Текст книги "Сказка о принце. Книга первая (СИ)"

Автор книги: Алина Чинючина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 24 страниц)

Гораздо больше пугало его каменное, тяжелое молчание Патрика. Правда, глаза у принца стали чуть более живыми, из них смотрело уже не смертное равнодушие – отчаянное, черное упрямство. Он двигался, как автомат, – и молчал, молчал, молчал.

Словно в ответ невеселым мыслям справа донесся шепот.

– Я должен бежать, – тихо проговорил Патрик – так тихо, что Ян подумал было, что ему послышалось.

Он приподнялся на локте и посмотрел на принца. Патрик лежал, не шевелясь, широко раскрытыми глазами глядя в потолок. Лицо его опять было мертвенно-бледным.

– Патрик, – медленно проговорил Ян, – сейчас это невозможно.

– Я должен бежать сейчас, – повторил Патрик, словно не слыша его. – Другого выхода нет.

– Но почему? – с отчаянием спросил Ян, хотя понимал прекрасно – нет иного выхода, нет. – Почему именно сейчас?

Патрик перевел взгляд на него. Горькая гримаса на миг исказила лицо.

– Я боюсь за мать и сестер, – очень ровно и спокойно проговорил он. – И больше даже за сестер, чем за мать. Королеве ничего не грозит – ее голос мало что значит, сторонников у нее не так уж много. А девочки… особенно Изабель… Колобки еще малы, про них в суматохе забудут, а Изабель уже достаточно взрослая для того, чтобы выйти замуж и родить наследника. Зачем давать шанс ее возможному мужу и сыну? Боюсь, что именно ее будут использовать в первую очередь. И уж конечно, использовать не так, как нужно или хотелось бы ей самой. Ян, как я могу оставить ее на произвол судьбы? Как я могу прохлаждаться здесь, если моей сестре грозит опасность?

– Принц, – успокаивающе сказал Ян, – с чего ты взял, что ей грозит опасность? Кто может ей угрожать? Наоборот, ее будут оберегать как будущую мать возможного правителя.

– Ей будет угрожать тот, кто сам захочет захватить трон. Янек, ну неужели даже тебе объяснять? Отца нет. Принц Август – единственный мужчина из рода Дювалей, пусть и боковая ветвь – еще ребенок. А женщины не наследуют. И сейчас – либо регент, либо… либо кто-то из иностранных королей, связанных с нами узами родства седьмой воды на киселе, предъявит права на престол. Власть желанна многим, кто откажется от такого лакомого куска? Да они будут драться клыками и когтями, как собаки за кость. И кто посмотрит, что она – еще девочка, если встанут во главу интересы государства? Да ее отравят ночью, только и всего. Разве я могу допустить это? Теперь отца нет, и я не связан словом верности, я свободен от обязательств перед королем... я могу делать все, что… что смогу.

Патрик говорил по-прежнему ровно и спокойно, но Ян заметил, что пальцы друга, вцепившиеся в край куртки, побелели. Ян осторожно попытался разжать их.

– Но формально вы отреклись, принц. И теперь вы – никто. Каторжник. Осужденный. Что вы сможете сделать, как защитите принцессу?

– Есть еще и право крови, – возразил Патрик. – Как ни крути, во мне течет кровь Дювалей, и этого никто не может отнять. И потом, кто теперь осмелится сказать что-то перед лицом того, что мы можем просто потерять свое государство?

– Потерять государство… почему?

– Янек, – усмехнулся принц, – да все просто. Если, не приведи Господь, с Августом что-то случится – а я допускаю и такой вариант, – то род Дювалей, считай, пресекся. И в этом случае страну просто разорвут на части, которые перейдут под управление соседей. Мы перестанем быть единой державой, понимаешь? Мы беззащитны теперь – и стали слишком легкой добычей. Вспомни, кто сидит на троне Элалии? Король Йорек, который троюродный племянник моего деда. Как ты думаешь, станет он упускать свой шанс? А королева Версаны, моя троюродная… нет, четвероюродная тетушка. И ей все равно, что у нас женщины не наследуют, все равно, что шансы у нее ниже, чем у Йорека… у нее сын и племянник. Станет она отказываться от борьбы?

– С таким же успехом может претендовать на трон герцог Гайцберг, – медленно сказал Ян.

