Текст книги "Семеро по лавкам, или "попаданка" во вдову трактирщика (СИ)"

Автор книги: Алёна Цветкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

Глава 12

Всю ночь мне снились кошмары. «Он» догонял меня, а я бежала по вспаханному полю, спотыкаясь и падая. Пот застилал глаза, дыхание сбивалось, а за спиной неотступно слышались шаги. Больше всего хотелось оглянуться, но страх увидеть «его» прямо за спиной сковывал. Просыпалась я лишь тогда, когда ужас становился нестерпимым.

Утром встала с рассветом, разбитая, ещё более уставшая, чем накануне. Авдотья, увидев меня так рано (обычно я любила поспать подольше), удивилась. Но, разглядев помятое лицо и опухшие глаза, нахмурилась:

– Ты будто всю ночь не спала… Неужто была с кем? – Она недовольно поджала губы, словно намекая на «почтенных» вдов, что не спят ночами.

– Угу, – буркнула я, проходя на кухню. – Со своим кошмаром.

Авдотья на миг замолчала. Видимо, ждала, что я начну отнекиваться, уверять, будто ей показалось. Моё признание выбило её из колеи, но ненадолго.

– И кто ж это? Он жениться-то собирается, али так… позабавился?

Я усмехнулась. Направление мыслей кухарки было ясно с самого начала, я даже ждала этой реплики, чтобы слегка подразнить собственную злость.

– Вот уж не надо мне такого мужа… Мне и одной ночи с ним хватило. Пусть валит на все четыре стороны.

Авдотья вновь потеряла дар речи. Ошеломлённо уставилась на меня, лихорадочно подбирая слова.

Мне казалось, что, поддев кухарку, я избавлюсь от неприятного послевкусия бессонной ночи, того тяжёлого комка в груди, похожего на оплывшую грязь. Но «нехорошее» веселье не помогло: напротив, ощущение лишь усилилось, разлилось по телу, отдаваясь давящей болью в висках.

– Да не было у меня никого! – призналась я. – С чего ты вообще такое взяла? Сон дурной приснился, вот и не выспалась.

– Давно тебе говорю, что к знахарке сходить надобно, – привычно заворчала Авдотья. – Или замуж… Уж с мужем то, поди, в постели кошмары мучить не станут. А то, ишь, вздумала над старухой подшучивать. «С кошмаром, говорит, спала… Глаза, говорит, у тебя, как колёса…» Всё от нервов, от нервов…

Хевву для гостей мы готовили вдвоём. Я лишь помогала: чистила и рубила варёные яйца, нарезала хлеб. И вот что странно, сегодня запах рыбной муки уже не казался ужасным. Ну, рыба… Ну, пахнет немного… Зато не тухлое мясо, как этой ночью.

Выйдя в гостевой зал, чтобы занять своё место за баром, я вдруг вспомнила, как вчера незнакомец одним взмахом руки очистил пол от стружки. Теперь это уже не казалось чудом. «Ну, убрал… Ну, одним взмахом… Подумаешь…»

Если покопаться в памяти Олеси, можно было вспомнить: в этом мире среди людей изредка встречаются маги. Вот и объяснение, почему у обычного человека столько верблюдов, цена редкости всегда высока. Будем считать, что вчерашний жест незнакомца мага, плата за неудобства, которые его люди создали.

Караванщики, увидев хевву на столах, радостно загомонили. Похоже, их не просвещали о тонкостях договора с госпожой Омул. Саму госпожу я так и не увидела. Как и вчерашнего незнакомца, он так и не появился.

Поблагодарить за гостеприимство пришёл Кроп. Он же принёс ещё один мешочек с рыбной приправой и пообещал, что на обратном пути караван снова остановится у нас. Я не нашла в себе сил отказать. Сегодня вчерашняя ужасная трапеза уже не казалась страшной, ничто не могло сравниться с тем ужасом, что я испытала во сне.

Кроп уже уходил, когда я спохватилась:

– Подождите! – Кинулась за ним и догнала у входа в трактир. – Простите, но я хотела бы знать, что случилось с господином Омул?

Брови Кропа взлетели на лоб:

– С кем?! С господином Омул?!

Я кивнула.

– Вы хотели сказать, с госпожой Омул? – уточнил он.

