355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Алина Чинючина » Сказка о принце. Книга первая (СИ) » Текст книги (страница 19)
Сказка о принце. Книга первая (СИ)
  • Текст добавлен: 28 сентября 2016, 22:24

Текст книги "Сказка о принце. Книга первая (СИ)"


Автор книги: Алина Чинючина



сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 24 страниц)

Она молча мотнула головой.

Дорога к городу шла чуть в гору, но утренняя свежесть заставляла ускорять шаги, и к первым домам окраины подошли они быстро. Переглянулись.

– Вета, – сказал принц не очень уверенно, – у нас осталось еще несколько монет. Давайте зайдем сначала в лавку и купим чего-нибудь поесть…

В городском саду, в углу, у разрушенной железной ограды они молча жевали вчерашние булки, запивая их молоком, купленным у одной из хозяек на окраине. Мимо шли люди, равнодушно поглядывая на них; кому какое дело, что за бродяги сидят тут… своих забот хватает. Вета прихлебывала молоко и смотрела на принца. Потом поймала его взгляд – и покраснела, улыбнулась, отвела глаза.

– Ну что, – тихо сказал Патрик, аккуратно собирая крошки и отправляя их в рот, – идем?

Девушка легко поднялась.

– Идем…

Гостиница «Магдалина» находилась на другом краю города, и они долго петляли по пыльным, нешироким улочкам. Город был небольшим, но запутанным – и очень провинциальным и тихим. Такие города словно предназначены для того, чтобы дарить спокойствие и беззаботность уставшим путникам. Деревянные одноэтажные домики, окруженные деревьями, ратуша в центре, маленькая площадь – несколько елочек да козы на дорожках, вымощенная камнем мостовая, огромные солнечные часы рядом с ней. Солнце, песок, зелень, тишина, несмотря на стук молотков из ремесленных рядов, крики торговок «Пирожки горячие, с картошкой, с луком! Сбитень медовый!», смех ребятишек, играющих на улицах.

В конце улицы блеснула синяя гладь воды. Речка…

– Искупаться, что ли… – задумчиво протянул Патрик.

Они спустились по осыпающейся тропинке вниз, к воде, там, где врезались в воду деревянные мостки. Умылись, расстегнув ворот, но купаться не стали. Постояли, глядя на противоположный берег, заросший зеленью садов. Ветер треплет волосы, горячий, сильный. Жарко. Мимо плывет лодка, загорелый мальчишка в ней гребет лениво, но сильно. Девочка в красном платье спустилась к мосткам полоскать белье, посмотрела на них и засмеялась.

– Идти пора, – сказал принц и вздохнул.

Они миновали центр, вышли на противоположную окраину с покосившимися домишками и сараями, а гостиницы «Магдалина» все не видно было. Прохожие в ответ на расспросы недоуменно пожимали плечами. Наконец на маленькой круглой площади, окруженной со всех сторон пыльными тополями, Патрик разглядел на длинном, приземистом доме покосившуюся вывеску.

– Патрик, – шепотом попросила Вета, – подождите меня здесь… недалеко… я быстро. – И добавила, глядя ему в лицо: – Если что, я тут же закричу, честное слово.

Дрогнули губы принца, он хотел было что-то сказать, но только подтолкнул ее вперед – и перекрестил в спину, украдкой. Сам отошел на другую сторону площади и прислонился к тополю, не сводя глаз с тонкой фигурки, стучащейся в дверь.

Дверь была заперта. Вета долго колотила по ней кулачком, потом перевела взгляд на окна. Ставни распахнуты, неужели внутри никого? Дотянувшись до окна, она постучала снова. Прислушалась. Тишина…

– Эй, есть кто живой? – негромко позвала девушка.

Сухой скрип прорезал тишину, и Вета вздрогнула, оглянулась.

– Чего стучишь? – из дома напротив, с вывеской, на которой намалеваны были кривые ножницы и игла, сердито высунулась толстая физиономия. – Не видишь, что ли – закрыто!

Оглянувшись, Вета перешла пыльную улицу, подошла к раскрытому окну.

– Я хозяина ищу… Вы не знаете, где он?

– А тебе что за дело? – спросил, прищурившись, мужик.

– Я наниматься пришла, – растерянно проговорила девушка. – Мне сказали, что тут служанки нужны…

– Уже не нужны, – проворчал мужик.

