Текст книги "Хорошая война"

Автор книги: Алексей Зубков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 30 страниц)

– Как ты думаешь, мой муж окажется во вкусе Ауреллы? – обеспокоилась Шарлотта, – Я чуть не забыла, что он шел за нами с ней под руку.

– Он у нее? – встрепенулась Виолетта.

– Не знаю. Мне сейчас не до мужчин, – Шарлотта погладила себя по животу, – Но, если он заведет любовницу, мне будет неприятно.

– Откуда ты знаешь, что тебе будет неприятно? Может быть, ты и не заметишь. У Никколо точно есть любовница, но меня это не тревожит.

– Знаю. Я сама предложила. Теперь жалею.

15. Para Bellum

Макс и Шарлотта уехали из замка рано утром, чтобы не задерживаться на завтрак. Гнуснопрославленная улитка Франц так и не нашелся. Прочие сонные улитки, удостоенные этого звания за скорость седлания коня и закладывания кареты, сказали, что он вместе с многими другими побежал на крики 'пожар', и с тех пор его не видели.

В лагере их светлостей встретила обеспокоенная Марта и накрытый для завтрака стол. Шарлотта всю дорогу молчала, надувшись как большая симпатичная мышь на крупу, и начала разговор только за завтраком.

– Замечательно, милый, ты именно так понимаешь совет 'оказать внимание даме'?

– Если дама проявляет интерес, то отказывать или ломаться будет невежливо, – ответил Макс, – потому что дамы, в отличие от мужчин, воспринимают отказ как тяжкое оскорбление, и они чрезвычайно злопамятны. Братец Фридрих как-то в похожей ситуации некстати вспомнил, что он женат. Дама была очень недовольна. Порвала на себе платье и позвала на помощь, будто он хотел ее обесчестить. Ее муж был в отъезде, поэтому пришлось драться с его братом. Помяли друг другу доспехов талеров на двадцать, устали и проголодались. Потом вместе пошли в кабак, а из кабака к девкам. В результате вышло, что он изменил жене не один раз, а три. Попутно, считай, на ровном месте, поссорил нашу семью с семьей мужа той дамы и семьей ее родителей. И кучу денег на ветер выбросил. До сих пор это помню, потому что мне должен был достаться его старый доспех. До того случая он был почти как новый, а после даже посмотреть страшно.

– Может быть, не надо было доводить до 'проявления интереса'? – язвительно спросила Шарлотта.

– Если бы ты не подевалась куда-то с Виолеттой, то можно бы было. Но это все ерунда. Ты лучше скажи, мы не слишком большую глупость сделали, что сюда приехали?

– Глупость?

– Да. В твоем положении надо дома сидеть и не высовываться. А ты тут жизнью рискуешь.

– Милый, враги не исчезнут сами по себе. Сейчас у нас пока еще есть возможность что-то сделать, а очень скоро мне действительно придется сидеть в замке безвылазно. И мне уже надоело постоянно ожидать нападения и платить жалование сотне швейцарцев.

– Но мы же взяли их на замену гвардии старого графа.

– Мы взяли больше солдат, чем отправили в отставку. По финансам даже не пытайся спорить, ты в жизни не заглядывал в наши бухгалтерские книги.

– С подачи Джанфранко тут будет не турнир, а черт знает что. Он за один вечер поссорил всех со всеми. Зачем ему это надо?

– Как ты думаешь, кто подал графу эту идею?

Макс удивленно посмотрел на жену.

– Только не говори, что это ты.

– Ты не поверишь, но это Виолетта. Девочка первый раз будет на турнире. Она надеялась увидеть ненависть, кровную вражду, войну, сломанные мечи и отрубленные головы. Но кто-то случайно сказал ей, что для рыцарей скрестить мечи и преломить копья – такое же развлечение, как для нее подстрелить птичку, а после поединка противники берутся за руки и идут в кабак.

– Этот кто-то прямо пересказал историю про братца Фридриха, – прокомментировал Макс.

