Текст книги "Хорошая война"

Автор книги: Алексей Зубков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 30 страниц)

Некий ломбардец, у которого был назначен конный поединок с де Вьенном, увидел своего недруга беседующим с рыцарем чести и чрезвычайно обеспокоился, не идет ли речь о подкупе. На требование пояснить, о чем шла беседа, де Вьенн ответил отказом, после чего уже целая делегация ломбардцев отправилась к Габриэлю с тем же вопросом и тоже получила предсказуемый отказ. Не говорить же каждому встречному-поперечному на венецианской территории, что речь шла о контрабанде?

Непосредственно перед началом турнира наиболее значимые представители ломбардцев отправились на трибуну дам с просьбой об отводе рыцаря чести, но встретили там графиню де Круа и Виолетту Сфорца, которые дружно объяснили, что здесь у каждого рыцаря есть враги, и если никто на этом основании не будет разговаривать с рыцарем чести, то ему будет грустно и одиноко, а дамы никак не могут пожелать такой участи достойному человеку. Довод оценили дамы, не считавшие себя связанными узами брака и впечатленные рассказом Шарлотты о мужской доблести Габриэля, в том числе представительницы славной Ломбардии.

Вопрос был решен миром, но осадок остался. Французы, увидев массовое выступление ломбардцев против рыцаря чести, заподозрили с их сторону какую-нибудь особенную подлость и поступили по принципу 'враг моего врага – мой друг' – заключили тактический союз с 'куртуазными'.

Епископ и ди Кассано открывали турнир в числе первых. Макс к своему удивлению тоже оказался в первой восьмерке. Габриэль решил, что чем более рыцарь на виду, тем сложнее устроить ему какой-нибудь неприятный сюрприз. Противники всем достались достойные. Епископ завершил три сшибки вничью, три раза взаимно сломав копья. Доменико победил, преломив копье три раза против двух. Макс проиграл со счетом один-три, еще и разбитый щит пришлось менять.

В первом туре особых эксцессов не было. Несколько рыцарей были выбиты из седел, двое из них ушиблись слишком сильно, чтобы продолжать участие. Какому-то шумному тосканцу покалечили коня. Какой-то штириец жаловался, что враги надрезали ему подпруги, из-за чего он к всеобщему веселью слетел с коня вместе с седлом. Кто-то ругал выданное герольдами кривое копье вместо того, чтобы ругать свои кривые руки. Остальные, едва сняв шлемы, отдавали дань вину и дамам. Оруженосцы принимали коней и проверяли снаряжение. Помощники герольдов составляли пары на следующий тур.

Во втором туре Макс неожиданно для себя в первой же сшибке выбил из седла кого-то из бургундцев. Получилось так, что оба удара были нанесены одновременно, оба коня прянули на задние ноги, но более тяжелый Макс удержался в седле, а более легкий бургундец был суммарной силой ударов сдвинут на край седла, попытался вернутся на место, но не сбалансировал и упал на землю. Конечно, красивее, когда удар выбрасывает рыцаря из седла на полном скаку, щит летит в одну сторону, копье в другую… Именно так епископ выбил молодого рыцаря, бросившего ему вызов в соборе.

Фредерик помог Максу спешиться и осмотрел снаряжение. Щит, как и следовало ожидать, треснул пополам.

– Франц! Где щиты?

Первые три щита Франц положил рядом со снаряжением для конного турнира, а четвертый собрался было установить перед палаткой швейцарцев, но кто-то его отвлек, и щит остался в той же стопке, что и другие три. Фредерик вытащил верхний щит и показал, что все в порядке, запас щитов есть. Так как по регламенту рыцарям полагалось поворачиваться и начинать вторую сшибку с другого конца барьера, оруженосцы должны были дежурить с обеих сторон, чтобы проверять снаряжение и заменять копья. Соответственно, и запасные щиты должны быть на обеих сторонах. Поскольку ни Франц, ни Фредерик не знали, на какую сторону пригласят Макса, они поделили пополам стопку из четырех щитов.