– Да хозяин-то где? – повторила Вета.

Мужик сплюнул на землю и перекрестился. Сказал, понизив голос:

– Арестовали его…

– Когда? – охнула Вета.

– Третьего дня.

Вета хотела спросить, за что, но не решилась.

– А… когда теперь? – беспомощно спросила она.

– Чего когда? – удивился мужик. – На работу, что ль? Так иди в другое место… вон, в другом трактире поищи… или у портних, если шить умеешь.

– Вернется когда? – прошептала девушка.

Мужик глянул на нее, как на ненормальную.

– Я-то откуда знаю? Хошь – иди в управу, там спрашивай… если самой страсть за решетку охота. – Он оглянулся и проговорил шепотом: – Его, говорят, в государственной измене обвиняют, а ты – «когда вернется». Дура, прости Господи.

Сказал – и захлопнул окно. Вета беспомощно смотрела ему вслед.

Потом повернулась и, опустив голову, пошла по улице, кожей чувствуя за собой внимательный взгляд из-за двери. Нарочно пошла в другую сторону, моля про себя принца изо всех сил, чтоб не подходил к ней – мало ли кто сидит там, в пустом доме, смотрит внимательно, ищет, ждет государственных преступников, Боже сохрани…

Патрик выждал, когда она скроется из виду, и лениво зашагал совсем в другую сторону.

Ночью они снова сидели у костра и молчали.

Что теперь делать? Вопрос висел в воздухе, хотя не был задан вслух.

Гулко ухали где-то в чаще ночные птицы, слабо потрескивали сучья в костре. Вета молчала и смотрела в огонь. Патрик обхватил руками колени, уткнулся в них подбородком. На лице его бродили отсветы пламени.

– Значит, это предательство, – сказал, наконец, принц, словно продолжая начатый разговор. – Бог весть, отчего так вышло. Надеюсь лишь на то, что сам лорд Маркк не пострадал. Мне… было бы очень жаль, – признался он, – если бы его обвинили в измене.

«А если и мой отец пострадал?» – подумала Вета, но вместо этого спросила:

– Что же нам теперь делать, Патрик?

И так беспомощно и по-детски прозвучал этот вопрос, что у принца защемило сердце.

– Будем пробираться к столице сами, – ответил он как можно тверже. – Не возвращаться же назад, – он усмехнулся. – Правда, у нас нет денег. Кольцо менять, – он вытянул из-за пазухи кольцо Крэйла, повешенное на шнурок нательного крестика, и грустно повертел его в руках, – опасно, выдаст с головой. Но… ладно, не зря же я целый год учился работать, – он снова улыбнулся. – Дрова колоть будем, воду носить… за еду, за ночлег. Не зима, теплой одежды не нужно. Одно только плохо – когда мы таким образом доберемся… – и вздохнул украдкой.

Налетевший ветер заставил обоих поежиться.

– Все бы отдал за то лишь, чтобы узнать, что там и как, – тихо проговорил Патрик. – Что творится в столице? Кто на чьей стороне? Чья это идея – с регентством? И… – он запнулся на мгновение, – и что, в конце-то концов, думает об этом моя дражайшая матушка.

– Патрик, – тихо спросила Вета, – за все это время вы ни разу не упомянули о матери. Почему?

Принц взглянул на нее, и горькая усмешка скользнула по его губам.

Мама предала меня, – глухо проговорил он. – Знаете, Вета… мы ведь с ней всегда не особенно ладили. – Он опять помолчал, словно раздумывая, стоит ли решаться на откровенность. – Я еще маленьким был… так тосковал по ней, так мечтал сделать хоть что-нибудь для того, чтобы заслужить ее одобрение. Бог знает, почему, но теперь я понимаю, что она меня не любила никогда и теперь не любит. Я долго думал – отчего так вышло? Может быть, отец воспитывал меня не так, как ей хотелось, а может быть, она всегда мечтала о девочке… но ведь и Изабель никогда не была избалована ее вниманием и любовью. Порой мне казалось, что матушка никогда никого не любила – ну, наверное, кроме себя. Мы с Изабель жались друг к другу, потому что и ей, и мне так нужна была ласка. Потому и сдружились, наверное. Я люблю эту мелкую лисичку больше всех на свете, и теперь… мне страшно подумать, что могут сделать с ней, ведь она – тоже претендент на престол, пусть не прямо, через будущего наследника, но… Изабель уже достаточно взрослая, чтобы представлять собой реальную угрозу. Я боюсь за нее… оттого и тороплюсь так сильно.