– Нет, – мотнула я головой. – С её братом. Мы говорили с ним вчера вечером.

– А! – Лицо Кропа прояснилось. – Вы, наверное, имели в виду Олива. С ним всё хорошо. Насколько я знаю, он сейчас спит…

Он замялся, потом всё же предложил:

– Если хотите, я могу ему что нибудь передать…

– Нет, – отмахнулась я. – Не нужно. Просто я немного удивлена, что он не пришёл попрощаться.

«В самом деле, – думала я, – вчера вечером звал замуж, а сегодня просто спит, вместо того чтобы сказать „до свидания“?»

– Ничего странного, – улыбнулся Кроп уголками губ, хотя глаза продолжали смотреть с профессиональным прищуром. – Вчера Олив потратил много сил на празднике. Теперь будет отсыпаться не меньше суток.

Я рассмеялась. Вот в чём дело! И, неожиданно для себя, добавила:

– Тогда передайте ему привет от меня.

Кроп кивнул и вышел. А я осталась у двери, размышляя: зачем мне это понадобилось? Что за выкрутасы подсознания?

Деньги, полученные от караванщиков, я поделила пополам: половину убрала на чёрный день, остаток потратила на ярмарке.

Сначала купили продукты – почти в два раза больше обычного. Авдотья довольно потирала руки: полки в хладнике и кладовой наконец заполнялись.

Потом приобрели лошадку с повозкой. Платить за каждую доставку продуктов по две монеты было дорого, а таскать мешки на себе – ещё дороже. Здоровье беречь надо: современной медицины тут нет, только знахарки с пучками трав и батюшки с молитвами.

Повозка страшно скрипела и выглядела изрядно потрёпанной: на каждой кочке из неё сыпалась труха. Лошадь оказалась старой клячей, которую крестьянин привёл на живодёрню, она уже не могла пахать. Но всё вместе стоило всего пятнадцать монет. Я радовалась: теперь можно экономить на доставке.

Дети были в восторге. Лошадку назвали Звездой. В первый же вечер её так затискали и закормили, что она, кажется, решила: бывший хозяин всё таки сдал её живодёру, а она попала в лошадиный рай, где не надо работать, а можно получать лакомства и ласку просто так. Разве что поездки в город за продуктами и покатушки с детьми раз в несколько дней, не такая уж тяжкая работа.

Постепенно к нам стали заезжать купеческие обозы, чаще небольшие, на несколько возков. Для них экономия на завтраке была существенной. Обычно они направлялись в Ламан, а не в столицу, и продавали домашнюю утварь, ткани, прочие изделия ремесленного производства. Фабрик тут пока не было, каждая вещь создавалась вручную.

Иногда меня подмывало рассказать какому нибудь дельцу о механической прялке Дженни, ускорившей прогресс в другом мире и положившей начало промышленной революции. Но я всякий раз прикусывала язык. Зачем?

Да, таскать воду из колодца, ходить «до ветра» в будочку с дыркой в земле, стирать в тазу с поташом, разъедающим кожу, – всё это неудобства. Большие неудобства. Но я понимала: от прялки Дженни до водопровода и электричества – пропасть в несколько веков. Я всё равно не доживу до того, как в моём трактире появится сантехника и электричество. Пусть мир развивается своим чередом.

Благодаря мелким купчишкам мы обзавелись знакомыми на ярмарке. Оказалось, покупать там невыгодно. Лучше дождаться, когда купцы после ярмарки остановятся у нас, и приобрести всё то же самое, но с доставкой на дом и гораздо дешевле. Особенно выгодно получалось брать остатки, которые не хотелось везти обратно и не удалось продать.

Так мы обзавелись шторами, постельным бельём, скатертями и даже салфетками, их Анушка и Машенька с Сонюшкой шили из лоскутов, оставшихся после рукоделия. Старшие девочки с упоением готовили себе приданое.

Я тоже провела остаток лета с напёрстком. Швейных машинок здесь не было, и даже подрубать простыни приходилось вручную. Порадовалась, что бабушка научила меня сносно орудовать иголкой, девочки даже не заметили, что такая работа для меня непривычна.

