Текст книги "Край забытых богов (СИ)"
Автор книги: Алина Борисова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 25 страниц)
– Не Страной Людей. Там он хотел бы просто жить. Вот как Сериэнта. Ей ведь тоже – и должности предлагали разные, и звания… Всех послала. Сказала: «Я вот тут ботаническим садом заведую. И мне достаточно».
Вспомнилась Сэнта, и кот ее рыжий, перекормленный, и домик, гораздо меньший, чем тот, где мы сейчас. И вздернутый подбородок: «Мой список добрых дел на сегодня заполнен». Да, такая пошлет.
– Она действительно за Бездну не приезжает?
– Действительно. Вреднющая тетка.
– Ну и что. А Заринку она спасла. И мне помогала… А он, правда, меня не найдет?
– Не найдет. Если ты не захочешь.
– Я не хочу!
– Это только сейчас. Ты больна, напугана, измучена. Вот отогреешься у меня, и сама к нему полетишь.
– Неправда! Он мне не нужен, и ты… Обещай, что ему меня не отдашь! Что не как в прошлый раз! Что не бросишь! Это было подло. И больно, Лоу. Так нельзя, ну я же живая. Да, не вампир, человек, но ведь тоже живая. Чувствующая, разумная…
– Ну все, тихо, тихо, не надо опять плакать, – я и не заметила, как оказалась у него на коленях. Он прижимал меня к себе, легонько гладил по спине, и все уговаривал, – я не отдам, милая, я не отдам, а он и не спросит. Он далеко, и никак о тебе не узнает. Будешь жить со мной, в этом доме, ты ведь согласна жить со мной?
Киваю. Ну а где мне еще жить? Там, в палатке в горах – это только умирать, а жить хочется. Особенно, когда тебя так нежно обнимают, гладят. И ничего ведь больше не нужно – ни любви, ни страсти. Только тепло.
– Обещай, – прошу я, все еще всхлипывая, – обещай, что ему не отдашь.
– Не отдам, – соглашается он, – не отдам, не бойся.
И, когда я почти успокаиваюсь, добавляет:
– Только, Лар. Я привязывать тебя не буду. И если сама решишь к нему уйти – не остановлю.
– Что за глупости? Я никогда такого не решу. Мне уже достаточно.
– Решишь, – не соглашается он, – однажды решишь. Ты не моя, ты судьбой ему предназначена. Я могу отогреть. Я могу успокоить и приласкать. Но отобрать тебя у твоей судьбы я не в силах.
– Я не верю в судьбу!
– Она верит в тебя, моя милая. И никуда тебе от нее не деться…
Глава 4. Воздух
В ту осень я была слишком слаба. Жизнь на грани нервного и физического истощения сделала свое дело. И если я и выходила в ту осень из дома, то лишь для того, чтоб посидеть на крыльце. Недолго. Холодный, пронизывающий ветер пробирал до костей сквозь любые одежды. Лоу смеялся, что это потому, что между костями и одеждой должен быть хоть минимальный слой жира. Или мяса. Или хоть чего-нибудь.
Но организм не хотел приходить в норму. Видно, мстил мне за слишком насыщенное эмоциями лето. Та осень осталась в моей памяти дремой. Потому что почти всю ее я провела в постели. Нет, вовсе не с красавцем-вампиром. Болела, болела, болела. Бесконечно простужалась, уставала, часто плакала без причины, особенно, когда оставалась одна. Лоу исчезал, когда на день, когда на неделю. Порой появлялся только чтоб убедиться, что у меня все хорошо, и вновь растворялся в голубой дали.
А впрочем, первое время он был рядом. Почти всегда. Учил меня читать их эльвийские книжки, рассказывал истории, пытаясь объяснить мне тот мир, в существование которого я прежде не слишком-то верила. Мир магии, способной преобразовывать существующее. Мир коэров и шаманов, способных видеть в нашем обыденном мире и иные слои реальности, проникать в самое сердце мира и даже спорить с богами.
– Я думала, коэры – это те, кто богам поклоняется.
– Богам поклоняются те, кто не способен их более слышать, – качает головой мой седовласый учитель. – А там, где есть возможность диалога, всегда будет диалог.
– Но какой диалог возможен между всесильным существом и песчинкой?