А Август? – спросила Вета тихо.

Про Августа я вообще молчу, – полушепотом сказал Патрик. – Я не слишком привязан к нему, но… но мне жаль его. Несчастный мальчик. Теперь за его жизнь никто не даст ломаного гроша. Он жив до тех пор, пока он нужен им… а потом, что будет потом? Хуже всего, когда по вине взбесившихся взрослых страдают дети.

Принц помолчал, потом взглянул на Вету.

– Знаете, когда я понял, что я никогда не был нужен матушке? – спросил он полушепотом. – Когда сразу после ареста она пришла ко мне в камеру и сказала, что…. Она поверила в мою виновность – сразу, без всяких доказательств. Ей нужен был лишь повод. Я всегда был не таким, как ей хотелось, я был – плохим мальчиком, понимаете? Слишком шумным, слишком независимым, слишком требовательным, слишком еще Бог знает каким. Не таким, как ей было нужно. И самым удобным оказалось поверить этому – так легко и просто, так быстро. Мать – отреклась, мать – предала, Вета…

Он умолк. Вета робко погладила его по плечу.

– И поэтому когда ко мне – помните? – почти сразу пришли вы, Вета, я этому не поверил. Мать сказала, что не верит мне, а вы – что верите. Вы тогда вернули мне веру в себя и в то, что я все-таки не сошел с ума и правда не виновен в том, в чем меня обвиняли. Вы вернули мне – меня…

У нее загорелись щеки.

– Что вы, принц, – пролепетала девушка, – я всего лишь…

– Всего лишь вернули меня к жизни, – закончил Патрик. – Хотя именно от вас я тогда ожидал этого меньше всего.

Сердце ее томительно сжалось. Вот он, момент, в который можно сказать – все. Сказать, наконец, о том, что она носила в себе уже больше года. Вот прямо сейчас – протяни руку и коснись его руки.

«Вряд ли я смогу увлечься ею», – всплыли в памяти слова, произнесенные год назад. Как много они, оказывается, значат. Несмотря на все, что пришлось пережить, несмотря на то, что их связывала теперь чужая смерть и тайна. Вета смотрела в лицо принца, освещенное бликами пламени и понимала, что сказать ничего не сможет. И так же отчетливо понимала она, что дороже этого человека у нее нет никого на свете.

Она пойдет с ним до конца. И если в конце пути они еще смогут остаться рядом – она скажет ему все. Потому что сказать сейчас – значит обязать и связать его из благодарности… а этого ей не нужно. Потом, потом…

«Дура, – опять прозвучал в сознании голос. – Лови момент, потом у его ног будут заморские принцессы и лучшие девушки королевства. Сейчас, когда рядом нет никого, когда он всеми покинут и нуждается в помощи – только сейчас. Потом будет поздно».

Вета тряхнула головой. Нет.

– Ничего особенного я тогда не сделала, – сказала она твердо. – Но речь не об этом, Патрик. Что мы будем делать дальше? Ну, я имею в виду, когда доберемся до столицы.

Патрик долго молчал.

– Честно – не знаю, – признался он, наконец. – Пока… пока я думаю только о том, как добраться до цели. Впрочем, нет, неправда, я думал об этом. Но… единственное, что мне приходит в голову, – он фыркнул, – это прямо вот так прийти во дворец, вызвать Гайцберга на дуэль и убить его. Знаете… есть у нас такой старый обычай: короля может вызвать на поединок наследный принц, если ему кажется, что король… словом, если он обвинит короля в серьезном преступлении против страны и короны. Ну, а в моем случае – куда уж серьезнее…

– Не так уж и плохо, по-моему, – нерешительно заметила Вета.

– Ну да… только более вероятным будет другой исход: герцог, меня увидев, умрет со смеху, и таким вот образом я своего добьюсь.

– Почему? – запротестовала Вета. – Вы же лучший фехтовальщик королевства, Патрик, – и умолкла, понимая, как глупо звучат ее слова.

– … был, – невесело улыбнулся принц. – Год назад.

Вета опустила глаза.