Наняли столяра, он сколотил кровати для дома и постоялого двора. Не роскошь, конечно: примитивные, грубые, но гораздо удобнее нар, на которых гости спали при Трохиме. Нары переехали на чердак. Пока не хватало средств поставить там кровати, но бедняки, которые прежде ночевали сидя за столами, были рады и этому.

Постепенно слава о нашей «ночлежке» росла. Поток одиноких путников увеличился: некоторые работяги даже стали приходить из Ламана, чтобы переночевать у нас. За две монеты они получали ужин, спальное место на тёплом чердаке и завтрак.

Мы больше не считали монеты, боясь, что завтра нечего будет есть. Авдотья перестала ворчать из за моего отказа от замужества и переключилась на новую тему: её беспокоило, что у нас постоянно толпится народ и «глазеет» на нас, думая о чём то нехорошем. Объект пристального внимания, по мнению Авдотьи, каждый раз менялся: то я, то Анушка, а иногда даже Машенька с Сонюшкой.

Первое время я верила ей и внимательно следила за теми, кто, по её словам, слишком пристально разглядывал девочек. Но вскоре поняла: это лишь плод воображения кухарки. Ей просто нужно было о чём то ворчать, и она нашла тему, отзывавшуюся в ней нужными тонами.

Анушка, когда мы активно начали собирать ей приданое, заметно изменилась. Казалось, она повзрослела и начала воспринимать будущее замужество не как возможность трижды в день получать миску каши в семье мужа, а как шанс стать хозяйкой чего то большего, чем старая избушка с тараканами. О том, чтобы получать «плюшки» за молодость и красоту от проезжих купчишек, речи не шло вовсе.

Она и младших сестёр учила тому же. Я сама слышала, как за рукоделием Анушка делилась «женской мудростью» с Машенькой и Сонюшкой. Наверное, мне стоило вмешаться, рассказать девочкам, что замужество – не единственный путь для молодой женщины. Но, как и с историей о прялке Дженни, я предпочла промолчать.

Что поделать, если мир устроен именно так: женщина обязана быть замужем и может обрести определённую свободу лишь став вдовой, как я. Можно, конечно, сломать девочкам привычные установки, рассказать о любви и праве выбора. Но тогда они рискуют всю жизнь мучиться в одиночестве, не сумев найти себя в мире с совсем другими правилами.

Я выбрала иной путь: решила тщательнее подбирать им мужей. Чтобы не пили, не били, не гуляли и относились к жене с уважением. А где есть уважение, со временем появится и любовь.

Незаметно наступила осень. Мы убрали огород, выкопали свёклу и картошку. Урожай порадовал: часть клубней пришлось закопать в бурты, потому что в землянке (она заменяла погреб) не хватило места. Авдотья несколько дней повторяла, что это первый год, когда удалось собрать весь урожай целиком. При Трохиме картошку подкапывали с середины лета, и к осени оставалась лишь треть поля.

Конечно, мы тоже копали понемногу: молодая картошечка с постным маслом, солёной рыбкой и репчатым луком уходила в трактире на ура. Это «новое» блюдо появилось в меню почти сразу после хеввы.

Помимо картошки, меню обогатилось ещё одним иностранным блюдом – жареным мясом по Боронски (так называлась страна оборотней). Рецепт поделился тот самый оборотень, который ночевал у нас в прошлый раз и теперь регулярно заглядывал в трактир.

Новое правило, запрещавшее ему использовать запахи и предписывавшее вести себя «по человечески», неожиданно вызвало у него не обиду, а смех. Он хохотал так долго, что я забеспокоилась о его душевном состоянии. Когда же отсмеялся, заявил, что восхищён мной ещё больше, и снова предложил сходить к провидице. Оказалось, оборотни ищут подходящую невесту по запаху тела. Он ещё в прошлый раз понял, как хорошо мы подходим друг другу.

Я уже привыкла к тому, что предложения о замужестве сыплются как из рога изобилия, и даже не удивилась. Вежливо отказала, и это совершенно не обидело оборотня.

Тогда я узнала то, что изменило мой взгляд на все эти расовые «штучки»: «подходящих» гораздо больше, чем я думала. Практически все люди подходят друг другу для создания семьи, и это ни к чему не обязывает.

