Текст книги "Астральный летчик"

Автор книги: Алексей Яковлев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 30 страниц)

3
Марина

В гардеробной что-то произошло. Вышибала стоял у дверей навытяжку. Два амбала в серых пиджаках обшаривали вешалку. Один увидел Андрюшу, подошел, отодвинул его рукой. Открыл дверь туалета, опасливо заглянул туда, потом вошел. Андрюша замер…

В открытых дверях, три мраморные ступеньки вверх, стояла девчонка в белом платье с цветами в руках. Белые и красные розы на длинных стеблях. Девчонка глядела на улицу, смеялась чему-то, щекотала подбородок змеиными головками нераскрывшихся бутонов. У Андрюши перехватило дыхание, показалось, что знает ее, видел где-то…

Девчонка повернулась, увидела Андрюшу и перестала смеяться: наверное, вид у него был дикий. Девчонка вздрогнула, опять обернулась на улицу и уронила цветы. С трех мраморных ступеней покатились змеиные головки. Андрюша рванулся к ним.

– Стоять! На месте! – рявкнул ему амбал от вешалки.

Андрюша наклонился, собрал цветы, встал. От вешалки ему в затылок целился черный ствол.

Девчонка удивленно глядела на Андрюшу, как будто тоже его узнала. Андрюша подал ей цветы. Девчонка тряхнула каштановыми волосами:

– Спасибо, – и снова удивленно поглядела на Андрюшу.

За спиной Андрюши уже стоял второй амбал:

– Иди в зал. Проходи.

Андрюша подмигнул девчонке и пошел в зал. Гитарист не играл, внимательно глядел в темноту, в сторону двери. Андрюша сел за стол. Алик тут же отодвинулся от Вовы. Вова угрюмо курил. Гитарист вдруг мощно ударил по струнам, запел хрипло и радостно:

Братва, не стреляйте друг в друга, Вам нечего больше делить. За круглым столом лучше вы соберитесь – Так страшно друзей хоронить.

Под эту веселую песенку в зал вошли амбалы в серых костюмах. Четверо. По двое встали по бокам дверей. Из-за стойки выскочил маленький, похожий на гнома бородатый человек в, полосатом шерстяном колпаке, настежь отворил обе половинки дверей, пятясь и кланяясь, пропустил в зал новых посетителей. Слева – толстый, румяный, солидный. Справа – молодой, смуглый, черный, с английским пробором на прямых волосах, а между ними девчонка в белом платье с цветами в руках.

– Война алой и белой розы, – задумчиво сказал Алик.

– Братва, не стреляйте друг в друга! – надрывался гитарист.

Румяный похлопал в ладоши. Гитарист замолчал.

– Стасик, спасибо, – сказал румяный. – Я прошу при мне эту пакость не петь.

Перед ним тут же возник бородатый в колпаке:

– Джаст момент, джаст момент, Георгий Аркадьевич. – Бородатый повернулся к залу: – Господа, я предупреждал. Зал абонирован. Прошу освободить помещение. До свидания. Приходите к нам еще…

У столиков появились официанты. Гости безропотно расплачивались и тихо, как тени, исчезали в дверях. Официанты загремели посудой, унося горки грязных тарелок. Только языкастая девица из компании попробовала возмутиться:

– А мне здесь тоже нравится!

Плечистый партнер поднял ее под мышки и поволок к дверям.

– Со мной-то ты можешь? А с ними?! – визжала девица. – Докажи, что ты мужик! Докажи!

– Извините, – сказал плечистый охранникам и выволок девицу за дверь.

Бородатый стащил с головы шерстяной колпак, вытер им большой стол у стойки, доказывая его идеальную чистоту.

– Велком, Георгий Аркадьевич… Велком, как говорится…

– Проще, Мишенька, проще, – засмеялся румяный и взял под руку девчонку.– Это он, Мариночка, от твоего вида так разволновался, отвык, старый негодяй, от порядочных девушек.

Девчонка засмеялась. Смуглый, с английским пробором, загадочно улыбался. Андрюша не понял этой улыбки.

Румяный усадил девчонку в центр стола. Как раз на то место, где сидела языкастая девица. Смуглый и толстый сели по бокам. Тут же перед ними на столе появилось шампанское, вазы с фруктами. Вокруг суетились сразу трое официантов. Толстый хлопнул в ладоши:

– Стасик, в честь моих гостей, давай мою любимую!

– Стасик! – замахал руками бородатый. – Стасик!

А Стасик, глядя в глаза толстому, уже начал негромкое простое вступление. На три аккорда. Умпа-умпа-умпа. Бородатый улыбался восхищенно.