– Я даже не знаю, что будет лучше и вернее, – тихо проговорил Патрик. – Поднять в стране восстание? На это нужно время и нужны силы… и оружие. И после всего этого один отряд королевской гвардии разобьет наше крестьянское войско в считанные минуты. Искать помощи за границей? Туда еще нужно попасть. Просить помощи у тех лордов, кто остался мне верен? Это идея, но и риск – огромный. Я прикидываю сейчас, к кому могу обратиться и у кого попросить помощи, и понимаю, что… что ничего не понимаю. По пальцам можно пересчитать тех, в ком я уверен… почти уверен… и дело все в этом самом «почти», потому что права на ошибку я не имею – это будет означать провал и гибель. Если хоть кто-то из тех, кому я доверюсь, решит, что выгоднее меня предать, мы пропали. Я в растерянности, Вета, – признался он. – А я должен действовать наверняка. И быстро – пока еще есть шанс. Едва только все успокоится, едва гвардия принесет присягу новому правителю – пусть даже и регенту, я не смогу законным путем добиться ничего. А добиваться незаконно, кровью или силой… – он умолк, а потом прошептал: – Это будет подло.

– И вы даже сейчас думаете о чести? – вскинулась Вета. – После того, как подло обошлись со всеми нами? После того, как…

– Вета, поймите, – Патрик взял ее за руку, – если мы станем действовать такими же методами, как они, – он мотнул головой в сторону предполагаемого запада, – то мы станем такими же, как они. И чем мы тогда будем лучше? Чем мы будем иметь больше прав на… на все это? Только тем, что оказались более изворотливыми и хитрыми? Поймите же, дело не в праве силы – дело в праве… в праве права. В праве крови и справедливости. Вы понимаете меня?

Вета покачала головой, глядя на него, не отнимая руки:

– Ваше высочество, вам когда-нибудь говорили, что вы… – она запнулась.

– Что я дурак? – закончил он, смеясь. – Говорили, конечно. Вы будете две тысячи триста тринадцатая.

– И тем не менее, – решительно сказала она, – нам придется действовать… не всегда законно. Вы это понимаете?

– Да, Вета, – он грустно улыбнулся. – Понимаю. Но это нас никак не оправдывает, верно?

* * *

Они снились почти каждую ночь…

Сначала приходила Магда. Она была такая живая, веселая и счастливая, что во сне у него сжималось сердце. Она брала его за руки, смеялась, поблескивая белыми зубами, и говорила, что он ни в чем не виноват, что они обязательно поженятся, и что у них будет девочка – маленькая и славная, похожая на Изабель милой улыбкой и ямочками на щеках. И Патрик облегченно вздыхал, потому что вот ведь она, и можно больше не расставаться, и не нужно никого бояться, и теперь они всегда будут вместе. Он никому, совсем никому ее не отдаст. А если отец будет против их свадьбы… да нет, не будет, он обязательно увидит, какая Магда славная и хорошая, и все поймет.

Сны эти были столь реальны, светлы и ласковы, что просыпаться не хотелось. Несколько раз принца будила Вета – он кричал во сне. Часто, проснувшись, он обнаруживал, что ресницы его и щеки мокры от слез, и стоило больших трудов скрыть это от девушки.

Под утро снился Ян. Он не говорил ничего, просто смотрел – внимательно и по-доброму. Патрик не мог понять, чего он хочет, но точно знал, чего хочет сам – чтобы никогда в их жизни не было той проклятой поляны, перевернутой кареты и выстрелов, бешеной скачки, чтобы Ян не падал, заваливаясь набок, не обвисал тяжело в его руках. Снова и снова принц кричал: «Подожди!» – но Ян уходил, ускользал, и слышался топот конских копыт, и шепот «Уходи…», и снова свистели выстрелы… И если сны с Магдой приносили радость и горькое облегчение, то те, в которых ему виделся Ян, изматывали все тяжелее наваливающимся чувством вины и утраты.

Однажды приснился отец-король. Почему-то совсем седой, сильно и резко постаревший – наверное, таким он был в последние месяцы жизни. Карл смотрел на сына молча, но без досады – а потом протянул руку и погладил его по щеке. А Патрик, увидев отца, вскрикнул – и, задыхаясь от боли, проснулся… и долго потом лежал молча, незрячими глазами глядя в темноту.

