Текст книги "Семеро по лавкам, или "попаданка" во вдову трактирщика (СИ)"

Автор книги: Алёна Цветкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц)

Но в памяти Олеси я нашла и другое… Егорка кричал на сестёр, колотил их, был груб с ними и с матерью. Однако зимой, в самую студеную пору, когда в трактире не было гостей по несколько дней и им приходилось голодать, именно Егорка таскал из чулана еду сёстрам. Отец давал ему ключи и позволял заходить туда одному, тогда как Олесю всегда сопровождал сам, и потому она не могла взять больше, чем нужно.

– Егорушка, – я присела рядом и коснулась его плеча. Он сердито дёрнул телом, стряхивая мою руку, и продолжил плакать. – Нельзя быть грубым с другими и не получить грубость в ответ…

Он ничего не ответил, но мою ладонь, которой я погладила его по волосам, сбрасывать не стал.

– А на силу всегда может найтись другая сила, понимаешь? Я сильнее тебя, а Мишаня сильнее дяди Прошки…

– Я вырасту и стану таким же сильным, как папа! – прорыдал Егорка. – И вы у меня тогда попляшете…

Я вздохнула. Он говорил не своими словами, копировал Трохима. Тот любил трясти кулаком перед носом у Олеси и кричать, что вот он где нас всех держит, и мы попляшем, если попытаемся хоть на капельку ослушаться его приказа.

– Или какой нибудь проходимец воткнёт в тебя нож, и ты умрёшь, так же как папа… Нельзя полагаться только на силу. Посмотри на Мишаню: он сильный, сильнее дяди Прошки, сильнее твоего папы, но он всего лишь вышибала. А у твоего отца был трактир… Знаешь почему?

– Почему? – всхлипнул Егорка.

– Потому что твой папка, хотя и махал кулаками налево и направо, понимал: сила – не главное. Гораздо лучше договариваться. – И прежде чем сын возразил, добавила с весёлой усмешкой: – Вот представь: если бы папка не заплатил за мясо, а поколотил мясника, разве мясник в следующий раз привёз бы нам мясо? Или молочник – молоко?

– Не привёз бы, – он немного успокоился и уже не рыдал, хотя по прежнему лежал ничком на старой соломе.

Я осторожно потянула его к себе. Он поддался и поднялся, чтобы угодить в мои объятия.

– Ну вот видишь. Значит, сила – не самое главное. Гораздо лучше договариваться. Давай договоримся: я побуду главной, а когда ты вырастешь, трактир достанется тебе, как хотел папа. Хорошо?

Егорка прижался ко мне и замер, уткнувшись в подмышку. Я не сразу поняла, что он говорит. Только когда переспросила, он на миг повернул ко мне заплаканное лицо и выпалил:

– Но ты же баба!

Можно было начать убеждать сына, что баба тоже человек, но я решила пойти другим путём и сыграть на авторитете отца.

– Но это не помешало твоему отцу договориться со мной и соблюдать эту договорённость…

– Договориться? – он снова выглянул из под мышки. – С тобой? О чём?!

– О том, что мы муж и жена, – я отвела прядку волос со лба и ласково провела по горячей, опухшей от слёз щеке сына. – Что у нас будут дети, много детей. И что он будет заботиться обо мне и о вас.

Он на миг задумался и выдал:

– Но почему тогда…

Не договорил, замолк, но я поняла, о чём он: почему тогда отец колотил нас почём зря; почему сёстры недоедали; почему всё было так ужасно…

Я ответила так честно, как только могла:

– Потому что, когда я вышла замуж за твоего отца, я была очень молодая и глупая. И вместо того, чтобы тоже поставить свои условия, которые твой отец непременно соблюдал бы, просто согласилась на то, что предложил он. Мне не сладко жилось с мачехой, и я больше всего на свете мечтала сбежать из дома. Не думала о будущем дальше этого побега…

– А мы с тобой, – резко перевёл разговор сын, – о чём будем договариваться?!

– Мы с тобой договоримся, что я буду управлять трактиром, а ты будешь меня слушаться. Хорошо?

Сын на миг задумался и вздохнул:

– Но ты же баба! А я мужик. И значит, я главный!