Патрик приподнялся на нарах.

– Черт побери, точно! Про него-то я и забыл... – он умолк, а потом заговорил вновь: – Мне нужно бежать, Ян, и как можно быстрее. Не для того отец так стремился к укреплению королевства, чтобы сейчас позволить ему развалиться.

– Патрик, – Ян сжал его руку, – ты ведь понимаешь, как мало шансов на успех – у тебя? И понимаешь, что с тобой сделают, если поймают? Только плетьми дело не обойдется. И если даже мы доберемся до столицы, что ты станешь делать?

– Мы? – переспросил Патрик, пристально глядя на него.

– Конечно, – Ян не отвел взгляда. – Или ты считаешь, что я упущу свой шанс вырваться на свободу?

Патрик рассмеялся – впервые за все это время – и хлопнул его по плечу.

* * *

В возможность побега не верилось. Да и не виделось ее, возможности этой; несмотря на отчаянное желание вырваться отсюда любой ценой, оба понимали, что оставить здесь Вету они не смогут ни при каком раскладе. Оба отчаянно искали хоть малейшую зацепку, и оба же признавали, что не видят ее. А бежать наудачу – глупо.

Два дня друзья ломали головы, стараясь, чтобы со стороны их отчаяние было не слишком заметно. Дни эти не принесли никаких изменений в их судьбе, и внешне все оставалось как обычно. Но и Патрик, и Ян кожей ощущали, как утекают минуты, которые – вполне возможно – могут стоить им жизни.

Их даже особенно не трогали – ни свои, ни начальство. Неопределенность, установившаяся на руднике, очень напоминала первые дни – никто не знал, что с ними делать. Этим нужно было воспользоваться – но как?

Третьей ночью Ян не выдержал.

– Мне иногда хочется плюнуть на все – и рвануть через стену на глазах у всех. Пусть стреляют! Что угодно, лишь бы не…

– Потерпи, – монотонно ответил Патрик. Он лежал на спине, закинув руки за голову, и смотрел в потолок. Барак храпел на разные лады, и говорить можно было спокойно, даже не особо понижая голос. – Не все так сразу.

– Время уходит, – тихо сказал Ян. – Понимаешь?

– Понимаю, – так же монотонно проговорил Патрик. – Но нетерпением делу не поможешь… погубишь только.

– Ты… – закипая, начал было Ян, но услышал скрип двери. Вскинулся, резко сел.

К ним подошел солдат внутренней стражи.

– К коменданту тебя, – сказал он шепотом Патрику. – Тихо только.

Ночной воздух был удивительно свежим – только что прошел дождь. Шагая по двору, Патрик вспомнил такой же вечер год назад – его вели на свидание к отцу. Черт возьми, мог ли он предполагать тогда, что его ждет впереди? Мысли о короле тяжело давили на душу. Неужели отец так и умер, не поверив ему, не простив? Это терзало горше, чем все остальное.

Все великие дела свершаются ночью. Он усмехнулся. Зачем и кому он нужен на этот раз?

Штаббс стоял у двери и на его поклон едва кивнул.

– Я вас оставлю, – сказал комендант очень тихо – и быстро вышел.

Это почти напоминало бегство.

Патрик огляделся.

– Ваше высочество, – услышал он тихий голос.

Ему навстречу поднялся невысокий, невзрачный человек в поношенном штатском костюме, неприметно-пыльный, словно белесый гриб, с белесыми маленькими глазками.

– С кем имею честь? – после паузы холодно спросил Патрик.

– Мое имя Йорверт Крэйл.

– И чего же вы хотите, – Патрик едва слышно вздохнул, – Крэйл?

– Вам привет от лорда Маркка… и пожелание доброго здравия.

– Взаимно. Вы ехали в такую даль только для того, чтобы сообщить мне это?

– Не только. Присядьте, прошу вас, у нас с вами будет долгий разговор, ваше высочество.

– Теперь меня называют совсем по-другому, – усмехнулся Патрик, придвигая стул. Усевшись на него верхом, он положил на спинку скованные руки и оперся о них подбородком. – Я вас слушаю, Крэйл…

– Я бы хотел сообщить вам о последних событиях в столице…

– Если вы хотите сообщить мне о смерти Его Величества, – как можно более равнодушно сказал принц, – то не трудитесь, я это знаю. Или вы привезли еще какие-то столичные сплетни?