Отец… Мысли о нем терзали день и ночь. Неужели так и умер – не простив, не поверив? Неужели проклял сына за то, чего он не совершал? Отец… Чего бы только ни отдал Патрик за то, чтобы увидеть его, проститься, еще раз услышать родной голос. Это навсегда…

Патрик стал бояться засыпать. Все чаще он оставался караулить у костра, давая Вете возможность отдохнуть. Девушка пыталась было протестовать, требовала разделить ночь на равные части, но Патрик по-прежнему большую часть времени проводил на ногах, оставляя себе лишь пару часов, чтобы не свалиться окончательно. И даже эти два часа не приносили ему облегчения, и все чаще он просил Магду и Яна во сне: «Возьмите меня с собой!» – а они, смеясь, ускользали…

Принц осунулся и почернел, измотался от непрерывного напряжения и почти перестал разговаривать. Вета пыталась помочь ему, робко расспрашивать – он не отвечал. Просто шел, переставляя ноги, следя лишь за тем, чтобы не упасть.

В одну из таких ночей Патрик, по обыкновению, не спал. Сидел, обхватив руками колени, и напряженно всматривался в темноту, закусив костяшки пальцев. Рядом тихо дышала во сне Вета. А потом что-то потянуло его, и принц встал, сделал несколько шагов и вышел на залитую лунным светом поляну.

И увидел его.

Ян стоял возле огромного корявого пня, похожего на невиданное чудовище, и, запрокинув голову, смотрел в лунное небо. А потом услышал шаги и обернулся.

– Ты… – улыбнулся Ян. – Ну, здравствуй, принц.

Патрик охнул, кинулся к нему, схватил за руки. Пальцы Яна были прохладными и твердыми, и весь он, очерченный четкий контур, казался вылитым из лунного серебра.

– Что, боишься – растаю? – усмехнулся Ян. – Не бойся. Я к тебе шел… да вот, задумался. Звезды уж очень яркие…

– Ян… – простонал Патрик. – Янек… прости меня.

– Полно, Патрик, – ласково проговорил он. – Не казни себя, здесь ты не виноват. Не майся. Я ведь сам это решил… сам…

Патрик стиснул ладони друга.

– Вернись, – попросил он, зная, что говорит чушь.

– Ну что ты несешь, – так же ласково улыбнулся Ян и опустился на пень, потянул принца рядом. – Ты же знаешь, что это невозможно. Давай лучше посидим… я соскучился.

– Я тоже…

Какое-то время они молчали, вглядываясь друг в друга. Патрик всматривался в знакомые черты, все боясь, что они растают, что он не успеет наглядеться – в последний раз, сжать еще раз ладони друга в своих… Он боялся увидеть Яна таким, каким тот был в последний раз – в залитом кровью мундире, с торчащей из спины арбалетной стрелой. Но на Яне был светлый, серебристого оттенка камзол – из тех, что он носил раньше, дома, до всего. И улыбался он – совсем как прежде…

– Как… там? – спросил Патрик неловко.

Быстрая усмешка скользнула по губам Яна и погасла, как вспышка.

– Да нормально… Никто не пристает, но и веселого мало. Не торопись ко мне, успеешь. Тем более, что там мы все равно не встретимся…

– Почему?

– Да нипочему. Такая у Господа Бога традиция. Там все по одному.

– Совсем?

– Совсем. Нет, если очень хочешь, то можно встретить тех, кого любил в жизни. Но для этого нужно выйти на Дорогу, а это не так просто…

– Не пускают, что ли?

– Да пускают, не в этом дело. Просто… там так все… ну, никак, что ли… и совсем не хочется шевелиться, идти куда-то. Просто – сидишь, вспоминаешь… думаешь… Ошибки свои считаешь, удачи, неудачи…и вот самое-то поганое как раз в том, что понимаешь – ничего уже не исправить. Поздним умом все мы горазды… Но ладно, суть не в том.

– Янек…

– Подожди, Патрик, – чуть тверже проговорил Ян. – Я ведь зачем пришел. Поговорить с тобой – это, конечно, тоже, но… Я тебя хотел просить…

– О чем?

– О нас.

Патрик недоуменно взглянул на друга.

– Понимаешь… – Ян говорил чуть виновато и почти жалобно. – В общем, хочу тебя попросить. Отпусти нас.

– Куда?

– Не куда – откуда. Отсюда.

Ян говорил с запинкой и неловко.

