Текст книги "Сказка о принце. Книга первая (СИ)"
Автор книги: Алина Чинючина
Жанр:
Сказочная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 24 страниц)
Патрик резко встал и отошел к окну, отвернулся, вглядываясь в темноту, кусая костяшки пальцев. Потом, не оборачиваясь, проговорил очень ровно:
– Спасибо вам, лорд Марч. Скажите еще, где сейчас принцесса Изабель?
– Жива и здорова, – охотно отозвался Марч. – Сегодня я видел ее, – он запнулся, – правда, мельком и заплаканной.
После паузы Марч добавил – очень тихо:
– Вы желаете узнать о матушке, ваше высочество?
– Могу ли я просить вас об одолжении, лорд Марч? – не отвечая, глухо проговорил принц.
– Все, что угодно, ваше высочество…
– Если представится случай… – Патрик невольно улыбнулся, – прошу вас, шепните принцессе, что я жив.
– О, – улыбнулся и Марч, – ее высочество будет рада безмерно. Все это время она… Да! А не передать ли те же слова графу Дейку? Мне кажется, он тоже ждет вестей от сына.
– Ян погиб, – тихо проговорил Патрик.
Марч прикрыл глаза и помолчал какое-то время.
– Прискорбно… Это большая потеря. Примите мои соболезнования.
В кабинете вновь воцарилась тишина. Патрик все так же стоял у окна, словно пытаясь напряженно рассмотреть что-то очень важное там, снаружи. По стеклу стучал дождь, ветер мотал верхушки деревьев.
– А вы изменились, ваше высочество, – проговорил вдруг Марч грустно. – Совсем другим стали… взрослым…
– Да, наверное, – пожал плечами принц, все так же не поворачиваясь.
– Хотите еще вина?
– Нет, благодарю, – Патрик обернулся, наконец, присел на широкий подоконник. – Скажите мне, лорд Марч, как чувствует себя лорд Лестин?
Марч подумал.
– Да вроде бы хорошо. Мы с ним сцепились сегодня, правда, но… Если вы о том, не коснулась ли его эта история, то не волнуйтесь. Его положение не изменилось, вот только воспитывать, – грустная усмешка скользнула по его губам, – ему пока больше некого.
– А лорд Маркк?
Марч выпрямился и пристально взглянул на принца.
– Почему вы спрашиваете? Ох, простите, ваше высочество…
– Что с ним? – очень спокойно спросил принц.
Марч опустил голову.
– Лорд Маркк умер месяц назад…
– От чего?
– Лекари говорят – сердечный приступ.
– Понятно, – так же ровно выговорил принц. – Значит, сердечный приступ…
– Ваше высочество…
– Нет, Марч, ничего. Ничего хорошего.
– Простите мне мою дерзость, ваше высочество, – тихо сказал Марч. – Что вы знаете?
– Не больше, чем вы… Пока не больше. Марч, всего сказать я вам не имею права.
– Ваше высочество… чем я могу помочь вам – сейчас?
Патрик подумал.
– Мне нужно встретиться с лордом Лестином, – сказал он, наконец. – Разумеется, так, чтобы об этом не знал никто. Вы можете это устроить?
Марч кивнул.
– Сегодня же ночью Лестин будет знать о вашем желании встретиться с ним. И, думаю, он будет очень рад.
– И еще… лорд Марч, – неловко проговорил принц, – могу я просить вас еще об одном одолжении? Позвольте мне остаться до утра в вашем доме. Видите ли… сейчас, ночью, мне некуда идти, и боюсь, что ночная стража заподозрит во мне бродягу – и будет, собственно, права…
– Конечно, ваше высочество… Мой дом в вашем распоряжении. Никто из слуг до утра не покинет его пределы, и о вашем присутствии здесь не будет знать ни одна душа. И – простите – у вас вообще есть где укрыться?
– Увы, нет, – покачал головой Патрик. – То место, где мы остановились сейчас, все-таки слишком ненадежно, и если у вас есть возможность…
– Мы? – переспросил Марч, пристально глядя на него.
– Да, – Патрик улыбнулся. – Я не один, со мной… девушка.
Марч удивленно приподнял брови, но промолчал. Потом кивнул:
– Хорошо. Я знаю, куда вас можно спрятать.
