Текст книги "Сказка о принце. Книга первая (СИ)"

Автор книги: Алина Чинючина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 24 страниц)

– А изменить? – умоляюще спросила Вета. – Изменить я могу что-нибудь?

– Все мы все можем, – загадочно ответила Хая. – И не можем ничего. Отвяжись ты от меня, дева. Лучше вон иди платье дошивай. И живи – сейчас, о будущем не думай, оно само о себе напомнит, когда время подскажет. А про себя – не проси, не скажу ничего. Незачем тебе раньше времени судьбу знать, она сама тебя найдет.

И вздохнула.

* * *

В тот же вечер Хая решительно заявила им:

– Вот что, ребятки, уходить вам нужно. Послезавтра ярмарка, народ съедется со всей округи, не нужно вам, чтобы кто-то видел. Силенок у вас вроде прибавилось, лепешек на дорогу я дам. Уходите. Меня тоже пожалейте – если прознает кто, что вы у меня скрывались, так не то что ведьмой обзовут снова, а и… – она махнула рукой. – Уходите.

Вета – в ушитом по фигуре платье и старухином чепце – выглядела не богатой, но и не бедной крестьяночкой, и рядом с ней Патрик казался оборванцем-бродягой. Бабка отдала ему старые штаны и рубаху мужа; штанины едва доходили до щиколоток, а рукава рубахи не прикрывали даже запястьев, но принц был рад и этому. Солдатские сапоги выглядели вполне крепкими и разваливаться пока не собирались. Палаш Патрик замотал в тряпку, чтобы не бросался в глаза, нож повесил на пояс.

Хая показала им тропу, змеившуюся в высокой траве, и предупредила:

– Будьте осторожны. Деревень тут мало, и не везде, понятно, те солдаты побывали, но кто его знает… остерегайтесь. Ежели чего – говорите, что брат и сестра. Не похожи вы, правда… да и руки тебя, парень, выдают. Ну да авось пронесет.

И пристально взглянула на принца:

– Что обещал мне, помнишь?

– Помню, – Патрик не отвел взгляда.

– То-то. Гляди мне, – она погрозила ему коричневым кулаком, а потом вдруг вздохнула – и погладила его по щеке. Патрик поймал ее морщинистую руку – и коснулся ее губами.

– Ишь, чего выдумал, – проговорила бабка, но руку не отняла. – Помогай вам Бог, ребятки…

Патрик и Вета переглянулись – и в пояс поклонились ей.

Сначала они шагали молча, опасаясь выдать себя неосторожным словом или слишком громким дыханием. Но время шло – а вокруг был все тот же лес, только теперь приветливый и радостный в пении птиц в ветвях и солнечных зайчиках. И как-то вдруг поверилось, что ничего плохого с ними здесь случиться не может. В руках – узелок с запасом еды, под ногами – тропа, а тропа не может привести к плохому. Дрова – под любым деревом; бабка отдала им старое одеяло, одно на двоих, и теперь – в начале лета – им не грозило замерзнуть ночью.

Когда сквозь просветы деревьев впереди замаячил тракт, они не стали выходить на дорогу. По лесу – безопаснее… по крайней мере, было до сих пор.

Спустя неделю резко похолодало. Май – еще не лето. Сначала с неба хмуро капало, потом полило. Под ногами хлюпало; сырая морось заползала под рукава и воротник, и сухих дров было не найти. После почти бессонной – от холода – ночи Вета снова начала кашлять. Патрик – в тонкой рубашке – ежился и подпрыгивал на ходу. Когда вместо дождевых капель с неба полетели вдруг белые крупинки, оба поняли, что нужно выходить к людям. Долго в лесу не протянешь.

Еще день они шли, согреваясь на ходу, а когда по сторонам потянулись распаханные поля, Патрик и Вета посмотрели друг на друга – и не стали сворачивать в лес. День клонился к вечеру, и Патрик надеялся, дойдя до крайней избы, попроситься на ночлег, а утром еще до рассвета двинуться дальше, чтоб не привлекать чужого внимания. Переночевать бы в тепле – и ладно.

Только пригнали стадо; на улицах сладко пахло парным молоком, крикливо зазывали коров хозяйки, и от ласковых этих «Дочк, дочк», от звона молока в подойник томительно захотелось есть. Избы все, как одна, попадались крепкие, ухоженные, чувствовалась мужская рука. Возле первой они переглянулись – и прошли мимо. Вторая. Третья. Сами себе боялись признаться, что – страшно.

