Текст книги "Астральный летчик"

Автор книги: Алексей Яковлев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 30 страниц)

II
КЛАДБИЩЕ

Гляжу с тоской на род людской -

Все жалки и слабы…

Песенка

1
Морг

По правому борту в дождливой дымке, как сквозь телевизионные помехи, мелькнули плавни Лахты, ольгинская полосатая вышка-глушилка, шикарные коттеджи Лисьего Носа. От мыса катер взял мористее. Захлебываясь ревом, запрыгал на крутой волне.

Мокрая палуба была пуста. «Папа» с Ченом укрылись от дождя в рубке. Алик с Андрюшей, скорчившись, сидели в твиндеке. Рядом с двигателем.

Алик глядел на рвущийся на стеньге флаг. Флаг был необычный: на синем поле выгнутая луком радуга. На лук-радугу наложена стрела с пылающим наконечником. Это что-то Алику напоминало.

Андрюше этот катер больше не казался недосягаемым уютом, как с берега. Он поправил наручники. Наручники на них надел Чен, прежде чём их опустили в твиндек. Андрюша подвинулся к Алику:

– Зачем ты им сдался?… Мы бы в «зеленку» ушли…

Алик, улыбаясь, глядел на голубой флаг:

– Извини, Первозванный… «Фанера»… Мне очень «фанера» нужна.

– Больше, чем Марина?

Алик с трудом оторвался от флага:

– Марина?… Она меня не любит, Первозванный.

– Бли-ин! – заорал Андрюша, перекрывая рев двигателя. – Ты ничего не понял!

– Все я понял! Все! – кричал ему в самое ухо Алик. – Она пришла вся в черном. Она прощаться со мной пришла. И все!

– Психолог! – орал Андрюша. – Фрейд сраный! Ни черта ты не понял, кретин!

Катер подбросило на волне. Они больно стукнулись головами. И расселись. Подальше друг от друга. И замолчали. Но Алик не мог долго молчать, глядя на закованного в наручники Андрюшу.

– Я только в одном перед тобой виноват, Первозванный. За «голубого песца» виноват. Он же дал тебе ключевую фразу. А я ее упустил. Я другим был занят. Извини.

– Какую фразу?

– «Маскировка от противного»,– сокрушался Алик, – помнишь, он так про мою маечку сказал? Это же их сленг. Чекистская феня. А помнишь, как он за КГБ пил? Голубь-то опущенный не зря же ко мне прилетал. А я упустил! Если бы не эта «подстава», мы бы уже ероплан строили! Кре-тин!!! А-а-а!!!

Алик орал в отчаянии. Не стеснялся. За ревом двигателя их никто не мог услышать. Андрюша не останавливал его. Пусть выкричится. Иногда помогает. Андрюша думал о Марине. О том, что сегодня вечером она встретится с Капитаном Джо. И уже ничто не сможет помешать их встрече.

И еще он думал, прав ли Алик, выбрав из двух зол это – этот мощный белый красавец катер. Конечно, он не знал всех его заморочек с КГБ. Но ему казалось, что там хоть «система». То есть государство, ответственность, хоть какая-то предсказуемость. А куда несет их этот красавец-катер? «Это все равно, – думал Андрюша, – что в плен к „индейцам" попасть». «Индейцами» в горах называли душманские отряды, никому не подчиняющиеся. Воюющие только за свои кровные интересы. Даже бывало и со своими. «Индейцы» могли запросто расстрелять, распять, продать в рабство в чужую жаркую страну или у федералов обменять на боеприпасы. Тут уж, как говорится, туши лампаду.

Алика уже один раз заказывали. И если «папа» узнает, что перед ним не чекист, не бандит, а ушедший от его заказной пули Саша Ольшанский, тут и к гадалке ходить не надо. Андрюша не понимал, почему же он все-таки выбрал этих «индейцев»? Неужели с чекистами он заморочился еще покруче?

Андрюша поглядел на Алика. Он сидел, скорчившись под брезентом, и глядел на синий флаг. Улыбался довольный. Что-то вспомнил про этот странный вымпел. Заметил, что Андрюша смотрит на него.