Вот и третий тур. Со стороны претендентов выехал тот самый рыцарь от 'куртуазных', который заранее бросил вызов графу де Круа. Герольд взмахнул жезлом. Макс поднял копье и пришпорил коня. Ближе к середине барьера копье легло на опорный крюк и нацелилось в середину щита претендента.

Мастерство здесь в том, чтобы копье нанесло удар как можно ближе к перпендикуляру плоскости щита. Если угол будет прямой, деревянное копье хорошо перенесет нагрузку на сжатие вдоль волокон и энергия удара будет передана щиту и рыцарю, скрывающемуся за ним. Если отклонение будет небольшим, копье получит нагрузку не только на сжатие, но и на слом, поперек волокон, и, скорее всего, сломается. Рыцарь может выдержать удар, если он хорошо держится в седле, в этом случае копье все-таки сломается, а может не выдержать и вылететь из седла. Для того, чтобы участники турниров не ломали себе спины, турнирные седла делались без высоких задних лук. Задача усидеть в турнирном седле без опоры за спиной была значительно сложнее, чем задача усидеть в боевом или даже походном седле.

Равным образом энергия удара будет передана и в другую сторону. Копейщику нужны еще и крепкие руки, способные не только точно направить копье в щит, но и удержать его в момент столкновения. Доля статической нагрузки в копейной сшибке относительно невысока, поскольку рыцарь со старта держит копье как ему удобнее, и только перед ударом нацеливает его в щит.

Первая сшибка прошла вничью, оба копья сломались, но рыцари удержались в седлах. У Макса разлетелся щит. В щепки. Макс в конце барьера остановил коня, развернулся и подъехал к барьеру с другой стороны. Франц шустро запрыгнул на барьер, отцепил от кирасы остатки щита и повесил новый.

Вторая сшибка привела к тому же результату, оба копья были сломаны. Щит Макса снова разлетелся в куски, а Макс отломил край щита противника. Макс снова развернулся и подъехал к барьеру. Фредерик с трудом влез на барьер и подтянул за ремень запасной щит. Едва Фредерик закрепил щит на кирасе, Макс тронул коня. Ни оруженосец, ни, тем более, рыцарь, не заметили, что на лазоревом фоне вместо серебряного щитка была нарисована та самая улитка. Так уж получилось, что Патер раскрашивал четвертый щит в основном теми же красками, что он положил на палитру для первых трех.

На соседней дорожке мерялся силами с каким-то немцем епископ Ферронский. Не желая второй раз ждать, пока какому-то неловкому новичку заменят щит, епископ махнул герольду, намекая, что пора давать отмашку на третью сшибку. Герольд замешкался, но взмахнул жезлом раньше, чем Макс был готов. Все рыцари кроме графа де Круа пришпорили коней, через пару секунд, отстав от епископа на три корпуса, пришпорил коня замешкавшийся Максимилиан, как только он стронулся с месте, пришпорил коня и его противник.

С чувством глубокого искреннего изумления соперник епископа узрел на мелькнувшем в узкой смотровой щели шлема гербе рыцаря справа чудовищную улитищу в клепаной сегментной раковине, в прорезных ландскнехтских штанах и тупорылых туфлях, и даже с огромной алебардой в лапах. Взгляд его, скользнув по рыцарю справа, тут же вернулся к надвигавшемуся епископу, но мозг, обработав нетипичную информацию, приказал взгляду вернуться и обозреть шокирующий объект еще раз. Рука дрогнула и копье совсем чуть-чуть опустилось, попав под шейный доспех епископского коня.

Жеребец под епископом встал на дыбы, сбрасывая всадника. Макс этого не заметил, но заметил его противник и его рука слегка дрогнула. Не настолько, чтобы промахнуться по щиту, не настолько, чтобы не преломить копье, но настолько, чтобы копье ударило в щит Макса чуть-чуть не под прямым углом и сломалось, оставив щит в целости. Макс тоже сломал копье

Франц чуть не упал, когда увидел Его Светлость с улиточным щитом. Едва Макс подъехал, он замахал руками и оставшимся щитом. Макс привычно развернулся и Франц заменил щит на новый с той скоростью, как в понятной читателю аналогии меняют колеса на пит-стопах автогонок.