– Эй, – окликнула их пышнотелая бабенка в белом платке, гнавшая корову, – али ищете кого?

– Ищем, – отозвалась Вета. – Нам бы переночевать…

– А-а-а-а, так это вы к тетке Марте зайдите, у них просторно. Тут у нас вербовщик приехал, народ гоношится, а у нее свободно. Вот в тот проулок свернете – а там увидите, серая избенка, там одна такая…

– Кто приехал? – шепотом спросила Вета Патрика.

– Вербовщик, – ответил он так же тихо. – Рекрутов набирают. Вот невовремя мы попали, – вздохнул он, а потом махнул рукой. – Ладно, под шумок, может, и пронесет.

Серую избенку они нашли действительно сразу – во всем переулке она и вправду одна была такая, покосившаяся, маленькая, с подслеповатыми крошечными оконцами. Во дворе возился у поленницы высокий, костлявый парень, почти подросток. Увидев чужих, он выпрямился и хмуро посмотрел на них.

– Чего надо?

– Переночевать позволите? – нерешительно спросила Вета.

Парень окинул их пристальным взглядом. Неожиданно усмехнулся:

– Если отощать не побоитесь – проходите. У нас нынче кусок неласков…

Изба встретила их таким ароматным запахом свежевыпеченного хлеба, что у проголодавшихся путников немедленно заурчало в животах. «Почему он говорит – отощать не боитесь», – подумала Вета и, втянув носом теплый дух, громко вздохнула.

Парень кивнул им на лавки.

– Садитесь. Отдохните с дороги. А я пошел дрова колоть. Сейчас мать вернется – ужинать станем…

Принц и Вета разом опустились на лавку, блаженно вытянули уставшие ноги. Патрик прислонился затылком к стене, закрыл глаза и задремал. Вета посмотрела на него и улыбнулась. Огляделась.

Небольшая горница, печь посередине, деревянные лавки и стол, на полках – посуда, тоже почти вся деревянная. Вот, значит, как живут в деревнях. Вета подошла к столу, взяла валяющуюся на нем ложку, повертела в руке. Витающий в воздухе аромат сводил с ума.

Хлопнула низкая дверь, в избу вошла, согнувшись, старуха в намотанном до самых глаз платке и темном платье до пят. Вета неумело поклонилась ей и поздоровалась.

– И вам того же, – хмуро кивнула женщина и неожиданно молодым взглядом окинула сначала девушку, потом принца. – Кто такие будете?

– Переночевать у вас можно ли? – так же нерешительно, как и прежде, спросила Вета.

Женщина кивнула.

– Чай, лавок не пролежите. Оставайтесь, если охота…

Она отвернулась и, как показалось Вете, незаметно утерла слезы. Или показалось?

Стукнула дверь, в избу вошел парень.

– Ну, что? – непонятно спросил он.

Женщина очень устало и безнадежно махнула рукой.

– Да где уж там… и слушать не стал.

Парень заметно помрачнел.

– Говорил же я тебе, мамка… Только унижаться пойдешь.

Мать опустилась на лавку – и вдруг заплакала, по-детски утирая слезы кулаками – а они струились по щекам едва ли не ручьями.

– Как же я без тебя буду, сыночка? Что же я делать стану… Как же ты пойдешь туда, ведь ты же и молод-то еще как….

Парень шагнул к ней, неловко взял за руки.

– Мамк… Ну, перестань. Перестань, ну? Мамк… Ну, может, отведет Бог, еще же не известно ничего.

– Все известно давно, – сквозь слезы с отчаянием проговорила женщина.

Вета ошалело смотрела на это, не понимая абсолютно ничего. А потом повернулась – и встретила такой же растерянный взгляд проснувшегося Патрика. Он несколько секунд смотрел на это все, потом подошел к женщине и, присев рядом, положил руку ей на плечо.

– Что случилось, тетушка?

Женщина на мгновение перестала плакать и посмотрела на него недоумевающе – видно, забыла, откуда здесь взялся этот чужой парень. Потом, всхлипнув, ответила:

– Беда у нас, добрый человек. Не обессудь, что не приняли, как положено. Сына у меня… в рекруты забирают. Завтра или через день, не знаю. А он один у меня, и мужа нет, и заступиться за нас некому, – она заплакала еще горше.