Патрик задумчиво побарабанил пальцами по подоконнику. Летящая улыбка вдруг скользнула по его губам.
– Кстати, лорд Марч, вспоминая ваш рассказ о праве крови… интересно узнать…
– Да?
– А если меня сейчас убьют? Тогда что? В истории были прецеденты?
– Значит, у вас будет сын, – сказал Марч и улыбнулся.
– Э-э-э, – смеясь, протянул Патрик.
И замер. Лицо его дернулось и окаменело на мгновение – вспыхнули перед глазами бескровные губы Магды, шепчущие: «Мальчика хотела, светленького, красивого….».
– Что с вами, ваше высочество? – тревожно спросил Марч.
– Ничего, – глухо ответил принц. – Ничего, кроме того, что я…
Как сквозь вату он расслышал последние слова лорда:
– … либо родится сын у принцессы Изабель – и станет наследником.
– Последнее более вероятно, – так же глухо сказал Патрик, до боли в ладонях сжимая подоконник.
* * *
Ровный, свежий ветер дул с востока, трепал подол заплатанной юбки. От торговых рядов долетал густой запах свежего, только что выпеченного хлеба, копченой грудинки, лука и яблок.
Маленький рынок в предместье столицы жил шумной и хлопотливой жизнью. Зазывно звенели голоса торговок, смешиваясь с руганью покупателей; загорелые уличные мальчишки сновали меж рядов, в суматохе подбирая и пряча упавшие с лотков яблоки и пирожки; пахло едой, пахло жизнью.
Вета вздохнула. Есть хочется.
Они с Патриком расстались недалеко от городских ворот. Ей нельзя идти с ним. Чепец с оборками бросал тень на глаза, прятал волосы, в старом крестьянском платье Вету узнать было трудно, почти невозможно, но дело даже не в этом. Случись заварушка, Патрику не нужно оглядываться на нее и беспокоиться за нее. Ей надо всего лишь знать, что он прошел в город благополучно, не попался на глаза солдатам, не показался подозрительным стражникам, не, не… Один, Патрик вполне мог смешаться с толпой; двое – уже не один.
– Если меня задержат – уходи прочь, поняла? – приказал ей принц, и девушка кивнула, хотя в глубине души знала, что никогда этого не сделает. Небо, если привратная стража хоть сколько-нибудь внимательна, они наверняка заподозрят неладное в оборванце, прячущем в рукава все еще заметные следы от кандалов. Господи, да будет воля Твоя…
Шепча молитвы, Вета провожала Патрика глазами – до тех пор, пока высокая его фигура не скрылась в арке ворот. Лишь тогда она облегченно вздохнула и разжала сцепленные в замок пальцы. Все. Теперь остается только ждать. Если все будет хорошо, Патрик придет за ней. Если нет… об этом лучше не думать.
– Я должен вернуться завтра к полуночи, – тихо сказал ей Патрик на прощание. – Если до этого времени меня не будет – уходи.
– Куда? – так же тихо спросила девушка.
Патрик помолчал.
– Иди к отцу. Граф, пожалуй, единственный, кто сможет тебе помочь.
Столице уже давно было тесно внутри кольца крепостных стен, и вокруг Старого Города вырос посад – извилистые, прихотливо изогнутые улочки мастеровых, купцов средней руки и ремесленников. Селиться в «чистой» части города не всем по карману; тут, за стеной, дома пониже и победнее, и больше суеты, но можно смешаться с толпой, раствориться в галдящем людском месиве. Здесь никому нет дела до дворцовых интриг, переворотов и беглых каторжников всех мастей; никто не станет кричать «Держи!» – если только у него не стянули кошелек в давке. Прохожие скользят торопливыми взглядами по лицам и пробегают мимо. Здесь – жизнь, забота о хлебе насущном.
Протискиваясь меж торговых рядов, скользя оценивающим взглядам по выставленной на прилавки снеди, Вета в очередной раз подумала, каких нелепостей полна жизнь. Зачем ее учили танцам, этикету и рисованию? Все это сейчас не имеет совершенно никакой пользы. Вот если бы она умела готовить, ее взяли бы в услужение – кухаркой, например, и не пришлось бы вот так, глотая слюну, облизываться на снедь, выставленную на прилавках. Тогда она сама бы посылала молоденьких служанок на рынок и учила бы их торговаться за пучок лука. Девушке стало смешно. И была бы она толстая, важная, с мозолистыми, загрубевшими пальцами и покрасневшим от жара печи лицом. И носила бы чепец с пышными, накрахмаленными оборками, и умела бы ругаться грубым голосом, и могла бы съездить по уху любому провинившемуся слуге.