– Ты… вспоминаешь нас все время. Меня, Магду... Короля, отца твоего. Тянешь нас к земле, обратно. А мы должны уйти. Пока ты зовешь нас, мы не можем успокоиться. Мы ведь тоже тоскуем… а ты еще больше нам… мешаешь…

– Я вам мешаю? – тихо спросил Патрик.

– Да… Ты прости, но это так. Не держи нас… пожалуйста. Дай отдохнуть… отпусти.

Патрик опустил голову.

– Мне иногда хочется сказать – возьмите меня с собой, – тихо признался он. – Я… я не могу без вас, Ян. Я больше без вас не могу.

– Мало ли что, – так же тихо ответил Ян. – Ты должен. И потом…

– Что?

– У тебя есть Вета.

По лицу принца проскользнуло едва заметное облачко досады.

– Ян, я не знаю, что делать с ней… – сказал он.

Ян вздохнул.

– А вот это вторая часть моей просьбы. И разговор у нас будет неприятный, – честно предупредил он.

– Ну, давай, – усмехнулся Патрик, выпуская его руки. – Догадываюсь. Но пойми ты, пойми, пожалуйста. Ну не люблю я ее. Ну что я могу поделать? Да, я понимаю и вижу, какая она хорошая, добрая, умная, какая отважная и вообще. И я благодарен ей безмерно за все. Но не могу я… не могу Магду забыть, понимаешь?

– Патрик, – голос Яна сливался с шелестом листьев. – Мертвые нужны не для того, чтобы мешать живым жить. Магда тебе сказала бы то же самое. Ты выжил – значит, живи. Не забывать о ней – не значит так…

– Ян… не надо, – шепотом сказал Патрик. – И так тошно.

– Тошно? – усмехнулся Ян. – Ну-ну. Когда ты перестанешь, наконец, морочить ей голову?

– Это я морочу ей голову? – с досадой спросил Патрик. – Я? Да она сама прицепилась ко мне и не отпускает…

– Ты хоть понимаешь, во что ты втягиваешь девчонку?

– Я. Ее. Не втягиваю, – тихо и раздельно проговорил Патрик. – Я ей предлагал – уйти. Отсидеться где-нибудь подальше от столицы. Переждать. Я просил ее. Но ведь она же и слышать ничего не хочет!

– Принц, – поинтересовался Ян, – а ты вообще знаешь хоть что-нибудь о том, что такое ответственность? Ответственность за другого человека, чувство долга по отношению к тем, кто тебя любит, понимание, что ты отвечаешь за него. На твоей совести уже лежит одна смерть – Джар, так что же, ты хочешь получить еще и вторую? Отпусти ее, Патрик, оставь. Дай ей выжить.

– Чего ты хочешь от меня? – тихо и очень устало спросил Патрик. – Чтобы я ее силком связал, оставил в какой-нибудь деревне, рот заткнул? Так, что ли? Вета, по-моему, сама достаточно взрослая, чтобы решать, что ей делать.

– Тогда, черт возьми, повернись уже к ней лицом, а не задницей! – заорал Ян. – Что ты тянешь кота за хвост? Она тебе такой дар предлагает – себя! А ты боишься, как трус последний…

– Чего я боюсь? – заорал в ответ Патрик. – Чего?!

– Полюбить ее боишься, вот чего! – крикнул Ян. – Боишься….

– Да, боюсь! – срывая голос, рявкнул Патрик. – Я за нее боюсь, дурак! Не хочу, чтобы с ней было, как с Магдой…

Ян зло прищурился.

– Любовь, Патрик, – это великий дар. Дар самого себя, понимаешь? Если ты знаешь, что тот, кого ты любишь, счастлив, ты пойдешь на все, что угодно. Именно это сейчас пытается сделать Вета – она молчит, оберегая тебя, не признается тебе… и не признАется, будь уверен, чтобы не отягощать тебя лишними обязательствами, потому что тоже понимает, что впереди у вас может быть смерть. Но она готова отдать тебе все, что ты хочешь, в любой момент, когда это тебе будет нужно. А ты – нет. Ты боишься. И поэтому ты прячешься за ее выбор, и мелешь всякую ерунду вроде «Ах, она сама решила, ах, она сама большая». Тебе удобно – конечно, ведь решаешь не ты. И Магда тоже решила за тебя, и ты принял ее выбор. Ты даже не попытался ее удержать.