«Вот, блин, на колу мочало – начинай сначала…» – тяжело вздохнула я.

– Хорошо. Ты главный. А теперь скажи, главный Егорка: ты знаешь, как держать трактир? Как договариваться с мясником и молочником? Сколько покупать пива? Когда латать крышу, а когда чистить печь на кухне? Знаешь?

Он отрицательно мотнул головой и опустил плечи.

– Вот то то и оно… Чтобы быть главным, тебе надо немного подрасти и многому научиться.

– А ты знаешь? – поднял на меня взгляд Егорка.

Я уверенно кивнула. Он на миг задумался и снова повторил, но теперь в его голосе слышалось отчаяние:

– Но ты же баба! Надо, чтобы ты вышла замуж за дядю Прошку!

– И тогда у нас с дядей Прошкой родится свой сын, – попробовала я зайти с другой стороны. – И он будет любить не тебя и гордиться не тобой, а своим сыном. А когда мальчик вырастет, именно он станет здесь главным. А не ты…

– Почему это?! – нахмурился Егорка. – Это папин трактир.

– Потому что трактир тогда станет дядей Прошкиным, – терпеливо объяснила я. – И у него будет свой наследник. Вот так то, Егорушка. Поэтому я и отказала дяде Прошке. Ведь этот трактир – твой. И когда ты вырастешь, станешь здесь главным.

Он кивнул, лицо мгновенно посветлело. Такой исход ему явно понравился.

– Так как, – напомнила я о главном, – мы с тобой договорились? Я управляю трактиром, ты меня слушаешься, а когда вырастешь, получишь своё наследство целым и невредимым. Идёт?

– Идёт, – кивнул Егорка и обнял меня. – Мам, но если что, ты говори мне… Я же мужик…

– Договорились, – я постаралась спрятать улыбку, чтобы Егорка не понял, как забавно звучит его «Я же мужик».

Из конюшни мы вышли вместе. Мир между нами был заключён, и договорённости соблюдались обеими сторонами в полной мере. Хотя первое время Егорка иногда забывался и начинал грозить сёстрам кулаками. Тогда мне приходилось напоминать ему о новых правилах.

Глава 3

Егорка принёс из чулана постельное бельё. Не совсем новое, конечно, скорее очень старое. Оно много лет пролежало в сундуке, заботливо переложенное полынью от моли, в ожидании своего часа.

Трохим купил трактир почти тридцать лет назад у старухи солдатки. Детей у неё не было, а сама она уже не справлялась.

И вот что интересно: Олеся, да и все остальные, всегда считали, что Трохим практически спас это заведение от разорения. Но стопка простыней из самотканого льна переворачивала всё с ног на голову. Очень странно, что в якобы процветающем трактире гости спали на голых тюфяках, а в разоренном – на простынях, пусть и довольно грубых.

Я сделала мысленную зарубку: спросить у Авдотьи о прошлом. Она ещё должна помнить.

А пока постелила новые простыни, пахнувшие полынной старостью, уложила детей и легла сама. За окном уже стемнело. Я страшно устала, мышцы ныли от напряжения. Зато в избе теперь царила чистота и порядок: все дети были выкупаны, а грязная одежда выстирана и развешана на верёвке во дворе.

Девочки никак не могли угомониться: шушукались и вздыхали. Для них спать на отцовской кровати, на старой перине, казалось почти райским удовольствием.

Егорка, правда, пытался занять место отца, но одного моего взгляда хватило, чтобы он отступил и полез на полати, надувшись, как мышь на крупу.

Заснула я быстро, едва успев мысленно пробежаться по пунктам плана на завтра: хорошенько осмотреть трактир; сделать ревизию запасов; пошариться в чулане…

Егорка сказал, что у отца были деньги, но где именно они хранились, сын не знал. Значит, я во что бы то ни стало должна найти заначку Трохима. Без денег мне придётся тяжко. Если уж в доме было так грязно, значит, и в трактире не лучше.

– Олеся! – меня опять разбудил громкий шёпот Авдотьи.

На миг даже показалось, что весь прошлый день мне приснился и я снова открыла глаза во вчерашнем утре. Но нет, вокруг царила ночь.