Ветер переменился, от мясных рядов долетел запах свежеразделанного мяса. Вета внезапно почувствовала, как тошнота подкатила к горлу. Что это, от голода, что ли? Мутит как сильно… Ой, скорее отсюда!
Зажимая рукой рот и еле сдерживаясь, девушка быстрым шагом, наклонив голову, двинулась прочь. Мир вокруг вдруг стал шатким и неуверенными, словно на качелях. Выбравшись за пределы рынка, девушка несколько раз глубоко вздохнула. Отпустило. Перестало укачивать. Эх ты, барышня, а еще в поварихи собралась! Только на рынок тебя и посылать. Вета вытерла враз вспотевший лоб.
На земле у забора увидела она валяющиеся три небольших яблочка – кто-то, видно, обронил да не заметил. Девушка тщательно обтерла их подолом юбки и съела с наслаждением. Кисленькие…
А хлеба она так и не купила. Придется вернуться.
Стараясь обходить стороной мясные ряды, Вета дошла-таки до нужных ей торговок и купила хлеба, свежего творога и зеленого лука. Есть вдруг захотелось так сильно, что возникло желание прямо сейчас сесть где-нибудь и все сжевать самой. Она украдкой отщипнула кусочек и кинула в рот. Почему-то круглолицая немолодая женщина, предлагавшая ей молоко, как-то странно, то ли одобрительно, то ли сочувственно улыбнулась и сказала:
– Тебе за двоих есть надо, дочка, возьми, молочко-то хорошее…
Вета улыбнулась, поблагодарив смущенно и непонимающе.
Выйдя с рынка, она прижала к груди корзинку с провизией. Что дальше?
Широкая дорога, ведущая от Главных ворот, за городом превратилась в королевский тракт. Вета медленно шла, загребая башмаками густую пыль.
Только теперь она осознала, как изменилась. Сколько было всего, и как по-другому смотрит она на знакомые с детства улицы. Когда-то, гуляя по нарядному центру, она морщилась от ветра, растрепавшего прическу, отворачивалась при виде бедняков, просящих милостыню на паперти. Теперь, стуча башмаками по камням мостовой, она стала проще и тверже; она хорошо понимала, каково это – не есть три дня, знала, каким свинцом ложится на плечи усталость, и самая черствая крошка хлеба казалась ей слаще заграничных лакомств.
– Поберегись! – раздался вдруг крик.
Задумавшись, девушка не услышала топота копыт сзади. Кавалькада всадников мчалась по дороге, расчищая себе путь плетью. Резкий, такой знакомый свист раздался над головой, плечо ее ожег удар. Оглохшая, ослепшая от тяжелой ярости, девушка упала в пыль, едва не под ноги проскакавшим мимо господам – только и успела рассмотреть шитые золотом плащи и попоны лошадей.
– Чтоб вас! – выкрикнула она с яростью, поднявшись на колени, схватила с дороги камень, неумело и недалеко швырнула его вслед кавалькаде. И расплакалась от обиды – горько, со всхлипами, совсем по-детски.
– Полно тебе, – сказал негромкий голос рядом. – Нашла из-за чего убиваться. Вставай-ка давай.
Вета подняла голову. Сухонькая, крепенькая старушка протягивала ей морщинистую руку, запавшие глаза смотрели со старческого лица устало и по-доброму.
– Вставай, – повторила старушка. – Не зашиблась? Пойдем-ка ко мне.
Девушка медленно поднялась, потопала ногами, проверяя, цела ли. Внутри все дрожало. Она подняла откатившуюся корзинку, собрала раскиданные по пыльной улице нехитрые продукты. Снова навернулись слезы – так вдруг жаль стало себя, так обидно… а ведь среди тех, кто проскакал мимо, не глядя, мог быть ее отец…
Они прошли переулком и свернули к воротам небольшого, опрятного домика. Пока старуха отпирала калитку, Вета прислонилась к забору – снова закружилась голова. Да что же это с ней сегодня?
