Текст книги "Сказка о принце. Книга первая (СИ)"

Автор книги: Алина Чинючина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 24 страниц)

– Обязательно… – согласилась Вета, пряча глаза.

Во дворе стояла маленькая купальня, но ни Вета, ни принц не умели ее топить. После долгих мучений вода все же нагрелась, но купальня оставалась совершенно холодной. Впрочем, такие мелочи их давно уже не смущали. Чистые полотенца, гребни, скрипящие, чистые волосы, отмытые горячей водой руки – что еще нужно для счастья?

Волосы у обоих слегка отросли, и Патрик уже не так бросался в глаза со своим коротким ежиком не то солдата, не то ссыльнокаторжного. Расчесывая ему волосы, Вета заметила в золотых прядях ниточки седины и горько улыбнулась, подумав, сколько таких же пробилось и у нее. Сама она на людях чепец по-прежнему не снимала; ее вихры уже не торчали в разные стороны, образовали подобие прически, но сколько еще придется растить хотя бы до прежней длины! Девушка вздохнула и улыбнулась.

В резном шкафу по-прежнему висело старое ее платье – одно из самых нелюбимых, шелковое, серое с лиловым. Когда-то она надела его всего раз или два, а потом сослала сюда – фасон не тот, не там кружево, и морщит в талии. Сейчас Вета обрадовалась ему так, словно соткано оно из золотой и серебряной парчи. Долго гладила рукой мягкую ткань, а надев, испуганно охнула: платье болталось на плечах, да и в поясе можно было просунуть если не кулак, то две ладони. Но это неважно! Вета раскинула руки и покружилась по комнате. Она и не подозревала, как много уверенности в себе может прибавить одно-единственное платье, если оно было сшито на тебя в прежнюю счастливую пору, пусть теперь и висит, словно на вешалке.

В том же шкафу Патрик отыскал для себя охотничий костюм ее отца. Граф Радич был на полголовы ниже принца и раза в полтора его шире, и Патрик долго хохотал, глядя на себя в пыльное зеркало. А потом вгляделся в свое отражение, провел ладонью по щекам, волосам и помрачнел. Тем не менее, сапоги графа, то ли забытые им, то ли отправленные сюда по старости, оказались принцу впору. Нашелся и темный, тоже потертый, но еще крепкий дорожный плащ.

Эту ночь оба спали, как мертвые. Рассудив, что сторожить здесь не стоит – если дом пуст и нет даже сторожа, то по меньшей мере еще сутки сюда никто не сунется, – и Патрик, и Вета заснули, едва донеся головы до подушек. Сил хватило лишь на поцелуй, после которого они виновато посмотрели друг на друга и, обнявшись, закрыли глаза. Почти на сутки.

* * *

А потом был день, целый длинный день, во время которого в кладовой обнаружились чуть тронутые плесенью запасы муки, а в погребе – выдержанное вино, и дикие падалицы яблок в саду. И легкое дыхание начала сентября, и ветви, клонящиеся к окнам, и яркая луна на черном небе. И они любили друг друга, и дышали друг другом, и пили воду из сомкнутых ладоней, и молчали рядом. И это был их мир, и он был прекрасен. В нем не было ни боли, ни смерти, ни необходимости выжить всем назло, ни горьких вестей. Этот мир длился ровно день, и день этот стал самым длинным днем в их жизни.

– Как же я жил без тебя все эти годы, – прошептал Патрик, не открывая глаз. – Что же я без тебя делал?

Вета засмеялась и положила голову ему на плечо.

– А я всегда любила тебя, – призналась она. – Всю жизнь. Сейчас мне кажется, что и в детстве было то же самое. Ты был таким лохматым, смешным и неуклюжим, но я все равно тебя любила и тогда, – она засмеялась и уткнулась носом в его грудь.

– Я так боюсь потерять тебя… Если бы я мог, я схватил бы тебя, прижал к себе, не отпускал никуда и никогда. Но я не могу. Вета, Вета, любимая моя, мне так за тебя страшно!

– А ты не бойся.

– Мы оба боимся друг за друга, правда?

