Текст книги "Столконовение цивилизаций: крестовые походы, джихад и современность"

Автор книги: Али Тарик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 35 страниц)

Военная диктатура Зия-уль-Хака, которую вновь целиком поддержал Вашингтон, стала худшим периодом в истории страны. Люди уль-Хака были тупы, глухи и бессердечны. Новый режим решил использовать ислам как стенобитное орудие, и муллы, часто невероятно тупые, были оппортунистами до мозга кости. Они соединили религию с профанацией самого гнусного типа. При Зия-уль-Хаке деспотизм и ложь искалечили целое поколение. Были введены исламские наказания, начались публичные порки и повешения. Политическая культура Пакистана была низведена до первобытного состояния. Она еще должна выздороветь. Вашингтон и Лондон наблюдали со стороны, как был казнен избранный народом лидер этой страны. Работа над ядерной программой продолжалась, но Вашингтон теперь предпочел игнорировать этот процесс, потому что к тому времени промосковски настроенные левые захватили власть в Афганистане.

«Холодная война» достигла Памира. Соблазн спровоцировать, изолировать и разгромить СССР оказался слишком силен. Убогий военный диктатор стал инструментом, посредством которого проводилась эта кампания. Все остальное было подчинено этой цели. Попытка разгромить Советский Союз стоила благополучия двум странам – Пакистану и Афганистану. Исламский фундаментализм и производство героина развивались слишком быстро.

В 1988 году генерал Зия-уль-Хак отметил десятую годовщину своего правления, проинформировав страну, что не имеет намерения уходить в отставку. В следующем году он был убит политическими противниками. Специально сконструированный для него по секретным чертежам самолет взорвался в воздухе. Кроме уль-Хака погибли еще один генерал и посол Соединенных Штатов Арнольд Рафаэль, которые летели вместе с ним. Кто убил уль-Хака? Его жена имела привычку рассказывать всем, что он был убит своими собственными людьми, имея в виду, что к убийству были причастны военные. Расследование оказалось бесплодным. Ни американская, ни пакистанская разведка так и не раскрыли тайну этого необычного убийства.

Реакцией в Пакистане на смерть генерала была ничем не сдерживаемая радость. Не радовались только сторонники Зия-уль-Хака и те исламистские организации, которые он лелеял. Во многих городах на улицах раздавали конфеты, чтобы отпраздновать эту смерть. Преемника уль-Хака заставили объявить всеобщие выборы. Беназир Бхутто со своей Народной партией уже инициировала движение против диктатуры и снова была арестована. Теперь ее кампания начала привлекать внимание масс. Ее оппонент Наваз Шариф был порождением бывшей военной диктатуры. Беназир выиграла выборы и стала премьер-министром, к великой досаде высшего военного командования, однако она была с одной стороны окружена военными, с другой – враждебной бюрократией. Президентом страны был человек, которой помогал казнить ее отца. В Пенджабе, одной из крупнейших провинций, победил Наваз Шариф. Муллы тоже были во всеоружии. Среди ее сторонников было немало посредственностей и примазавшихся к победившей стороне карьеристов всех мастей. Через несколько лет ее парализованное правительство было смещено. Бюрократия помогла Навазу Шарифу вернуться к власти. Соперничество между Беназир, дочерью Бхутто, и Навазом, сыном Мухаммеда, имело богатое прошлое.

С 1947 года Лахор стал родным городом для семьи Шарифа, предки которого были кузнецами из Восточного Пенджаба (ныне находящегося в Индии) и искали убежища на новой мусульманской родине. Они упорно работали, и их кузнечное производство процветало. Они были деловыми людьми, которые не интересовались политикой. Однажды в 1972 году отцу Беназир, Зульфикару Али Бхутто, посоветовали национализировать семейную фабрику Шарифов. Это было глупое с экономической точки зрения решение, но оно пришлось по вкусу партийным лоялистам и отвлекло внимание от того факта, что Бхутто не удалось осуществить крайне необходимые в деревне земельные реформы. Землевладельцы были тоже только рада поддержать скоропалительную национализацию промышленности, и большой, и малой. Одним из ее результатов было превращение Мухаммеда Шарифа, главы скромной работящей семьи, в пожизненного врага Бхутто. Когда в июле 1977 года к власти пришел генерал Зия-уль-Хак, клан Шарифов громко его приветствовал. Когда уль-Хак приказал казнить Бхутто после нечестного судебного разбирательства, семья Шарифа вознесла благодарность Аллаху за то, что он внял ее молитвам о мести.

