Текст книги "Край забытых богов (СИ)"
Автор книги: Алина Борисова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 25 страниц)
– Лариса, что? – резкое падение моего настроения он почувствовал. Но причины – не понял. А как я у него буду денег на обед просить? При всем честном народе, жадно ловящем каждое слово. Мы ж как на сцене сейчас.
– Вы… просили меня вам «Вестник хирургии» купить за последние несколько месяцев. А у меня, кажется, денег не хватит…
– Прости, совсем забыл, – подошел, достал из бумажника купюры, как водится, не считая, протянул. – А журналы в самом деле купи. И посмотри там, что еще из периодики интересного за этот год, я даже обложек не видел еще. Больше ничего не забыл?
– Вроде нет.
– Ну как же нет? – лукаво усмехается он. И, притянув меня к себе, целует взасос. – А распустить слухи о своей ветрености и беспринципности? – и улыбается, бесшабашно, с вызовом.
– Кажется, светлейший куратор слишком давно не был среди людей, – не могу не заметить ему негромко. – И просто пьян от того количества человеческих эмоций, что нас тут окружает.
– Кажется, я больше здесь не куратор, Ларис. Так что могу себе позволить.
Смеюсь. И ухожу от него прочь. У него своя программа мероприятий, у меня своя. Но какое это, оказывается, странное чувство – просто идти по коридору универа. Одной. Куда захочу. Да, я зайду, конечно, в буфет. И книжки ему потом в местном киоске гляну. Я ведь и в самом деле ему их раньше покупала. Давно. Когда еще у него работала.
Кафедры, аудитории… До буфета я шла доооолго. Открывала двери. Извинялась, если кто-то был. Шла дальше. На меня смотрели мельком, обращая внимание не больше, чем на рядовую студентку. Вот только студенткой я не была. Больше не была. И в какой-то пустой аудитории я долго и безнадежно рыдала, съехав по стенке на пол, от того, что теперь я – никто, и в университет, который я всю жизнь мечтала закончить, меня привезли просто в гости, на экскурсию. А ведь я училась тут. Я тут училась. Как же так вышло, что до конца – не смогла?
Плохая кровь? Но… вот у папы моего она немногим лучше. А он просто молчит. Никогда ни во что не вмешивается. Позволяет окружающим быть неправыми, несправедливыми, неискренними. И – живет. Счастливо ли? У него есть любимая семья, любимая работа, он гражданин своей страны. Достаточно ли этого для счастья? Для меня, не имеющей ничего – более чем. Вот только…
Когда я сама имела все перечисленное, была ли я счастлива? Вернее – почему мне не хватило этого для счастья? Почему мне было некомфортно, неудобно, плохо? Почему реалии моей жизни казались мне нестерпимо неправильными? И раз за разом не выдерживая, не вписываясь, не соглашаясь, я потеряла все. Чтобы лишь теперь ощутить, что же такое настоящее «плохо».
Или бывает еще хуже? Когда я перестану быть фигурой на шахматной доске Лоу, когда ко мне потеряет интерес Анхен… Обратно в стада… и смерть. Все мои перспективы.
А этот день… такая насмешка… Но он, наверно, действительно хотел, как лучше. Ведь я так сюда рвалась…
Да, рвалась, стремилась, даже не надеялась, и вот он исполнил мою мечту – а я сижу здесь и рыдаю, вместо того, чтоб наслаждаться подарком. У меня всего один день, и так много надо успеть. Увидеть, вспомнить, почувствовать. Рыдать о несбыточном буду потом. По ту сторону. А я пока на этой.
Решительно вытираю слезы и направляюсь дальше. В буфет. Возможно, там есть кто знакомый.
Знакомые нашлись. Группка бывших однокурсников кучковалась у «стоячих» столиков, у «сидячих» все места были заняты.
– Можно к вам? – купив еды, подошла к ним уже с подносом.
Оглянулись. Кто-то присвистнул.
– Ты гляди, кто пожаловал. Алентова. Это ж какими судьбами?
При этом подвинулись, место дали.
– На конференцию приехала, – чуть пожимаю плечами.