– Ты ее не первый раз рассказываешь, – отмахнулась Шарлотта, – она еще посмотрела, как ты после штурма мило беседовал с ди Кассано, и совсем разочаровалась. Разочарованная девушка пошла к отцу и пожаловалась. Отец сказал, что дочь вся в папу, и решил ей подыграть. Ему для дочери ничего не жалко, кроме денег.

– Лотти, если ты так подружилась с Виолеттой, почему ты не помешала ей это все устроить?

– Каким образом? Я сама не ожидала, что так получится. А ты чем-то недоволен? Вчера утром ты был врагом общества номер один. Вчера вечером ты уже герой дня. Тебя хоть кто-нибудь вызвал на пиру?

– Нет, – удивленно ответил Макс.

– Потому что ты не принадлежишь ни к одной партии. С одной стороны, ты уже не подданный императора, с другой стороны, еще не подданный короля Франциска. Немецких друзей у тебя нет, и французских тоже. Все твои враги с легкой руки Джанфранко переругались друг с другом. Пару дней им будет не до тебя.

– А твои?

– Вот с моих и начнем. Помнишь, рядом с тем местом, где на тебя напал мужик с кинжалом, лежали два тела?

– Да. Оруженосец и еще кто-то.

– Оруженосец Шарля-Луи. Он чуть не заколол меня в спину, но тот бандит, наверное, имел приказ меня похитить и привезти живой, а не мертвой.

Марта еще вчера сразу решила, что расскажет про планируемое похищение Ее светлости, но до сих пор было некогда. Весь завтрак она просидела как на иголках и наконец-то нашла возможность вставить слово.

– Должна Вам сказать, Ваша светлость, что Вас еще вчера собирались похитить.

– Кто? Таинственный поклонник?

– Нет. Высокий худой француз или итальянец. У него шрам на виске и на левой руке нет безымянного пальца.

– Винс, – кивнула Шарлотта, – работает на де Креси. Пусть похищает, и побыстрее, а то я подозреваю, что сегодня нас с Максом снова попытается убить Шарль-Луи. У Шарля-Луи нет ни ума, ни фантазии, зато наглости на троих хватит. Хочу, чтобы у Макса были свободны руки, чтобы защищаться.

– Побыстрее? Когда?

– Прямо сегодня.

– Но они же не готовы. Они только сейчас прислали мне записку, чтобы я пришла 'кое-что обсудить'.

– Еще бы они были готовы. Чтобы похитить даму с турнира надо иметь побольше мозгов, чем чтобы поджечь церковь. Сейчас пойдешь к ним и скажешь, что надо делать. Будешь записывать, или так запомнишь?

Макс подождал, пока жена продиктует Марте гениальный план похищения дамы с турнира, и задал очевидный вопрос.

– Не может оказаться, что они ведут более сложную игру? Купить Фрау Профос за сорок талеров, когда на ней не бывает надето драгоценностей меньше, чем на шестьдесят? Этот Винс такой дурак, что поверил, что Марта будет на него работать?

– Действительно, – поддержала Шарлотта, – купить Марту за сорок талеров это оксюморон какой-то.

– Оксюморон? – переспросил Макс, – что это?

– Это сочетание противоречивых понятий. Как 'живой труп'.

– Живые трупы бывают. Мне бабушка рассказывала.

– 'Шествующая рыба' тебе будет понятнее?

'Шествующим' в геральдике называлось животное, ступающее на три конечности с правой передней лапой вытянутой вперед и вверх. Любой уважающий себя рыцарь знал геральдику настолько, чтобы понять, что 'шествующих рыб' не бывает.

– Ага, или 'геморрой поперек горла', ой извините, – не удержалась Марта.

Шарлотта подавилась булочкой. Макс хлопнул ее по спине.

– Видите ли, Ваша светлость, я сильно изменилась за последнее время, – ответила Марта, – те, кто знает меня по нашему с Маркусом прошлому визиту в Феррону, до сих пор считают меня дорогой куклой из золотой клетки. Игрушкой мужа, у которой большое доброе сердце и никакого представления о том, как устроен мир и люди, которые его населяют. Они думают, что я теперь Ваша игрушка, а я не игрушка и не дура. Я порядочная женщина, которая по нелепой случайности до сих пор не замужем. И я отлично знаю, что надо делать в каких случаях, потому что опыт Маркуса это мой опыт. Однажды его также в трактире пытались подкупить, чтобы он выпустил кого-то из тюрьмы. Давали двенадцать флоринов.