 
У дороги чибис,
У дороги чибис,
Он кричит, волнуется, чудак!
 

Седой подхватил мощным баритоном:

 
А скажите, чьи вы?
А скажите, чьи вы?
И зачем, зачем идете вы сюда?!
 

Старая детская песенка в исполнении толстого звучала грозно. Андрюша подумал, что угроза относится к ним, и насторожился, но Вова задумчиво разливал себе и Алику остаток «Абсолюта». Алик, глубоко затягиваясь сигаретой, смотрел на девчонку. Толстый гремел на весь зал:

 
Не кричи, крылатый,
Не тревожься зря ты,
Не войдем мы в твой зеленый сад!
 

Толстый раскинул руки, подмигнул девчонке:

 
Видишь, мы юннаты,
Мы друзья пернатых
И твоих, твоих не тронем чибисят!
 

Вова, о чем-то тоскуя, ткнул свой фужер в фужер очкастого Алика:

– Давай, Алик.

– Давай, Вова, давай. Подумай, о чем я тебе сказал. – Он не отрывал глаз от девчонки.

Гитарист уже не пел, он только подыгрывал толстому. Бородатый таял в восхищенной улыбке. Смуглый щурил черные глаза. Девчонка хохотала от души. Толстый встал, сложил руки перед собой, как артист:

 
Небо голубое,
Луг шумит травою,
Ты тропу любую выбирай!
 

Он опять широко раскинул руки, захватывая в объятия весь полутемный прокуренный зал.

 
Это нам с тобою,
Всем нам дорогое -
Это наш родной, родной любимый край!
 

Девчонка зааплодировала:

– Браво, Гоша! Браво!

Смуглый крепко пожал толстому руку:

– Артист, такой талант пропал.

– Почему пропал? – удивился седой. – У меня, Чен, талантов много. И ни один не пропал! Ни один! – Он поцеловал руку девчонке. – Мариночка, это тебе мой подарок.

– Это самый лучший подарок, – смеялась девчонка.– Самый лучший, какой я сегодня получила. Спасибо, Гошенька.

Вова нахмурился, отставил фужер. К их столику подходил, аж паркет скрипел, элегантный мужчина в сером, центнера на полтора весом.

– Тебе, Батый, особое приглашение?

Вова медленно поднял на него глаза.

– Слушай, Слон, давай по-честному.

– Давай, – согласился Слон. – Мы этот «Фрегат» еще вчера заказали. Это разве не по-честному?

– Вчера, сегодня… Какая разница, – цедил сквозь зубы Вова. – Я-то уже давно здесь. С друзьями. Я первый пришел.

– Шума хочешь? – уточнил Слон.

– Зачем шум? – лениво возмутился Вова. – Давай так: вы выставляете бойца и мы выставляем бойца. Кто победит, та команда и остается. Так? По-честному?

За большим столом засмеялась девчонка в белом. Соседи не давали ей скучать. Глаза у очкастого стали опять огромные, он не мигая глядел на Слона. Скрипнул паркет. Слон сделал шаг. Оглядел Андрюшу:

– Интересное предложение. Пойду посоветуюсь с «папой», – и по паркету заскрипел, удаляясь.

– Как себя чувствуешь, боец? – спросил Андрюшу Вова.

– Нормально, – только сейчас понял все Андрюша.

Он повернулся лицом к залу. Стал оглядывать охранников – гадал, который выйдет против него.

– Вова, не надо цирка. Пойдем на воздух, – сказал Алик. – Лучше уйдем.

– Молчать, чекист! – осадил его Вова.– Шутки кончились.

Вернулся элегантный Слон.

– «Папа» против, – сказал он.

– Как это против? – обалдел Вова. – Мы же договорились…

– Обстоятельства изменились,– развел руками Слон.– У Мариночки день рождения. «Папа» хочет, чтобы все было красиво и тихо, как в старом кино. Так что… Канай, Батый, потихонечку…

– Он обещал! – очень обиделся Вова.

Слон без улыбки смотрел в его растерянное лицо:

– Ах, даже обещал?… Ладно, пойду уточню. – И он опять заскрипел по залу.

Очкастый вдруг встал, схватил Андрюшу за руку, сказал Вове:

– Я так не играю. Мы уходим. Идем, сынок.

Вова тоже встал, оттолкнул очкастого от Андрюши:

– Тихо! Сядь! Не мешай работать!

Очкастый моргнул и сел. Хмель у него как рукой сняло. Андрюша подумал, а был ли он вообще пьян?

