабелла.

– А корабль?

– Уплыл.

– Куда?

– Не знаю. Просто уплыл. Думаю, в северном направлении.

– Думаете, в северном направлении. – Дядюшка Артур никогда не повышал голоса, но тот факт, что он внезапно перестал соблюдать правила кодирования, дал мне понять, что он более чем расстроен, взбешен. – Куда в северном направлении? В Шотландию? В норвежский фиорд? Или же перегрузка товара произойдет в районе между средней Атлантикой и Баренцевым морем? Там ведь сущие пустяки – какие-то два миллиона квадратных миль… Упустили корабль! После всех разработок, затрат, беспокойств и так далее вы просто заявляете, что упустили корабль! – О планировании он мог и не напоминать, так как за него отвечал я. – А Бетти и Дороти?! – Последние слова свидетельствовали о том, что он снова взял себя в руки.

– Да, Анабелла, он ускользнул от меня. – Я почувствовал, как во мне начала закипать злость. – И если вы выслушаете меня до конца, то поймете, что дело из рук вон плохо.

– Слушаю.

Я рассказал ему все по порядку, и напоследок он отрубил:

– Понятно: корабль вы упустили, Бетти и Дороти потеряли, и теперь наши друзья знают о вашем существовании. Единственный козырь – секретность – полетел ко всем чертям, и все полезное, что вы сами сделали, сведено к нулю. – Пауза. – Я жду вас у себя сегодня вечером, в девять часов. Проинструктируйте Харриет, чтобы она отвела судно на базу.

– Да, сэр! – К чертям Анабеллу! – Я ждал чего-то подобного. Я совершил ошибку, разочаровал вас. И меня отстраняют от работы.

– Сегодня вечером в девять, Каролина. Буду ждать.

– Вам придется долго ждать, Анабелла!

– Что вы хотите этим сказать? – Дядюшка Артур продолжал говорить монотонным, безучастным голосом, в котором тем не менее было больше характера, чем в любом старательно поставленном голосе театрального актера.

– В этих краях нет самолетного сообщения, Анабелла, а рейсовый почтовый корабль придет только через четыре дня. Погода ухудшается, и я не хотел бы использовать наше судно, чтобы добираться до материка. Прошу меня извинить, но в данный момент я прочно застрял.

– Вы что, считаете меня полнейшим идиотом, сэр? – Он опять начал раздражаться. – Сойдете утром на сушу. К полудню я вышлю спасательный вертолет, который и подберет вас. Итак, в девять вечера в бюро, и не заставляйте себя ждать.

Это я уже слышал, но решил сделать последнюю попытку.

– Вы не могли бы дать мне еще одни сутки?

– Вы ведете себя как мальчишка и, кроме того, расходуете мое время зря. Всего хорошего!

– Прошу вас, сэр!

– Я считал вас умнее!

– Всего хорошего! Возможно, мы когда-нибудь и встретимся, правда, не думаю.

Я выключил передатчик, закурил сигарету и стал ждать. Через полминуты загорелся сигнал вызова. Я выждал, а потом включил аппарат. Я был совершенно спокоен. Кости брошены, мне наплевать.

– Каролина? Это вы, Каролина? – Могу поклясться, что уловил в его голосе волнение. Такое подчеркивается в книгах красной чертой.

– Да?

– Что вы сказали напоследок?

– Всего хорошего… Вы сказали: всего хорошего, и я сказал: всего хорошего.

– Не выставляйте меня идиотом, сэр, вы сказали…

– Если вы хотите, чтобы я завтра забрался на борт вашего чертова вертолета, – ответил я, – то вместе с пилотом вам придется послать вооруженный отряд. Вооруженный и, надеюсь, отменный, так как у меня имеется «люгер», и вы знаете, что я умею с ним обращаться. И если мне придется кого-нибудь пристрелить и я предстану перед судом, то и вы встанете рядом, ибо, несмотря на все ваши связи, нет таких мер, которые вы могли бы использовать против меня. И ничто не даст вам права посылать людей, чтобы арестовать меня. Меня, невиновного человека. К тому же я не считаю себя состоящим у вас на службе. Условия договора недвусмысленно говорят, что в любую минуту я могу отказаться от работы, если в данный момент не принимаю активного участия в какой-либо операции. Вы только что отстранили меня от работы и вызвали в Лондон, так что заявление о моем уходе появится на вашем столе, как только здесь заработает связь. Бейкер и Дельмонт не были вашими друзьями. Они были моими друзьями с тех пор, как я поступил на вашу чертову службу. А у вас хватает бесстыдства сидеть в конторе и валить вину за гибель этих двух человек на меня, хотя вы чертовски хорошо знаете, что каждый шаг, который мы предпринимаем в той или иной операции, в конечном итоге одобрен вами. Ко всему прочему вы лишаете меня возможности привести в порядок счета. Мне поперек глотки ваша работа! Всего хорошего!

В его голосе появилась осторожная, проникновенная нотка:

– Но это же не причина, чтобы так сразу набрасываться на меня… – Я был совершенно уверен, что до сих пор никто не осмеливался разговаривать с контр-адмиралом сэром Артуром Арнфордом Джейсоном таким тоном, но он, казалось, не очень-то волновался по этому поводу, Он был хитрым, как лис, и со своей способностью мгновенно взвешивать все «за» и «против» он быстро сопоставил данные и просчитал, в какой степени он может принять участие в моей игре, удерживая меня при этом на краю пропасти. Наконец он спокойно сказал: – Надеюсь, вы остаетесь не только для того, чтобы проливать слезы? Ведь у вас что-то есть на уме?

– Да, сэр. Кое-что… – В этот момент я бы сам с удовольствием узнал, что же именно.

– Хорошо. Даю вам еще двадцать четыре часа, Каролина.

– Сорок восемь.

– Пусть будет сорок восемь, а потом вы возвратитесь в Лондон. Слово?

– Обещаю.

– И потом, Каролина…

– Да, сэр?

– Я не обижаюсь на ваш тон. Надеюсь, такое не повторится.

– Никак нет, сэр. Прошу прощения.

– Итак, сорок восемь часов. Докладывайте в полдень и в полночь. – Раздался щелчок, и Дядюшка Артур отсоединился.

Когда я вновь вышел на палубу, в небе серел тусклый рассвет. По морю хлестал холодный дождь. «Файркрест» покачивался на якорной цепи, описывая дугу в сорок градусов. На крайних ее концах цепь натягивалась. Я с беспокойством спросил себя, как долго выдержит веревка, которой я привязал мешки с подвесным мотором и костюмом для подводного плавания, эти волнообразные движения.