– Неравный. Но когда у песчинки есть цель, она найдет способ заставить себя услышать. Она будет сражаться, откупаться, торговаться, льстить – но пытаться добиться своего.
– И что же, добьется?
– Иногда. Почти невозможно заставить богов передумать, но порой бывает достаточно понять, что они хотят.
– Вот последнее совсем не поняла. Если ты понимаешь, что боги хотят совершенно для тебя неприемлемое…
– То это повод задуматься, а не стоит ли тебе самой измениться. И неприемлемое станет приемлемым, и жизнь станет проще и легче.
Мы сидим на диване в его гостиной, за окном льет дождь, в камине потрескивает пламя. Он, как водится, в белом. А я сама себе напоминаю фарфоровую куклу. Такая же хрупкая. И такая же нарядная. Лоу заказывал для меня потрясающе красивые платья, одно другого краше и в огромных количествах. Рюши, оборочки, пышные нижние юбки. Это были платья для куклы-принцессы. По моде столетней давности. А то и двухсотлетней. Подозреваю, тех самых времен, когда юный вампир еще мечтал о Стране Людей и живущих там людях. Настоящих. Когда еще верил, что нас действительно облаготельствовали.
И вот теперь я, видимо, должна была заменить ему их всех. Несбывшихся его людей. Пусть. Это была такая малость – за его тепло, его доброту, его заботу. Да и платья были – просто волшебно красивы.
А вот стихов он мне не читал, в любви не признавался, томных намеков не делал. То ли потому, что я слишком уж плохо выглядела, несмотря на все наряды. То ли понимая, что мне сейчас подобное – ну вообще никак, только неловкость буду чувствовать, ведь живу в его доме, на его деньги, наверное как бы… должна. Но он умел быть тем, кто нужен сейчас. А мне был нужен учитель и друг, и потому я никогда не узнала, будоражили ли его в ту осень сексуально-гастрономические фантазии на мой счет, или же ему вполне хватало тех вечеринок в Араке, а может, и еще дальше, с которых он возвращался прямо-таки лучащийся сытостью и довольством.
И мог бесконечно долго сидеть со мной у камина, рассказывая истории, отвечая на вопросы. А я разглядывала бегущее по поленьям пламя и вспоминала храм. Где был огонь, огонь, огонь…
– И все же, я не понимаю, Лоу. Почему я «вошла» в тот храм? И ведь он меня звал, манил. Я, как увидела тот вулкан, просто остановиться не могла. Анхен сказал, магии во мне не осталось. Совсем. Но ведь огонь-то он должен был бы почувствовать!
– А огня в тебе нет, малыш.
Качаю головой. Не совпадает.
– Но он сказал, храм поманит, если в тебе есть сила его стихии. И он поманил. Да и внутри – я же огонь там видела. Видела, чувствовала. Я через огонь… до того шамана дошла. А в храм воды я, наоборот, даже войти не смогла.
– Эльвийская кровь, попытки Анхен влить в тебя силу, – пожимает плечами Лоу. – Магии как таковой в тебе нет, но способность ощущать ее присутствует. А храм воды… видишь ли, малыш, это эльвины делят храмы по стихиям. Люди ощущают их иначе. Как мужские и женские. И тот храм на Озере Жизни – он мужской. Ни одна человеческая женщина войти туда не может. Вернее, может, но проблемы потом будут. Со здоровьем, с деторожденьем. Что-то там завязано на полярность энергетических потоков, мне сложно объяснить, эльвины этого не чувствуют, нам все равно. Но вы создания этой земли, вы тоньше с ней связаны, у вас очень многое иначе. Я много лет в этом разбираюсь, но так до конца и не разобрался. Вот именно потому, что так, как люди, я эту землю не чувствую… А вот ты – ты почувствовала. Не как наделенная магией эльвийка. Скорее уж как наделенный даром человек. Недаром тот дух шамана к тебе явился. Ведь он тебя принял, Ларис. За свою, за шаманку.
– Только я его не понимала, – вздыхаю печально. – Мне казалось, вот-вот пойму, а все не понимала. А потом ты пришел. Ты понимал, что он говорит? Ты знаешь его язык?
– Да.
– А ты меня научишь? Расскажешь? Объяснишь? Что за дар, откуда?