Подошел Слон, бросил на стол новенькую зеленую бумажку с портретом Франклина:

– «Папа» вспомнил. Твой ход, Батый.

Вова полез во внутренний карман за мощным лопатником. Послюнил палец, вытащил такого же Франклина, но изрядно помятого, бросил его на стол рядом с новеньким.

– Идем, служивый, – позвал Слон Андрюшу.

Андрюша посмотрел на Вову. Прапор отвел взгляд, опустил голову.

– Прощай, десант. – Алик во все очки смотрел на Андрюшу. – Прощай…

– Пора, малыш. – Слон положил тяжелую руку на плечо Андрея. – Идем. Будет немножко больно.

Андрюша встал. Амбалы уже выставляли столы и стулья из центра зала. У стойки в кучке шептались официанты. Из-за черной занавески выглядывало глазастое лицо в белом накрахмаленном колпаке. Андрюша все гадал: кто же выйдет против него? Охранники расчистили центр зала и снова встали у дверей. Слон взгромоздился на табурет у стойки. Бородатый выставил перед ним кружку пива.

А за столом о чем-то шептались толстый и смуглый. Девчонка помахала Андрюше длинными цветами и улыбнулась. Только теперь до Андрюши дошло, что ее угораздило родиться в его день, в день Воздушно-десант– ных войск, второго августа, и он тоже улыбнулся в ответ.

К нему подошел толстый:

– Как зовут-то, красавец?

– Андрей Балашов.

– Как торжественно, – засмеялся седой. – Я у тебя только имя спросил. Андрюша, значит?

Андрюша кивнул.

– Руки, – сказал седой.

Андрюша не понял.

– Покажи руки. – Толстый взял его руки, перевернул ладонями вверх, внимательно осмотрел, опять перевернул, пощупал костяшки на кулаках. – Хорошие руки. Набитые. Где служил?

– На кавказской войне.

Толстый приветливо ему улыбнулся:

– Значит, умирать научен. – Он повернулся к своему столу. – Чен, выходи. Все в порядке.

Смуглый о чем-то разговаривал с девчонкой. Нехотя отвлекся, кивнул толстому, что-то договорил и встал. Не спеша подошел к Андрюше, оглядел его с ног до головы, потом уставился в глаза. Долго и пронзительно. Андрюша чуть поднял взгляд, смотрел выше переносицы смуглого. Заместителем командира бригады по бою был у них майор Демченко, уволенный из спецназа в октябре девяносто третьего. Он их много чему учил. В том числе и уходить от пронзительного взгляда соперника.

Смуглый чуть кашлянул. Андрюша не отвлекся, внимательно смотрел ему в ямку между бровей. Смуглый хотел дотронуться до Андрюши, но тот резко отбил его руку.

Смуглый отошел, снял пиджак с блестящими лацканами, аккуратно повесил пиджак на спинку стула, сел, не спеша снял красивые ботинки, потом тонкие черные носки.

– Чен, ты обещал недолго,– сказала вдруг девчонка.

– Быстро не получится.

Чен стащил через голову рубашку, опустив голову, вышел в центр зала, встал перед Андрюшей, чуть поигрывая загорелыми мышцами.

– Регламент официальный, – сказал толстый, снимая с руки «Ролекс». – Три раунда по три минуты. Если выдержит Андрюша.

Андрюша не ответил, он не отрывал глаз от смуглого. Чен смотрел на него из-под черной челки.

– Время, – сказал толстый.

– Поехали, служивый!

И Чен поехал. Накатил на Андрюшу, как танк. Андрюша только защищался и думал, надолго ли хватит у смуглого такого темпа? Темпа у него хватило. Дрался он лихо, и что удивительно – неправильно. Пошел корпусом вправо. Андрюша ожидал атаки справа. Чен неожиданно проводил мощную серию слева. Андрюша только успевал отбиваться. Он даже не услышал, как седой крикнул: «Брэк! Первый раунд!»

Очнулся Андрюша на коленях. Чен, подпрыгивая, стоял в стороне. Официанты и охранники аплодировали, а под глазом у Чена набухал красный желвак. Андрюша обрадовался, что хоть раз провез ему от души.

В ушах у Андрюши гудело. Он поднял плечи, набрал животом воздух и резко выдохнул. Опять набрал воздуху сколько мог, опять выдохнул. Стало немного полегче. Андрюша решил попробовать во втором раунде драться так, как дерется Чен. Вопреки всем законам – неправильно. Но понял, что это высший класс. С первого раза может не получиться.

Чен подошел к столу, взял бутылку минеральной, вылил ее себе на голову и на лицо. Андрюша сообразил, что ему тоже пришлось несладко.