– Увы, не сплетни, ваше высочество. Вы знаете, принц Август еще мал, чтобы управлять страной…

Патрик кивнул.

– Но Его Величество ваш отец не успел назвать имя регента. И… его вынужден был назначить Государственный Совет.

– Кто? – тихо спросил принц.

– Герцог Гайцберг, – так же тихо ответил Крэйл. – Канцлер, шеф тайной полиции.

Патрик молчал. По лицу его ничего нельзя было прочитать, лишь глаза медленно потемнели, из серебристо-серых становясь стальными.

– Этого можно было ожидать, – проговорил он, наконец, очень медленно. – Значит… ладно.

– Простите, ваше высочество… это, вероятно, неожиданная новость для вас.

– Что еще? – перебил его Патрик резко.

– Еще… – Крэйл порылся за пазухой, вытащил измятый конверт. – Это вам.

– От кого? – спросил Патрик, не двигаясь.

– Ее высочество принцесса Изабель просила передать.

Принц резко побледнел. Дрожащими пальцами выхватил он конверт, впился в него взглядом, судорожно сжал.

– Благодарю, – проговорил он глухо.

– Ваше высочество… я понимаю, что вам не терпится остаться одному, но… это еще не все.

Патрик поднял на него измученный взгляд.

– Я слушаю.

– Лорд Маркк просит вас отнестись к этому с предельной серьезностью…

– Да говорите же! – почти крикнул принц.

– Ваше высочество, страна не может оставаться без правителя. Принц Август мал и неопытен, ему еще пятнадцать лет до совершеннолетия. Бог весть, что может случиться за это время… вы понимаете? Шестилетний мальчик – слишком легкая добыча для того, кто рвется к власти. Ну, а потом, если никого из прямых наследников королевского рода не останется, уж простите, – он поклонился, – то можно будет ожидать, что троном завладеет побочная ветвь. Либо Его Величество король Йорек, либо кто-то из южных соседей – там тоже есть потомки дома Дювалей. Либо – регент. И уж тем более подойдет на роль регента – а фактически, правителя – тот, кто уже исполняет эти обязанности. Вы согласны?

– Дальше.

– А дальше… лорд Маркк просил еще передать вам, ваше высочество, – он выделил последние слова, – что в столице помнят о вас.

– Догадываюсь, – усмехнулся Патрик. – И что же?

В комнате наступила тишина. Оплывала единственная свеча, стоящая на столе.

– Вы нужны нам, ваше высочество, – тихо проговорил Крэйл.

– Это я понял. Дальше.

– Вы понимаете…

– Догадываюсь. Но мне многое неясно.

– Что же именно? Спрашивайте, ваше высочество, я постараюсь ответить на все ваши вопросы.

– Вопрос, собственно, один – с какой стати я должен верить вам? Столица, по-моему, достаточно ясно показала, насколько я там нужен. Чем вы сможете убедить меня в обратном? Как я могу быть уверен в том, что на первом же повороте меня не убьют «по случайной ошибке»?

– Ваше высочество, вам ручается своим словом лорд Маркк... а еще – лорд Лестин, если вы его помните. Вам достаточно этого?

Патрик помолчал.

– Слово Лестина – аргумент, но пока слишком слабый. У вас есть законный правитель, пусть и малолетний, а мне… Знаете, Крэйл, если говорить честно, пока мне неплохо и здесь, – он хмыкнул. – Никаких тебе дворцовых интриг. Кормят, поят, одевают… живи – не хочу. И уж, по крайней мере, никто не собирается отравить или зарезать во сне.

– Возможно, я открою вам глаза, – очень тихо сказал Крэйл, – если скажу, что многие мечтают о возможности… как вы выразились, зарезать вас во сне. И думаю, возможность такую, случись она, не упустят… особенно теперь. Вы не будете здесь в безопасности. Вы нигде не будете в безопасности, потому что вы – это вы. Потому что вы носите на спине примету… которая многим нужна.