– Ян, – едва слышно проговорил Патрик, – зачем ты так… Ты же помнишь… я тогда и увидеться с ней не мог…

– Да плевать! Очень удачно получилось, правда? Ах, я не мог, ах, я без памяти лежал. Да даже будь ты на ногах, ты не попытался бы хоть как-то отговорить ее от ее решения. Ты вообще чем думал, когда забавлялся с ней? Или не знал, что от этого дети получаются?

– Заткнись! – заорал принц, вскакивая, и со всей силы грохнул кулаком по дереву. – Заткнись, идиот!

– Что, неприятно правду слышать? – ехидно осведомился Ян. – Ну, ударь, ударь – не очень тебе это поможет. Самого себя по башке тресни, может, хоть так мозги на место встанут. И я знаю, почему Магда тебе ничего не сказала. Она тебя впутывать в это не хотела. Может, потому, что правда любила. А может, отчасти понимала, что толку от тебя будет, как от козла – молока… хотя вот на козла-то ты как раз и тянешь… благородный принц.

– Слушай, ты… – Патрик сжал кулаки. – Ты зачем пришел? Мозги мне промывать? Тебя вообще уже нет, убирайся обратно, придурок!

– Я – голос твоей совести, – так же ехидно ответил Ян. – И пока голова твоя не встанет на место, я в покое тебя не оставлю, не надейся. Хотя и не уверен, что у меня хоть что-нибудь получится. Отец твой, пусть земля ему будет пухом, двадцать лет тебе пытался вдолбить, что такое долг, честь и что такое совесть. А ты не принцем оказался, а лепешкой на дороге. И до тех пор, пока ты не поймешь башкой своей тупой… хоть что-нибудь, трон ты не вернешь. Считай, что это пророчество, – зловеще пообещал Ян.

И растаял в воздухе.

* * *

Об этом их путешествии можно написать сказку, думала порой Вета. О том, как пылила под их ногами сизая пыльная дорога. О том, как щекочет натруженные босые ступни мягкая трава. О заросшем водорослями лесном озерце, в котором они купались по очереди, честно не глядя друг на друга. О тяжелой усталости нескольких месяцев пути, не покидающей даже во сне. О густом ельнике, в котором прятались в грозу – тяжелые молнии вспарывали пространство над их головами, заливая все вокруг мертвенно-розовым сиянием; под нижними ветвями огромной ели было полутемно, и раскидистые колючие лапы не пропускали упругие струи. При каждом раскате грома Вета вздрагивала и мертвой хваткой вцеплялась в руку Патрика, а он успокаивающе поглаживал ее ладонь. О словоохотливом вознице, что вез их целый день, напоил молоком и дал с собой краюху свежего хлеба – у него было обветренное усатое лицо и грубые руки, и он называл Вету дочкой.

Из осторожности Вета и Патрик назывались братом и сестрой, идущими в город на заработки. Конечно, внимательный взгляд вполне мог распознать дворян под обличьем крестьянских парня и девушки. Патрик, даже обветренный и загоревший под летним солнцем, даже с плотной корой мозолей на руках, не потерял тонкости и изящества черт и движений, никак не присущих мастеровому или торговцу. Да и Вета, усыпанная веснушками так густо, что едва можно было разглядеть лицо, сохранила столичный выговор и благородство наклона головы, и маленькие руки ее уж никак не могли принадлежать простолюдинке. Словом, под стать друг дружке подобралась парочка, и счастье, что не попался им на пути ни один излишне рьяный сыскарь. Бог помогал, судьба ли хранила? Кто знает…

Чем ближе к столице, тем более многолюдной делалась дорога, тем чаще приходилось избегать городов и деревень, ночуя в лесу. Не миновать было расспросов – в какой город идете, да откуда, да как у вас нынче с урожаем… а еще – что же это, мил человек, руки у тебя такие сбитые? Следы кандалов на запястьях Патрика видны были все еще слишком отчетливо и заживали медленно. В деревнях еще можно было отговориться: с каторги, мол, отпущен подчистую, домой иду, – но любая встреча с солдатами грозила закончиться очень плохо.

Города они обходили стороной. В деревнях зарабатывали себе на ужин и ночлег. Патрик рубил и колол дрова, носил воду вдовам и старухам, не Бог весть как, но поправлял покосившиеся сараи. Вета стирала и мыла полы. Однажды вскрыла нарыв на руке мальчишке – сыну мельника; парень занозил ладонь и очень мучился. За это им дали с собой мешочек муки и накормили до отвала ржаными лепешками.