После этого мне стало легче дышать. Я больше не шарахалась от заинтересованных взглядов других оборотней, ставших частыми посетителями трактира. В том числе потому, что у нас можно было заказать порцию жареного мяса с кровью и кошачьей мятой, она привлекала оборотней так же, как в другом мире кошек.

Именно поэтому кошачью мят запрещали продавать и использовать в человеческих городах: люди не любили оборотней и не желали видеть их среди горожан. Но мы находились вне городских стен, и не подпадали под действие городских законов.

Изредка заезжал Тимоха. Мы стали если не друзьями, то хорошими знакомыми. Авдотья больше не фыркала в его присутствии и даже слегка смягчилась: перестала бурчать себе под нос и порой улыбалась. Но это случалось редко.

С середины лета у крестьян начиналась страда: косили сено, собирали урожай озимой пшеницы и овощей, делали заготовки на зиму. Ярмарки в Ламане проводились ежедневно, хотя продуктовые ряды заметно поредели. Теперь там торговали в основном перекупщики, задиравшие цены даже на сезонные овощи.

Именно поэтому Трохим и разбил огород при трактире. Сам он терпеть не мог «деревенские» заботы, как и его младший брат. Потому они и сбежали из далёкой деревушки в город, надеясь добиться успеха.

Можно сказать, у Трохима это получилось: трактир за городскими стенами – довольно приличное имущество. Хотя его заслуги в этом почти не было.

Постепенно, задавая между делом нужные вопросы, я выяснила: мои догадки насчёт Авдотьи оказались почти верны. Её муж действительно завещал ей деньги, оставленные у доверенного лица. Но тот был категорически против передачи средств Трохиму на покупку трактира. Поэтому доверенным лицом Авдотьи стал ламанский батюшка. Местная религиозная община осуждала деление людей на расы и готова была привечать любых разумных. Правда, сами разумные (кроме людей) не слишком жаловали Богов и в храмы не ходили.

Тихими осенними вечерами, когда трактир пустовал из за проливных дождей, мы с Авдотьей часто вели неспешные беседы. Они помогали мне лучше узнавать мир и давали пищу для размышлений. Особенно хорошо думалось, когда руки были заняты, например, шитьём.

Потому что одновременно с первыми холодными дождями я осознала: у детей совсем нет тёплой одежды. Купила рулон толстой шерстяной ткани и взялась за работу. Очень жалела, что в прошлом не научилась вязать. Увидев, сколько стоит на ярмарке простой шерстяной носок (больше похожий на узкий мешок), готова была кусать локти из за своей непредусмотрительности. «Ну вот что мне стоило подготовиться к попаданству тщательнее?» – мысленно сокрушалась я.

Глава 13

В тот день дождь лил особенно упорно. Он начался ещё ночью и не прекращался ни на миг, лишь временами превращаясь в мелкую холодную морось, висевшую в воздухе.

Авдотья ворчала больше обычного, привычно ругая всё и всех. Главным объектом её недовольства, разумеется, стала погода. Я, как всегда, пропускала её слова мимо ушей, радуясь, что сегодня поводом для ворчания стали не я, не мои дети, не трактир и не наши гости, которых, кстати, почти не осталось.

Поток купеческих обозов, мелких торговцев, ремесленников и крестьян, направлявшихся на ярмарку в Ламан или столицу, совсем иссяк. Исчезли даже местные завсегдатаи, регулярно заходившие к нам пропустить чарку другую настойки на листьях сушмита.

Мы, кстати, перенесли горшки с растениями в трактир и расставили возле окон, там, где, по нашему мнению, было достаточно света. И они до сих пор радовали глаз яркой зеленью, хотя на деревьях давно уже не осталось листьев.

Гости рассказывали, что трактирщики в Ламане тоже стали делать настойку, но она у них «почему то» получалась не такой вкусной, как у меня. Ещё бы, они пропускали самый важный этап: очистку напитка с помощью угля. Об этом я, разумеется, никому не рассказывала, незачем помогать конкурентам. Да и своих предупредила держать язык за зубами.

Так у нас появился первый семейный секрет. А ещё я начала украшать глиняные бутылки с настойкой орнаментом из русских и латинских букв, нарисованных краской на основе сажи и костного клея.