– Да…

– Но у меня есть право рисковать собой, понимаешь? Я мужчина…

– А я женщина. И мне все равно, какие есть права на свете, если они отбирают у меня моего мужа.

– Ты – моя, навсегда, на всю жизнь.

– Давай никогда не расставаться.

– Когда-нибудь вся эта круговерть закончится. И мы будем жить долго и счастливо.

– И умрем в один день…

– Да. Только пусть это будет нескоро. Если тебя убьют, я тоже жить не смогу.

– Что ты… не думай так. У нас все получится, мы будем жить с тобой не во дворце, а в таком вот маленьком домике, деревянном, и у нас будет сад, и по вечерам мы станем пить с тобой чай – вот как здесь…

Вета улыбнулась.

– Ты не выдержишь долго. Мой принц, ты не из тех, кому нужно тихое семейное счастье.

– Ты сомневаешься? – он снова обнял ее, и девушка почувствовала, как улыбаются его губы.

– Ну, разве что совсем ненадолго…

Потом она спросила его:

– А как же Магда?

Глаза принца потемнели.

– Она будет со мной всегда, – тихо сказал он, очень ровно и очень спокойно. – Я не забуду ее… никогда. Пойми, пожалуйста, ладно? Я люблю тебя больше всех на свете. Но забыть ее не смогу.

Спустившаяся в окно ветка клена стукнула о деревянную раму.

– Я понимаю…, – тихо ответила Вета.

Была лишь огромная, разрывающая душу нежность, и легкая горечь, и тихая, светлая грусть – словно капелька желтизны в зелени лета. Патрик не знал, что бывает – и так тоже. Не горячечная, затягивающая в омут с головой страсть, а тихая бережность, осторожность и чистота. Вета, неопытная и неумелая девочка, открывалась и подчинялась ему с такой доверчивостью и искренностью, что от них щемило сердце. Она казалась то воском в его руках, послушной глиной, то цветком, еще нераскрывшимся, загадочным в своей красоте, то настроенной скрипкой, звучащей симфонией любви. И он ощущал себя художником, рисующим свою лучшую картину, поэтом, поклоняющимся Мадонне. Хотелось спрятать ее в своих объятиях, как ребенка, уберечь от всех бед в мире, защитить… впервые он ощутил себя взрослым, опытным – рядом с доверчивым малышом, за которого постоянно тревожишься.

А Вета за недолгое то время, что они были вместе, расцвела. Расцвела, несмотря на тяготы дороги, голод и постоянное напряжение. Уже не прежний угловатый подросток – девушка; словно спали сдерживающие ее оковы, словно тело откликалось лишь душе, поющей свою лучшую песню. Зазеленели, распахнулись глаза, мягкими и плавными стали движения, грудь и бедра округлились, и в голосе зазвучали новые – певучие, грудные – ноты. Словно сияние окутывало ее всю, отражаясь от пепельных волос, от округлившегося лица, от походки и всей фигуры, тихое счастье сквозило в каждом движении, каждом слове, улыбке, взгляде. Словно раньше принц был слепым и не замечал этого, словно добрая волшебница за одну ночь превратила гадкого утенка – в лебедя.

И как же тяжело, мучительно больно было оторваться от нее – точно уходить из теплого дома, где звенит смех и горят свечи, в темную, дождливую, мрачную осень… Оба они знали, что мир не позволит им быть вместе – всегда, но оба прятали это свое знание, до поры до времени, до «потом», когда волей-неволей придется пойти навстречу беде, рвущейся в двери. Потом. Пока же – недолгие минуты счастья.

– Завтра я должен уйти, – тихо сказал Патрик. – Надо. Пока еще есть время…

– Я понимаю… Я отпущу тебя, честное слово. Ты только скажи – может быть, и я буду тебе полезной. Что я могу для тебя сделать?

Он поцеловал ее.

– Подожди меня здесь, хорошо? Чтобы я знал, что всегда могу к тебе вернуться.

– Ты не погибнешь, – твердо сказала Вета. – Ты вернешься.

– Ну конечно. Я не могу погибнуть – у меня же куча долгов на этой земле. Не отдать их и уйти было бы, по меньшей мере, свинством. Я должен разыскать всех остальных, кого судили вместе с нами. И комендант – я помню об его услуге. А еще, – он помрачнел, – нужно найти могилу Магды.