– Чего ты? – спутница и неожиданная спасительница заметила внезапную ее бледность.
– Голова кружится…
Старушка хмыкнула, потянула ее за руку.
– Зайди, не бойся.
Домик оказался маленьким, очень чистым и довольно бедным. Крошечная кухонька, две небольшие комнаты, пол устлан домоткаными половичками, цветы на окнах, тишина. Вета глубоко и прерывисто вздохнула – от зависти. Поселиться бы в таком… и жить – тихо и спокойно, не вздрагивая по ночам от каждого шороха, любить друг друга на деревянной кровати, рожать детей, утром провожать единственного на свете мужчину в кузницу… или в мастерскую. «Во дворец», – горько вздохнула девушка. Знала, за кем шла…
– Сядь, – старушка толкнула ее на деревянную скамью. – Пить хочешь?
– Да…
Вета с жадностью выпила две большие кружки.
– Спасибо вам, – сказала она, отдышавшись.
– Да не за что, – старуха махнула рукой. – Ты кто такая, что под ноги проезжим кидаешься? Не здешняя, что ли? Зовут-то как?
– Не здешняя… – подумав, ответила девушка. – Я задумалась…
– Вона, задумалась, – старушка хитро глянула на нее. – Так задумалась, что дороги не видишь? Тебе теперь осторожной быть надо… о себе не думаешь – о нем подумай…
– О ком? – удивилась Вета, чувствуя, как внутри растет холодок. Эта бабка что-то знает? Или о чем-то догадывается?
– Да ты что? – теперь уже удивилась бабка. – Сама не знаешь?
Она пристально посмотрела на девушку и задала несколько вопросов, на которые Вета ответила, чувствуя, как пылают от смущения щеки, встала и отошла к окошку.
– О чем и речь, – заключила старушка. – Скоро нянчить будешь… ясно – впервой все в новинку. Ну да, Бог даст, все хорошо кончится, ты молодая, здоровая, видно… только под ноги теперь смотри.
Наступила пауза. Вета, наконец, все поняла.
– О Господи! – выдохнула девушка и села мимо лавки.
А бабка смотрела на нее и мелко-мелко смеялась.
– Молодая ты, неопытная, – сказала она, наконец. – Муж-то, поди, рад будет.
А Вета повторяла, как заведенная, одно и то же:
– Не может быть… не может быть!
Она вышла от неожиданной своей спасительницы совершенно оглушенная. Брела, не видя дороги, сама не зная, куда. Вышла на маленькую площадь с фонтаном, села на забор и задумалась.
Вот чего она совершенно не ожидала! Или ожидала? Или все-таки хотела, мечтала об этом где-то в глубине души… так глубоко, что сама не догадывалась? Маленький мальчик, повторение самого любимого на свете человека… или девочка с мягкими волосами, похожая на нее… крошечные ручки, маленькие глазки… о Господи, как же это некстати!
Что она будет делать теперь? Бог весть, сколько времени продлится их путешествие; а если малыш родится и их постигнет неудача? И… и где рожать? Это случится только весной, время еще есть, но… но что она станет с ним делать, с крошечным, где они будут жить?
Внезапно Вета вспомнила Магду, горячечный ее шепот на узком топчане: «Мальчика хотела… светленького…», темные сгустки крови, выходящие из нее. Нет, нет, никогда! И мысли такой не допустить! Ее ребенок будет жить, будет! И для этого нужно выжить самой.
И что сказать Патрику, как сказать?
Ни минуты не сомневаясь в своем решении, Вета не знала, как, и что, и когда рассказать тому, кто станет малышу отцом. Она не сомневалась в его радости и признании, но понимала, как отяготит это известие его жизнь. В том деле, на которое он шел, ему нужны все силы и вся решимость, а связать его сейчас этим известием не будет ли погубить? И решила – подождет. Потом, попозже.
Девушка снова горько расплакалась. Новость настолько ошарашила ее… а ведь подозревала, наверное, сама знала, только отбрасывая эту мысль, словно защищаясь. Есть хочется – в последний год ей всегда хочется есть. Задержка – жара, дорога, бывает. А оно вот как оказалось…
Если бы можно было сейчас уткнуться в теплое мамино плечо, спросить совета! Мама! А ведь скоро она сама может стать мамой… да что там – может стать, станет обязательно! И должна быть сильной, чтобы к ней прислонился тот крошечный, который обязательно будет, будет!
Голова кружилась от вороха мыслей. Нет рядом Патрика, не к кому прижаться и все рассказать. Он погладил бы ее по голове и сказал бы: «А как мы его назовем?». Погладит, да, погладит обязательно, когда она вернется.
Вета подняла голову и вытерла мокрые щеки. Вечерело, тени удлинились, солнце палило уже не так сильно. Уставшие ноги ныли, и внезапно она почувствовала тяжелую усталость. Вот бы лечь сейчас – дома, в свою постель, под чистые простыни… и спать, спать, спать…
«Замените сном еду», – вспомнила она Джара и засмеялась сквозь непросохшие слезы. Надо бы, наверное, все-таки пообедать.
Она жевала хлеб, заедала его творогом и смотрела на воробьев, прыгающих в пыли. Все будет хорошо.
Еще долго девушка ходила по улицам, рассматривала спешащих по своим делам прохожих, вслушивалась в разговоры, стоя у дверей лавочек, мастерских, толкаясь в торговых рядах. Люди говорили много и о разном, но того, что ей нужно было, Вета не слышала. Какая разница обывателю, кто нынче у власти? Лишь бы цены на соль и спички не поднялись, лишь бы можно было спокойно спать ночью, не опасаясь, что ворвутся страшные люди с алебардами и уведут, оторвут от плачущей жены, детей, лишь бы жить и знать, что каленым железом выжгут воров и убийц и защитят тех, кто честно работает. Не все ли равно, кто будет делать это?
Потом она услышала из распахнутой двери кабака веселую и злую песенку. И вздрогнула, услышав имя принца, прислушалась. А потом грустно усмехнулась. Если бы да кабы… впрочем, ждать осталось недолго. Надо будет запомнить – и рассказать Патрику, пусть посмеется.
* * *
Монастырь святой Жанны – самый большой из всех, действующих в Западном пределе – имел двое ворот – парадные и черные. Первые предназначались для дел монастырских, вторые уже много лет являлись излюбленным местом для встреч влюбленных, дуэлянтов и шпионов – всех тех, кому нужны были тишина, уединение и отсутствие лишних глаз и ушей. Заросшую кустарником аллею – подступы к монастырю – обступали раскидистые вязы, защищавшие от чужих глаз надежнее любых стражей. Монашки пользовались, конечно, этой калиткой для своих нужд, но для закутанных в плащи фигур со шпагами имелась тропинка, уводящая от аллеи в глубину заброшенного парка, к развалинам беседки, к заросшему тиной озеру с обрывистыми, изрытыми оврагами берегами. Этот неухоженный кусочек дикой природы на окраине столицы словно нарочно был оставлен власть предержащими для тайных встреч.
Принц выглянул из развалин беседки. Солнце поднялось еще невысоко, ночь была холодной, но озноб, колотивший его, вызван был совсем не утренней прохладой. Он пришел сюда раньше условленного времени, и оснований для волнения пока не было, но сердце колотилось гулко и тревожно. Патрик опасался не засады, не того, что его попытаются взять силой. Он боялся, что тот, кто назначил ему свидание в этот ранний час, не придет.
Топот копыт по утоптанной земле разнесся по пустынному парку, и Патрик отступил вглубь, выхватывая шпагу из ножен. В нескольких шагах от беседки остановился всадник, спешился, примотал поводья к вязу. Огляделся кругом и откинул с лица серый капюшон.
– Лорд Лестин… – позвал Патрик, опуская клинок и выходя.
У крепкого, кряжистого Лестина в бороде прибавилось седины, и запавшие глаза теперь окружила сетка морщин, более глубоких, чем раньше. Но светились эти глаза прежним ласковым блеском, и улыбка блуждала в бороде, и показалось на мгновение, что все вернулось – все проблемы разрешимы, все можно поправить и на все вопросы получить ответ, потому что рядом он – учитель, наставник, мудрый и опытный, знающий, как будет правильнее и лучше.