Однажды я подумала: если я попала в этот мир, возможно, здесь окажется и кто то ещё из моего мира. Именно так я решила привлечь внимание потенциальных земляков. Была уверена: ни один попаданец не пройдёт мимо столь явного намека…

Впрочем, я отчётливо понимала, насколько призрачны мои надежды. Но отказаться от этой затеи всё же не могла.

В тот дождливый день я сидела в трактире и шила при свете толстой восковой свечи. Когда у тебя семеро детей, сшить каждому по комплекту тёплой одежды, дело долгое и утомительное. Хотя я использовала местный способ кроя, сокращавший количество швов, работа продвигалась медленно.

Авдотья, не переставая ворчать и проклинать погоду, гремела на кухне чугунными сковородками. Она затеяла большую чистку, и из кухни доносился неприятный запах кипящего щёлока, которым размягчали нагар.

Дети играли дома, время от времени забегая к нам: то стащить с кухни бутерброд, то задать вопрос, то просто посидеть рядом. В эти мгновения я чувствовала себя абсолютно счастливой и не могла сдержать улыбки. Всё же дети – это прекрасно. Мне повезло оказаться здесь, на месте многодетной матери. В своём мире я вряд ли решилась бы на столь большой подвиг – остановилась бы на одном двух детях, как принято у нас.

В дверь заглянул лохматый и взъерошенный Егорка. Мальчиков давно нужно было подстричь, но меня останавливало отсутствие нормальных ножниц, таких, что срезают, а не рвут волосы. Я уже внесла их в список покупок, но пока не нашла подходящих.

Я подумала, что он, как обычно, пришёл за чем нибудь съестным, и ободряюще улыбнулась. Но он неожиданно громко выкрикнул:

– Мам! Там дракон летит! – и тут же исчез, оставив дверь приоткрытой, словно был уверен: я брошу всё и побегу за ним.

И он не ошибся. Я лишь на миг замерла, осмысливая услышанное, а потом, бросив шитье, рванула на улицу. Рядом со мной бежала Авдотья, её глаза были так же широко раскрыты, как и мои.

Со мной всё понятно: я никогда не видела летящих драконов и даже не думала, что они способны летать. Но что так удивило нашу кухарку?

Выскочив на крыльцо, я сразу увидела дракона, парящего над лесом. Самого настоящего дракона – очень похожего на тех, что я видела на рисунках в своём мире.

– С ума сошла! – выдохнула Авдотья. – Это же человеческие земли!

– И что?! – спросила я, не отрывая взгляда от стремительно приближающегося существа.

– Так нельзя им облик менять, – ответил Егорка, тоже не сводя глаз с дракона. Остальные дети тоже выбежали на крыльцо и стояли под мелким, противным дождём. – За это можно и в тюрьму сесть…

– Ой, дура! – сокрушённо взвыла Авдотья, когда стало ясно: дракон летит мимо нас, прямиком в Ламан. – У нас она тюрьмой не отделается. Глава дюже не любит драконов. Повесит, и всё.

– Ага, – поддакнул Егорка и тут же спросил: – Мам, можно мы пойдём на казнь?

Мне хватило доли секунды, чтобы ужаснуться и принять решение.

– Никакой казни не будет, – заявила я и выбежала на середину двора, громко крича и махая руками, чтобы привлечь внимание летящей мимо драконницы.

«Кстати, – мелькнуло в голове, – откуда Авдотья узнала, что это именно она? Опять какие то расовые штучки?»

Драконница, услышав мои вопли, вздрогнула, на миг замерла в воздухе, а затем резко развернулась и начала снижаться, очевидно решив приземлиться прямо в нашем дворе.

– Олеся! – закричала Авдотья. – Уходи!

Я не спорила. Теперь, когда стало ясно, что казни не будет и мне не придётся запрещать детям смотреть на столь жестокое (для меня) и привычное (для местных) зрелище, я успокоилась. Забежала на крыльцо, отряхиваясь от мелких капель, налипших на старое шерстяное платье прежней Олеси. Всё произошло так быстро, что большая часть влаги не успела впитаться, я почти не промокла.

Драконница опустилась на мокрую землю двора под восторженные крики ребятишек. Я сама не кричала лишь потому, что сочла это неприличным для почтенной матери большого семейства и владелицы трактира. Но я во все глаза разглядывала опустившееся существо… Ну как это назвать? Не животное же! Обычный такой Змей Горыныч, только маленький, не больше человека.