– И Яна.

– И Яна тоже. И помочь, чем смогу, Юхану. И бабка Хая просила меня, чтобы я не трогал лекарок и травниц – разве я могу умереть прежде, чем издам такой указ? А Изабель – разве я могу ее оставить? Что ты, родная, у меня куча дел на этой земле.

– А я? – тихо спросила Вета.

Он улыбнулся и обнял ее.

– Ты будешь со мной. Навсегда.

Этой ночью ему снова приснилась Магда. Она смотрела на него очень светло и улыбалась. Патрик протянул к ней руки, и она шагнула навстречу. Стояли, взявшись за руки, и принц увидел, что она улыбается.

– Ты молодец, – шепнула Магда. – У тебя все будет хорошо.

Разомкнула его ладони – и шагнула прочь, и уходила, оглядываясь, тая в светлой прозрачной дымке. А он стоял и смотрел ей вслед, и тепло ее ладоней согревало его сердце.

* * *

Лорд Марч возвращался домой в совершенно отвратительном настроении. С утра непогодилось, и у лорда ныла сломанная когда-то ключица, а хмурое небо и дождь, едва заметный, но отвратительный, портили жизнь еще больше. Кучер, мерзавец, колеса смазать не озаботился – скрипят, как ножом дерут по нервам. Карета отсырела, сквозь заляпанное дождем и грязью стекло на дверце ничего нельзя было рассмотреть. Марч откинулся на подушках и рявкнул:

– Уснул там, что ли?

Карета дернулась, тяжело покатилась по раскисшей дороге. Пьян он, что ли, дурак этот?

День у лорда выдался тяжелым и злым. Сначала – заседание Государственного Совета, на котором все они переругались едва ли не до драки. Странное дело, при покойном короле повысить голос на того, кто сидит с тобой рядом, считалось едва ли не дурным тоном, а теперь – словно так и нужно, и все кричат, надрывая горло, и в общем шуме теряются слова и предложения. Словно неуверенность и напряжение выхлестывают с этими криками и повисают в воздухе. И даже резкие фразы герцога Гайцберга помогают лишь ненадолго.

Это напряжение и неуверенность пронизывали весь дворец – с самого дня смерти короля Карла. И даже не то чтобы этого никто не ждал; все короли, в принципе, смертны, но вопрос в том, как своевременно наступает эта смерть. Одно дело, когда названо имя преемника, переданы дела, и колесо катится, хоть и скрипит на поворотах. И совсем другое – междувластие, когда никто не знает толком, кому и как подчиняться, и все летит вверх тормашками, и неуверенность эта, словно круги на воде от брошенного камня, раскатывается от дворца и будоражит народ. Уже все устроилось, уже найден выход и названо имя того, кто станет регентом при малолетнем короле, и всем ясно, кто и что стоит за этим. А все равно, словно по привычке – крики, споры, ругань…

Потом – женские слезы. Лорд Марч не терпел женских слез, они выбивали его из колеи едва ли не на весь день, несмотря на то, что он никогда не брался утешать рыдающих, старался уйти прочь, не видеть… Красные, припухшие от слез глаза принцессы Изабель заставили его раздраженно дернуть плечом и пройти мимо, а потом долго, шепотом, без удовольствия ругаться, проклиная тот день, когда он родился на свет министром.

Потом – стычка с лордом Лестином, с которым, вообще-то, они всегда были если не дружны, то по крайней мере, понимали друг друга. И стычка – из-за совершеннейшего пустяка, просто нервы у обоих натянуты, и тот, и другой задерганы, а тут еще лезут под нос с советами. Оба сорвались друг на друга зря и понимали это. Настроение испортилось окончательно.

До дома лорд Марч добрался поздно и совершенно измученный.

Шагая по двору и кутаясь в плащ, Марч с наслаждением предвкушал, как сейчас разнежится в горячей ванне с ароматическими солями, как потом велит затопить камин и станет потягивать вино, глядя в просвет на игру темно-красных бликов в хрустальном бокале. А потом ляжет спать, и ни одна собака, да-да, ни одна собака не посмеет тронуть его до утра, и гори синим пламенем все, включая это дурное, совершенно дурное государство.