– А-а, ну конечно. При старом-то кураторе ты б и носу сюда сунуть больше не посмела. А при новом – можно и на конференцию заявиться. Еще скажи, с докладом, – в голосе говорившего откровенная насмешка. Егор, кажется. Дружны мы не были. Но ведь и не враждовали ни дня.
– Да нет, послушать, – отвечаю спокойно. Не тот это день, чтоб из-за ерунды ссориться. – А почему бы это я при светлейшем Анхенаридите сюда носу сунуть не посмела? – не посмела бы, это правда. Но что известно им?
– Да ты невинность-то не строй. Все знают, ты со своими служебными обязанностями не справилась, и он с позором тебя уволил. А тебе потом было настолько стыдно на его факультете учиться, что ты в Новоград перевелась, тебе родители по знакомству перевод устроили, – просветила меня бывшая однокурсница, чьего имени я, каюсь, и не помнила уже.
– И откуда ж такая информация? – любопытно, Ева только что совсем иначе дело представила.
– А ты правда думала, что никто не узнает? Зря. После тебя секретаршей у Великого Тамара стала. И он ей все и рассказал.
Ну а Тамара скрывать не стала. Ниспровергать кумиров приятно. С секретаршей куратора она дружила. А вот с бывшей его секретаршей, да еще не справившейся со своими обязанностями, станет ли хоть разговаривать? От сплетен меня спасать не стала, сама же и поделилась… Но я ведь ее тоже в свое время… не спасла… Не справилась со своими обязанностями. А она справилась. Тогда еще с моими.
– Что, без секретарской зарплаты на котлеты денег уже не хватает? – подначила меня Ленка. Та самая, что когда-то умоляла передать Анхену ее письмо. – Пустую гречку есть приходится?
– Деньги ушли на билет, – пытаюсь остаться невозмутимой. – В Новограде я учусь на дневном, лишних котлет не купить, зато учиться интересней, – вампирских денег, оставшихся в кармане, хватило б на половину всех продуктов буфета, но кого на самом деле интересовали мои финансы?
– Ну еще бы не на дневном, – продолжала отыгрываться за мои прошлые «несговорчивость и гордыню» Ленка. – Какой смысл оставаться на вечернем, если на работу все равно никто не возьмет?
В том же духе все и продолжалось. Порассуждали о том, зачем мне вообще учиться, если и по специальности после провала у Великого мне едва ли работать дадут. Постращали, что Анхенаридит-то, возможно, сегодня приедет, и мне бы лучше бежать да прятаться. Отвечать на все это не хотелось. Да и бессмысленно было.
Закончила обед чуть быстрее, чем изначально планировала и покинула бывших однокурсников и бывших же приятелей.
Бродить по универу уже не хотелось. Но журналы-то купить я сама вызвалась. Так что отправилась знакомой дорогой. Излишне стремительно, правда и не слишком глядя по сторонам. А у лотков, заваленных печатными изданиями, задумалась: пара месяцев – это сколько? Ведь если он не был здесь год, то и местными изданиями явно интересуется не за два последних календарных месяца. И денег-то хватит, да ведь мы без машины, едва ли ему охота всю эту кипу в руках таскать. Да и, может, покупали ему, мог ведь и заказать.
Задумавшись, не сразу ощутила знакомое по «прошлой жизни» шевеление вокруг, когда народ сначала замирает, не завершив движения, не закончив слова, а потом, словно очнувшись, пытается усиленно делать вид, что ничего особо не происходит. Совсем-совсем ничего, вот только вокруг меня, еще минуту назад стоявшей в толпе, словно вакуум…
– Надеялся тебя здесь перехватить, – сообщил бывший местный куратор, кладя руки мне на плечи. Оборачиваться, ожидая его приближения, я не стала, так и стояла, листая какой-то журнал. Но когда он подошел, не выдержала, откинулась назад, прижимаясь к его груди. Тяжело. Чувствовать всю эту неприязнь, что высказанную, что молчаливую. Отторжение. Будучи чужой среди вампиров всегда можно сказать, что это от того, что ты человек. Но будучи чужой среди людей…
– Скажи, а почему весь университет уверен, что ты меня проклял? – решила поинтересоваться у бывшего работодателя.