Я была настолько увлечена разглядыванием настоящего дракона, что не заметила, как изменилась Авдотья. Она больше не ворчала. Стояла на крыльце прямая, как палка, молча, забыв о своей привычке брюзжать по любому поводу, и смотрела на гостью хмуро и холодно.

Фигуру дракона окутал плотный туман, скрывая волшебную метаморфозу. Когда он рассеялся, перед нами стояла молодая и очень красивая женщина в длинном, до земли, платье, обильно украшенном драгоценностями, сверкавшими даже при тусклом вечернем свете. Но их блеск терялся на фоне роскошных, отливающих золотом волос, заплетённых в сложную косу.

Теперь уже нельзя было назвать её драконницей. Она смотрела на нас довольно холодно и равнодушно, но я каким то шестым чувством поняла: женщина очень устала, страшно напугана и вовсе не так уверена в себе, как старается показать.

– Добро пожаловать в мой трактир, – широко улыбаясь, я сделала шаг вперёд.

Женщина даже не повернулась ко мне. Её взгляд зацепился за Авдотью и словно приклеился к ней.

– Ты полукровка! – выпалила она. Голос звенел под дождём, как сотня звонких колоколов.

– И что?! – буркнула Авдотья. – Это ты пришла на мою территорию, а не я на твою. Не нравится, всегда можешь уйти… Но вот летать я тебе не рекомендую. В человеческих землях запрещено менять ипостась вблизи городов.

Драконица кивнула, то ли в ответ на первую часть фразы, то ли на вторую, то ли на обе сразу.

Я бесцеремонно вмешалась в их разговор, желая уточнить одну, но очень важную деталь:

– Это моя территория. И трактир мой. Меня зовут Олеся, и я рада, что вы теперь наша гостья. Предлагаю не мокнуть под дождём: пройдите в зал, перекусите. Я вижу, вы очень голодны. Потом вы сможете подняться наверх, в наши номера, и отдохнуть. Кстати, как мы можем к вам обращаться?

Драконица выслушала мою речь, не поворачивая головы, и сначала не ответила. Я уже набрала в грудь воздуха, чтобы повторить вопрос, но в тот же миг услышала:

– У меня нет денег, чтобы заплатить за ваше гостеприимство…

Я чуть не выпалила: «Расплатитесь одним из ваших драгоценных камней», – но в последний момент ощутила, как напряглась Авдотья. Воздух словно загустел, натянулся, как тонкая кожа на барабане…

Повинуясь интуиции, я сказала совсем не то, что собиралась:

– Мы не берём денег за гостеприимство.

– Мам! – ахнул Егорка.

Авдотья в тот же миг словно выдохнула и расслабилась. Не знаю, как описать это чувство… Как будто мастер ослабил натяжение кожи, и барабан перестал звучать.

Взгляд драконицы наконец оторвался от кухарки и метнулся в мою сторону.

– Вы можете называть меня Линой. Я из Лининграда, – продолжила Лина.

– Рада знакомству, – склонила я голову, стараясь не выдать удивления. «Лина из Ленинграда?! Серьёзно?»

Нет, в жизни случается и не такое, моё собственное попаданство тому доказательство. Но поверить в столь точное совпадение?.. Ладно бы просто Лина, имена тут встречались вполне привычные. Но все города, о которых я слышала, звучали иначе. А теперь эта драконица заявляет, что родом из Лининграда?

– Из Санкт Петербурга? – переспросила я, пытаясь скрыть замешательство. Вдруг мне послышалось?

– Сан… чего?! Из Лининграда. – И, словно для особо непонятливых, добавила: – Это город на краю человеческих земель. Мой отец назвал его в честь моей матери… и меня тоже.

Я разочарованно вздохнула. Всё оказалось проще, чем рисовало воображение. Просто совпадение, хотя на миг мне почудилось, что я не единственная попаданка в этом мире.

– Сейчас я бы хотела пройти внутрь, – сказала Лина, слегка пожимая плечами, то ли от холода, то ли от дискомфорта. – Не люблю дождь и холод.

– Да, конечно, – я посторонилась, освобождая проход, и шикнула на Егорку, который тут же умчался с крыльца. – Проходите.