Лето катилось цветными днями, но им некогда было наслаждаться солнцем – они благодарили Бога за хорошую погоду и ясные дни потому лишь, что могли не заботиться о теплой одежде.

Ни разу, ни в одном разговоре, не касались они вопроса их будущего – ИХ будущего. Того, которое на двоих, если оно у них будет. Несколько раз Вета пыталась объясниться, но все откладывала, откладывала… а потом стало казаться, что разговор этот – невозможен. Смерть Яна встала между ними; неловкое, торопливое его признание – как может она теперь не вспоминать об этом? Горько думать, что все могло сложиться иначе… хотя могло ли разве? Все равно она любит и будет любить другого…

Они ночевали то на сеновалах или в сараях, то под деревьями на охапке лапника; прижимались друг к другу – вдвоем теплее, – проваливаясь в сон мгновенно и быстро… И как испуганно и гулко колотилось сердце Веты, когда Патрик обнимал ее, прижимая к себе ради тепла осторожно и бережно… как краснела она – хорошо, в темноте не видно! – от души надеясь, что принц не заметит, не услышит, не поймет. И просыпалась порой на рассвете, поднималась на локте, смотрела на него, спящего, слушала в тишине его сонное дыхание. Сколько раз она обещала себе: «Скажу ему все – завтра». А потом кляла себя последними словами – и снова молчала.

А Патрик, казалось, словно не замечал ничего. Он, словно натянутая стрела, рвался вперед.

Несколько раз они устраивали дневки. Вета валялась в траве, разувшись, лениво шевелила босыми ногами, смотрела в небо. Гудящее от усталости тело – и странная легкость на душе, когда смотришь, как плывут в невообразимой вышине белые облака. В такие минуты все плохое уходило, отодвигалось, пряталось, и даже лежащая на душе тяжесть таяла, растворялась в лесной тишине.

Однажды им повезло – удалось заработать в деревне пирожков и сала, и они, уйдя подальше от дороги, устроили настоящий пир. Патрик шутил и болтал ни о чем, и Вета хохотала так, что слезы выступили от смеха. А потом принц вдруг замолчал; строгим, очень серьезным стало в отблесках пламени его лицо. Он молча помешивал угли в костре и задумчиво смотрел в огонь.

Холодало. Искры летели в воздух, одна упала Вете на подол. Девушка испуганно отодвинулась – и засмеялась.

– Видела бы меня сейчас мама, – вздыхая, сказала она. – Оборванка, да и только…

– Скажите, Вета… – спросил Патрик внезапно, – у вас есть родственники где-нибудь в глубинке? У кого вы могли бы… переждать, отсидеться? Пока все не стихнет?

Вета удивленно посмотрела на него, придвигаясь поближе.

– Н-ну… где-то на Севере есть какая-то троюродная тетушка, но я ее даже никогда не видела. Патрик, не беспокойтесь, если вы о том, что нам нужно где-то укрыться…

– Совсем не о том, – перебил он девушку и закашлялся от дыма. – Речь всего лишь о том, что вы… если хотите, могли бы оставить все это. Вета… это слишком опасное дело, и я не имею, наверное, права втягивать вас в него. Еще не поздно – я помогу вам добраться до этой тетушки, там вы будете в безопасности. Бог весть, чем все закончится, а в случае неудачи нас ждет смерть – почти наверняка. Мне-то это неважно, а вот вы… – Патрик смешался и умолк.

Вета вспыхнула – и отодвинулась от него. Ну ничего себе!

– Ваше высочество, – голос ее задрожал от возмущения, – как вы думаете, пошла бы я за вами, если бы надеялась, как вы изволили сказать, отсидеться? Стала бы… да как вы можете так говорить, Патрик, – после всего?! Как вы могли подумать обо мне – такое? Если бы мне нужно было всего лишь сбежать из этого клятого рудника, всего лишь получить свободу, стала бы я таскаться с вами по этим дорогам? Да мне все равно, что нас ждет при неудачи, слышите?! Безопасность – разве она мне нужна? А вы… – не выдержав, она отвернулась и яростно вытерла рукавом глаза. В горле застрял горький комок. Еще не хватало при нем разреветься от обиды!


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю