Текст книги "Столконовение цивилизаций: крестовые походы, джихад и современность"

Автор книги: Али Тарик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 35 страниц)

После событий 11 сентября Соединенные Штаты получили в западном мире почти всеобщую поддержку, они завоевали симпатии государств и правительств, а также западных интеллектуалов, когда вступили в войну в Афганистане. Это единодушие, подпорченное разногласиями по «палестинскому вопросу», сейчас, в связи с новой войной в Ираке, разъедают серьезные проблемы. Здесь, в отличие от Боснии, Косово и Афганистана, мнение Запада неоднозначно. Немногие европейские лидеры, кроме Блэра и Берлускони, в восторге от новой войны. Вряд ли несогласные послужат США помехой, а некоторые из них закончат тем, что станут поддерживать эту военную авантюру, но они прекрасно осознают, что в Европе ширится массовое антивоенное движение. В Италии и Британии оно мощнее, чем в других местах, однако эта мощная сила вполне может распространиться по всему континенту.

А как насчет тех интеллектуалов, которые раньше критиковали империализм, а теперь попались в ловушку из-за событий 11 сентября? Многие стали теперь громогласными сторонниками американского империализма. В данном случае я имею в виду не Салмана Рушди, Мартина Амиса и прочих, когда-то подвизавшихся в либеральной прессе по обе стороны Атлантики. Они вряд ли переменятся. Решение Рушди позировать для обложки французского журнала, завернувшись в звездно-полосатый флаг, возможно, просто временное помрачение рассудка. Его вновь обретенная любовь к Империи может оказаться такой же кратковременной, как и обращение в ислам. Нет никаких признаков того, что это происходит, однако надежда умирает последней…

Нет, меня больше интересует другая часть общества: те мужчины и женщины, которые когда-то активно работали в левом движении. Некоторые из них совершили стремительный марш-бросок: с отдаленных окраин радикальной политики в прихожие Государственного департамента США. Как большинство перебежчиков, они демонстрируют свою агрессивную самоуверенность. Отточив свое полемическое и идеологическое мастерство в рамках левого движения, они теперь обратили его против своих старых соратников, и именно поэтому они стали полезными Империи «болванчиками». Их используют и выкинут. Те немногие, которые все еще мечтают стать сомалийской, пакистанской, иракской или иранской копиями афганской марионетки, Хамида Карзая, тоже, вероятно, разочарованы. Очередь длинна, трансплантация на другом континенте стоит дорого, и операция может не удаться. А что еще более важно – до власти могут быть допущены только испытанные, проверенные агенты. Большинство бывших марксистов-маоистов-троцкистов еще не прошли освидетельствование и не получили «сертификат соответствия». Чтобы его пройти, они должны полностью переписать страницы своего прошлого и признать, что были неправы, поддерживая в те или иные времена старых врагов Империи на Кубе, во Вьетнаме, Анголе, Индонезии, Афганистане, на арабском Востоке и т. д. Другими словами, они должны пройти тест Давида Горовица. Горовиц, сын старых коммунистов и биограф покойного Исаака Дойтчера, подверг свое мировоззрение самой изумительной чистке, которую видела Америка постсемидесятых годов. Сегодня он – лидер правых полемистов, постоянно развенчивающий мягкотелых либералов, мостящих дорогу для еще более низменных личностей в стане левых.

По сравнению с ним Кристофер Хитченс все еще должен казаться маргинальной и несколько фривольной фигурой, хотя его нынешний соратник Канан Макия, определенно, прошел бы тест Горовица. В отличие от Хитченса, который в 1990 году резко возражал против Войны в Заливе, Макия, англо-иракский фаворит из крыла Ричарда Перла в Государственном департаменте, выбрал тот же самый год для того, чтобы переметнуться в стан противника. Хотя он, во всяком случае, последователен. Поскольку он был сторонником оккупации Ирака на японский манер, то его потряс тот факт, что Буш отказался от роли Освободителя и стал действовать в том духе, которой тогда считался отвечающим жизненно важным интересам США, а именно – оставил Саддама у власти. Но если Макия и был раздосадован таким предательством, то теперь, когда его представляют в ток-шоу по обе стороны Атлантики и в программах новостей как «голос Ирака», он не подает и виду, что был чем-то недоволен. Однако у меня такое чувство, что даже теперь его амбициям не позволяют реализоваться, он стал слишком нетерпелив. Представленный либеральной лондонской газетой «Гуардиан» как «самый выдающийся иракский мыслитель-диссидент», Макия провозгласил: «11 сентября установило целиком и полностью новый стандарт относительно того, чего можно было бы достичь, и если вы в террористическом бизнесе, вы начинаете с того, что много думаете. Вам понадобятся союзники. А если вам понадобятся союзники в террористическом бизнесе, вы обратитесь за помощью к Ираку».

Эта, весьма далекая от того, чтобы быть выдающейся мыслью, абсолютная чушь, высказывать которую постыдилось бы большинство уважающих себя офицеров разведки по любую сторону Атлантики. Но Макия будто бы лишился рассудка. Он так страстно стремится полететь вместе с ребятами из 82-й воздушно-десантной дивизии, что его способность выписывать одно над другим замысловатые утверждения, не подкрепленные какими бы то ни было эмпирическими фактами, не имеет никаких границ. Ни одной разведывательной службе США не удалось доказать, что Ирак имеет хоть какое-то отношение к событиям 11 сентября. Попытки Тони Блэра заставить британских разведчиков изготовить досье, доказывающее эти связи, неожиданно привели к неприятным последствиям для него самого. Может быть, следовало проконсультироваться с «самым выдающимся иракским мыслителем», но поскольку таких связей не существовало, американская администрация, чтобы оправдать войну в Ираке, переключилась на другие проблемы, такие как обладание «опасным оружием».

13 сентября 2001 года Хитченс начал с глубокомысленного заявления, что «аналитический момент» должен быть «на неопределенное время отложен», но тем не менее связал нападения 11 сентября с прежней политикой Соединенных Штатов и критиковал Буша за то, что тот спутал терроризм с войной. Однако очень скоро Хитченс переключился на осуждение тех, кто выступал с такой же, но гораздо более острой критикой, и начал рассуждать о предполагаемых «фашистских симпатиях мягкотелых левых» – Ноама Хомского, Гарольда Пинтера, Гора Видала, Сьюзен Зонтаг, Эдварда Сайда и прочих. В последних своих появлениях на телеэкране он был скучен, как бармен из салуна, и ничем не походил на того критика, который сорвал нимбы с голов Киссинджера, Клинтона и Матери Терезы.

Все чаще разглагольствуя в духе помпезных неоконсерваторов, которых сам же когда-то высмеивал, Хитченс впрягся в телегу самого любимого Пентагоном иракского изгнанника и фаворита нефтяных интересов США, Ахмеда Чалаби. От имени Иракского национального конгресса (ИНК) этот старый мошенник получил в начале 1990-х годов от СИС от 60 до 70 миллионов долларов. Государственный департамент впоследствии обвинил ИНК в неспособности считать деньги и в том, что ИНК истратил слишком много средств на путешествия его лидеров по миру и поддержание высокого уровня жизни для его членов. Комментатор-ветеран Арно де Борчгрейв, которого уж никак не упрекнешь в радикализме, написал о том, как Чалаби обжулил свой собственный Иорданский банк:

«Мысль о том, что Чалаби становится “человеком Вашингтона” в Багдаде, никого так не поражает, как иорданских лидеров – и прошлых, и современных. 9 апреля 1992 года Чалаби был приговорен иорданским судом государственной безопасности к 22 годам каторжных работ по тридцати одному обвинению в растрате, воровстве, нецелевом использовании вкладов и спекуляциях с иорданскими динарами. Суд также вынес суровые приговоры и приговорил к штрафам 16 других людей, в том числе нескольких братьев и близких родственников Чалаби, которые были членами совета директоров его «Петра-банка» или владельцами компаний-филиалов.

Чалаби, осужденный судом короля Хуссейна, был переправлен через границу в Сирию в багажнике принадлежащего королевскому дворцу автомобиля. Чалаби утверждает, что через границу его перевез бывший кронпринц Хассан. Но и водитель, и подруга Чалаби, организовавшие побег, отрицают это…

А вот чего никто не отрицает, так это того, что третий по величине иорданский «Петра-банк», принадлежавший Чалаби, лопнул, а около 300 миллионов долларов, лежавших на депозитных счетах, внезапно исчезли…

За 12 лет, прошедших со дня основания Чалаби банка до банковского краха, этот отпрыск богатой и облеченной властью иракской шиитской семьи завоевал себе репутацию контактами на самом высоком уровне. Когда в 1988 году стоимость динара на черном рынке резко упала, в Аммане каждый знал, что один из самых активных покупателей долларов – «Петра-банк». А когда управляющий Центральным банком Мохаммед Саид Набулши пытался добиться выполнения требования, чтобы банки депозитировали 30 % своих иностранных финансовых активов в Центральном банке в рамках мер по поддержке валюты, «Петра-банк» оказался не в состоянии выполнить это требование[3]3
  Арно де Борчгрейв, «Комментарий», «Вашингтон Таймс», 29 ноября 2002.