Макс посчитал, что проигрыш, выигрыш и ничья для трех туров турнира – хороший результат и сообщил герольду о 'проявлении вежливости' и снятии себя с турнира.

После третьего тура полагался большой перерыв. В перерыве барьеры были отданы оруженосцам. Теперь копья ломались реже, а из седла вылетали чаще. Травм стало больше. Макс насчитал четверых, кого уносили, и девятерых, кого уводили. Всех удивил Феникс, который выиграл оба поединка, один раз выбив противника из седла, а второй – более удачно преломив копья. Второй проигравший оруженосец, осознав, что остался без коня, устроил некрасивый скандал, жалуясь на Феникса, который слишком мал, чтобы в него можно было нормально прицелиться, и вертится под ударами вместо того, чтобы держаться прямо, чтобы об него ломались копья.

Макс, не торопясь, снял доспехи и собрался уже съездить в лагерь, чтобы перекусить и переодеться, но вынужден был немного задержаться. Откуда-то появился Людвиг-Иоганн Бурмайер, которого сопровождал Феникс в новом доспехе для конного турнира. Оказывается, он решил оформить вызов на завтрашний пеший бой со всеми формальностями. Макс вызов принял и отметил, что Людвиг-Иоганн во-первых, относится к обыденным рыцарским делам как-то по-книжному, что в его возрасте странно, а во-вторых, в конном турнире не участвовал, что еще более странно.

Третьей сегодняшней странностью было отсутствие вызовов от кого-нибудь еще из раубриттеров. Четвертой – отсутствие Шарля-Луи. В конном турнире он вообще не участвовал, а швейцарцы доложили, что не видели его ни в лагере, ни на трибунах. Услышав насчет трибун, Макс посмотрел на женскую ложу. Шарлотты там уже не было.

Тем временем, перед трибуной разгорался скандал. Епископ осыпал возвышенными проклятьями рыцаря, поранившего его коня. Рыцарь-француз или не понимал, или притворялся, что ничего не понимает, отказывался платить за ущерб, нанесенный коню и обвинял во всем 'рыцаря справа, изобразившего на щите черт знает какое улиткоподобное чудовище'.

Расследование показало, что внимание почтенной публики было приковано к поединку епископа, а два рыцаря дорожкой дальше никого не интересовали. Даже оруженосцы, дежурившие у барьеров, не обратили внимания, какой герб был у де Круа. Их показания распределились от 'белый щит' до 'лазоревый щит' с пятью вариантами гербовых фигур.

На самом деле оберкригшнека кроме 'потерпевшего' рыцаря заметили всего шесть человек. Габриэль счел его каким-то замыслом четы де Круа и, честно выполняя свою часть сделки, заявил, что ничего подобного не видел. Турнирный стражник, чья обязанность была подхватывать вылетающих из седел рыцарей, будучи простолюдином и конформистом, не рискнул не согласиться с рыцарем чести. Другой турнирный стражник в грош не ставил рыцаря чести, как каталонца, но, испытывая неприязнь ко всем французам, тоже сказал, что никаких улиток он не видел. Помощник герольда был умеренно пьян и кроме улитки в течение дня наблюдал белку, зеленых чертей, мокрую курицу, претендующую на феникса, рыцаря в епископской мантии вместо налатника, левиафана, машущего хвостом и элефанта, машущего ушами. Последние два были как живые, с одним из них даже разговаривал священник.

Рыцарь, который сражался с Максом, не отличался хорошим зрением. То есть, щит он видел, а детали герба уже с трудом – нечто белое на синем, целиться в центр белого. Он уверенно подтвердил, что де Круа начал и закончит турнир со своим гербом, серебряным щитком на лазоревом фоне. И горе тому, кто усомнится в его рыцарском слове. После чего почесал переносицу и надел очки. Больше ему вопросов не задавили.