– Что случилось? – вскочила я. – Что то с детьми?!

– Нет, – Авдотья мотнула головой, – обоз приехал…

– Какой ещё обоз? – не сразу поняла я.

– Ну дак… купеческий… Ось у них сломалась по дороге, вот и тащились весь день. Только только до нас добрались. Разместить надобно. И накормить.

Я мысленно застонала. По ощущениям, я только только заснула. Мышцы ещё даже не расслабились, и каждое движение давалось с болью. Но и упускать клиентов было бы глупо: целые обозы у нас останавливаются очень редко.

– Хорошо, – прошептала я, – иду…

Авдотья кивнула и стремительно выскочила из избы. Я кое как натянула платье и добрела до стола с закрытыми глазами. Там лежали ключи от чулана, которые я забрала у Егорки. В окно, сквозь толстое полупрозрачное стекло, светила луна. Я зевнула, прикрывая рот ладонью, и огляделась. Дети спали.

На цыпочках, чтобы никого не разбудить, вышла на крыльцо. Тёмное небо, обильно усыпанное светлячками звёзд, казалось глубокой, опрокинутой над миром чашей. Лёгкий свежий ветерок залез под подол, вызывая мурашки от ночной прохлады. Я поёжилась и глубоко вдохнула, наполняя лёгкие воздухом. Одуряюще пахло ночной фиалкой. Её сладкий аромат обволакивал и шептал на ухо: «Спи… Спи…»

И я бы заснула, если бы не увидела, как во двор неторопливо въезжает вереница больших гружёных телег. Возчики негромко переговаривались, выстраивая телеги во дворе аккуратными рядами.

– Госпожа! – громкий резкий голос, раздавшийся снизу, заставил меня вздрогнуть.

Перед крыльцом, освещённый мертвенно бледным светом луны, стоял молодой купец.

– Мои люди проголодались и очень устали. Я прошу вас поторопиться.

– Да да, – кивнула я ему и сбежала со ступенек. – Конечно. Сейчас всё устроим в лучшем виде. Авдотья разогреет похлёбку, а я приготовлю комнаты. Сколько у вас людей?

Купец фыркнул:

– Четырнадцать… Но мои люди будут спать в обозе. Комната нужна только мне и моему отцу. Можно одну, главное, чтобы кроватей было две.

Не так я представляла себе первый рабочий день в трактире и первых гостей. Я то думала, у меня будет время осмотреться, изучить всё как следует. Но вышло иначе. Пришлось довериться памяти Олеси и подняться на второй этаж.

Третья дверь от лестницы – комната с двумя спальными местами. Я заглянула внутрь: вместо кроватей были нары, сколоченные из грубых досок по обе стороны двери, на которых лежали старые шкуры с круглыми пятнами залысин. Даже при тусклом свете луны, пробивающемся через давно немытое окно, было видно, как здесь неуютно. А ещё запах… Знакомый до боли запах грязного жилища.

– М да, ну и дыра, – купец, следовавший за мной по пятам, заглянул через плечо. – Что же вы, хозяюшка, трактир до такого свинства довели? Знал бы, какие тут у вас «хоромы», лучше бы в лесу заночевали.

Хорошо, что было темно. После его слов щёки вспыхнули огнём, в мочках ушей застучало сердце, а мне захотелось провалиться сквозь землю. Давно я не испытывала такого стыда. Пожалуй, даже никогда. Всё же я была весьма циничной дамой. В банке меня за глаза называли безжалостной стервой.

Но сейчас я чувствовала себя как школьница, которую поймали в туалете с сигаретой. В голове шумело, а все мысли мгновенно выветрились. И вместо того, чтобы отбрить наглого купца, я начала оправдываться:

– Это трактир моего мужа. Его убили третьего дня. Я ещё не успела навести здесь порядок…

Купец насмешливо фыркнул, вызывая во мне новую волну смущения. Вошёл в комнату, подвинув меня плечом, огляделся и сказал:

– Ну, раз ничего лучше нет, то поспим здесь. – Поднял на меня взгляд, полный пренебрежения, и спросил: – А накормить то ты меня и моих людей сможешь?! Или тоже не успела?