– Как же так? – растерянно спросил Патрик. – Единственный сын у матери – он же не должен… это запрещено законом.

– До закона далеко, – угрюмо махнул рукой парень. – Нынче черед идти сыну старосты… да еще двоим, которые – один лавочника сынок, а у второго отец из богатеев местных… как думаешь, кому из нас идти, а кому оставаться? А у нас денег, чтобы откупиться, нет… корову бы продали, да если все ж заберут меня, как она без коровы останется? Носили вот ему… что могли. Да толку-то…

Вета смотрела на него со смешанным чувством стыда и жалости. Угловатый, веснушчатый, нескладный, с длинными грязными руками и ногами… вот, значит, как набирают солдат. Она никогда не думала об этом… Единственный сын у матери.

– Как это – толку-то? – возмутился Патрик. – Если ваш староста – вор и проходимец, то управу на него искать нужно. Жаловаться.

– Эх, милый человек, – все еще всхлипывая, проговорила женщина, – о чем ты говоришь? Чтобы прошение подать, его еще написать нужно. А к кому идти писать? К тому же лавочнику. Станет он писать такое? А пока это прошение докуда надобно дойдет, пройдет года три, а то и поболе. А к тому времени его, может, и… – она не договорила, перекрестившись испуганно.

– Да что ты меня хоронишь? – буркнул парень. – Еще не взяли, а ты слезы льешь. Обойдется.

– Где дом старосты? – спросил Патрик, вставая.

Женщина взглянула на него с испугом.

– Что ты… что ты, милок! Беду накличешь! Бесполезно это.

Патрик отмахнулся от нее и спросил у парня, словно не слыша:

– Где дом старосты?

Парень помедлил.

– Пойдем, покажу.

Вета вскинулась было за ними – удержать! Если хоть в чем-то сейчас заподозрят… ох, как принц рискует. Может, лучше было бы не лезть, остаться, посочувствовать, переночевать, а утром…

Она снова посмотрела на женщину. Та неподвижно сидела на лавке, опустив руки.

Вета наклонилась к ней.

– Встаньте. Все будет хорошо. Умойтесь и успокойтесь, – сама не ожидая, Вета заговорила с ней, как с маленьким ребенком. – Все будет хорошо.

Женщина посмотрела на нее:

– Тебя зовут-то как?

– Жанна, – по привычке девушка назвалась этим именем.

Та робко улыбнулась.

– А меня Мартой… а хочешь – тетушкой зови. Да вы откуда взялись-то?

Вета неопределенно махнула рукой:

– Мы в столицу идем…

– Что ж я сижу, – тетушка Марта тяжело поднялась. – Поди, вас накормить надо, а я лясы точу. Сейчас вот Юхан вернется – ужинать станем. А… спутник твой… он кто?

У Веты дрогнуло сердце.

– Человек, – как можно беззаботнее улыбнулась она. – А что?

– Ну… – тетушка помялась. – Человек-то человек, да вроде не боится никого. Так не бывает.

С улицы вернулся Юхан и озабоченно глянул на мать:

– Давай уж поедим, что ли.

Вета ломала хлеб, то и дело прислушиваясь к шагам на улице. Не идет? Не идет. Что ж так долго? Сколько же времени прошло? А может, староста уже что-то заподозрил? О чем они там говорят? Что будет, если… если… ох, нет, нельзя даже думать об этом!

Хозяева пытались было расспрашивать ее о ценах на соль в ближайшем городе, о том, куда они идут, но видя, как девушка то и дело обрывает фразу на полуслове и вскидывает голову на каждый звук, отстали и только тихонько переговаривались между собой. Временами, когда удавалось чуть унять тревогу, Вета украдкой разглядывала их, поражаясь полному несходству. Рыжий, веснушчатый, худой Юхан ни единой черточкой курносого лица не походил на свою темноволосую, полненькую мать.

Уже совсем стемнело, когда на крыльце послышались шаги. Вета рванулась к двери, выскочила на улицу.

– Патрик!

И с размаху налетела на него, ничего не видя в темноте.

Принц осторожно удержал ее.