Наваз Шариф стал протеже покойного генерала уль-Хака и пришел в политику как ставленник Межведомственной службы разведки (ИСИ), самого мощного в стране института. После первого изгнания Беназир из страны он стал премьер-министром Пакистана. Его брат Шахбаз, единственный интеллектуал в семье, держался умеренной линии в политике. Но и это правительство не продержалось у власти долго. Народ проголосовал за возвращение Беназир к власти, причем подавляющим большинством голосов. На этот раз перед ней никто не извинился. Она могла бы провести давно необходимые реформы, но вместо этого ее правительство погрязло в коррупции.

Когда я был в Пакистане в 1997 году, внешнее спокойствие здесь было обманчивым. Когда я завтракал со своей матерью в ее любимом исламабадском ресторане, из-за соседнего столика поднялся, чтобы поприветствовать нас, веселый усатый сенатор Асиф Зардари, государственный министр по инвестициям. Его жена Беназир Бхутто была за границей с государственным визитом. Он развлекал своих детей и привел их в ресторан, чтобы доставить удовольствие. Последовал обмен любезностями. Я спросил, как идут дела в стране. «Хорошо, – ответил он с чарующей улыбкой. – Все хорошо». Ейу бы следовало быть более осведомленным. За закрытыми дверями в Исламабаде готовился дворцовый переворот. Беназир Бхутто была близка к тому, чтобы быть «красиво» преданной. Выбранный ею соратник, действующий президент Фарук Легари, после тайных консультаций с армией и лидерами оппозиции готовился свергнуть ее правительство.

Во время обеда на той же неделе мой старый знакомый, теперь один из главных гражданских служащих и большой поклонник Беназир, был в отчаянии. Он описывал, как президент старался смягчить политический кризис, попросив о специальной встрече с премьер-министром. Беназир, как обычно, появилась со своим мужем, сенатором Зардари. Это возмутило Легари, поскольку в первую очередь он стремлся обсудить сказочную жадность Беназир и ее мужа. Но, несмотря на раздражение, он оставался спокойным, когда пытался убедить высокопоставленных супругов в том, что от него требуют действий не просто их традиционные политические враги и недалекие люди. Коррупция и связанное с ней разложение государственного аппарата начали принимать масштабы общенационального скандала. Как президент страны, он находился под давлением армии и различных гражданских объединений, призывавших его действовать против правительства Беназир. Для того чтобы дать им отпор, ему была необходима ее помощь. Лагери умолял ее призвать к порядку свого мужа и других вышедших из-под контроля министров. Тут Зардари, упрямо отстаивающий свои материальные интересы, ухмыльнулся и поддел президента замечанием, что никто в Пакистане, в том числе и Легари, не имеет безупречной репутации. Угроза была очевидна. Вы тронете нас, а мы подставим вас.

Легари почувствовал, что оскорблено его достоинство как президента. Он затрясся от гнева. Он предложил министру по инвестициям покинуть помещение. Беназир кивнула, и Зардари вышел. Оставшись наедине с премьер-министром, если не считать присутствия скромного гражданского служащего, президент еще раз обратился к ней с мольбой унять аппетиты своего супруга. Она покровительственно улыбнулась и прочитала президенту коротенькую лекцию о том, как она ценит преданность. Те люди, которые жалуются, сказала она ему, просто завидуют деловой проницательности ее мужа. Они профессиональные нытики, ничтожества и мошенники, обиженные тем, что их обошли, когда распределялись высшие посты. Она не делала никаких уступок.

По пакистанским стандартам Легари был честным и прямым человеком. Беназир выбрала его в президенты только потому, что думала, что он не слишком честолюбив и будет действовать по ее воле. Он был бы хорошим сторожевым псом. Разочарованным претендентам на президентский пост говорили: «Он, возможно, и не очень яркая личность, он человек немного ограниченный, но у него верное сердце».

Во время короткой встречи в январе 1999 года Легари рассказал мне, что именно эта встреча с Беназир, последняя из многих, оказалась решающей. Его терпение лопнуло. Он не мог больше выносить ее невоздержанность и высокомерие. Легари считал, что, если она останется на посту, в дела вмешается армия и убьет демократию четвертый раз в изменчивой истории его страны. Хотя и неохотно, но он решился использовать пресловутую восьмую поправку (подарок нации от последнего диктатора, генерала Зия-уль-Хака), дававшую президенту право смещать избранное правительство, и отправил правительство в отставку. В течение 90 дней были проведены новые выборы.