Дом с первого взгляда понял, что лорд явились не в духе, и затаился. Слуги сновали по коридорам на цыпочках, все приказания выполнялись молниеносно и даже с опережением. Слава Богу, подумал вдруг Марч, поднимаясь по лестнице в свои покои, что дети давно взрослые и живут своим домом. Если б сейчас здесь носились по комнатам мелкие, шумные существа, он бы их, наверное, придушил. И устыдился своей мысли.

Тем не менее, ужин был подан вовремя, ванна оказалась в меру горячей, и на пороге своей комнаты Марч ощутил себя если не довольным жизнью, то, по крайней мере, удовлетворенным ею. Вот сейчас он сядет в кресло, и…

Приятные мысли прервал осторожный стук в дверь.

– Какого черта? – бросил Марч, не оборачиваясь.

– Милорд, – голос слуги был испуган, – там… королевская почта.

– Так поздно? – с раздраженным недоумением спросил Марч.

– Да, милорд. Этот человек утверждает, что письмо срочное… Говорит – важно.

– Повешу, – проворчал Марч, опускаясь в кресло. – Какого дьявола…

– Вот и я про то же, – пробормотал слуга, пятясь в коридор. – А сам одет-то, словно бродяга какой, на гонца не похож, да и поздно уже… Может, прогнать его?

– Ладно, оставь. Давай его сюда.

С раздражением и злостью Марч завернулся плотнее в пушистый халат и, охая от боли в пояснице, поворочался в кресле. Почта, как же. Ну, если только это очередной проситель… повешу! Или нет, велю запороть. Или нет… четвертую.

Дубовая лестница скрипела под ногами слуги в такт измышляемым карам.

Высокий, худой человек вошел в комнату и остановился у порога. Сбитые, рыжие от старости сапоги – хорошей выделки, черный плащ, в который незнакомец кутался так, что не видно было лица, – хоть и старый, но хорошо сшитый. Черт возьми, кто это? Сердце екнуло. С хорошими вестями так поздно и так таинственно не приходят.

– Письмо, – буркнул Марч, кивком отпуская слугу.

– Лорд Марч, – голос незнакомца звучал неузнаваемо и глухо из-под низко надвинутого капюшона, – я хотел бы говорить с вами без свидетелей.

– Какого черта… – в бешенстве начал Марч. – Или говорите, что надо, или…

Пришедший откинул капюшон. Сверкнули в пламени свечей золотые волосы, серые глаза пристально и очень внимательно взглянули на Марча.

– Вы узнаете меня? – спросил он негромко.

Марч оцепенел на мгновение.

– Как…, – вырвалось у него, – ваше высочество?

Патрик молча наклонил голову.

– Ну, как? – тихо спросил он. – Стоит слушать такого гостя?

Лишь через несколько мгновений Марч овладел собой. Торопливо выбрался из кресла.

– Я ждал вас, ваше высочество, – проговорил он вполголоса. – Я знал, что вы придете.

– Знали? – переспросил Патрик, так же пристально глядя на него. Значит, тоже помогал? Или нет?

– Знал. О вашем побеге говорят уже очень давно, а я… я недаром учил вас столько лет, принц, чтобы сомневаться в том, что рано или поздно вы окажетесь здесь.

«Не он, – мелькнула мысль. – Значит, только Маркк и Лестин…».

– Приятно сознавать, что я не ошибся. Прошу, пройдемте в мой кабинет, там мы сможем поговорить спокойно. Простите мне мой вид, ваше высочество…

Стихли за высокими дубовыми дверями шаги хозяина и гостя, и в доме снова воцарилась тишина. Вышколенные слуги, зная, что хозяина в кабинете беспокоить не следует ни под каким предлогом, скользили по дому бесшумно, словно тени. И лишь рыжая породистая кошка, любимица Марча, временами неслышно подходила к плотно прикрытым дверям и, дергая хвостом, прислушивалась к доносившимся из кабинета голосам. Несомненно, если бы кошку спросили потом, она смогла бы рассказать немало интересного.

