Текст книги "Хорошая война"

Автор книги: Алексей Зубков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 30 страниц)

– Но у него же нет доспеха! Весь доспех утонул под тем мостом!

– Уж чего-чего, а доспехов на турнире полно. Но я думаю, надо сначала зайти к Нанни, вдруг Ее Светлость еще там.

Франц согласился. Половину пуи он смотрел под ноги, вспоминая, что было ночью. Потом повернулся к Марте.

– Марта, я, конечно, понимаю, что все проспал, но почему нас пришла будить эта дама со стражниками? Я помню, что мы были пьяные, но мы точно не писали на двери 'убийцы Альфиери спрятались здесь'.

– Франц, 'эта дама' – ее светлость Аурелла Фальконе, жена устроителя турнира. А эта милая скромная девушка – ее замужняя дочь.

– Никогда не женюсь.

– Правильно. И никогда не балансируй кувшином на… этом самом. Во-первых, это неприлично, а во-вторых, он не для этого предназначен.

– Кувшин?

– И кувшин тоже.

– Ага… Припоминаю. Наверное, кувшин предназначен для того, чтобы стрелять в него из арбалета? Но целиться, глядя в зеркало, все-таки перебор.

Марта остановилась и повернулась в Францу.

– Ты видел, как я целюсь, глядя в зеркало, и не остановил меня? У тебя должны быть стальные яйца!

Франц гордо поднял подбородок.

– Я и Виолетту не стал останавливать!

– А стоило. Потому что она целилась, глядя на тебя, а арбалет направила в зеркало.

– Зато она потом так смешно испугалась из-за того, что разбила это зеркало.

– И ты ее отшлепал и оттрахал, как будто она разбила твое любимое зеркало.

– Ну да, а тебе завидно? Так ей и надо. Мне бы пришлось работать всю жизнь, чтобы купить такое зеркало, и то бы мне его никто не продал. А она в жизни ни дня не работала, разбила зеркало и как-то не особенно расстроилась.

– Мне не завидно. Вы разбудили этого итальянца, который, как оказалось утром, не был ее мужем. Но почему-то он начал приставать не к ней, а ко мне.

Франц мечтательно улыбнулся.

– Ты с ним такое вытворяла… Выжала его как лимон. Веришь, Виолетта начала за тобой повторять.

Марта покраснела.

– Забудь раз и навсегда! Кому-нибудь скажешь, застрелю!

Франц захлопнул рот и проглотил улыбку. 'Фрау Профос' могла и застрелить.

28. Улица богачей

На трибунах и вокруг ристалища понемногу собирались зрители. Рыцари надевали доспехи. Герольды объявляли план на день.

– В четвертый день, в честь создания Солнца, Луны и звезд, рыцарям будет предоставлена возможность свободного вызова любого противника на бой конным или пешим, любым оружием по договоренности, на жизнь или на смерть! Будет ристалище Луны для пешего боя и ристалище Солнца для конного!

– По просьбе Прекрасных Дам, – последние два слова глашатай выделил так, что они и звучать стали с большой буквы, – сегодняшний день будет украшен цветами! Кто придет без цветочка, будет признан некуртуазным и изгнан с турнира!

Последняя фраза объясняла для непосвященных, почему каждый рыцарь и каждая дама сегодня украсили свой костюм настоящими и бутафорскими цветами. На трибунах сидели Розы, Лилии и Азалии, вдоль ристалища расхаживали в доспехах Тюльпаны, Пионы и Георгины, и даже лошади щеголяли в попонах, расшитых гвоздиками и прочим клевером.

Вчера вечером барьеры были сняты, за исключением ближнего к трибунам, а на месте дорожек появились огороженные ристалища. Ристалище для завтрашнего конного бугурта было прямоугольной формы, с оградой из тонких бревен высотой в шесть футов. Внутреннее ристалище было заключено в еще один деревянный прямоугольник, чтобы между оградами оставалось двенадцать футов. За внешней оградой будут находиться зрители, а между оградами пешие слуги будут 'освежаться и спасаться из свалки', как выразился один деятель эпохи турниров. Там же будут и особые слуги (gens armes), назначенные судьями, чтобы вытаскивать раненых рыцарей, разнимать тех, кто не слышал команды и не пускать зрителей на ристалище. Во внешней и внутренней ограде было по трое больших и довольно широких ворот с обеих сторон, чтобы рыцари могли въезжать сразу по шестеро.

Но все это пригодится только завтра, а сегодня, в четвертый день, внутри большого прямоугольника канатами было обозначено два просторных квадрата для пеших поединков. Предстояло провести в один день много боев, поэтому распорядители с позволения организаторов уплотнили график. На правом ристалище, между деревянным замком и трибуной Суда Любви и Красоты будут меряться силами прославленные рыцари. На левом – менее прославленные.

Гонг пробил начало пеших поединков. На трибуну герольдов вышел почтенный Рудольф Амати.

– Сегодня турнир открывают его светлость Доменико ди Кассано и его светлость Максимилиан де Круа! Пеший бой, древковое оружие, до полной победы!

– Его светлость Доменико ди Кассано!

Боковым зрением герольд заметил как что-то большое и блестящее шевельнулось справа. Ди Кассано вышел из-под навеса для бойцов.

– Какой цветок вы представляете сегодня?

– Гладиолус! – ди Кассано элегантно поправил нашлемную фигуру в форме цветка.

– Граф де Круа!

Герольд удивленно оглянулся. Искомого графа нигде не было видно. Возмутительно. Если он болен, или тяжело ранен, или убит, с его стороны было бы весьма куртуазно сообщить об этом гофмаршалу, чтобы пожилые герольды попусту не напрягали голосовые связки.

– Граф де Круа!

– Я здесь! – раздался голос от трибуны для дам.

Герольд повернулся на голос и обнаружил, что один из стоявших перед трибуной стражников вышел из строя и машет ему рукой. Уж кого-кого, а старого опытного герольда экстравагантными выходками не удивишь, поэтому сеньор Амати, не меняясь в лице, задал важный вопрос.

– Вы намерены провести поединок в этих доспехах?

Макс оглядел себя с ног до головы. Нормальный доспех для стражника. Самое то, чтобы красиво стоять в оцеплении. В турнир в этом страшновато, но выбирать сегодня не приходится.

– Да. В честь прекрасной дамы, имя которой я объявлю после поединка.

Макс сделал реверанс в сторону ложи Прекрасных Дам. Герольд продолжил.

– Я не вижу, какой цветок вы представляете?

– Колокольчик! – Макс снял шлем с головы, одел его на руку и качнул влево-вправо, – Динь-динь!

– Дамы не возражают?

Ответ можно было угадать без труда.

– Мы не возражаем! – крикнула из ложи какая-то дама со сложной прической.

– Техническая комиссия?

Председатель технической комиссии устало махнул рукой. Комиссия заботится о безопасности разумных людей, а не без пяти минут покойников, которым жизнь не дорога.

Герольд поднял жезл. Бойцы двинулись навстречу друг другу.

Этот бой состоялся бы в любом случае, даже если бы бойцы нарушили все турнирные правила. Макс был фаворитом турнира, темной лошадкой и героем сплетен. За ди Кассано стояла репутация лучшего бойца северной Италии, а это было очень серьезно.

Ди Кассано шел навстречу, тяжело впечатывая ноги в землю, слегка наклонив голову и заранее держа наготове тяжелый поллэкс. Доспехи от Миссалья почти не стесняли его. Узкие прорези турнирного шлема слегка ограничивали обзор сверху и снизу.

Максимилиан в доспехах стражника чувствовал себя невесомым. Ему казалось, что достаточно слегка подпрыгнуть, чтобы взлететь. Ниже колен ноги не были отягощены защитой и ступали быстро и легко. Шлем-колокольчик сидел на голове как обыкновенная шляпа с полями, оставляя лицо полностью открытым. Парадная алебарда на тонком древке, начищенная до блеска, не производила впечатления сколько-нибудь опасного оружия, зато по длине она превосходила поллэкс ди Кассано на целый фут.

Сошлись. Макс проверил защиту ди Кассано серией быстрых колющих ударов. Тот без труда парировал все выпады, не делая лишних движений, потом сам перешел в атаку, но Макс, неожиданно для себя, смог увернуться почти от всех ударов, без труда парировав остальные.