– Ах, Андрюша, – засмеялся он, – печалиться не надо, как говорится. Нет худа без добра. Нас везут в гости к Капитану Джо. Это его вымпел. Я высчитал…

На катере резко положили руль вправо, и катер полетел к берегу. Холодная волна перехлестнула через фальшборт, ударили в лицо колючие пенные брызги. Алик заорал во всю глотку:

 
Море, море, мир бездонный,
Море, море, край безбрежный,
Над тобой встают, как зори,
Нашей юности надежды.
 

Андрюшу рассердила его веселость. В аналитических способностях Алика он разочаровался крепко. Казалось, все Алик рассчитал правильно, но не учел простую вещь – продажную, подлую натуру «голубого песца».

От песчаного берега далеко в залив тянулся белый двухэтажный причал. На втором этаже солярий. Мокрые полосатые солнечный зонтики, сложенные в штабель деревянные лежаки. На песчаной дюне окруженное соснами белое длинное здание. Как океанский лайнер в зеленом море леса. Какой-то санаторий или престижный дом отдыха. Только без людей. На берегу ни одного человека. Ни одного огня в доме. Из стеклянной будки на причале вышел человек в черной форме с коротким автоматом на плече. Ловко, одной рукой, принял причальный конец. Замотал швартов вокруг бетонной колонны. Открылись полированные двери рубки, на палубу грузно поднялся «папа». Он на ходу что-то дожевывал, вытирал руки о салфетку. Спросил, наигрывая кавказский акцент:

– Ну как, кавказские пленники, не укачались? – Он ткнул жирным пальцем в Алика: – Переоденешься, дорогой, зайдешь, поговорим.

«Папа» был весел и доволен. Чен помог ему подняться по трапу на причал. По причалу от берега к катеру подходил седой человек. С двумя автоматчиками.

– Петрович! – крикнул ему «папа».– Переодень гостей. Старшего ко мне. Младшего в морг.

Петрович ловко спрыгнул с высокого причала на качающийся на волне катер. Спустился в твиндек и снял с обоих пленников наручники. Потом выставил их у рубки. Руки на крышку рубки, ноги шире плеч. Быстро и профессионально обшмонал.

Моргом называлась узкая холодная комната без окон в цокольном этаже здания. Со скрипучей железной дверью. С синей лампочкой под потолком. Комната обложена была белым кафелем. По стенам стояли два медицинских топчана с крутыми изголовьями. Топчаны застелены желтоватой клеенкой в несмываемых ржавых пятнах. В углу – два синих кислородных баллона. В этой комнате Андрюша и Алик переоделись в полушерстяные тренировочные костюмы «Reebok», изношенные кроссовки той же фирмы. Андрюша подошел к двери, прислушался, отошел в простенок и подозвал Алика. Когда тот подошел, Андрюша достал из-за спины ТТ. Подмигнул.

– Как он его не заметил? – шепотом спросил Алик и взял пистолет.

– Я его в плавки спустил, – подмигнул Андрюша, – а старый пень по бедрам и по спине шарил.

«Везет дуракам, – подумал Алик, – а если бы седой нашел?» – и взял пистолет у Андрюши.

Заскрипела дверь, и Алик тут же убрал ТТ за спину. Вошел Петрович. Ни слова не говоря, кивнул Алику на дверь.

– Подожди, Андрюша, я скоро,– бодро сказал Алик.

Петрович только мрачно посмотрел на него.

Огромный дом был совсем пуст. Поднимаясь по узким служебным лестницам, вышли наконец в просторный холл. Даже в темноте сверкал паркет. Петрович подошел к двустворчатой дубовой двери. Стукнул по бронзовой сверкающей ручке в виде львиной лапы. И отошел. За дверью «папа» разговаривал с кем-то по телефону. Похоже, горячо оправдывался, но слов его было не разобрать. «Папа» в последний раз в чем-то горячо заверил собеседника, и дверь открылась. Открыл ее Чен. Пригласил Алика в кабинет:

– Зайдите, пожалуйста.

И Петровичу делово:

– С волчонка глаз не спускай.

«Папа» уже успел принять душ. Ходил по кабинету в длинном шелковом халате. Румяный, возбужденный. На ходу затягивался «Мальборо». Он даже не взглянул на Алика. Чен показал Алику глазами на черное кожаное кресло. Показал и ушел. В узкую дверцу за письменным столом в тон дубовой панели, обрамлявшей просторный деловой кабинет с компьютером у окна, с факсом на журнальном столике, с эскадроном телефонных вертушек на широком столе.

«Папа» в своем зеленом роскошном халате с огнедышащим драконом на спине, казалось, попал в этот строгий кабинет случайно. Забежал на секунду из предбанника фирменной сауны и сейчас уйдет обратно, дальше ловить кайф. Но он не уходил. Упруго бегал по ворсистому ковру, на ходу роняя пепел. Наконец остановился у стола. Открыл верхний ящик, достал блокнот. Черкнул в нем что-то. Нажал кнопку селектора. Хмуро приказал:

– Через полчаса машину к подъезду.

И только тогда сел за стол, тяжело вздохнул и распустил полные губы. Он был здесь абсолютным хозяином, и роскошный халат ему нисколько не мешал. Он был настолько хозяин, что имел право появиться в своем кабинете хоть голый. Ничто не умаляло здесь его хозяйских прав. Он вынул из бокового ящика свежее вафельное полотенце, промокнул взмокшую лысину. Бросил полотенце обратно в ящик, как в бельевой шкаф. И только тут заметил, что за ним уже давно с интересом наблюдает Алик. Он откинулся лысиной на высокую спинку хозяйского кресла, спросил, прищурившись:

– Так ты, говоришь, был вместе с Ольшанским в больнице?

– Был.

– Говорил он с Ланой?

Алик сделал вид, что не понял. «Папа» ему объяснил:

– С Марининой матерью он в больнице разговаривал?

Алик пожал плечами:

– А это важно?

– Для тебя нет, – отрубил «папа» – так говорил он с матерью?

Алик сочувственно покачал головой:

– Кажется, говорил.

«Папа» помассировал лысину. Ему явно не понравилось, что Ольшанский разговаривал с Марининой матерью. А Алик с сожалением подумал: «Зря я не успел поговорить со Светланой».

– Так как тебя зовут? – угрюмо спросил «папа».

– Алик.

– Александр, что ли? – уточнил «папа».

– Саша – это другой,– напомнил ему Алик.– А я Олег… Если хотите.

– Тебя я не хочу, мне срочно нужен Саша. Срочно. – И «папа» пододвинул к себе телефон.

– Давайте сразу договоримся,– поставил вопрос ребром Алик, – сначала предоплата – деньги на стол, и Ольшанский ваш.

«Папа» постучал по столу розовыми пальцами:

– Видишь ли, обстоятельства несколько изменились. – Он неожиданно сменил тон. – Слушай, Алик! А во сколько ты оцениваешь свою жизнь? Реально?

Алик подтянулся на подлокотниках мягкого кресла, сел собраннее.

– Как всякая жизнь, она бесценна.

– Ерунда! – рассердился «папа». – Как всякий товар, она имеет свою цену. И цена эта меняется в зависимости от обстоятельств. Бывает, что жизнь не стоит и ломаного гроша. – И «папа» улыбнулся.

– Вы считаете, что я как раз в таких обстоятельствах?

– Хочешь продать Ольшанского за сто тысяч баков, так?

– Так, – кивнул Алик.

– Я бы заплатил тебе, честное слово, – уверил Алика «папа», – если бы твоя собственная жизнь ну хоть что-то стоила. Сейчас ты у меня в руках, и для меня она не стоит ничего. Я могу тут же позвонить генералу Калмыкову и отдать тебя им просто по дружбе. Настолько ты мне не интересен. Но… Я отпущу тебя на все четыре стороны, если ты скажешь мне, где сейчас находится Саша.

– Бесплатно? – осведомился Алик.

– Ты плохой коммерсант, – пожалел его «папа», – давай вместе считать. Ты просишь за Сашу сто тысяч. Так?

– Так.

– Это когда твоя жизнь чего-то стоит. Сейчас она стоит ноль. Любая сумма, умноженная на ноль, равняется чему?