[Закрыть].

Следует ли из всего этого то, что Чалаби не способен управлять оккупированным Ираком? Напротив. На самом деле этот растратчик, фаворит Хитченса и иже с ним, как нельзя более подходит на роль самого выдающегося политического лидера нового иракского государства. Чалаби уже пообещал провести после «освобождения Ирака», когда он станет (как считает сам) его лидером, две «реформы»: иракская нефть будет приватизирована и передана американским компаниям, кроме того, в течение трех месяцев он признает Израиль. По крайней мере, у этого старого плута нет никаких иллюзий по поводу того, каковы истинные цели войны, которую ведут его хозяева.

Что объединяет всех лояльных к Империи, так это непоколебимая вера в то, что, несмотря на определенные недостатки, военная и экономическая мощь Соединенных Штатов направлена исключительно на реализацию идеи освобождения от тирании, и по этой причине необходимо поддерживать США в борьбе против всех, кто бросает вызов их мощи. Немногие предпочитают Бушу Клинтона, однако они признают, что это тривиальное самооправдание. В глубине души они понимают, что Империя всегда превыше своих лидеров.

А вот о чем они забывают, так это о том, что империи всегда действуют в своих собственных эгоистических интересах. Британская империя умно эксплуатировала антирабовладельческое движение, чтобы колонизировать Африку, точно так же как Вашингтон гуманно выкручивает руки неправительственным организациям (НПО), чтобы распространить сегодня свои новые войны. Однако чрезмерно ретивые сторонники США в континентальной Европе начинают раздражать Чейни и Рамсфилда. В Вашингтоне смеются, когда слышат, как европейские политики рассуждают о реанимации Организации Объединенных Наций.

Империя укрепляет свою мощь, создавая сатрапов, которые принимают ее экономические приоритеты и стратегический контроль. Неолиберальная экономика, навязанная жрецами Международного валютного фонда, довела страны на всех континентах до нужды, а их население – до грани отчаяния. Социальной демократии, которая казалась такой привлекательной во время «холодной войны», больше не существует. Бессилие демократических парламентов и политиков, которые обитают в них с тем, чтобы что-то изменить, дискредитировали демократию. Дружище капитализм может выжить и без нее.

В то время когда большая часть мира – самыми яркими примерами являются Латинская Америка и Южная Корея – начинает уставать от американского «освобождения», множество либералов словно онемели. Историю не столько переписывают, сколько игнорируют ее существование. Как раз то самое, чего я делать никогда не мог. Даже будучи подростком, я жадно интересовался историей и обнаруживал ее воздействие во всех сферах жизни.

Интересное явление нарушало порядок моих первых визитов в Соединенные Штаты: меня преследовали видения. В отличие от тех, которые являлись Жанне д’Арк, мои видения были призрачного, а не божественного происхождения. Один образ преследовал меня особенно настойчиво. Я смотрел вниз из иллюминатора самолета на обширные пространства и представлял себе тысячи коренных американцев, занятых повседневными делами. Чаще всего они сидели на лошадях, они охотились, или белые захватчики охотились за ними.

Иногда я представлял себе их, спорящих друг с другом в своих селениях о том, как лучше всего дать отпор белым пришельцам.

В первый раз это случилось в конце зимы 1969 года. Я летел из Нью-Йорка в Миннеаполис. Подо мной лежал толстый ковер слоистого снега, перечеркнутый неправильными линиями деревьев, которые напоминали виселицы. Внезапно я увидел беспорядочную толпу темнокожих мужчин, женщин и детей, их тела были одетые в меха и буйволовые шкуры; солдаты в форме гнали их, как пастухи стадо. Я отвернулся от окна и углубился в недочитанный роман, лежавший у меня на коленях. Когда я ближе познакомился с Соединенными Штатами, эти видения начали блекнуть и вскоре исчезли навсегда. От них остались живые воспоминания, но я больше не вижу их во время путешествий.

Почему эти видения посещали меня? Боюсь, по самой банальной причине. Это был кумулятивный эффект всех вестернов, которые я смотрел во время моей напрасно растраченной в Лахоре юности. Это было в пятидесятые годы. Происходила смена «имперской гвардии». Юнион Джек[4]4
  Флаг Великобритании.


[Закрыть] убрался домой. Постколониальный Пакистан стал реципиентом предметов потребления со звездно-полосатой маркировкой. Эти предметы являлись символами жесткой или мягкой власти: Голливуд, Элвис Пресли, кока-кола и военное оборудование.