Настало время перейти к более сложной технике. Серии из двух-трех ударов, тычки подтоком, зацепы крюком, попытки обезоруживания. Макс двигался так быстро, как не мог двигаться нормальный рыцарь, одевший нормальные турнирные доспехи. А вот его оппонент, напротив, привык к тяжелому турнирному снаряжению на себе и на противнике и чуть-чуть не успевал довести до конца свои сложные и эффектные комбинации.

Этот бой стал самым неожиданным и самым красивым боем турнира. Мастерство и сила против скорости и чуть меньшего мастерства. С удивлением и завистью, открыв рты смотрели другие рыцари, старшие и младшие, ветераны и дебютанты. Выдержать столько времени, не сделать ошибок и, самое удивительное, не устать и не сбавить темп! Ди Кассано вел поединок как настоящий мастер фехтования. Он и был настоящим мастером. Графу де Круа за весь турнир победа ни разу не далась легко, но фактически проиграл он всего один бой. Зато недостаток опыта он компенсировал скоростью.

Ди Кассано начал уставать, Макс начал злиться. Лучший боец в Италии? Черт с ним. Все эти турнирные бои это просто смешно. За последние пару дней он шесть раз рисковал жизнью и каждый раз риск был намного серьезнее.

Покушение оруженосцев, от которого остался шрам за ухом.

Самозваный суд и приговор. Если бы не Патер и швейцарцы…

Побоище в фехтовальном зале. Двое против полусотни. С учебным оружием против боевого.

Арбалетчики стреляли в упор. Быку не повезло, он бежал первым. А если бы наоборот?

Вчерашний Людвиг-Иоганн был настоящим мастером меча. Он двигался в турнирных доспехах быстрее, чем этот ди Кассано. Под его ударами гнулся и трескался настоящий нюренбергский доспех, а против ударов ди Кассано пока хватило и доспеха стражника.

Вы не пробовали падать в реку в доспехах? И не пробуйте. Вам может не хватить пары дюймов роста, и никакое мастерство не спасет.

Макс пропустил несколько ощутимых попаданий в корпус и в голову, и, случись ему настолько сойти с ума, чтобы выйти совсем без доспехов, давно бы лежал в луже крови. Нет, черта с два. Погибнуть на каком-то турнире? В бою всего-навсего один-на-один? С противником слабее Людвига-Иоганна? Покойного, заметим, Людвига-Иоганна.

Макс отступил на шаг, перехватил алебарду разносторонним хватом и, копируя технику Людвига-Иоганна на мосту, обрушил на голову и плечи ди Кассано град полновесных нисходящих ударов. Четырнадцатый удар встретил 'защиту святого Георгия', и древко алебарды наконец-то сломалось.

Герольд приготовился бросить жезл, как только сломанное оружие коснется земли, но железный шип с обломком древка воткнулся в одно из отверстий забрала итальянца. Макс отбросил обломок, оставшийся в руках, и от души ударил кулаком по тыльной части шипа, забивая его глубже в забрало.

Дальше уже дело техники. Есть точка опоры, есть рычаг. Подножка, рывок, и итальянец падает. Трибуны неистовствуют.

Макс, шатаясь, дошел до шатра для переодевания. Надо быть совсем сумасшедшим, чтобы с такой насыщенной жизнью еще искать каких-то простеньких приключений на турнирах.

На сегодня точно хватит. Быстро сбросить эти мятые железки и присоединиться к Шарлотте на трибунах для зрителей. Кстати, что там происходит? Граф толкает речь?

Ложа графа пустовала всё утро. Зрители отшумели после боя де Круа – ди Кассано, проигравшего унесли, герольд уже вышел объявлять следующий бой, и тут вся почтенная публика волной повернулась к графской ложе.

– Его светлость Джанфранко Фальконе!

Гостеприимный хозяин к середине дня все-таки вышел поприветствовать своих гостей. Правда, выглядел он прескверно, намного хуже, чем обычно. И на этот раз рядом не было ни графини, ни епископа, ни Альфиери.

Граф прошел на свое место, но садиться не стал. Поднял руки, призывая к спокойствию.