– Нулю, – вспомнил Алик.

– Правильно, – подтвердил «папа», – сейчас ты на голом нуле. Но… Я дарю тебе твою жизнь за Сашу. Его ты оценил в сто тысяч. Ну так сколько же стоит мой скромный подарок?

– Сто тысяч? – улыбнулся Алик.

– Молодец! – «Папа» даже хлопнул в пухлые ладошки. – Я плачу тебе сто тысяч за то, что для меня не стоит ни гроша. Ты оценил мою щедрость?

– Как интересно…

«Папа» встал из-за стола. Потушил верхний свет и поднял белые жалюзи на окне. Внизу в сиянии луны волновался залив. Шумели прибрежные сосны. По кромке берега шли два темных силуэта с собаками. «Папа» подошел к противоположному окну. И на нем поднял жалюзи. Темный массив леса сливался с низкими рваными облаками. Под ветром мерцали фонари на сторожевых вышках. «Папа» глядел на эту мрачную красоту, засунув руки в карманы халата. Упрямо склонив крутой лысый лоб.

– Я не хочу тебя пугать. Тебе самому отсюда не выбраться. Здесь мое государство. Со своей полицией, со своей таможней, со своим КГБ.

Он повернулся к Алику и сказал сурово:

– Я купил этот бывший обкомовский рай. Бывшую базу отдыха «Отрада». Двадцать квадратных километров. Здесь все теперь подчиняется моим законам. Здесь есть даже кладбище. Небольшое пока. Но сказочное. Песок и сосны. Мечта. Хочешь, мы тебя здесь похороним? Бесплатно. Как дорогого гостя. Хочешь?

– Спасибо, – вежливо поблагодарил Алик.

В темноте за узкой дубовой дверью панели пробивался свет. Там их слушали.

– Ну так что? Принимаешь мой щедрый дар? Или выбираешь бесплатные похороны?

Алик смотрел в окно на блестевший под луной неспокойный залив. На длинные черные тени поста на берегу. На качающийся на волне белый катер.

– Мне надо подумать.

– Чего тут думать? Не глупи.

«Папа» подошел к столу, включил свет, снял трубку телефона:

– Давай телефон этого бесценного Саши.

– Подождите, подождите, – попросил его Алик.

«Папа» положил трубку и спокойно объяснил:

– Тут вмешивается еще одно обстоятельство. Время! Дорого яичко ко Христову дню. Время играет не на тебя, Алик. Сейчас твоя жизнь стоит сто тысяч. За жизнь Саши. Но если я найду Сашу сам, а я его обязательно найду, твой выигрыш опять превратится в голый ноль. Ты пойми формулу твоего выигрыша: сто тысяч, помноженные на время. А твое время стремится к нулю с каждой секундой. Давай, Алик, не глупи. Называй его телефон и адрес. Быстро! Ну?

Тут узкая дверца приоткрылась. Тихо вошел Чен, склонился к плечу «папы», что-то зашептал.

– Марина? – «Папа» побагровел. – Не может быть!

Чен снова прошептал ему что-то. «Папа» закурил. Взял себя в руки. Сказал ватным от дыма голосом:

– Тебе, Алик, повезло. Немножко повезло. Твой ноль отодвигается всего до утра. Завтра утром ты будешь здесь. И у тебя останется одна секунда. Всего секунда. Чтобы назвать его адрес.

Алик снял очки. Большим и указательным пальцем с силой надавил на глазные яблоки. В глазах поплыли радужные круги.

– Проводи его в морг, – приказал «папа» Чену. – Я пока переоденусь.

Чен подошел к Алику, показал ему глазами на дверь. Алик хотел спросить у «папы» про Марину, но раздумал. Встал и пошел к дубовой двери. Впереди Чена. У самой двери «папа» остановил Алика:

– А впрочем, может, уже сегодня я сам найду Сашу. Сам. И ты мне станешь совсем не нужен.

– Ну-ну, – улыбнулся ему Алик.