Ещё никогда в жизни я не хотела иметь способность растворяться в воздухе без следа. Но, увы, пришлось пробормотать что то вроде «не переживайте, всё в порядке» и помчаться на кухню, надеясь, что похлёбки, которую Авдотья готовила утром, хватит на всех.

А там всполошённая Авдотья носилась между столами и печкой, освещёнными парой толстых восковых свечей, как курица с отрубленной головой, и гремела пустыми сковородками.

– Авдотья, – окликнула я её, – а похлёбки на всех хватит?

Лучше бы я не спрашивала. Старуха остановилась посреди кухни, всплеснула руками и плаксиво заявила:

– Да откуда ж хватит то?! Дети всё подчистую выгребли. Ничего не осталось! И продуктов то совсем ничего. Мясо да молоко же не привозили уж сколько дней! Совсем хладник пустой!

Я шёпотом выругалась. Вот же пакость какая! Знала бы, что сегодня ночью обоз явится, так лучше бы трактиром занялась. Дом то никуда не убежит, а вот такой большой обоз в нашем трактире – большая редкость. Если упустим, локти кусать будем. Это, считай, выручка за половину месяца, не меньше.

– Ничего, – поспешила успокоить Авдотью и вселить в неё уверенность, которую сама не чувствовала, – справимся. Давай, неси всё, что есть.

– Дак нет ничего! – ответила она, но тем не менее принялась вытаскивать на длинный стол, идущий вдоль всей стены, остатки продуктов.

И правда, негусто: большая крынка литров на десять простокваши; десятка два яиц; наполовину обрезанный свиной окорок; несколько морковин; с полведра некрупных картофелин; горшок старой квашеной капусты; немного муки на дне мешка; три больших каравая хлеба; полголовки подсохшего сыра.

Человека на три четыре можно приготовить обед, но на четырнадцать этого точно не хватит. А нам их ещё и завтраком кормить.

– Утром то можно блины спечь, – словно отвечая на мой вопрос, всхлипнула расстроенная Авдотья. – А вот что на щас сготовить, ума не приложу. Хоть, как свиньям, крапиву рви да вари… Её то у нас вон сколько, весь огород зарос, на всех хватило бы.

Я кивнула. Щи из крапивы – это выход. Вот только сейчас не весна, а почти середина лета, крапива грубая, жёсткая. Но вдруг…

Из памяти Олеси я знала: в низинке у ручья, что протекал по краю наших земельных владений, в изобилии росла кислинка, так моя деревенская прабабушка называла щавель.

– Будем готовить щи с щавелем, – решила я.

– С чем?! – ахнула Авдотья.

– Кислинкой, – поправилась я.

– С кислинкой?! – кухарка явно была удивлена. – Да кто же с ней щи то готовит?

– Пусть никто не готовит, а мы будем, – заявила я и приказала: – Ты с костей мясо срежь да кости вариться ставь для навару. Овощи почисти, порежь, как на щи. А я сейчас за кислинкой схожу.

Схватила свечу, нож и корзинку и зашагала в огород, не оглядываясь, чтобы не испугаться. Ночь тёмная, мысли кружились в голове: где искать эту кислинку? А вдруг её мало? А если на меня нападёт кто то? Низинка на самом дальнем краю, рядом с диким лесом, вдруг там волки?

Справа тянулись ровные ряды грядок. Трохима огород мало интересовал, главное, чтобы был урожай для похлёбки. Но та, другая Олеся, с удовольствием возилась на грядках: выращивала огурцы, капусту, морковку, свёклу, тыкву, картофель, лук. Помидоры тоже были, но всего несколько кустиков, Трохиму они не нравились, и он запретил Олесе этот «бесполезный» овощ.

Пламя свечи плясало на ветру, искажая пространство, заставляя тени причудливо изгибаться, превращаясь в ужасных чудовищ. Я сто раз готова была развернуться и побежать обратно, но каждый раз останавливалась, вспоминала насмешливый голос купца. Сжимала зубы и шла вперёд. У него больше не будет возможности унизить меня. Я не отступлю и добуду эту проклятую кислинку, даже если придётся биться за неё со стаей волков.