Главным обвинением, выдвинутым против Беназир и ее мужа, стала коррупция. Ходили слухи, что супружеская пара использовала положение Беназир как премьер-министра, чтобы сколотить громадное личное состояние и перевести свои активы за границу. Цена этого подарка судьбы обычно исчисляется в один миллиард долларов.

Немедленно после падения Беназир сенатор Зардари был арестован. До сего дня он томится в тюрьме в Карачи по обвинению в целой серии преступлений, для которых правительственные юристы еще не нашли доказательств, приемлемых даже в пакистанском суде, где требования к представленным доказательствам исключительно низкие. У государства до сих пор нет надежных свидетелей. Коллеги Зардари по бизнесу и его друзья остаются верными ему. Оказавшись замешанным в том, что теперь кажется генеральной репетицией Энронского скандала[104]104
  «Энрон» – крупнейшая американская энергетическая корпорация, обанкротившаяся в конце 1980-х годов, ее руководство в 1987 году было обвинено в мошенничестве и лжи.


[Закрыть], один из них, председатель «Пакистан Стил», предпочел покончить с собой, но не давать показаний против своего бывшего патрона. Некоторые из ярых сторонников Беназир, – а их остается немало – уверены, что ее политический престиж был подорван мужем, который является мошенником, позером, мотом и развратником. Во время встречи в Исламабаде с представителями Оппозиции Беназир пыталась защитить незадачливого министра инвестиций. Его неправильно поняли, сказала она, однако, не давая ей продолжить свою речь, аудитория начала мотать головами в знак несогласия и кричать: «Нет! Нет! Нет!» Она сделала паузу, а потом сказала со вздохом: «Удивляюсь, почему всегда так реагируют, когда бы я ни упомянула о нем?» Либо вопрос был риторическим, либо любовь действительно слепа.

Я не думаю, что Зардари был единственной причиной непопулярности Беназир. К несчастью, правительство Народной партии почти ничего не сделало для бедных в городе и деревне, чтобы создать себе электорат. Большинство министров Беназир на национальном и провинциальном уровне были так заняты набиванием собственных карманов, что не смогли заметить, как влияет на содержимое желудков голодающих детей недостаток продовольствия и несоблюдение необходимой диеты. Цифры детской смертности оставались неизменными в течение всего периода пребывания Бхутто в должности премьер-министра.

Беназир, окруженная близкими друзьями и льстецами, постепенно оказалась изолированной как от своего электората, так и от реальной действительности. На всеобщих выборах, последовавших за ее отстранением от власти, Народная партия потерпела позорное поражение. Пакистанский электорат, возможно, большей частью неграмотен, но, без сомнения, искушен в политике. Его настроение было продиктовано разочарованием, которое привело к апатии и скуке. Сторонники Беназир отказались за нее голосовать, но они не могли заставить себя голосовать за ее врагов. Вместо этого они просто остались дома. Мусульманская лига получила громадное большинство (свыше двух третей мест в Национальной ассамблее) из проголосовавшего меньшинства. Около 30 % граждан, имеющих право голоса, не потрудились прийти на избирательные участки.

Семья Шарифов вернулась к власти. На этот раз, в то время как Наваз стал премьер-министром, его младший брат Шахбаз стал главным министром Пенджаба. Их абаджи («дорогой отец»), Мухаммед Шариф, впав в старческое слабоумие, развлекался тем, что спонсировал назначение старых друзей послами и даже избрание президентом страны бородатого простака по имени Рафик Таррар, одного из фактотумов[105]105
  Фактотум (лат.) – служащий, имеющий, широкий спектр обязанностей; подручный, мастер на все руки, секретарь, верный слуга, доверенное лицо.


[Закрыть] абаджи. Что делало Таррара опасным, так это его открытая симпатия к фундаменталистской мусульманской секте Абдель-Хадис, которая имела собственную вооруженную организацию.

Из двух братьев именно Шахбаз показал себя более искушенным политиком. Посольство США любезно организовало ему поездку в Вашингтон для встречи в Белом доме с Сэнди Бергером[106]106
  Бергер Сэнди – советник по национальной безопасности в аппарате президента США Билла Клинтона (1994–2001).