– Дар? Видимо, молния, что ударила в дерево, а попала в тебя. Анхен был прав, она замкнула энергетический контур. Но еще она дала тебе способности, что встречаются у людей, но лишь крайне-крайне редко. Дикари говорят, это Дар от Высокого Неба, – я не очень его поняла, и он постарался мне объяснить. – Дар бывает врожденным, его получают по наследству, по крови. А бывает – он пробуждается внезапно, благодаря воздействию стихии, вот как у тебя. И тогда говорят, что человека одарило небо.
– Но чем одарило, Лоу? И что я теперь могу?
– В твоем нынешнем состоянии, Лар, видеть красивые сны – это вершина твоих возможностей, – улыбается вампир. – Но когда вернутся силы и здоровье – будем изучать. Знаешь, я много лет разбирался в их традициях, верованиях, обрядах, даже несколько книг написал, потом найду для тебя, почитаешь…
– Я почитаю, конечно, вот только… Зачем тебе все это? Зачем тебе в этом вообще было разбираться? Ты эльвин, вампир. Что тебе люди, тем более дикие? Еда, ты сам говорил, что предпочитаешь их.
– Я вампир, Ларочка, и мне нужна еда. И я коэр, единственный, что остался у моего народа. А мой народ гибнет на этой земле и с этой едой. И все знания нашего прежнего мира не помогают. Мне нужна информация, Лара. Знания этого мира, изначальные, уже почти утерянные. И не моя вина, что эти знания заключены в тех же телах, что и еда, которая для меня предпочтительней.
– Но ваш народ проклял и богов, и коэров, – вспомнился Каэродэ и то, как отзывались там о моем собеседнике.
– Поэтому я должен смотреть, как мы все здесь сдохнем? – это вырвалось чуть импульсивней, чем, возможно, планировалось. Вопрос, видимо, для него больной, и очень.
Но, вынужденная жить среди них, ощущая себя временно любимой куклой, в которую играют, пока играется, а там, глядишь, снова выкинут, мир я видела чуть иначе.
– А я бы взглянула, – вырвалось прежде, чем успела подумать. Ведь едой-то им служим мы. – Нет, Лоу, я не желаю вам смерти! – поспешила исправиться, наткнувшись на его взгляд. – Тебе и… и даже ему. Но так бы хотелось однажды проснуться, открыть окно – а вампиров нет. Ни одного, совсем. И люди больше не делятся на диких, домашних и окультуренных. Просто люди. Не рабы, не еда.
Усмехается только.
– И часто ты светлейшего авэнэ такими мыслями радовала? Не удивительно, что он от тебя на войну сбежал.
– Прости.
– Да перестань, я ж не авэнэ. Я понимаю, что если он позволил части людей носить одежду и ходить в школу, то это еще не повод его обожествлять. Я говорил о другом. Нам не обязательно дохнуть. Мы могли бы просто уйти. Во вселенной много миров, где-то есть и для нас.
– Так почему не уйдете?
– Нас этот мир не пускает. Мы больше не можем открыть портал.
– А что говорят тебе боги? – сама не поверила, что я это спросила. А, главное, как спросила, почти всерьез.
А он ответил совсем всерьез.
– А боги говорят, что не заслужили. Круг искупления не завершен и жертвы не принесены. Боги не простили нам гибели мира, а большинство выживших выводы так и не сделало.
– Здорово. Просто великолепно! Вот почему я всегда не любила все эти сказки про богов! Вы провинились. Вас наказали. И подсунули неподходящий вам мир. Но мы-то причем? Чем мы провинились так, что теперь нас используют в пищу?!
– Вот это уж точно тебе не скажу, не изучал.
Нет, конечно, зачем ему. Он о своем народе думает. О его спасении. Мы же при этом – просто еда, даже для него. Еда и информация, вовсе не народ, который они губят.