– Тише, Вета… – и, понимая, добавил: – Да все хорошо, успокойтесь.

– Вы…

Она не успела договорить. Марта и Юхан тоже выскочили из избы – и остановились как вкопанные, боясь подойти.

– Все в порядке, – устало проговорил Патрик. – Пойдемте в дом.

В горнице принц шагнул к столу и выложил на него лист бумаги, украшенный замысловатой подписью.

– Что за грамота? – недоуменно спросил Юхан, не решаясь взять бумагу в руки, словно она может быть ядовита.

Патрик попытался подобрать подходящее слово, потом махнул рукой и засмеялся. Пошатнулся, вцепился в край стола.

– В общем, тут написано, что Юхарн Старс не подлежит призыву в рекруты ни при каких обстоятельствах, и в том староста собственноручно поставил свою подпись и подписи двоих свидетелей. Это – документ, и он имеет законную силу.

– И что нам с ним делать? – осторожно спросила Марта. – Бумага, милок, у нас зверь редкий – мы неграмотные – и силы не имеет.

– Как это не имеет? – строго сказал принц. – Это – документ, и всякий, кто осмелится его оспорить, будет отвечать по закону. Ваш староста теперь не имеет права… – Патрик посмотрел на перепуганного Юхана и неожиданно сказал: – Если вы не верите мне, то я могу остаться здесь до тех пор, пока не закончится вербовка, и прослежу, чтобы тебя не тронули.

Марта помолчала – а потом вдруг повалилась ему в ноги.

– Ой, благодетель, заступник, останься, останься, Богом молю! Уж я тебя и кормить, и поить буду, только останься, заступись! Ты, видно, человек бывалый, а мы ведь темные, всему верим! Спаси, отец родной, век за тебя молиться буду!

Вета бросилась к ней, попыталась поднять, но женщина не давалась и все норовила поцеловать ноги Патрика, и причитала:

– Спаси, заступись, пожалей нас, сирот!

– Мать, – прикрикнул Юхан, поднимая ее, – уймись. Подожди причитать, сначала пережить это все нужно.

– Как вы это сделали? – шепотом спросила Вета принца.

– Ерунда, – так же тихо ответил Патрик. – Его нужно было просто припугнуть.

* * *

Очевидно, староста был напуган изрядно. Те три дня, что Патрик и Вета прожили у вдовы, он через каждые несколько часов наведывался в маленький домик на краю деревни. То узнать, не нужно ли чего господину (Патрик, в потрепанной, короткой для него одежде с чужого плеча, выглядел таким оборванцем, что шарахаться было впору), то предложить Марте за счет общины крышу поправить, то заверить «господина» в хорошем своем отношении. Вета понимала, что едва они покинут деревню, от хорошего отношения и следа не останется, да и Марта с Юханом понимали это тоже. Поэтому Марта все порывалась усадить старосту за стол и разговаривала с ним так почтительно-заискивающе, что Юхан сжимал кулаки.

Вету больше заботило другое – как скоро староста озаботится сообщить о странных гостях куда надо. Дни, что прожили они в деревне, показались ей вечностью, и она вздрагивала от каждого подозрительного шороха. Тем не менее, то ли староста счел за лучшее не искушать судьбу, то ли был глуп и не сообразил, кем могут оказаться нежданные гости. А может, и наоборот: как раз сообразил и решил не гневить кого не надо, мало ли что, мы люди маленькие, знать ничего не знаем. Но и Вета, и Патрик старались по деревне лишний раз не шататься.

Вечерами им стелили на сеновале, и оба рады были этому – изба, маленькая и тесная, казалась невыносимо душной. Сена, правда, на том сеновале оказалось совсем мало, но после стольких ночевок на земле и принца, и Вету это волновало меньше всего. Лишь бы уснуть, желательно в безопасности, пусть и относительной.

Едва они остались одни, Вета обрушилась на принца.

– Зачем? Патрик, зачем вы это делаете? Ну неужели вы не понимаете, что выдаете себя с головой? Откуда вы знаете, кому сейчас может рассказать о нас этот староста! А вдруг он сообразит, что вы не простой крестьянин? А вдруг…

Патрик выслушивал самые страшные предположения девушки, устало улыбаясь. Когда она выдохлась и умолкла, он негромко попросил:

– Вета, не будем говорить об этом…

– Почему? – воскликнула она в отчаянии.