[Закрыть]. Ни для кого не секрет, что Вашингтон стремился передать пост премьер-министра Шахбазу, предоставив Навазу его старую работу в Лахоре. Но самого абаджи при помощи такого плана завоевать было нельзя.

После того как братья Шарифы выиграли последние выборы, изменилось немногое, но почти никто и не ожидал, что произойдут существенные перемены. Коррупция, раскинув свои щупальца сверху донизу, распространилась так широко, что экономисты Всемирного банка и МВФ, посетив страну, ужаснулись масштабам этого кошмара. Местные остряки выразили замешательство при новости, что список самых коррумпированных стран мира возглавляет Нигерия. «Даже здесь, – говорят они, иронически сетуя, – мы не можем занять первое место. Жаль, что мы не подкупили агентство, составляющее этот список».

Элита продолжала расхищать богатство страны. Сначала камарилья Беназир воспользовалась своей очередью, а теперь опять пришло время братьев Шарифов. Нерегулярно выплачивается подоходный налог, политики, многие из которых являются землевладельцами, прямо отказываются вводить сельскохозяйственный налог, принадлежащие государству банки бесстыдно мародерствуют. Принуждаемые последовательно сменяющими друг друга правительствами одалживать деньги политикам, землевладельцы, бизнесмены и банкиры практически уверены, что эти деньги им не вернут. Безнадежные банковские займы обошлись почти в 200 миллиардов рупий (1$ = 60 рупий), что составляет примерно 70 % от общей доходной базы бюджета страны. Пакистан встретил новое тысячелетие с внешним долгом в 42 миллиарда и с внутренним долгом 70 миллиардов долларов, при этом общая сумма долга на 50 миллиардов долларов превышает валовой внутренний продукт.

А страна между тем продолжает загнивать: в Пакистане никогда не было бесплатного образования и здравоохранения, теперь правительство больше не может гарантировать субсидии на пшеницу, рис и сахар или обеспечить невинным людям защиту от случайных грабителей и убийц. Самый крупный город страны Карачи целое десятилетие находится в состоянии настоящей гражданской войны. Национальная организация беженцев (МКМ), или «Мухаджир Карни Махаз», объединившая говорящих на урду детей беженцев, которые переселились на новую родину из Индии в 1947 году, развязала войну с местными синдхами, а также с правительством. В вооруженных столкновениях уже погибло несколько тысяч человек с обеих сторон.

В этих условиях люди должны заботиться о себе сами. Уровень суицида все время возрастает, особенно среди бедных женщин и мужчин, доведенных до отчаяния нищетой, которая не дает им возможности прокормить своих детей. В январе 1999 года транспортный рабочий из Хайдерабада, которому два года не платили заработную плату, пришел в Пресс-клуб, облил себя бензином и поджег. Он оставил такое письмо:

«Я больше не могу. Я и мои друзья-рабочие уже долгое время протестуем против невыплаты нам зарплаты. Но никто не обращает на это внимания. Моя жена и мать серьезно больны, а у меня нет денег на их лечение. Моя семья голодает, а меня кормят тяжбами. Я не имею права жить. Я уверен, что когда-нибудь пламя от моего тела достигнет домов богачей».

Это отречение коррумпированным государством от своей традиционной роли, вкупе с неолиберальными экономическими предписаниями и исламским фундаментализмом, врученными стране аятоллами, ВМФ и Всемирным банком, открыло исламу дорогу в политику. На следующих друг за другом всеобщих выборах народ голосовал против консервативных партий, придерживающихся линии религиозного фундаментализма. С учетом численности населения избиратели в Пакистане отдают религиозным фундаменталистам меньше голосов, чем в Израиле. Религиозный экстремизм до сих пор укреплялся за счет государственного патронажа, а не за счет народной поддержки. Политические организации, которые парализуют страну в течение двух десятилетий, были творением покойного генерала Зия-уль-Хака, который получал политическую, военную и финансовую помощь от Соединенных Штатов и Британии все одиннадцать лет, пока был диктатором Пакистана. Западу уль-Хак был нужен, чтобы вести войну против бывшего СССР в Афганистане. Больше ничего не имело значения. ЦРУ закрывало глаза на продажу героина, вероятно, для того, чтобы было чем финансировать эту войну. Количество официально зарегистрированных в Пакистане наркоманов, употребляющих героин, выросло со 130 человек в 1977 году до 30 000 в 1988 году.