– Вам потребовался год, чтобы понять, что кровь королевского дома – не вода, – с тихой горечью проговорил Патрик. – Что ж, я понимаю. Вы, очевидно, рассчитывали, что Его Величество проживет в добром здравии еще лет двадцать…

– Ваше высочество, – перебил его Крэйл, – вы вправе осуждать нас. Но подумайте о своей стране. Ведь если не вы – то кто? Герцог Гайцберг – при всем моем уважении к нему? Вы помните, каковы были его планы? Вы хотите такой власти? Зная, что ваш отец жизнь положил на то, чтобы собрать под своей рукой то, что мы сейчас имеем? И… – он помедлил и тихо закончил, – вы сами-то неужели хотите всю жизнь прожить – вот здесь?

– Вы так уговариваете меня, – вдруг рассмеялся Патрик, – словно и вправду это важнее вам, чем мне.

– Ваше высочество…

– А я ведь и не собирался отказываться. Но с одним условием, Крэйл. Со мной – еще двое, и без них я никуда не уйду…

– Ян Дейк, – кивнул Крэйл. – Конечно, ваше высочество. Все продумано.

– И Ве… Жанна Боваль.

Крэйл помолчал.

– Вы уверены? – спросил он осторожно. – Девушка – слабое звено в вашей цепи. Она слабая и хрупкая, она не выдержит весь день в седле, она будет падать в обморок…

– Я сказал: со мной двое, – повторил Патрик. – И это не обсуждается. Мы уедем отсюда вместе – или останемся тоже вместе. Я не привык бросать в беде тех, кто верен мне.

Крэйл кивнул.

– В таком случае мне нужно решить, как устроить все наилучшим образом.

– И еще. Если в пути с нами случатся неприятности, я в первую очередь буду думать о том, как вытащить из них своих друзей, и только потом – о короне. Вам понятно?

– Да, ваше высочество. Честно сказать, иного ответа я и не ждал от вас. Мы все устроим. Главное – ваше слово, ваше высочество.

* * *

«… не знаю, дойдет ли до тебя это письмо, этот крик в пустоту. Не знаю, верить ли человеку, обещавшему мне передать тебе мою весточку. Одно знаю точно, в одно верю – ты жив. Потому что иначе судьба будет слишком несправедлива к нам, потому что они не могут, не имеют права убить тебя. А ты не имеешь права умереть, пока есть на свете люди, которым ты нужен. И будешь нужен всегда.

Я знаю, что ты невиновен, и всегда это знала, только не успела сказать тебе это. Мой брат – самый благородный человек из всех, кого я встречала когда-либо. Только вот как и кому доказать то, что я знаю. Никому нет дела. Совсем. Даже матушке. И это самое страшное. И я никак не пойму – значит ли это, что тебя все забыли, или же просто боятся… а вот кого? чего? Бог весть.

Впрочем, мне все равно. Я кричу во весь голос. Только меня не слышат. Я малышка и несу ерунду. Впрочем, я пока даже рада этому. До тех пор, пока я «малышка», я могу говорить правду во весь голос и оставаться в живых.

Больше всего мне жаль мальчика, который не виноват в том, что случилось. Он смеется рядом со мной и пока даже не понимает, что его ждет. Пока он лишь рад тому, как много стало в его комнате игрушек, как часто угощают его сладостями те, кто мечтает добиться его дружбы, как часто с ним играют в лошадки. Законный правитель, ха! Как будто это защитит его от ночных убийц или от яда в тарелке. Я слишком хорошо знаю того, кого мы оба знаем, чтобы наивно надеяться, что он остановится на достигнутом.

Очень часто я приезжаю к той скале, где мы любили бывать с тобой – помнишь? Я останавливаю лошадь и долго стою там. И разговариваю с тобой. Не знаю, слышишь ли ты меня. Надеюсь, что слышишь. Я очень тебя люблю и хочу, чтобы ты это помнил и знал. И я надеюсь, что мы еще встретимся.

Даже не стану говорить тебе о надежде. Я надеюсь. Изо всех сил, потому что иначе не могу.

У нас уже рассвет. Помнишь, какие рассветы мы встречали с тобой? Прошел лишь год, а мне кажется, что это было целую жизнь назад. А может, мы становимся взрослыми?

Прости меня. Я несу всякую чушь, а тебе ведь не это нужно. Быть может, тебя больше утешили бы вести о том, что во дворце втихомолку – опять втихомолку! – шепчутся о тебе, о вас, о том, что заговор ваш был раздут из пустяка и лишь потому раскрыт, что это было кому-то нужно. А мне смешно. Я ведь знала это и так. Только мало кто слышал про это.