Лина с достоинством прошествовала мимо нас с Авдотьей, скрестив с ней взгляды, будто шпаги. Мне даже почудился лязг металла. Незаметно дёрнула кухарку за рукав: не время устраивать незримые баталии с гостями. Мы трактирщики, а не старообрядцы, гнавшие чужаков со двора. Чужаки – наш хлеб. А такие богатые гостьи, как эта драконица, хлеб с толстым слоем масла.

Когда она прошла мимо, я заметила: её платье оставалось абсолютно сухим, а волосы пышными, словно их только что тщательно укладывали в салоне. Ни следа промозглой сырости.

– А у вас тут миленько, – обронила Лина, оглядывая общий зал. – Но я предпочла бы поесть в уединении. Это возможно?

Я улыбнулась чуть натянуто. «Миленько»… Меня задело, но я сдержалась. Отсутствие гостей тревожило куда больше.

– Поверьте, вас никто не побеспокоит. Из за дождей у нас почти нет посетителей.

– Это очень хорошо, – кивнула она.

Я едва удержалась от реплики: «Для кого то, может, и хорошо, а для нас – совсем плохо». Пустой трактир не приносит дохода. Вместо этого лишь растянула губы в любезной улыбке.

Лина выбрала самый тёмный угол, усевшись так, чтобы её не было видно от двери. Это вызвало у меня смутное ощущение, будто она боится быть замеченной.

Ела она аккуратно, но быстро, явный признак сильного голода. Авдотья, не сводившая с гостьи взгляда, вдруг метнулась на кухню и вернулась с дополнительной порцией жаркого.

– Отнеси, – ткнула она тарелку мне в руки.

Я не возражала, сама собиралась предложить добавку. Осторожно подошла к столику, стараясь не шуметь. Лина заметила движение сразу, на миг затаила дыхание, словно испугавшись, но, увидев меня, снова взялась за еду.

– Мне кажется, – я поставила тарелку на стол, – вам не помешает хорошенько подкрепиться.

– Благодарю, – кивнула драконица. Потом, чуть замявшись, спросила: – Вы гоянка? Хотя нет… вряд ли…

– Что?! – я уставилась на неё в недоумении.

«Гоянка»? Что это – раса, профессия, что то ещё? За всё время здесь я ни разу не слышала этого слова. Чтобы скрыть незнание, ответила:

– Я человек. Трактирщица. Вдова и мать семерых детей.

– Семеро по лавкам, – улыбнулась Лина. – У нас говорят, что дети – цветы жизни. Вам повезло иметь такой роскошный цветник.

И тут я не выдержала. Слишком многое наслоилось: и этот «Лининград», и поговорки, знакомые по прошлой жизни, но ни разу не слышанные здесь.

– Вы из России? – выпалила я.

Она подняла на меня удивлённый взгляд. В тот же миг я поняла: ошиблась. Её следующие слова лишь подтвердили это.

– Нет, – улыбнулась она. И повторила слово в слово. Как в первый раз. – Я из Лининграда. Это маленький городок на краю человеческих земель. Отец назвал его в честь матери… и меня тоже.

Я снова вздохнула. Простое совпадение.

– Я историк, – продолжила Лина. – Изучаю человеческое прошлое. Кроп сказал, что для человека вы очень лояльны к другим расам. И даже позволили им отметить праздник Голода на своём дворе. – Она фыркнула. – Я однажды была на таком празднике и прекрасно представляю, как выглядит празднество… или, вернее, как оно пахнет.

Она рассмеялась. Я же всё ещё пребывала в своих мыслях и лишь механически растянула губы в улыбке. Раз гостья веселится, незачем портить ей настроение.

Лина, словно угадав мои мысли, склонила голову к плечу:

– Олив сказал, что в вас есть какая то загадка. И, мне кажется, он прав. Вы, Олеся, очень необычны. В вас есть что то, вызывающее во мне ощущение близости… Как будто в вас течёт капля родной мне крови. Но этого быть не может. Дело не только в том, что я знаю родословную нашего клана почти с начала времён, полукровок у нас никогда не было. Дело в том, что Олив чувствовал то же самое… А такого просто не может быть, потому что он из…

Она запнулась, замолчала, словно передумала говорить, и вновь взялась за еду, завершив разговор так же внезапно, как начала.