– Двенадцать? Маркусу? – фыркнул Макс, – Бывают же на свете идиоты!

– Бывают, – кивнула Марта, – когда Маркус отсмеялся, он взял аркебузу и сказал: 'Есть работа на два флорина. Нужны добровольцы'. Того парня разложили на столе и засунули его двенадцать флоринов ему в задницу.

– Я бы нашел лучшее применение дюжине золотых монет, – сказал Макс.

– Золотых? Нет, этот скряга попытался подкупить Маркуса серебром, – ответила Марта.

Макс попытался в уме пересчитать двенадцать золотых флоринов на серебро и прикинуть, сколько это будет монет с каким общим весом, если один золотой флорин идет по полторы сотни серебряных сольдо… Не преуспел, потому что выходило математически правильно, но физиологически неправдоподобно.

Пока Макс считал, Марта ушла.

– Где-то во второй половине дня я поеду в гости к де Креси, – вернула мужа к действительности Шарлотта, – сегодня до вечера разберись с Шарлем-Луи…

– Он вызвал меня на пеший бой на завтра, – перебил ее Макс.

– Он? Тебя? На пеший бой? Если бы он действительно хотел с тобой сразиться, вызвал бы тебя на конный поединок. У него бы даже были неплохие шансы, потому что его французские боевые кони намного лучше, чем твои немецкие.

– Кстати… – начал Макс.

– Нет! Даже не думай сейчас покупать еще и коня! У нас будет, на что потратить деньги! – возмутилась Шарлотта, – лучше займись Шарлем-Луи, потому что, если он вызвал тебя на завтра, значит, он рассчитывает, что ты до поединка не доживешь.

Франц проснулся на полу мастерской живописца от колокола, звонившего заутреню. Рядом на полу продирали глаза Патер и Горгонзола. Их лица были перемазаны сажей, что привело Франца в очень веселое настроение. Художники посмотрели на Франца и загоготали еще громче.

– Ох, и попадет мне от Его светлости, – вдруг вспомнил Франц, – я же вчера должен был его сопроводить в лагерь. И щиты должен был к утру представить. А тут этот пожар…

– Щиты я сделать успел, – ответил Патер, и вынес из подсобки четыре щита, сверкающих свежей краской.

– Это что??? – удивленно вопросил Горгонзола, указывая на последний.

– Не что, а кто. Oberkriegschneck, как заказывали.

– Франц почесал в затылке. Ему и в голову не приходило, что его называют именно такой фантастической тварью.

– И где у него эти самые когти, язык и хвост? – поинтересовался Горгонзола.

– Мыслящим существам, в отличие от геральдических животных, оно все не положено, – гордый за свою изобретательность, ответил Патер.

– Алебарда в руках не является признаком мыслящего существа, ни в жизни, ни в геральдике – оспорил ответ Горгонзола.

– А штаны и ботинки? – возразил Патер.

Горгонзола молча признал свое поражение, на этом обсуждение и закончилось. Франц тоже не нашел, что такого умного сказать, поэтому просто поблагодарил Патера, рассчитался, умылся и задумался, как ему тащить одному четыре щита. Горгонзола предложил немного подождать и отвезти щиты на тележке, которая повезет некоторые детали и инструменты из мастерской на турнир.

Собор чудом не сгорел дотла. Даже не сильно и пострадал. Фрески местами подкоптились, погорели леса и скамейки, но это все по большому счету ерунда. Так уж сложились обстоятельства, что по соседству было помещение, где под рукой много воды, и в нем сидели два десятка 'пожарных', среди них один опытный руководитель и два менее опытных, но весьма уважаемых. Если кто не догадался, это я про монастырскую кухню. Именно туда направили свои стопы участники 'кулинарного представления' во главе с Быком. Все были голодные, даже голодные вдвойне, потому что ароматы рыцарского пира чрезвычайно способствовали аппетиту. На кухне их встречали те участники, которые не могли пойти лично, в том числе плотник и старший певчий, а также прочий любопытствующий народ.