В морге Алика ждал Андрюша. Он лежал на медицинском топчане закинув руки за голову. В синем мертвящем свете тусклой лампочки. Дверь с грохотом закрылась за Аликом. Алик сказал весело, чтобы подбодрить Андрюшу, хотя на душе было тоскливо и пусто:

– Не отчаивайся, Первозванный! Это нас «папа» пугает. Как пионеров в Артеке. Детские страшилки рассказывает. На ночь.

Андрюша встал. Подошел к железной двери. Прислушался. В коридоре было тихо. Аж в ушах звенело от тишины. Андрюша поманил Алика рукой, подвел его к белой картонной двери в соседнюю комнатку. И широким жестом открыл ее, продемонстрировав содержимое. Синий свет из их комнаты осветил штабель цинковых гробов. Один гроб стоял отдельно внизу. Синий свет поблескивал на пластмассовом окошечке в изголовье. Чтобы родственники смогли опознать запаянный труп. После затянувшейся паузы Алик спросил:

– Они хоть пустые?

– Пока, – ответил Андрюша.

– Какая безвкусица, – оценил увиденное Алик.– Кто-то из великих сказал: «Талант – это чувство меры». Свалка гробов – это чересчур. Георгий Аркадьевич – бездарь. Шарлатан. Тьфу.

И Алик закрыл ветхую картонную дверь. Андрюша сел на топчан, откинулся на кафельную стенку:

– Он не шарлатан, Алик. И он нас не пугает: Здесь и находится его бизнес.

– Гробы? – не понял Алик. – Думаешь, он торгует цинковыми гробами? Думаешь, это солидный бизнес?

– Его бизнес – «шоу кумитэ», – напомнил Андрюша, – помнишь, что нам «голубой песец» рассказывал? Так вот это шоу находится здесь.

– Подожди, подожди,– перебил его Алик.– Сколько же на этом шоу за вечер гибнет бойцов? Я так понял, что один. Всего один. Иначе все это превращается в бездарный цирк. Смерть – дело штучное. Ею надо торговать в розницу. Зачем «папе» столько гробов?

Андрюша ответил как давно решенное:

– А «папа» их оптом скупил.– На каком-нибудь военном складе. По дешевке.

– Гигант! – восхитился Алик.– Беру свои слова обратно. «Папа» не бездарь. Простой, скромный гигант.

– Мы с тобой, Алик, действительно находимся в морге. – Андрюша огляделся: – Вот как раз сюда и приволакивают со сцены трупы. Здесь их и запаивают в цинки. Видишь, синие баллоны в углу? Там ацетилен. Здесь запаивают и отправляют по адресам. Помнишь, «песец» сказал, что среди бойцов много приезжих?

Алик задумчиво глядел на синие тяжелые баллоны в углу:

– А нас и запаивать, Андрюша, не надо. «Папа» сказал, у него здесь сказочное кладбище. Лично меня обещал бесплатно похоронить.

– И похоронит. Нас обоих. Не зря же нам этот морг показал. Такое просто так не показывают.

Алик спохватился:

– Э, а где наша одежда?

– Седой унес.

– У меня же там… У меня же там секретные документы.

– Ничего там не было, – успокоил его Андрюша, – мокрая пачка сигарет и зажигалка.

– Неважно, – возмущался Алик, – это же личная собственность.

– Тихо! – попросил Андрюша и покосился на дверь.– Зажигалку и сигареты я спрятал. Только их высушить негде. Здесь даже батарей нет.

– В морге и не положены батареи. Ну давай хоть мокрую пачку. Может, раскурится.

Андрюша вытащил из-под изголовья топчана мятую пачку «беломора» и зажигалку:

– Кури мои. Сухие. Я их по привычке с утра под тельник заныкал и забыл.

Алик покосился на пачку и улыбнулся:

– Только не это… она так тебе сказала на стрелке?

– Так.

– Глупая, избалованная девчонка,– мягко сказал Алик. Взял папиросу, размял в пальцах.

– Может, не надо курить? – спросил Андрюша.

– Это еще почему? – возмутился Алик. – Даже приговоренным дают закурить. И последнюю чарку, между прочим, дают. Всенепременно.

Андрюша кивнул на дверь:

– Петрович почует. Завалится.

Алик щелкнул зажигалкой. Затянулся. Выпустил струю дыма прямо в железную дверь:

– А пусть… Может быть, узнаем что-нибудь для нас интересное.