Девчонка вдруг подбежала с бутылкой к Андрюше. Вылила ему воду на голову:

– Вставай, Андрюша. Вставай, миленький. Я за тебя болею. У меня сегодня день рождения. Сделай мне подарок. Можешь?

Андрюша прыжком встал с колен. Тельник был в крови. Андрюша вытер лицо подолом майки:

– Попробую.

Чен исподлобья глядел на них, нехорошо улыбаясь:

– Это ты напрасно, Мариночка. Я же только злее буду.

Марина рассмеялась:

– Посмотрим.

Чен по-собачьи тряхнул мокрой головой и пошел к центру зала.

– Время! – крикнул толстый.

– Поехали, служба. Сейчас за фонарь ответишь.

Андрюша не стал дожидаться его атаки. Резко первый рванулся вперед, попробовал провести неправильную серию. Чен шумно выдыхал на каждый его удар. Из-под мокрых взъерошенных волос блестел черный прищуренный глаз.

– Ну берегись, Андрюша…

Андрюша вспомнил, как «духи» окружили их бээмдэшку в горах, как кричал гортанно их командир: «Андрюша, сдавайся, а то мама в Питере будет очень плакать!» Все знали «духи». Бээмдэшка сгорела тогда, но они ушли живыми.

Чен мягко, с пятки, обходил Андрюшу то слева, то справа. Выманивал на атаку.

И тут этот смуглый черный показался вдруг Андрюше настоящим «духом». Он выждал паузу и, когда Чен показывал атаку справа, слева опередил его. Сам пошел вперед. Чен не ожидал такой прыти.

– Так, – рявкнул Вова. – Убей его, боец!

Пару из серии Чен пропустил. Андрюша это видел. Чен отпрыгнул, оскалился.

Андрюша слышал, как вскрикнула Марина, но не понял, то ли она Чена подбадривала, то ли его. А ему уже было все равно, он шел вперед, догонял Чена. Достать! Добить!

Чен встретил его коротким резким ударом пятки в сплетение. Андрюша согнулся. Прикрыл голову. Вспомнил почему-то хохочущих до упаду пацанов на Невском. Чен молотил его по почкам, по шее. Старался достать коленом лицо. Андрюша упал на колени, закрыл лицо руками…

– Брэк! Второй раунд! – крикнул кто-то. Не толстый.

Андрюша открыл лицо. Увидел, как Алик в белой

майке за руку оттаскивает от него Чена. Чен шумно дышал на Алика:

– Ты кто такой? Ты судья? Да? Уйди лучше!

– Все-все-все, – оттирал его грудью Алик. – Ты выиграл. Все. Мы уходим. Слышишь? Мы уходим!

– Еще раунд! Еще целый раунд. Я убью его!

– Все!

– Уйди! Или тебя убью!

– Меня нельзя, – выставил грудь Алик. – Видишь, кто я? КГБ!

– Зачем КГБ?

– Привет тебе от Ольшанского. Слышишь, Чен. Привет от Ольшанского.

Чен оперся руками на колени. Продышался. Покрутил головой, мало что понимая.

– «Папа»?! Жора, ты где?

Толстый в углу спокойно разговаривал о чем-то с Вовой. Из-за стола вышла с цветами Марина:

– Чен, возьми. Они твои. Ты выиграл. Успокойся. – Она обняла мокрого Чена. – Ну, успокойся же… Ты же дрожишь весь…

– Он сказал, убей его. – Чен глядел на нее дурным глазом. – Он хотел меня убить… Откуда он спецприемы знает?…

Алик подошел к Андрюше, помог ему подняться:

– Быстро в туалет. Умойся. Жди на улице. Быстро!

– Эй, КГБ, иди сюда, – заволновался вдруг Чен. – Иди сюда. Ну! Что ты от меня хочешь?

Андрюша, шатаясь, пошел к выходу. Охранники у дверей расступились, хмуро глядя на него.

– Что?! – заорал вдруг в углу толстый. – Передай своему голубому Сереже, что я кладу на него! Понял? Так и передай!

Вова, оглядываясь, успокаивал толстого:

– Тише! Георгий Аркадьевич!

– Мальчишка! Обсос! На кого письку дрочит? – не унимался толстый «папа».

Андрюша вышел в гардеробную. У дверей курил вышибала, он подмигнул Андрюше:

– С праздничком, десант. Красиво выглядишь.

Андрюша хотел свирепо посмотреть на него, но понял, что ничего не выйдет. Скулы заплыли, глаза превратились в смотровые щели.