– Все еще уверен? Упрямые они, однако, – чуть усмехнувшись, Анхен разворачивает меня к себе и целует. И я забываю вопрос, и встречу с бывшими однокурсниками, и все журналы этого мира. И даже то, что в его поцелуе сейчас не страсть, а лишь хулиганство и показуха… Мне не хватало этих губ… и этого дыхания… запаха… ауры… я тону, растворяясь в нем, и не желаю вновь возвращаться – в свое тело, в свой разум, вновь быть только Ларисой, одной, самой… Но он отстраняется.
– Хорошо, что ты еще ничего не купила, – заявляет спокойно. Ну да, это я от него с ума сходила, а он мой статус при своей особе демонстрировал. Оно, конечно, быстрее любых слов дойдет… Но вдруг поняла, что хочу, чтоб он после поцелуев со мной говорить не мог, чтоб челюсти из последних сил сжимал и с трудом мог вспомнить, о чем речь велась!
– Я подумал, что мы проще сделаем, – продолжает он меж тем невозмутимо. А затем перечисляет продавщице все издания, что его интересуют, и просит отправить кого-нибудь из студентов ему их на дом занести. – А мы пойдем пока с тобой в кабинет мой бывший заглянем, с новым куратором тебя познакомлю, – приобняв за плечи, Анхен ведет меня прочь из толпы, вдаль по коридору. Коридор здесь ужасно длинный, и я чувствую, что они смотрят, все – смотрят, но хоть за нами не следуют.
– И в каком же смысле ты меня с куратором познакомишь? – решаю поддержать беседу.
– Ну, как и положено среди вампиров – во всех, – едва ли не мурлыкает он в ответ. Даже смотреть в его кристально честные глаза не стала. И без того понятно, что там во взоре сейчас – абсолютная серьезность и полнейшая невозмутимость. Издевается, то есть. В смысле, шутит. Ну и пусть себе.
– Ты прости, Ларис, – а вот это уже и впрямь серьезно. – Это я виноват, из-за меня слухи. Я тогда… много глупостей наделал. На следующий день, как с тобой расстался, вызвал к себе в кабинет твою подружку и, не особо выбирая выражения, велел ей увольняться с работы и переходить на должность моей секретарши. Не то, чтобы она мне чем-то понравилась, просто… не хотелось ничего. И никого. А эта… все равно уж под руку попалась, хоть как-то ей компенсировать… Ну а она – как и положено приличной девочке – безумно обрадовалась. Семья гордится, друзья завидуют – Избранница. Вот только спросила как-то не вовремя, а как же ты, куда исчезла? Я и ляпнул что-то не думая, лишь бы тему закрыть. Не хотелось тогда о тебе ни говорить, ни думать… А через месяц узнал, что о твоем уходе весь факультет сплетничает. Тамарку я отругал, да она к тому времени и сама уж была не рада. Она ведь тоже – на эйфории, от удивления. Не со зла…
– Да не важно уже. Мне здесь не учиться.
Он кивнул, и по лестнице мы шли уже молча. И если где-то в глубине души я надеялась услышать «и за это прости», то надежды не оправдались. Может быть, он ждал, что это я скажу ему «прости» за то, что поругалась с ним тогда из-за Томки?
– Прошу, – до боли знакомая дверь его бывшей приемной открывается слишком уж быстро.
И с места, бывшего когда-то моим, вскакивает Томка и бежит к нему, сшибая стулья:
– Анхен!
И он подхватывает ее, и, конечно, целует. Ну да, он ведь любит всех своих девочек, он по всем скучал.
– Ну как живешь, Тамарка? Как светлейший Тарнгериодор, не обижает? – он так и не размыкает объятий, а она смотрит на него и не просто лучится от счастья – смеется от радости.
– Нет, что ты, как можно? Тарнгер – он замечательный, самый лучший! Ну, после тебя, конечно…
– Был бы до – так я бы знал, – усмехается он на ее попытку выкрутиться. – Ты угости Ларису чаем, а я пойду пока с замечательным начальником твоим пообщаюсь, – чуть отстраняя ее от себя, Анхен пытается пройти мимо.