– Ну хорошо, тогда скажи о том, что точно уж изучал, – был еще вопрос, который мучил меня гораздо больше всех коэро-шаманских тайн галактики. – О любимом своем ненаглядном Нэри. Зачем он послал меня в эти горы? Почему – именно туда? Магии во мне нет. Про так называемый дар – даже ты мне толком сказать ничего не можешь. А он его и вовсе не ощутил. Так зачем посылать меня не куда-то, а к храму, для меня, как он думал, бесполезному? Выжить в тех местах в одиночку – попросту нереально. Тут убить было бы честнее…
– Да не может он тебя убить, Лар. Даже если сам этого не понимает. Он все пытается вставить тебя в рамки. Относиться, как к одной из своих девочек. А ведь не выходит. Вот он и бесится и – не может ничего поделать, – Лоу опускается на колени перед камином, берет новое полено, сдвигает им в кучку остатки почти прогоревших, затем бросает поверх. Это и еще несколько. Языки пламени лижут его пальцы, но он вампир, ему все равно. Возвращается ко мне, продолжая беседу. – Что же до гор, ты ж сама говорила, он собирался тебе их показать. Планы у него были. Наверняка думал сразу после Озера Жизни туда рвануть. И что б он стал там тебе показывать? Места, которые знал, в которых бывал, это ж естественно. После храмов воды показать тебе храм огня – храм его стихии… А когда вы поругались, да еще столь… эмоционально… думаешь, он соображал толком, место выискивал? Да он ткнул, не думая, в то место, куда изначально планировал ехать вдвоем, вот и все. А уж про то, как там выжить человеку – да он с людьми там и не бывал ни разу, он с человеческой точки зрения об этом месте не думал даже. А для вампира там – какие опасности? Тишина, покой, свежий воздух, – Лоу потянулся, и убрал мне за ухо прядь волос, выбившуюся на глаза. Волосы отрастали. Уже спадали до плеч, и можно было собирать их в малюсенький хвостик. – А вот попозже, дома, – продолжал меж тем вампир, – успокоившись и подумав, он, верно, понял, что выжить-то там у человека шансов не много.
– Но не вернулся.
– Сразу он и не мог. Я говорил, был суд. На время всех разбирательств ему… ограничили свободу перемещения. Не удивлюсь, если выяснится, что он посылал слуг. Того же любимого тобой Гханг'н'рт'гхэ. А он тебя искренне не нашел «в том месте, где оставил», или какая там еще была формулировка. Ты ж в храме была. А в храме тебя Анхен точно искать не требовал.
– В чем ты подозреваешь Гханга?
– У-у, очень длинный списочек. Да вот беда, он ведь действительно никогда не нарушает приказ. Но очень уж ловко не нарушает его в свою пользу.
– Но какая ему польза от моей смерти?
– Откуда мне знать? Он, к примеру, Ару боготворил. Может, мстит Анхену за ее изгнание. Пытается причинить боль – всеми возможными способами. Или свести с ума…
Киваю. Да, я припоминаю, во всем виноваты слуги. Пожалуй, их стоит иметь уже только ради того, чтоб всегда знать, кто виноват
– А на том суде не ты адвокатом работал? – решаю уточнить. – Ты же, наверно, единственный, кто способен найти Анхену оправдания в любом случае.
– Нет, не я, – Лоу улыбается светло и открыто. – И я не ищу оправданий, я ищу причину. И если в твоих глазах она Анхена оправдывает – моя ли в том заслуга?
А вы коварны, мой коэр. Вы подсовываете мне очень правильные причины. И вновь исчезаете. На день, на два, на неделю.
За окном воет ветер. Дождь сменяется снегом. К дальнему углу дома по приказу Лоу пристраивают кухню. Я как-то обмолвилась, что жить, будучи полностью зависимой от слуг, довольно тягостно. Не то накормят, не то забудут. Кормили меня здесь тем же, что ели слуги. Вкус весьма специфический, но в общем и целом съедобно. Были блюда, которые я даже любила, и Халдар'бх'н'гхма обещала научить меня их готовить.
Среди слуг она была главной, мужчины слушались ее беспрекословно. И сейчас, уперев руки в боки, она подробно рассказывала, что именно им следует делать, чтоб результат их физического труда мог ее хоть как-то удовлетворить.
На мой взгляд, некоторые подробности были лишними, а некоторые идиоматические выражения в общий курс эльвийского, преподанного мне что Анхеном, что Лоу, никогда не входили. Но слушать было весело, и я, сидя с ногами в кресле и зябко кутаясь в плед, которых в доме теперь было много, то и дело улыбалась.