– Дорогие друзья! Я ухожу. Вы знаете, что я уже стар и тяжело болен. Вы давно ждете, когда я наконец-то умру. У Вас есть целый турнир, чтобы сражаться в ваше удовольствие, но вы делите между собой мой город. Вместо того, чтобы показывать свою доблесть конными и пешими, вы ведете здесь войны между собой за мое наследство. Вы уже не боитесь ни меня, ни законов, ни Бога, вы даже не пытаетесь меня отравить или застрелить. Вы меня уже похоронили. Пропадите вы пропадом, жадные стервятники! Я ухожу в монастырь. Я проведу свои последние дни в молитвах и покаянии, а вы будете грызть глотки друг другу. Я не оставлю никаких бумаг, никаких завещаний, не передам никому никаких прав и никакого имущества. Вы будете драться за каждый флорин, за каждый камень на мостовой!

Со стороны было хорошо видно, как по трибунам прокатилось волнение. 'Наверное, Джанфранко объявляет, что Францу и Марте удалось убить Альфиери. И пора бы уже официально объявить про нападение на монастырь и смерть епископа' – подумал Макс.

Откуда-то появились племянники Фредерик и Фердинанд в накидках, расшитых цветочками.

– Позвольте Вам помочь, Ваша светлость?

Снаружи послышался звон клинков. Макс огляделся в поисках оружия. Меч он на поединок не взял, алебарда, купленная у стражников вместе с доспехом, сломалась. У двенадцатигранного шатра можно убрать одну из стоек и он не упадет. С семифутовым шестом вместо оружия Макс встал напротив входа. Кто-то из племянников сунул ему в руку свой меч, размером напоминавший большой кинжал с маленькой рукоятью.

Макс едва успел прикинуть баланс детского меча, как широкий полог шатра отлетел в сторону, и в проходе появились два итальянца с настоящим оружием, выглядевшие, как те бандиты, которые напали на зал братства. Первый из них успел сделать шаг внутрь и упал. По его спине расплывалось широкое кровавое пятно. Второй обернулся на звук выстрела, и Макс тут же сделал выпад, пробив горло итальянца концом шеста. В проходе появился еще один бандит, Макс с разворота из-под руки метнул в него детский меч и схватил оружие одного из убитых. Снаружи под руку попались еще двое.

С мечом воевать проще, чем без меча. А с двумя врагами проще, чем с пятьюдесятью.

– Почему их на этот раз так мало? – вслух задумался Макс, – кто меня настолько не уважает?

– Ха, братец, их было больше, – ответил знакомый голос.

Из-за шатра вышел, вытирая меч, Фридрих фон Нидерклаузиц в гербовой накидке. Вслед за ним появилось еще несколько с детства знакомых лиц. Племянники вдвоем вытаскивали меч Фредерика из живота лежавшего наемника, поставив ноги на края раны. Наемник еще подавал признаки жизни, но оказывать ему помощь никто и не думал.

– Папка пришел! А дядя Максимилиан очень сильный! – оживились Фредерик и Фердинанд.

– Что такое случилось, что ты решил мне помочь? – удивленно спросил Макс.

Фридрих начал издалека.

– Еще вчера утром Сантальберти жаловался всем на тебя, мол, твои люди сожгли и разграбили его замок, оставили там кучу трупов. Ухитрился ни разу не сказать, почему ты там оказался, кого и за что убил. Хотя эту историю в лагере начали рассказывать еще вечером. Богу было угодно подать мне знак, что это он тебе помогает. Оказывается, вчера в замке тебя спасли двое монахов. Это после того, как ты открыл те двери в соборе. Сегодня ты спас моих детей. Знаешь, чьи это люди на тебя напали?

– Сантальберти не стал дожидаться правосудия? – попытался угадать Макс.

– Как догадался?

– Выглядят как местные, но это не те, кто был вчера и позавчера. Вчера и позавчера меня пытались убить два раза, оба раза по несколько десятков рыл. Сегодня меня недооценили, на старых врагов это не похоже. Если это кто-то новый и местный, то это может быть только Сантальберти.

– Тебе точно Бог помогает, раз ты еще жив. Должен сказать, что ты совсем не ценишь свою жизнь. У тебя есть замечательный турнирный доспех, а ты решил прикинуться стражником.