А в зале Марина все обнимала Чена, успокаивала, а тот орал что-то Алику. Распахнулись двойные двери, из зала выскочил прапор Вова.

– Хорош. Это тебе не с ментами махаться. Иди умойся. Людей напугаешь.

Андрюша вошел в туалет, держась обеими руками за живот, – жгло, подкатывало к горлу. Андрюша помотался по туалету, заполз в кабинку, склонился над горшком. Фонтаном хлынула бурая жижа – «Пиратская похлебка» с янтарными кругами.

Андрюша облокотился на раковину, открыл кран. Теплой водой промыл рот, сполоснул лицо, медленно поднял голову к зеркалу. В зеркале был точно не он. Ему опять улыбался седой загорелый человек с разными глазами, одним серым, другим черным. Ласково так улыбался. Андрюша сплюнул через плечо, и загорелый пропал. Теперь он увидел себя, но узнал не сразу: лицо заплыло, губы вывернулись, как у негра, белки глаз в кровавых прожилках, как у дохлого окуня.

Андрюша подставил лицо под теплую струю, пока не стекла розовая кровавая пена.

В туалет вошел Алик. А куда пропал загорелый, Андрюша не понял.

– Ну, как ты? – наклонился к Андрюше Алик.

– Нормально.

Алик брезгливо прищурился, разглядывая лицо Андрюши:

– Здорово этот зверь тебя разделал.

– Нормально.– Андрюша выплюнул в раковину кровавый сгусток. – Он что, кореец что ли? Или японец?

Алик тоже сполоснул лицо, промокнул его мятой белой майкой.

– Чен наш.– Алик разгладил буквы на груди.– Ченцов его фамилия. Гена Ченцов. Ченом его спортсмены прозвали. У него черный пояс, то ли по карате, то ли по таэквандо…

– Кроме карате он еще много чего знает, – сказал Андрюша.

– Думаешь? – пожал плечами Алик. – Мне это ни к чему… А за что это Вова тебя под него подставил?… А?

Андрюша понял, что его подставили, и не Вова, шеф – Сергей Николаевич – хозяин «Ариадны». Это он рассчитал всю операцию. С самого его ухода из магазина. А зачем?… Этого Андрюша не мог понять.

– Ладно. Пошли на воздух. – Алик подтолкнул Андрюшу к двери.– Возьмем с собой бутылочку. Заодно компресс тебе сделаю.

Они вышли из туалета. Андрюша поискал глазами Вову.

– Твой командир уехал, – сказал вышибала. – Рассердился на тебя жутко.

– За что?

– Как за что? – удивился вышибала. – Стольник баков из-за тебя проиграл – рассердишься.

– И меня окровавленного, всенародно прославленного, – запел Алик и потащил Андрюшу на выход.

– Стой. Там у меня беретка осталась. – Андрюша шагнул к двери в зал.

– Эй! – Алик схватил его за руку. – Там тебе лучше не светиться. Я сам. Жди на улице.

Алик поправил перед зеркалом свои взъерошенные волосы и пошел в зал. В зале было тихо, удивительно тихо. Андрюша видел сквозь стеклянную дверь, что Чен сидел в сторонке, босиком, в накинутой на плечи белой рубашке, с цветами на коленях, алыми и белыми. Исподлобья наблюдал, как в центре зала, закапанном и его кровью, танцуют седой и Марина, под музыку гитариста.

Отчего ты мне не встретилась, юная, стройная, В те года мои далекие, В те года вешние?…

Гитарист пел задушевно, как в старом кино. И седой танцевал красиво, как на конкурсе бальных танцев, – черный смокинг и белое платье. Все было красиво и тихо, как он хотел.

Вышибала загремел мощным засовом:

– Иди, десант, на улицу. Хватит с тебя на сегодня. Нагулялся на неделю. Иди.

Андрюша обернулся к нему:

– Я Алика жду.

– За Алика не волнуйся, – успокоил его вышибала. – Он сам тебе велел на улице ждать. Иди. Алик не пропадет.

Андрюша вышел на набережную. У подъезда стоял квадратный «вольво» и белый высокий джип «чероки». В джипе курил человек. Услышал, как хлопнула входная дверь, высунулся из окна почти по пояс. Андрюша повернулся к нему спиной, чтобы тот не разглядел его рожу.

С залива дул теплый ветер. Над Невой висела луна. Свирепым басом рявкнул черный буксир. На самоходках с грохотом убирали сходни. Затюкали, разогреваясь, дизели. Чья-то девчонка крикнула:

– Приходи скорей! Я жду!