Отца больше нет. И я не знаю, что будет со всеми нами. И я боюсь – не за себя. За тебя. И за маму. Она почему-то думает, что поступает правильно, обвиняя тебя. А я вижу, что нет. Но как разубедить ее – не знаю.

Отца больше нет, но я не могу в это поверить. Все кажется, что вот-вот зайдет он ко мне в комнату, как бывало раньше, и рассмеется. Мы забыли, как это – смеяться. Тот совсем седой, тяжело дышащий старик, в которого превратился отец, тоже разучился улыбаться. Знай, Патрик, – он по-прежнему любит тебя… то есть любил – до самой смерти.

Читаю сказки Агнессе и Бланке и рассказываю им о тебе. Они такие забавные. Вчера Бланка спросила меня, когда ты приедешь. А я сказала, что скоро. Ее Величество хмурится, когда слышит такие вопросы, и малышки дали мне честное слово при ней не говорить ни слова.

Это письмо завтра (нет, уже сегодня) утром я отдам лорду Маркку. Он поклялся мне, что отдаст его гонцу, который повезет по стране указ. Ему я верю. И я верю, что к тебе дойдет то, что я так и не успела сказать, потому что уже светает:

Я очень тебя жду. Я очень тебя люблю. И надеюсь, что ты еще помнишь меня…

Изабель».

* * *

Наверное, лекарки нужны кому-то и по ночам, думала Вета, ежась от ночной прохлады. За все время ее новой жизни ночью ее еще никуда не таскали. Странно. Зачем она понадобилась Штаббсу? Может, у кого-то из офицеров геморрой разыгрался? Девушка хихикнула. Ей зачем-то велели взять с собой лекарскую сумку. Впрочем, что гадать-то зря… Сейчас узнаем.

Войдя в комнату, Вета невольно зажмурилась от яркого сияния свечей и не сразу заметила двоих, стоявших у стола коменданта. Подойдя, она привычно поклонилась и начала было:

– Господин комендант, по вашему приказу…

– Иди сюда, – перебил ее Штаббс, не оглядываясь. – Иди сюда, девочка…

Вета послушно подошла. И только тут увидела, что на столе коменданта расстелена большая карта, а над ней, придерживая кандалы, склонились вместе со Штаббсом Патрик и Ян.

– Что… – начала было она. Но Штаббс продолжал, не слушая ее:

– Смотрите, вот дорога, – палец его уперся в длинную черную линию. – До монастыря отсюда два дня пути. Вы уйдете сейчас вот этой тропкой. Возьмете с собой табаку, будете разбрасывать по дороге, чтобы запутать погоню с собаками. Примерно через три часа дойдете до ручья, войдете в воду и пройдете немного по течению – опять же чтобы запутать след. Ну, думаю, сообразите сами… За ночь вы успеете дойти до старого карьера – он теперь заброшен, – и спрячетесь там. Карета проедет там примерно к одиннадцати часам утра… солдат будет двое, один из них – мой человек, – он мотнул головой в сторону застывшего у двери охранника. – Дальше вы выбегаете, инсценируете нападение… собственно, оглушить придется только одного, и я думаю, что мой Вашек отлично сам с этим справится. Переодеваетесь в мундиры, берете оружие… Поедете вы вот сюда… искать вас на этой оживленной дороге, да еще под вполне легальным прикрытием никому не придет в голову. Дорога тут одна, не заблудитесь. Документы готовы. Вы, Жанна, – он, наконец, обернулся к девушке, – остаетесь самой собой, осужденной Жанной Боваль. Вас отправляют отсюда в связи со слабым здоровьем, под конвоем, в сопровождении двух солдат. Я выправил вам все соответствующие бумаги. И, к сожалению, вам нужно будет надеть кандалы – каторжников перевозят только в них. Сегодня вы ночуете здесь, рано утром вас вызовут на глазах у всех, чтобы не вызвать подозрений. Дальше. Не доезжая до монастыря, вы свернете вот тут и остановитесь у придорожного трактира. Смотрите внимательно, карту я не смогу дать вам с собой… это будет подозрительно, а, кроме того, выдаст меня с головой. Эта часть понятна?

– Да, – нестройным хором проговорили Патрик и Ян. Вета все еще непонимающе молчала.