Если бы кухня была закрыта, мог бы даже сгореть весь монастырь, ибо сначала надо бы было ведро за ведром доставать воду из колодца, да еще и найти столько ведер, чтобы подавать их по цепочке. Зато на кухне всегда налита бочка воды для питья, греются большие котлы для завтрашнего супа, варятся яйца, которые в монастырях потребляются в невероятных количествах, стоит вода от мытья посуды, которую утром сольют свиньям. С кухни есть ход в обеденную залу, где в фонтане охлаждаются бутыли с вином. И разных емкостей с ручками на кухне полно.

Поэтому, едва заслышав про пожар, вся честная компания с кухни похватала ведра и котелки, набрала воды откуда придется и рванула к собору. Рыцари, благодаря Максу, вовремя освободили вход, и монахи выплеснули первую партию воды и умчались за следующей. Одновременно Бык послал двух попавшихся под руку монахов к неподалеку расположенному колодцу и еще двух за ведрами. Сбегавшихся со всех сторон помощников Бык сразу озадачивал конкретным делом, раздавая указания по-итальянски и ругаясь на родном языке.

Общими усилиями пожар потушили, а уборку отложили до утра. Утром же, оценив количество восстановительных работ, мрачно почесали затылки. Кроме воды, в дело пошел упомянутый суп и упомянутые помои, а также вино из бутылей в фонтане, которые побили, зачерпывая воду ведрами. Пол стал липким и скользким, вдобавок к плохо отмываемой мокрой саже.

Сам епископ все утро провел в соборе, лично оценивая ущерб, ибо количество сгоревшего имущества, если верить докладам подчиненных, превышало все мыслимые пределы. Внезапно (кто бы мог подумать) оказалось, что в соборе кроме стройматериалов в количестве большем, чем могло туда влезть, хранилось несколько бочек вина для причастия, штабель мешков с мукой, и даже, зачем-то, фарфоровый сервиз, пожертвованный монастырю в позапрошлом году.

– Что? Еще и сервиз? – взревел епископ.

– Да, Ваше преосвященство, – пропищал келарь.

– Это от него половник? – епископ спросил более мягким тоном, потому что обратил внимание на повара, направлявшегося к выходу с закопченным половником.

– Нет, Ваше преосвященство, – ответил Бык, – это половник с кухни. Какой-то… божий человек тушил пожар супом и выплеснул наш лучший половник.

– А Вы не поленились его найти?

– По правде сказать, я не сам искал. Я приказал молодым братьям.

– И они Вас послушали?

– Почему они не должны были меня послушать? – искренне удивился Бык, – Вчера они под моим руководством потушили пожар и никто не искал других начальников.

Епископ глубоко вдохнул и выдохнул.

– Так… Значит, у меня в монастыре некому возглавить богоугодное дело кроме мирянина? У меня в монастыре монахи все утро отчитываются, что погубили монастырское добро, а первый человек, который что-то спас из пепла – мирянин?

Монахи, коих вокруг стояло изрядное количество, вжали головы в плечи. Келарь ссутулился и попытался исчезнуть, но его не пропустили и вытолкнули обратно.

– Брат повар, скажите мне честно, Вы не хотите здесь остаться? – неестественно добрым голосом продолжил епископ, – Настоятель уже третий год серьезно болен и совсем не управляет этими бездельниками. Я порекомендую Вас на его место, как только он посчитает нужным его освободить.

Монахи ахнули. Как читатель и сам легко может догадаться, епископ является региональным руководителем Церкви и не обязан лично заниматься управлением каждым отдельным монастырем или приходом на территории епископства. Начальником монастыря является настоятель или аббат, который избирается пожизненно из числа монахов с согласия руководства. В Ферроне исторически сложилось так, что епископское подворье имело некоторое общее хозяйство с монастырем. Руководство монастырем должен был осуществлять настоятель, но, поскольку настоятель был прикован к постели, его обязанности и, особенно, права часто брал на себя епископ, и по многим причинам никто не решался ему возразить.