– Лорд Лестин… – повторил Патрик, бросил шпагу в ножны – и кинулся к нему. Обнял, вцепился – и замер.
– Мой мальчик… – у Лестина дрожали руки, он стискивал плечи принца, гладил его по волосам. Никогда прежде ни тот, ни другой не допускали подобных вольностей, но что-то, наверное, изменилось за этот год. Патрик отстранился слегка, взглянул в глаза лорда.
– Мой лорд Лестин… как же я рад вас видеть!
– И я тоже, принц, – лорд разжал объятия. – Как я рад, что вы живы, вы не представляете!
Несколько мгновений они молчали, глядя друг на друга. Патрик все пытался сдержать улыбку радости, но губы разъезжались совсем по-детски.
– К делу, мой принц, – Лестин, не выпуская руки Патрика, отошел в тень старого вяза и огляделся. – У меня мало времени, ваше высочество, простите… за несколько минут до моего ухода прибыл гонец из дворца; зачем я нужен там в такую рань – ума не приложу. Едва удалось отговориться, но никто не должен знать, что я был здесь сегодня. Мне нужно кое-что сказать вам.
– Лорд Лестин... Понимаю, вопрос глупый, но не могу не задать его. Вы верите мне?
– Я бы не пришел сюда, если бы не верил вам, мой принц, – ласково ответил Лестин. – Я всегда вам верил, всегда. И мне так много нужно рассказать вам, но об этом после. Патрик, мы очень виноваты перед вами за такую неудачную помощь, но это не наша вина. То, что вас не остановили в пути, большая удача.
– Да! – с лица принца слетела улыбка. – Всюду, где мы могли получить помощь, нас ожидали либо засада, либо… словом, неприятности. Видимо, это не случайность?
Лестин помрачнел.
– Маркк подставился, причем, очень неудачно и крупно. Один из его людей оказался подкуплен и работал на Гайцберга. Мне ничего не оставалось делать, как отойти в сторону… чтобы иметь хоть какую-то возможность действий, чтобы остаться в доверии у лорда-регента и иметь возможность помогать вам теперь. Я был связан по рукам и ногам и… – он помолчал и тихо закончил, – ничем не мог ему помочь. Он умер под следствием. Сердце не выдержало.
Опять навалилась тишина. Ветер шелестел листвой, трепал плащи и волосы.
– Патрик… – Лестин порылся за пазухой, достал узкий конверт из плотной желтоватой бумаги и протянул ему. – Я обещал Его Величеству передать это вам лично, из рук в руки. А теперь простите – я должен уйти. Мы обязательно встретимся с вами, мой принц, но не сегодня и в другом месте.
– Что это? – тихо спросил принц, глядя на конверт. Знакомым, до боли в сердце знакомым почерком было написано на нем всего одно слово: «Патрику».
– Прочитайте – и увидите. И еще… обещайте мне, ваше высочество, одну вещь…
– Какую?
– Что вы не станете делать поспешных шагов, когда дочитаете письмо до конца. Что вы дождетесь встречи со мной, и мы подумаем, что и в какой последовательности будем делать. Вы нужны нам, вы нужны своей стране… и нужны живым. Вы обещаете мне?
– Вы знаете, что в этом письме? – спросил Патрик, пристально глядя ему в лицо.
– Я не читал его, ваше высочество. Но Его Величество доверил мне его содержание… и не только это, а много что еще. Поэтому я и прошу вас – пока затаитесь и ждите. Я вам все расскажу, обещаю. Кроме того, мой принц, считаю своим долгом предупредить вас. Вас ищут. Ищут всюду, очень тщательно. Я уверен, лорд-регент уже знает, что вы в столице. Не делайте глупостей, за вами могут следить, и не исключено, что герцогу уже известно о нашей встрече. Будьте осторожны.
Патрик улыбнулся.
– Не беспокойтесь за меня, лорд Лестин. Я буду осторожен. Я буду очень осторожен.