– Дальше, – подал голос сидящий в углу человек, которого Вета сначала не заметила, – зайдете внутрь. Вас будет ожидать мой человек; зовут его Йель, он высокий, темноволосый, в черном с серебряным шитьем сюртуке, на щеке шрам, с собой длинная вишневая трубка. Он подсядет к вам и предложит купить у него раков. Вы спросите: «Почем?», он ответит: «Полтинник за фунт – совсем недорого». Вы спросите: «Золото сгодится?» – и покажете ему вот это кольцо…

Патрик повертел протянутый ему перстень с рубином, надел на шнурок нательного крестика, спрятал под рубашку.

– Проедете от трактира еще немного, в лесу будет спрятана запасная одежда, оружие, верховые лошади и провизия – Йель покажет место. Там вы бросите карету, переоденетесь в дворянскую одежду; ну, а дальше – прямо по тракту. В Еже остановитесь в маленькой гостинице на окраине города, она называется «Магдалина», там вас будет ждать еще один мой человек со сменными лошадьми. Йель все знает. Он скажет вам, что нужно делать дальше.

– Сколько времени форы будет у нас? – спросил Ян, азартно блестя глазами.

– Сколько? Ну, смотрите, – вздохнул майор. – Здесь вас хватятся утром. Я должен буду сразу отправить людей на поиски. Погоня – десяток солдат, два следопыта и собаки – вас догнать не должна, если вы все сделаете правильно. Мои следопыты проследят вас до карьера, но там поймут, что вы уехали и смысла искать дальше нет… пока туда, пока обратно – еще сутки. Потом мне придется посылать рапорт по начальству. Еще три-четыре дня. Вот и считайте… где-то неделя – за это время вам нужно будет уехать как можно дальше и потом быть очень осторожными – ваши словесные описания очень быстро появятся на всех постоялых дворах. Я дам вам оружие, свои бинты и мази возьмет с собой Жанна, в карете будет запас еды и вина – до монастыря хватит. Большего, простите, не смогу сделать. А теперь – уходите… и помогай вам Бог, господа.

– Да, ваше высочество, вам пора, – сказал Крэйл. – Ночи сейчас коротки, до рассвета нужно уйти как можно дальше.

– Еще минутку, – попросил Патрик.

Оба они обернулись к девушке.

Им нельзя было долго задерживаться, поэтому все, что они могли себе позволить, – лишь пожать друг другу руки. Вета, приподнявшись на цыпочки, поцеловала друзей в щеку.

– Все будет хорошо, – дрожа, проговорила она.

– Утром встретимся, – улыбнулся Ян. – До свидания.

Они шагнули к двери…

– Да, подождите! – вдруг окликнул Штаббс. – Кандалы…

Ян и Патрик переглянулись – и дружно захохотали. Оба так приспособились за этот год к звону и тяжести цепей, что совершенно забыли, что их нужно снять.

– А мы уже привыкли, – сквозь смех выговорил Патрик, протягивая руки.

– Сожалею, господа, – покачал головой Штаббс, – но если я сейчас сниму с вас цепи, это тоже выдаст меня с головой и даже больше. Я только хотел сказать, что ключ будет у солдат; утром вы сможете избавиться от них, а пока – простите, не могу…

Дождь моросил нудно и мелко. Пряча под полой плаща фонарь, комендант довел их до маленькой калитки за своим домом. Крэйл ежился и мотал головой – капли залетали ему за шиворот. Ключ повернулся в замке с легким скрежетом, смазанная дверь отворилась совсем бесшумно.

– Возьмите… – Штаббс протянул им небольшой сверток и флягу, – здесь хлеб – вам ведь идти всю ночь. Прощайте, господа, и удачи вам.

Патрик обернулся к нему.

– Майор Штаббс, – голос его дрогнул. – Спасибо вам. Я не забуду этой услуги, обещаю.

– Полно, ваше высочество, – отозвался комендант. – Мой род служил вашему полторы сотни лет. Я честный человек и верю вам. И не больше вашего хочу, чтобы страной управлял Тюремщик. Прощайте, ваше высочество, и простите меня за все.

Патрик крепко пожал ему руку.

– Храни вас Бог, дети, – устало проговорил майор и вздохнул.

Две высокие, худые фигуры бесшумно исчезли в сумраке леса.