– Он не разговаривает. Глухонемой, наверное.

Алик задумался:

– Он не глухонемой. На каждый звук как зверь реагирует. Просто разговаривать с нами не велено. Или язык у него отрезан уже.

И Андрюша закурил. Закинул ноги на топчан.

– Давай подумаем, что делать.

– Куда бежать? В кого стрелять? – понял Алик. – Эх, жаль за твоего капитана так сегодня и не выпили…

– Не треплись! – оборвал его Андрюша. – Сегодня нам самим нужно живыми остаться.

– До утра можешь спать спокойно, – заверил его Алик. – Утром «папа» моего ответа ждет.

– На что ответ?

– Он обещает выпустить нас отсюда живыми, если я ему Сашу сдам.

– Но ведь Саша…

– Правильно. Саши больше нет! И долго морочить ему голову он не позволит… Там на берегу мы еще могли уйти, пообещав ему Сашу… Здесь этот номер не пройдет…

Андрюша слушал его, закинув руку за голову. Пуская синий дым в сторону синей лампочки. Более светлый дым клубами стлался вокруг темно-синего светила, как кольца Сатурна. Алик громко шлепнулся на свой топчан:

– Я уже чувствую себя на том свете, Первозванный.

Тогда Андрюша сказал:

– У меня есть план… Я все обдумал. Слушай.

Алик сел на своем топчане. Приложил палец к губам. Показал на дрожащую в дыму синюю лампочку:

– А «жучков» здесь нет?

– Чисто, – успокоил его Андрюша.

Алик огляделся недоверчиво:

– По идее не должно… Обитателям этой комнаты говорить уже не о чем. Ладно, давай, только тихо.

– «Голубой песец» хотел продать меня в это шоу… – начал Андрюшки замолчал.

– Дальше что?

– Я к ним сам попрошусь.

– Зачем? – не понял Алик. – Тебе понравился уютный отдельный цинковый фоб с окошечком?

– Кончай! Я соглашусь с условием, что они отпустят тебя!

Алик потушил папиросу о цементный пол:

– За кого ты меня принимаешь, Первозванный? Я не Монтесума. Мне человеческие жертвы не нужны. Я православный человек. За меня уже жертва принесена. И ее мне вполне достаточно.

– Ты не понял,– рассердился Андрюша. – Я не жертву предлагаю. Я хочу выиграть время. Ты уйдешь на волю и что-нибудь придумаешь.

Алик грустно посмотрел на Андрюшу:

– Ты переоцениваешь меня, Первозванный. Да, я гений. Но не Бог. Воскресить им Сашу я не могу! Признаться, что я Саша, – тоже не могу. Это все равно что самому лечь в этот уютный цинковый ящик. – И Алик саданул кулаком по кафельной стене.

Андрюша докурил папиросу. Затушил о цементный пол.

– Слушай, а что у тебя за история с этим «папой»? Откуда он Марину знает? Что у вас за дела?… И вообще… Кто ты сам-то такой? Я же ничего не знаю…

Алик помолчал. Вздохнул. Уставился на синюю лампу.

– Ты прав. Ты имеешь право это знать… Коли я тебя запутал в этот мрак… Я хотел причаститься как человек. А потом уже исповедоваться…– Алик перекрестился. – Прости меня, Господи! Неисповедимы пути твои… Слушай, Первозванный…

Андрюша закрыл глаза. Он ждал, что на него обрушится обвал страшных тайн и захватывающих дух приключений из «дурацкой непутевой жизни». Обстановка располагала. Но Алик молчал. Будто уснул.

– Давай, Алик, я жду, – напомнил о себе Андрюша.