Но ее пальчики сжимаются на его предплечьях:
– Но… разве сначала мы с Ларисой не угостим вас? Или без Ларисы, она ведь больше у тебя не работает… Как секретарь я просто обязана в первую очередь позаботиться о вашем угощении, – и взгляд ему в глаза, обещающий безграничное блаженство…
– Сначала дела, малыш, – он с улыбкой опускает ее руки и проходит к кабинету.
– Значит, потом? Когда вы закончите с делами? – и столько надежды в голосе.
– Я сегодня спешу, Тамарочка. Потом меня ждут на конференции, дальше должен лететь. Как-нибудь в другой раз, хорошо?
– Ну… конечно, – тяжело вздохнув, опускает голову. – Но ты же будешь устраивать праздник в честь своего возвращения? – новая мысль возвращает ей утраченное было вдохновение. – И ты ведь пригласишь Тарнгера? Ну и меня, Тарнгер всегда меня берет, когда в гости ходит…
– Ох, Тамарка… А к Тарнгеру на работу, я так подозреваю, гости уже не ходят. Просто из опасения, что их прям в приемной изнасилуют.
– Анхен! – она смущена, но не сильно. Смеется, не сводя с него сияющих глаз.
– Я недолго, Ларис, – светлейший Анхенаридит скрывается в кабинете.
А мы остаемся вдвоем. Томка провожает его взглядом и оборачивается ко мне:
– Ты действительно хочешь чай? Или просто так поболтаем? Да ты проходи, что ты? Знаешь, я рада, что вы помирились, – она улыбалась мне, излишне суетливо приглашая садиться, пристально вглядываясь в лицо… Я тоже смотрела, и тоже, наверно, излишне пристально, узнавая и не узнавая ту, прежнюю Томку. Ее глаза еще не утратили лихорадочного блеска, вызванного его приходом. Но было ощущение, что солнце, все для нее минуту назад затмившее, зашло за тучку, и теперь она понемногу начинает различать окружающее, вспоминать, что мир больше одного вампира, или даже двух, в чьих объятьях она мечтала немедленно оказаться. Если минуту назад она видела меня, но осознавала лишь как приложение к Анхену, то теперь она уже действительно пыталась рассмотреть меня.
– Ты выглядишь усталой, – вынесла свой вердикт, присаживаясь рядом. – Как там, в Новограде, тяжело?
Неопределенно пожимаю плечами. Не знаю, что она хочет услышать.
– Знаешь, я все время думаю, как я смогу это пережить, – поведала мне Томка тихо и серьезно. – Ну, когда мое время кончится и меня уволят. Иногда мне кажется – сдохну. Просто лягу и сдохну. Когда Тарнгер первый раз уехал на две недели… Думала – не доживу. Просто не доживу до его возвращения. А мне казалось, что хуже того, что я испытала, когда мне сообщили, что Анхен уволился, не может быть уже ничего…
– Мне про многие вещи казалось, что хуже уже не будет, – киваю я ей в ответ. И не могу не добавить, – когда тебя уволят, Тамар, никто не будет знать, за что. Кто из них знает, что всему свой срок? И они будут искать причину, и найдется кто-то, кто эту причину подскажет… Это больно, Тамар. Больно вдвойне, когда еще и люди… травят.
Она кивает, чуть бледнея.
– Я была дурой тогда… Многого еще не понимала… Но знаешь, если это тебя хоть как-то утешит: он переживал тогда из-за тебя. Сильно… И я не думаю, что он хоть секунду переживал обо мне, когда просто уволился спустя полгода. Не сказав ни слова, не предупредив…
– Он не сам, – если это может хоть как-то утешить ее. – Он все же не самый главный…
– Я знаю, – она кивает. – Я только хотела сказать, что знаю, каково это, когда бросают. И что при этом шепчут во след…
Мы помолчали.