– Эти люди – жители моей страны. Понимаете? Кто еще защитит их, если не я?

Вета посмотрела на него так, словно сомневалась, в уме ли принц.

– Ваше высочество… вы думаете, что…

– Я думаю, – перебил он ее так же негромко, но с металлом в голосе, от которого Вета мгновенно умолкла, – что там, где нарушается закон, я должен сделать все, чтобы восстановить справедливость. И закон, и власть не будут стоить ничего, если их сможет повернуть в свою сторону всяк, у кого есть сила. К тому ли стремился мой отец и тому ли он всю жизнь учил меня? В моей стране, – он выделил это, – люди должны жить без опаски, зная, что их могут защитить, а не оскорбить те, кто обязан оказывать им помощь. И покончим на этом.

Чтобы не чувствовать себя нахлебницей, Вета пыталась помогать Марте по хозяйству, смутно, правда, понимая, что тем самым еще больше выдает себя – она почти ничего не умела. Но тетушка отмахивалась, повторяя каждый раз, что если Юхана не тронут, то она будет им по гроб жизни обязана, а потому не надо ей никакой помощи. И жалобно смотрела на девушку слезящимися глазами.

Между делом Вета узнала, что Юхан – не сын ей, а племянник. Родная сестра умерла родами, а мальчонка остался. У них же с мужем детей не было, не дал Бог счастья, вот они и взяли к себе сироту, пожалели, отца-то у парня вовсе не было, нагулянный он, позор в семье. Ей уж самой в ту пору тридцать было, а муж много старше, вот три года назад он и уснул, да не проснулся. Не то от жизни такой, не то от болезни, кто бы сказал точно. Юхан ей теперь – свет в окошке и единственная защита на старости лет.

Рыжий Юхан держался с гостями почтительно, но вместе с тем угрюмо. Чувствовалось, что ему неловко, что парень привык со своими бедами разбираться сам и не надеяться на чью-то помощь. Странная для крестьянина гордость – стыдиться благодарности. Вета порой думала, кто был отец парня – уж не местный ли сеньор осчастливил мимоходом одну из своих девок? Внешне Юхан был – дурак дураком, и нос картошкой, но порой в невзрачных чертах проглядывало что-то такое… не крестьянское. Марта если и знала что-то, то аккуратно молчала.

Как бы там ни было, им нужно было уходить. Отзвенел над деревней плач над уходящими в солдаты – рыдали, как по покойникам, да так, в сущности, оно и было. Отплакалась еще раз Марта – счастливая, с причитаниями, как она им благодарна и век помнить их будет. Заветную бумагу женщина старательно завернула в чистую тряпицу и спрятала «в укромное место». Еще раз заглянул староста – с уверениями, что все произошло по совести. Кого из односельчан забрали вместо тех, кто действительно должен был идти, Юхан и Марта старались не думать. А Патрик и Вета отоспались и немножко передохнули. Нужно было уходить.

Марта перешила Патрику кое-что из старых вещей своего мужа. Теперь он стал больше похож на крестьянина, а не на бродягу… хотя по-прежнему и осанка, и взгляд, и речь – все выдавало в нем того, кто не подчинялся, а подчинял себе других, и даже каторга этого не стерла. Марта напекла им на дорогу лепешек из остатков муки, хоть и немного было этих остатков, насовала моркови и редиски с огорода.

Юхан сказал неожиданно:

– Я вас провожу.

Они вышли на рассвете, едва рассеялась ночная мгла. Деревня просыпалась, гомонили петухи, мычали недоенные коровы, звенели ведра во дворах. Вот-вот прозвучит рожок пастуха. Юхан зачем-то захватил с собой тяжелый мех с водой и повел их к лесу огородами, задворками, и они не спрашивали, отчего так, понимая, что есть на то причины. Пригибаясь, оглядываясь, едва не по колено в мокрой от росы траве они подошли к кромке леса и остановились.

Юхан оглянулся. Деревня осталась позади, все вокруг было затянуто утренним туманом, с каждой минутой стремительно редевшим. День обещал быть ясным и теплым.