Мы отчаянно хотели быть современными (а в моем случае еще и антиимпериалистами) и поэтому т. н. мягкая власть жадно потреблялась. Другое дело – как она переваривалась. Я был потрясен, увидев, как много «красных индейцев» регулярно и хладнокровно убивают на экранах кинотеатров «Регал» и «Плаза» в центре Лахора. Они не были для нас «бандитами», и я всегда хотел, чтобы они победили, хотя это и не соответствовало бы исторической правде. Эти видения часто посещали меня. Они вызвали у меня всепоглощающий интерес к истории американских индейцев. Я постоянно выискивал названия их племен в разных энциклопедиях; бродил по букинистическим магазинам и библиотекам, отыскивая все, что было там в наличии. Я очень много думал о них. Позже я прочел, что на языке индейцев сиу «черная гора» звучит как «паха сапа». На моем родном пенджабском языке слово «гора» звучит как «пахар», а «черная» – «сиах». Довольно похоже. Как же эти слова пересекли Сибирский ледяной мост бог знает сколько лет назад? Являются ли они вообще индейскими? Вестерны вызвали множество вопросов, на которые Голливуд никогда не смог бы ответить.

Эти давние мысли о первых обитателях обеих Америк хранились в одной из ячеек моей памяти и вновь впервые изверглись оттуда, когда я посетил США. Чему они научили, эти бесконечные дни, проведенные внутри кинематографической реконструкции жестокого прошлого, истории о когда-то расширявшейся границе? Какую бы сторону вы ни поддерживали, один факт неопровержим. Власть, установленная поселенцами над коренными обитателями Америки, стала результатом чистого принуждения. Согласия не искали и не желали.

Протестантский фундаментализм подогревал стремление первых поселенцев к перемене мест, и эта идеология, вкупе с более совершенной технологией и ремеслами, стала краеугольным камнем в фундаменте колоний в Новом Свете: «Так Господь повелел своему народу изгонять язычников». В 1637 году фанатики предали огню поселение индейского племени пектоов в Коннектикуте. Четыреста человек из этого племени были сожжены заживо, хотя и пытались спастись. Один из колонистов писал: «Это было страшное зрелище – видеть, как они горят в огне… и ужасны были смрад и вонь; но эта победа стоила такой жертвы, и они вознесли за нее хвалу Господу».

Протестанты не ставили себе целью «цивилизовать» язычников. Этой слабости были подвержены католики – испанцы и португальцы, – которые захватили Южный континент. Оба континента были названы «Америка» в честь флорентийского путешественника Америго Веспуччи, который приплыл с испанской экспедицией в Венесуэлу в 1499 году, а впоследствии с португальцами спустился к побережью будущей Бразилии. Они тоже в больших количествах убивали коренных жителей, но тех было около 57 миллионов, а рабочей силы не хватало. Некоторых пришлось обратить в «истинную веру». После этой очистительной процедуры многократно возросло число смешанных браков. Протестанты, которые остались на Северном континенте, были пуританами и придерживались буквальной интерпретации Ветхого Завета. Они искренне верили, что истребление является самым простым и милосердным решением в отношении инакомыслящих. Такова была Божья воля. Уверенность в своей правоте, которой были отмечены имперские авантюры Америки, присутствовала с самого начала.

Через двести лет после массового убийства в поселении племени пекотов некоторые из самых утонченных поэтов, писателей и интеллектуалов Америки создали произведения в таком же ветхозаветном духе. Послушайте, как великий здравомыслящий ум, Оливер Венделл Холмс с важным видом разглагольствует о ценностях цивилизации! Он называл коренных американцев «наброском, сделанным красным карандашом на холсте перед тем, как изобразить на нем в красках настоящее человечество… Негодные, сэр, негодные! Временная раса, сэр, и ничего более… уходящая со сцены в соответствии с программой».

Пишущий в патриотическом духе Уолт Уитмен, как и многие другие граждане «демократии с крепкими мускулами», восхищался расширением границ новой республики.

Что делать Мексике, бесполезной Мексике, с ее предрассудками, ее пародией на свободу, ее тиранией немногих, что ей делать с великой миссией заселения этого нового мира благородной расой? Это нам выполнять эту миссию… Мы со своей стороны взялись увеличить нашу территорию и мощь не с сомнением, а с верой христианина в божественное таинство.