– Ему нельзя! Он замечен в сквернословии! – крикнул из толпы какой-то завистник.

– Неужели? – усмехнулся епископ, – Какую матерь Вы поминали вчера вечером, брат повар?

– Божью, Ваше преосвященство! – уверенно ответил Бык. На самом деле Богоматерь он упоминал только один раз, в благодарственной молитве, когда погасли последние языки огня.

– Ну и отлично, – закончил допрос епископ, – кто-то еще хочет что-то сказать про убытки? Маэстро Горгонзола?

– Да пес его знает, – ответил грустный Горгонзола, чем тут же снискал расположение епископа.

Епископ вздохнул еще раз и произнес проникновенную проповедь, которая постучалась в сердце, в желудок и в печень каждого монаха.

– Повар!

– Слушаю, Ваше преосвященство!

– Обед отменяется. Готовьте ужин.

– Ужин так ужин, – согласился Бык.

– Братия!

– Слушаем, Ваше преосвященство!

– Немедленно всем вытащить весь мусор, отмыть собор и отчистить все, чтоб сверкало! Всем, я сказал! Чтобы каждый толстозадый ленивец в сутане тут стоял на карачках с тряпкой и не дай Бог кто-то дезертирует! Прокляну! Живыми отпою! Если я вернусь и увижу, что где-то грязно, ответственный за этот угол отправится на две недели в подвал. На хлеб и воду! Потом всем молиться. Добросовестно молиться от всей души и непрерывно.

– О чем молиться? – спросил кто-то смелый.

– О моей удаче, – ответил епископ, – Я поехал на турнир. Если вдруг случайно для меня турнир закончится раньше, чем я изолью свой праведный гнев на головы добрых рыцарей, я вернусь и изолью остаток гнева на ваши головы!

Этим же утром, чуть позже, чем все вышеперечисленные, собрались на ежедневную оперативку преступные элементы. Председательствовал недовольный Винс. Вчера вечером ему не удалось протолкаться через всю толпу сначала из-за наметившейся парной дуэли, потом из-за того, что на пути встали хозяева со свитой. Потом пришлось зарезать своего человека, которого стражники тащили в замок. Подозреваемому в поджоге церкви грозило обвинение в оскорблении светской и духовной власти и допрос под пытками. Несмотря на то, что тот парень лично костер на раскладывал и не поджигал, едва завидев инструменты палача, он бы выдал с потрохами и Винса, и Кабана.

– Зря вы нас не послушали! – начали вчерашние 'оруженосцы', – мы же говорили, какой он быстрый, какой он сильный!

– Тихо! – хлопнул по столу Винс, – Сам знаю. Меня волнует, кто нас выдал. Почему он начал действовать первым? Еще меня волнует, что за оруженосец располосовал Пьетро? Мы же видели, что друзей у них не было, и свита осталась в замке.

– С оруженосцем как раз все понятно, – ответил Кабан, – Молодежь вечно сует нос не в свои дела. Увидел, что двое простолюдинов силой уводят даму и схватился за нож. Чище надо работать. Вот ты, Винс, вроде умный, а люди у тебя смешные. Много ты на улице видел, чтобы даму обнимали сразу двое? Девку-то понятно, хоть пятеро. А даму? Тем более, твои мужики…

– Мужики в поле пашут! – фыркнул Винс.

– Гы-гы-гы! Расскажи это тому оруженосцу. Им всякий, кто не рыцарь и не поп, тот мужик, хоть золотом его облепи.

– Ты бы лучше сделал?

– Хуже сделать надо талант иметь. Бабы же все одинаково устроены. Ткнуть ее вот сюда, она и голос потеряла. Потом берешь ее аккуратно за ручку, вот так, за два пальца, – Кабан показал захват, заламывающий два пальца, на ближайшем соседе, – и ведешь, куда хочешь. Только вести даму все равно должен не мужик, а служанка или доктор.

– Где бы я тебе взял там служанку и доктора?