Франц, которого выловили помощники герольдов, узнав, что улитку никто не видел, вытер со лба кварту пота и предложил собрать с поля обломки щитов Его Светлости. Как и следовало ожидать, никаких улиток там и рядом не лежало.

Наконец, Максимилиан де Круа предстал перед Судом Любви и Красоты и поклялся, что, несмотря на то, что его окружают разнообразные человекоподобные улитки, из которых многие в штанах, а некоторые и с алебардами, он никого из них пока еще по щиту не размазал, и с самого начала турнира герб не менял. После чего добавил, что обозвать улиткой древний герб де Круа это прямое оскорбление его славному роду. И вызвал французского рыцаря на пеший бой на третий день турнира, каковой вызов был принят без всяких возражений, извинений и примирений.

– Не знаю, заговор это или колдовство, но я уверен, что мой человек не врет, – сказал Пьер де Вьенн Бертрану фон Бранденбург.

– Я бы на его месте уступил, – ответил тот, – при чем здесь улитка и де Круа, если ущерб нанесен коню епископа. Щелкнуть по носу этого полумонаха-полурыцаря стоило, но калечить ради этого великолепного французского жеребца это уже перебор. Коня в самом деле жалко, у него порвана кожа на шее сверху и стерта ремнем на шее снизу.

– Он уже не уступит, – прислушался де Вьенн, – если он повторит в лицо епископу обвинение в колдовстве, даже не знаю, что выберет епископ – как рыцарь бросит вызов на бой до смерти или как представитель церкви отправит его в инквизицию.

– Вмешаться?

– Что Вы хотите сделать?

– Обязать епископа взять на себя равные права и обязанности со всеми рыцарями. Этак он к концу турнира совсем обнаглеет.

– Прошу внимания, благородные рыцари и прекрасные дамы! – прервал острую дискуссию на самом остром месте мессир Бертран, – не могу знать, кто здесь прав, но знаю, у кого больше прав!

– Больше прав? Что за намеки? Королей здесь нет, а наш друг Джанфранко еще не сказал своего слова – ответил герцог Лоренцо Медичи.

– Никаких намеков, одни факты. Мы все подсудны Суду Любви и Красоты, но среди нас присутствует духовное лицо, подсудное лишь церковному суду, коего я здесь не наблюдаю.

– С негодованием отметаю это обвинение, – ответил епископ с достоинством, – в начале турнира я передал герольдмейстеру письмо, в котором на время турнира сложил с себя защиту церковного суда и просил все инциденты, затрагивающие меня, судить по турнирным обычаям.

– Вы хотите сказать, что создали прецедент, когда монах по собственному желанию может на некоторое время перестать быть монахом, а потом вернуться к монашескому статусу? – передернул мессир Бертран, – За эту уловку многие скажут Вам спасибо.

– С негодованием отвергаю и это обвинение, – ответил епископ с еще большим достоинством, – ибо ничего противного монастырскому уставу я не делаю.

– Вы внесли разрешение на конные турниры в устав монастыря?

– Никакого особого разрешения и не требовалось. Еще папа Гонорий III в 1256 году разрешил монахам ездить верхом. 'Позволительно ли монахам ездить верхом, сообразно ли это уставу и достоинству?' – вопрошали визитаторы Клюни. И ответ им последовал утвердительный. Насчет ломания тупых деревянных копий я и вовсе запрета не припомню. Дайте святому отшельнику вязанку копий, он их все переломает на дрова и не подумает, что это какой-то священный предмет, который божьему человеку и преломить нельзя.

– Что же Вы скажете про чудесный обычай прославлять прекрасных дам? Случить Вам победить на турнире, какую даму Вы назовете прекраснейшей?

– Приснопамятную деву Марию. И горе тому, кто скажет о ней что-то плохое! – ответил епископ, перекрестившись, как подобает монаху, и положив руку на эфес, как подобает рыцарю.