– Замечательный турнирный доспех лежит в лагере, – вздохнул Макс, – Я не рискнул туда заходить, местных мастеров я не знаю, а стражники здесь продадут что угодно. Мне предлагали вынести лучший доспех графа, но он бы на меня не налез.

– Прошу прощения, вы-то мне и нужны, – вмешался в разговор кто-то очень большой.

Макс и Фридрих повернулись к новому собеседнику. 'Кто-то очень большой', как на первый взгляд определил его Макс, ростом был примерно с Фридриха, по весу мог бы сравниться с обоими братьями вместе взятыми, шириной плеч превосходил любого рыцаря на турнире, а обхватом живота соревновался с винной бочкой. Все эти фунты веса и футы обхвата были упакованы в сшитый по последней местной моде бархатный костюм, на толстых пальцах красовался десяток перстней со сверкающими бриллиантами, изумрудами и рубинами, шею отягощала толстенная золотая цепь. От гиганта пахло пряностями как от галеры Габриэля и немножко – дорогими благовониями. За его спиной возвышались четыре телохранителя, каждый размером почти с Макса, а в его тени прятался неожиданно маленький приказчик с письменным прибором в руках.

– Добрый день, господа рыцари! Я Джакомо Нанни, глава торгового дома Нанни.

– Максимилиан де Круа, – представился Макс.

– Фридрих фон Нидерклаузиц. Это мои сыновья, Фредерик и Фердинанд, – сказал Фридрих.

– Значит, вы-то, братья, мне и нужны. Вы слышали, что сейчас произошло? Конечно, не слышали. Вы были заняты. Я хотел вам помочь, да не успел. Хотя, если подумать, то если бы вы сами не справились, то не стоило бы и предлагать…

Братья вежливо улыбнулись. Джакомо продолжил.

– Наш добрый граф только что объявил, что уходит в монастырь. В другое время мы все были бы только рады, но не сейчас.

– Почему? – спросил Макс, – он же так старался ради этого турнира.

– Я пытался его отговорить, – махнул рукой банкир, – но он совсем разочаровался в жизни. Сказал, что все его похоронили и уже делят город. Штурм замка святого Альберта, ночное побоище в братстве святого Марка, резня в доходном доме Перендоли, бойня на кладбище, сражение на старом епископском мосту, убийство во дворце…

С каждым пунктом Макс опускал голову. Джакомо и Фридрих переглянулись. Взгляды можно бы было перевести как 'Это все он?'.

– Утром граф хотел посоветоваться с Альфиери…

– Альфиери жив? – не сдержался Макс.

Джакомо и Фридрих повторно обменялись взглядами. На этот раз перевод был бы 'Он успел начать войну и с Альфиери?'.

– Интересно, с чего Вы взяли, что он должен быть мертв? – как ни в чем не бывало, спросил Джакомо, – Ночью в замке был убит один человек, непростой человек, причем в таком месте, где он никак не должен был оказаться. Капитан стражи, толковый парень, моментально перекрыл выходы из замка и внутренний коридоры, а графиня перетряхнула весь замок, но убийц так и не нашли.

Выражение лица Макса сменилось с удивленного на удивленное и удовлетворенное. Сеньор Джакомо и Фридрих снова переглянулись. Взгляд можно было перевести, как 'Это его люди. Но почему?'. Банкир опустил голову и сурово посмотрел в глаза приказчику, тот недоуменно развел руками.

– Так вот, – продолжил Джакомо, – вчера вечером графу немного испортил настроение Витторио Сантальберти с претензиями насчет бесчинств, которые некоторые гости графа учинили в замке святого Альберта. Утром наш Джанфранко хотел посоветоваться по этому поводу с Альфиери, но Альфиери просто отмахнулся и прикинулся больным. Даже на турнир не поехал. Жена и дочь попросили оставить их в покое. Зять утром приехал во дворец и тут же уехал на турнир, не засвидетельствовав своего почтения. Граф по пути на турнир заглянул к епископу, но его даже не пустили внутрь. Епископ передал через привратника, что тоже болен и никого не принимает.

– Епископ мертв.