И вновь возвращалась к книге о шаманах, написанной вампирским коэром. Это была даже не книга, скорее конспекты, созданные для себя, любимого. То, что светлейшему коэру было и так понятно, он в книге и не объяснял. Я же поняла лишь, что скорее соберу глаза в кучку, чем пойму, что значит «собрать сознание в точку». Мое атеистическое воспитание таких изысков не предполагало. Вот вернется – и пусть объясняет.
А вот представления о мире у них были, с одной стороны – и понятны, и весьма интересны, словно детские сказки, а с другой – куда сложнее, чем ждешь того от племен, пренебрежительно названными дикими. Мир делился на три части по вертикали – земной, подземный и небесный, и все три части скрепляло меж собой Древо Жизни, пронзая корнями землю, а ветвями небо; мир делился на четыре части по сторонам света, и за каждую часть отвечали свои духи. Умерший своей смертью шел к одним духам, убитый к другим, переживший свой срок сам становился злым духом, и участь его была незавидна.
Но это все было слишком печально. О смерти читать не хотелось, она и так вечно надо мною кружит.
А вот о птицах меня заинтересовало. Про птиц было много, начиная с того, что весь мир родился из утиного яйца. А дальше продолжалось: своих детей они просили у деревьев, считая, что душа-птица живет в зеленых ветвях, и они молили ее о воплощении. Шаман же в своем странствии меж мирами тоже мог становиться птицей – той, что может взлететь в небеса и нырнуть под воду. А еще были у него 99 духов помощников человеческого обличия и 77 – животного, и были среди тех животных и земноводные, и звери, и птицы. Фигурка птицы украшала костюм шамана; фигурка птицы стояла в жилище на алтаре; фигурку птицы клали в погребение, чтоб душа взлетела; фигурку птицы прятали в дупло дерева, считая, что так прячут душу, и даже в случае насильственной смерти злым духам она не достанется.
Дерево. Про деревья тоже было много. Было мистическое Древо Жизни, то, что скрепляло меж собой все миры. Было древо рода – пока оно ветвилось, жизнь рода не угасала. Они даже свой род каждый от своего дерева считали. Было древо шамана – то, что позволяло ему перемещаться меж мирами, и своим видом свидетельствовало о силе шаманского дара. И все те деревья, у которых они просили душу и в которые они свою душу прятали.
Что-то такое было – у эльвинов, помешанных на садах, цветах и деревьях. Кто-то мне рассказывал, – не помню, Анхен, Лоу – что было у них некогда «дерево души». Не в этом мире, в том, и даже там – в глубокой древности. Выходит, где-то на заре своих цивилизаций, мы были похожи – эльвины, люди. И чем дальше уходили от первобытности, тем больше забывали. Они растят сады, но «древа души» в них нет. Мы украшаем елку на Новый Год, и березу на Майский День, но первопричины уже не помним.
«Древо мое – белая береза, душа моя – летящий лебедь». Это были слова из песни, что пели на Озере Жизни. И на север от него, и на восток, и на запад. Пели те, кого презрительно именуют дикими.
А я ведь тоже нашла однажды фигурку птицы. И мне отдало ее дерево. Дерево, сраженное молнией. Той молнией, что меня спасла. И что-то еще даровала, если верить Лоу. Но что? Способность входить в транс? Если только в храме, так у меня ничего подобного не выходило, хоть я и пыталась. Лоу учить не спешил, говорил, сначала здоровье. А птичка? Она осталась у Анхена, и он, наверно, давно от нее избавился. Птичка-душа. Моя? Или тот дух-помощник с непроизносимым именем, что был дарован мне, как проводник меж мирами, и которого я так безрассудно выкинула.
– Вот зачем ты читаешь эти глупости, Лариса? – закончив воспитывать рабочих, Халдар'бх'н'гхма решила взяться за меня. Она была не злая, просто уверенная, что лучше всех обо всем все знает. И ко мне относилась, как тетушка к бедной родственнице, нуждающейся в заботе. Кем я, собственно, в этом доме и была, вот разве что в родстве ни с кем не состояла. – Ты с хозяина пример-то не бери, он коэр, ему и не такие глупости положены. А ты молода, у тебя жизнь короткая. Вот, смотри лучше, что я тебе нашла. Самый раз для юной девы. Про любовь, – она протянула мне потрепанный томик. Читанный-перечитанный. – Моя, личная. Потом вернешь. У меня ее еще троюродные внучки не все прочитали.