17. Святой Альберт и ничего личного, только бизнес

Похитить даму прямо с территории турнирного лагеря во время турнира? Одной наглости здесь не хватит. Еще понадобится с десяток девушек в ярких платьях, просторных накидках и широкополых шляпах, чтобы скрыть процесс похищения от посторонних глаз, служанка и доктор, чтобы схватить жертву и довести до кареты, собственно карета с кучером, подкупленные стражники, которые без задержек пропустят и выпустят карету, дом в городе (не прятать же бедняжку в шатре прямо в лагере), охрана и прислуга в этом доме.

Куча денег, правда? И слишком много соучастников, которые непременно проболтаются. Но, если есть эта куча денег, а секретность достаточно продержать пару дней, то план легко становится реальным.

Винс все сделал правильно. Шарлотта исчезла с турнира, как сквозь землю провалилась. Швейцарец, которому было поручено проследить за Шарлоттой, потерял след сразу после городских ворот. Сразу после кареты в городские ворота въехала большая и неторопливая телега с бочками и перегородила проход пешим и конным. Карета ненадолго остановилась в проходном дворе, Шарлотту и Марту провели через какой-то склад, узкий проход между домами, незаметную дверь в глухой стене и респектабельные коридоры купеческого дома. Предоставленная комната была достаточно приличной для проживания дам и выходила окнами во внутренний двор.

'Пропавший' Шарль-Луи де Круа первую половину дня занимался делом. План, который придумал Бастард Бранденбургский, состоял в том, чтобы во-первых, убить 'самозванца', во-вторых соблюсти на всякий случай видимость законности. Замок святого Альберта позволял выполнить первую часть относительно незаметно, но с соблюдением некоторых декоративных формальностей. Немаловажно, что замок не находился непосредственно под юрисдикцией графа. Законный владелец замка имел право казнить и миловать на своей территории. В отсутствие законного владельца казнить и миловать в замке мог кто угодно, а владетель окружающей земли граф Фальконе не имел права вмешаться и не нес никакой ответственности за происходящее в чужом замке.

Замком сие строение называлось больше по традиции, чем из-за соответствия гордому слову 'замок'. Когда-то это действительно был полноценный замок с каменными стенами, нижним и верхним двором, но стены были изрядно порушены в предпоследнюю и последнюю войну. Витторио Сантальберти хотел содрать три шкуры за аренду замка на день, но Бе-Бе сторговался за полцены. В условия аренды входил нижний двор полностью, контроль над воротами в замок и все подсобные помещения, окна в которых выходят на нижний двор. В сумме это составляло большую часть территории замка, за небольшим исключением в виде верхнего двора. Хозяин с семьей и свитой утром отправился на турнир, часть челяди отправилась туда же зрителями, остальным дали выходной под обязательство до завтра в замок не соваться. Из постоянного населения остались не более десяти человек. Все они занимались своими делами в помещениях верхнего двора.

Если бы кто-то следил за Шарлоттой, он нипочем бы не догадался, куда она пропала, и даже не узнал бы, что она куда-то пропала. Но у Шарля-Луи был осведомитель из числа лакеев де Креси, поэтому Шарль-Луи узнал про идею похищения еще до начала турнира. О том, что вторая попытка будет во второй день, он узнал сразу, как только посыльный от Винса доложил об этом де Креси. Первой мыслью было натравить Максимилиана на де Креси, такой ход с большой вероятностью выводил де Креси из игры, но усиливал самозванца. К тому же, хотя ловушка с замком святого Альберта была готова, вопрос о том, как заманить в нее дичь, оставался открытым. Обдумав эти две проблемы, Шарль-Луи пришел к выводу, что надо использовать исчезновение Шарлотты для того, чтобы направить Макса в замок святого Альберта.

Вербовщик Ротемауль доложил, что вопрос со швейцарцами улажен, и они перейдут к новому нанимателю хоть сейчас. Оставалось только заманить в ловушку этого Максимилиана. Бранденбуржец обещал что-нибудь придумать, но обстоятельства сложились так, что Шарль-Луи справился сам. Маленький паж сбегал к 'самозванцу' и сообщил, что сеньора де Круа похищена родным дядей, находится в замке святого Альберта и ее увозят во Францию в этот же вечер. Паж подробно описал Шарлотту и передал перстень-печатку с гербом де Круа. Лишняя печатка с собственным гербом случайно нашлась в шкатулке Шарля-Луи.