Джакомо и Фридрих переглянулись в четвертый раз. Теперь взгляд означал 'Ну это уже переходит все границы'. Банкир наклонился, взял приказчика за плечо и с плохо скрываемой злобой посмотрел ему в глаза. Тот испуганно пожал плечами. Фридрих перекрестился.

– Я тут не при чем! – выпалил Макс.

– Слава Богу! – единодушно выдохнули оба собеседника.

– Но откуда Вы знаете? – тут же спросил Джакомо.

– Из первых рук. Епископ впал в ересь и один священник вызвал его на богословский диспут. Диспут закончился поединком, 'Божьим судом'.

– Вы видели тело?

– Нет, но очевидцы говорили, что последний удар шипом алебарды по голове был смертельным.

Теперь настала очередь Макса удивляться. Банкир неожиданно успокоился, как будто он был рад смерти епископа.

'Значит, епископ впал в ересь, и его убил какой-то священник, пожелавший остаться неизвестным? Вот он, ключ ко всем загадкам. В игру вмешался Святой престол, а молодой граф де Круа – прикрытие для настоящих профессионалов' – подумал Джакомо.

Банкир схватил за плечо ближайшего телохранителя и приказал:

– Хватай коня и дуй в город! Альфиери не давать даже медяка!

Телохранитель сорвался с места и исчез в клубах пыли. Братья проводили его удивленными взглядами. Макс не понял ход мыслей банкира и вернулся в первоначальной теме.

– Ну хорошо. Граф уходит. И что дальше?

– Вы знакомы с графиней?

Фридрих покачал головой. Макс кивнул.

– Согласитесь, она вела бы хозяйство лучше, чем ее супруг. Не выбрасывала бы заработанные нами деньги на приемы, охоты, турниры и прочее… И ей бы хватало на жизнь не хуже, чем сейчас. Вам это сложно понять, но войдите в наше положение. Так вот, мне только что доложили, неофициально, вы понимаете, что графиня сегодня утром отказалась от права на наследство в пользу дочери. Ставлю все против ничего, что она не знала о намерении мужа.

– Не вижу проблемы. Я бы сказал, что дочь очень похожа на мать. Разве не так?

– Есть одна тонкость. Прекрасная Виолетта замужем за Никколо Сфорца. Если граф уходит, то контракт с Альфиери заканчивается. Сфорца в его услугах не нуждаются. Никколо вот-вот заявит о своих правах.

– Вы ожидаете войну?

– Именно, мой друг. Альфиери не отдаст город за просто так. Его люди здесь гребут золото лопатами. Наше золото! Сфорца даст пинка им всем и поставит на все значимые места своих людей.

– Если речь идет о золоте, будет, как у вас принято, 'хорошая война'? Посидят, поторгуются, договорятся.

– Хорошая война могла бы быть, но только что закончилась, не начавшись. Я пока не знаю, почему, но Никколо, как мне сказали, намеревался убить Альфиери сегодня утром, и графиня купила мир в городе ценой отказа от наследства. Она не знала, что эта сделка отложит войну всего на пару часов.

– Понятно. Вы ждете войну и не намерены вступать ни на чьей стороне, но опасаетесь, что мимо Вас война не пройдет.

– Именно так, Ваша светлость, – вздохнул Джакомо, – когда одна из сторон поймет, что город придется оставить, она на прощание решит ограбить контролируемые ей кварталы. Сверх того, даже если война все-таки пройдет мимо меня, то мародеры точно не пройдут. Грабить город обычно выгоднее, чем защищать его от грабителей. Половина участников турнира – всякие наемники и кондотьеры. Обе стороны будут нанимать себе подкрепления, но некоторые из наших гостей предпочтут просто мародерствовать без всяких обязательств. Для полноты картины надо еще учесть обыкновенных бандитов, которых у нас и так по попустительству Альфиери слишком много, а к турниру стало еще больше.

– И Вы почему-то хотите нанять именно меня. У меня осталось всего полтора десятка швейцарцев.

– У меня еще тридцать солдат, – добавил Фридрих. Макс посмотрел на него с благодарностью.

– Простите мне мою прямоту, – ответил Джакомо, – но Вы точно не будете вступать в коалиции ни с Альфиери, ни с Вашими земляками, ни с организованной преступностью. Для Сфорца ваши сорок пять бойцов не представляют интереса.