Но всё оказалось гораздо проще. Щавеля на краю картофельного поля было столько, что я наполнила корзинку сочных зелёных листьев за несколько минут.

Вернувшись на кухню, увидела: Авдотья только приступила к чистке овощей. Я присоединилась к готовке: помыла щавель, крупно порезала и убрала в большую миску. Его нужно класть в щи, когда всё остальное уже готово, чтобы листья слегка обварило кипящим бульоном, и они отдали всю кислоту и свежесть.

Потом выскребла из горшка квашеную капусту, решила добавить в щи. Обычно квашеную капусту в зелёные щи не кладут, но у нас тридцать голодных человек, горшок капусты точно не будет лишним.

Не прошло и получаса, как всё было готово. Я взболтала пять яиц и вылила их в уже готовые щи, помешивая, чтобы получились тонкие яичные волокна. Потом порезала и бросила туда же сыр, для густоты бульона, питательности и навара.

Авдотья промолчала, но я чувствовала: мои кулинарные изыски её не впечатлили.

Возницы и купец с отцом управились со своими делами и начали рассаживаться в пустом зале трактира. Мы с Авдотьей разливали щи по большим мискам, в которых обычно подавали мясную похлёбку. В каждую добавляли ложку мелко рубленного окорока и пару ложек простокваши.

Купец с отцом получили свои миски первыми. Я сама отнесла им.

– Что это?! – нахмурился купец, зацепив ложкой несколько листиков щавеля. – Трава?!

– Это зелёные щи, – улыбнулась я, чувствуя, как сердце ухнуло в пятки. Неужели ничего не получилось, и я снова дала повод для насмешки?

– Зелёные щи? – переспросил отец купца. Он был совсем стар, и даже в темноте заметно: седой и морщинистый. – Вот уж не думал, что когда нибудь попробую зелёные щи в этой части света.

Он улыбнулся, подтянул миску к себе и отправил в рот первую ложку:

– М м м… точно такой же вкус, как у моей матушки. – Он вздохнул и добавил, глядя на меня белёсыми глазами, в которых отражалось пламя свечи: – Я-то еще не родился, когда матери моей из Картары бежать пришлось… Но щи она точно такие готовила.

Он тяжело вздохнул...

– Отец! – встревожился купец, бросив на меня взгляд, полный укоризны и досады.

– Всё хорошо, сынок… Всё хорошо… Я не грущу, напротив, очень рад, что всё ещё помню… что ничего не забыл. Спасибо, хозяюшка. Уж угодила, так угодила.

Он через силу улыбнулся.

Остальным наши щи тоже понравились, хотя поначалу пробовали мужики с опаской.

Когда купец с отцом и обозные разошлись по местам, мы с Авдотьей взялись убирать посуду. Кухарка с облегчением вздохнула и махнула рукой, словно перекрестилась:

– Уф, – прошептала она и нервно хихикнула, – я уж думала, пропадём почём зря. Ты ж говорила кислинку, а сама у бурака листьев надрала. Я уж думала, баба ума последнего лишилась. Наденут нам купцы миски на голову, и скажут, что так и было. А тут вишь как… Только что же не сказала то, что собралась картаровский бурачник готовить? И откуда только рецепт узнала?

– У бурака? – удивилась я. Бурак – это вроде свёкла? Но я то не свёклу рвала, а щавель!

Я рванула на кухню, зачерпнула последние капли щей из котла и попробовала… Никакой кислинки в нашем вареве на самом деле не оказалось. Землистый вкус свёклы, листья которой я в темноте перепутала с щавелем, перебивал всё. Хотя в итоге, с квашеной капустой и сыром, получилось недурно: перекисшая капуста дала нужную кислинку, а сыр – сливочный вкус.

Авдотья примчалась за мной и, увидев моё неподдельное удивление от вкуса зелёных щей, расхохоталась:

– Так ты думала, это кислинка?! А я ещё удивилась: кислинка то мелкая, ты б до завтрашнего утра её собирала на щи то. Ох, и везучая ты, Олеся!

Вот уж правда, повезло!

Так моя нечаянная ошибка привела нас к неожиданному успеху.