Про любовь как-то не тянет, неудачно у меня все с любовью было. Но и обижать Халдар не хочется. Она заботилась обо мне, кормила, выхаживала, когда Лоу не было рядом. Своим присутствием в доме, разговорами, советами помогала не чувствовать себя одинокой.
Отложила коэрскую книгу и взялась читать ее роман. Это было проще, чем про шаманов. Язык легкий, слова все знакомые. Полюбила лунная эльвийка эльвина солнечного. Еще не вампира, там, в утерянном далёко. Он гордый – она гордая, он сильный, да и она сгибаться не приучена. И преград у их любви было – не перечесть, и трудностей – бесконечный список. Долгая была история, интересная, я даже зачиталась. Закончилось все: для меня – глубоко за полночь, для героини – счастливо. Он провел с ней ночь и отдал ей свое сердце. И она торжественно положила его горячее еще сердце к ногам своей богини.
Всю ночь я видела себя хирургом, ловко вырезающим чужие сердца, проснулась в слезах и холодном поту. Нет, уж лучше про шаманов.
Та зима была еще страннее, чем осень. Я жила в доме самого красивого мужчины на свете, а мы рассуждали лишь о строении мира, о путях и духах, о причинах древних войн и катаклизмов. По мере того, как снег все сильнее укутывал землю, я чувствовала себя все лучше, отваживаясь уже даже на небольшие прогулки. В роскошной шубке, подаренной мне Лоу, в высоких сапогах, подбитых теплым мехом, мороз был мне почти не страшен. Или я, наконец, выздоравливала.
Когда Лоурел бывал дома, он охотно сопровождал меня в моих прогулках, порой протаптывая для меня тропинки, порой просто неся меня на руках над белыми снегами, попутно просвещая меня относительно места, где стоял его одинокий дом. Интересная была долина. Расположенная в верховьях Ионэсэ, она со всех четырех сторон огорожена была горами. И, хоть в ней и располагалась пара вампирских городов, весь мир отсюда казался где-то «за» – за вершинами гор, за дальней далью бескрайних просторов, и надо быть птицей, или вампиром, чтоб, устремившись за облаками, вылететь прочь.
Но в ту зиму, как мне казалось, я никуда не стремилась. Вот только по ночам мне стали сниться странные сны.
Я летела. В сером мареве, седом и непроглядном. Летела. Но не вольной птицей, а металлической крошкой по зову магнита. Меня тянуло. Несло.
И вот, наконец, зал. Пустой и огромный, высотою в пять этажей. И четыре круга тонких резных ограждений на галереях четырех этажей. И каменный пол с огромной мозаичной звездой – на самом нижнем, пятом. Я смотрю сверху. С самой верхней из галерей, той самой, откуда летела когда-то спиною вниз, брошенная самым коварным из всех коэров. Смотрю вверх. На темное ночное небо за прозрачным куполом. На снег, летящий в вышине, и исчезающий, коснувшись невидимой грани. На отсветы далеких огней, расцвечивающих вампирский город. Смотрю по сторонам. Стены мягко светятся матовым синеватым светом, почти не справляясь с тьмой, почти не рассеивая мрак. Смотрю вниз. На звезду на каменных плитах. Неправильную звезду. Ее рисунок сбит, сломан. Невольно устремляюсь вниз, пытаясь рассмотреть четче. И вижу его. Он лежит навзничь поверх звезды, раскинув руки и не мигая глядя ввысь. В темное небо. На белый снег. Его лицо ничего не выражает, оно застыло, словно маска. Черные волосы небрежно рассыпаны по плечам, по полу. Рубаха расстегнута, и я вижу темный ремешок на светлой коже. И нечто – медальон, кулон – висящее на шее. Вернее – лежащее сейчас на груди, которая, кажется, даже не вздымается. Склоняюсь ниже, пытаясь разглядеть в неясном свете. Никогда он ничего на шею не вешал. Что же это?..
Птичка! Моя птичка.