Макс поверил. Кто еще мог знать, что Шарлотта отсутствует, потому что она похищена дядей? Насчет записок и паролей они с женой не договаривались, потому что Шарлотта не собиралась писать никаких записок, а Макс должен быть найти ее, прищемив хвост де Креси. Но печатка с гербом и чрезвычайные обстоятельства его убедили.

Пока Его Светлость давал показания по поводу улитки, к Францу подошел Ротемауль и сообщил, что смена нанимателя запланирована на сегодня, деньги на всех уже у него и остальным швейцарцам он уже об этом сказал. Франц мысленно выругался, но на словах согласился. Как только Ротемауль отошел на два шага, Франц бросился искать Патера и нашел его за шатром герольдов, сидящим на лапе левиафана в компании Горгонзолы и Быка.

– У меня срочное дело, – сказал Франц, – мне нужен добрый совет.

Патер положил руку ему на плечо и отвел в сторону.

– Рассказывай, сын мой.

– Нас перекупают. Не знаю кто, но у него здесь тоже швейцарцы, а переговоры вел Ротемауль.

– Ротемауль? Слышал про него, старый опытный вербовщик. И что тебя беспокоит?

– Мне бы лучше с Его Светлостью. Ему больше сопутствует удача, чем его врагам. А парням все равно, лишь бы сегодня денег побольше.

– Так в чем проблема? Скажи Его Светлости. Он вас обратно перекупит.

– Я боюсь ему на глаза попасться, – вздохнул Франц, – не то, что денег требовать.

– Почему?

– Я отсутствовал ночь и все утро вместо того, чтобы командовать свитой. Щиты, которые я купил, все развалились. Кроме щита с оберкригшнеком, который случайно мессир Фредерик повесил на кирасу Его Светлости перед последней сшибкой. Почему-то его никто не видел, кроме одного рыцаря, зато этот рыцарь теперь устраивает скандал на весь мир.

Патер от души рассмеялся.

– Не вздумай показать его еще кому-то, а то война начнется. С Его Светлостью я за вас поговорю.

– Я так и знал! – отреагировал Макс, когда Патер объяснил ему суть дела, – Де Креси увозит мою жену и хочет оставить меня без солдат, чтобы я не смог организовать преследование. Только ничего у него не выйдет. Я уже знаю, где он держит Шарлотту, а швейцарцев перекуплю обратно.

– Когда Вы им об этом скажете и когда дадите деньги? – спросил Патер.

– Не раньше, чем они получат деньги от этого Ротемауля. Мое слово должно быть последним, чтобы у них не было возможности снова побежать к нему и попросить еще больше, как у вас принято. К тому же, де Креси не знает, что я прямо сейчас собираюсь к нему в гости. Если Ротемауль не дал им денег сейчас, мы можем успеть разобраться с де Креси до того, как он придет с деньгами. А если он будет знать, что его заказчик изменил свои планы, скорее всего, он оставит доверенную ему сумму себе, и я сэкономлю.

– Но если у Вас не будет возможности? Если Ротемауль встретит вас в замке?

– Тогда… – Макс задумался, – Тогда я заранее передам деньги доверенному человеку, который либо перекупит моих швейцарцев обратно, если будет такой случай, либо вернет всю сумму мне, если случая не будет. Францу я не доверю, а вот божьему человеку и нашему другу булочнику – доверю. Сколько будет стоить нанять вас двоих на один вечер?

Бык настоял, чтобы по пути на тот берег успеть зайти в монастырь. Поскольку у ветеранов была фора, пока Макс соберет свое войско, а также поскольку два человека всегда движутся быстрее, чем сорок (десяток охранников Макс на всякий случай оставил в лагере), Патер счел это возможным. Бык проинструктировал кухонную команду насчет ужина, переоделся, взял свой замотанный в тряпки двуручный меч, и швейцарцы поспешили на паром. На выходе ветеранам попался навстречу брат Бартоломео с ведром и тряпкой. Не успел он открыть рот, как Патер склонил перед ним голову.