– … только умер король, – говорил Марч, – как все мы сразу поняли, чего следует ожидать. Право же, было бы слишком наивным полагать, что вы ничего не предпримете. Поэтому когда пришли вести о вашем побеге, никто особенно не удивился. Правда, многие надеялись на то, что вас и вашего друга все-таки поймают. Простите мое любопытство, ваше высочество, как вам удалось добраться до столицы? Как вы вообще смогли выбраться оттуда?

Патрик коротко рассмеялся.

– Я весьма рад, что это не допрос, – сказал он. – В последнюю нашу встречу вы умели спрашивать, а отвечать на такие вопросы у меня что-то нет желания...

– Что ж, а вы ведь умели отвечать, ваше высочество. Ничего, если я стану называть вас так? Привычка, и потом… это ваше неясное положение…

Патрик кивнул.

– Сейчас неважно, как вы станете называть меня, лорд. Важно другое. Догадываетесь, что именно?

– Стану ли я помогать вам, – глухо ответил Марч.

– Именно так. И первое, что я хотел бы спросить у вас... лорд Марч, вы мне верите?

Марч долго молчал.

– Не знаю, ваше высочество, – признался он, наконец. – Я верил вам раньше, но после того, что случилось…

– Что было раньше – не так уж важно, – тихо сказал Патрик. – Раньше был жив мой отец. Раньше на него не пытались устроить покушение. Раньше престол занимал не регент, получивший этот лакомый кусок силой, – лицо его исказилось, – а король – по праву крови. Наш род правил страной почти пять сотен лет… были ли среди Дювалей предатели? Вы учили меня генеалогии и истории, лорд, вы входили в Государственный Совет… ответьте – вы верите мне?

Марч коротко вздохнул.

– Да, – жестко сказал он.

– Что ж… это уже немало.

– Но прежде, – так же жестко проговорил Марч, – я должен спросить вас, принц…

– О чем же?

Марч помолчал.

– Скажите мне, только честно. Вы действительно не виновны в нападении на короля?

Патрик горько усмехнулся.

– Отчего же вы не хотели сделать это год назад, барон? Не оттого ли, – с тихой яростью выговорил он, – что вы просто-напросто поняли, кого и на что вы поменяли?!Я могу сейчас сказать вам то же, что говорил тогда, на допросах и на суде, – мы невиновны! Никто из нас, ни я, ни кто-то из моих друзей – и помыслить не могли о заговоре против законного короля. Но отчего год назад, когда я кричал об этом же, никто не хотел даже разобраться, не говоря уж о том, чтобы поверить нам? Отчего же все сразу увидели в нас чудовищ?

– Ваше высочество, – так же тихо ответил Марч, – вы вправе осуждать нас всех, но ведь даже король не сомневался в этом. И если сейчас ворошить старые обиды, мы… вряд ли договоримся до чего-либо.

– Вы правы, лорд Марч, – кивнул Патрик. – И я не собирался ворошить старое. Я… – он помедлил, – я пришел просить вас о помощи…

Кошка брезгливо дернула хвостом и подумала было, не стоит ли все-таки войти и потереться мордочкой о руку хозяина. Ей разрешат занять свое законное место на коленях, и никто не сможет упрекнуть ее в том, что она, как простая дворовая бродяжка, подслушивает и вынюхивает у дверей. Подумав, она решила пока подождать. Судя по тону голосов за дверью, хозяину сейчас не до нее.

– … суета и растерянность, – говорил Марч. – Впрочем, вы понимаете, что иначе и быть не могло. Не сказать, что смерть короля явилась для всех нас такой уж неожиданностью, он ведь был болен очень давно, это было видно, но… Его Величество не успел назвать имя регента. Его наследное высочество принц Август еще слишком мал и не может управлять страной, как подобает, и все понимают это. Не такое простое это дело – определить того, кто станет фактически преемником на престоле. Я понимаю вашего батюшку… видимо, он не мог решиться на такой шаг. Но какие бы чувства им ни руководили, свои не-поступком он поставил страну в положение… почти смутное. И решение пришлось принимать Совету.