Алик ответил не сразу:

– Видишь ли, Первозванный… Оказывается, это очень трудно сделать. И самое трудное в этом деле – начать. Я сейчас ищу аналогии. Например, одна из самых интересных исповедей начинается словами: «Му name is Robinson Crusoe and I was born in the city of York…» Очень здорово. Просто и искренне. Такой исповеди любой мент сразу поверит. Но, видишь ли… Ты ведь спрашиваешь не столько обо мне, сколько о «папе» и Марине… Значит, это замечательное начало нам не подходит. И тут мне в голову приходит другая аналогия. Уже исконно наша – православная. А именно: «Когда я на почте служил ямщиком…» Сразу обстоятельства берутся за рога. А обстоятельства для нас, православных, – жуткое дело. Обстоятельства для нас – главный враг. Согласен? Мужик служит на почте ямщиком. Так? Вроде бы ну и что? Что в этом плохого? А ты послушай дальше: «И крепко же братцы в селенье одном любил я в ту пору девчонку»! Вот тебе сразу неразрешимый конфликт: сильный здоровый мужик работает ямщиком и любит в соседнем селенье девчонку! Такая вот притча…

Алик замолчал.

– Разве это притча? – не понял Андрюша. – Любит ямщик девчонку и что?

Алик сел на топчане и с удовольствием объяснил:

– Ты перевел нашу русскую песню на вульгарный английский язык! Ямщик любит девчонку. Ну и что? Но наш-то мужик говорит совсем по другому: «Когда я на почте служил, я любил!» И в этом вся трагедия!

– В чем трагедия-то? – опять не понял Андрюша.

– Да в том, что столкнулись два несовместимых обстоятельства! Служил – любил! Как говорится, если водка мешает работе – брось работу. А мужик не смог бросить службу. И вся эта история кончилась жутко. Пока он был в отъезде, девчонку соблазнили и бросили!

Алик пропел вдруг тихо:

 
А там средь сугробов лежала она,
Закрылись зеленые очи.
Налейте, налейте скорее вина -
Рассказывать больше нет мочи!
 

Андрюша молчал. Соображал. Какое отношение имеет эта новая притча Алика к его исповеди?

– Самое время «хлопнуть по стакану, сдвинуть мозги набекрень», – сел на топчане Алик. – Черт с ним, с поздним ужином. Но чарку-то нам могли бы поднести! Я еще ни разу в жизни не пил в морге. В самолете – пил, в поезде – всенепременно, на пароходе – пил, даже в барокамере пил, а в морге еще не приходилось. Согласись, Первозванный, нас приняли здесь не по первому разряду. Не как дорогих долгожданных гостей. Я все завтра же выложу этому толстому борову. Пусть без меня поищет Сашу Ольшанского. Пусть!

Андрюша спустил ноги на цементный пол:

– Уже утро, наверное?

Алик прислушался:

– Нет. Еще ночь. Слышишь, ветер какой?

Даже в их подземелье было слышно, как на воле шумели сосны, рокотал залив, в трубах вентиляции будто электричка проносилась.

– К утру ветер стихает,– сказал Алик.– Сейчас самый разгар. Середина ночи.

Андрюша протянул Алику «беломорину».

– Давай по последней… И рассказывай. К утру мы должны найти выход. От цинкового ящика я на Кавказе ушел… и мне не светит на гражданке в него залететь…

Алик прикурил и рухнул на жесткий топчан.

– Только давай ближе к делу, – предупредил Андрюша, – докладывай реально. По фактам. Как ты познакомился с Мариной? Кто такой «папа»? Чего он от тебя хочет? И покороче. Времени до утра мало.

Алик затянулся «беломориной» и начал так:

– Когда я на почте служил ямщиком…

– Кончай стебаться! – рассердился Андрюша.

– Извини…– согласился с ним Алик.– Когда в сумасшедшем я доме служил…

– Кончай!

– Я не стебусь, – оправдался Алик. – Честное слово. Я служил тогда в Институте имени Бехтерева. Это такой умный дедушка, который поставил Иосифу Виссарионовичу жуткий диагноз – паранойя… А на следующий год дедушка погиб при странных обстоятельствах…

– Короче, – перебил его Андрюша. – Кем ты там работал?

– Я там служил психологом,– тут же ответил Алик. – После психологического факультета… Многие даже и не знают, что такой факультет в университете есть. Он находится на другом берегу Невы. На Галерной улице. Ну, я тебе доложу, и шарага…

– Ты ближе к фактам давай! К делу! – потребовал Андрюша. – А то нам с тобой из этого санатория никогда не выбраться!…