– Думать надо было раньше. Но, если соберешься еще раз повторить, то доктором сам оденешься, а вот тебе и служанка, – Кабан указал на вошедшую Марту.

16. Конный турнир

К утру второго дня между замком и трибуной появились размеченные дорожки и барьеры для конного турнира. Поединок с использованием копий был чрезвычайно популярен с древних времен. На начало 16 века в итальянских землях был наиболее популярен турнир через барьер, где рыцари съезжались левым боком друг к другу. Задачей максимум было выбить противника из седла ударом копья в закрепленный на его груди щит. Задачей минимум было хотя бы преломить копье, что указывало на правильность нанесения удара. Для того, чтобы все поединки уложились в отведенный день, на один поединок было отведено три копейных сшибки, при этом рыцари после первой сшибки не должны были возвращаться на стартовые позиции, а должны были развернуться и получить новые копья на другом конце барьера.

Еще в первый день герольды поделили рыцарей на две примерно равные партии. Сторона Моря говорила по-итальянски, а на сторону Суши были зачислены гости. Зачинщиками турнира традиционно считались хозяева, значит, право вызова оставалось за претендентами.

После пира оказалось, что регламент несколько усложняется. Раньше предполагалось, что рыцари будут по ходу турнира ударять в щиты кого-нибудь из противоположной партии (ударом копья в щит традиционно обозначался вызов на копейный поединок), а герольды будут по ходу процесса вести протокол. Теперь оказалось, что вызовы уже сделаны, а герольды о них представления не имеют. Рудольф Амати мобилизовал всех помощников герольдов и оруженосцев знакомых рыцарей, чтобы составить расписание, кому с кем съезжаться.

При таком количестве вызовов перед герольдами встала задача уплотнить в один день как можно больше боев. Ведь бюджет, как им уже было сказано, не бездонный, и семь дней на весь турнир – все, что хозяева небольшого города могут оплатить. Вторая неожиданная задача состояла в том, чтобы снова поделить рыцарей на две партии, поскольку добрый хозяин поссорил гостей с гостями и местных с местными.

Положение частично спасало изобретение Горгонзолы – турнирная таблица. При чем здесь художник? При том, что в эпоху Возрождения живописец, то есть, человек, умеющий понятно изобразить на плоскости то, о чем он думает, частенько оказывался еще и скульптором, или архитектором, или механиком, то есть человеком, знающим сопромат и теормех, не говоря уже о геометрии с арифметикой. Сверх того, творцы эпохи Возрождения в рамках общей эрудиции владели огромным багажом античных знаний о мире, а ведь всем известно, что каждое современное изобретение, кроме, может быть, пороха, имеет аналог если не у древних греков, то у римлян. Потому в то время было вполне логично обратиться к попавшему под руку художнику с математическими проблемами, и этот художник в большинстве случаев мог найти решение.

Герольдмейстер, едва узнав на стадии планирования, что бюджет турнира требует уместить в один день все отборочные конные поединки, в другой – все отборочные пешие, а в третий – конные и пешие финалы, обратился к Горгонзоле с просьбой придумать такую схему турнира, чтобы поединки шли непрерывно, а рыцари имели возможность заранее подготовиться и своевременно выехать на ристалище, не задерживая процесс. При этом следовало учесть, что система вызовов оставалась личной, от рыцаря к рыцарю, а сценарий турнира требовал учитывать еще и участие в партиях. Маэстро сразу определил задачу, как не имеющую универсального решения, пообещал учесть личные вызовы как можно большего количества рыцарей и попросил вставить в расписание турнира один день, когда смогут сразиться друг с другом те, кого герольдам не удастся свести в рамках турнира с делением по партиям.