У моста зазвенел зуммер. Оранжевым замигала сигнализация. Мост Лейтенанта Шмидта медленно, как во сне, возводил к звездному небу черные руки. Молился за пропавших и заблудившихся на гиблом острове.

4
Сфинкс

За спиной загремел засов. Вышел Алик. В одной руке бутылка «Абсолюта», в другой пакет, завернутый в вафельное полотенце. На горлышке бутылки висел Андрюшин голубой берет.

– Мосты, мосты, зачем вам надо, – запел Алик на всю набережную, – с любимой разлучать меня?!

Теперь-то он был точно пьян. Наверное, добавил еще у стойки, когда бутылку брал. Хотя, когда он к ним подсел, тоже казался совсем вдрабадан. Алик подошел к Андрюше:

– Держи.

Андрюша снял с горлышка свою беретку, надел на затылок.

– Да не это! Я же тебе, как голубь, любовное послание принес. Подними полотенце.

Андрюша поднял край вафельного полотенца и взял сложенную вчетверо записку:

– От кого это?

– От Тани.

– От какой еще Тани?

– Ах, Таня, Таня, Танечка, с ней случай был такой, служила наша Танечка в столовой заводской, – снова заорал Алик на всю набережную. Видно, и до него дошла тема ретро. – От поварихи. Андрюша, втрескалась она в тебя с первого взгляда. Просит подождать ее. Омоет твои раны и утолит печаль неутолимую, цени.

Андрюша покрутил в руках записку, сунул ее в карман:

– Пошли скорей отсюда.

Из джипа высунулась физиономия. Охранник явно подслушивал.

– Идем куда-нибудь,– заторопил Алика Андрюша. – Все равно теперь домой не попасть. Мосты развели.

– Идем!

Они зашагали по набережной к мосту. Гулко стучали каблуки ковбойских сапог Алика.

– Куда-нибудь? За-ме-ча-тель-но! Весь мир в одном слове! Куда-нибудь! – громко, будто стихи читая, философствовал Алик. – Но! Вот смотри, уже Дворцовый поднимается. Потом Биржевой. Потом Тучков… И весь мир для нас, Андрюша, свернется до родного Васильевского острова. Свернется в черную дыру. Откуда и свет-то не долетает. Свет в черной дыре превращается в материю, Андрюша! Можешь ты такое понять? Энергия превращается в материю! А? Апокалипсис!

Андрюша слушал его краем уха. Скулы ломило. Гудело в башке.

– А все очень просто, Андрюша! В черной дыре колоссальное притяжение. Притягивает к себе все! Кометы, планеты, болиды, астероиды… солнца притягивает к себе…– Алик засмеялся.– Где-то там ты – солнце. А попадешь в черную дыру… Ты – песчинка, соринка… Мусор, одним словом… И все это называется – Васильевский остров. Здесь все! Все миры! Все времена! Возьмем Большой проспект. Он упирается в небо и в море! Это верхний Мир, Андрюша. Возьмем Средний проспект. Он назван-то в честь среднего мира. Магазины, лавки, шалманы, бани… И упирается он в Наличную улицу. В наличность! За-ме-ча-тель-но! И наконец, Малый проспект! Это, Андрюша, самый загадочный мир. Нижний мир. Великий океан смерти! Упирается Малый проспект в Смоленское кладбище! Тенистые аллеи, загаженные могилы, поваленные кресты – страшный мир, Андрюша… И все это на одном пятачке! Вот что такое Васильевский остров, Андрюша… Стой!

Алик остановился. Громко цокнули подковки его сапог. Андрюша вздохнул и встал рядом.

– А именем какого Василия названа эта черная дыра? Ты знаешь, Андрюша? А?…

– Нет, – сказал Андрюша устало.

– И правильно! Этого тебе лучше не знать!… Какой самый главный храм на Васильевском? В честь какого святого?

– Не знаю.

– А это тебе надо знать. – Алик зажал коленями бутылку и с хрустом отвинтил серебряную головку. – Самый главный храм на Васильевском – храм Андрея Первозванного – твоего тезки, Андрюша. Это тебе надо знать. А кто же такой Василий? На острове Васильевском главный храм Андреевский. Кто ж такой Василий?! А? А это его антимир! Андрей Пер-во-зван-ный, а Василий – тот, кого зовут в последнюю очередь! А к кому обращаются, когда уже и обратиться-то не к кому?! А?! Тихо-тихо. Молчи, Андрюша, молчи… Давай выпьем за неизвестного Василия! Тихо выпьем.

– Подожди. Давай на место придем.