– Ваше высочество, – лорд очень серьезно смотрел на него. – Вы, должно быть, не вполне представляете себе свое положение. Поймите же – вас ищут. А если Гайцберг хочет найти кого-то, ему это, как правило, удается. Вы же, кажется, делаете все, чтобы облегчить работу тайной полиции. Разгуливаете по городу один, в открытую. Являетесь к лорду Марчу – а ведь за его домом могла быть слежка. Приходите – опять же один – на встречу со мной – а мало ли кого могли вы найти здесь вместо меня, мало ли кому я мог рассказать о вас... Не слишком ли много глупостей? Поймите, мой принц, – Лестин положил руку ему на плечо, – вы сейчас не имеете права на ошибку. Иначе все окажется зря. Напрасную жертву принес лорд Маркк, который пытался помочь вам. Напрасной окажется… напрасным будет все, что хотел сделать ваш отец. Останьтесь живым, Патрик!
– Лорд Лестин… – проговорил глухо Патрик. – Когда я пришел в дом Марча, мне некого было просить о помощи. Я знаю, что рисковал, но… мне некому было довериться – просто потому, что я не знал, кто остался мне верен… кто верит мне, в конце концов. А идти к вам – после всего, что с нами было, – я боялся, что вы… что с вами тоже случилось беда. Благодарение Богу, что вы остались на свободе.
Большие часы над главным входом гулко пробили восемь раз.
– Я вынужден откланяться. Ваше высочество, сегодня вечером или завтра мы увидимся – и тогда спокойно и подробно поговорим обо всем. Впрочем, вы многое узнаете из этого письма, но… у нас еще будет время, обещаю вам.
На набережной в этот час было пусто. Редкие прохожие спешили по своим делам, не глядя по сторонам, и никто не обращал внимания на одинокую фигуру, стоящую у перил. Поднявшийся ветер морщил серую воду, гнал белые барашки по волнам. Патрик спустился к самой воде, сел на ступени. Нужно вернуться к Марчу и там, в тишине и безопасности, спокойно прочитать письмо. Но плотная, чуть шероховатая бумага обжигала пальцы. Принц поколебался – и медленно развернул сложенные втрое листы.
Горло перехватило спазмом – он узнал почерк отца. Ударило по глазам: «Патрик, мальчик мой….» Размашистый изящный почерк, брызги чернил с пера, длинные хвостики букв «у» и «в»… родной глуховатый голос слышится с этих страниц. Принц всматривался в строчки, но буквы расплывались, таяли, а на страницах расползались капли – кажется, начинался дождь. Он поспешно отер глаза.
«Патрик, мальчик мой, любимый сын!
Я очень виноват перед тобой. Надеюсь, что ты поймешь и простишь меня, когда узнаешь все. Быть может, ты решишь, что сделанное мною не подлежит оправданию. Но я сейчас не вижу для тебя и для себя иного выхода.
Сразу к главному – я ни на минуту не поверил в твою вину, не усомнился в твоей непричастности к этому заговору. Глупо и смешно было думать иначе – я знаю тебя и знаю, каким ты был, какой есть и каким станешь. Мой сын не смог бы, никогда не смог бы поднять на меня руку. Ты спросишь – зачем же тогда нужен был весь этот спектакль. Я объясню. Но прежде – прости меня за все, что пришлось тебе – и вам всем – пережить. Это было необходимо.
Я знаю, о чем ты собирался рассказать мне. И давно это знал, но у меня не было доказательств. Этот заговор, это злосчастное покушение не на меня было, Патрик, – на тебя. И оно – не первое. Еще два мы раскрыли сразу: одно – два года назад, второе – прошлой зимой, очень тихо и быстро, и виновные очень незаметно исчезли из дворца и из твоей жизни. Думаю, тебе не нужно объяснять, почему тебя не хотели и по-прежнему не хотят видеть во дворце и на троне. Ты – неудобен. Слишком честный, слишком справедливый, слишком независимый. Это хорошо для страны и для народа, но совсем не хорошо для тех, кто пытается этим народом управлять. Ты понимаешь, о чем я? История со Стейфом стала последней каплей, и я понял, что третья попытка может получиться успешной, и даже моих сил не хватит, чтобы защитить и уберечь тебя от смерти. А я слишком тебя люблю и слишком хочу видеть тебя живым. И я решил подыграть тем, кто хотел тебя устранить.