Именно в этот период (1977–1989) в стране была создана сеть медресе, большинство которых финансировалось сначала за счет иностранной помощи. Эти религиозные школы-интернаты стали основой обучения «ученых-богословов» нового типа. Поскольку еда и проживание в медресе были бесплатными, получить там привилегированное и уникальное образование стремились не только дети беженцев. Бедные крестьянские семьи были счастливы отдать сына в медересе. Они думали о том, что дома одним ртом будет меньше, а мальчик получит образование и сможет найти работу в городе или, если ему по-настоящему повезет, в одном из государств Персидского залива.

Вместе со стихами из Корана (заученными наизусть) и напоминаниями о необходимости вести праведную жизнь, этих детей учили не сомневаться. Единственной правдой была правда ислама, единственным кодексом поведения было то, что написано в Коране или в хадисах, добродетель находилась в бездумном повиновении. Каждый, кто восставал против имама, восставал против Аллаха. Эти медресе имели единственную функцию – они были «идеологическими яслями», предназначенными для производства фанатиков. В букварях, например, приводились такие примеры на буквы алфавита языка урду: на букву «джим» слово «джихад»; на «тай» – «топе» (пушки); на «кааф» – «Калашников», а на «хай» – «хун» (кровь).

Когда ученики становились постарше, их учили пользоваться сложным ручным оружием, а также изготавливать и закладывать бомбы. Агенты ИСИ проводили тренировки и обеспечивали надзор за учащимися. Они могли также наблюдать за развитием самых многообещающих студентов (по-арабски – талибов), которых позже отбирали и посылали в секретные военизированные лагеря для специального обучения, чтобы лучше подготовить их к «священной войне» против неверных в Афганистане.

Влияние «Джамаат-э-Ислами» во время правления уль-Хака возросло. Ее лидеры приняли на себя руководство этими школами. Эта партия всегда гордилась своей кадровой организацией, построенной на «ленинской модели» мелких подпольных ячеек. «Джамаат-э-Ислами» остерегалась массового членства, но это могло быть и потому, что ее, в свою очередь, остерегались массы. Теперь ее лидеры решили, что пришло их время. Они увидели в учащихся медресе потенциальных новообращенных, однако им пришлось разочароваться. Возникли новые проблемы. Поскольку доллары были легко доступны, возникли различные исламистские организации и начали конкурировать друг с другом за опеку над этими школами. ИСИ стала арбитром в религиозных диспутах различных фундаменталистских организаций, благоволила к одним организациям и не поощряла другие. Во время войны в Афганистане их энергия была растрачена. После того как окончилась первая война, Пакистан отказался признать коалиционное правительство Афганистана. Именно правительство Беназир Бхутто, при поддержке пакистанских подразделений коммандос, бросило в бой талибов, стремясь взять Кабул. Соединенные Штаты, боясь усиления иранского влияния в регионе, поддержали это решение.

«Зубы дракона», посеянные в 2500 медресе, принесли урожай из 225 000 фанатиков, готовых убивать и слепо умирать за свою веру, когда им прикажут религиозные лидеры. Генерал Назирулла-хан Бабар, министр внутренних дел во втором кабинете Беназир Бхутто, конфиденциально сообщил друзьям, что, поскольку талибы начали угрожать спокойствию Пакистана, он решил, что единственным решением проблемы является предоставление экстремистам своей собственной страны. В то время этот аргумент можно было бы посчитать обычным лицемерием, однако в свете того, что случилось через несколько лет, Бабар заслуживает, чтобы его судили как военного преступника.

С распадом Советского Союза «холодная война» скончалась, завещав каждому континенту своих сирот. Для Пакистана последствия этого сиротства оказались катастрофическими. Фундаменталистские организации уже сыграли свою роль, поэтому неудивительно, что Соединенные Штаты больше не испытывали необходимости снабжать их деньгами и оружием. В одночасье эти организации обратились в ярых противников своих бывших хозяев и стали мечтать о мести. Политические и военные лидеры Пакистана, которые верно служили Соединенным Штатам с 1951 года, почувствовали себя преданными и униженными равнодушием Вашингтона. Один отставной генерал сжато суммировал это так: «Пакистан стал презервативом, который был нужен американцам, чтобы войти в Афганистан. Мы выполнили свою задачу, и они думают, что нас можно просто спустить в унитаз».