– Моя, – тянусь я к ней. Тьмой, у меня нет тела. Нет формы, нет образа. Нет рта, чтобы говорить. И он не слышит. Не видит. Вот только поднимает руку и сжимает птичку в горсти. И я вижу слезы, что катятся из немигающих глаз куда-то за уши.
И сама просыпаюсь в слезах. Лоу нет, на душе тяжело. Это сон, убеждаю я себя. Просто сон. А на следующую ночь я вижу все то же.
Он лежит на каменных плитах. Недвижимый, холодный. Его лицо ничего не выражает. Его глаза ничего не видят. И только слезы прозрачными каплями скользят к волосам. А я замираю возле, и смотрю, смотрю, смотрю. Я тьма. У меня нет глаз, чтобы плакать. У меня нет голоса, чтобы позвать. Нет руки, чтобы коснуться. Вот только видеть я могу и без глаз.
И снова утро. Серое и безрадостное. Долго сижу на постели, обняв коленки. Ну что за напасть! Ну что мне Анхен? Он ушел и забыл. Я ушла и забыла. И вообще, он же не в Илианэсэ, он на востоке где-то. Был. Три месяца назад.
Три месяца! Жила себе и горя не знала. И вот опять – Анхен. Да, во сне, но больно так, словно наяву. Пошла искать Халдар.
– Лоурэфэл когда вернется?
– Не говорил.
– А что говорил, где он, позвонить ему можно, связаться с ним как-то? – ну действительно, должен же быть у них телефон, коль уж даже для людей он обыденность. – Можешь найти его, сказать, он мне нужен, я с ума сходить начинаю!
– Попытаюсь. И не нервничай так. Это все от заумных книжек.
От книжек, так от книжек. Оделась, взяла лопату, пошла снег во дворе чистить. Его, конечно, и без меня почистят, но физический труд – он успокаивает. А снег – белый, красивый, чистый. Вот только еще и тяжелый, если сразу много на лопату нагрузить. Спина уже болит, да и руки. Зато мысли всякие из головы вылетели. А дочистить этот угол я еще смогу.
Лоу вернулся на закате. Усталый, со слабым отсветом улыбки на губах.
– Ну что с тобой, ребенок? – спросил, обнимая.
– Кошмары снятся, – даже как-то неловко стало. Выдернула его откуда-то. У него дела, а я со своими глупостями. Ну, Анхена во сне увидела. Так я его и в жизни видела, и то до сих пор жива.
– Кошмары не смотри, – посоветовал с самым серьезным видом, целуя в щечку.
– Ага, вот так все просто. И что ж мне сделать – глаза закрыть? Так у меня по ночам они и так закрыты.
– Ну я не знаю, Ларочка, это твой сон, тебе и решать, – потянул меня за руку и усадил на диван. А мне так не к месту вспомнилось, что Анхен всегда сажал на колени. – Тут вся хитрость в том, чтоб вспомнить, что ты просто спишь. И тогда уже сон будет подчиняться тебе, а не ты ему.
– И как же я вспомню, если я сплю?
– Вспомнишь, это не сложно. Главное, заранее поставить себе такую цель.
– И сон мне подчинится? И я смогу увидеть все, что захочу? – смотрю на него весьма скептически.
– Ты просто задайся целью. И попробуй, – мой серый колючий коэр серьезен и непреклонен.
– А ты пробовал? Ты сам так можешь?
– Могу, моя радость. Я и не так могу. Рассказывай, что там такого тебе снится.
– Анхен, – отвожу глаза. – Понимаешь, он… он плачет, а так не бывает. Он сильный, и он бы не стал, он… Он сейчас где, на востоке?
– Нет, он вернулся в столицу. Пару недель назад.
– Ты точно знаешь?
– Да, мы встречались.
Встречались. А мне не сказал. Нет, мне и не надо, просто… как он?
– Ты ведь не говорил ему обо мне?
– Нет, и не собираюсь. Я же тебе обещал, – он взял обе мои ладони в свою и ободряюще их сжал. – Ну что ты так испугалась этих снов? Это просто сны. Не хочешь смотреть на Анхена, развернись и уйди. Скажи себе: я сейчас открою эту дверь, и там будет… Кого бы ты хотела увидеть?
– Тебя.
– Значит, я.
– Там нет дверей.