– На какое место? – захохотал Алик. – Я же тебе объяснил. Здесь везде место! Пей.

Они стояли у старого низкого желтого особняка с белыми полуколоннами на фасаде.

– Смотри! – поднял вверх палец Алик. – На этом домишке тридцать три мемориальные доски! В честь тридцати трех академиков, проживавших здесь! Говорят, их души до сих пор по этому дому бродят. Как по коммунальной кухне. Дом с привидениями. Это каждый островитянин знает! Пей, Андрюша, за целый взвод привидений. И за их дядьку – Черномора – не-святого – Василия! Пей!

Алик тыкал горлышком прямо в губы Андрюше. У Андрюши в ушах гудело, как в старом телевизоре. Он взял бутылку, отхлебнул.

– Зажуй, зажуй. – Алик развернул вафельное полотенце. – Видишь, как меня твоя Танечка снарядила. А? И рыбка, и курочка, и колбаска. Бери от ее щедрот, пользуйся, не убудет.

Андрюша взял кусок копченой колбасы. Откусил и тут же выплюнул. Зубы заныли.

– Не прожевать? – посочувствовал Алик.– Сполосни рот.

– Чем?

– Да водкой! – протянул ему бутылку Алик.

Андрюша побулькал водкой между зубов – десны обожгло,

– Слушай! – Алик завинтил бутылку. – Идем-ка в Соловьевский сад! К Румянцевым победам. Идем, Андрюша, выпьем за твою победу!

Андрюша шумно вьшлюнул водку:

– Какая победа?! Он меня чуть не убил… Если бы не ты…

– А ты их чуть не убил! – хохотал очкастый.– И «папу», и Чена! Чуть их не убил и даже не заметил!…

– Как это?… – уставился на него Андрюша.

– А так! Не зря тебя подставили, Андрюша. – Алик подошел вплотную, Андрюша увидел в его затемненных очках свою искореженную рожу. – Андрюша, а Сергей Николаевич тебе про драку ничего не говорил?

– Нет. – Андрюша отвернулся, не от него, от своей изувеченной рожи.

– А сколько он тебе заплатил? – не отставал Алик.

Андрюша выташил из заднего кармана две зеленые бумажки.

– Двадцать долларов?! – заорал Алик.– Ты себя под Чена за эту дрянь подставил?! Как тебе не стыдно, Андрей?! А еще Первозванный!

– Так я же не знал ничего. – Андрюше было очень стьщно от его жуткого крика. – Он сказал, возьми погуляй, помяни братанов. Я и взял…

– Ах, он даже тебя не предупредил, что драться придется?

– А зачем мне драться в мой праздник? Что я, дурак?

– Ты-то дурак. Это ясно, но он какая сука!

Алик уставился в крутую стену разведенного пролета. Под луной блестели трамвайные рельсы. Рельсы уходили прямо в звездное небо.

– Сука-сука-сука, – пропел Алик на знакомый мотивчик про Ксюшу в юбочке из плюша.

Он был опять абсолютно трезв, и Андрюша поразился этой его удивительной способности – хмелеть и трезветь мгновенно.

– Значит, выяснил, что ему нужно, и гуляй, Андрюша, – рассуждал про себя Алик. – Так-так-так, – говорит пулеметчик… Нет-нет-нет, – говорит пулемет… Так дело не пойдет! Мы их наколем, дохлых фраеров! Мы их наколем, Андрюша!

Алик засмеялся на всю набережную детским веселым смехом и обнял Андрюшу рукой с бутылкой.

– Ну-ка, пошли, пораскинем оставшимися мозгами, как это нам лучше сделать. Пошли, Андрюша.

Андрюша хотел скинуть с плеча его руку с бутылкой, уйти, побыть одному… Только уходить было некуда. Вдали торчали в небе пролеты Дворцового моста. До утра с Васильевского не выбраться. И он пошел в обнимку с Аликом.

Они прошли длинный мрачный фасад Академии художеств. Впереди таинственно чернел Соловьевский сад. На войне Андрюша привык не доверять «зеленке», будь то чахлый кустарничек или редкая рощица. Прежде чем войти в «зеленку»; ее долго поливали свинцом, утюжили танковыми пушками и артиллерией – в «зеленке» обитали «духи».

Андрюша остановился, ушел из-под руки Алика и направился через дорогу к спуску, к Неве.

– Первозванный, ты куда? – крикнул вслед Алик.

– К воде.

– За-ме-ча-тель-но! – Каблуки Алика зацокали по мостовой. – Сфинксы нам и нужны! Самое лучшее место для разгадки неразрешимых задач!