– Нет, все же давай, действительно, чаю, – решительно встряхивает она головой и поднимается, чтобы поставить чайник. – Что мы, в самом деле, о грустном? Теперь ведь все хорошо, верно? Вот только до слез обидно, что Анхен спешит, да? Я с самого утра ждала, что он придет и… А вчетвером тоже здорово было бы. Мы бы с тобой стали… ну, словно кровными сестрами. И все плохое было бы забыто. Ведь нельзя же пережить такое вместе и сохранить хоть какие-то обиды.
– Я не обижаюсь, Том, правда, – и это в самом деле правда. Обида ушла. Но вот недоумение… Я не узнавала эту Томку, совсем не узнавала.
– Знаешь, мне в такие моменты кажется, что я вообще весь мир обожаю, а не только тех, с кем делю кровь и плоть, – продолжала меж тем она, не особо прислушиваясь к моим словам. – Это такой взрыв бесконечного счастья! Лучшее, что есть в этой работе, верно? Быть им нужной, не просто для перебирания бумажек, но каждой капелькой крови, каждой частичкой своей, каждым вздохом. Знать, что ты – их наслаждение, их восторг!
– Но… – даже и не знаю, как реагировать правильно. – А тебя количество не смущает?
– Количество? – она смотрит чуть недоуменно. – А, ну с Тарнгером было пару раз, когда они втроем меня одновременно пили. Первый раз просто тяжело было, а после второго я в больницу попала, все-таки если втроем, то они даже по чуть-чуть много выпивают. И резко слишком, у меня тогда даже осложнение на почки пошло, но вроде пролечили. Тарнгер тогда сказал, что больше так не будем, он меня бережет, – Томка говорит торопливо, чуть захлебываясь, словно боится, что я ее перебью, не дам закончить, а ей так хочется рассказать мне все, все-все. – Но ты же с Тарнгером не знакома, а Анхен… он вообще смотреть предпочитал, как другие пьют, и вообще во многом своих друзей ограничивал, а уж в количестве – так и подавно. В его обществе у меня больше двух и не было ни разу, хоть вместе, хоть попеременно. А тебе он что, разрешает больше?
– Да нет… – вот не спрашивала, если честно, чего он собирался мне в этом плане «разрешать». И вообще, обошлась бы я без излишних интимных подробностей. – А что-нибудь сладкое у тебя к чаю есть? Ты вообще сладости где берешь, в буфете? Я в свое время нашла замечательный магазинчик на Лесной, старалась по возможности там покупать. Там и конфеты всегда свежие, и печенья много видов…
– А вообще с Тарнгером интереснее даже, у него фантазия богаче, – Томка, словно не слыша, продолжает о своем, – всегда что-нибудь интересное придумает. Мы тут в гости ездили к одному его другу, ну и там еще один вампир был со своей девой, ну и хозяин, соответственно, тоже, и они придумали, что плоть берет один, а кровь другой, и так по кругу, и…
– Том, а ты сессии-то с такими забавами сдаешь еще? Или давно забросила?
– Да мне Тарнгер проставляет, ну, ты же знаешь, тебе же Анхен тоже тогда последнюю сессию делал… Но знаешь, для меня все же самое экстремальное, когда плоть берут у тебя, а кровь у другой, ну или наоборот, у тебя берут только кровь, и это такое несовпадение желания и действительности, такая мучительная жажда полноты процесса, это как пытка – до слез, до крика…
Пытка, да, помню… Хоть и предпочла бы забыть.
– Томка, погоди, ты что, на учебу совсем забила?
– Да нет, бываю там иногда. Ну, когда делать все равно нечего, надо ж себя занять, пока я Тарнгеру не нужна.
– И как ты потом работать собираешься? Диплом тебе Тарнгер, конечно сделает, но больных-то твоих он за тебя не вылечит…
– Ай, Лара, ну какие больные? Кому она сдалась, эта учеба? Знаешь, я в те дни, когда к Тарнгеру гости приезжают, с утра даже про секретарские обязанности думать не могу. Все внутри замирает от предвкушения: позовут-не позовут, и когда уже, наконец? А Тарнгер знает, что я изнываю, и иногда специально тянет, чтоб я, измучившись ожиданием, уже вообще на все согласна была, что бы ни предложили… Я, правда, и так согласна. Знаешь, к Тарнгиру как-то один друг приезжал, так они меня даже связали, думали, я сопротивляться буду…
– А твой Тарнгир, он вообще, хоть иногда работает? Или только с друзьями гуляет?