Изобретение Горгонзолы представляло собой бычью шкуру, натянутую на деревянную раму. На шкуре несколькими таблицами была изображена схема турнира. Имена рыцарей-участников заранее записывались герольдами на карточки, которые следовало прикалывать к соответствующим полям. Перед началом турнира надо было приколоть все карточки в два столбца, соответствующие двум партиям. Карточка проигравшего рыцаря оставалась на месте, а карточку выигравшего секретари переносили в поле, соответствующее следующему поединку, и ставили стрелку мелом. Далее аналогично. Рыцарям 'партии Суши', вышедшим в следующий тур, помощники герольдов должны были подносить списки победителей от противоположной партии, чтобы мессиры как можно быстрее выбрали, с кем желают преломить копья. Между турами для рыцарей полагался перерыв, в котором должны были проходить поединки оруженосцев.

Современный читатель может не понять, зачем нужны такие сложности. Составили таблицу, провели жеребьевку, всего и делов. Но современный читатель привык лицезреть современный спорт, когда спортсмены должны отрабатывать перед зрителями и спонсорами полученные от них неразумно большие деньги. Рыцарский же турнир имел совершенно другие приоритеты. Устроитель турнира должен был участников не нанимать, а приглашать и делать такие правила, чтобы им было удобно. Участники же, за редким исключением, получали совсем другие доходы от совсем других дел и ездили на турниры не ради призов, а ради интересных поединков с интересными противниками, а не с кем попало.

После краткого утреннего совещания герольды приняли решение заготовленный сценарий с партиями отменить и постараться обеспечить рыцарям возможность реализовать свои планы.

Поскольку вызовов было много, а времени мало, надо было придумать ограничение по количеству боев, чтобы оно при этом не было обидным или несправедливым и, желательно, не зависящим от субъективного мнения судей. Решили, что выбывать будут рыцари, проигравшие два поединка или набравшие две ничьих, по причине того, что удача им в этот день не сопутствует и для их же блага будет сразиться в более счастливое время. Сверх того, с самого утра герольды объявляли, что в связи с огромным количеством предварительных вызовов, рыцари, завершившие свои личные счеты, могут невозбранно выйти из продолжения турнира по собственному желанию, что будет принято герольдами и дамами как вежливость по отношению к рыцарям, имеющим долг чести.

Теперь следовало дать возможность каждому рыцарю провести по одному поединку в первом и втором туре. Рыцарей было больше ста, а дорожек всего восемь, поэтому в каждом туре было намечено по восемь 'заездов'.

После этого в третьем туре должно было остаться примерно три четверти первоначального количества, а с каждым следующим туром число участников сокращалось бы примерно на треть.

После пяти-шести туров должно было остаться не более двух десятков рыцарей. Из них следовало посчитать количество 'хозяев' и 'гостей' и разыграть сценку о победе 'моря' или 'суши', для которой силами мастерской Горгонзолы были изготовлены левиафан, машущий хвостом и элефант, машущий ушами. Оба мифических животных были выполнены как обтянутые тканью деревянные каркасы, передвигающиеся на скрытых колесах. Они должны были сойтись через барьер и ударить друг друга, после чего символ проигравшей стороны вспыхивал бы фейерверком.

Дамам предстояло выбрать и наградить лучшего рыцаря этого дня, а битва чемпионов была назначена на шестой день.

Утром перед началом состязания рыцарей дорожки были отданы оруженосцам. Лучшим из них предстояло сразиться в перерыве после третьего тура, когда высшее общество сделает перерыв на обед.

Габриэль с самого начала турнира был очень обеспокоен. Угораздило же его попасть на самое видное место. Кто бы мог подумать, что представитель 'клуба инвесторов' французский граф Пьер де Вьенн окажется в числе приглашенных на этот турнир? Неужели ему самому мало работы в Милане? Могли бы французы и сами сделать себе турнир, а не кататься по всяким ферронам. Предложение графини де Круа было бы выгодным, если бы удалось найти время для поездки туда-обратно. Лишний месяц для морского путешествия находится в пределах погрешности. Но как можно затянуть экспедицию на месяц, если де Вьенн присутствует на турнире с уверенностью, что его груз в полной сохранности доехал до Ферроны?

Не дождавшись, пока Габриэль лично зайдет на огонек или хотя бы пришлет записку о прохождении маршрута и доставке груза, Пьер де Вьенн утром второго дня сам устроил на него засаду у шатра герольдов после того, как Рудольф Амати лично проверил списки прибывших и план лагеря и подтвердил, что мессир Габриэль квартирует где-то в другом месте.