– Вот что, – тихо сказал Юхан и опять огляделся. – Я не знаю, кто вы такие… да и знать не хочу. Но вам, наверное, нужно знать… в соседнюю деревню солдаты приезжали. Давеча друг мой к теще ездил туда… рассказал. Искали кого-то. Может, и вас, – он мельком кивнул на сбитые запястья Патрика. – Поэтому, коли вам неохота с ними встречаться… ведь так? – Юхан пристально посмотрел на принца.

Тот не отвел взгляда.

– Так.

– Тогда вам лучше вот что. Большак идет через Веснянские топи… там гать – хорошая, наезженная, но там-то солдаты и могут быть, потому как это единственная дорога. В обход болот идти – крюк на неделю пути. А через топь тропинка есть… плохонькая, но есть. Туда точно никто не сунется, потому что говорят – кто в своем уме, тот в болото не полезет. Но это если тропу не знать. А я знаю и могу вас провести. Крюк, правда, и тут будет, но зато и выведет вас на большак в обход и деревни, и гати. Хотите?

Патрик и Вета посмотрели друг на друга, потом на Юхана – и кивнули согласно.

– Мне из дому надолго нельзя уходить, поэтому до заката постараемся пройти побольше, а потом я вам направление покажу, там не заплутаете. Не бойтесь, – улыбнулся парень неожиданно, видно, очень уж серьезные были у них лица. – Вы, я вижу, люди не лесные. Болота не так страшны, как кажутся, если знать их. Да и мы краем пойдем, в самую трясину не полезем. Ну что, идем?

Он первым нырнул под зеленые своды. Патрик и Вета переглянулись – и последовали за ним.

Было не жарко, но над головой противно гудели комары и слепни. Солнце пригревало, но зябкий ветерок заставлял ежиться. Вета шла последней, но все равно с трудом поспевала за шагами мужчин. То и дело по колено проваливаясь в мутную воду, Вета вспоминала почему-то, как они ездили на охоту в последний раз – зимой.

У самого края болот, едва лишь под ногами захлюпала вода, Юхан остановился.

– Вон ракиты стоят. Слеги надо вырубить…

– Что вырубить? – не понял Патрик.

– Слеги, говорю, вырубить надо. Ну, палку прочную, каждому.

– Зачем?

– Во дурной. Чтоб дорогу щупать. Потыкай палкой – если твердо, значит, иди, а если проваливается – не иди. Понял?

Потом Юхан потыкал каждой палкой в землю, кивнул удовлетворенно и негромко предупредил:

– Идти только за мной, след в след. Иначе утопнете.

Они шли медленно и осторожно, нащупывая слегами тропу. Противный, сладковатый запах болот кружил голову. Вета старалась не смотреть по сторонам – так страшен был вид черной, мертвой воды вокруг.

Несколько раз они останавливались, тяжело дыша, по очереди хлебали воду из тяжелого, булькающего меха, жевали лепешки. Негде было даже сесть; впрочем, платье Веты и без того было мокрым выше колен. После короткой передышки Юхан командовал:

– Вперед… – и снова тыкал палкой в топкую жижу.

Однажды, ступив неловко, Вета оступилась, шагнула вбок и сразу провалилась почти по грудь. На испуганный крик ее метнулся было Патрик, но Юхан закричал:

– Куда! Стоять! – и, проваливаясь, сам подобрался, протянул палку, вытащил на тропу. Обернулся сердито на принца: – Куда вперед батьки в пекло лезешь? Жить надоело?

Вета нащупывала ногой ускользающие кочки, уже не видя, куда именно ступает, из-за набегающего пота, струящегося по лицу. Во рту было сухо и солоно. Все чаще хотелось упасть – и не двигаться. «Зачем я с этим связалась?» – подумалось однажды.

Когда солнце ушло за край леса, кочки под ногами перестали, наконец, противно прыгать, образовали подобие тропы. Шедший впереди Юхан остановился, подождал, пока подтянутся остальные.

– Все, – сказал он. – Дальше я не пойду, опасное место мы прошли. Смотрите: вот эта тропа тянется через болото, и больше уж развилок нет. Впереди – видите? – сосняк, там местечко посуше и повыше, и сухостоя много, так что можно переночевать. Утром держите от сухой сосны на краю – там камень большой стоит, вот прямо от него и сигайте, только опять же пощупайте сперва. Ясно?

– Да… А потом?