Даже Мелвилла – самого великого из американских романистов – соблазнила эта программа. Однако он, так же как и его друг Хауторн, не мог переварить зверства переселенцев в отношении коренного населения. Подобно Уитмену, он воспевал американо-мексиканскую войну, но нездоровый патриотизм все же соседствовал в нем с более приличными инстинктами, которые требовали защитить права «туземцев». Это неразрешимое противоречие прослеживается на протяжении всего романа «Моби Дик», впервые опубликованного в 1815 году. Корабль, который рыщет в океане в поисках белого кита, называется «Пикуад». Это племя было почти полностью истреблено, а Мелвилл в определенном смысле обессмертил его название. На заключительных страницах его великого романа мы читаем об американском орле, «эта птица небес с пронзительными апокалиптическими воплями» погружается в воду вместе с проклятым кораблем. И «Пикуад», и орел лежат на дне океана. Кит взял Ахаба.

По сути мир не был установлен даже после кровопускания в период Гражданской войны между Севером и Югом: эпической вагнеровской поэме суждено было стать отчасти мифом, отчасти трагедией. Состарившегося Уитмена переполняло мрачное отчаяние. Чем все это кончится? Однако северное и южное государства всегда были спаяны общей судьбой. На их единстве стоит печать из крови индейцев и филиппинцев. Не все раны Гражданской войны будут залечены, но глобальное пиратство стало целительным эликсиром, хотя и не на любой вкус.

Стало легче, когда внутренняя Империя консолидировалась посредством доктрины президента Монро, в которой заявлялось о намерении контролировать латиноамериканские «задворки Империи» в качестве «жизненного пространства» и конечно же доминировать там. Этот процесс установления гегемонии вдохновлял и германских теоретиков Третьего рейха. Доктриной Монро особенно восхищался Карл Шмидт, который черпал воду из того же колодца, чтобы оправдать нацистский порядок в Европе, – «"Grossraum", или «расширение жизненного пространства».

Модель того, что надлежит делать диссидентам, была создана в последнем году девятнадцатого столетия. Более ста лет назад Марк Твен, шокированный шовинистской реакцией на «боксерское восстание» в Китае и оккупацией Соединенными Штатами Филиппин, ударил в набат. Империализм стал проблемой. Ему нужно было противостоять. В результате в 1899 году в Чикаго была учреждена Американская антиимпериалистическая лига, число членов которой в течение двух лет достигло полумиллиона человек. Ее члены-основатели, среди которых были Марк Твен и Т.У. Хиггинсон, подвергались яростным нападкам в борьбе против Л.Э. Райта, второго генерал-губернатора Филиппин. Тот когда-то сражался за Конфедерацию и не нуждался в том, чтобы его учили, как обращаться с филиппинцами.

Журнальные статьи и памфлеты для Лиги писали самые талантливые писатели и мыслители Америки, в том числе Генри и Уильям Джеймс, У.Э.Б. Дюбуа, Чарльз Эллиот Нортон, Уильям Дин Хоулз и Фредерик Дуглас-младший. Они писали эссе, короткие рассказы и стихи и стояли с Твеном плечом к плечу, протестуя против империалистических войн. В ноябре 1916 года, накануне вступления США в Первую мировую войну, «Харпер Мансли», который был тогда, как и сейчас, рупором здравого смысла среди безумия, опубликовал едкое эссе Марка Твена. «Горластая горстка», о которой писал Твен, до сих пор с нами:

«Горластая горстка», как обычно, будет ратовать за войну. Проповедники будут возражать сначала осторожно и осмотрительно; великая и могучая тупая масса нации протрет свои заспанные глаза и попытается увидеть, почему должна быть война, и скажет честно и негодующе: “Это несправедливо и бесчестно, и в этом нет никакой необходимости”.

Тогда Горстка загорланит еще пуще. Какая-то часть честных людей с другой стороны будет спорить, письменно и устно приводить причины, по которым она против войны, и сначала их будут слушать, и им будут аплодировать, но долго это не продлится. Их перекричит Горстка, и антивоенная аудитория начнет таять и терять популярность.

Вскоре вы увидите интересные вещи: ораторов, которых камнями сгоняют с трибуны, орды разъяренных людей, подавляющих свободу слова, и в глубине души действующие всегда заодно с теми, кто побивает камнями ораторов. И вот уже вся нация – и проповедники, и все остальные – испустит боевой клич; сама нация хрипло загорланит и затопчет любого честного человека, который рискнет открыть рот; и вскоре такие рты перестанут открываться.

Вслед за этим государственный муж выдумает дешевую ложь, возложив вину на страну, которая подвергается нападению, и каждый обрадуется этим успокаивающим совесть лживым утверждениям, и будет усердно повторять их, откажется слушать любые опровержения, и, таким образом, скоро убедит самого себя, что война справедлива, и будет благодарить Бога за то, что стал намного лучше спать после этого абсурдного самообмана»[5]5
  «Марк Твен: Социальная критика», Филипп С. Фоунер, Нью-Йорк, 1958.


[Закрыть].