– Но ведь приняли же? – спросил Патрик. – Отчего же смута? Ведь прошло уже четыре месяца…

– Да, но… – Марч оглянулся, словно проверяя, нет ли рядом кого-то постороннего. – Вы не все знаете, ваше высочество… Его Величество малолетний король Август занемог, и сегодня… – он вздохнул, – лекари сказали, что это скарлатина.

Патрик, не удержавшись, по-мальчишески присвистнул.

– Да-да… Вы понимаете, чем это грозит престолу? Мы молимся изо всех сил, ваше высочество, но все в руках Божьих… Правда, есть еще надежда на то, что родится сын у принцессы Изабель, но… для этого сначала нужно выдать ее высочество замуж.

– А если у нее первой родится девочка? – усмехнулся Патрик.

Марч покачал головой.

– В вашем роду, ваше высочество, на протяжении полутора десятков поколений первыми всегда рождались мальчики. И всегда право их на престол являлось правом крови и бывало доказано… мне ли говорить вам о том, какую примету вы носите на спине?

Патрик кивнул: продолжайте.

– Между прочим, ваше высочество, знаете ли вы, откуда у вас эта примета? Откуда пошло право крови и право на престол?

– В детстве я пытался это выяснить, – неохотно сказал Патрик. – Лорд Лестин рассказал мне о маге, который…

– Совершенно верно, ваше высочество. Эта история так стара, что превратилась в легенду, тем не менее, она правдива. Лет около шестисот назад – вы помните из курса истории – нашего государства не существовало как единого целого. Собственно, тогда повторилась ситуация… то есть это теперь она повторяется, а тогда возникла впервые… ну, неважно. Один из правителей не успел оставить наследника, сыновей у него было двое, причем близнецы… – Лорд оживился, почувствовав себя учителем на уроке. – Кто это был, не вспомните?

– Его Величество Георг Третий, – улыбнулся Патрик. – Лорд Марч, вы решили устроить мне экзамен? Так я забыл все за этот год.

– Вспоминайте, ваше высочество, – спокойно ответил Марч. – Далее, со смертью короля Георга ситуация возникла неприятная, и наследные принцы Остин и Костин страну попросту поделили – на Северную часть и Южную. А между тем, у принцев была еще сестра Альбина, которую после смерти отца братья то ли в монастырь отправили, то ли замуж выдали за одного из местных лордов, то ли… словом, следы ее терялись. Лет около двух сотен все шло мирно, а затем у правителя Северного королевства опять не оказалось детей. Совсем. Никаких. Не судьба, не получилась. Естественно, что после его кончины южане заявили о своих правах на трон. Казалось бы, чего бы проще – объединить страну и править себе мирно? Но загвоздка случилась в том, северяне правителям Юга подчиняться не захотели, заявив, что своим умом крепки. …

– Война Севера и Юга, – вспомнил Патрик.

– Совершенно верно. Она была недолгой, но… кровопролитной. Вернее, даже не сама война, а сопротивление северян, которое они оказали уже после завоевания. Около восьми лет тянулась эта гражданская война, пока, наконец, не возникли где-то в северных лесах некие люди, объявившие себя потомками принцессы Альбины и заявившие о правах на корону. Естественно, что они встали во главе Северного Сопротивления, и, как вы помните, отвоевали-таки свою территорию обратно.

– Пока вы только пересказываете мне исторические факты, – заметил Патрик. – Все это известно давно, и… при чем здесь легенда?

– Подождите, ваше высочество. Легенда, собственно, здесь при том, что эти так называемые потомки принцессы Альбины утверждали, что муж Альбины, то есть их пра-предок, был, вообще говоря, волшебником. Понимал язык зверей и птиц, умел слышать лес и говорить с ним, мог подчинить себе – на короткое, правда, время – животных… еще там что-то он мог, я не вспомню уже. Сила его шла от леса, от земли и направлена была, в основном, на живых существ. А суть легенды была в том, что Альбина, прежде чем уехать, предсказала братьям, что страна будет благополучной до тех пор, пока цветет дерево, которое она посадила перед тем, как покинуть столицу.

– То, что росло у отца в кабинете! – воскликнул Патрик.

Марч посмотрел на него:

– Ваше высочество… неужели вы действительно не знали об этом?