– А потом уж топко не будет, так только, слегка. Ну, конечно, комаров накормите, как пить дать, но зато мимо деревень пройдете. Как выйдете на большак, там озерцо будет, в нем искупаться можно… а то в вас каждый признает, что лесом шли, – Юхан хихикнул, – ровно духи болотные. Большак вас к Ежу выведет. Ну, а там уже… – он вздохнул. – Остерегайтесь только…

– Понятно, – тихо сказала Вета.

– Ну, я пошел, – Юхан развернулся, чтобы уйти, но принц удержал его:

– Подожди. Спасибо тебе!

– Да не на чем, – парень махнул рукой. – Долг платежом красен.

– Скажи, как деревня ваша называется?

– А вам зачем? – нахмурился Юхан.

– Ну… может, вернусь когда.

– Не надо, – покачал головой Юхан. – Мне, сударь, – не знаю, кто вы, – от вас благодарности не надо. Это я вам «спасибо» говорить должен – спасли вы нас с мамкой от большой напасти. А вам тоже лишнего знать ни к чему… мы люди малые, меньше знаешь да крепко спишь. Если попадетесь кому, – он перекрестился, – не дай Бог, конечно, то нас… мы тоже жить хотим. Ясно вам? – он строго посмотрел на принца.

– Зачем ты так… – тихо проговорил Патрик. – Я, может, помочь вам когда-нибудь смогу…

– Не надо нам помощи, – отрезал Юхан. – А вам помогай Бог в дороге. Идите уже.

Он развернулся – и шагнул в зыбкую мешанину, нащупывая обратную тропу.

* * *

Окраины Ежа показались впереди, когда солнце уже село, но звезды еще не высыпали на потемневшее небо. Слабо светился закат, тускло пылила впереди дорога. Потянуло в воздухе парным молоком, свежим хлебом, слышно стало, как звенят ведра во дворах, как кричат петухи, а где-то зазвучала песенка – слабо, едва слышно.

Город Еж, пограничный, разделяющий Восточный и Западный пределы королевства, дал свое имя Ежской провинции, которая делила страну на две почти равные части. Еж – последний город на восток, дальше – Веснянские топи, а потом – редкие деревни, леса да рудники, каторга, страшное «Заболотье», которым матери детей пугают.

Веснянские болота рассекали страну с севера на юг не на один десяток миль. Королевский тракт пересекал их в самом узком месте, и дорога эта была единственной проезжей, хорошей дорогой, если не считать тропинок, о которых знали лишь местные жители. Пару сотен лет назад Заболотье считалось краем русалок и водяных, о них рассказывали сказки; только при прадеде короля Карла Третьего восточные земли начали заселять – каторжниками и беглыми, потому что по своей воле ни один человек туда не пойдет.

Еж… Край географии, последний очаг цивилизации, а дальше – только нищие деревни и лес, лес, лес без конца и края, и болота, хриплый крик птиц над пустынной тишиной. Еж… Дошли до Ежа – считай, полпути сделано… считай, почти дома.

– Подождите, – сказала Вета и остановилась. Опустилась в траву на обочине, потянула за собой принца.

– Устали, Вета? – тихо спросил Патрик и сел рядом.

– Да… нет… не знаю. Патрик… – она смутилась, аккуратно разгладила подол заштопанной юбки, – я хочу спросить… Вы твердо знаете, к кому нам нужно идти в Еже?

Принц помрачнел.

– Я сам думаю о том же, Вета. После той засады в трактире меня не отпускает мысль: а вдруг это…

Он не договорил.

Вета кивнула.

– И я о том же… Патрик, я хочу вам предложить. Давайте я пойду туда сначала одна…

– Зачем? – удивился принц.

– Притворюсь, что служанка, что ищу работу. Вы скажете мне, куда идти и что говорить, и… и если вдруг нас будут там ждать не те, кто нужен… то вы успеете уйти. Сегодня мы переночуем в лесу, а завтра с утра я пойду туда… и вы будете ждать меня до вечера, а если не вернусь – пойдете дальше один, – тихо закончила она.

Патрик молча смотрел на нее.

– Я не могу этого допустить, – сказал он, наконец.

– Ваше высочество…

– Вета, это исключено.

– Патрик, послушайте. Я ведь никому не нужна. Ну, подумайте сами, зачем я им? Просто девчонка… ну даже если вернут меня обратно, – Вета поежилась, – то вы-то все равно останетесь на свободе. Иначе зачем все это?