Армия Пакистана – один из порочных отпрысков Пентагона в Азии – отказалась быть низведенной до статуса «ручной» армии Кувейта. Для того чтобы привлечь к себе внимание, Пакистан объявил себя ядерной державой, что возымело желаемый эффект. В Государственном департаменте Пакистан вписали в вернули в «Б-перечень» стран.

29 ноября 1998 года министр иностранных дел Сартадж Азиз попытался умиротворить Запад: «Я не вижу никакой возможности случайного возникновения ядерной войны между Пакистаном и Индией. Пакистан имеет эффективную систему командования и контроля». На научном уровне это заявление – чистейший вздор, но, даже если принять это во внимание, немедленно возникает вопрос. Что, если бы наши ночные кошмары приобрели реальные очертания и твердолобые исламисты захватили бы пакистанскую армию? Каждый политический лидер в Пакистане осознает эту опасность. Грубая попытка Наваза Шарифа обуздать и использовать ислам в политике, нарядившись в одежды фундаменталистов, закончилась предсказуемым крахом.

Ирония настоящей ситуации состоит в том, что религия в Пенджабе всегда была связана с отдыхом. Старая традиция мистицизма суфиев, которая подчеркивает общность отдельной личности с Создателем и враждебна ко всяким проповедникам, глубоко укоренилась в деревне. Могилы старых святых суфиев, веками служившие местом проведения различных праздников, участники которых пели, танцевали, пили, вдыхали бханг и прелюбодействовали в сердце своем, после введения военного положения генерала уль-Хака не слыша ли громких голосов веселящихся. Людям пришлось отказаться от этих простых удовольствий.

Эта совершенно несвойственная Пенджабу форма религиозного диктата не пришла в Пакистан невесть откуда. Она была одобрена Вашингтоном, оплачена саудовскими нефтедолларами и любовно взлелеяна генералом уль-Хаком. В результате родилось безумие. Едва ли можно сомневаться в том, что большинство организаций, которые, как грибы, выросли в последние пять лет, имеют опасный и саморазрушительный характер. 90 % пакистанских мусульман являются суннитами, остальные – в основном шииты. Сунниты делятся на две основные религиозно-философские школы: деобандов – сторонников ортодоксии, и барелви, исповедующих ислам, несущий существенный отпечаток местных культурных особенностей региона.

В течение многих лет шли литературные диспуты, в которых публично принимали участие муллы и ученые-богословы. Теперь их больше нет. Каждая организация теперь предъявляет исламу претензии, моральные и политические. Споры теперь решаются не посредством дискуссии, а посредством автоматов и массовых убийств. Некоторые партии деобандов требуют, чтобы шиитов объявили еретиками и предпочитают, чтобы они были физически истреблены. Много лет идет фактически гражданская война между сектами. Сунниты «Сипах-э-Сахаба» (буквально – «Солдаты сподвижников Пророка») напали на шиитские мечети в центре Лахора и вырезали верующих-шиитов во время молитвы. Шииты ответили тем же. Они создали организацию «Сипах-э-Мухаммед» (буквально – «Солдаты Мухаммеда»), добились поддержки Ирана и начали требовать страшной мести. Несколько сотен человек, главным образом шиитов, погибли во время массовых религиозных столкновений.

В январе 1999 года вооруженная группировка талибов захватила целый ряд селений в области Ганга в Северо-Западной пограничной провинции Пакистана. Они провозгласили, что эта область будет жить строго по «исламским законам» и срочно устроили публичное разбивание телевизоров и тарелочных антенн в селении Заргари. За этим последовало сжигание 3000 «непристойных» видео и аудиокассет на маленькой площади в Лукки.

Есть что-то комическое в этой враждебности к телевидению, и это напоминает один из ситуационистских спектаклей 1960-х годов, однако юмор, увы, талибам не свойствен. Лидер этого движения Хуссейн Джалали хочет распространить афганский опыт и на Пакистан. После сжигания телевизоров он провозгласил, что «руки и ноги ворам будут отрубать и всех преступников также будут судить в соответствии с законами ислама…»

«Что мы можем сделать?» – с болью спросил меня сторонник братьев Шарифов.

Я указал на то, что правительство вооружило некоторые из этих негодяев с целью нанести вред соседнему Кашмиру, но ведь и наша раздутая армия тоже была вооружена. Почему же ее не попросили разоружить эти группы? На этом разговор кончился. Нет никакого секрета в том, что фундаменталисты уже давно проникли в армию. Что отделяет их от религиозных старорежимных организаций, так это то, что они хотят захватить государственную власть, а для этого им нужна армия.