– Нет, – покачал головой Патрик. – Отец ничего не рассказывал мне об этом. Ну, дерево себе и дерево… я только удивлялся, почему не в саду…

– Видимо, Его Величество собирался сделать это после того, как объявит вас наследником, – предположил Марч. – И не успел.

– Дальше, Марч, дальше!

– Дальше… И оно цвело, пока не началась вся эта катавасия с наследованием, а потом незаметно увяло и оставалось сухим, пока шла война, пока тянулось потом партизанское сопротивление Севера. Любопытно то, что когда руководители восставших заняли старый дворец – собственно, тот, в котором находится королевский двор теперь, и некто именем Виктор вошел в кабинет, принадлежавший королю Георгу, дерево вновь зацвело. Ну, а дальше вы опять-таки все знаете. Север объявил себя независимым, через пятнадцать лет умер король Левер, правитель Южного королевства – и опять-таки не оставил наследников. Ситуация, видимо, была распространенной при тогдашнем уровне детской смертности. Южане не стали долго ждать и сами попросились под руку северных соседей. Лерана вновь стала единой.

– А дерево?

– А дерево цвело. Но едва начиналась война – притом, заметьте, не внешняя, а междуусобная – как дерево начинало засыхать. Только лишь восстанавливался мир – расцветало. Едва правители начинали, образно говоря, нести чушь, то есть совершать необдуманные, направленные не на благо народа, а на собственную корысть поступки, как веточки начинали вянуть. Помните голод при короле Йоргене? В летописях говорится, что тогда это дерево завяло почти полностью.

– А при чем здесь моя родинка? – спросил Патрик.

– А, да. У мужа принцессы Альбины – того самого волшебника – как раз такая родинка и была на спине. И передавалась по мужской линии из поколения в поколение. Если же по каким-то причинам кто-то намеревался присвоить трон в обход законной линии – на страну сваливались то недород, то война, то бунты, то еще какая напасть. Так что не нужно было даже мучиться с объявлением наследника – просто смотри и выбирай! – Марч засмеялся.

– Да-а-а, – протянул Патрик. – Вот, оказывается, что значит «право крови»…

– Да, – кивнул Марч. – Видимо, тот самый ваш предок был и вправду волшебник. И думал прежде всего не о себе, а о других… что, наверное, не пошло ему на пользу. Люди по природе своей злы… вернее, не злы даже, а себялюбивы и эгоистичны, заботятся прежде всего о себе. И если кто-то вдруг выбивается из этого ряда, то получает вполне справедливую порцию ненависти. Увы, это факт, никак человеческую породу не красящий. Кстати, в роду Дювалей, – Марч засмеялся, – подобные случаи тоже встречались. Ваш пра-пра… словом, Его Величество Корнелий Второй у народа заслужил, если помните, прозвище Святого, а у своих министров… – он не договорил, смеясь. – Да и вы, ваше высочество…

Патрик фыркнул.

– Не знал, что я похож на предка.

– Похожи, – грустно сказал Марч. – Но дело не только в этом. Дерево в кабинете вашего батюшки…

– Засохло?

– Вянет. Уже где-то около месяца.

– Ну, дела… – покачал головой Патрик.

– Вот вам и дела, ваше высочество. Намек высказан достаточно ясно. Беззаконие творите, господа хорошие, и грозит вам в ближайшем будущем много горя, ежели не одумаетесь.

– И вы решили одуматься? – тихо спросил Патрик.

Марч помолчал.

– Во дворце смутно, – сказал он, наконец. – Все делают вид, что в бабкины сказки и легенды не верят, но все потихоньку опасаются неприятностей. Видите ли, среди нынешнего окружения короля уже очень мало кто знает историю настолько хорошо, чтобы делать выводы и проводить параллели. Именно поэтому я так настаивал на том, чтобы летописи именно нашей страны вы, ваше высочество, читали очень внимательно, и именно поэтому случалось у нас с вами столько недоразумений, как вы помните. История имеет обыкновение повторяться, только никто не знает, какой именно ее виток вновь случится с нами, ныне живущими. Для меня-то, отдавшего этой науке столько лет, все было достаточно очевидно, но попробуйте убедить в этом остальных! Сиюминутную выгоду, притом чаще всего свою, обязательно ставишь выше… мы же не отрываем носа от земли, чтобы взглянуть в небо и прочитать в нем то, что написано крупными буквами. А когда небо падает нам на головы, виним кого угодно – народ, короля, обстоятельства – но только не себя самих… – Марч вздохнул.