– А Вам этого хватит?

– С Божьей помощью. У нас есть и свои люди. Опаснее ошибиться и нанять тех, кто потом предаст. Беретесь? По восемь императорских гульденов за каждого алебардьера, двенадцать за всадника и двадцать за рыцаря.

Подъехав к воротам улицы Богачей, Макс увидел очень знакомую картину. По бокам улицы какие-то люди устанавливали бочки. Перед воротами ждала своей очереди на въезд телега с большим ящиком ржавых 'чесноков'. Посередине улицы плотники под руководством машущего руками Франца приколачивали к простой телеге деревянные щиты с бойницами, пытаясь, по-видимому, изобразить немецкий боевой воз для постройки вагенбурга. Между 'боевым возом' и воротами, задрав голову, что-то кричал по-итальянски крупный мужик с суровой физиономией. Мужика Макс безошибочно определил, как бывалого сержанта. Эта братия во всех армиях одинакова – всегда недовольные и всегда орут.

Макс поднял голову и обнаружил на крышах и в окнах стрелков с арбалетами и аркебузами. По очередной команде стрелки встали и перешли на крышу следующего дома. Эта картина была ему очень хорошо знакома, так что он совсем не удивился, когда рядом с сержантом появилась Марта. Почему-то на Марте было надето вчерашнее платье Виолетты.

– Добрый день, Ваша Светлость! – Марта жизнерадостно улыбалась, как будто всю ночь занималась любовью вместо того, чтобы выполнить важное задание.

– Для кого-то он слишком добрый, – Макс спешился, взял Марту за локоть и отвел в сторону. Фридрих проехал дальше. Сержант отпустил стрелков и переключился на инструктаж нового отряда.

– Почему на тебе платье Виолетты? Ваше задание, кажется, состояло не в мародерстве.

– Мы немного ошиблись, он был так похож! – опустила глаза Марта. Макс оглянулся по сторонам, он не хотел, разговаривать на эту тему при посторонних. Марта тоже оглянулась по сторонам, поблизости никого не было.

– Зато мы поссорили его с графиней и с герром Сфорца, – добавила Марта.

Макс чуть не упал. Какие чудеса дипломатии проявили за одну ночь 'Фрау Профос' и маленький швейцарец, чтобы графиня отказалась от наследства, граф ушел в монастырь, а тишайший Никколо Сфорца воспылал ненавистью к Альфиери? И почему Альфиери до сих пор ничего не сделал? Городские ворота только что были открыты.

– Что ты тут делаешь? И где моя жена?

– Утром я доложила все Ее Светлости, она поговорила с местными воротилами и осталась здесь руководить обороной, а местные отправили гонца к Нанни, который уже уехал на турнир.

Палаццо Нанни находилось на изгибе улицы, на вогнутой стороне. С балкона второго этажа улица просматривалась в обе стороны от ворот и до ворот, в сторону больших ворот было заметно ближе. На повороте улица расширялась, образуя площадь шириной аж в три телеги.

Марта повела Макса в штаб, который, как и следовало ожидать, располагался у Джакомо. Подходя к палаццо, они встретили Ауреллу Фальконе, садившуюся в паланкин. Макс не сразу понял, кто прячется в такую жару под плащом и капюшоном, но узнал изящную руку, украшенную знакомым браслетом.

– Добрый день, Ваша светлость, – любезно поприветствовал ее Макс.

Марта прыгнула в сторону и спряталась за открытую дверь.

– Добрый день, мой Геркулес, – шепотом ответила графиня, прижимая палец к губам, – я сейчас занята, но ночью мы обязательно встретимся.

Шарлотта сидела за столиком на балконе и инструктировала троих местных нобилей. Перед ней лежал аккуратно начерченный план улицы.

– Здравствуй, дорогой! Сколько у нас теперь есть солдат?

– Семнадцать, считая Франца, у меня и двадцать восемь у Фридриха.

– Уже лучше. Здесь набралось около сорока более-менее профессиональных охранников и можем вооружить с полсотни местных жителей и их слуг.

– Но с кем ты собираешься воевать?