Фактически, одной из наиболее опасных организаций этого типа является ИСИ; ее политическое крыло стремилось внедрить в Пакистане саудовскую модель государственного устройства, однако без монархии. У них есть сторонники по всему миру, в том числе в Британии и в Соединенных Штатах. Их целью является обеспечение «джихада» во всем мире военными кадрами и деньгами. Это самая ортодоксальная из суннитских сект, и она представляет меньшинство, за исключением того, что ее сторонником является президент страны, а министры правительства украшают ее собрания своим присутствием. Их штаб в то время находился в Лахоре, и меня уговорили пойти туда и взять у них интервью, однако при виде тридцати вооруженных до зубов охранников я решительно отказался от этого мероприятия.

Военизированное крыло ИСИ, «Лашкар-и-Тайаба» (буквально – «Солдаты Медины»), не могло существовать без патронажа армии. В организацию входит 50000 боевиков, и она является лидирующей группой, выступающей за «джихад с целью освобождения Индийского Кашмира». Ее пехотинцы проходят военное обучение в восьми специальных лагерях на территории Кашмира, контролируемой Пакистаном, финансируются Саудовской Аравией и правительством Пакистана. Организация вербует новобранцев из бедных семей и уже потеряла в Кашмире несколько сотен своих членов. Правительство платит руководству организации по 50 000 рупий (примерно 500 фунтов) за каждого погибшего: 15 000 рупий идут семье «мученика», а остальные – в фонд организации.

Партия «Харкатул Анзар» (буквально – «Движение добровольцев»), когда-то финансировавшаяся Соединенными Штатами и поддерживаемая ИСИ, была в 2001 году объявлена Государственным департаментом США террористической организацией. После чего она быстро изменила свое название на «Харкатул Муджахидин». Ее бойцы были в рядах самых преданных талибов, а ее тренировочные лагеря перенесли из Пенджаба в Афганистан. Лидер этой организации Усама бен Ладен до 11 сентября 2001 года поддерживал тесные контакты с ИСИ. Перед этим днем его сторонники предупредили правительство, что любая попытка похитить его или запретить организацию приведет к немедленной гражданской войне в Пакистане. Они утверждали, что армия никогда не согласится на то, чтобы ее использовали против бен Ладена и его сторонников, однако удары по Америке 11 сентября 2001 года изменили ситуацию и хотя бы временно изолировали исламистов внутри армии.

Эти организации хотели взять на себя руководство Пакистаном. Они мечтали о создании Исламской федерации, которая распространила бы власть талибов от Лахора до Самарканда, за исключением «еретической» республики Иран. При всей своей несообразности и бессмысленной злобе их цели привлекают людей, хотящих, чтобы в их жизни был хоть какой-нибудь порядок. Если эти фанатики пообещают накормить этих людей и дать образование их детям, то те готовы будут отказаться от наслаждения передачами «Си-Эн-Эн» и «Би-Би-Си Уорлд».

Воистину пугающее стремление исламских боевиков сложить голову в борьбе, даже если они сами окажутся жертвами террористических актов, отличает новую волну движения исламистов в Пакистане. К счастью, они все еще составляют в стране меньшинство, но все это могло бы измениться.

Однако в стране произошло нечто старое, но полное совершенно нового смысла. Да, это был еще один переворот, но отличающийся от прочих – в первый раз армия захватила власть без одобрения Вашингтона. В октябре 1999 года Наваз Шариф при поддержке США попытался снять генерала Мушаррафа с поста начальника Генерального штаба пакистанской армии. Это планировали сделать, когда генерал был в Шри Ланке с официальным визитом. План произвел обратный эффект: генералы отказались поддержать снятие своего шефа с должности. Мушарраф ринулся домой и взял на себя руководство страной, и братья Шарифы были посажены под арест. Новый военный руководитель вскоре обнаружил, что избавиться от коррупции, модернизировать страну или, что важнее всего, обуздать вооруженные фундаменталистские группы не так легко. А потом, 11 сентября 2001 года, небольшая группа исламистов решила взорвать Пентагон и башни-близнецы в Нью-Йорке. Соединенные Штаты жаждали мести, и под ударом оказался весь регион. На короткое время Пакистан вновь стал ключевой фигурой, и вновь причиной этого стал Афганистан.