– Нет, Вета. Мы сделаем наоборот, пойду я, и…

– Патрик! Если вы попадете в беду сейчас, если там действительно засада, то все было зря. Все, понимаете? И… и Ян тоже зря погиб, – прошептала она.

Патрик дернулся, как от удара, и опустил голову.

– Ян прежде всего очень не хотел бы вашей смерти, Вета… или несчастья с вами, – проговорил он очень тихо. – Прошу вас – уходите одна.

Теперь отвела глаза Вета.

– Ян сейчас сказал бы вам то же самое, что и я, – так же тихо ответила девушка. – Вы должны выжить и остаться на свободе. Иначе зачем было затевать все это?

Эту ночь они провели в лесу. Вернулись чуть назад, отойдя полмили от города, так, что не видными стали огоньки домов, разожгли костер. Хорошо идти налегке – не нужно тащить с собой груз, беспокоиться о том, что пропадет платье, диван или хрустальная ваза. Встал – встряхнулся, вот и все сборы. Все твое имущество умещается в дорожном мешке, полупустом и пыльном, – что еще нужно от жизни? Плохо идти налегке – каждая мелочь порой кажется бесценной.

В этот вечер они прикончили лепешки, которые дала им Марта. В котелке над костром забулькала вода, Патрик бросил в нее горсть ранних ягод и листьев лесной смородины.

Оба молчали. Оба думали об одном и том же.

– Вета, – заговорил Патрик, – давайте взвесим все еще раз. Есть ли у нас другой выход? Все-таки не хочу я вас отпускать…

– Давайте, – кивнула Вета. – Допустим, мы идем туда вместе. Если все будет нормально, если нас ждут действительно люди лорда Маркка, то это, конечно, лучше – не нужно возвращаться за оставшимся, время тратить. Но если там не те, кто нам нужен? Как мы будем выкручиваться? Я бегать не умею, – слабо улыбнулась она.

– Я пойду один. Если нас ждет засада, то я… справлюсь. Вы будете в безопасности, и в этом случае у меня будут развязаны руки, мне не за кого будет бояться…

– А если не сможете уйти? – перебила его девушка. – Как вы облегчите им работу! Вот он, принц наследный, сам к нам пришел. Хватай – вяжи, ура, ребята! Если их будет там не восемь, не десять, а двадцать, тридцать человек? Вы уверены, что сможете справиться в одиночку?

– Но ведь и вы не справитесь, Вета…

– А я и не буду! Я просто служанка, ни про каких принцев не знаю, иду из… – она запнулась, – из Чахлого Бора, работу ищу. Кому какое дело?

– Они не поверят.

– Да и пусть не поверят! Я ведь им не нужна.

– Вета, а если, не приведи Господи, они станут выпытывать у вас, где я? Именно выпытывать! Вы… вы уверены, что хотите этого? И не в том дело, что я сомневаюсь в вашей твердости. Но вы понимаете, что я тем самым тоже попадаю к ним – с гарантией, потому что не смогу оставить вас в их руках, потому что все равно попытаюсь вызволить, и не факт, что это мне удастся …

Девушка опустила голову.

– Я постараюсь им ничего не сказать, – тихо ответила она.

Патрик резко поднялся.

– Хватит! – сказал он. – Иду я один, и закончим на этом.

Вета тоже встала.

– Закончим, – очень спокойно проговорила она. – Я иду вместе с вами. Вы ждете меня… скажем, на улице, и если что – успеете.

– Нет!

– Да!

Патрик скрипнул зубами.

– Вета, я вам приказываю.

Она усмехнулась.

– Вот дойдем до столицы, вернете себе трон и корону – тогда пожалуйста, сколько угодно. А пока – не получится, ваше высочество.

– Я вас к березе привяжу! – крикнул принц.

– Попробуйте! – нахально сказала Вета и на всякий случай отскочила.

Патрик с яростью отшвырнул ногой сухую ветку. И махнул рукой.

Ранним утром, едва солнце осветило макушки деревьев, Патрик разбудил Вету. Молча умылись они в ледяном ручье, глотнули воды, собрали в мешок нехитрое имущество. Патрик последний раз попросил девушку:

– Вета, останьтесь…