Утром, угостившись блинами, которые напекла спозаранку Авдотья, купец рассчитался со мной честь по чести: и за ночлег, и за ужин завтрак. Но самое главное, сказал, что заедет к нам на обратном пути, чтобы снова порадовать отца картаровскими щами.

Однако этот наглый и бесстыжий человек не мог не разбавить мёд похвалы ложкой дёгтя. С ехидной усмешкой добавил:

– Надеюсь, к этому времени вы успеете навести порядок в комнатах, и мне не придётся всю ночь ворочаться на жёстких полатях и укрываться облезлой шкурой.

Я аж зубами заскрипела от злости. Вот ведь нехороший человек! А то я не знаю, что ни на каких жёстких полатях он не спал и драной шкурой не укрывался. Видела, как обозные занесли в его комнату два тюфяка и два одеяла. Так что спал этот наглый купец и его добрый отец в вполне комфортных условиях, пусть и созданных не мной.

Но ему я, конечно же, улыбнулась во все тридцать два зуба и пообещала немедленно заняться этим вопросом. В своей другой жизни я всегда так говорила, когда клиенты требовали невозможного. А потом, конечно, ничего не делала.

Но сейчас в мои планы вполне укладывалось наведение порядка в трактире. И с раннего утра, сразу после отъезда обоза, я отправилась осматривать свои новые владения, обозревать фронт работ и составлять список задач.

А их было вагон и маленькая тележка.

Во первых, на втором этаже у меня оказалось шесть комнат, которые надо было отмыть и обставить. Сюда я решила пускать более состоятельных гостей. А для тех, кто не может заплатить за комфорт и готов смириться с небольшими неудобствами ради цены, решила обустроить чердак. Благо он был довольно большой и просторный. Если сколотить нары по периметру и поставить лавки в центре, то получится довольно неплохо. А лишняя монетка мне лишней совсем не будет.

Во вторых, перебрать запасы в чулане. Продуктов там не осталось: Трохим был довольно прижимистым, даже жадным хозяином и не держал больших запасов. Но по той же самой причине там нашлись три полных сундука вещей, оставшихся от прошлой хозяйки. Я пока только мельком взглянула на содержимое, слегка приоткрыв крышки, но уже было понятно: всё это надо вытащить, постирать почистить и употребить в дело.

В третьих, мне надо было рассчитаться с долгами мужа за поставки продуктов и договориться о новых. Но это позже. Пока денег у меня немного, а возможная заначка не найдена, кредиторам придётся немного подождать. А мы будем закупать продукты сами, на городской ярмарке.

В четвёртых, следовало подумать о стратегии развития моего трактира. Я собиралась расширить ассортимент блюд. Если первому успеху я обязана «картаровским щам» (пусть даже по ошибке), то почему бы не пойти тем же путём дальше?

Купцы мимо нас ездят разные. Если готовить самые популярные блюда разных стран и народов, то всегда найдутся те, кто с радостью остановятся у нас, чтобы во время ужина на миг вернуться из долгого и тяжёлого путешествия на родину. Это могло стать нашей фишкой.

В пятых, если я делаю ставку на купеческие обозы, а не на одиноких путников, то надо позаботиться, чтобы купцам было не только вкусно, но и безопасно. И я не только про разбойников говорю. Хотя и про них тоже.

В черте города за порядком следят стражники. А здесь, снаружи, мне придётся самой позаботиться об охране обозов, остановившихся на ночь. Но это потом – когда богатых гостей станет больше. Пока же будет достаточно сделать просторные навесы над двором, чтобы грузы не мокли под дождём и снегом.

В шестых, мне надо было заняться самообразованием: изучить географию, историю… А то я так и не поняла, что имела в виду Авдотья, когда говорила, что в Картаре живут драконы. И ведь ещё старый купец говорил, что его семья сгорела в драконьем пламени.

Так неужели здесь есть настоящие драконы?! Или это просто что то иносказательное? Любопытство терзало меня, а спрашивать у Авдотьи или ещё у кого я побоялась. Вдруг это такое же очевидное знание, как и то, что солнце встаёт по утрам, и я выдам свою неосведомлённость восьмидесятого уровня.