– Отче! Благословите на доброе дело!

Бартоломео удивился, но благословил. Швейцарцы побежали дальше.

– Что это у Вас, брат-повар? – крикнул он вдогонку, указывая на упакованный меч на плече Быка.

– Несу свой крест, отец-госпиталий, – бодро ответил Бык, обернувшись на ходу.

– На что же я их благословил? – всплеснул руками Бартоломео.

Макс с отрядом поднялся к замку и осмотрелся. Никакой охраны у замковых ворот не было. Надо думать, похититель трусливо прятался и не афишировал присутствие в замке иностранца, выставляя на входе своих французов. Перед воротами в пыли была палкой нарисована лилия. Это означало, что Патер и Бык с деньгами уже здесь, убедились в наличии в замке гостей и сидят в кустах неподалеку, чтобы не удивлять швейцарцев своим внезапным желанием подработать.

За воротами тоже не оказалось ничего интересного. Штурмовой коридор, ведущий в нижний двор. Когда Макс во главе отряда почти дошел до конца, из-за зубцов стен высунулись арбалетчики и аркебузиры и взяли на прицел только самого рыцаря, игнорируя швейцарцев.

– Сдавайся, самозванец, – предложил Шарль-Луи, появившийся с Ротемаулем и вооруженной свитой из нижнего двора.

– Ты? – искренне удивился Макс.

– Должен Вам сказать, Ваша светлость, что с этого момента мы Вас на некоторое покидаем, – с неподдельной грустью в голосе обратился Франц к Максу.

Французы разоружили Макса и под охраной увели во двор. Макс не успел и глазом моргнуть, как ему на руки надели браслеты, соединенные цепью. На простолюдинах кандалы заклепывал кузнец, но для рыцаря приготовили пружинные защелки

К швейцарцам подошел Ротемауль с мешком денег и отсчитал обещанные 'тридцать сребреников'. Шарль-Луи спустился и оглядел свое новое войско.

– Куда их? – тихо спросил его Ротемауль, – Они Вам точно нужны? Я бы не советовал проводить казнь в их присутствии. И в охрану их пока рановато ставить.

– На второй этаж, там для них бочонок вина. Скажите, что я скоро приду. Я и правда скоро приду.

Ох уж эти французы! Эстеты! Хотят, чтобы все было красиво, даже такое жуткое зрелище, как казнь. Макс искренне удивился, увидев сколоченный из новых досок эшафот, дубовую плаху 'для профессионального использования' и коренастого палача в французском, что удивительно, костюме с ярко-красной маской, и с двуручным мечом шириной в ладонь, начищенным до блеска.

Максимилиан был уверен, что вот-вот его швейцарцев перекупят обратно, поэтому не особенно огорчился и с чувством собственного достоинства взошел не эшафот в окружении шести охранников.

С двухфутового помоста можно было обозреть весь нижний двор. В середине на мягком кресле восседал Шарль-Луи де Круа, рядом на стульях – двое молодых людей благородного вида, по периметру двора два десятка французских гвардейцев де Круа в доспехах и с алебардами, и два десятка бранденбуржцев. На эшафоте стоял судья, точнее, некто в судейской мантии и с пергаментным свитком в руках.

Обратный отсчет. 'Судья' неторопливо зачитывает приговор. Охранники отходят на шаг и встают по дальней стороне эшафота. Палач принимает театральную позу 'опираясь на перекрестье двумя руками'…

Как только закончилась сцена в штурмовом коридоре, на ворота замка вернулись двое стражников. Не успели они переступить с ноги на ногу, зевнуть и почесаться, как из-за поворота дороги к замку вышли двое монахов. Один из них, тот, что чуть повыше, отличался весьма тощим телосложением и опирался на тонкую длинную палку, хотя совсем не хромал. Второй монах был немного ниже первого, в два раза шире в плечах и с солидным брюшком. На плече он тащил тяжелый крест высотой в пять футов с перекладиной в полтора, полностью завернутый в мешковину.