Андрюша только сейчас заметил, что по бокам спуска сидели, поджав под себя хвосты, два льва с человеческими головами. На головах у них высились шапки, похожие на шахматные фигуры. Сфинксы, как в зеркале, улыбались друг другу под луной.

– Привет! Загадочные мои сотрудники! – Алик подпрыгнул и громко шлепнул сфинкса по гранитной ляжке.

По мокрым скользким ступенькам Андрюша спустился к воде. По реке медленно, против течения, поднимались караваном белые самоходные баржи. Ближе к берегу по течению телепал, отчаянно дымя, закоптелый буксирчик с высокой старомодной трубой. На грязном борту четко читались большие буквы: «Виктор Гюго». Андрюша даже улыбнулся разбитыми губами.

Он встал на колени. От воды пахло мазутом и тиной. Вода была теплая и жирная, как остывший суп, как «Пиратская похлебка».

Андрюша снял беретку, смочил лицо и волосы, отфыркнулся и встал.

На гранитной полукруглой скамейке под сфинксом Алик раскладывал на вафельном полотенце закуску. Выставил у бутылки пару пластмассовых стаканчиков.

– Все готово к жертвоприношению! – позвал он Андрюшу. – Садись!

Андрюша сел на теплый, не остывший еще гранит. Алик разлил. Водка, тяжелая, как ртуть, плюхалась на дне стаканчиков.

– Что загрустил, Андрюша?! – Алик подал ему стаканчик и пропел весело: – Ах, Андрюша, печалиться не надо!… За одного битого двух небитых дают… Прозит, Первозванный!

Они выпили.

О гранитные ступеньки плескалась волна, поднятая энергичным «тружеником моря». Рябилась лунная дорожка. На той стороне темнел силуэт Медного всадника. Поблескивал под луной купол Исаакия. Прямо почтовая открытка. Андрюшу тошнило от этой красоты. Горы честнее. Чужие горы. Чужие люди. Для них ты враг. А здесь?… В родном городе, в этой красивой декорации чьей-то незнакомой пьесы – чужой!… Ты никто! Ты просто никому не нужен.

За Исаакием полыхнула зарница. Заорали, затрепыхались в листве Соловьевского сада воробьи. Алик засмеялся тихо:

– Слышишь, как бесятся, как они волнуются?…

– Им-то чего волноваться?

– Как это «чего»? Начались воробьиные ночи! Жуткие ночи. Волшебные ночи… На целую неделю. А все из-за тебя, Андрюша… Все из-за тебя…

– Я-то при чем?

– Второе августа твой день. День Ильи-пророка.

– Нам командир говорил. Илья-пророк – наш крестный.

– Только ваш крестный отец живым на небо взят. А вас, «крестничков», оттуда на грешную землю сбрасывает. «Зачищать» грехи. Небольшая разница.

Опять за Исаакием полыхнула зарница. Где-то далеко над Купчином зарокотал гром многоэтажным эхом. Взбесились в саду воробьи. Алик снял очки и прислушался:

– Слышишь, что делается?! Чуют птички Божьи нечистую силу! Чуют!

И Андрюша прислушался к беснованию воробьев:

– Откуда нечистая сила?… День-то святой.

Алик плеснул по стаканчикам водки:

– Уж такого неугомонного крестного вы себе выбрали. Он распугал народ честной и укатил на огненной колеснице, а нам, бедным, расхлебывать… Андрюша, ты помнишь наши встречи в приморском парке, на берегу?

Алик поднял стаканчик, и Андрюша поднял свой. Алик спросил неожиданно:

– А Марину-то ты давно знаешь?

– Я? – поразился Андрюша. – Первый раз в жизни увидел.

– Ты смотри… – Алик покачал головой. – А она к тебе как к родному… Ты смотри… Бывают же такие совпадения… Твой день – ее день… Не иначе нечистая разгулялась?… Ничего, Андрюша. Прорвемся! На твое счастье, ты еще и Первозванный! А кто тебя первым позвал? Я! Держись меня, Андрюша! Меня нечистая боится. Я – меченый. Прозит, Первозванный.

Они выпили. Андрюша вдруг почувствовал расположение, даже некую благодарность к этому странному незнакомому очкастому парню в дешевой мятой футболке с нелепыми теперь буквами на груди.

Алик провожал глазами караван самоходок. Те уже подгребали к Дворцовому. Задумчиво глядя на караван, Алик спросил вдруг:

– А как же ты, Андрюша, в армию попал?… Такой умный… А?…

Андрюша поразился: Алик угодил в самую точку, в самую загадочную точку его короткой биографии.