Часть третья

По праву крови

Вета проснулась от солнечного луча, ползущего по лицу, и улыбнулась, не открывая глаз. Сейчас, наверное, утро, и мама уже пьет кофе. Надо бы встать, но так хочется полежать еще немножко. Только тянет холодком… укрыться, что ли, потеплее?

Шевельнувшись, Вета поняла, что лежит она не на кровати, а на чем-то очень твердом и неудобном, и одеяла нет. Двинув руками, девушка услышала звон металла. И, наконец, все вспомнила. Рывком села… вернее, попыталась – и охнула от боли в затекшей за несколько часов спине. Открыла глаза.

Дребезжащую карету потряхивало на ухабах. Солнечные лучи проникали сквозь решетку на окнах и скользили по выцветшей темной обивке. Как же, тюремная карета, минимум удобств. Сиденья обтянуты черной тканью, стенки некрашеные, деревянные. Под голову кто-то подложил свернутый плащ, который от ее резкого движения сполз на пол.

Ага, вот и этот кто-то, позаботившийся о ней. На сиденье напротив, привалившись к стене и мотаясь по ней головой в такт движению, спал Патрик. Вета невольно улыбнулась. Во сне лицо принца было беззащитным и, несмотря на светлую бородку, совсем детским, еще чуть-чуть – и губами зачмокает, как обиженный ребенок. Мундир солдата королевской пехоты расстегнут, худая шея торчит из ворота, под глазами залегли черные круги. Ян, наверное, сидит на козлах.

Саму стычку у карьера Вета почти не запомнила.

Накануне ночью она так и не смогла уснуть; металась без сна, все пытаясь представить, где сейчас друзья… что с ними будет… что будет утром. То вскакивала и бросалась к окну – тихо, значит, их не поймали и не привели назад; то крестилась и шептала молитвы, то снова падала на топчан. И когда ночная темнота разбавилась предрассветными сумерками, даже обрадовалась – наконец-то.

Еще не прозвенел колокол, как в дверь ее каморки стукнули, и, наклонившись, чтобы не зацепиться о притолоку, вошел комендант – и остановился у порога. Вета торопливо поднялась и вопросительно посмотрела на него.

– Бинты-мази свои уложи, – негромко велел ей Штаббс. – Много не бери, чтобы не заметили, но на всякий случай хоть сколько-нибудь.

Вета кивнула.

– Не спала, что ли, совсем? – спросил вдруг комендант, пристально взглянув на нее.

Девушка покачала головой и удивилась – ему-то что за дело?

– Вот и я не спал, – вздохнул Штаббс устало и провел рукой по лицу. – Вторую ночь на ногах, а день сегодня будет… непростой. Ладно. Готова, что ли?

Девушка молча подхватила маленький узелок.

– Подожди… – он неловко кашлянул. – Скажи, как тебя все-таки зовут?

Вета посмотрела в серые, стальные глаза – и опустила голову.

– Пусть лучше я останусь для вас Жанной, – прошептала она.

– Не хочешь… Что ж… пусть будет так, девочка. И… вот еще что. Возьми. На память.

Штаббс протянул ей маленький овальный образок на золотой цепочке. Большие глаза Богородицы смотрели грустно и понимающе, ласковые ладони обнимали Сына… Господи, если Она не смогла защитить Дитя от бед, что смогу сделать я? Как смогу защитить тех, кого люблю?

– Удачи тебе в дороге, – тихо сказал Штаббс. – И… не держи зла. Моя бы воля – не видеть бы тебя здесь никогда.

Вета хотела ответить – и не смогла, в горле встал комок. Все, что могла выговорить, – только негромкое «Спасибо».

Напряжение скрутило ее так сильно, что она почти не помнила, как уходила из лагеря, как комендант проводил ее до кареты и отдал сопровождающим бумаги, как смотрела она в окно на удаляющийся забор, который всей душой желала больше никогда не видеть.

В карете, убаюканная тряской, она расслабилась, заснула и лишь сквозь сон слышала резкий крик, а потом – голоса и шум снаружи. Судя по тому, что рядом с ней спал все-таки Патрик, а не чужой солдат, все прошло благополучно.