Оба помолчали.

– Теперь вы понимаете, ваше высочество, – вновь заговорил Марч, – что я буду помогать вам в любом случае? Просто потому, что боюсь за себя и свою семью. Я не хочу, чтобы с моими детьми случилось несчастье – неважно, какое именно – голод ли, война ли, – и потому постараюсь сделать все, что в моих силах, чтобы несчастье это отвести. А если для этого нужно помогать законному королю вновь обрести трон – что ж, я буду это делать. Видите, я честен. Я ищу выгоды прежде всего для себя, а вы мне в этом – союзник и прямая надежда.

– Спасибо вам, Марч, – проговорил Патрик.

– Да за что же?

– За честность.

Марч грустно улыбнулся.

– Не меня благодарите, принц. Благодарите того вашего предка, который оставил у вас на спине метку, дающую вам право – законное право – на трон.

Они опять помолчали.

– Лорд Марч, – тихо попросил принц, – расскажите мне про отца. Как он жил… каким был после того, как мы… как нас увезли. Что он думал вообще про это все?

Марч вскочил – и зашагал по кабинету, мягко шурша войлочными туфлями. Патрик молча провожал его глазами.

– Мне сложно ответить на ваш вопрос, – признался лорд потом. – Вроде бы и виделись мы с Его Величеством каждый день – и в то же время словно не было этого. Король, – он вздохнул, – долго болел, вы это знаете, его и на суде не было. Он смог встать на ноги только поздней осенью… И вроде бы, все пошло по-прежнему, но… знаете, ваше высочество, мне тогда показалось, что Его Величество словно вычеркнул вас из своей жизни. Как будто не было у него сына, наследного принца, как будто не было ни бала, ни покушения.

– Да не нападал я на отца! – со стоном сказал Патрик. – Я под присягой это говорил и могу повторить еще сотню раз – не виноват я в его ранении, не было заговора, не было!

Марч махнул рукой.

– Мы сейчас не об этом, ваше высочество. Но понимаете… такое чувство было, словно у короля стерли память, вырвали из нее кусок. Ни словом не обмолвился он об обстоятельствах дела… будто и не пытался, задыхаясь, что-то сказать в ваше оправдание, как это было во время следствия, будто и не мучился страшными сомнениями, когда только пришел в себя.

– Отец… поверил в это? – прошептал Патрик.

– И да, и нет, – качнул головой Марч. – Умом он понимал, наверное, что факты – вещь упрямая, а вот сердцем верить не хотел. Он ведь любил вас, Патрик, очень любил. Перед самым судом, когда уже предварительно известен был приговор, Его Величество снова тяжело занемог. Он… простите, ваше высочество, он пил – много и долго. А потом, когда оправился… потом словно запер в себе это все. И стал жить так, будто сына у него никогда не было.

Патрик опустил голову.

– И, наверное, это его и убило. Король пытался еще что-то делать, но… это было уже не то. Без охоты и интереса, с одним лишь «надо», а на этом далеко ли уедешь? Дела шли кое-как, но это стало для Его Величества совсем неважным. Важным оставалась лишь Изабель. Перед тем, как слечь совсем, король почти не отпускал от себя ее высочество, проводил с ней почти все время, слушал лишь ее одну и улыбался только ей. Часто, правда, просил позвать и младших принцесс. Не знаю, о чем говорили они с ее высочеством. Он как-то сразу постарел сильно….

– А королева? – так же тихо спросил Патрик.

Марч пожал плечами.

– Мы с Ее Величеством почти не сталкивались, вы же знаете. По моим наблюдениям, у короля с женой было лишь несколько встреч за все это время… правда, одна из них была очень, я бы сказал, громкой… их величества кричали друг на друга около часа… меня там не было, но после мне передали, что одной из фраз, которую Ее Величество кричала мужу, была: «Ты предал нашего сына, ты!». А что там случилось на самом деле, – он вздохнул, – Бог весть…