Да, я сделал вид, что поверил в твое покушение. Клянусь, я ни на минуту не усомнился в твоей невиновности – как раз потому, что своего сына узнал бы из тысячи других, даже под маской, даже в темноте. Я знаю твое дыхание, твою походку, твои жесты. Но я разыграл и свой «праведный» гнев, и суд, и вашу ссылку – потому, что хотел вывести тебя из-под удара. Наследный принц опасен многим. Принц, лишенный прав на престол, лишенный всех привилегий и власти, никому не нужен, и его можно оставить в живых. Это был единственный шанс спасти тебя. Тебя – и многих из твоих друзей.
Мне было тяжело. Смотреть в глаза тебе, королеве, лордам… дочери, наконец, – всем тем, кто уверял меня, что ты не виноват, и знать при этом, что ты не виноват, но делать вид, держать лицо, не давая ни малейшего повода для сомнений. Играть роль разгневанного короля у меня получалось лучше всего, и все эти недели я боялся лишь одного – что мне не поверят. Нет, обошлось. Стража у двери твоей камеры состояла из верных мне людей, и они не допустили бы, конечно, ни отравления, ни удара кинжалом ночью, но я не хотел рисковать. Представляю, что пережил ты за все это время. Нельзя было ни о чем рассказать тебе, нельзя, иначе ты не смог бы вести себя естественно или – что еще хуже – отказался бы участвовать в этом, я же тебя знаю. Но я сделал все, чтобы следствие было как можно более коротким и формальным, чтобы не мучить тебя неизвестностью.
Ваша ссылка… я должен был показать – ты мне больше никто, я бросаю тебя на произвол судьбы и мне все равно, что с тобой будет. Именно поэтому и только поэтому я выбрал для тебя и для виконта Дейка такое страшное место – нужно было убедить всех, что ты теперь каторжник вне закона. Разумеется, я сделал все, чтобы обезопасить вас как можно более тщательно. Майор Штаббс – мой старый должник, но он еще и человек чести. Ему я смог доверить вас. Конечно, риск оставался, да и невозможно было обойтись без него. Но я надеялся на тебя, Патрик, на твое умение ладить с людьми и притягивать их к себе, на твою доброту и благоразумие. Очень надеюсь, что все пережитое не ожесточило тебя так, чтобы полностью уничтожить доверие к людям и благородство. Все это время я регулярно получал отчеты от коменданта и знаю… знаю хотя бы то, что ты – жив. А большего мне пока и не надо.
Мне осталось жить совсем недолго. Пара месяцев, вряд ли больше. Лекари даже не скрывают этого, да и что толку скрывать – я сам все знаю. Трон должен перейти к Августу, это единственный потомок рода Дювалей, способный его занять. Разумеется, это предполагает регентство; разумеется, имя лорда-регента должен назвать я. А я этого не сделаю. И если ты успеешь добраться до столицы в суматохе безвластия, тебе будет проще предъявить права на корону.
Указ о возвращении тебе всех прав, титула и права на трон уже написан, скреплен моей личной печатью и подписью и хранится в моем тайнике в кабинете. Ты знаешь, где это. Код – слово «верность». Бумаги, касающиеся всех остальных, тоже там. Надеюсь, с этим не будет особых проблем. Лорд Лестин знает все и во всем тебе поможет. Ему можно верить безоговорочно; на самом деле, верить можно многим, беда лишь в том, что я не знаю, что изменится со времени моей смерти. Но даже это не столь важно. Важно лишь то, чтобы ты выстоял, не сломался, не потерял сил и веры в себя. Ты справишься, я верю. Ты сильный, мой мальчик, ты ведь мой сын и потомок рода Дювалей. И ты не один – с тобой друг, которому я доверяю тебя, которому я верю. Твой Ян – славный юноша, он станет тебе поддержкой и опорой трону.
Вот, наверное, и все. Очень не хочется расставаться с тобой, малыш, но не стоит затягивать прощание. Я очень люблю тебя и верю в тебя. Ты станешь хорошим королем и достойным правителем. Надеюсь, я научил тебя всему, что нужно. Прощай, мой мальчик, и вспоминай меня. Береги мать и сестер.
Твой отец,
Карл III Дюваль».
* * *
«Ты не имеешь права погибнуть».
Вот когда в полной мере он осознал эти слова. Умом понимал и раньше – ты не имеешь права на ошибку, ты не имеешь права погибнуть, ты отвечаешь за. За тех, кто. А они – они теперь требуют ответа.