– С кем угодно. Пожалуй, кроме Сфорца.

– Почему?

– Почему кроме Сфорца? В первую очередь потому, что он не доживет до вечера. Ему повезло, что Альфиери задержался, может быть, он успеет войти в город…

– Успеет, – перебил ее Макс. Когда мы покидали лагерь, первый отряд Сфорца был готов выехать. Там у него только конница. Когда мы проезжали через город, нигде не было и следа военных приготовлений. Я думаю, ворота уже под контролем Сфорца.

– Сколько у него солдат? – заинтересованно спросила Шарлотта.

– В первом отряде несколько десятков всадников. В лагере еще пехоты полторы сотни, но это очень неоднородные полторы сотни. И я думаю, он еще кого-нибудь наймет.

– У Альфиери около трех сотен городской стражи. У Бурмайера, раз уж он здесь, не меньше двух сотен одной только пехоты и пары десятков рыцарей. И они все знают город и готовы к уличным боям. Никколо сделал очень большую ошибку. Ему надо было собирать всех и уходить, а потом вернуться с настоящей армией.

– Но это территория Венеции, а Сфорца – миланцы. Дож встанет на сторону Альфиери.

– В Милане французская армия, а герцог Максимилиан, глава семьи, сидит во французской тюрьме. Так что, во-первых, не такие уж они и миланцы, а во-вторых, авторитет семьи Сфорца все равно перевешивает авторитет одинокого кондотьера Альфиери, потому что Сфорца могут сделать дожу более выгодное предложение.

– Хорошо, – согласился Макс, – допустим, со Сфорца нам воевать не придется. Верю, что он проиграет. Не пойму одного, почему вдруг на ровном месте начинается война. У итальянцев вроде бы война это бизнес, и договариваться по-хорошему иногда выгоднее, чем сражаться. Переговоров еще не было и быть не могло, Никколо все утро был на турнире, а Альфиери в городе. Как я понимаю, граф никого не предупреждал, что уйдет в монастырь. Они успели поругаться заранее?

– Ты угадал. Сегодня утром, благодаря Марте и Францу, Никколо узнал, что его молодая жена – любовница Альфиери.

Макс удивленно поднял бровь.

– Марта и Франц решили, что надо убить Альфиери морально, а не физически? Или они настолько прониклись местными традициями, что предпочитают убивать чужими руками?

Шарлотта рассмеялась.

– Нет, дорогой. Они прониклись духом Безумного Патера. Развернулись во дворце, как два слона в посудной лавке, и ушли, не задумываясь о последствиях.

– Это как?

– Разбили несколько сердец и одно большое венецианское зеркало. Убили у всех на виду любовника графини за то, что он был похож на Альфиери. Изнасиловали Виолетту. Чуть не застрелили саму графиню. Заставили Альфиери среди бела дня продефилировать по дворцу в нижнем белье. Выставили Никколо Сфорца рогоносцем и навсегда поссорили его с Альфиери. Вынудили графиню отказаться от наследства. Все участники событий пытались скрыть свои утренние дела от графа, чем его очень огорчили.

Макс изобразил аплодисменты.

– Теперь я понимаю, почему Марта спряталась, когда увидела графиню. Кстати, а что она здесь делает?

– Марта помогает мне организовывать оборону.

– Тебе?

– Да, мне. Пусть я не прочитала ни одной книги по фортификации, но на память не жалуюсь. Мы с Мартой вспоминаем планы обороны Швайнштадта.

Макс повернулся в сторону ворот. Там уже перегородили улицу двумя телегами, и две группы стрелков под руководством сержанта репетировали смену позиций.

– Вообще-то я хотел спросить, что здесь делает Аурелла Фальконе.

– Она ищет союзников к грядущей войне и пытается выяснить, чьи люди провоцировали все сегодняшние конфликты.

– Марту и Франца узнать несложно.

– Сложно. Самое внятное описание от очевидцев это 'телка с вот такими сиськами и при ней какой-то хмырь'. Остальные описания либо совершенно неприличные, либо попросту невербальные.

– Марту все равно можно опознать.

– Уже нельзя, дорогой.

– Не понял, объясни.

– Объясняю. Вы, мужчины, обычно склонны преувеличивать, верно?