– Как я рад Вас видеть, мессир! – поздоровался француз.

– Взаимно, – скромно ответил каталонец.

– Я не могу долго беседовать с рыцарем чести у всех на виду, чтобы не подумали, что мы сговариваемся насчет турнира. Поэтому сразу перейду к делу. В каком состоянии наш груз? – спросил де Вьенн.

– Груз здесь, на 'Святой Эулалии', – грустно ответил Габриэль, не придумав ничего лучше и надеясь, что на этом вопросы закончатся.

– Весь в целости и сохранности? – переспросил де Вьенн, как он думал, просто для проформы.

– Почти весь, – мрачно ответил Габриэль, не рискуя врать.

Де Вьенн поднял бровь. Габриэль поспешно добавил:

– Два тюка загорелись, рассыпались и окончательно были испорчены при тушении пожара.

Де Вьенн с характерным французским оптимизмом и рыцарственностью оценил ситуацию

– Не будь Вы рыцарь чести, я бы потребовал с Вас немедленного возмещения ущерба. Но поскольку оказалось, что Ваша репутация настолько высока, я приму груз в том количестве, которое есть, а компенсацию утраченной части, в той мере, в какой она превышает Вашу долю, Вы передадите мне по окончании турнира, под Ваше честное слово.

Габриэль не сразу нашелся с ответом. Он уже подсчитал стоимость утраченных пряностей. Его доля сгорела полностью и сверх того еще почти на сто флоринов. Такой вроде бы удачный рейс обернулся сплошным убытком. С одной стороны, француз не требует немедленного расчета, с другой – теперь теряют смысл сведения от графини де Круа. Без оборотных средств сделки с кастильскими пряностями не будет.

– Даю Вам слово, – за неимением лучшего, безрадостно ответил Габриэль.

– Отлично! – обрадовался де Вьенн, – что же Вы такой грустный?

– Лучше не спрашивайте. Скажите лучше, когда следующий рейс?

– Когда закончится турнир, мы привезем в Милан эту партию и распродадим оптовикам. Часть уже зарезервирована для Лиона. Потом соберем наш клуб, поделим доходы и примем решение о следующей партии. От месяца до двух, я полагаю. Не пропадайте.

Габриэль с трудом приклеил к лицу минимально необходимую улыбку и распрощался с дорогим компаньоном. Скоро надо будет расплатиться с командой и гребцами, после этого денег не останется совсем. Один рейс мог бы решить все проблемы, но где в такие сроки найти инвестора? Еще этот Фальконе всех перессорил, до конца турнира никто и думать не будет про бизнес-планы! Еще и эти бабы… то есть дамы с этой почетной должностью! Теперь так просто ни к кому не подойдешь, все будут подозревать сговор и подкуп. И не дай бог, если удастся с кем-нибудь договориться, а его прислуга растреплет по лагерю, что тот заключил сделку с рыцарем чести. Доказывай потом почтенному обществу, что сделка относится не к турниру, а к контрабанде пряностей. Ужас.

Страсти, начавшиеся с подачи гостеприимного хозяина, к утру не улеглись, а разгорелись еще больше. Вчера вечером Грегуар Бурмайер потребовал от своего вассала извиниться перед епископом, чем немало всех удивил. Бастард Бранденбургский обозвал Бурмайера трусом, на что тот ответил, что 'епископ, мать его, Ферронский это образец рыцарской, черт ее подери, добропердетели и светильник высокой нравственности в католической церкви'. На что Бе-Бе, не задумываясь, ответил, что 'епископ, мать его, Ферронский' – позорище и для рыцарства, и для церкви, и для самой Ферроны, и даже три позорища по цене одного.

Речи и первого и второго в многочисленных пересказах молниеносно разнеслись по лагерю, после чего против 'куртуазных' выступили венецианцы и ломбардцы. А также Альфиери, который вызвал Бе-Бе на поединок в шестой день, если тот будет способен держать копье после поединка с Бурмайером, запланированного на пятый.