Однако очень хочется есть. И умыться. И ноги размять. И… вообще. Вета поежилась. Интересно, как далеко они уехали? Сколько сейчас времени? Она осторожно, стараясь не греметь кандалами, чтобы не разбудить Патрика, выглянула в окошко – места мимо проплывали живописные, но совершенно незнакомые. Впрочем, что видела она в том краю, кроме внутреннего двора? Судя по солнцу, дело явно зашло за полдень.

Карету тряхнуло на очередном ухабе. Вета ойкнула, звонко ударившись браслетами кандалов о железную решетку окна. Патрик напротив резко открыл глаза и выпрямился, как подброшенный. Пальцы его легли на рукоять неведомо откуда взявшегося палаша.

– А… – увидев ее, принц облегченно вздохнул и немного расслабился. – Вы проснулись, Вета?

«И что, теперь всегда будет – так? – невольно подумала она. – Вскидываться от каждого резкого звука, сразу хвататься за оружие – и только потом разбираться, есть ли опасность или нет. Рисковать ежеминутно, не ожидая за это награды?»

Дура, сказала она опять сама себе. Награда его впереди ждет. Еще какая награда – он идет трон себе возвращать, трон и имя. А то, что рискует – так оно стоит того. А вот зачем в это дело ввязалась ты?

И зачем в это ввязался Ян? Который точно так же ежеминутно ждет стрелы в спину или удара штыком в грудь. Слава Богу, пока они не нарвались ни на кого. А ведь могли бы. Погоняя лошадей всю ночь, не давая себе ни минуты передышки, они гнали лошадей на запад, стараясь оставить за спиной как можно больше миль.

И прикрыли ее плащом, и молчали, оберегая ее сон.

– Доброе утро, – слабо улыбнулась она. – Или скорее день? Я вас разбудила…

Патрик отложил палаш и потянулся.

– Как вам спалось? – осведомился он. – Не желаете ли кофе в постель… впрочем, нет, в постель не надо… тогда в карету?

Вета рассмеялась.

– Желаю, ваше высочество. Только не кофе, а… – она подумала, – нет, кофе, а к нему – бутерброды с икрой и… пожалуй, яблоко. Нет, два яблока. Нет, для ровного счета четыре больших красных яблока.

– Где-то у нас тут были… – Патрик порылся в валяющемся на сиденье рядом с ним узелке. – Вот! Прошу – как вы и заказывали. Бутерброды, конечно, с каторжной кухни, но… – Он протянул ей кусок хлеба с холодным мясом.

– Ой… Спасибо.

– Спасибо скажите Штаббсу, – деловито отмахнулся Патрик. – Кстати, скоро остановимся – нужно дать отдых лошадям. – И он вонзил зубы в еще один бутерброд, размером поменьше.

Вета только теперь поняла, что она ужасно голодна. Волнения прошедшей ночи перебили было аппетит, но теперь организм настойчиво намекал на то, что неплохо бы получить подкрепление.

Судя по неровностям под колесами, они свернули с дороги. Вета выглянула в окно. Так и есть, лошади бодро трусили по направлению к лесу. Карета в очередной раз подпрыгнула на ухабе и остановилась. В окно заглянул Ян.

– Эй, путешественники, приехали. Объявляется привал. Я, например, есть хочу.

С огромным наслаждением Вета вылезла на твердую землю. Да, экипажи ее отца и тюремная повозка – все-таки не одно и то же. Тяготы прошлогоднего пути на каторгу уже как-то подзабылись, и теперь изрядно пострадавшая за день пятая точка опоры возмущалась буквально во весь голос. Девушка огляделась – и ахнула. До чего же вокруг хорошо!

Огромное небо подпирали величественными вершинами поросшие соснами горы. Темная, сочная зелень леса стояла вокруг дороги сплошной стеной, но казалась не пугающей, а скорее величественной. Неподалеку, раздвигая мрачное торжество сосен своей голубизной, виднелось крохотное озерцо. Свежий воздух, наполненный ароматом чего-то неведомого, кружил голову; наверное, это запах свободы. Где-то в невообразимой вышине звенели птицы. И – тишина, настоящая, живая, мирная. И трава, высокая, густая, и цветы, и веточки земляники. Господи, как хорошо… Вета робко оглянулась – и сделала несколько па вальса, не замечая неровностей земли. Тихонько засмеялась, чувствуя, как отпускают ставшие привычными за этот год тоска и напряжение.