Проходя мимо ворот, монахи, не сговариваясь, молча повернули в замок. Стражники демонстративно скрестили перед ними алебарды.

– Куда прете, святые отцы?

Святые отцы повернулись к стражникам, переглянулись, кивнули и… почти одинаковыми ударами в челюсть свалили на землю обоих. Потом бегом бросились в открытые ворота. Сразу за воротами монахи перешли на шаг, но никого обмануть им не удалось. Недалеко от ворот, так, чтобы не было видно снаружи, в штурмовом коридоре на двух лавках сидели восемь настоящих охранников. Настоящих, не ветеранов забытых сражений в гербовых накидках и с церемониальными алебардами, а профессионалов в самом расцвете сил, с мечами и кинжалами.

– Взять живьем! – успел скомандовать своим бойцам старший перед тем, как посох тощего монаха ударил его между глаз.

Толстый монах двумя взмахами своего креста положил двух охранников. Тощий круговым движением посоха перебил голень еще одному. Осталось четверо – трое – двое – последний попытался убежать – не успел. Монахи побежали по дорожке, ведущей к закрытым воротам нижнего двора. Тонкий бросил посох и подобрал алебарду одного из солдат, Толстый остался при своем оружии.

Путь проходил мимо двухэтажного здания, где на верхнем этаже сидели швейцарцы, а на нижнем – резерв Шарля-Луи, оставленный на случай, если со швейцарцами будут проблемы. Перед Толстым и Тонким выскочили несколько человек – и разлетелись в стороны. Последний проход между стенами, два десятка шагов до ворот нижнего двора, но ворота закрыты, а перед ними стоят с мечами наголо уже полтора десятка стражников.

– Штурмовой коридор, святые отцы, это препятствие не для двоих, – дружелюбно улыбнулся предводитель отряда, выстроившегося у ворот.

– Сдавайтесь. Мы с удовольствием вас наймем, – не менее дружелюбно предложил офицер в полудоспехе, уже успевший построить на другом конце коридора еще два десятка солдат.

– In nomine Domini! – закричал Тонкий, отбрасывая назад капюшон. Солдаты вздрогнули, голос у него был совершенно не соответствующий телосложению.

– Amen – негромко добавил Толстый, вставая спина к спине с сообщником.

Офицер в полудоспехе тяжко вздохнул, поднял длинноствольный пистолет и выстрелил в Толстого. Пуля попала в грудь, монах отлетел на шаг, едва не сбив с ног Тонкого, и плюхнулся на задницу. Солдаты с двух сторон начали осторожно приближаться к монахам.

Толстый встал (офицер удивленно приподнял бровь), взялся обоими руками за ворот сутаны и разорвал ее сверху донизу. Кто-то удивленно присвистнул – под сутаной оказалась рыцарская кираса с несколькими вмятинами от пуль, надетая поверх латного воротника, а под широкими рукавами скрывались латные руки. Освободившись от сутаны, липовый монах дернул за какую-то веревочку и его крест, освободившись от окровавленных тряпок, превратился в хороший двуручный меч с длинной рукоятью. Экс-монах с улыбкой отсалютовал офицеру мечом и двинулся ему навстречу. Тонкий с алебардой прикрывал напарнику спину.

Толстый оказался превосходным бойцом. Он использовал двуручный меч больше, чем на сто процентов: рубил и колол лезвием, бил навершием, ломая челюсти и ключицы, парировал удары перекрестьем, мастерски выполнял зацепы и обезоруживание. Офицер продержался секунд пять, солдаты отлетали один за другим, как мешки с мукой.

Тонкий атаковал простыми колющими ударами. Лицо-ноги-пах, прицельно по открытым болевым точкам. Выпад – удар – ранен, выпад – удар – убит.

В первой схватке охрана замка потеряла шесть человек. Тонкий и Толстый не получили ни царапины. Потом к охранникам пришло подкрепление, но монахи успели пробиться к воротам. Здесь бы им и умереть на трупах врагов и с оружием в руках, обессмертив свое имя в городских легендах, но судьба решила иначе.