– Да не важно. «Сделаю шаг и увижу», «обернусь и увижу». Захоти и сформулируй для себя, что ты хочешь. Анхен – это тоска, малыш. Это просто твоя тоска. Твоя привязанность к нему сильнее твоей обиды.
А мое желание избавиться от тяги к нему сильнее моей привязанности.
– Лоу, а ты не мог бы… – очень стыдно поднять на него глаза, но все же, – не мог бы остаться сегодня со мной? Мы столько живем с тобою вместе… и мы ведь уже были близки…
– Прости, моя радость, но сегодня я не смогу, – он смотрит на меня своими серьезными серыми глазами, такими пронзительными и жесткими. Краска стыда заливает мне щеки. Никогда не думала, что я стану просить о таком. И что всеядный и жаждущий всех вампир мне откажет.
– Да. Да, конечно. Прости, – срываюсь с дивана и бегу в свою комнату. Он догоняет у двери, берет сзади за плечи, сжимает их – крепко, не вырваться.
– Ну тихо, тихо, ну что ты? – его голос ласкает, одна рука опускается мне на живот. Чуть поглаживает, не давая при этом вырваться.
– Я ведь тебе даже не нравлюсь, верно? – глаза щиплет от слез. – Я три месяца живу в твоем доме, а ты даже… даже дотронуться до меня лишний раз не хочешь. Летом ты меня… соблазнял, провоцировал… каждым жестом, взглядом, словом, а теперь…
– И теперь, – хрипло выдохнул он мне в ухо.
– Что? – еще успела вздрогнуть я, и тут же оказалась прижата спиной к ближайшей стене. Его губы накрывают мои, его язык врывается внутрь, сметая преграды. Он целует меня яростно, неудержимо, страстно… И резко отстраняется, продолжая удерживать за плечи. И дышит – глубоко, хрипло, широко раскрытым ртом. А там – два длинных, острых, как иглы, зуба. Только два. Подбородок дрожит, словно он пытается закрыть рот, но не может. Глаза – словно два стальных сверла… Мгновение замирает, становясь вечностью.
Меня резко дергают в сторону, вырывая из его рук. Халдар. Крепко держа за предплечье, она буквально выволакивает меня из дома, не давая даже одеться. И, почти бегом, отводит в маленький домик, где живет вместе с другими слугами. Лишь здесь останавливается. Только, чтоб начать ругаться.
– Совсем сдурела? Я ее тут днями и ночами выхаживаю, а она?! Это ж надо додуматься – к голодному вампиру с интересными предложениями полезть! Ты чем вообще соображала? Ты не видишь, он голоден до пустоты, хоть на просвет рассматривай?! Что, жизни совсем не жалко?
Молчу, что тут скажешь. Действительно ведь – не заметила. Слишком переживала свое, слишком… Ведь не задумалась даже, что у него могут быть свои причины отказа – вампирские. Что не гнушается – бережет. Говорили ведь. Говорили мне, что проще не начинать, чем остановиться. Что чем сильнее голод, тем меньше шансов выжить. А он ведь усталый пришел. Тусклый. Могла б догадаться, если б думала не об Анхене, а о нем. О том, с кем собиралась провести ночь.
Дрожу, обхватив себя за плечи. Прогулка в легком платье по морозу… Да не заметила я мороза, кого я обманываю. Испугалась. Только сейчас понимаю, я никогда не боялась Лоу, я Анхена всегда боялась, а его – ни единого дня, ни разу. Словно он не вампир, словно он – иное какое существо, по другим законам живущее. Ненавидела – да, обижалась за то предательство – да, до слез было больно. Но страха – нет, никогда я к нему не испытывала. Он был слишком… уж слишком эльвин из сказки. А ведь он – живой. И вампир.
– Спасибо, – шепчу распекающей меня Халдар.
– Ему спасибо скажешь. Завтра. Если б он меня не позвал – и спасать бы тебя было некому.
– Он – позвал?
– Он хороший мальчик, Лариса. Но он дитя своего народа. Не переоценивай впредь его возможности.
Киваю, все еще не в силах прийти в себя. Во сне Анхен, с хрустальными слезами из глаз. Наяву Лоу, с оскалом, пострашнее, чем у Анхена в Бездне. Спать, по настоянию Халдар, остаюсь в ее комнате, на маленькой жесткой кушетке.