– Ай, ну какая работа у куратора? Только где-нибудь почетно поприсутствовать… Ну так слушай, в тот раз…
– Тома, хватит! Я не хочу! Давай о другом о чем-нибудь. Ты с Ленкой еще общаешься? И с ребятами нашими?
– Да о чем с ними общаться? О кураторе не поговоришь, о вампирах вообще – тоже. Какие-то у них о вампирах представления смешные, идеально-сказочные. Понимаешь, они просто не могут себе представить, каково это, когда в тебя вонзаются их зубы, и ты чувствуешь эту грань – жизни и смерти, скользишь по ней, и сердце замирает: перейдешь? Или еще не сейчас? И от этого невозможно отказаться, этим невозможно пресытиться, а их детские разговоры…
Спас меня Анхен. Вышел от этого героя-любовника и увел, даже не познакомив с новым начальством. Я, правда, после всех разговоров и сама знакомства не жаждала. Да и от Томки не знала уже, как отвертеться.
– Анхен, что это? – спросила после долгой паузы, за время которой мы успели уж до первого этажа спуститься. – С Тамарой. Она горит? Это и есть ваше безумие?
– Да нет пока, – пожимает он плечами довольно равнодушно. – Это, Лар, нормальная реакция нормального человека на свою нужность Великим вампирам.
– Но Анхен, она же вообще ни о чем говорить не может, только про секс. Она не учится, ей ничего не интересно, у нее все мысли – про очередную групповуху, бывшую или будущую.
– Его вина, он должен настаивать на расширении ее связей с людьми, помогать ей находить иные интересы в жизни, не связанные с вампирами, а он потакает ее самоизоляции, – поясняет бывший куратор. Спокойно, почти равнодушно. Вина Тарнгера, да. Но и дело исключительно его, его ж девочка. – Потребитель. Назначили управленцем, а он в принципе управлять не умеет. Что секретаршей, что факультетом, – вот за факультет он переживал, это чувствовалось. – А реакция у нее стандартная, у всех такая. И если ты сумеешь отвлечься от своей позиции по данному вопросу, сможешь заметить, что Тамара – счастлива.
А дальше он выступал на конференции. Я не слушала. Я сидела и думала: а стоило ли оно того? Я переживала тогда из-за нее, ругалась, плакала, обвиняла во всем вампиров и Анхена, как главное зло, а она – счастлива. Она погрузилась в эти их отношения с головой, она забила на учебу, на людей, на жизнь, но она – счастлива. Я кричала тогда, что это неправильно, это чудовищно, что так нельзя. Я и сейчас уверена, что так – не стоит, но она – счастлива. Я вылетела из универа, из Светлогорска, из Страны Людей, половину Страны Вампиров объехала, и снова в универ вернулась, но счастливой так и не стала. А она просто живет, как вампиры велели, и ей вообще весь мир не нужен…
А я могла бы тогда промолчать, ей не требовалось мое заступничество. И я все еще работала бы секретаршей у Анхена, и Анхен все еще был бы куратором всего и вся… А Томка бы, напротив, не стала секретаршей, и осталась бы такой, как я ее помню: целеустремленной, общительной, окруженной друзьями и переполненной планами побеждать любые эпидемии… У нее ведь тогда даже мальчика не было. Не стремилась она к сексу абы с кем, никогда не стремилась… Но все вышло так, как вышло, и ее все устраивает. И если мне кажется, что ее жизнь летит в бездну, кто я, чтобы судить? Моя-то жизнь давно уже там…
– Ну что, пойдем навещать родной двор? – поинтересовался Анхен после выступления, из которого я так и не услышала ни слова.
– Нет. Не надо. Только родителей хочу увидеть, ничего больше. Ты… не звонил?
– Звонил, еще с утра. После обеда они собирались в парк, если погода не испортится. Но, даже если и испортится – найдем, не переживай.
